Текст книги "Имперский детектив КРАЙОНОВ. ТОМ II (СИ)"

Автор книги: Арон Родович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Соня это заметила. Но сделала вид, что ничего не произошло.

Женёк прошёл следом, оглядел кабинет и на секунду завис. Потом сел в кресло и посмотрел на меня с лёгким удивлением – мебели у нас, мягко говоря, было впритык. Я занял своё место за столом, а Соне, по сути, оставалось либо стоять у стены, либо сесть на старый стул.

Она выбрала второе.

– Ну что ж, – сказал я, устраиваясь поудобнее. – Давай посмотрим, что у тебя там за задание.

Соня чуть оживилась.

– Я могу рассказать…

– Нет, – перебил я спокойно. – Давай лучше я прочитаю. Так будет правильнее. А ты пока… осваивайся.

Она кивнула, явно не до конца понимая, куда именно ей осваиваться.

– Да, конечно, – сказала она и тут же смутилась от собственного голоса.

Краем глаза я заметил, как Ксюша беззвучно передразнила её мимику и интонацию. Очень точно. Почти зло.

Женёк сначала посмотрел на Ксюшу строго, предупреждающе, а потом всё-таки усмехнулся. Похоже, вся эта сцена его скорее забавляла, чем напрягала.

Я открыл папку.

Лист за листом.

Читал молча, не торопясь, вникая в каждую строчку.

И чем дальше я читал, тем меньше мне это нравилось.

Совсем не нравилось.

Похоже… угадал.

Глава 17

Я дочитал бумаги до конца, не меняя выражения лица.

Документ был оформлен сухо, без лишних эмоций, как и положено канцелярии. Чёрный шрифт, стандартная верстка, ссылки на внутренние регламенты, подписи и печати. Всё аккуратно, без намёков на то, что на самом деле это не просто бумага, а повод залезть в мою жизнь чуть глубже, чем мне хотелось бы.

Суть стала понятна уже на второй странице.

Формально Соня не передавалась в моё распоряжение. Там даже специально несколько раз это подчёркивалось. Никакого подчинения, никаких прямых приказов, никаких обязательств исполнять мои указания по умолчанию.

Но это было формально.

По факту же её прикрепляли ко мне.

В документе это называлось аккуратно и безобидно:

«Назначить представителя Канцелярии для наблюдения, сопровождения и получения практического опыта в процессе деятельности барона Романа Аристарховича Крайонова».

Наблюдение. Сопровождение. Опыт.

Я хмыкнул про себя. Канцелярия никогда не тратила слова просто так.

Дальше шёл список оснований. И вот тут они даже не пытались делать вид, что чего-то не знают.

Два завершённых дела с участием аристократических родов.

Официально закрытое дело по линии Карловых.

Подтверждённое выполнение договорённостей с графом Драгомировым.

Наличие устных соглашений, признанных сторонами как выполненные.

И, как вишенка сверху, упоминание о текущем взаимодействии с родом Змеевских, пусть пока и без финальной фиксации.

Ни слова о том, что это секрет. Ни намёка на удивление. Канцелярия была в курсе. Давно. И, судя по формулировкам, следила за мной не первый день.

Следующий пункт был написан ещё аккуратнее.

«Представитель Канцелярии имеет право выполнять отдельные поручения барона Романа Аристарховича Крайонова в рамках текущей деятельности, при условии, что данные поручения не противоречат законодательству Империи, внутренним регламентам Канцелярии и интересам Империи в целом».

То есть приказы – да.

Командование – нет.

Запросы – можно.

Давление – нельзя.

Красиво. Очень красиво вывернули формулировку.

Чуть ниже шёл зеркальный пункт, уже в мою сторону.

«Барон Роман Аристархович Крайонов не имеет права отдавать приказы представителю Канцелярии, выходящие за рамки совместной деятельности, а также вмешиваться в служебные обязанности последнего».

И сразу же – следующий абзац, без пустой строки между ними, чтобы смысл читался вместе.

«При этом отказ барона Романа Аристарховича Крайонова от взаимодействия с представителем Канцелярии в рамках настоящего назначения может быть расценён как нежелание содействовать законному контролю Империи за деятельностью аристократа, работающего с иными аристократическими родами».

Вот здесь всё стало совсем понятно.

Формально – отказ возможен.

Фактически – отказ будет выглядеть как попытка что-то скрыть.

А дальше уже стандартный канцелярский набор: внутренние проверки, уточнение источников доходов, анализ завершённых дел, повторное рассмотрение договоров.

Ничего незаконного. Просто долго, неприятно и очень внимательно.

Соню при этом оформляли не как моего сотрудника.

Отдельным пунктом шло:

«Финансовое обеспечение представителя Канцелярии осуществляется за счёт Канцелярии. Барон Роман Аристархович Крайонов не несёт обязательств по выплате жалования, премий или иных форм вознаграждения».

То есть бесплатно.

Для меня – бесплатно.

Для Канцелярии – инвестиция.

Срок назначения был размыт.

Минимальный испытательный период – один месяц.

Максимальный срок – не определён.

Продление – по внутреннему решению Канцелярии.

Классика.

Я дочитал до последней страницы, где стояли подписи и отметка о вступлении документа в силу с сегодняшнего дня.

Медленно закрыл папку.

По сути, всё сводилось к одному: меня официально признали игроком, за которым стоит приглядывать.

Не потому что я нарушаю закон, а потому что слишком быстро влез туда, куда обычно лезут либо идиоты, либо профессионалы.

И Канцелярия решила проверить, к какой категории я отношусь.

Соня стояла напротив, напряжённая, с ровной спиной и руками, сжатыми перед собой. Видно было, что она ждёт реакции. Боится. И в то же время старается держаться так, будто это просто очередное задание.

Ксюша молчала. Слишком молчала.

Женёк тоже ничего не сказал, но я чувствовал, как он напрягся.

Я положил папку на стол.

– Ну что ж, – сказал я спокойно. – Поздравляю, Соня. Похоже, ты теперь официально проходишь практику в детективном агентстве Крайонова.

Она моргнула.

– То есть… вы… – она замялась и исправилась, – ты не против?

Я посмотрел на неё.

– Против – это долго и неудобно, – ответил я честно. – А так… посмотрим, как оно пойдёт.

Кот на моей шее тихо фыркнул, словно полностью поддерживал это решение.

Ничего другого я, в общем-то, и не ожидал.

Ксюша открыла рот почти сразу.

– Что значит «не против»? – резко сказала она. – Рома, ты ничего не забыл? Мы вообще-то твоя правая и левая рука. Я, например, против.

Она повернулась ко мне всем корпусом, уже не скрывая раздражения.

– Мы тут можем решать очень серьёзные дела родов. И иногда такие, где рядом криминал. Мы давали клятву, что ничего не расскажем. А у неё как с этим? Она что, просто придёт, посидит, послушает и всё запомнит?

Соня чуть выпрямилась.

– Клятву я проходила, – спокойно ответила она. – И по делу Виктории Евгеньевны Карловой я сегодня утром уже была у них. Все документы подписаны.

Интересно, во сколько она вообще встала, мелькнуло у меня, и как быстро успела сюда добежать.

Ксюша тут же подалась вперёд, готовая снова вспыхнуть, но я поднял ладонь, останавливая.

– Ксюш, – сказал я ровно. – Я понимаю, что сейчас в тебе могут говорить не те чувства, которые нужны. Но ты взрослая девочка и сама должна понимать. Это представитель Канцелярии.

Я постучал ногтем по краю папки, просто чтобы зафиксировать внимание на сути.

– Формально я могу отказать. Но это будет стоить мне намного дороже. И нам всем тоже.

Ксюша смотрела на меня зло, но уже не перебивала, только челюсть ходила.

– Плюс, – продолжил я, – Соня, насколько я понимаю, отличница.

– Да, – подтвердили она и чуть выпрямилась, будто это слово наконец дало ей право стоять ровнее.

– Вот, – кивнул я. – Нам такие люди нужны. И да, вы с Евгением – моя правая и левая рука. Это не обсуждается. Но решения по работе и персоналу принимаю здесь я.

Женя, который до этого сидел в кресле и наблюдал за всем с выражением «только не втягивайте меня», тут же подстраховался.

– А я вообще не против, – сказал он и развёл руками. – Мне всё равно. Я отвечаю за машину и за то, чтобы вы доезжали живыми. А кто у вас в офисе сидит – это уже ваше.

И он посмотрел на Ксюшу так, чтобы она поняла без слов: не туда воюешь.

Ксюша это поняла. Попытка продавить ситуацию не сработала. Она выдохнула и, чтобы не нагнетать дальше, буркнула:

– Ладно. Я поняла.

И надулась, демонстративно отвернувшись.

Я отметил про себя: в тихом омуте, как известно, черти водятся – Соня заметно расправилась. Это было видно по плечам и по взгляду. Если включать профайлинг, её радость была не про меня и не про работу. Она радовалась тому, что её не выставили с порога. И ещё – что она выиграла маленький бой против Ксюши.

Я не стал это комментировать. Я просто перевёл разговор туда, где он должен быть.

– Соня, – сказал я ровно, – ты сама как? Ты вообще за или против работать в таком формате? Ты понимаешь, что это не кабинетная служба. Иногда ночь, иногда грязь, иногда люди, которые улыбаются и одновременно могут пытаться тебя утопить. Это детективное агентство, а не офис.

Она кивнула. Уже увереннее, чем минуту назад.

– Я очень рада, что попала именно к тебе, – ответила она. – В офисах скучно. Я видела дела коллег: в основном мелкие ссоры на балах, какие-то бесконечные принципиальные споры. Участки земли, которые никому не нужны, но все грызутся до последнего.

Она сказала это так, будто действительно не понимала, что иногда именно эти «никому не нужные» метры для аристократа и есть сила.

– Привыкнешь, – коротко сказал я. – Здесь другое.

Ксюша на это только фыркнула, не глядя в нашу сторону.

Я поймал себя на мысли, что сейчас важно не дать ей снова уйти в эмоции. Её из ямы я вытянул, и теперь ей нужно куда-то девать заряд. Значит, заряд уйдёт в работу.

Я перевёл взгляд на неё.

– Ксюш, раз уж мы про работу. У нас сегодня дел выше крыши. И да, мы утром говорили про две кофемашины.

Она сразу напряглась, будто ждала подвоха.

– В машину Жени мы все вместе с Алексеем не поместимся, – продолжил я. – А Алексей принципиально ждёт нас.

– И музыку он включает так, что до него не дозвонишься, – добавил Женя, как будто это было не про человека, а про явление природы.

– Вот, – кивнул я. – Поэтому ты остаёшься в офисе. Сегодня ещё должны привезти деньги от Змеевских. Оформи всё по документам как надо.

Ксюша открыла рот, явно собираясь сказать, что поедет с нами, но я не дал ей разогнаться.

– Восемьдесят тысяч, – я достал деньги, отсчитал и положил на стол. – Две кофемашины: одну в офис, одну домой. Можешь оплатить доставку. Если вдруг не хватит – звони, докину через банк.

Она посмотрела на деньги, потом на меня, потом снова на деньги, и так и не сказала вслух то, что хотела. Просто шумно выдохнула.

– И ещё, – продолжил я тем же тоном. – Квартиру себе тоже начинай подбирать. До тридцати – тридцати пяти. Желательно в этом районе, чтобы близко к офису.

Ксюша фыркнула, но спорить при всех не стала. Села за мой стол, открыла ноутбук и щёлкнула тачпадом так, будто это был её личный протест.

Я отметил: мебель всё-таки нужна. Минимум два стола – один Ксюше, один Соне. А то сейчас офис выглядит как «штаб на коленке».

Я подошёл к стеллажу и взял из папки фотографии.

– Ладно, – сказал я, переводя взгляд на Соню и Женю. – Работаем. Соня, осваивайся, но скоро ты выезжаешь с нами. Ксюша – кофе и документы. Женя – готовь машину.

Ксюша, не поднимая головы от ноутбука, буркнула:

– Злой ты, Рома. И бессердечный.

Женя хмыкнул так, что тут же поймал от неё злой взгляд, и сразу сделал вид, что вообще молчит.

– Так, – сказал я, закрывая папку. – Мы чего стоим? Дел куча. Забираем всё, что нужно, и едем за Лёшей.

И на этом разговор пришлось заканчивать – иначе он бы снова ушёл в эмоции, а мне сейчас это было вообще не нужно.

Офис мы покинули втроём.

Соня вышла следом за мной и на секунду остановилась у входа в здание, будто не была уверена, куда именно себя деть. Она молчала. Не из упрямства – из неловкости. Это было видно по лицу, по тому, как она чуть сжимала пальцы, как держала спину ровно, но при этом явно ловила каждый мой жест боковым зрением.

Ей было некомфортно стоять рядом со мной так близко. И да, я это видел. Видел слишком хорошо, чтобы делать вид, будто ничего не происходит.

Пока мы стояли, мимо проехали две машины. Обычные утренние – без резких манёвров, без спешки. Город жил своим ритмом. Где-то сигналили, где-то хлопнула дверь, кто-то на противоположной стороне улицы ругался в телефон. Ничего особенного. Но эта пауза всё равно тянулась.

Соня стояла рядом, глядя куда-то вперёд, и я поймал себя на мысли, что она слишком старается выглядеть спокойной. Слишком правильно дышит. Слишком ровно держит подбородок. Так ведут себя не тогда, когда всё в порядке, а когда пытаются не выдать лишнего.

Подъехал Женёк.

Машина встала и он высунулся из окна:

– Ну что стоим? Поехали уже.

Я кивнул и пропустил Соню вперёд.

Я подошёл к машине, открыл дверь и отодвинул сидение, пропуская её вперёд.

Она начала садиться и в этот момент юбка подтянулась выше, ткань натянулась на попке, и я решил не отводить взгляд.

Женёк вместе со мной ничего не отводил. Я заметил это краем глаза. Он только хмыкнул, еле заметно, и во взгляде у него было откровенное мужское одобрение. Без пошлости. Скорее в духе: «ну, помощница у нас, конечно…»

Соня этого не заметила. Она села, и немножко смущаясь поправила юбку. Её одежда не была готова к таким испытаниям, как девятка Евгения.

Я сел спереди, хлопнул дверью, и мы тронулись.

Дорога сначала шла через город. Потом дома начали редеть, рекламные щиты сменились складами, ангарами и пустыми участками. Машина шла ровно. В салоне было тихо. Не неловко – именно тихо.

Я смотрел вперёд и думал.

Канцелярия.

Зачем им это понадобилось?

Вариантов было несколько, и ни один из них не выглядел однозначно плохим, но все – неприятными. Либо они действительно решили «прикрепить» молодого агента туда, где сейчас есть движение. Новый барон, маг, работа с аристократическими родами, закрытые дела – логичное место для стажировки.

Либо они хотят наблюдать.

Не в лоб, не грубо. Просто поставить рядом человека, который будет смотреть, слушать, фиксировать. Стучать и быть внутри.

Либо им просто нужно было куда-то деть Соню. Бывает и так. Агент есть, работы под неё нет, а держать без дела – значит терять темп. А тут я. Удобный. Пока ещё не слишком крупный, но уже заметный.

Я не чувствовал прямой угрозы. Скорее – интерес. Канцелярия редко делает что-то просто так, но и не всегда идёт по худшему сценарию.

Соня за спиной молчала. Ни одного слова. Это тоже было показательно. Она не лезла, не пыталась завязать разговор, не задавала вопросов. Вела себя так, будто понимала: сейчас лучше молча наблюдать.

Мы съехали с основной дороги. Асфальт стал грубее, машина слегка загуляла на неровностях. Я узнал это место ещё до того, как показался ангар.

Бас был слышен издалека.

Не просто музыка – именно долбёжка. Тяжёлая, глухая, такая, что её чувствуешь грудной клеткой, а не ушами. Женёк усмехнулся.

– Ну, значит, Лёша на месте.

Он припарковался, мы вышли.

Соня огляделась, быстро, цепким взглядом. Запомнила. Без комментариев.

Мы подошли к двери ангара. Бас бил изнутри так, будто там не мастерская, а подпольный клуб.

Женёк, как обычно, дёрнул дверь и крикнул:

– ЛЁША!

Ответа не было. Музыка даже не притихла. В этот раз это был не рок, а какая-то басовидная клубная музыка.

Он крикнул сильнее.

И тут я увидел Алексея. И в этот раз его внешний вид меня удивил…

Глава 18

Алексей вышел из глубины ангара и всем своим видом показал, кто здесь сегодня король внешнего вида.

Это выглядело одновременно комично и немного странно, потому что именно сейчас он выглядел… отлично. Не «дорого», не «лучше нас», не вызывающе.

Это был сильный контраст по сравнению с нашей первой встречей.

Тогда, в первый раз, передо мной стоял обычный мастер покраски. Человек, который живёт своей работой и не особенно задумывается о том, как выглядит со стороны. А сейчас передо мной был почти стиляга.

Джинсы сидели на нём идеально. Не в смысле «хорошие джинсы», а именно так, будто их шили под конкретные параметры. С учётом длины ног, посадки, даже того, как ткань ложится при шаге. Странно вообще так думать про джинсы, но другого слова я подобрать не смог.

Футболка тоже была не случайной. С рисунком – не кричащим, не дешёвым, а выверенным. И со стразами, которые не блестели в лоб, а ловили свет ровно настолько, чтобы это выглядело частью образа, а не попыткой привлечь внимание. Рукава – ровно той длины, которая подчёркивает плечи, но не делает вид нарочитым.

Всё выглядело так, словно этот образ не был собран наспех. Словно его действительно продумывали. Или, что вероятнее, человек просто умел чувствовать стиль.

Я машинально перевёл взгляд на Женю. Тот тоже оценил. По-своему, молча, с лёгкой усмешкой в уголке губ. Соня стояла чуть позади и рассматривала Алексея уже не как мастера, а как объект наблюдения.

И в этот момент у меня в голове сложилось.

Человек, который работает с краской, особенно с автомобильной, почти всегда чувствует цвет, форму и пропорции. А если он ещё и занимается аэрографией – а Женя не раз упоминал это в разговорах – то умение «видеть» переносится не только на машины.

Художники вообще редко выглядят случайно, когда позволяют себе выглядеть осознанно.

Алексей заметил наши взгляды почти сразу. Все, кроме Евгения, смотрели на него с откровенным удивлением. Женёк и так знал эту сторону своего знакомого.

– Чего вы так на меня уставились? – спросил Алексей, обращаясь в первую очередь ко мне. Соня, судя по выражению лица, вообще не понимала, кто он такой и почему мы вдруг так на него смотрим.

Я пожал плечами, пытаясь подобрать слова.

– Да нормально выглядишь. Просто… – я на секунду запнулся, – немного неожиданно.

Он усмехнулся.

– А ты думал, я всегда в краске и в спецовке хожу?

– Не то чтобы, – ответил я честно. – Просто в тот раз ты как-то не произвёл впечатление человека, который заморачивается со стилем.

Алексей коротко хмыкнул и, будто между делом, пояснил:

– Да мы просто едем к моему старому знакомому. Не хочется выглядеть так, будто у меня в жизни всё плохо.

Вот тут у меня всё встало на свои места. Не позёрство и не внезапная любовь к внешнему виду – обычное желание не выглядеть хуже другого.

Алексей, словно подтверждая мои мысли, продолжил:

– Понимаешь, Ром, мы когда-то с ним учились вместе. Оба в покраске. Потом разошлись. Я ушёл в аэрографию и обычную работу, а он – в более сложные замесы. Всегда любил доказывать, что он круче, потому что работает «сложнее». Так что не хочется приезжать к нему так, будто у меня проблемы с деньгами.

Я кивнул. Теперь его внешний вид не вызывал вопросов – всё было вполне логично.

– Понял, – сказал я. – Ну что, поехали?

– Да, я готов, – ответил Алексей и тут же добавил: – Кстати, фотографии взяли?

– У меня, – я постучал по внутреннему карману куртки. – Всё здесь.

– Тогда поехали.

Мы снова расселись по машине.

Соню я посадил назад вместе с собой, а Алексея – вперёд. Не из ревности и не из-за каких-то странных мыслей, а по простой причине: Женёк мог не знать точного пути. Мастерские покраски редко находятся в удобных местах – чаще это закрытые территории, дворы, промзоны. И у них часто может не быть даже адреса. Тут важнее, чтобы рядом с водителем сидел тот, кто точно знает, куда ехать.

Так было надёжнее.

Женёк завёл машину, и мы поехали. Он почти сразу с Алексеем начал переговариваться – коротко, по делу, какими-то своими рабочими обрывками. Я это пропускал мимо ушей, потому что сзади происходило другое.

Соня нервничала.

Это было видно по мелочам. Она постоянно теребила край юбки, будто проверяя, не слишком ли высоко она задралась. Места сзади почти не было. Ноги упирались в передние сиденья, колени некуда было деть, спина не находила опоры. Купе – это красиво снаружи, но для заднего ряда это маленький ад.

При этом сам салон был ухоженный. Не показной, не выставочный, а именно жилой, но аккуратный. Сиденья были в чехлах – хороших, плотных, явно не дешёвых. Я машинально отметил, что спина упирается чуть мягче, чем должна была бы упираться в стандартное сиденье. Значит, внутри была дополнительная прослойка. Либо ортопедическая вставка, либо просто добротно подбитые чехлы.

Не удивлюсь, если Женёк заказывал их отдельно, под эту машину. Под задний ряд – в том числе. Для автовладельцев это редкость, но Женёк очень бережно относился к своей ласточке.

Материал под ладонью ощущался как кожа. Не скользкая, не холодная – уже «разношенная», тёплая. Натуральная или хороший заменитель, но явно не бюджет. Видно было, что за салоном следят: ни крошек, ни мусора, ни вечного хаоса, который обычно живёт на задних сиденьях.

Единственное место, где был беспорядок, – по центру под ногами. Там, как и у любого нормального водителя, лежал личный хлам: какие-то тряпки, бутылка воды, зарядки, пара мелочей, которые всегда «нужны под рукой», но никогда не убираются. Классика. Привычная, почти уютная.

Я сидел не лучше. Колени упирались в спинку сиденья Алексея, и хоть он и подался вперёд, комфорта это не добавило. Я мельком подумал, что когда-нибудь обязательно куплю Женьку нормальную машину. Или хотя бы заставлю его купить её самому – средства-то есть.

Дорога была паршивой. Ямы, заплатки, резкие объезды. Машину трясло, и каждый такой манёвр превращал задний ряд в зону повышенной неловкости.

Первый раз Женёк резко ушёл от ямы – Соню дёрнуло в сторону, и она инстинктивно ухватилась за меня, ладонью упершись мне в бок.

– Извини, – быстро сказала она и тут же отстранилась.

Через минуту – ещё один рывок. На этот раз она не успела даже среагировать: навалилась на меня всем корпусом, плечом и грудью упершись мне в плечо. Я почувствовал тепло, мягкость, вес её достаточно немаленькой груди – вполне конкретно и без всяких иллюзий.

Машину качнуло сильнее, и на этот раз Соня не просто навалилась – она инстинктивно подалась вперёд, будто пытаясь удержаться, но в тесном пространстве это только усугубило ситуацию. Её бедро прижалось ко мне плотнее, чем раньше, а ладонь, скользнув по куртке, на секунду замерла, словно она сама не сразу поняла, где именно оказалась.

Юбка приподнялась выше, чем следовало. Не резко, не вызывающе – просто ткань сдвинулась, подчинившись движению тела. Я успел заметить это почти машинально: ровную линию бедра, кожу, контраст с тёмной тканью. Взгляд задержался ровно на долю секунды дольше, чем нужно, прежде чем я заставил себя отвернуться.

Соня тоже это почувствовала. Я заметил, как она поспешно одёрнула юбку, неловко, слишком явно, будто надеялась, что я не обратил внимания. Но было поздно – момент уже отпечатался.

И вот тут я поймал себя на мысли, что снова смотрю туда, куда не стоит. И что это начинает мешать думать.

– Прости… – уже тише.

Она попыталась отодвинуться, но места для этого просто не было.

Третий раз был самым абсурдным. Машину качнуло сильнее обычного, и Соня буквально съехала ко мне, на мгновение оказавшись почти у меня на коленях. Одной рукой она ухватилась за моё плечо, второй – за куртку, грудью упершись мне уже почти в грудь.

Она замерла.

Я тоже.

На секунду мы оба поняли, насколько это выглядит… странно. И насколько это не похоже на случайность.

– Я… – начала она и тут же замолчала, покраснев.

Она отдёрнула руку, попыталась сесть ровнее, прижалась к спинке, насколько это было возможно, и отвернулась к окну. Теперь она держалась обеими руками за край сиденья, будто решила больше не рисковать.

Хватило её ненадолго.

Следующий объезд ямы – и она снова качнулась, на этот раз уже не так резко, но будто заранее приняв неизбежность, снова навалившись на меня боком.

– Извини… – сказала она почти машинально.

Но в этот раз в голосе не было ни паники, ни смущения. Скорее… странное, тихое удовольствие от дозволенной неловкости. Как будто дорога давала ей право на то, на что она сама бы никогда не решилась.

Я поймал себя на мысли, что, пожалуй, рад, что сел сзади. Потому что если бы всё это происходило не со мной – выглядело бы куда более странно.

А потом я понял, что это всё, по-моему, ни разу не случайность.

Я поймал взгляд в зеркале заднего вида – ухмыляющийся Женёк. И тут же заметил, как у Алексея подрагивают плечи. Он явно сдерживал смех.

А-а, вот оно что.

Эти двое решили устроить спектакль. Причём инициатором, конечно, был Женёк. Он видел, что Соня… что я ей нравлюсь, и решил «помочь». По-своему.

Ах ты ж мелкий засранец.

Я ещё не успел додумать эту мысль, как Женёк снова дёрнул руль – аккуратно, нарочито, при том что я прекрасно видел: спереди не было ни ямы, ни кочки.

И вот тут вышло самое комичное.

Соня будто этого ждала.

Она опрокинулась на меня так, словно заранее знала траекторию. Я почувствовал её всем телом – от плеч до бёдер. А рукой она упёрлась мне между ног. Не резко, не больно – именно так, как упираться не стоит.

Поворот был в нужную сторону, и она оказалась совсем близко. Лицо – почти напротив моего, чуть ниже. Я даже уловил её дыхание: тёплое, сбившееся, слишком частое. То самое дыхание, которое бывает, когда возбуждение только начинает подниматься и человек ещё не решил, что с этим делать.

– Женя! – сказал я жёстко. – Довези нас нормально!

Я понимал, что всё это уже за гранью. Неловко, странно и совершенно не к месту.

Женёк расхохотался спереди, и Алексей тоже больше не стал сдерживаться. Они оба рассмеялись, как школьники, которым удалось провернуть удачную пакость.

– Да ладно, весело же, – отмахнулся Женёк.

– Давай о деле думать, – отрезал я. – Веселье потом.

Соня отстранилась, села ровнее и покраснела. Не резко, не театрально – просто поняла, что я всё понял. И про неё. И про Женю. И про то, что это была не просто случайность, а совпадение двух желаний: одного – пошутить, другой – воспользоваться моментом.

Остаток дороги мы ехали молча.

Неловкость повисла плотной тишиной, и никто не пытался её разрядить. До второго мастера было около получаса, и за это время я успел много о чём подумать.

Не о работе – о себе.

Слишком часто в последнее время вокруг меня оказывались женщины, которым я нравлюсь. И слишком часто я от этого уходил. Для двадцатилетнего парня это выглядит… странно. Пойдут слухи – и ладно бы про ориентацию, с этим ещё можно было бы как-то разобраться. Но могут пойти слухи ещё похуже, о том что я вообще евнух. И у меня не стоит настроение на отношения с женским полом.

А вот это уже бьёт по самолюбию.

Я поймал себя на том, что напряжение копится. Мысли о женщинах лезут в голову слишком часто. И это, в общем-то, нормально: молодое тело, гормоны, жизнь. Но мне сейчас нужна холодная голова. А значит, с этим напряжением придётся что-то делать. Рано или поздно.

Добрались мы без приключений.

Выехали за город, прошли трассу, свернули на дублёр, потом ещё на одну дорогу, которая вывела в промзону. Здесь Женёк вёл себя уже прилично – и как водитель, и как человек. Соня выглядела слегка разочарованной, но больше ничего не произошло.

К ангару мы подъехали не сразу.

Сначала дорога вывела к ограждённой территории, и разница с рабочей зоной Алексея чувствовалась мгновенно. Высокий бетонный забор тянулся вдоль дороги сплошной стеной, без просветов, без намёков на то, что внутри. Весь он был покрыт граффити – не хаотичными каракулями, а продуманными, дорогими работами. Машины, силуэты, агрессивные линии, сложные цветовые переходы. Это было не уличное баловство, а реклама, выполненная руками художников.

Металлические ворота выглядели так же. Тяжёлые, массивные, выкрашенные в несколько слоёв, с изображениями тюнингованных автомобилей, абстрактных форм и логотипов, смысл которых был понятен без пояснений: здесь делают дорого. Здесь делают красиво. И сюда просто так не заезжают.

Я заметил, как Алексей сжал челюсть. Он смотрел на всё это слишком внимательно, слишком молча. Его раздражало не само место – его бесило осознание того, что соперник действительно вышел на другой уровень. Не на словах, не в разговорах, а вот так – бетоном, металлом, пространством.

И только после ворот мы увидели сам ангар.

Ангар оказался совсем не таким, как у Алексея.

Там был старый, ржавый короб. Здесь – ухоженное здание с современным фасадом, аккуратным подъездом и ощущением денег. Не заброшка. Место, где делают дорогие и стильные вещи. Что-то вроде тюнинг-ателье, а не гаража.

И мне сразу стало понятно, почему Алексей сегодня выглядел так, будто вышел с обложки.

Он знал, куда мы едем. И знал, что его условный соперник зарабатывает больше.

Но была одна маленькая неурядица.

Этот мастер пропал.

Про мастера я узнал не сразу и не напрямую. Лёша написал мне письмо – мы всё это время общались именно так, через почту. Почему ему было удобнее именно так, я до конца не понимал. Человек он не старый, вполне молодой, но почему-то электронные письма для него были привычнее, чем мессенджеры или обычные звонки. В одном из писем он и рассказал, что после того, как связался с тем мастером и описал ему мой случай, всё пошло наперекосяк. Буквально на следующий же день человек пропал. Просто исчез. Ни на работу не вышел, ни на связь не вышел, ни ученикам ничего не объяснил.

Лёша писал, что пытался узнать хоть что-то через всех, кого мог. Ученики ничего не знали. Клиенты – тоже. Даже через знакомых знакомых, через каких-то родственников пытались нащупать ниточку, но везде был один и тот же ответ: не приехал домой и всё. При этом людям начали приходить сообщения – короткие, сухие, будто написанные на отцепись: «со мной всё в порядке», «уехал за город», «нужно немного отдохнуть, устал от работы». Только вот всё это выглядело слишком странно. Слишком вовремя. Человек пропал ровно в тот момент, когда стал по-настоящему нужен мне и по такому делу. Когда люди не пропадают случайно. И чем больше я об этом думал, тем меньше мне нравилась вся эта история.

Так что, возможно, сегодня мы его условного «соперника» и не увидим. Единственное, что Алексей сказал ещё по дороге – именно поэтому я и взял фотографии, – у того были ученики. Несколько человек, которых он обучал. И, если повезёт, через них можно будет что-то выяснить.

Со вторым цветом краски он, по его словам, уже определился.

Вообще-то об этом можно было спокойно поговорить по дороге. Но после их пакости на первом участке трассы у меня не было ни малейшего желания вести с ними интеллектуальные беседы. Уроды.

При этом Женёк, судя по всему, догадывался, что у меня… скажем так, голова сейчас забита не самыми рабочими мыслями. И, вероятно, именно поэтому он и решил «снять напряжение» таким способом. Потому что я и правда стал более резким. Более нервным.

Мы выбрались из машины.

Алексей первым подал руку мне, потом я подал руку Соне. Она сжала пальцы чуть крепче, чем нужно, но тут же отпустила.

– Так, – сказал Алексей, беря инициативу. – Ну ладно. Пойдём, посмотрим. Может, он всё-таки объявился.

Мы пошли в сторону ангара.