Текст книги "Влюбленный призрак (Фантастика Серебряного века. Том V)"

Автор книги: Аркадий Аверченко

Соавторы: Владимир Ленский,Борис Садовской,Георгий Северцев-Полилов,Дмитрий Цензор,Александр Измайлов,Александр Федоров,К. Мурр,Всеволод Трилицкий,Н. Энш,Константин Льдов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Михаил Первухин
ТАИНСТВЕННОЕ ОЖЕРЕЛЬЕ

В декабре месяце прошлого 1915 года в числе туристов, прибывших для посещения устроенной в Сан-Франциско международной выставки, находилась молодая пара – мистер Гарри Дэвитт и его супруга Минни Дэвитт. Муж – небогатый фермер одного из центральных штатов; его жена до замужества была школьной учительницей. В Сан-Франциско приехали всего на несколько дней, пользуясь удобным случаем: железные дороги дли привлечения публики на выставку предоставили желающим проезд по удешевленным тарифам, на льготных началах. Молодожены остановились в скромном отеле, посещали выставку и уже собирались уезжать домой.

Однажды между ними произошел по какому-то поводу маленький спор. Отстаивавший свою правоту муж предложил жене пари. Минни согласилась.

– На что спорим? – осведомился муж.

– Ты обещал мне сделать порядочный подарок, – ответила жена. – Ну вот и сделаем так: если я выиграю – ты позволишь мне распорядиться ассигнованными на подарок деньгами по своему усмотрению!

– А если ты проиграешь?

– Ну, так ты этого подарка мне вовсе не купишь! Идет?

– По рукам!..

Пари было выиграно молодой женой. Муж передал в ее распоряжение условленную – опять-таки – очень скромную сумму в десять долларов. Минни принялась соображать, что ей купить на эти деньги… Желаний было, конечно, много: можно купить красивую шляпу, а то – усовершенствованный кофейник, вещь полезная в хозяйстве, или шелка на кофточку, или…

Словом, думала и передумывала – и в решительный момент раздумывала.

Бродя по Сан-Франциско, – одному из интереснейших городов в мире, – супруги попали в китайский квартал. Там внимание Минни Дэвитт было привлечено живописной выставкой всякого старья у дверей лавки какого-то купца-китайца.

Муж нетерпеливо тянул молодую женщину от лавки:

– Я уже проголодался! Да и на выставку опять опоздаем! И что тут интересного? Старье – и только!

– Ах, да подожди же минутку! – упрямилась Минни. – Конечно, для тебя это не представляет интереса. А посмотри, какая оригинальная материя! Вот сшить бы себе капот!

– Опомнись! Ткань для обивки диванов, а ты хотела бы сшить себе капот! Ну и вкус же у тебя, знаешь ли!

– Ах, тут ожерелье!

– Из поддельного янтаря! – пренебрежительно фыркнул муж.

– А ты почем знаешь, что из поддельного? Может, и из настоящего! Зайдем, посмотрим?

– Да на что тебе это ожерелье? Неужто станешь носить?

– А почему нет?

– Такие крупные бусины? Да теперь разве только какая– нибудь негритянка согласится нацепить на шею такую тяжесть!

Но Минни настаивала. Мужу пришлось подчиниться. Они зашли в лавку. Торговец-китаец с лживо-любезной улыбкой вытащил из вороха дряни, загромождавшей окно, большое длинное ожерелье из крупных янтарных зерен, местами покрытых странными золотыми арабесками, и поднес его женщине:

– Очень дешево, мадам! Всего только тридцать долларов!

– Ну да! Так я и дала тридцать долларов! – рассердилась Минни. – Пять – и ни цента больше!

– За настоящий янтарь, мадам, пять долларов?! – оскорбился торговец. – Я сам за него заплатил больше тридцати. Но мне с ним не повезло, я хочу от него отделаться. Себе в убыток отдаю за тридцать! Ну, пусть будет двадцать девять!

Мистер Дэвитт сказал жене:

– Наверное – подделка!

Китаец услышал и вскинулся:

– Какая подделка, масса?! Настоящий янтарь! Драгоценный янтарь! Но ожерелье завалялось, и я согласен отдать его мадам за двадцать восемь.

Была произведена проба по способу, известному каждому ребенку: надо потереть янтарь о шерсть, и тогда янтарь приобретает магнитные свойства, притягивает шерстинки, клочки бумаги и так далее. Опыт дал положительные результаты. Но это не убеждало мистера Дэвитта.

– Ну да! – твердил он упрямо. – Так я и поверил! Теперь химики знают способы приготовления такого искусственного янтаря, который еще почище настоящего магнитит!

После долгих препирательств, охов, упреков, клятв китаец, наконец, спустил цену до десяти долларов. Мистер Дэвитт был против приобретения ожерелья и за такую сравнительно скромную цену, но Минни заявила:

– А наше пари? Ведь ты же проиграл его? Ну и оставь меня, пожалуйста, в покое!

– Но если ты делаешь колоссальную глупость?! – уже сдаваясь, слабо протестовал муж. – А впрочем, делай, что хочешь, но только, пожалуйста, поскорей: я чертовски проголодался.

Так в руки четы Дэвитт попало от китайского антиквария в Сан-Франциско старое и запыленное янтарное ожерелье.

Вернувшись в свой отель, Минни Дэвитт была несколько разочаровала покупкой; пыль, казалось, въелась в зерна янтаря. Сдерживавшая зерна тонкая серебряная цепочка оказалась порванной и грубо спаянной в нескольких местах.

– Я так и знал, – злорадствовал мистер Дэвитт. – Выброшенные деньги! Не могла купить себе, ну, хоть туалетный прибор!

– И вовсе не выброшенные деньги! – сконфуженно отбивалась Минни. – Просто-напросто занесу какому-нибудь хорошему ювелиру, – тот очистит и заново отполирует зерна, а цепочку, конечно, надо просто переменить!

– Да? И на этот ремонт истратить еще десять долларов?

– Ну, что же?! Истрачу уже не из твоих, а из своих собственных!

– Это – твое право! Но и для твоих собственных денег могло бы найтись лучшее применение!

В тот же день миссис Минни Дэвитт сдала свое злополучное ожерелье одному очень видному ювелиру Сан-Франциско для ремонта, взяв с ювелира надлежащую расписку. Несколько часов спустя этот ювелир по телефону осведомился, не согласится ли миссис Дэвитт продать ожерелье. Имеется покупатель, любитель таких вещей.

Говорил вместо лежавшей с головной болью Минни ее супруг.

– А сколько дает ваш любитель? – осведомился он.

– Достаточно крупную сумму, – уклончиво отозвался ювелир.

– Сколько именно?

– Н-ну, тысяч… тысяч десять долларов.

Мистер Дэвитт был ошеломлен.

– Я переговорю с моей женой, когда она вернется! – сказал он. – Но едва ли она согласится отдать ожерелье за такую сумму!

В трубке, телефона что-то зашипело и захрипело. Кажется, ювелир свирепо выругался.

– Я даю двадцать пять тысяч долларов! – сказал он.

– М-м… – пробормотал пораженный Дэвитт.

– Неужели же вам мало – двадцать пять тысяч? Или у вас имеется другой покупатель?

Мистера Дэвитта словно осенило.

– Да! – сухо сказал он.

– И сколько он дает вам, если это не секрет?

– Гораздо больше, чем вы!

– Но сколько же, сколько именно?

– Пятьдесят тысяч долларов!

Пауза. Потом в телефоне позвучали слова:

– Ну, так скажите вашему покупателю, что он – сумасшедший!..

– Хорошо. Скажу! – ответил машинально Дэвитт.

Разговор по телефону оборвался. И тогда Гарри Дэвитт испугался смертельно: ведь ему, то есть не ему, а его жене Минни, – но это ведь все равно, – давали за ожерелье двадцать пять тысяч долларов. За вещь, за которую было заплачено всего десять долларов! Это – целое состояние. Имея двадцать пять тысяч долларов наличного капитала, можно приобрести кредит еще на семьдесят пять тысяч! И он, Гарри, отказался! И вот теперь… теперь все пропало!

Однако Минни держалась иного мнения: если ювелир Абель Уорсмэн дает за ожерелье двадцать пять тысяч долларов – значит, вещь действительно стоить гораздо дороже. Никакого покупателя-любителя у Уорсмэна, конечно, нет. Просто он узнал настоящую цену ожерелья и хочет воспользоваться случаем, дает половину, а то и треть цены. И если разговоры оборвались, то они, конечно, возобновятся.

Минни была права: час спустя сам знаменитый мистер Уорсмэн пожаловал в скромный отель с каким-то красноносым старичком – и приступили к переговорам, давая за ожерелье все большую и большую цену…

– Я должна посоветоваться с моим дядей! – сказала Минни, когда покупатели предложили ей тридцать пять тысяч долларов.

– А кто ваш почтенный дядюшка? – осведомился красноносый старичок.

Никакого дяди у Минни не было; но она прибегла к маленькой хитрости и назвала имя не своего дяди, а дяди одной молодой мисс, с которой познакомилась на выставке:

– Мистер Эбенезер Малькольм!

Это было имя популярного на все Штаты архимиллионера, главы синдиката нью-йоркских часовщиков и ювелиров.

У претендентов на ожерелье при этом имени лица вытянулись и руки опустились…

– Эбенезер Малькольм? Н-ну… Ну, нам тут, конечно, делать нечего! Нам не тягаться с мистером Эбенезером! Но, миссис, и сам Малькольм едва ли даст вам больше… больше пятидесяти тысяч долларов!

– Может быть! – силясь казаться равнодушной, ответила молодая женщина. – Может быть…

На другое утро те же претенденты явились снова, и их сопровождал какой-то третий субъект, напоминавший морского слона толщиной.

– Вот что, миссис! – заявил он. – Мы навели справки и узнали, что мистер Малькольм вам родственником не приходится! Но мы деловые люди. Мы понимаем, что вы можете найти пути и добиться свидания с ним. Поэтому мы решили попытаться сговориться с вами раньше и даем вам очень высокую делу за ваше ожерелье. Не будьте упрямицей, соглашайтесь. Мы будем играть в открытую. Назовите вашу цену!

– Сто тысяч долларов! – с замирающим сердцем, но решительным тоном ответила Минни.

– Но это безумие, это безумие! – хватаясь за голову, твердил ювелир Уорсмэн. – Нам едва ли удастся выручить и две трети!

– Тогда не покупайте ожерелья! – предложила Минни.

– Мы попробуем образовать компанию на паях для покупки ожерелья, – предложил молчавший во время переговоров красноносый старичок. – Но миссис Дэвитт, конечно, пойдет на уступку. Ста тысяч долларов ей, конечно, никто и никогда не даст! Она женщина благоразумная! Если само счастье плывет ей в руки…

– Сто тысяч – и ни цента меньше! – решительно сказала Минни. – Я, действительно, не родственница мистеру Малькольму, но у меня есть близкая подруга, которая приходится ему племянницей. Мне не представит затруднений заинтересовать делом мистера Эбенезера…

Посетители переглянулись. Потом Уорсмэн вымолвил раздраженным тоном:

– Ну хорошо! Вы хотите нас ограбить, миссис! Пишите расписку!

– На сто тысяч долларов?

– Да, на сто тысяч! Но, клянусь самим сатаной, это безумие, это форменное безумие! И если мы обанкротимся, то это вы, Клэридж, будете повинны!

Минни, не веря своему счастью, потребовала, чтобы деньги были выплачены ей не чеком, а наличными деньгами. Покупатели на это согласились. Час спустя миссис Минни Дэвитт и ее супруг вернулись из банка с набитым кредитными билетами чемоданчиком, и в тот же день уехали из обогатившего их столь случайно и столь щедро Сан-Франциско на свою родину.

Но что же это за таинственное ожерелье? Почему за него была дана такая колоссальная сумма?

…Больше ста лет тому назад в Париже шли торжества: генерал Наполеон Бонапарт сочетался законным браком с пожилой, но еще прелестной креолкой Жозефиной, вдовой Богарне. Наполеон тогда уже располагал солидными средствами, и он поднес далеко не богатой Жозефине целую серию свадебных подарков. В числе этих подарков было и янтарное ожерелье. Сама по себе его ценность была высока, но она еще повышалась тем, что на части зерен одним из знаменитейших парижских ювелиров тех дней были вычеканены или выгравированы при помощи лупы тончайшими черточками арабески и в них – целый ряд цитат из писем Наполеона к Жозефине того времени, когда будущий император без памяти влюбился в красавицу-вдовушку.

После крушения Первой Империи ожерелье Жозефины, вместе с многими другими вещами из ее обихода, сделалось достоянием государства и в течение многих десятилетий хранилось в музее Лувра. Еще в пятидесятых годах любители предлагали за него полтораста тысяч франков. Теперь его цена во много раз выше. Компания ювелиров из Сан-Франциско, купившая это ожерелье, почти немедленно перепродала его уже за полмиллиона франков какому-то американскому собирателю редкостей, архимиллионеру.

Но как это историческое ожерелье, эта реликвия могла попасть в руки китайского старьевщика?

Это остается загадкой.

Достоверно установлено, что ожерелье еще числилось в регистрах Лувра лет сорок пять или пятьдесят назад, а затем исчезло. Странно, что пропажа драгоценности тогда не вызвала шума, не обратила на себя внимания общества, – но это так. Где ожерелье скиталось, кто его похитил, к кому из рук в руки оно переходило, каким образом первый вор, который должен был знать, что ожерелье представляет огромную стоимость, – мог сбыть его, – все это, вероятно, так и останется навеки тайной.

Балета
МИСТИЧЕСКОЕ ОЖЕРЕЛЬЕ
(Петербургские легенды)

Бесспорно, какой-то мистической, таинственной жизнью одухотворено все то, на что положило время свою печать.

В особенности дышат и трепещут этой странной жизнью предметы искусства: древние картины, мрамор, произведения ювелирного искусства.

Немало гуляет по белу свету легенд, связанных с фамильными кольцами, браслетами. Целые захватывающие романы посвящены таким браслетам и кольцам.

В них таится частица души тех, кто носит их и носил. Есть фатальные драгоценности, фатальные для бесконечного ряда поколений.

И трудно сказать, где кончается мистическая легенда и начинается действительность.

Обладательницей одной из таких мистических драгоценностей в Петербурге является вдова генерала, Мария Дмитриевна фон Эксе. Принадлежит ей, – без всякого преувеличения, – единственное в мире ожерелье, составленное из так называемых египетских «жуков». Этим оливковым, испещренным иероглифами жукам – по несколько тысяч лет. Эти жуки покоились в гробницах фараонов и египетской знати, как амулеты.

Ожерелье, которое не оценишь ни в какие миллионы, принадлежало владетельной княгине Гика, прабабке г-жи фон Эксе.

Вот иллюстрация исключительной ценности этого ожерелья:

Одна очень высокопоставленная особа, вернувшись из свадебного путешествия с супругом своим по востоку и увидев у г-жи фон-Эксе это ожерелье, заметила:

– Какая вы счастливая!.. А мне хедив поднес в дар одного жука, последнего, которым он обладал.

В семье М. Д. фон Эксе из рода в род переходило, что ни под каким видом не следует пытаться «расшифровывать» иероглифы «жуков».

Любопытных ждет трагическая судьба.

Бабушка г-жи фон Эксе, не утерпев, обратилась к одному египтологу с просьбой перевести на французский язык «литературу», которой покрыт хотя бы один какой-нибудь из целой гирлянды «жуков».

Египтолог исполнил просьбу.

И что же, спустя самое непродолжительное время, здоровая и крепкая старуха вдруг внезапно скончалась.

Мистическое ожерелье отомстило за попытку разгадать его тайну, теряющуюся в сумраке тысячелетий…

Это было первое «предостережение».

Что касается Марии Дмитриевны фон Эксе, она никогда не расстается с этим мистическим ожерельем, но и никогда не пытается проникнуть в его заповедную тайну.

В Европе есть коронованные особы, могущие похвастать в своих коллекциях двумя-тремя египетскими жуками, но колье из них, повторяем, – единственное.

Оно в Петербурге…

Борис Мирский
ЛЕГЕНДА ТАВРИЧЕСКОГО ДВОРЦА

Белоколонный потемкинский дворец хранит неразгаданную страшную тайну.

В его старых стенах живет таинственная, жуткая легенда.

В день открытия 4-ой Государственной Думы к нескольким видным депутатам левых фракций обратилась г-жа Л.

Г-жа Л. – скромная служащая в хозяйственном отделе Думы.

– «Вы не поверите мне, вы подумаете, что я фантазирую, – но прошу вас, выслушайте меня, – взволнованно говорила молодая женщина.

Я живу уже три дня в каком-то кошмаре…

Это началось так.

Ночью мне приснился непонятный, страшный сон.

Я иду по темным коридорам. Наконец вхожу в какую– то комнату. Низкая, темная с одним крошечным окошком.

Посередине сидит за столом бледный молодой человек. На нем странный наряд – шитый екатерининский камзол, туфли, чулки, на голове парик.

Он заметил меня – посмотрел.

Мне кажется, что я никогда не забуду этого взгляда…

В нем было столько тоски, столько отчаяния невыносимой муки…

Целый день я была под тяжелым впечатлением этого непонятного сна.

На следующую ночь повторилось то же самое – я снова была в таинственной комнате, и снова видела бледного молодого человека… Мне казалось, что я схожу с ума!

Ночной кошмар давил меня – всюду и везде мне мерещилась проклятая комната.

Сегодня с утра я была в Думе. Около часа мне поручили принести одну бумагу и я должна была пройти через полуподвальный коридор.

Какое-то странное и жуткое чувство заставило меня открыть “ту” дверь и войти.

Я очутилась в… комнате бледного человека!

Я чуть не упала в обморок. Я… здесь… в этой страшной комнате. Здесь сидел… он!..

Объясните мне, что это значит! – я ничего не понимаю…

Но я чувствую, что во всей этой истории кроется какая– то жуткая тайна. Мне страшно…»

Этот рассказ произвел на депутатов сильное впечатление. Народные избранники забыли на время свою политику, свои дела, свои выборы, свои речи, комиссии и проекты…

Начались расспросы, – и депутаты узнали легенду Таврического дворца, открытую таким необычайным образом г-жой Л.

Это было давно-давно. Когда еще в Таврическом дворце жил всесильный баловень счастья, любимец великой императрицы князь Потемкин.

Для князя наступили тяжелые дни. «Великолепный князь Тавриды» видел, что у трона появляются новые люди. Потемкин угасал… Один раз поздним вечером привезли во дворец какого-то юношу.

Привезли и заперли в одной из комнат нижнего этажа.

Князь строго-настрого запретил даже проходить мимо дверей комнаты, в которой помещался таинственный узник.

С тех пор никто уже не видел молодого человека…

Говорили, что по ночам слышались ужасные стоны и рыдания. Обитатели дворца со страхом и трепетом прислушивались к этим крикам.

А потом, однажды ночью, растворились двери таинственной комнаты – оттуда кого-то вынесли…

Юноша исчез.

Кто он, этот бледный молодой человек, погибший ужасной смертью в тайниках Таврического дворца?

Это тайна…

И теперь неведомые силы заставили снова вспомнить о тайне старого дворца.

Ал
ДОМ С ЧЕРТОВЩИНОЙ

В каждом городе есть свой полицейский участок и свой «таинственный дом».

Дом, о котором рассказывают всякие ужасы вперемешку с глупостями, в котором никто не может прожить больше месяца и ночевать, в который ходят местные отчаянные храбрецы, для которых якшаться с чертом – сущие пустяки.

Есть такой дом и в Петрограде, на Гороховой улице.

В сущности, это даже не дом, а – квартира, одна из квартир большого старого дома.

В доме все шло вполне благополучно.

И только одна квартира № 33, – три комнаты и кухня, с одним входом со двора – только эта одна квартира создала всему большому и почтенному дому репутацию таинственного.

Лет 25 назад в квартире поселился старик, торговец старым платьем и картинами. Прожил он 15 лет, аккуратно платил в домовую контору сперва 22 рубля, потом 27 рублей, потом 33 рубля…

Веской вдруг неожиданно ликвидировал свою торговлю, продал всю мебель и объявил, что 17 сентября уезжает в Америку, к сыну, который давно зовет его.

А в мае ушел из дома и исчез. Все лето квартира стояла без хозяина, пустая, а 17 сентября в Ижоре выбросило на берег труп неизвестного старика, в котором с трудом опознали торговца платьем…

Когда приступили к ремонту освободившейся квартиры, то, между прочим, обратили внимание, что потолок в одном углу большой комнаты протекает. Потолок заделали, квартиру оклеили свежими обоями, полы и окна покрасили и, набавив, как водится, плату, стали сдавать.

Осенью снял квартиру семейный приказчик с дровяного двора, что по Фонтанке. Пожил с неделю и заявил, что потолок протекает. Опять побелили, высушили, замазали… прошло дней десять и снова закапало с потолка. Течь образовалась, как нарочно, в том углу, где стояла кровать приказчика. Пришлось перетащить кровать в другой, неудобный угол, заставив одну из дверей…

Но, к ужасу квартиранта, капать начало в новом углу и опять как раз над его кроватью. Перетащили кровать к окнам – и закапало с потолка у окон; перетащили на середину комнаты – опять капало…

Течь в потолке бегала за кроватью, передвигаясь незаметно, ночью, и капля за каплей роняла мутную воду на голову и лица спящих на кровати.

Помучившись с перетаскиванием кровати, лесной приказчик, с разрешения домовой администрации, квартиру бросил в середине зимы и выехал.

Квартиру 33 снова тщательно отремонтировали и вывесили у ворот красный билетик: «Сдается».

Почти 7 месяцев простояла квартира пустой, и нигде не капало. Свежевыбеленный потолок выглядел новеньким, сухим и чистым.

Осенью квартиру снял часовой мастер А. И. Орехов, которого в кругу столичных часовых мастеров хорошо знали, как изобретателя-самоучку.

Только что переехала довольно большая семья Орехова, как с потолка закапало и опять – над кроватью. Как ни передвигали кровать – с потолка капало и капало, течь бежала за кроватью, точно преследовала ее.

Заявили домовладельцу. Приглашали архитектора, осмотревшего чердаки, ощупавшего каждую балку; переворотили все трубы водопровода, приезжала городская комиссия, лазил на чердак сам домовладелец в сопровождении членов ореховской семьи. Наконец, служили в таинственной комнате молебен и окропили святой водой потолок, стены, кровать, лестницу…

Но с потолка капало.

К пишущему эти строки пришел Орехов и жаловался. Мы вместе отправились осмотреть квартиру. Ходили и на чердак. Там все было сухо, пыльно и обыкновенно. Чердак, – как чердак. А в большой комнате, как раз над кроватью, по потолку расползлось большое бурое пятно, – члены семьи жаловались, что жить в этой квартире стало невозможно, что течь в потолке бегает за кроватью, что уйти от нее нельзя, так как «черт поселился здесь прочно».

В самом деле, в этом упорном капанье было что-то таинственное, непонятное, какая-то чертовщина.

Члены ореховской семьи рассказывали еще о каких-то шагах на чердаке, вздохах и стонах, о колокольчике, который сам звонит в полночь и проч. Этому не верилось. Но пятно на потолке было передо мной, а с другой стороны – я собственными глазами видел сухой пыльный чердак…

Есть явления, которые не могут объяснить ни архитекторы, ни городская комиссия.

Эти явления и называются у нас «чертовщиной»…

Орехов с семьей выехал из квартиры, и она долгое время стола пустой, с сухим белым потолком…

В начале войны ее сняли.

Капает ли сейчас – не знаю.