Текст книги "Сорвать Джекпот (СИ)"

Автор книги: Арина Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

20

Оказывается, купание ребенка – это целый ритуал со своими законами. Тут тебе и «какаву с чаем предлагают», и нужно выступать беспристрастным арбитром морского боя, и зубы уметь заговаривать, чтобы голову намылить. И самое главное, не допустить потопа, потому что, и при погружении подводника, и при безобидной ловле рыбки, может произойти половодье.

Чем темнее становилось за окном, тем сильнее расцветала моя паранойя. Надеть красивое белье или наоборот все снять? Как это будет? Ведь будет же… В темноте? На кровати? Презервативы… А если, ему не понравится? А что, если мне? Мысли в голове скакали, как белки

Меня накрыл какой-то нервный мандраж, такое, наверное, бывает у спортсменов перед соревнованиями. Я чувствовала себя оголенным проводом, когда пальцы Вадима, украдкой от детских глаз, гладили то мою руку, то шею, то щеку. Прикосновения были мимолетными и нежными, но в то же время обжигающими. Их было мало, и много одновременно. В животе закрутился горячий узел. Тело предательски требовало ласк и поцелуев, хотело большего…

– Где ты будешь спать?

Стоя в кингуруми около кровати, и теребя болтающиеся ноги пакоцаной мягкой гусеницы, Никита смотрел на меня с любопытством

– Со мной, – ответ Вадима прозвучал категорично.

– Ну пап, почему?!

– Так, – присаживается перед ним на колени… – Мы с тобой договорились, что ты спишь сам. Один. Как взрослый, – треплет игрушку в его руках за мохнатые рожки. – Ты же уже большой мальчик! Смелый и храбрый, ведь так?

– А бабушка говорит, что маленький. Она со мной спит, когда я боюсь зомби, – жмется ко мне.

– Ох уж эта бабушка… – ворчит Вадим, укоризненно качая головой. – У нас же бойцовский кот, ты забыл?! Вон, смотри, Лимур уже пришел тебя охранять!

Желтоглазый пухан, обтершись об Никитины ноги запрыгнул на кровать и улегся, свернувшись клубком.

– Все равно, я хочу с Ликой!

Обнимая, беру на руки Никиту, он смотрит просяще на Вадима. Я конечно на педагогические лавры не претендую… да и вмешиваться в воспитательную систему не имею никакого права, но ведь от одного раз ничего не будет? Я могу и здесь, на диване поспать. Мне кажется, так даже как-то правильнее. Может и терзания мои дурацкие, тогда сами собой поутихнут.

Смешно…боюсь остаться наедине с мужчиной, который мне очень нравится. А секса с ним страшусь, как девственница. Да я даже в первый раз так не паниковала. Надеюсь, Вадим не заметил моей нервозности.

– Нет, – короткое движение губ и взгляд из-под сбежавшихся к переносице бровей. Бескомпромиссность отцовского тона Никите явно не нравится. Он куксится, кривит губки, собираясь расплакаться.

– Я расскажу тебе сказку, – вздохнув, глажу его по голове. Сухарь! Мог бы и помягче! И вообще, если ребенок боится, значит нужно ему уступить!

– Длинную-предлинную, – шепчет заговорщески на ухо.

– Длиннющую, – обещаю ему.

Вадим приглушает свет. Уложив Никиту в кровать присаживаюсь рядом. Осторожно перебираю волосы, рассказываю сказку про снежную королеву. Умиротворенно повернувшись на бок, он кладет под голову руку и прикрывает глаза.

– Я мыться, – коснувшись моего плеча Вадим уходит. Шум текущей воды заставляет сердце оглушительно биться. Мне очень волнительно. Хочется оттянуть то что будет, и в то же время пройти точку невозврата, когда инстинкты отключают мозги.

– Уснул? – Вадим заглядывает в комнату в одних боксерах, вытираясь полотенцем.

– Да, – отвожу глаза от его обнаженного торса. Мускулистые руки, сильные плечи, убегающая вниз по рельефному прессу дорожка волос …Горячий узел в животе, снова распускается, сбивая дыхание. Становится жарко.

– Красное полотенце-твое. Шампуни-гели в шкафчике, ну ты видела где. Если еще что-то нужно, скажи.

– Нет, – шепчу, поднимаясь с кровати.

Поправляю одеяло, не удержавшись, так Никита сладко спит, прижимая к себе гусеницу… целую в щеку

– Хочешь коньяк, мне сегодня презентовали? По пять капель, немного расслабимся… – проседает его голос, когда прохожу мимо, и случайно задеваю бедром бедро. – А – то как-то нервно становится.

Мой чемодан в спальне. Открываю его в нерешительности глядя на вещи.

– Я освободил тебе место, – сдвигает дверцу шкафа, вынимает домашние брюки, надевает. – Располагайся

Беру все сразу, плюхаю на пустую полку. Мне неловко сортировать при нем белье и одежду. Дома я вещи готовлю с вечера, а здесь… Как у них принято? Будет совсем беспардонством развесить на кресле платье? А косметику, где разложить? В ванной или в коридоре? В ванной было бы удобней, но, с другой стороны…я теперь не одна… По утрам всем надо умываться-собираться-приводить себя в порядок. Значит в коридоре. Может быть нужно что-то постирать, погладить, вещи для Никиты приготовить на завтра? Вдруг Вадим ждет, что я сама проявлю инициативу, или, наоборот не знает, как сказать о таком? Ох, инструкцию бы какую-нибудь! Снова чувствую себя не в своей тарелке.

– Сыр с медом любишь? – придерживает меня за плечи, прижимаясь грудью к спине.

По пять капель? Да, мне точно не помешает. Хоть немного мозги в кучу соберу…

– Я коньяк Николашкой закусываю.

– Кем-кем?

Растерянное недоумение и желание рассмеяться, в его голосе, – это какое-то невозможное сочетание. И от него голова отказывает еще сильнее.

– Лимоном, с кофе и сахаром.

– Хорошо. Сварганю тебе Николашек, – медленно водит носом по моей шее. От выдохнутого им теплого воздуха, по телу толпой разбежались мурашки, и расселись переждать, всколыхнувшуюся бурю внутри.

Я прикрыла глаза пытаясь выровнять дыхание. Ненормальная у меня на него реакция. Выдающая с головой. Буреломная, честное слово.

Молча киваю, и чтоб хоть как-то переключиться, хватаю с полки первую попавшуюся вещь. Трусы. Черные спортивные шортики. Очень удобные…с кошачьей мордой на попе. Как они оказались среди вещей ума не приложу, потому что не собиралась брать ни тапки с когтями, ни пингвиний халат, ни тем более их. Всю эту хренотень мне надарили подруги, в ответ на мои подгоны…

Сестрам Кравцовым – вязаных шапок в виде рыбок-крылаток ручной работы, с глазами, плавниками и хвостом. Они ж как попугаи-неразлучники везде таскаются друг за другом. У Наташки есть эксклюзивный зонт, с выставленным средним пальцем во весь купол. Маринка, обладательница совершенно замечательных панталон, из кудрявой овечьей шерсти. А у Тенгизовой Лены, леггинсы с накладной «задницей на зависть фитоняшкам»

21

– Зачетные труселя, – хмыкнул Вадим, рассматривая, смятое моей ладонью палево, и вдруг весело рассмеялся. – Представил, как бы охренел, если б увидел их на тебе. Просто ты всегда такая, утонченно-изысканная, а тут, – на тебе – сюрприз! – мое лицо залила краска стыда. – Но их на тебе увидеть хочется, даже больше, чем кружева и полосочки. А потом, снять.

Джентльмены так не поступают. Они не сыплют фривольными намеками. Ну и черт с ними, джентльменами! Я тоже – не леди. Ведь леди не носят прикольных трусов. Потому что у меня даже мысли не мелькнуло отказаться от планов Вадима. У меня от этих его планов пальцы на ногах поджимались, вот прямо сейчас.

Но быть легкодоступной почему-то не хотелось. Хотелось вкусных головокружительных эмоций. Его горящих глаз. Закравшейся в голос хрипотцы нетерпения. Откуда-то вернулась смелость и дерзость.

– Пять минут. И я приду. В них.

– Ого! Так это угроза?! – он еле сдержал смех. – Я готов сразу сдаться. Или нужно для приличия поломаться?

Меня бросило в жар от озвученных вариантов. Десант из гормонов произвел высадку в кровоток, снова разгоняя утихший мандраж.

– Вадим… – оборачиваюсь к нему, – ты специально меня смущаешь?

– Ты так мило краснеешь, – прежде чем его губы коснулись моих, рука нежно обрисовала контур лица, погладила скулу, а подушечка большого пальца тронула нижнюю губу. Я нервно выдохнула. – Ладно-ладно, – поднимает ладони вверх, сдаваясь. – Я понял. Приторможу.

Быстренько смотавшись в ванну, я приняла душ. Надела трусы, повертелась возле зеркала. Лифчик…а вот не буду одевать…Футболка и так монашеская, бесстыжую кошку с лихвой прикрывает…Иди… Иди уже! Не заставляй мужика ждать! Вдох-выдох…Ну же!

– Где мой коньяк?

Вадим стоял у окна, засунув руки в карманы. Обернулся, взял со столешницы два бокала, один протянул мне.

– Ты выглядишь…сногсшибательно…

К таким словам я готова не была. И не была готова к тому, как меня поведет от этого комплимента. Комплимента же? Как девочку.

– За что пьем? – набравшись смелости посмотрела ему в глаза.

– За непредсказуемых женщин?

– И за решительных мужчин

Он как-то непонятно и даже весело хмыкнул, но ничего не сказал, вместо этого сделал глоток. Я последовала его примеру.

– Николашку?

Кивнула, как сомнамбула.

Отставив бокал на стол, он взял с тарелки дольку лимона протянул к моим губам. Я вгрызлась в сочную мякоть. Откусив половину, облизала прилипшие кисло-сладкие крошки.

– Вот тут немного осталось, – касается большим пальцем нижней губы. Нежно проводит по ней подушечкой… – Я тебя сейчас поцелую…

И от первого же прикосновения его губ со вкусом коньяка, под кожей словно растеклась жидкая лава. Разум окутала пелена легкого, как пух, тумана. Исчезло время и пространство. Были только его губы, смелый язык, мои руки, зарывшиеся ему в волосы на затылке. Его частое, сбившееся дыхание, ладони, пробравшиеся под футболку. Мое жадно прижавшееся к нему тело. Оторвавшись на секунду, он посмотрел мне в глаза, тяжело сглотнул и подхватил на руки.

– Так. Нам надо в постель. И быстрее!

Влажный горячий язык напористо проник в мой рот. Властно. Может быть, даже слегка грубо. Словно имел на это исключительные права. Причем не только на поцелуи. Не прерываясь, он уложил меня на кровать. У него и в самом деле прекрасная фигура. И грудь, и живот и… – я скользнула взглядом вниз, – и давящая тяжестью бедер внушительная выпуклость. Он проследил за моим взглядом. Вернувшись к лицу, накрыл мою ладонь, медленно провел по себе вниз, остановив на оттопырившихся в паху свободных брюках.

Последние проблески чего-то, что еще противостояло животным инстинктам, заставили меня замереть

– Поздно говорить «нет», – его губы тронула усмешка.

Они скользнули по шее вниз – мягкие, теплые, нежные. Руки же наоборот оглаживая бедра двигались вверх. Сминая футболку, оголили живот. Рисуя пальцами узоры добрались до груди, и стали дразнить невесомыми касаниями соски. Сначала он скользил кончиками пальцев, потом накрыл всей ладонью, словно примеряя себе в руку. Но сменил руки – губами. Ими долго водил, исследуя изгиб. Коснулся языком напряженных сосков, пробуя на вкус. Перекатывая и покусывая, посасывая.

Мои руки в это время жили своей жизнью. Скользили с плеч по крепкой спине, вдавливались пальцами в позвоночную впадинку. Двигались дальше и ниже, сжимались на упругих бедрах. И обратно вверх. И снова вниз.

Мне кажется, он чувствовал, что они на его спине дрожат. Прижимал сильнее. И я прогибалась, и терлись о мужские брюки с горячим твердым содержимым.

– Ты такая… – он на секунду оторвался, тяжело дыша. И выдохнул. – Такая…. Вкусная…

Пальцы наших рук сплелись. Ноги, сами собой раздвинулись шире. В такт движений его языка у меня во рту, мои бедра приподнимались навстречу плавным вдавливающим в кровать толчкам. Напряженный член вжимался в то самое место, которое пульсировало огнем, требуя ощущений внутри.

– Папа! – мне показалось, что детский испуганный крик заполнил пространство спальни.

Мы замерли. Наши тела словно намагниченные, не могли оторваться друг от друга. Огонь неудовлетворенного желания клокотал в крови, отдавая болезненной тяжестью между ног.

– Папа! – крик повторился.

– Иди! – отстраняю, обмякшего Вадима от себя. – Иди! Никита зовет!

Стараясь прийти в себя, сглатываю воздух. Во рту пересохло. Горячий узел внутри пульсирует. Руки трясутся.

– Ну почему сейчас?! – тихо стонет и бьет кулаком по кровати. – Черт! Черт! Черт!

Перекатываясь, пытается отдышаться. Трет лицо руками.

– Все нормально, иди! – поправляю футболку, приглаживаю растрепанные волосы.

– Серьезно?! – с долей ядовитого сарказма. – А у меня сейчас яйца взорвутся! Ой, Никитос, никакой личной жизни с тобой, – ворчит недовольно.

– Папа!

– Да иду!

Зажимая себе рот, я начинаю истерично смеяться. Ну это просто…троекратный факап! Есть где, есть с кем, хотим друг друга, а вот хрен вам!

От смеха, скованное напряжением тело, расслабилось. Удобно устроившись, я почти уснула, когда почувствовала, что за спиной прогнулся матрац. Голая грудь прижалось ко мне, теплая ладонь легла на живот, притягивая ближе, плеча легко коснулись мягкие губы.

– Спишь? – мучительный выдох. – Обиделась, да? – вжимает меня в себя, и я чувствую под мягкой тканью трусов упирающийся в спину твердый член. – Прости нас…

И даже сквозь сон я улыбаюсь. Накрываю его руку рукой, успокаивающе поглаживаю.

– Мы исправимся, – утыкается носом мне в шею. – Не ставь на нас крест…

– Не буду…

– Вадим, а вдруг…

– Никаких вдруг! Мы просто погуляем. Я потом, дома тебе все объясню. Поняла?

– Вадим, – она словно встряхнулась, – что бы не случилось, ты можешь рассчитывать на мое понимание. Я…ты ничего мне не должен. Я справлюсь.

За наигранным спокойствием явственно чувствовалось волнение.

– Лик, я сейчас не в том состоянии, чтобы красиво говорить, – меня взбесила обреченность в ее голосе. – Кольцо, я одел тебе, потому что хотел. Именно тебя. И хочу надеть другое, и себе на палец тоже надену! Потому что хочу именно тебя! Так понятнее?

– Вадим…

– Я хочу, чтобы ты нас встречала. Слышишь меня?

– Да…Я буду вас ждать.

– Вот и умница!

22

В глубине души, я надеялся, что Юлька не приедет. А еще глубже, что откажется от своей затеи стать «мамой-рОдной!»

По телефону, я, на сколько мог спокойно, объяснил ей, что обожание в глазах сына она вряд ли увидит, и что на безграничную радость, как и на щедрые проявления любви рассчитывать не стоит. Но бывшая упорно гнула свою линию – хочу, я – мать, имею право.

Да, по закону имеет полное право!

Но только как объяснить трехлетке, что женщина, всплывающая в его жизнь второй раз, и называющая себя мамой, желает добра…если хочет забрать неизвестно куда?

Этой зимой, когда Юлька неожиданно нарисовалась…со слезами то ли вины, то ли умиления, и бросилась к нему на детской площадке, Никита испугался. Вцепился в меня, и не отпускал ни на секунду. Ни совместный поход в ледяной парк, где Юлька лезла из кожи вон, корча клоуна, ни обед в кафешке, с забавной подачей детских блюд не смогли умаслить его. Он отказывался с ней играть, разговаривать, и не смотря на все ее усилия на контакт не пошел. В нем словно выключился фонарик. Всегда такой открытый и улыбчивый, он выглядел потерянным. Все время молчал и просился домой.

А вечером, когда я укладывал его спать, он расплакался, и уткнувшись мне в грудь, обливаясь слезами просил не отдавать его маме.

У меня внутри все перевернулось. Я пропустил через себя волну его страха, с одновременной решимостью, больше не подпускать к нему Юльку. Успокаивал, качая и нашептывая обещания всегда быть рядом. Ощущал его вздрагивания, и гладил, гладил… прижимая к себе самое дорогое что у меня есть.

После того, как Никита заснул, я залпом махнул стакан коньяка, и позвонил Юльке. Все, на что меня хватило, это гаркнуть: «Уезжай!»

Она рыдала в трубку, просила прощения. Ей тоже было больно. Но ее боль меня не трогала. Свой выбор она сделала. А вот слезы моего сына, в которых она виновата, вызывали во мне жгучее желание ее придушить.

В целом, на холодную голову, я не был против общения. Есть же родители, которые смогли найти золотую середину между полярными убеждениями и создать любимому чаду ощущение гармонии и благополучия. Но как этого достичь, не травмировав психику ребенка у меня ответа не было. А может это не наш случай, или пока слишком рано.

Я никогда не говорил Никите про нее плохо, показывал общие фотографии, чтобы он не чувствовал себя нелюбимым, отвечал на вопросы. Но видимо какое-то детское чутье, подсказывало ему, что мне это неприятно. И мы все реже возвращались к теме «про маму». А после Юлькиного зимнего визита, она не всплывала совсем.

В сыне что-то незримо изменилось. В нем, словно зародилось ощущение неведомой опасности. Он стал более ранимым, тревожным. И мне стоило огромных усилий вновь вселить в него радостное восприятие жизни.

Юлька тем временем активизировалась. Стала чаще звонить, просила видео с Никитой, отправляла подарки. Отказать я ей не мог, она по-прежнему переводила деньги, которые не были лишними. А весной начался самый настоящий шантаж…или мы находим какое-то баланс, чтобы она могла общаться с сыном. Только какой? или она заберет у меня Никиту через суд!

– Вадим, я прилетела! – голос из динамика сотового прозвучал с претензией.

– И?

– Я хочу увидеть своего сына!

– Юль, как ты себе это представляешь? Что он бросится к тебе с распростертыми объятиями, с криком «мамочка»? – удержаться от сарказма не получилось.

– Я хочу забрать его на выходные. Мы специально сняли домик в загородном отеле. Там есть все для детей. Площадки, анимация, бассейн. Ему понравится.

– Забудь! Мой сын никуда с тобой не поедет!

– Нет, это ты послушай меня! – в ее голосе появились истеричные нотки. – Я хочу провести время со своим сыном! Хочу узнать его, подружиться. Хочу, чтобы он привык ко мне!

– Он тебе игрушка что ли?!Хочу! Хочу! Ты хоть понимаешь, какой это стресс для ребенка?!

– Прекрати орать! Если ты его подготовишь, это не будет стрессом.

– Ты дура, Юль? Он тебя знает по фотографиям. Какие к чертовой матери выходные?

– Мы с Денисом сделаем, все чтобы ему было хорошо.

– С Денисом? – мой голос проседает от еле сдерживаемой злости. – Ты собираешься навязывать моему сыну постороннего мужика?!

– Он мой муж!

– Да мне посрать кто он! Никуда он с вами не поедет!

– Не хочешь по – хорошему, – переходит на крик, – мы сами его заберем!

– Да?! Это интересно как?

– Ну почему ты такой твердолобый Вадим? Я же хочу, как лучше.

– Для кого лучше, Юль? Для тебя? – сбавляю обороты. Нам точно ни к чему сейчас сраться. Надо как-то договариваться. – Хочешь увидеть Никиту, давай вместе погуляем, сходим куда-нибудь вечером. Я буду рядом, если что помогу– подскажу.

Сглатываю эмоции, вставшие в горле комом.

– Он при тебе меня к себе не подпускает!

– Я с ним поговорю. Волшебного эффекта не обещаю. Он постарается… – последнее слово вытолкнуть из себя не могу…блять, да что постарается: понравиться? Угодить?

– Где и во сколько? – почуяв мою слабину, продолжает додавливать.

– В центральном парке у входа, где три поросенка. В пол-шестого. Давай только без мужа. Незачем Никиту еще и твоим мужиком пугать.

Отбив звонок смотрю на свои руки. Трясутся. Хорошо, что операций сегодня больше нет! Сжимаю и разжимаю кулаки. Меня накрывает чувством ускользающей из-под ног земли.

Все только налаживаться начало!

И снова…

Мне страшно. Мне жутко. Я боюсь, что меня исключают из уравнения, в котором я всегда был постоянной. Даже представить себе не могу, если Никита переметнется к Юльке…

Сегодня утром, когда я вложил Лике связку ключей от квартиры, в груди сияло теплое солнце. Овсяная каша, какао для Никиты, кофе с бутербродами – все это было так приятно и неожиданно. Она порхала по кухне, ободряюще сжимала мое плечо, трепала Никиту по волосам, а он рассказывал с набитым ртом о планах на вечер, где мы будем есть мороженое и смотреть мультики, сидя на диване с Лимуром в его комнате…

А дальше моя фантазия рисовала свои иллюстрации, где только я и она…поцелуи, горячие и одновременно нежные, ее тихие стоны, переходящие в хрипловатые просьбы от пульсации на моих пальцах, а потом глубокие, быстрые движения для себя с опустошающим оргазмом для обоих…

– Сегодня во сне я все-таки тебя трахнул, – шепнул ей, целуя в щеку, когда она собралась выходить из машины на стоянке мед. центра.

– И как это было?

– Ты кончила… – несмотря на желание казаться невозмутимой, по ее коже разбежался нежный румянец. Смущаешься или тоже об этом думаешь?

– А ты?

– И я.

Поймав ее ладонь, положил себе на пах, сжал пальцами. Знаю, что веду себя как пацан, но с ней почему-то хочется всех этих тисканий и фривольных намеков, потому что прет уже от предвкушения того, что случится…а случится обязательно… И мы оба это знаем.

– Вадим…ну все…нас могут увидеть…

– Да ты без пяти минут моя жена… Как, кстати, родители восприняли новость?

Вчера я не спросил, думал сама расскажет. Она отмолчалась.

– Они… – уткнулась носом мне в шею, и у меня в штанах стало тесно… – Они немного в шоке. Им нужно время, чтобы принять. В конце – концов не каждый день их дочь выходит за муж.

– Ругали тебя, да?

– Нет. Ругали тебя. Это ведь ты окрутил их нежную фиалку.

Поднимает голову и глядя на меня, наигранно хлопает мохнатыми ресницами, пряча за ними смеющийся взгляд.

А у меня в душе разгорается глупая радость. Что не смотря ни на что, она хочет быть с нами, и все у нас пока хорошо.

И вот сейчас это чувство померкло.

– Юлька приехала, – сухим горлом выговариваю слова в трубку, глядя в больничное окно. Мысли в голове, липкие и навязчивые. Никак не получается от них избавиться.

– И что теперь? – мне кажется, она хватается ладонью за шею, как делает, когда волнуется. – Что нам делать?

«Нам». Мне греет душу ее поддержка. Ее озабоченность в тоне, и в тоже время мягкость в голосе.

– Я не смогу тебя сегодня забрать. Мы договорились, что встретимся с ней в парке, после детского сада. Ты поезжай домой, ладно?

– Да, – слышу упавший до шепота голос в динамике.

– К нам домой, Лик! Ты что себе там напридумывала, а?