Текст книги "Увидимся в аду"

Автор книги: Арина Холина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

НАТАША

29 марта, 17.00

«Йескафе» был триумфом. Начальство приказало загнать всех сотрудников в зал для переговоров и торжественно сообщило, что Наташу в срочном порядке назначают первой заместительницей Клима.

«Гадюка!» – думала любовница Клима. Дамочке было лет сорок. Она возглавляла творческий сектор. Сотрудники от нее волками выли – все идеи ей казались либо чересчур смелыми, либо слишком молодежными. Больше всего она боялась потерять клиентов. Из-за этого одна реклама «Сити-смарт» была похожа на другую. Синяки под глазами и желтые виски дамочка прятала под таким густым загаром из солярия, что казалось – ее обмазали гуталином.

«Убью!» – мрачно фантазировал Наташин коллега в дешевом костюме, который он выдавал за «Поль Смит». Коллега всегда был полон рабочего энтузиазма и вечно занят, но когда надо было сдавать проект, выяснялось, что ничего не сделано.

«С кем она переспала, чтобы получить эту должность?» – завистливо гадала художница. У художницы было вытянутое лицом, прическа «ежик» и красные волосы. Она всегда замечала, если между коллегами вспыхивали романтические отношения. А заметив, непременно ожидала, что роман закончится крахом и страданиями влюбленной дурехи.

«Она приходит ко мне в плаще, под которым ничего нет, распахивает его и падает на колени… Она сгорает от страсти и умоляет меня взять ее…» – воображал заведующий юридическим отделом. Это был типчик без шеи, у которого была нервная привычка резко дергать головой вправо. Таким образом он поправлял длинную прядь, закрывавшую лысину.

Единственная, кто не желал Наташе смерти, не мечтал с ней переспать или послать ей конверт с сибирской язвой, была Ира. Она вспоминала, каким хорошеньким был вчера Клуни в «Скорой помощи». И представляла, как бы все случилось, если бы он был врачом, а она – пациенткой…

«Хороши! – восхитилась Наташа. – Ну, держитесь! Сейчас я вам покажу!»

– Все очень рады… энергичная… под руководством… – бубнил Клим. – Ну, кто-нибудь хочет поздравить?..

К собственному удивлению, любовница Клима встала, вымученно улыбнулась, откашлялась и произнесла:

– На мой взгляд, единственным достоинством этой, так сказать, заместительницы являются чересчур вольные, больше сказать – неприличные наряды… – Судя по выражению лица, дамочка не очень понимала, почему с губ срываются именно эти слова. – А также толстая задница. И вот этот многообещающий взгляд, которым она смотрит на мужчин… Я считаю, что таким нахалкам место на панели, а не в приличном заведении! Да ее взашей нужно гнать, чтобы она на чужих мужиков рот не разевала! Если тебе под сорок и у тебя – хочешь не хочешь – грудь уже лежит, а не торчит, как у некоторых, то всех таких молоденьких сучек хочется передушить! Никто не знает, как это тяжело – делать вид, что тебе плевать, и верить, что он, – она ткнула в Клима, – давно со своей женой не спит… А-а-а! – Она упала в кресло и разревелась.

К ней бросились, поднесли стакан с водой. Едва все оправились от выступления истеричной любовницы, вскочил юрист:

– Я совершенно с вами не согласен! У меня жена такая же психопатка! – Он ткнул пальцем в Климову любовницу. – Она всеми днями зудит, что у меня секретарши молоденькие и хорошенькие и не прочь с начальником-то… Она меня так затюкала, что у меня на нее третий год не стоит. Я вынужден обращаться к проституткам! Поэтому когда я вижу такую сексуальную женщину, как Наташа, я представляю, как она врывается в мой кабинет, ложится на стол, раздвигает ножки, а на ней нет трусиков, и…

Юриста кое-как оттащили. Брызнули ледяной водой, но он, отфыркиваясь, все еще продолжал нашептывать о своих фантазиях. Собрание было безнадежно испорчено. Сотрудники хихикали, шушукалась, сплетничали… Неожиданно слово взял коллега, мечтавший занять новое Наташино место.

– Спокойно! Господа, опомнитесь, мы же не на базаре! – рассудительно начал он. – Не надо устраивать балаган из-за того, что на руководящие должности назначают хитрых и расчетливых прошмандовок, готовых лечь под кого угодно, лишь бы добиться…

– Да! – завопила вдруг на всю комнату художница. – С кем, с кем здесь нужно трахнуться, чтобы запомнили, как тебя зовут, а?

На все это представление Наташа смотрела не без удовольствия. Упреки и оскорбления ее, казалось, веселили. Наконец она взяла сумку и, посмеиваясь, пошла на выход.

– Полезно услышать, что о тебе думают друзья и соседи, – прошептала она, склонившись над Ирой.

Та открыла было рот, но тут же захлопнула.

– Вот и умница, – похвалила Наташа и выскользнула в коридор. – Останься, сейчас начнется самое занятное. Они начнут ссориться друг с другом. Только молчи, никому не отвечай. Позвонишь мне вечером, расскажешь, чем дело кончилось.

МАША

29 апреля, 22.46

– Ну! – настаивала Маша. – Пей же давай!

– Не тормоши меня! – огрызался Илья. – Ты что, думаешь, это сливовый компот?

– Почему сливовый? – удивилась Маша.

– Ну клубничный! – буркнул Илья. – Какая разница? Сейчас, – произнес он добрее, заметив несчастный Машин взгляд, – наберусь храбрости…

Напиток был темно-коричневый, с сопливыми комками, кружившимися по стенкам стакана. От снадобья разило спиртом. Илья взял стакан в руку, понюхал, дунул, поморщился. Наконец с залихватским криком «И-ии… опс!» залпом выдул две трети и тут же повалился на пол. Вены на его теле вздулись, а одна, особенно заметная – на виске, часто-часто билась. Маша бросилась к нему, но Илья выставил вперед руку, пробормотал: «Всехршо» – и отключился.

Перепуганная девушка схватила стакан, обвела изнутри пальцем. Попробовала на вкус. Воровато оглянулась на бездыханного Илью и допила остатки. Ей почудилась, что она хлебнула раскаленного подсолнечного масла. Горло обожгло и защипало так, что на глазах выступили слезы. Жар неожиданно сменился холодом – в животе покалывало так, как это бывает с отмороженными ногами, если их подставить под горячую воду. После чего на Машу обрушилась слабость, ноги подкосились, и она упала, опрокинув помойное ведро.

– Не надо было этого делать, – было первое, что она услышала, приоткрыв глаза.

– Это еще почему? – Маша села на полу, одной рукой опершись на груду окурков, вылетевших из помойки. – Тьфу!

– Потому… – задумался Илья.

Она заметила, что выглядит он иначе. Вместо сутулого, испитого и неряшливого типа перед ней стоял могучий, подтянутый мужчина с пылающим взглядом и решительным лицом.

– Ну как? – спросила она.

– О-о-о! – Илья воздел руки. – Славься, брат мой Марат, повелитель бесов! Я – это снова я! Понимаешь? – Илья сел на корточки и от радости так тряхнул Машу за плечи, что ее чуть не стошнило. – О! Мы на пороге великих деяний! – Он вскочил и стал ходить по комнате. – Ну что, – он так стремительно бросился к Маше, что ома шарахнулась в сторону, – ты готова к тому, чтобы основательно встряхнуть эту планетку? А?

– Я… – смутилась Маша. – Вообще-то…

– Смотри! – торжествующе вскрикнул Илья.

Он указал на окно, из которого ни с того ни с сего повеяло холодом. Маша широко распахнула глаза – на дворе бушевала метель. Завывая и стеная, кругами носился ветер. Толстые снежные хлопья били в стекло. Сквозь мглу, туман, морозную пыль не было видно ни зги. Покрытые льдом деревья гнулись и хлестали друг друга ветвями.

– Мама! – Маша рванула с места и кинулась к выходу.

– Эй! – окликнул Илья.

Она обернулась и увидела там, где только что бушевала метель, яркую огромную луну, бесконечное синее небо, горы..

С улицы повеяло морем. Маша осторожно, шаг за шагом приблизилась к окну, выглянула и справа – вместо желтого кирпичного дома – увидела набережную, холм, рифы и бесконечную воду.

– Э-э-э… – обернулась она к довольному Илье. – Как это?

– Не боись, – оскалился тот. – Это всего лишь оптический обман.

– А… Но как? – воскликнула она.

– Я тебе уже говорил… – С профессорским видом Илья встал рядом с ней и засунул большие пальцы за ремень. – Чудо – это всего лишь иллюзия. Надо просто внушить другому, что это есть на самом деле. У заурядного человека мозг работает на три… самое большее на пять процентов. Гипнотизируя, ты как бы заполняешь собой свободные клеточки. Людям не остается ничего, кроме как видеть твоими глазами. Ну а все остальное зависит от силы твоего воображения.

– А у меня… на сколько работает? Мозг.

– Пока нинасколько, – съязвил Илья.

– Слушай… – заинтересовалась Маша, не обращая внимания на иронию, – а это… Ну, Иисус, когда кормил всех рыбами и хлебом, тоже… гм… внушал?

– Сравнила! – усмехнулся Илья. – Каждому по возможностям. Он потому и Он, что у него Власть. Сила. Он может то, чего не может никто.

– Очень доходчиво, – ухмыльнулась Маша.

– Ты все равно не поймешь… – вздохнул Илья. – Просто запомни; до поры до времени ты способна, так сказать, только давить на сознание.

– Ладно, – вздохнула Маша. – И что мне надо делать? Чтобы давить.

Илья недоуменно задрал брови.

– Я же тоже выпила, – объяснила Маша.

– А-а, да! – Он хлопнул себя по лбу. – Точно. Тебе надо учиться. – Илья нахмурился. – Попробуй вообразить что-нибудь простенькое… Ну… Сделай так, чтобы все стены стали красными.

– А что надо делать-то? – растерялась Маша.

– Напрягись, – посоветовал Илья. – Представь что-нибудь очень красное… Кровь или томатный сок… И будь уверена, что у тебя получится – тогда все выйдет. Главное – не сомневаться.

Маша напряглась, и вдруг стены растеклись алыми потоками. С потолка закапало, а на полу забурлили лужи…

– Стой! – крикнул Илья. – Прекрати! Ты слишком сильно представила.

Маша испуганно таращила глаза на возвращающиеся к обычному цвету обои.

– Давай что-нибудь поскромнее, – предложил Илья. – Цветок какой-нибудь. Да, сделай мне вот на этом столе цветочек в горшке.

Маша сосредоточилась. Воображение нарисовало пустыню. Как будто она, Маша, на последнем издыхании бредет по бескрайнему песчаному простору. В горле все ссохлось, ноги горели от раскаленного песка. Она мечтает о воде, хотя бы о, глотке воды, и представляет – как прекрасно, когда вокруг все зеленое, листья блестят от пота, трава освежает ноги, везде – цветы, кусты, заросли крапивы, чертополоха…

Когда Маша осознала, что за одну-единственную травинку отдаст жизнь, на кухонном столе появился горшок с красно-коричневым толстым крокусом.

– Ух ты! – Маша потрогала листья. Они были как живые. – Неужели все это мне кажется? – недоверчиво спросила она у Илья.

– Кажется. – Он удовлетворенно нагнулся над цветком. – Но хорошо кажется! Молодец! – похвалил он. – Только ты не злоупотребляй. Кстати, когда начнем?

– Что начнем? – не сообразила Маша.

– Как что?! – обиделся Илья. – Подвиги!

– Да хоть сейчас! – спохватилась Маша.

– Вот и отлично! – Он протянул руку, и к нему в ладонь влетел список бывших Машиных любовников. – Та-ак… Громеницкий Владимир…

НАТАША

29 апреля, 23.40

Наташа лежала на матрасе и листала каталоги мебельных дизайнеров. Днем она побывала в огромном мебельном магазине. Она сообщила продавцу, что собирается целиком обставить квартиру, причем только лучшими произведениями самых модных дизайнеров. Убедившись, что она готова потратить на обстановку целое состояние, продавец вызвал управляющего, и они вместе нагрузили ее журналами, каталогами, брошюрами. Сейчас Наташа пыталась во всем этом разобраться. Когда рассматривала сложную диванную конструкцию от какого-то финского дизайнера – пыталась уместить ее в гостиную, сзади неожиданно послышался голос.

– Ну, вы понимаете… – мямлил мужчина. – В рамках закона, но чтобы как можно моложе…

– Я вас прекрасно понимаю, – отвечала женщина. – Тринадцатый размер подойдет?

– Тринадцатый размер? – опешил мужчина. – Какой такой…

– Три-над-цать… – с нажимом проговорила женщина. – Тый… Размер. Размер возраста, – недовольно дополнила она.

– А-а! – расслабился мужчина. – Да-да-да! Конечно-конечно!

Наташа вскочила и уставилась на стену общую с соседом – пухлым, лысым коротышкой. Она так старательно протирала стену взглядом, что перегородка вдруг начала таять. Стена становилась все прозрачнее, пока совсем не исчезла. Наташа бросилась сквозь нее, но со всех сил ударилась о кирпичи.

– Та-ак… – пробормотала она, считая разбегающиеся фейерверки.

За прозрачной стеной она увидела соседа. Лысого невысокого мужчину она встречала по утрам у лифта. Как правило, он щеголял хорошим костюмом, дорогим клубным галстуком и кожаным портфелем от «Дюпон». А сейчас сосед облачился в васильковый шелковый халат с драконами. Мебель в квартире была черно-белая, окна закрывали металлические жалюзи, а все мелочи и светильники были из хромированной стали.

– Какая пошлость, – скривилась Наташа.

Сосед спешно убирался – прятал лекарства, витамины, «Виагру», рассовывал по ящикам носки и трусы, вытирал пыль и накрывал стол. Его компьютер был подключен к Интернету – на экране мигала надпись: «Горячие подростки – только у нас круглые сутки».

«Ну-ну… – Глаза у Наташи мстительно заблестели. – Сейчас повеселимся».

Примерно через час у соседа заработал интерком.

– Да-а… – улыбаясь и делая интеркому глазки, ответил тот.

За дверью стояла молодая девушка. Скорее девочка: если смыть косметику – лет четырнадцати. На ней был белый парик и короткий виниловый плащ.

– Прошу! – Сосед нажал на кнопку и загремел ключами.

Девочка вошла, испуганно озираясь по сторонам.

– Здрасте, – промямлила она.

– Прошу-прошу! – Сосед, подхватив девушку под локоток, увел ее в гостиную. – Вина? – предложил он, стягивая с нее плащ, под которым оказалась прозрачная черная майка и застиранная мини-юбка.

– Я-аа… – забормотала девушка, но сосед уже протягивал ей стакан.

– Сейчас вернусь, – пообещал сосед и удалился в ванную.

«Ну, пупсик, держись!» – пригрозила Наташа.

В ванной сосед скинул халат и поменял семейные трусы на золотистые бикини. Ему казалось – в них он выглядит чертовски привлекательно. Зачесал на лысину липкие белесые прядки, подушился «Фаренгейтом», опрыскал рот освежителем, ущипнул себя за соски и принял «Виагру». С радостным криком «Та-та-тамм!» сосед распахнул дверь, выскочил из ванной, и тут в голове у него помутилось. Вместо гостиной перед ним шумел и дымился от сигарет, людей, вскрытых пивных бутылок и этого мерзкого газа, который пускают в клубах, танцевальный зал.

Он стоял на огненно-красном подиуме, в конце которого торчал блестящий шест. Его ослепили разноцветные софиты. Когда глаза привыкли, он разглядел – и это было самым страшным! – что снизу на «язык» напирали здоровенные, потные, бородатые громилы. Судя по отсутствию женщин, это был клуб для геев. Для каких-то ужасных – мрачных, шкафоподобных геев.

– Красавица, давай работай! – улюлюкали они.

Из зала полетели бутылки. Кое-как увернувшись, сосед бросился обратно в ванную, но вместо двери обнаружилась шторка. За ней скрывался мужчина – он пригрозил кулаком и велел развлекать гостей. Осознав, что еще секунда промедления – и его разорвут на части, сосед, неловко размахивая руками и подражая походке манекенщиц, двинулся вперед.

– Зажигай! – орали снизу. – Дай огня! Ты чё, напилась, клюшка? Чё шатаешься? Давай тряхни попкой!

Кое-как дотащившись до шеста, сосед сделал несколько эротических – как ему казалось – движений. Но тут его кто-то схватил за ногу, и он рухнул в толпу. Его подбрасывали, хватали, мяли… Он уже ничего не понимал. Наконец он оказался на руках у самого огромного, бородатого и потного здоровяка – тот нежно посмотрел на него и впился ему в губы тяжелым, усатым, табачным, пьяным и чесночным поцелуем.

– Ты теперь моя, карамелька! – пообещал здоровяк и понес соседа вон из зала.

– Ха-ха-ха! – расхохоталась Наташа.

Девушка же в это время постучала в ванную, потянула дверь и увидела клиента, привалившегося к стиральной машине. Она вскрикнула, рванула в комнату, заметила на комоде две стодолларовые бумажки, схватила их и убежала, на ходу надевая плащ.

МАША

30 апреля, 00.59

Владимир Громеницкий тихо постанывал в трехспальной кровати. Ему снились таможня и непредвиденные трудности. Неожиданно он проснулся – его словно током ударило. Пару секунд он сидел, мотая головой, но только собрался обратно заснуть – понял, что в комнате кто-то есть.

Он еще никого не заметил, но точно ощутил присутствие чужого. Его пробил холодный пот. Он бросился к телефону, но громкоговоритель вдруг включился сам по себе, и противный мужской голос произнес: «Отвали, Громеницкий! Поздняк метаться».

Владимир даже не успел толком испугаться. Только в висках страшно застучало, а руки дрожали так, словно он держал включенный отбойный молоток. Но Владимир сразу понял, что это мгновение… чем бы оно ни было – сном или явью… это ужасное мгновение будет вспоминать всю жизнь и всю жизнь, вспоминая, будет дрожать от страха…

Он услышал позади знакомое пронзительное сопрано:

– Не ждал, дорогой?

Голос мог принадлежать только одному человеку. Его жене, бывшей жене, мертвой жене, погибшей в автокатастрофе год назад. Мерзкой, вздорной суке, дешевке, поднявшейся с ним из грязи в князи, мстительной гадине, испортившей ему жизнь!

В прошлом году эта проститутка, как всегда пьяная по самое не хочу, надралась кокаином и устроила публичный скандал у входа в ресторан. Все было так, как она любила. Швейцар делал вид, что ничего не замечает. Оборачивались прохожие. Приятели и деловые знакомые набирали материал для сплетен… Как ей нравилось его позорить! «Да мне плевать! Это тебе должно быть стыдно, что довел меня до такого состояния!» – вопила она.

Она вырвала у него ключи от машины, а он не помешал ей усесться за руль. Жена благополучно доехала до ближайшего столба, а Владимир лишь подумал, что придется покупать новую машину. Старая была отличная – последний «ягуар» цвета бордо. Он не скрывал от себя, что был рад ее смерти, и ничуть не огорчался, что как будто подтолкнул ее к ней.

Владимир был на грани обморока.

Она… Она, но точно такая, как после аварии. Лицо – паутина из шрамов, в которых торчат стекла. Грудная клетка неестественно впала – ее раздробил руль. Из ноги торчит кость, а из порезов сочится кровь.

– Извини, дорогой! – оскалилась жена. – Выгляжу не очень. Давно не была у парикмахера.

И тут у Владимира подкосились ноги. Он упал на колени, ушибся, но не заметил этого.

Супруга критически осмотрела комнату.

– Н-да… То, что ты водишь своих поблядушек домой, плохо сказывается на ауре спальни, – заметила она, напомнив бывшему мужу, что при жизни увлекалась мистикой и ходила к гадалкам.

Все эти статуи Будды, Вишны и Кришны, лампадки, свечи, вонючие палочки Громеницкий повыбрасывал сразу же после похорон.

– Ты не поцелуешь меня? – спросило чудовище и протянуло к нему руки. – Что, мой котик, отвык от своей ласточки?

– Уйди! – истошно заорал Владимир и замахал руками, отгоняя призрак. – Тебя кету!

– Ха-ха-ха! – рассмеялась супруга свойственным одной ей, визгливым и похожим на рыдания смехом. – Я есть, сукин сын! Еще как есть! Больше никаких девок, никаких блядок! Где бы ты ни был, теперь я найду тебя! Ты поплатишься за все эти «я буду поздно»! Я из тебя всю кровь высосу!

И она двинулась на него, оставляя на ковре кровавые потеки. Владимир застыл на месте. Но когда он заглянул ей в глаза – в пустые, черные, голодные глаза, – то бросился наутек. Как был – в пижаме, босой, без очков… За секунду отпер все замки, не дожидаясь лифта, кубарем скатился вниз, проскочил мимо коньсержки и побежал туда, где было спасение.

В церкви рухнул перед первой попавшейся иконой и стал без перерыва читать самодельные молитвы. Сторожу, пустившему его в неурочный час, Владимир всучил золотые часы с бриллиантами. Любимый «Патек Филипп», с которым Владимир не расставался даже во сне, был укушен, оценен как подлинный и перешел в собственность забулдыги.

Утром Громеницкий, раздавленный и будто обезумевший, поплелся домой. Ему было плевать, как смотрят прохожие на человека в пижаме. Он многое понял и к еще большему пришел. Ему подсказали решение, и теперь надо было лишь уладить формальности.

Он вернулся в квартиру и застал там разгром. Весь его гардероб был разодран в клочья, мебель изрублена, окна разбиты. Но интересовало его другое. Он отбросил с ковра клочья поруганной одежды и увидел все те же красно-бурые подсохшие пятна. После чего пошел в кабинет, поднял с пола разбитый портрет отца. Вынул его из сломанной рамы. Между паспарту и картиной хранилась старая, пожелтевшая фотография. Фотография его мамы. Они поссорились за десять лет до ее смерти. Она осуждала его, говорила, что он превращается в чудовище, и в конце концов Владимир перестал с ней общаться, чтобы не портить себе настроение. Последний раз он видел мать на ее похоронах. Маленькая беленькая старушка, до конца жизни верившая в то, что добро побеждает зло.

Громеницкий перевернул фотографию и чертыхнулся. На обороте кровью (или чем-то красным) было написано детским, неумелым, с ошибками почерком его жены: «Единственное ценое што у тебя есть».

Громеницкий тяжело опустился в кресло и позвонил в личную службу охраны. Как только привезли новый костюм, ботинки и белье, оделся и поехал в банк. Там он перевел на счет детской больницы 5 000 000 долларов США, оттуда же заказал билет на самолет до Швейцарии и забронировал место в дорогой психиатрической клинике на имя Владимира Г.