Текст книги "Увидимся в аду"

Автор книги: Арина Холина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

– Как ты его получила? – удивился Клим. – Мне вчера позвонил наш человек из этой долбаной «Мокки» и сказал, что нам дадут работу, только если мы уступим втридешева…

– Я с ним переспала, – призналась Наташа.

– Что? – подался вперед Клим.

– Я его трахнула, понимаешь? И он тут же стал очень сговорчивым.

– Ты с ним переспала ради контракта? – переспросил начальник.

– Ну, – пожала плечами Наташа, – если быть точной – ради моих двадцати процентов.

– Ха-ха-ха! – смеялся Клим. – Ты правда его… того?.

– Но… как… ты?..

– Этот Павел – тюфяк и рохля. Ты знал, что контракт буквально у нас из рук вырывает какая-то задрищенская конторка?

Клим кивнул.

– Так вот, эта шарашкина контора принадлежит его бывшей жене. Павла этого. Разницы никакой: что из наших рук выйдет дурацкий фильм «С тобой „Мокка-кола“!», что эту белиберду снимет кто-нибудь еще… Дело-то не в качестве. Ну и я решила – новая я лучше бывшей жены. – Наташа поднялась.

– Да… – стонал Клим. – Я надеюсь, ты хоть помнишь, как твердила, что не будешь ужинать с главой «Интер-Ваза», потому что он сальный тип и, как дурак, видит в тебе женщину, а не делового партнера?

– Он все еще хочет со мной встретиться? – спросила Наташа на прощание.

Неспешно следуя по коридору, она достала сотовый и набрала номер.

– Алло! – Ее голос потеплел. – Игорь? Увидимся сегодня? Хорошо, жду тебя в девять в «Ностальжи».

МАША

26 апреля, 14.34

– Ах ты моя утя-кутя! – щебетал кругленький фотограф в восточной шапочке. Казалось, шапочку вязали с закрытыми глазами – торчали петли, там и сям попадались стяжки, ряды были неровные, но убор был от «Дольче и Габбана» и обошелся в 120 баксов. – Гениально!

Уставшая Маша пыталась стереть макияж, но Антон, фотограф, лез под руку и заставлял себя слушать.

– Находка! Невинный взгляд и роковой образ! Хочу, но боюсь. Поверь мне, это именно то, от чего мужики рывком переключаются на пятую скорость! – восхищался он.

– Ага! – хихикнула гримерша. – И от чего дают задний ход! Ха-ха-ха!

– Ты намекаешь на то, что я – педик? – спросил Антон.

– Тоже мне, Америку открыл! – фыркнула гримерша. – Намекать давно не на что.

– Пидоров бьют! – завопил фотограф.

Маша поклялась не душить сегодня Антона. Он вел себя как избалованный ребенок: чуть что – орал, визжал, топал ногами и носился кругами, а все на коленях умоляли его не уезжать, не резать вены, не топиться в ледяном пруду и не уходить в дворники.

Единственный раз Маша испытала к нему благодарность – когда он отогнал от нее девушку Милу, представленную как стилистка. Мила начала с того, что привезла белье на два размера меньше. Белье не надо было возвращать в магазин, поэтому стилистка отобрала свой размер, нимало не беспокоясь о том, что Маше оно мало. Возвращать Милу в город никому не хотелось, поэтому все лицемерно упрекнули Машу, что она потолстела, и обрядили в трусы, которые врезались в тело.

Когда съемки в полуголом виде на чьей-то холодной даче за сто километров от города наконец закончились, за Машей приехал Гриша. В первое мгновение Маша обрадовалась. Ей ужасно хотелось вернуться побыстрее в город и согреться горячим шоколадом. Но она вдруг сообразила, что Гриша отнюдь не Дед Мороз. Он – ее любовник. И он наверняка захочет ее обнимать, целовать… При мысли об этом в животе засосало – ей было страшно. Но, хоть она даже сама себе в этом не призналась, интересно. Попав в новое тело, Маша уже не чувствовала себя собой – Марией Джастис. Она ощущала, как новое тело влияет на нее – подсказывает какие-то запретные, греховные, соблазнительные вещи, манит искушениями и уверяет: «Это не ты, это она, манекенщица Маша Лужина, а тебе всего лишь надо смириться и жить так, как жила она».

Маша с интересом поглядывала на Гришу, воображая, понравится ли ей то, чем они будут заниматься… И каково это – иметь власть над мужчиной, быть Мессалиной, Клеопатрой или мадам Помпадур, хотя до них-то этой Маше, конечно, далеко, но кто знает…

– Куда поедем? – спросил Гриша, открывая перед ней дверь.

«А он галантный!» – подумала Маша, но изменила мнение сразу же после того, как Гриша, помогая ей устроиться, щипнул за попку.

– Все равно, – ответила она.

– В «Ле Дюк»? В «Шинок»?

– Слушай! – Она кое-что вспомнила. – Поехали в «Макдоналдс»!

Вчера, когда она первый раз увидела по телику рекламу, ей немедленно захотелось бежать в магазины и покупать все, что было в телевизоре. Зубную пасту, шампуни, кремы, чистящий порошок, печенье и, главное, толстые, аппетитные бутерброды с сыром, котлетой и салатом. В холодильнике у девочек обитали лишь йогурты, морская капуста, пророщенное зерно и выпивка. Что-то в сознании намекало, что ее тело не любило ни бутерброды, ни шампуни, ни рекламу, но Маша приказала воспоминаниям заткнуться. Ей хотелось пробовать этот удивительный новый мир: «гамбургер», «Колгейт», «Ариэль» и «Тайд» – звучные, прекрасные названия, «Шаума», «Марс», «Олвэйз»…

– Куда? – икнул от удивления Гриша.

– Поехали, съедим по гамбургу… в смысле гамбургеру, – попросила Маша.

– Маша и «Макдоналдс», – хмыкнул он. – Это просто сказка… Я-то не против, я-то люблю быструю жратву… Это крабы из аквариума или из консервов? – передразнил он. – Запихните их обратно в банку, а мне прямо сейчас найдите живого и как можно быстрее сделайте его жульеном! Я не ем русскую икру, только иранскую! Ма-ашь, ку-ку, и при чем здесь «Макдоналдс»? Там же даже курить нельзя… и там едят в пальто.

– Я хочу попробовать гамбургер! – взорвалась Маша.

– Только не говори, что ты ни разу в жизни живой гамбургер не видела! – немного разозлился он. – Ты же не всю жизнь по кабакам за мой счет ходила!

– Ты меня что, упрекаешь? – вспылила Маша.

– Ой, посмотрите на нее! – Гриша всплеснул руками. Как мне надоели твои капризы! То ты отказываешься от «вчерашних» устриц, то тебе «Макдоналдс» подавай! Наверное, моему терпению подошел конец. Давай расстанемся, а? Я же знаю, ты мне изменяешь, я тебе нужен только ради денег, ты спишь с моими друзьями и говоришь им, что я жадный…

– Как ты можешь?! – ужаснулась Маша. – Как тебе не стыдно?!

– Мне стыдно? – разозлился Гриша. – Мне должно быть стыдно после того, как мои приятели, отводя глаза, рассказывают, как ты им лезла в штаны…

Новый сияющий мир затягивали тучи. Маше не хотелось дальше выслушивать, какая она мерзкая и бессовестная. Она не хотела помнить, что такие ссоры с Гришей Маша – та Маша – выдерживала по два раза в неделю, ругалась, уверяла, что больше не будет, что все всё врут… Ей не хотелось быть такой Машей – пустой, никчемной и жадной потаскушкой. Она решительно потребовала:

– Останови машину! Может, ты и прав, может, нам стоит расстаться! Я была не права, извини меня за все!

Гриша остановился, предполагая, что Маша откроет дверь, прикинет, как на загородном шоссе, в слякоть будет ловить машину – это в новом-то белом пальто! – и передумает. Но она смело выскочила на дорогу, махнула рукой и пересела в затормозивший «КАМАЗ».

26 апреля, 17.00

Галерея «Актер»

Показ купальников был издевательством. Напротив подиума сидел какой-то краснолицый тип в кожаном пальто и огромной волчьей шапке. Он громыхал на весь зал:

– Чё за жопа? Вы кого вывели? Это ж вобля дажо с пивом не потянет! – В этом месте пять или шесть его точно таких же друзей весело гоготали. – Мусю давай! Когда Муся будет?! Уберите плоские сиськи!

И никто не просил его заткнуться. В уборной шептались, будто хам и свинья – любовник Марины Швец, надменной девицы с крепким малоросским акцентом. Что он – босс казахской мафии, которая держит шахты и металлы.

Когда Муся-Марина наконец вышла, переваливаясь как уточка, косолапя и поправляя застревающие в ягодицах трусы, восторгу босса мафии не было предела. Он вскочил, подбросил шапку и, сверкая золотой челюстью, заорал: «Мусик, покажи класс! Потряси булками!»

На фуршете в честь показа один из мафиозных друзей босса чуть не завалил Машу прямо на фуршетном столе, после чего она в панике бежала.

26 апреля, 20.24

Дома она нашла записку: «Кто-то наблевал в раковину, уберите – кому не лень. Кажется, в холодильнике взорвалась простокваша»… И внизу – другим почерком: «Кто блевал – пусть и убирает. Давайте вызовем милицию – пусть они найдут гада. Может, купим новый холодильник? Да, Маш, я надела твой голубой костюм от Версаче – чес слово, я его не растяну, я со вчерашнего утра страшно похудела». Маша выпотрошила пачку хлорки, вымыла из раковины гадость, оттерла холодильник, налила ванну и рухнула в мандариновую пену. Только она расслабилась, затрещал телефон.

– Машенька, солнышко, – послышался елейный женский голосок. – А ты, дуся, помнишь, что у тебя показ шуб в 21.30 на Краснопресненской набережной?

Звонила директриса модельного агентства.

– Я плохо себя чувствую, – попыталась отказаться Маша.

– Конечно-конечно, – залебезила хозяйка. – Я вместо тебя тетю Любу, уборщицу, попрошу. Она шикарно будет смотреться на подиуме со шваброй и в панталонах до колен.

– Ладно, еду, – решила добить себя Маша.

26 апреля, 21.27

Международный выставочный центр

– Так, девочки, – расшаркивался молодой человек с дряблыми губами. – Показ у нас элитный. Сейчас едем на яхту, работаем, отдыхаем, кушаем – но чтобы без накладок.

Он кудахтал всю дорогу. Маша чуть не скинула его в воду. На яхте девушек сразу же отвели в гостиную. Там был накрыт стол и прогуливались мужчины лет за сорок. Девушек рассадили, угостили шампанским, икрой двух видов, салатом из тигровых креветок, блинчиками с форелью и осетриной… О шубах даже не вспоминали. Пока Маша гадала, что все это значит, некоторые мужчины снимали часы, перстни, браслеты и дарили девушкам. Девушки с готовностью принимали подарки, после чего удалялись в неизвестном направлении.

Соседка – блондинка с лицом, похожим на огурец, и огромным силиконовым ртом – прошептала:

– Вот этот пупсик, – она указала на коротышку с волосатыми пальцами, – на тебя запа-а-ал… Он клевый. Прошлый раз подарил мне «Картье» чиста за пять штук. Я фигею.

Натужно улыбаясь, Маша потихоньку выбралась из-за стола и вышла будто в туалет. Она решила позвонить кому-нибудь и попросить срочно, любым способом, забрать ее отсюда. Спрятавшись в свободном номере, села на кровать, достала мобильный, но только нажала первую клавишу – к ней ворвался один из расшалившихся хозяев праздника. Без предисловий он завалил ее на кровать и задрал юбку. От него разило спиртным. Он валялся на ее ноге, одной рукой ухватившись за коленку, а другой, видимо, пытался стащить ее одежду через голову. Было и больно, и гадко, и противно, но Маша не знала, что делать – рыдать или смеяться, настолько все это было нелепо.

И тут запел телефон. Игорь объявился как нельзя кстати. Пока пьяный в лапти ухажер тщился добраться до трусов, которые, по его разумению, были у Маши на шее, она объяснила, что ее насилуют и она не знает, что делать.

– Его яйца от тебя далеко?

– Что? – растерялась она. – А-а, да, то есть нет, недалеко.

– Двинь ему побыстрее и улепетывай, только не отключай трубку. Беги на корму и, если кто подойдет, угрожай утопиться. Громко кричи, что вас преследует речной патруль, а муж у тебя из ФСБ. И не отключай трубку. Я сейчас кое-кому позвоню.

Маша сделала все, как он пояснил – Игорь в это время с кем-то говорил по обычному телефону, – забилась на корме, а когда их окружили лодки с мигалками, чуть не прыгнула в воду от радости. Хозяева яхты некоторое время хорохорились, но в конце концов сдались и высадили ее на ближайшем причале. Маша сразу же замерзла и растерялась – пальто на яхте, требовать его она не собирается.

– Эй, жертва произвола! – услышала она голос Игоря. – Дуй сюда!

ИГОРЬ

Маша рассказала ему о том, как на яхте было страшно и мерзко. Какой был противный показ купальников и этот босс казахской мафии. Как ее вероломно, жестоко и несправедливо обидел Гриша. Откровенно говоря, Игорь не заметил в этом ничего обидного. Гриша, по слухам, на Маше едва не разорился. Дарил шубы, украшения, а она их с плеча раздавала подружкам. Сорила его деньгами, изводила – «хочу то, хочу это». А он шел у нее на поводу, потому что любил как дурак. Так говорили.

Репутация у Маши была отвратительная. Ходили слухи, что она наняла бандитов, которые избили вторую претендентку на главную роль в международной рекламе «Диор». Роль досталась Маше, и даже самые добрые языки поговаривали нехорошее. Она всем хамила, спала со встречными-поперечными, напивалась до соплей и могла на весь клуб или ресторан заорать: «Где, бл…, здесь взять кокаин, вашу мать?!» Вчера он с ней «дружил» ради Гриши – у того были крепкие связи в мире модного и кинобизнеса.

Но сейчас эта страшная и ужасная Маша рыдала, как безответно влюбленная школьница. В ней и следа не было от того чучела, которым пугали начинающих моделей: не становись, мол, у нее на дороге – по стенке размажет.

– Я не чувствую себя прежней и не знаю, какая я настоящая… – захлебывалась Маша. – Я хочу быть хорошей… ик… ик…

Игорю стало ее жаль. Они обнялись, а минут через десять занимались любовью.

МАША

Она не понимала, что с ней творится. Тело превратилось в горячий воск – она таяла, полыхала, растекалась по его запястьям, груди, плечам… Раньше о любовной лихорадке она лишь читала в романах. Читала и негодовала. Но Игорь…

Наверное, это был не мужчина, а высшее существо с божественным началом, – невозможно было поверить, будто то, чего она всю жизнь боялась и презирала, было так упоительно, восхитительно, захватывающе… Как хорошо, что она теперь Маша, как хорошо, что не надо быть замужем, как прекрасно, что это не надо ни от кого скрывать… Как замечательно, что она встретила его, Игоря, она, а не та, прошлая, Маша и что она станет другой – достойной его любви…

ИГОРЬ

27 апреля, 23.51

Его поразила ее неопытность. Она знала, что делать, но казалось, будто тренировалась по фильмам и книгам. Маша занималась любовью с таким пионерским восторгом, так изумленно отвечала на его ласки и так порывисто со всем соглашалась, что ему казалось – он лишает ее невинности. Это было и странно, и подозрительно.

Либо она суперженщина, такая, что всегда делает это как в первый раз (тогда понятно, за что ее ценит Гриша), либо она играет в какую-то игру… Хотя непохоже.

Они провели вместе ночь, утром сходили в кино, позавтракали наконец-то в «Макдоналдсе», который Маше безумно понравился, прогулялись, попробовали «хот-дог», умяли блины с сахарной пудрой, вернулись к нему и валялись, пока Игорь не сказал:

– Пора собираться.

В восемь вечера они вышли из дома, влюбленные как подростки, целовались в лифте, на каждом светофоре, у нее в подъезде… Она смотрела из окна, как он разворачивается, сигналит перегородившей въезд машине, выруливает на улицу, исчезает за поворотом…

А он думал о том, не остались ли на нем следы от ее ногтей и зубов. Наташа – дама придирчивая, вряд ли ей понравится, если на нем будут знаки, оставленные другой женщиной. Наташа ему понравилась. Не меньше, чем Маша. Только по-другому.

НАТАША

27 апреля 21.20

Ресторан «Ностальжи»

Она заказала суфле из судака под креветочным соусом с красной икрой, голубцы из листьев салата и крабов, профитроли, мороженое под карамелью и бордо 1996 года. Игорь был забавным собеседником – они хохотали, отложив вилки в сторону, с заговорщицким видом чокались, обнимались под столом ногами и воображали, чем занимаются по жизни и о чем мечтают люди за соседними столами. Игорь ее удивлял.

Мальчик-по-вызову-философ-остряк…

Что с ним делать?

Игорь вышел в туалет, а из глубины зала тут же поднялся косматый брюнет в костюме ручной работы, в ручной же работы ботинках и в небрежно свисающих, заляпанных часах «Картье-паша». Казалось, будто он разграбил могилу – одежда была мятая, неопрятная, с подозрительными пятнами. Только Наташа подумала о том, что не хотела бы встретиться с этим типом глазами, он подошел к ней, сел напротив.

– Знаешь, – фамильярно обратился он, отпив из ее стакана, – Господь предполагает, человек располагает. Он – легкая добыча, а мог бы стать известным актером. У него талант, только от него четыре музы удрали, поджав хвост. Лентяй. Ему куда проще оказалось перетряхивать койки богатых мамаш. Тебе вообще как здесь?

– Где? – отодвинулась подальше Наташа.

– Приходи-ка ты на Петровский бульвар, дом 5А, вход со двора, под лестницей, – проговорил нежданный гость и встал.

– Куда? – хлопала глазами Наташа, даже не успев толком возмутиться.

– Добрый вечер, – поздоровался вежливый Игорь.

– Не такой уж и добрый, – злорадно ответил незнакомец. – Сходил бы ты к урологу.

Игорь открыл рот, Наташа закашлялась, а странный мужчина прошмыгнул между столиками и выскочил из ресторана.

– Э-э-э… Наверное, псих какой-то. – Наташа удивленно посмотрела на Игоря.

– В костюме ручной работы? – недоверчиво заметил Игорь.

– А при чем здесь уролог?

Вечер был испорчен. Они сникли и вяло беседовали, мыслями возвращаясь к незнакомцу. Приехав к Наташе, выкурили косячок, расслабились и занялись любовью под музыку Леонарда Коэна. От кайфа хотелось двигаться в ритм – это было забавно. Они включили сборник популярных хитов 2001 года и пробовали под разную музыку.

Мик Джаггер – отлично, Дженнифер Лопес – так себе, Эминем – забавно, Селин Дион – кошмар, Симпли Ред – супер, Гориллаз – великолепно. Игорь не понял, как выключился, а Наташа в четыре утра пошла за фруктовым молоком и выпила два литра.

28 апреля, 19.57

– Я не понимаю! – злилась Наташа на трубку.

– Да ту-ту-ут по-по-иимать не… не… не… чего! – раздраженно заикался коллега. – Нас про… про… ка-ка-ка… а-аа… тили. Этот садист из «Йескафе» за-зарубил пя-пя-пятый ролик…

– Но почему? – возмутилась Наташа. – Я видела съемки – очень даже…

– Хо-о-о-оо-чешь самое правдивое об-б… б… объяснение? – буркнул коллега.

– Ну?

– Потому что он М… М… М… м… удак!

– А-а… – протянула Наташа. – Это, конечно, меняет дело. И чё?

– Ничё. Ждать э-эээ… э-эээ… э-эээ… экзекуции.

– Слушай… – протянула она. – Когда мы ему сдаем следую…

– Через не-не-не-не-ее… делю. Учти – это б… б… б… у-уудет четвертование с ф-ффф… у-уу-уршетом. Нас ра-ра-ра-аас… терзают.

– Прекрасно! – обрадовалась Наташа.

– Что п-п-пп… рекрасно-то? – удивился коллега.

– Времени до фига!

– В-в-в-в… ремения для ч-ч-ччч… ч-ччче..

– Но она уже разъединилась.

28 апреля, 20.13

Наташа ходила из угла в угол. Трудности ей не нравились. Она всегда искала легких путей. И находила. Ну, совершила пару ошибок… На ошибках учатся. Этот паршивый контракт с мерзким растворимым кофе мог принести ей кучу денег. Но ей нужен компромат, а компромата нет. Пять детективных агентств, в которых она побывала… Пять детективов бубнили что-то о месяце-двух, о том, что результат не гарантируется..

Все это было плохо. Очень плохо.

Она-то прекрасно знала таких субчиков. Наглых, обладающих мелкой властью, напыщенных лицемеров и трясущихся подхалимов. Они приходили к ней… в той жизни… Платили за то, чтобы она изобразила нянечку, или тюремную надзирательницу, или чтобы тушила о них сигары…

У этого подонка точно есть тайна, только – черт! черт! черт! – надо узнать какая.

О! Как это она забыла?! Тот странный тип в мятом костюме ручной работы! Он подозрительный и опасный – то, что надо. Попробовать уж точно стоит.

Дома 5А не было. Доисторическая пристройка из красного кирпича, длинная и гулкая арка, а в арке – дверь. Неприятная дверь. Без ручки и звонка.

Рассердившись на всех сразу, Наташа пнула дверь ногой. Изнутри послышались звуки. Будто кто-то тяжело поднимался по лестнице. Наташа прислушалась. Шаги замерли. Тишина. Она еще раз ударила – на этот раз не мыском сапога, а всей подошвой. Наконец дверь открылась. За ней никого не было, что Наташу не удивило, но разозлило. Пахло серой. Длинная лестница уходила в темноту. Она начала осторожно спускаться. Пару раз поскользнулась на чем-то липком. Обматерив все на свете, прислушалась к эху, которое долго и, казалось, со вкусом повторяло ругательства.

В подвале горели два огромных камина, факелы на стенах и массивные чугунные канделябры на столах. Электрического света не было. Через все помещение тянулась широкая барная стойка, над которой клубились вонючие пары. Народу было немного. Подозрительная компания в темном углу, два длинных типа у бара, три девицы за столиком и хозяйка. Толстая грудастая брюнетка с пышными черными волосами. На ней было красное платье с блестками и колье из… вряд ли это рубины – слишком огромные. От камней – или стекла – третий подбородок матроны казался алым.

Наташа подошла к ней и решительно спросила:

– Скажите, у вас не появлялся лохматый брюнет в полосатом костюме с кривым носом, подбитым глазом и густыми бровями?

Объяснение было хуже некуда, но женщина ее поняла. Она собралась было ответить, но всплеснула руками, ткнула за Наташину спину и крикнула:

– Вот он!

Наташа обернулась и ахнула. Вчерашний незнакомец выходил прямо из камина, раздвигая языки пламени. Он стряхнул с плеч пепел, потопал ногами – с ботинок осыпалась сажа – и заорал так, что в ушах зазвенело:

– Кого я вижу!

Выяснилось, что кричит он Наташе. Не успела она прийти в себя, как он уже прижимал ее к груди. Как ни сильны были объятия, Наташа изловчилась и пнула его ногой, что, впрочем, привело его в бурный восторг.

– Не ошибался! Не ошибался! Выпивку всем! – обратился он к барменше. – За мой счет!

– У тебя уже семьдесят лет нет счета, – буркнула хозяйка.

– Не мелочись, – укорил ее гость. – По делу? – спросил он у Наташи. – А! – Он взмахнул рукой. – И так знаю, что по делу. Пошли.

Они устроились за столом, скрытым от любопытных резной деревянной ширмой. Хозяйка поднесла ему что-то пахнущее тухлыми яйцами, Наташе – красную водичку, и незнакомец заговорил:

– Я тебе скажу без обиняков… – Он глотнул жижу, сморщился и охнул: – Какая гадость! Так вот, – спохватился он, – ты нам подходишь.

Наташа не стала спрашивать: «Кому нам?» Ей не нравилось, когда люди говорят так, словно нарочно хотят, чтобы их все время переспрашивали. Как будто повышают свою значимость. Она просто кивнула – слушаю, мол.

– Ты ведь не знаешь, кто я? Ладно, ладно… – Он заметил, что Наташа злится на бессмысленные вопросы. – Я старший над всей нечистью. – Он обвел подвал рукой. – Вилария я, князь бесов… – Он уставился на Наташу, словно ждал аплодисментов.

– Как-как? – переспросила та. – Вилария? Какое-то женское имя.

– Женское? – надулся князь. – Я Велиар! Я тьма. Я разрушение. Я самый страшный искуситель за всю историю сотворения мира! Сам Иисус вызывал меня на совет! Впрочем, – он сник, – это было давно. Сейчас я обычный чиновник. Мы, Ангелы Смерти, крючкотворы и бюрократы! – с досадой воскликнул он. – Даже Азазель и тот мечтает снюхаться с какой-нибудь ведьмочкой, переехать в огромный мрачный дом, нанять прислугу – самоубийцу поприличнее – и выращивать на заднем дворе кактусы… – Вилария вздохнул.

– Почему самоубийцу? – удивилась Наташа.

– Нелегальные эмигранты, – Вилария пожал плечами, – дешевая рабочая сила. В общем, так… – Он посерьезнел. Даже костюм, казалось, разгладился, а лохмы примялись. – Предлагаю тебе должность демона-искусителя.

– Какого искусителя? – недоверчиво уточнила Наташа.

– Демона, – ответил Вилария. – Искусителя. Или демоницы-искусительницы. Как тебе удобнее.

– Зачем? – опешила Наташа.

– Затем, – Вилария начал раздражаться, – что наши ряды мельчают. Бесы работают по шаблону. А шаблоны устарели. Ну чем, скажи мне, можно прельстить современного человека? Я не говорю о том, что не продается в магазинах. А ты девушка молодая, энергичная. С завидным успехом влилась в жизнь современного города…

Наташа поежилась.

– Ну ладно… – произнесла она после короткого раздумья. – Допустим, я соглашаюсь. И что, я буду отправлять людей на адовы муки?

Вилария поморщился:

– Во-первых, они могут и не поддаться. Твое дело предложить, а не довести за ручку до греха. Во-вторых, они могут исправиться, а в-третьих, все решается не сразу. Ты же слышала о Чистилище?

– О каком таком чистилище? – приняла глупый вид Наташа.

– Пойми ты, – убеждал ее Вилария, – и Добро, и Зло созданы для равновесия, а не ради противостояния. Ну… были конфликтные ситуации, некоторое обострение… Но это все временные трудности. Мы все под Богом. И миссии твоей мы не будем мешать, – продолжил он.

Наташа задумалась. Наконец спросила о том, что интересовало ее с первого же дня на Земле.

– А, например, катастрофы, взрывы и… все такое – это что, тоже промысел Божий? – произнесла она одними губами.

– Нет в мире совершенства! – Вилария развел руками. – Это и есть главный прикол… Предупреждаю сразу – работа неблагодарная. Если слишком много искушенных – значит, мы хитрим. Мало – упрекают в халтуре. Единственное, что утешает, – ангелам-хранителям еще хуже. Совратить куда проще, чем уберечь.

– Я… – замялась Наташа.

– Ты не поняла, – закончил Вилария. – Роза! Еще! – крикнул он так, что за баром разбился ряд стаканов. Он щелкнул – стеклянные брызги взметнулись и превратились обратно в бокалы. – Ты не понимаешь, как ты вдруг станешь демоном. Тебя наделят полномочиями АД Ч5. Пятый уровень. Распоряжаться судьбами не сможешь. Так, по мелочи, всякие фокусы – для впечатления страждущих.

– А как? – заинтересовалась Наташа. – Как смогу… ну, творить?

– Узнаешь как, – усмехнулся князь. – К такого рода информации у тебя пока еще нет доступа. Ты исполнитель. Даже еще и не исполнитель пока.

– И что, – улыбнулась она своим мыслям, – я, вот прямо-таки я стану демон… ицей?

– А что тебя удивляет? – Он откинулся на стуле. – И апостолы были людьми. И пророки. Вот, – Вилария вынул из кармана крошечный граненый флакон, – выпьешь. Действует пару недель.

– А что это?

– Это – твое «как», – снисходительно улыбнулся он.

Они поднялись, прошли мимо бара, взобрались по лестнице. Дверь открылась сама, но вглубь не проник свежий вечерний воздух – казалось, это на улицу повеяло серой и гарью.

– До встречи, – уверенно попрощался Вилария, а дверь словно подтолкнула Наташу в спину.

Выйдя из арки, она поклялась себе бросить флакон под первую же машину, но тут же его выпила.