Текст книги "Увидимся в аду"

Автор книги: Арина Холина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

МАША

13 мая, 21.59

Маша очнулась от назойливого приторного запаха. Разомкнув сонные веки, обнаружила, что сидит в ванне. Вода была как кисель – густая и сиреневая, а вокруг все пропиталось ароматом розового масла и лаванды. Маша чувствовала, что на волосах и на лице у нее толстый слой чего-то жирного.

– Проснулась! – раздался вопль.

К ванне подбежали вчерашние Грета, Соня и Марта. Маша отвела глаза, но, поняв, что ради нее девицы вряд ли изменят своим привычкам, оправилась от смущения.

– Ну как? – спросила рыжая.

– Ужасно, – призналась Маша. – Я сейчас задохнусь.

– Вот и славно! – неизвестно чему обрадовалась рыжая, положила руку на Машину голову и утопила ее в воде.

Смыв с Маши липкую мазь, Грета выдернула пробку, велела Маше встать и закутала ее в горячую махровую простыню.

– Теперь сюда. – Она указала на душевую кабину, которая выглядела бы как последнее достижение банной техники, если бы не была сделана из дуба, латуни и хрустального стекла.

В душе на Машу обрушился поток горячей серы. Из кабинки Машу отправили в баню, в которой разило хвоей и полынью. Жар пробирал до костей. Ее заставили мучиться до тех пор, пока не потемнело в глазах. После бани Машу оглушили ледяной ванной, уложили на длинный твердый стол, намазали чем-то, что пахло мандарином, и долго разминали – так, что Маша визжала от боли. Казалось, от нее отрывают куски мяса, а кости словно прогибались под сильными, хваткими пальцами одноглазой Сони.

Наконец Машу последний раз окатили медовым молоком, вытерли и намазали прозрачным, без цвета и запаха, желе. От желе Маша почувствовала, как кожа натягивается, становится упругой и смуглой, а во всем теле ощущается такая легкость и свежесть, что ей срочно захотелось что-нибудь делать. Плясать, кружиться, бегать, прыгать…

– Побереги силы, – посоветовала Грета и усадила ее за трюмо.

Трюмо тут же показало Машу с длинной челкой на правый пробор, с ржаными волосами и прямой укладкой. Марта взялась за ножницы. Через десять минут Машина прическа была готова – ножницы словно сами по себе отрезали локоны.

– Готово! – Марта подмигнула своему отражению. – Значит, так… – Она взяла Машу за плечи и развернула к себе. – Не бойся. Все будет хорошо. Дальше… Ничего не предпринимай сама. Как он скажет, так и будет. Но и не веди себя как полено. Поняла?

– Нет, – честно призналась Маша.

– Вот и хорошо! – неожиданно расхохоталась девица. – Выпей. – Она приняла из рук Сони большой хрустальный кубок и протянула его Маше. – Залпом.

Маша покорно опрокинула кубок и чуть не взлетела до потолка. В вино добавили столько пряностей, что оно было похоже на аджику. От напитка все сомнения, предрассудки и страхи разлетелись, как перепуганные воробьи. Даже не смотрясь в зеркало, Маша почувствовала, что ее взгляд стал безумным и шальным, рот вульгарно оскалился, а внизу живота засосало в предвкушении чего-то необычного и, видимо, очень и очень неприличного.

– Ведите! – гаркнула она, девицы всполошились, а часы забили полночь.

Девушки быстро натянули на Машу что-то длинное, прозрачное, без рукавов, подхватили под локти, взмыли в воздух и помчались по просторным сводчатым коридорам. Распахнув высоченную дверь, девицы ворвались в большую темную комнату, бросили Машу на широкую кровать и, гогоча как сороки, вихрем помчались назад.

Едва перестала кружиться голова, Маша осмотрелась. Комната большая, но простая. Похожа на японские жилища – белые стены, коричневый дощатый пол, низкая квадратная мебель. В окне виднелось небо и кусочек луны. И еще было тихо – так тихо, что Маша слышала, как хрустит под пальцами постельное белье, как стучит сердце и как топает по стене черный толстый паук. В правом углу был камин – ничего особенного, обыкновенная дыра в стене, кое-как обложенная серым кирпичом и закрытая чугунной решеткой.

Только Маша подумала, что все это розыгрыш, никто к ней никогда не придет, как в камине вспыхнуло синеватое пламя, а шторы сами по себе сомкнулись, прогремев медными кольцами.

Маша напряженно замерла на кровати. Из камина вышел Марат. Словно не замечая Машу, подошел к креслу, тяжело плюхнулся и простонал:

– Дьявол, как я устал! – Он потянулся. – Ты действительно хочешь стать ведьмой? – вдруг спросил Марат.

Маша чуть не выронила стакан.

– Да, а что? Ты передумал? – забеспокоилась она.

– Не передумал, – ответил он. – Просто… это ответственность. Ты будешь принадлежать нам. Как военная служба – по первому зову, без извинительных причин. Ты будешь частью нашего мира, понимаешь?

– Но… – смутилась Маша, – ты же сам по себе.

– Никто не может быть сам по себе, все мы во власти Божьей. – Марат нахмурился. – Какими бы независимыми ни казались.

Он резко вскочил. Еще минуту назад казалось, что демон намертво врос в диван, его большое усталое тело развалилось – не поднять. Но он снова был полон энергии. Марат протянул Маше руку, и она положила свою ладонь в его руку. Он стянул с нее одежду.

Маша зажалась. Она испуганно смотрела на Марата – как он раздевается, ложится рядом на живот, склоняется над ней… Его лицо было совсем близко. Чувственный рот с глубокой складкой посредине нижней губы, острые крылья носа, широкая волевая челюсть, глянцевая кожа. Маше стало дурно. Не от страха, от предвкушения. Он был ошеломительно сексуальным. Чертовски сексуальным. В нем было что-то страшное, животное, но это лишь больше распаляло. Ей хотелось хоть сексом, хоть голой чувственностью растопить эту самоуверенность, равнодушие и мужское супер-эго – ощущение превосходства над всеми. И одновременно хотелось стать его вещью, забавой, чтобы хоть на час он полюбил ее, получил удовольствие от ее тела, подумал, как она хороша. Она догадывалась, что сейчас будет не так, как с Игорем. Никакой любви, единения душ. Будет голодная, безумная страсть – без обещаний, признаний, нежности и смущения.

Стук собственного сердца оглушал, грудь вздымалась, а живот стал напряженным и твердым. Марат положил руки ей на бедра и притянул к себе. Маша прижалась всем телом. Ей хотелось всего его потрогать, ощутить каждый миллиметр тела, зацеловать с ног до головы. Марат коснулся ее губами, и она чуть не закричала – настолько проникновенным был поцелуй. Казалось, волосы на голове зашевелились от желания, а внизу живота засосало, как от голода. Она впилась ему в губы и будто сошла с ума – обнимала, ласкала, царапала и кусала его мускулистое тело, ощущала под теплой кожей твердые мышцы, гладила волосы… Перед глазами поплыли круги – красные с желтой обводкой, потом зеленые, а потом она ощутила, что ее кто-то бьет по щекам.

– Выпей.

Сквозь приоткрытые глаза Маша увидела Марата, протягивающего ей золотую фляжку.

Маша без слов приняла флягу, махом опрокинула и поняла, что вот теперь точно умирает. Ей стало больно – ужасно больно везде. Тело крючило, кости ломило, как от гриппа, губы высохли и потрескались, в животе было так, словно она проглотила ежа. Но все прошло так же внезапно, как и началось, – боль отпустила, сменившись истомой, а голова стала ясной и легкой.

– Вот и все. – Марат забрал стакан. – Теперь ты наша.

– Поздравляю.

Маша чувствовала, что изменилась, но еще не понимала как.

– И что мне теперь делать? – спросила она новым, с хрипотцой голосом.

– Все, что пожелаешь, – усмехнулся Марат.

– Но я же ничего не умею. – возмутилась Маша.

– Вот, – он указал на черную книгу в сафьяновом переплете, – это тебе. Там все самое важное, а остальное сама выяснишь. Теперь у тебя есть сила, а это главное.

– Скажи… – Маша налила еще. – А если бы я была человеком?.. Ну, в полном смысле… Все было бы точно так же?

Марат вздохнул:

– Дело не в этом. Дело в вере. Ты верила, потому что знала – все это есть. Все правда. Люди же по большей части не верят. Не представляешь, сколько ко мне шастает дамочек: «Ничего не пожалею, все отдам, у меня муж знаете кто!» Но они по-настоящему не верят – думают, это шоу ужасов в субботу вечером или в лучшем случае – Гарри Гудини. Поэтому мы берем-то по большей части из своих.

– Из умерших? – почти шепотом спросила Маша.

– Из Ада, к примеру, – пожал плечами Марат. – Те, которые понесли наказание за грехи, лучше в них разбираются.

Они снова замолчали.

– Я, наверное, пойду? – предложила Маша.

– Давай, – в своей обычной манере, чуть презрительно и высокомерно, согласился Марат. – Тебе туда. – Он показал на камин.

Маша кивнула на прощание, вошла в очаг и обнаружила, что вниз ведет темная крутая лестница, в конце которой светится тусклый огонек. Огонек оказался грязной лампочкой, освещавшей сырой подвал. Маша толкнула обитую ржавым железом дверь и оказалась у себя в подъезде.

– Уф! – громко сказала она и взлетела по лестнице.

14 МАЯ, 13.00

Офис «Сити-смарт»

– Подождите, пожалуйста, пару минут, – обаятельно улыбнулась секретарша. – Наталья сейчас у генерального директора.

Маша села.

– Хотите чай? Кофе? Сок? Минеральную воду? – предлагала секретарша.

– Сок, – попросила Маша. – Персиковый.

Позвонив в буфет, Ира села на место и исподтишка рассмотрела посетительницу.

Казалось, не манекенщица пришла устраиваться на работу, а сама Елизавета Английская посетила детский приют с благотворительной целью. Гордость, если не сказать спесь, так и перла. Густые ржаные волосы до плеч, челка прикрывает брови, прямой пробор. Холодные голубые глаза, упрямый рот. Стройная. Черная, по фигуре, замшевая рубашка, красно-черно-белые камуфляжные брюки в стиле милитари, высокие ботинки из тончайшей лакированной черной кожи. Красивая. Уверенная. И… Было в ней что-то неуловимое… Какая-то черта, которую Ира не могла назвать, но точно знала – такое же впечатление у нее было от собственной начальницы. От Наташи. Как будто они – Наташа и эта Мария – знали или же обладали чем-то таким, что неподвластно ни ее, Ирининому, ни чьему другому пониманию.

– Ты можешь здесь не курить? – взвизгнул Клим, когда Наташа прикурила сигарету и с удовольствием затянулась.

Наташа отрицательно покачала головой.

– Дай пепельницу, – невозмутимо попросила она. Клим чертыхнулся, но протянул руку и поставил перед Наташей тяжелую хрустальную пепельницу. – Знаешь, кто придумал легенду о вреде никотина и вынудил всяких там нью-йоркских мэров запретить курение в общественных местах?

– Ну и кто же? – с легкой издевкой, мол, что ты там сочинила, поинтересовался Клим.

– Руководители крупных корпораций, – очень серьезно сообщила Наташа.

Клим недоверчиво хмыкнул.

– Вот смотри, – объяснила Наташа. – В больших компаниях, как правило, нельзя курить. Или можно в специальных местах. Владельцы не желают расходовать деньги на дорогие фильтры для очистки воздуха, но при этом не хотят и упускать время, которое работники тратят на то, чтобы дойти до места для курения, покурить, встретить приятеля, еще покурить. К тому же те, кто курит, дольше обедают – они стараются накуриться впрок. А если речь идет о больших магазинах, то там уж совсем кошмар. Продавцы дымят на улице – пока дойдут до черного хода, пока поговорят, то да се… А возможный покупатель в это время мечется в поисках консультанта и уходит недовольный. К тому же продавец выходит курить, только когда совсем невмоготу – а ненакуренный курильщик зол и раздражителен. Прямой убыток. Сечешь фишку?

– Секу. – Клим кивнул. – Лучше скажи, как тебе пришло в голову пригласить эту М. Лужину?

– А что? – с вызовом спросила Наташа.

– А то, что, к твоему сведению, с наркоманками, алкоголичками и нимфоманками с манией величия очень непросто работать! – взвинтился Клим. – Она – ходячие сорок пять кило тротила! Она нас разорит!

– Не разорит, – усмехнулась Наташа.

– Почему это? – ехидно поинтересовался начальник.

– Я ее обезврежу, – улыбнулась Наташа, встала и пошла к выходу.

– Ты куда? – заволновался Клим. – Постой! Мы не договорили…

– Говорить не о чем, – ответила Наташа, уже держась за ручку двери. – Мне до смерти нужна эта Лужина, и она будет сниматься в рекламе. Если тебя нужно успокоить, пожалуйста: я тебе обещаю, все будет хорошо. Пока.

Она так на него посмотрела, что грозный начальник Клим – по мнению всех его сотрудников, деспот, тиран, хам и свинья – отчего-то совершенно расхотел спорить.

– Ведьма! – пробормотал он, когда за Наташей закрылась дверь.

– А вот тут ты прав! – Ее голова показалась в дверном проеме. – Будешь плохо себя вести – превращу в мышку! – И прежде чем Клим успел рассердиться, дверь захлопнулась, а в коридоре послышались быстрые удаляющиеся шаги.

«Сука!» – подумала Наташа.

«Дрянь!» – пронеслось у Маши в голове.

– Здравствуйте, рада вас видеть, – улыбнувшись так, чтобы Маша увидела идеально белые зубы, приветствовала Наташа.

– Добрый день, – оскалилась Маша.

– Садитесь.

Маша села и уставилась на соперницу.

Наташа постаралась. Волосы она вчера покрасила в темно-коричневый цвет, что очень ей шло. Они беспорядочно торчали во все стороны – только Наташа знала, что эта небрежность обошлась ей в 250 долларов. Светло-голубые кожаные брюки словно прилипли к коже, подчеркивая большой, но спортивный зад и крепкие, накачанные ляжки. Вязаная безрукавка с высоким широким горлом акцентировала внимание на спортивные загорелые руки, а золотые браслеты теснились до самых подмышек – Наташа вчера выклянчила их у Магды. Семейные драгоценности сверкали настоящими бриллиантами, а венцом коллекции был перстень с большущим, в десять карат, изумрудом, внутри которого переливался свет. Это кольцо Магда ей подарила. Она сказала, что перстень достался ей от жены какого-то дальнего родственника. «У каждой ведьмы должен быть талисман. Я чувствую, это твой камень», – сказала ей Магда, а Наташа, надев кольцо, не ощутила тяжести, а лишь приятную общность с перстнем.

– Мы раньше не встречались? – начала разговор Маша.

– Да-да-а… – якобы задумалась Наташа. – Ваше лицо кажется мне знакомым. Я имею в виду – лично, – поправилась она, вспомнив, что Машино лицо рекламирует какой-то сок, духи, нижнее белье и пиво. – По-моему, я вас видела с Игорем, это один манекенщик, – перешла она с места в карьер.

– Да! – Маша ехидно улыбнулась. – Мы часто появляемся вместе.

– Вы дружите? – спокойно осведомилась Наташа.

– А что? – насторожилась Маша. – Это имеет отношение к прокладкам?

– Косвенное, – едва сдерживаясь, чтобы не расцарапать Маше физиономию, улыбнулась Наташа. – Просто мы с ним знакомы, и я удивилась, что мы с вами раньше не встречались.

– Ничего удивительного, – все же не сдержалась Маша. – Мы с ним предпочитаем проводить врет наедине, а то, что вы нас где-то случайно видели – исключение.

Решив не выяснять, что значит «проводить время наедине», Наташа встала, обошла стол и положила перед Машей папку.

– Здесь проект рекламной кампании, – объяснила Наташа.

Она открыла первую страницу, села на диван, взяла сигарету и щелкнула зажигалкой. Послушная зажигалка «Картье» – наполовину белое, наполовину желтое золото – охнула и взорвалась высоченным пламенем. Наташа вовремя отпрянула – будь она чуть помедленнее, обожгла бы лицо и спалила волосы.

Маша лишь покосилась на нее, что-то буркнула, а в душе подосадовала, что фокус не удался.

Вошла Ира и принесла чай, сок и минеральную воду. Маша поднялась, налила персиковый нектар, но только собралась сделать первый глоток, высокий стакан лопнул, обрушившись на брюки месивом из стекол и бурой жижи.

– Черт! Черт! Черт! – завопила Маша, прыгая вокруг кресла.

– Ой-ей-ей! – суетилась довольная Наташа. – Ах, как же так!

Брюки были испорчены – между ног и вся правая ляжка были в густой оранжевой каше.

– Не волнуйтесь! – Наташа рылась в шкафу. – Я здесь держу спортивную форму… – утешила она озверевшую Машу и протянула ей уродливые спортивные штаны – поддельный китайский «Адидас», по размеру подходящий слону.

– Спасибо, не надо, – отказалась Маша. – Так посижу.

Она впопыхах пролистала контракт, на все согласилась, все подписала и умчалась домой – к книге в черном сафьяновом переплете и бумажке с инструкциями.

Вслед за ней вылетела и Наташа.

– У меня срочное дело, не вернусь! – крикнула она, пролетая мимо Иры.

Ей нужно было успеть в одно место – очень интересное и полезное место.

НАТАША

14 мая, 15.01

Наташа остановилась. Через всю дорогу тянулась грязная лужа с илистыми берегами. Кое-как обойдя лужу по краю, Наташа все-таки вляпалась и обрызгала светло-голубые брюки.

– Твою мать! – выругалась она и смело пошла по сырой, вязкой грязюке.

В двух минутах быстрой ходьбы отсюда дышала столица. Но здесь, на окраине парка, казалось, что находишься вдали не только от центра города, но и от всей мировой цивилизации. Несколько трехэтажных домов, окруженных деревянными пристройками, ржавыми гаражами и убогими садиками-огородиками, примыкали к железнодорожной станции. На станции громоздились товарные вагоны, а машинисты отдыхали в маленькой стеклянной столовой, из которой струился запах кислых щей и жирного мяса.

Наташа сверилась с бумажкой, но ничего похожего на то, что нужно, не заметила. Наконец, пятый раз обойдя трехэтажный домик, остановилась под вывеской «Продукты». Дернула дверь – ручка чуть не осталась в руке – и вошла. За убогим прилавком стыдливо ютились кирпичики хлеба, консервы, два сорта водки, кой-какая гастрономия и лотки с тремя видами слипшихся карамелек. Наташа чуть было не ушла, решив, что не туда попала, но тут под прилавком раздался шорох. Через секунду Наташа визжала как резаная. Над ней нависла огромная, круглая, как шар, бритая голова того, кто, по представлению Наташи, мог быть только серийным убийцей. Рубашка в сине-белую клетку расстегнута на груди, широченные плечи едва помещаются в рукавах. Двойной подбородок, нос перебит, наверное, в десяти местах, на губах – толстый, уродливый шрам, а глаза – маленькие и злющие.

Наташа попятилась, но создание вышло из-за прилавка, обнаружив веселые салатовые шорты с попугаями, и спросило:

– От кого?

– От… от Магды, – собралась Наташа.

Чудовище изобразило улыбку – так скорее всего усмехается сытый крокодил… и любезно махнуло рукой в сторону двери, на которой висела табличка: «Не входить! Убью!» Убийца-маньяк распахнул дверь и проводил Наташу в коридорчик. Темный коридор с одной тусклой лампочкой поворачивал налево, два раза направо и упирался в узкую дверь. Распахнув ее, маньяк пропустил Наташу внутрь, а сам остался снаружи.

Она очутилась в небольшой, но уютной комнате. Внутри так сильно пахло травами, что Наташа задохнулась от аромата свежей мяты, полынника, мелиссы и листьев черной смородины. Потолка не было видно за букетами сухих цветов, а стены закрывали полки с коробками, банками, флаконами, бутылками с этикетками, на которых бисерным почерком были выведены латинские названия.

– Добрый день! – пропищали пледы, накинутые на кресло-качалку.

Наташа вздрогнула и присмотрелась. В кресле, под грудой одеял, сидела маленькая старушка. Короткие ножки не доставали до пола. Сухое личико, обтянутое бледной, морщинистой кожей, украшали очки в виде орлиных крыльев. Сквозь стекла на Наташу с любопытством смотрели близорукие, внимательные глаза.

– Добрый день, – поздоровалась Наташа. – Я от Магды. Мне нужно… – Она запнулась. – Вот. – Она протянула старушке рецепт.

– Та-ак… – читала хозяйка. – Та-ак… Хорошо, то есть плохо.

– Почему плохо? – набралась храбрости Наташа.

– Потому что! – Голос у старушки был звонкий и резкий, как колокольчик. – Вся эта любовь – дело, конечно, приятное, но я уже не одну сотню лет всем доказываю, что магией нужно заниматься на благо всего человечества, а не для своих частных целей. Иначе все становится слишком неопределенным.

– Как это – неопределенным? – Наташа не знала, можно ли доставать старушку вопросами, тем более что где-то там бродил лысый маньяк. Но ей отчего-то страшно хотелось с ней пообщаться.

– Дорого-ой! – гаркнула она так, что у Наташи заложило в ушах.

Сию же секунду объявился тип в зеленых шортах.

– Чай, – приказала старушка.

Неожиданно она вскочила, сбросив все свои пледы, и захлопала в ладоши.

– Чай! Чай! Чай! – веселилась старушка, живенько прыгая в сторону дверей в смежную комнату.

Двери разъехались и открыли тоже небольшую, но уютную гостиную. За картинами в роскошных рамах не было видно стен, а на полотнах изображались растения. Самые разные – от роскошных цветов до иссохшей травы.

– Вот смотри. – Старушка ткнула пальцем в картину с бурым, похожим на репейник растением. – Это корень зависти. Именно его Гизы, родственники Марии Стюарт, подсыпали шотландской королеве. Бедняжка так захотела получить титул английской королевы, а вместо этого заслужила прозвище Кровавая Мэри и была казнена. А вот это, – хозяйка ласково погладила изображение маленьких белых цветиков, – любимое снадобье Казановы. Он случайно обнаружил его и пользовался всю жизнь. Необычайно повышает мужскую силу. А здесь у меня, – старушка указала на черное, будто обгорелое дерево, – самая страшная отрава. Неудержимая жажда власти. Наполеон, Ленин… После смерти Гитлера его сожгли.

Но тут лекцию грубо прервали. Ворвался «дорогой» – с подносом, на котором соседствовали медный чайник, из которого шел дым, и маленький, фарфоровый, с китайской росписью, от которого пахло крепким душистым чаем. Расставив на столе чашки, варенье, печенье и кекс, покрытый глазурью, «дорогой» испарился.

Чай пах сгоревшей проводкой, на вкус напоминал липкую ленту, но действовал как хороший, выдержанный коньяк.

– Люди такие смешные, – заявила старушка. – Пользуются спиртом, чтобы получить удовольствие. Это же чепуха! – воскликнула она. – Спирт существует, чтобы хранить в нем то, что может испортиться. Или же чтобы протирать им серебро. Но никак не для того, чтобы пить! Это примитивно! Чай, чай и только чай!

Наташа послушно отхлебнула еще чаю и ощутила, что пьянеет.

– Вы поосторожнее, – предупредила хозяйка. – Мы всегда крепко завариваем. Да… – задумалась она. – Так вот. Вы не замечали, что когда люди что-то отдают, они всегда, даже нечаянно мечтают о вознаграждении?

– То есть? – моргнула Наташа.

– То есть когда ты чем-то делишься – угощаешь обедом, даришь подарок, советуешь, то всегда рассчитываешь на благодарность или на взаимность. Так? – улыбнулась старушка.

– Допустим, – согласилась Наташа, не понимая, к чему клонит старушенция.

– И очень редко люди дарят что-либо бескорыстно, – продолжала хозяйка. – Например, мать дает жизнь ребенку. Или женщина мечтает подарить счастье мужчине… – Тут старуха так пристально уставилась на нее, что Наташа заподозрила подвох. Она промолчала, а хозяйка закончила мораль: – Любой дар – это потеря для дарящего. Будь готова к потерям, если тебе дорого чужое счастье.

Наташа не стала уточнять, к чему все это было сказано. Решила, что старуха заговаривается, и закатила глаза, показывая, как ее утомила эта беседа.

– Посмотрим огород? – встрепенулась старушка, и не успела Наташа ответить, как хозяйка уже тащила ее за собой.

Они спустились по длинной крутой лестнице, старушка дернула шнурок-выключатель, и Наташа ахнула. Это был не подвал, а парник. На влажных взрыхленных клумбах от подземного ветерка трепетали тысячи растений. Красивые, страшные, колючие, ветвистые… Клумбы уходили неизвестно куда – казалось, подземелье бесконечно.

– Люди думают, что они, – старушка кивнула на грядки, – растут от солнца. Но мои малыши прекрасно себя чувствуют в темноте. Они впитывают энергию глубинных вод… Знаете, какие у них корни? – всполошилась она.

Наташа призналась, что не знает.

– По двадцать, а то и тридцать метров, – гордо сказала хозяйка. – Они насыщаются сыростью, влагой и темнотой. Ах, люди даже не догадываются, сколько силы во тьме! Они только замечают на уровне, как они это называют, – старушка с легким презрением поморщилась, – эмоций, что ночью чувствуют себя по-другому, а некоторые даже ощущают прилив сил.

– А что… гм… такие… ну, которые для зелий… вообще на солнце не растут? – робко спросила Наташа.

– Растут, – строго ответила садовница. – Но не у меня. В этом моя особенность. И делаю я это лучше всех. Мой род занимается этим испокон веков. Подождите, – велела она, достала неизвестно откуда лукошко и пропала среди грядок.

Вернулась минут через двадцать – за это время Наташа измаялась и продрогла.

– Они иногда так капризничают, – с ходу пожаловалась старушка. – Не хотят вылезать – в особенности если дозрели, привыкли. Самое гадкое – разлучать парочки: они так царапаются, по рукам хлещут! Плачут… Вот. – Она протянула Наташе корзинку с аккуратными пучками, каждый из которых был перевязан чистой веревочкой.

Отдав за пучки целое состояние, Наташа поблагодарила хозяйку, улыбнулась привратнику, который уже не казался таким страшным, и вышла на улицу. Она была так возбуждена от новых впечатлений, что пошла куда глаза глядят – как оказалось, совсем не в ту сторону. Развернувшись, Наташа остановилась, закурила и вдруг заметила знакомую фигуру, стоявшую перед дверью в «Продукты». Фигура с точно таким же изумлением, как и Наташа часа два назад, смотрела то на магазин, то на бумажку.

«Что эта мерзавка здесь делает?!» – рассердилась Наташа, в то время как Маша все-таки открыла дверь, едва не вырвав с корнем хлипкую ручку.