Текст книги "Новая Земля"

Автор книги: Ариф Алиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

28

Аржанов не спит, дежурит, смотрит на море. Голова его перевязана порванным бельем, на виске выступила кровь. Наподобие зонтика он держит над собой рваный дюралевый лист – из тех, что мы не взяли, когда разбирали самолет. Зонтик нужен, чтобы не засек спутник. Мы почему-то решили, что нас выслеживает спутник и от его лучей можно отгородиться. Наверное, так оно и есть.

Аржанов будит Толю Слесаря. У него сломана рука, и он держит ее на перевязи. Сипе тоже голову пробили, кровь еще течет у него, никак не остановить, и червей он перестал выплевывать, думаю, это плохой признак.

Ну а меня в живот пырнули, я уже говорил. Думал, неглубоко, оказалось, средне.

Мы не спим больше суток. Потому что мороз. Я вообще не понимаю, почему мы до сих пор не умерли. Хотя бы кто-нибудь один должен был умереть. Но все живы, даже Сипа.

– Николай, не спать!

Он не отвечает, и я нажимаю пальцем на его рану.

– Чего ты, Иван Георгиевич?

– Пора. Спецназ ушел.

– А корабли?

– Нет.

– Больше нельзя ждать, умрем.

– А я б еще здесь пожил. Спокойно так было. Если б костер можно было жечь, да еды побольше и антибиотиков каких-нибудь подлечиться…

– Ты всегда убежать хотел. Давай пробовать.

– Иван Георгиевич, я все думаю, смех такой. Зря я Махову воды принес перед смертью.

– Почему зря? Сделал доброе дело.

– Теперь я в ад не попаду. Какой-нибудь бес припомнит, что я доброе дело сделал, и отправят меня на 3-й Участок.

Я последнюю фразу не слышал, ушел вперед, чтобы другие не задерживались.

Возле галечного кургана появилось несколько новых могильных холмов.

Мы проходим мимо обгорелых развалин 1-го барака. Можно не прикрываться дюралем, головешек вокруг много, горячие еще. Но мы продолжаем держать свои зонтики, лучше перестраховаться.

Ангар уцелел.

А наша мечта «СССР-Н-275»?

Мы открываем ворота. И видим самолет.

Мы заходим в ангар, отбрасываем зонтики.

Я подхожу к самолету, стучу по баку.

– Топливо слили? – спрашивает Аржанов, а мог бы и не спрашивать.

Я заглядываю в кабину.

– И проводку оборвали, приборы не работают.

Толя Слесарь:

– Фюзеляж прострелили.

Аржанов идет в мастерскую и вытаскивает из-под станка спрятанную там канистру.

Мы находим еду, греемся на пожарище и работаем еще сутки – ремонтируем самолет и готовим взлетную полосу, от ангара до моря убираем крупные камни.

От волнения и предчувствия развязки время становится дискретным, теряет слитность. И я тороплю время, я больше не боюсь его испугать, пусть останавливается.

Ревет мотор. Я вывожу самолет на полосу. Сипа залезает в кабину стрелка, Аржанов садится на место штурмана, а Толя Слесарь уходит в салон.

Мы не кричим от радости, еще рано.

Самолет медленно сползает к морю и замирает у самой береговой кромки, потому что заглох мотор.

Мы не плачем и матом не ругаем нашу мечту, еще рано.

– Садитесь, вторая попытка.

И вдруг Сипа:

– Иван Георгиевич, я что сообразил: самоубийцы обязательно в ад попадают. Налил Махову воды или нет, но если я самоубийца – прямая мне дорога в ад.

Сипа улыбается своему открытию.

– Да ты и так в ад попадешь, не волнуйся.

– Нет, могу в рай попасть, вот я что сообразил. Всем известно, первым в рай попал разбойник. Ты Библию невнимательно читал, Иван Георгиевич.

– Ты не разбойник, ты маньяк.

На корабле оживает пулемет, расшвыривает гальку позади самолета.

Мотор стучит, всхлипывает и начинает мерно урчать.

Пулеметная очередь пробивает фюзеляж, несколько пуль попадает в плоскости. Мелкие осколки стекла кровавят Сипе лицо.

– Иван Георгиевич, я вылезу.

Сипа вытирает от крови лицо, вываливается на поплавок, отбегает, я вижу его в боковое стекло.

– Прощай, Иван Георгиевич.

– Прощай.

Сипа, пригнувшись от пуль, бежит к валунам.

Самолет не остановить, он пробивает волну, выруливает на открытую воду и, разгоняясь, идет прямо на корабль.

– Вдоль волн держи, перевернет!

Аржанов работает рулем, пропускает накативший по борту вал.

Волнение сильное, волны заливают иллюминаторы.

Господи, как хорошо!

Самолет разгоняется. Поплавки со скрежетом уходят в консоли крыльев. Острое днище разрезает верхушку волны, проседая, самолет подскакивает, возвращается на воду, снова подскакивает и – задирает нос.

Пули дырявят фюзеляж, сбивают элерон.

Сипа выходит на срез скалы. Что он видит? Я вам скажу что: далеко внизу, вылизывая лед, бьется море, а над морем летит самолет.

Сипа закрывает ладонями лицо и прыгает. Сначала он скользит по гладкому склону, потом, как на трамплине, его подкидывает на острой полке, он разбивается об утес, у самой воды грязнит кровью лед. Мертвое тело падает в белый пенистый водоворот, и течение уносит его в ледяную могилу под ледником.

Я выравниваю самолет, увеличиваю скорость, отпускаю штурвал, зову товарищей, но они не отвечают. И я сам не слышу своего голоса.

Самолет уходит в облака, я больше ничего не вижу. Становится очень жарко, я горю изнутри, и сердце останавливается.

И я понимаю, что Сипа ошибся, никакого 3-го Загробного Участка нет, я отправляюсь на мучения в геенну огненную, где мучимые поражаются мечом любви. Почему я уже все знаю про меч любви? Потому что он приготовлен для меня.

Мое мучение будет сильнее всякого мучения, которое может придумать человек. Потому что мучение – это раскаяние, вот такой ответ. Почему так, а не иначе?

Не знаю.

Как говорил Сипа, задача не имеет решения. Но имеет ответ.

Я не могу исчезнуть без следа, что-то обязательно останется.