Текст книги "Конец соглашения (ЛП)"

Автор книги: Ари Мармелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

К сожалению, Ольгун ничего не мог поделать с расширяющимися дорогами и брешами между крышами. Шинс все еще была не в лучшей форме, но уже близко к ней, но даже в лучшей форме некоторые прыжки тут были ей не по силам. Ей пришлось вскоре сменить мокрые крыши на не такую мокрую брусчатку. Толпа хорошо укрывала ее, и она не переживала, что ее заметят. Но вот упустить мишень…

После дороги, что завела их в дальний конец Давиллона и обратно, как казалось Шинс, улицы стали сужаться, людей было все меньше, и она решила, что лучше шанса не будет. Она побежала, повернула в переулок, потом в другой впереди, помчалась параллельно главной дороге. С помощью Ольгуна она летела над землей, брызгая, когда ноги ударялись о лужи.

Она разогналась так, что пару минут ждала в соседней улице, пока не пройдет мужчина, которого она преследовала.

– Эй! Командир Арчибек! Вы обронили свои… кхм… усы!

Усы были серыми, как борода, и они оставались на его лице, что повернулось к ней.

– Да, – буркнула она Ольгуну. – Я бы тоже лучше напала на него внезапно. Но на главной улице людно.

– Это шутка? – он сделал два шага от перекрестка, уверенный, но осторожный. – Потому что мне не смешно.

– Ой, правда? Я думала, вы хорошо это скрываете.

– Юная леди.

– Ох, этот бред, – Шинс знала, что это не нужно, но отошла на половину шага от стены, чтобы ее лицо было видно в свете садящегося солнца. – Вы знаете, кто я. Куда важнее, командующий, что я знаю, какой вы.

Так быстро! Даже с магией Ольгуна, усиливающей ее зрение, она едва уловила движение его руки, пока он не направил пистоль в ее грудь.

«Он хоть не тратит время на «Я не знаю, о чем ты» и прочий бред…».

Напарники не пытались исполнить свой обычный трюк с пистолем, не зная, на что способен дух, что захватил его. Если он хоть на миг сможет отбить силу Ольгуна, она убьет себя, заставив оружие выстрелить.

За миг до выстрела она прыгнула.

Нет, взмыла.

Она думала, что это выглядело драматично. Ее тело поднялось выше, чем мог подпрыгнуть человек, руки были раскинуты, ноги она подогнула под себя, над летящей пулей.

Но поза не должна была выглядеть драматично.

Виддершинс оттолкнулась от досок ближайшей стены. И не только со своей силой.

Воздух вокруг нее трещал магией Ольгуна, и она нарушала законы физики. Она уже много раз до этого делала шаг в пустоту, и сила бога ловила и толкала ее. Теперь эта сила текла в ее ногах, несла ее от здания ужасно быстро, еще и под невозможным углом. Не переживая о мелочах, Шинс прыгнула и понеслась вперед.

Страж, захваченный фейри, поразился и не смог отреагировать. Виддершинс врезалась в него, как пуля в виде человека, сбила его на землю. Она оттолкнулась рукой от его груди и оказалась на ногах. Ее пятка обрушилась, как топор, намереваясь раздавить его, но существо не поддавалось, хоть удар и должен был оглушить его при падении. Словно его подошва была прибита к земле, его тело выпрямилось. Узкое щупальце тени тянулось от его спины, поднимая от земли. Арчибек развернулся, рапира вылетела из ножен, и Шинс вытащила свою. Никаких пауз и угроз. Сталь кричала, хор смерти оглушал, пока они бились, отражая атаки.

Они двигались туда-сюда по улице, разворачивались, отталкивались от стен. Она попыталась попасть по плоти его руки, надеясь сделать конечность бесполезной. Это должно было сработать, ему нужен был второй локоть, чтобы изменить путь ее рапиры, а он еще не показывал нечеловеческую гибкость Лизетты.

Рука командующего сломалась изнутри, мышцы сжались, где не должны были, изгибаясь нужным углом между локтем и запястьем. Ее клинок прошел мимо и отпрянул, и рука выпрямилась с хрустом кости, что звучал хуже перелома.

– Ох! – Шинс отпрянула на шаг, сделав первую паузу в дуэли. – Это больно?!

Арчибек улыбнулся так широко, что уголки ртов кровоточили.

– Конечно. Но не мне.

Тени вырвались из кончиков его пальцев, заплясали перед ней пьяными змеями, и мир резко потемнел.

Всего на миг, и магия Ольгуна бросилась и прогнала странную вуаль с ее глаз.

Одержимый страж уже атаковал, а потом понял, что его жертва не была слепой и беспомощной, как он думал. Если бы Шинс хотела его смерти, смогла бы это устроить.

Но в плане не было убийства Арчибека.

Кулак Виддершинс, защищенный Ольгуном от ран, попал по челюсти мужчины на пике его удара. Даже это не остановило его, но и оправиться от такого удара он – или существо в нем – не могло сразу.

– Видишь, – Шинс обошла его растянувшееся тело и встала у головы, – я знаю, что вы в Давиллоне лишь отчасти. И часть твоих сил идет на то, чтобы он слушался, да? Твоя челюсть точно болит, так что не отвечай. И простите, командующий. Если вы там.

Она осторожно опустилась на колени перед ним, полезла в мешочек на поясе, а потом сунула горсть порошка из сухих листьев в его лицо. Он испуганно вдохнул. Его тело содрогнулось, билось, но лишь миг. Вещество сработало быстро, и он обмяк.

– В тело без сознания ты вряд ли войдешь! – сказала она. – Уходи отсюда, если можешь, потому что ты не должен быть в Давиллоне, и Арчибек не будет твоим сосудом. Или ты слушаешься меня, или…

– Ты! Ни с места… Командир? Командующий Арчибек на земле!

Шинс проскулила что-то невнятно. Патруль из шести человек в конце улицы, озаренный лучами, услышал выстрел. Существо за лицом Арчибека рассмеялось, и он потерял сознание.

Шинс медленно встала перед стражами и сказала единственно возможное слово.

– Ой.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

– Друзья… – Ансель Сикар, епископ Давиллона, часто говорил эти слова в эти дни. Друзья. И почти всегда он говорил искренне. Он заботился о городе.

Город, судя по лицам священников, не заботился о нем так же.

Его тонкая фигура не была похожа на человека, ведущего службу. Когда-то черная с сединой борода стала полностью седой, белой. Так было и на голове, но не имело значения, ведь там их почти не осталось, скальп был в пятнах от возраста.

Но его голос еще гудел, когда он хотел, словно Соглашение говорило сквозь него, и он все еще выглядел решительно.

Он собирался к вечерней мессе и невольно скалился внутри, видя яркие краски и ощущая запахи одеколонов и духов. Казалось, собравшиеся хотели затмить витражи и благовония. Аристократы были жизнью Давиллона, и он понимал, что им нужно было хранить облик, но осознание, что властные люди были тут не из-за веры, оставляло горечь во рту.

И они были властными. Особенно сегодня. Беатрис Лючень, герцогиня Давиллона, Голос Верколя и правительница Домов города, пришла сегодня. Ее платье было красно-лиловым, серо-черные волосы были заплетены, и она привлекала своим обликом больше взглядов, чем священник на платформе.

Хорошо, что ее нельзя было упустить. Ее присутствие было тем, чего Сикар и ждал, потому он и вел вечернюю мессу впервые за недели.

– Друзья, – повторил он, – мне не нужно вам говорить, что за последние два года Давиллон пережил тяжелые времена. И мне не нужно напоминать, что часть этих бед была по вине нашей матушки-церкви.

«Больше, чем вы знаете».

– Но сегодня Дома, церковь и люди города стоят вместе против невзгод, что, как оказывается, неестественного происхождения. Вы многое слышали, но подтверждений не было. Я знаю, что страх сковывает вас, слухи не дают покоя. И я не могу успокоить вас так, как хотелось бы, – он шагнул к краю платформы. – Я не обещаю, но эта ночь будет ночью перемен! – оханье и шепот заполнили зал, как он и хотел. Все его слушали.

Это внимание он мог направить к тому, к кому обратился бы.

– Сегодня среди нас много лордов и леди Давиллона. Я приглашаю вас присоединиться к завершению этой службы, чтобы мы могли говорить, и я предложу вас план, что спасет город от разных невзгод!

Шепот уже не был тихим. Волна звука обрушилась на собор, все задавали вопросы друг другу. Многие смотрели на Сикара с восхищением и надеждой впервые за месяцы. Некоторые – представители благородных Домов, в основном – не могли скрыть злых взглядов.

Сикар поймал их. Если уйти сейчас, отказаться от его приглашения, обычный народ разозлиться. И дом, что откажется, будет выглядеть не заинтересованным в спасении Давиллона от бед.

Некоторые проявляли особый энтузиазм, поднялись со скамеек, склонились и шептали указания помощникам или стражам.

– Я понимаю, что в беспокойные времена, – сообщил епископ, – некоторые из вас нервничают, раз вы взяли с собой слуг и стражей сюда. Я вас успокою. Я собрал большой отряд солдат церкви, и они проследят, чтобы вам ничего не угрожало изнутри и снаружи. Хотя, – добавил он, – я не жду опасности в наших рядах.

Хмурые взгляды стали оскалами. Сикар открыто приказал им не приводить кого угодно, они должны были возразить. Он затронул тему доверия церкви, заставил обычный народ внимательнее посмотреть на аристократов. И они понимали, что под угрозами внутри он подразумевал распри между домами, которые он не потерпит тут.

Сикар улыбнулся толпе, но не смог подавить нервную дрожь уголка губ. Если это не сработает – а многое могло пойти не так – он получит себе врагов среди аристократов.

«Но в такой жуткой, судя по описанию, ситуации стоит попробовать прервать попытки соперничать».

Он махнул одному из священников вести «гостей» на собрание. Сикар спустился с платформы и пропал в коридоре так быстро, как позволяли приличия.

* * *

– Думаю, мне не нужно отмечать, – сказала герцогиня голосом, который испугал бы даже солдат, что это не ваш кабинет.

С его места во главе огромной комнате под изображением Вечного ока, символа всех 147 богов Священного соглашения, епископа опустил головой.

– Нет, ваша светлость, я знаю. Мои покои просторны, но не вместят такую группу. Я решил, что часовня подойдет лучше.

Маленькая часовня была для ритуалов и особенных религиозных собраний, она смутно напоминало церковь, откуда они пришли. Небольшой подиум стоял под Вечным оком, как и стол с основами для церемоний: несколько священных текстов, благовония и свечи и другое. Скамьи были мягче, чем в главном зале, стояли перед подиумом ровными рядами. Тут не было витражей, только пара канделябров, один из них сиял.

Сюда могла влезть сотня, если нужно, часовня подходила для десятка гостей.

Десятка плюс Сикар. И его союзники, хоть они еще не вошли. И немного солдат церкви.

Те, кто не знал традиционную форму, рассмеялись бы над стражами в их ярких панталонах и туниках с пышными рукавами, с их блестящими нагрудниками и узорами на шлемах, с их старыми алебардами, которыми они не могли нормально взмахивать в небольших комнатах и в узких коридорах Базилики.

Любой, кто видел их в действии – с этими пиками, пистолями или мечами в дуэли, точно не смеялся бы.

То, что они стояли настороженно, были рядом с выходами, а некоторые – возле собравшихся аристократов, делало их еще менее забавными.

– Покончим с этим! – Шарль Думерж, барон д'Орейль, аристократ с кривыми конечностями и жидкими волосами. Он напоминал хорька. – Вы шантажом заманили нас сюда, так что говорите.

– Шантажом? – невинно спросил Сикар. – Я просто попросил вас, как лидеров нашего славного города.

– Ближе к теме, ваше преосвященство, – сказала Беатрис Лючень, но с ноткой веселья.

– Ах, простите, ваша светлость. Если позволите, еще миг неприятных дел… Стражи?

Спины и алебарды выпрямились, многие аристократы вздрогнули.

Епископ взглянул на листок, бормоча под нос, и кивнул.

– Его, – он указал на одного из гостей, который тут же побелел. – Его. Ее. Ее. И… – он указал на Думержа. – Его.

– Минуточку…! – начал барон.

– Вы можете отвести пятерых мадам и месье в мой кабинет? И держать их там, пока я не прикажу обратное?

Многие голоса возмущались. Думерж был среди них. Даже некоторые из не названных кричали, будто забавляясь.

– Мы не можем разобраться с заговором, – сказал Сикар, прерывая их, – когда заговорщики тут, верно?

Все, кроме пятерых выбранных, замолчали, а те пятеро протестовали вяло. Когда Сикар отметил, что все выбранные были из Домов, что не пустили солдат на улицы, они должны были понять, что он раскусил их. Но они не были готовы к прямому обвинению, особенно, когда в объявлении не было ни капли сомнений.

Еще немного криков, воцарился хаос, но, когда все было сказано и сделано, собрание стало меньше на пятерых участников, и солдаты церкви остались грозными.

– Господа, которых я убрал, – сказал Сикар оставшимся, – представляют лишь часть большого заговора. Некоторые из Домов поменьше заняты незаконной деятельностью. Важно, что вы…

– Не могу не отметить, – сказал барон Мерчанд, крупный, но ужасно высокий мужчина, который казался спокойным, если его не выводили, – что наши пять отсутствующих коллег были из Домов, чьи священники якобы могут защитить их людей и граждан Давиллона от угрозы, с которой не может справиться церковь. Если вы назовете и другие такие дома заговорщиками, ваше преосвященство, вы можете вызвать у нас сомнения.

– Вы верите, месье, что я обвинял бы аристократов города при нынешних невзгодах, чтобы убрать политических соперников?

Лицо Мерчанда говорило за себя.

Епископ вздохнул, прошел к иконе Вечного ока, поцеловал кончики пальцев и легонько коснулся ими святого символа.

– Мы так и думали, – признался он, – Потому не я расскажу вам об этом.

Он махнул на один из дверных проемов. Ближайший солдат подошел по сигналу, открыл дверь и впустил троих, только один из которых напоминал нарядом аристократов в комнате.

– Игрейн Вернадо, – сообщил Сикар, – жрица, что в хороших отношениях с матушкой-церковью. Месье Ламберт… переживающий житель города с полезными связями. Думаю, многие из вас уже знают Эврарда Дарраса.

Первые двое склонили головы с уважением, третий снял шляпу с головы и поклонился по-настоящему.

Трио быстро описала основу (сильно исправленную) плана Лизетты. К сожалению, хоть говорил Эврард, его товарищи-аристократы не верили ни слову.

Они не доверяли источнику – у отпрыска Даррасов могли быть политические амбиции, жрица могла слушаться Сикара, и они ничего не знали о Ренарде.

Они не верили, что у кого-то есть власть или влияние сделать то, что якобы сотворила Лизетта, они бы это заметили. Это было безумием.

И они фыркали от историй о Сумрачном дворе или монстрах на дорогах у Давиллона. Многие отказывались верить, что сверхъестественное произошло в прошлом году в деле Ируока. И даже те, кто верили, отвергали возможность повторения. Это они не понимали.

И в такую атмосферу вошла Шинс бодрым шагом, на ее плече висел побитый и бессознательный командир стражи, как мешок бородатой, одержимой и слюнявой картошки.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Внезапный гул шока и гнева собравшихся стал громче, когда она бросила стража на пол у ног Сикара.

– Да, да, я знаю, – выдавила она, тяжело дыша. – Но он ужасно тяжелый!

– Что, во имя богов, ты с ним сделала?! – спросил один из аристократов, сутулый старик, чье имя и Дом Виддершинс не знала.

– Прыгнула на него, ударила по лицу и сунула травы в его горло. А вы что думали?

В потрясенной тишине Шинс повернулась к епископу.

– Нам… помешали, – тихо сказала она. – Шесть его стражей. Думаю… вы понимаете, как они это увидели.

Сикар побелел.

– Ты не…!

– Никто не мертв, Сикар. Но мне пришлось… – ее плечи опустились. – Я старалась, правда. Но некоторые не смогут работать в страже. Вы убедитесь…?

– Церковь проследит, чтобы их семьи ни в чем не нуждались. Я знаю, что ты сделала все, что могла.

– Да. Были бы все такими хорошими.

– Виддершинс… они сделали это необходимым. Суванье и ее союзники в ответе за это. Не ты.

– Отлично. Может, они помогут убрать кровь с их меча. А он, – сказала она громче, отвернувшись от епископа раньше, чем он заговорил, – не тот, кем вы его считаете. Точнее, он тот, но и не тот.

Мертвая тишина. Глаза щурились.

– Как бы ты сказал? – шепнула она Ольгуну и снова заговорила громко. – Командующий Арчибек не управлял собой какое-то время. Он был одержим существом Сумрачного двора.

– Ваше преосвященство… – герцогиня Лючень встала, казалось, она подняла с собой две сотни ярдов платья. – Я не знаю, что вы делаете, но мне уже хватило…

– Ваша светлость, – перебила Шинс, – при всем уважении, вам нужно убрать часть горы волос. Ваш мозг задыхается.

Оханье перед ней не смогло заглушить хлопки ладоней о лбы за ней.

– Только я, – продолжила она, пока гнев герцогини закипал, – помню, что случилось в городе в прошлом году? Ируок не был приятным, но должен был запомниться.

– Мадемуазель, – сказала Лючень, явно скрывая за этим: «простолюдинка с ужасными манерами», – это мой город. Герцоги Давиллона были моей семьей до того, как появился город с таким названием. Не смейте заявлять, что я могу просто забыть такое отвратительное событие прошлого года! Но заявлять, что это было сверхъестественное существо, хоть многие свидетели считают, что видели…

– Я потеряла важного человека из-за Ируока. Видела его смерть. Мы пытались убить то существо магией, и я ощущала его смерть. И меньше недели назад меня чуть не убили пытками милые родственники Ируока. Сходство не сильное, но хобби они разделяют. Так что не смейте мне говорить, что они не настоящие!

– Так вышло, – прервал Сикар, чтобы Шинс не лишилась союзника из-за своих слов, – мы можем доказать вам, что эти существа прибыли в Давиллон, и мы знаем оружие от них. Вера и божество – гибель для существ Сумрачного двора.

– Командующий Арчибек, – сухо сказала Лючень, – лежит в убежище Священного соглашения и не горит.

– Потому что, как и всегда с верой, – объясни епископ, – символ силен, когда за ним есть вера, – он опустился рядом с Арчибеком, вытащил амулет, что висел на его шее. В свете канделябра засияла маленькая копия Вечного ока. Амулет был из серебра.

Он взглянул на Шинс, прося ее не ошибиться в этом, а потом прижал икону к груди командующего. Он склонил голову и забормотал молитвы.

– Думаю, – начал барон Мерчанд, – мы услышали достаточно…

Арчибек закричал. Точнее, что-то в нем.

Голос не был человеческим, хоть и вылетал из горла человека. Даже не так. Там были два разных голоса, они сливались. Один был высоким, пронзительным, и все в комнате зажали уши руками, а другой был низким, от него дрожал пол.

Ужасный запах – смесь мяты, гнилых апельсинов и желчи – опалил ноздри и легкие. Черная слизь полилась изо рта командующего, бурлила, стекала по лицу, становилась дымом и тенью.

– Нужно еще время, – сказал Сикар, тяжело дыша, – и помощь других священников, чтобы выгнать из него дух, но вы видели достаточно?

Они не спорили, хоть могли просто пялиться в ужасе на стража. Он продолжил:

– Я позволил себе вызвать старших священников ваших Домов. Гонцы ждали и отправились, как только началась месса. Они могут подтвердить, что увиденное вами – не трюк. Они требуются мне, потому что мои священники и я не можем набрать нужное количество, но мы обсудим это позже.

Герцогиня и ее дом из платья вернулись на место, и остальные последовали примеру.

– Может, лучше рассказать нам вашу историю и теории. Уверена, что мадемуазель…?

Намек был понятен.

– Виддершинс. Меня зовут Виддершинс.

– Ах.

«Ах? Что это значит? Это не хорошо. Мне не нравится».

– Ваша светлость, о том, что было…

– Если ваши слова – правда, вы через многое прошли. Я спишу слова на пыл момента.

«О, вот как? Вы так добры…».

– Как я говорила, – продолжила Лючень, – уверена, мадемуазель Виддершинс может добавить поразительные детали к истории, которую нам уже рассказали.

«О, вы не представляете».

Виддершинс глубоко вдохнула и описала кошмар прошлой недели.

* * *

Сказать, что аристократы не скрывали скепсиса к концу ее истории, было бы преуменьшением. Они щурились, шептались, хмурились, точно не выглядя потрясенными. Но они не прерывали ее. Отчасти потому что ее поддерживали епископ и Эврард Даррас, отчасти из-за увиденного ранее. Но Виддершинс нервничала больше, чем если бы ее просто назвали безумной вруньей.

– Мне это не нравится, Ольгун…

Герцогиня подняла властную руку, и бормотания утихли, словно их обрубили.

– Вы понимаете, почему нам сложно поверить? – спросила она.

Шинс кивнула.

– Я сама верю себе лишь потому, что пережила это.

Губы Лючень дрогнули, и это было ближе всего к улыбке от нее.

– Думаю, – сказала она, и, хоть не повернулась, все знали, что она обращается к ним, а не только к воровке, – многие из нас слышали шепот и слухи. Сплетни слуг и стражей о загадочной Виддершинс и ее умениях.

Некоторые аристократы были растеряны, но больше половины кивнули.

Если бы она резко встала с кровати, не проснувшись до конца, вступила в горшок из снега, Виддершинс была бы так же потрясена, и ей было бы так же холодно, как сейчас. Она боролась со своим телом, ее нервы и инстинкты пытались увести ее из комнаты. Ольгун помогал, как мог, но сила его воли удерживала его от паники.

В этом… был смысл, хоть ей не нравилось. Люди должны были заметить, особенно, когда она попадала в громкие случаи, как планы Апостола или дело Ируока. Она и не думала, что слухи о ней разнеслись дальше улиц.

«Конечно, будто я не воровала у сидящих тут хотя бы по разу…».

– Что ж, – сказала она Ольгуну, голос дрожал, – это объясняет ее «Ах».

Ее напарник этому не радовался.

– Я… польщена, – пропищала она, будто десять лет спустя.

– Не стоит. Покажи.

– Что?!

– Покажи нам, – приказала Лючень. – Покажи, что эти способности – не уловка. Что ты знаешь, о чем говоришь, когда упоминаешь сверхъестественное.

– Вы хотите выступления? Мне хоть раздеваться не нужно?

– Виддершинс! – рявкнули хором Сикар, Игрейн, Эврард и Ренард.

– Когда-то, ваша светлость, я попрошу вас приказать им рассказать, когда они научились делать это так слажено, – Шинс вздохнула. – Ладно, Сика… ой, ваше преосвященство?

– Хм? – ответил Сикар.

Шинс встала рядом с ним под Вечным оком, в центре общего внимания.

– Ваши солдаты ведь стоят и в Базилике, а не только в этой комнате?

– Да.

– Можете послать кого-то сказать им, что они услышат выступление, и им не нужно бежать? И что им не нужно стрелять и резать?

Епископ нахмурился с подозрением, но он махнул одному из стражей разнести весть. Через пару минут он вернулся, его ждали в тишине, все неловко улыбались друг другу.

Почти в тишине. Шинс успела рассказать Ольгуну, что задумала.

Когда солдат вернулся, и дверь за ним закрылась с тихим щелчком, Шинс сказала:

– Хорошо, – она указала на солдата в дальней части часовни, пистоль которого висел так, что выстрел попал бы по ковру, а не по его ноге или соседу. – Он!

Сила Ольгуна потекла, вспыхнула искра, и оружие выстрелило.

Те, кто уже начал поворачиваться, когда Виддершинс указала, сделали это быстрее, вскочили с мест. Стражи и несколько аристократов потянулись за оружием, а солдат, чей пистоль активировал Ольгун, смотрел на них со смятением щенка.

Запахло жженой серой, Лючень развернулась на месте.

– Хорошо, Виддершинс, это…

Шепот и бормотание, а потом все посмотрели на точку рядом с Сикаром, где Шинс стояла мгновение назад.

– Сверху!

Шинс помахала им с люстры.

– Если не сложно, ваше преосвященство, – продолжила она, – передайте мои комплименты архитектору и строителям. Эта цепь, – она щелкнула по медному чудищу, что удерживало люстру на месте, – даже не заметила мой вес.

– Ох… Базилике почти сто лет. Люди, что ее построили, давно мертвы.

– Ох. Тогда вы должны знать, где их найти.

– Как ты там оказалась? – спросил один из аристократов. – Карабкаться не вышло бы!

– Заметили? Потому я не забиралась. Я прыгнула.

– Чушь!

– Но я же тут?

– Да, но… ты, но… я…

Барон Мерчанд потер подбородок.

– Ты даже не потревожила лампы.

Лючень покачала головой, ее волосы затрепетали сверху.

– Вы можете спуститься.

Шинс шагнула меж двух ветвей люстры и рухнула. Она снова оказалась рядом с Сикаром, и хуже не стало, раз все охнули.

– Подойдет? – сказала она. – Мы на этом закончим, или мне нужно прыгать по потолку с палкой?

– Виддершинс… – герцогиня встала и тяжело прошла в переднюю часть комнаты. – Мы все видели нечто неестественное в теле командующего Арчибека. Мы видели твои способности или намеки на них. Наши священники в пути, и вам все еще нужно объяснить это нарушение порядка, ваше преосвященство, – добавила она, пронзив Сикара взглядом, – и я уверена, что они подтвердят его слова насчет Арчибека и тебя.

«Почему это плохо звучит…?».

– И я верю, что ты, несмотря на твой статус и профессию, хочешь помочь Давиллону.

– Ваша светлость, если грядущее «но» станет еще больше, мы не влезем в этот зал.

Ее губы вежливо дрогнули.

– Верно. Но… ты просишь нас поверить в заговор многих благородных Домов. И их священников. И стражи. И воров.

– Да, но…

– И, если я не ошибаюсь, ты хочешь разобраться с этим заговором, поведав это нам, использовав наши Дома и правительство города против этих сил? Зачем еще говорить это нам, если ты не надеешься, использовать нас в бою?

Шинс шаркала ногами, не спеша отвечать, и Эврард помог ей:

– Вы почти угадали, ваша светлость.

– Но мы не можем принимать такие решения на вере или уверенности. Мы должны знать, Виддершинс. Мы – я – должны знать, что тебе можно доверять.

Если бы горшок из снега вернулся в тот миг, Шинс не ощутила бы его, онемев.

– О чем вы? – спросила она, хоть понимала, какой ответ получит.

– Откуда ты знаешь, что делать, Виддершинс? Откуда ты все знаешь? Кто ты?

Годами. На этот вопрос она не отвечала годами. Он оставался свежим в ней, не заживал, в отличие от раны от клинка Лизетты. Жаркая кровь, искалеченные тела друзей и единомышленников.

Осознание конца света, ужас и отчаяние, когда все решили, что она в ответе.

Никакие путешествия, скорость и ловкость божества не позволяли ей уйти от этого.

Но… она не хотела отказываться отвечать. Не с таким на кону.

И… может, пришло время. Хорошо это или плохо, но пора было сбросить бремя.

– Вы не вспомните.

Хриплый и тихий голос подавил волну конфликта в комнате. Ее друзья спорили с герцогиней, но никто из них не знал правду. Они пытались защитить ее, позволить ей хранить свои тайны. Она не забудет этого.

Но да. Пора.

– Вы не вспомните, – сказала она тверже, – но я почти всех вас уже встречала. Когда была младше.

– Где, дитя? – спросила мягко Лючень.

Последний глубокий вдох, она представила, как целует Ольгуна в щеку, которой у него не было.

– В основном, ваша светлость, на балах Дома Делакруа.

– О, боги… – герцогиня поняла. А остальные? Они не понимали.

– Меня звали, – Виддершинс признавалась, казалось, впервые за десяток жизней, – Адрианной Сатти.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

«Стоит рассказать ей».

Не слушая какофонию разговора вокруг, Ренард Ламберт отклонился и посмотрел поверх плеча аристократа на воровку, которую всегда знал – и думал, хоть и слышал другие имена – как Виддершинс. Она лежала на дальней скамье, опустив лодыжки на соседнюю скамью, глядя на потолок. Или она не переживала из-за того, что обсуждали ее суд и казнь, или она хорошо притворялась. Но ее отношение ко всему входило в список того, что ему нравилось в ней.

«Я должен сказать ей. С властью Лизетты, еще и гильдия… Даже если план сработает без ошибок, нет гарантий, что мы с ней выживем. Я должен сказать ей».

Но… зачем? Что хорошего будет? Она о нем так не думала никогда, это он знал без сомнений. Что вдруг изменится? Он ждал, что она бросится в его объятия?

«Да. А потом мы назначим епископа Сикара новым Скрытым лордом».

Это будет для нее еще одним бременем, еще одной сложность. И для чего? Чтобы ему стало лучше? Потому что он не сможет жить, если она умрет, не зная?

«Она умрет. Куда уже хуже?».

Нет, это было эгоистично. Лучше оставить это. Он давно решил не говорить ей, ничего не изменилось. Может, они оба выживут…

Ренард замер, огляделся и не понял, когда успел встать и пройти к дальней части комнаты.

«Боги, нет! Я не буду… Но если я ошибся? А если есть шанс?».

Он уже почти потерял последний шанс. Он все еще ощущал пустоту, сердце билось в горле, желудок сжимался, когда он вспоминал, как она выглядела пару дней назад. Как от ее окровавленного и сломленного вида он чуть не закричал. Как, когда она начала приходить в себя, он предложил группе разделиться на время. Он боялся того, что скажет ей…

Даже сейчас Ренард моргал от воспоминания, стиснув зубы, чтобы не плакать.

«Я не могу узнать? Ради нас обоих? Я не должен…».

– Простите, месье Ламберт?

– О, – Ренард отошел и поклонился, отошел, пропуская епископа. – Конечно, ваше преосвященство.

Сикар благодарно улыбнулся и пошел дальше – прямо к месту, где сидела Шинс.

Это был знак? Тихо вздохнув, Ренард вернулся на свое место.

«Позже. Если мы переживем это, я скажу ей позже…»

* * *

Боги знали, сколько времени прошло – они-то знали, но она не спросила у того, кого знала лично – с тех пор, как Виддершинс закончила свою историю.

Она впервые поведала всю историю своей жизни. Не наставнику, не любимому, не верному другу, а аристократам»

«Даже в моем уголке мира эти аристократы требуют особых привилегий, да?».

Она попробовала сначала участвовать в разговоре, что последовал за ее речью – в разговоре, спорах, угрозах – но быстро устала от этого. Тогда она ушла в дальний угол часовни и делала вид, что не замечает, как глаза с недоверием следят за ее движениями.

Судя по изменениям речи, что отражалась от стен часовни, они еще не успокоились.

Дерево скрипнуло, дрогнуло под ней, приняв чей-то еще вес. Шинс смотрела наверх.

– Я не привык к такой перспективе, – сказал ей епископ, – смотреть на Вечное око с места паствы. Мне стоит делать так чаще.

– Вы бы видели его с люстры, – сказала она. – Так они решили, кто купит веревку, на которой меня повесят?

Сикар фыркнул.

– Уверен, некоторые из них были бы рады отдать свои пояса для такого дела, – он посерьезнел. – Ее светлость решила, что во время кризиса твоя вина или невиновность не важны. Их священники подтвердят твои слова насчет нынешней угрозы, и они поверят твоим словам пока что.

– Это, – отметила Шинс, качнув носком сапога в сторону собравшихся, – не звучит как согласие. Или я все это время что-то делала не так.

– Нет, ты слышишь одни и те же слова. Что тебе нельзя доверять, и твоя история о демоне, убившем последователей Ольгуна, смехотворна. Но ты не должна была признаваться, что ты – Адрианна Сатти, если бы ты врала. Думаю, это убедило герцогиню.

– Так все еще обо мне? Они даже не дошли до…

– О, нет, я рассказал им о плане. Но все те же аристократы, что против тебя, высказались и против плана. Неправильно. Незаконно. Плохо. Нужно больше времени. И так далее. Но все решено, кроме некоторых гордецов. Ее светлость и другие убеждены, и я тебя поддерживаю. Это помогло.

Шинс выпрямила и скрестила лодыжки.

– Может, они и правы, – отметила она. – Даже вы сказали, что не знаете, законно ли это.