Текст книги "Змеюка (СИ)"
Автор книги: Арабелла Фигг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
– Очень надеюсь, что никто, – буркнула Камилла, но тут вошёл Ян, красный, потный, со слипшимися волосами, явно из одного приличия наскоро накинувший рубаху, и хмуро спросил:
– Динка, ты чего разоралась?
– Так вон, – он ткнула пальцем в Камиллу.
– А, – братец усмехнулся, – точно, ты же Милку не видела целый год. Ну, здорово, мелкая, – он сгрёб Камиллу в объятия и стиснул так, что у неё в боку, кажется, что-то хрустнуло – он здорово раздался в плечах, оставшись пониже Якоба с Вильмом, зато взамен став куда поплотнее, словно с опозданием всё же в матушкину породу пошёл. – Ты надолго?
– Нет, только трав кое-каких собрать. Дня три-четыре, потом обратно. Но потом ещё приеду, – прибавила она, потому что Ян наморщил лоб, что-то такое прикидывая. – Если мастер не передумает, понятно. А то он такой… То «Опять хорошие ингредиенты испортила, дура косорукая?» – и подзатыльник, а то «Ладно, мы все такими были», – и пирог из кондитерской, с какими-нибудь персиками и сливками, на ужин.
– С какой ноги встанет, – понятливо кивнул Ян. – Ладно, давай умывайся, переоденься, что ли. С тобой в лес, я так понимаю, меня опять пошлют.
– Отец вроде говорил, что берёт тебя со старшими теперь.
– Смотря куда, – хмуро ответил братец. – В Костяной распадок вон не взял. Динка, чего стоишь? Есть чего пожрать? Сестрица моя полдня в дороге была, голодная небось, как волк.
– Ой, – Дина, откровенно греющая уши, отмерла и захлопотала. – Сейчас накрою, а ты правда что переоделась бы: закапаешь рубашку-то – не отстираешь ведь потом, а она поди дорогущая.
Каморочка, где по-прежнему стояли две койки и висела на гвоздях одежда, стала словно бы ниже, теснее и темнее. А сами койки… Та, что стояла в комнате Камиллы в доме Змея, была ненамного уже, но предназначалась только для одного ученика. «И вообще, – подумалось Камилле, пока она, присев на краешек койки стаскивала узкие штаны, – надо будет лечь отдельно, на койку старших, раз уж их всё равно дома нет: не хватает только дурацких сплетен про то, что почти взрослая девка с братом спит. До того, что просто спит, как с рождения всегда и спала, старым дурам вроде Клары дела нет, они непременно каких-нибудь гадостей напридумывают. Свекровка-блядь…» Ещё она подумала, что какой-то год назад ей бы и в голову не пришло прикидывать, чего всякие потрёпанные кошёлки насочиняют про неё с братьями. Прямо хоть старого хрена Карела вспоминай с его «волос долог – ум короток». В том году только и оставалось фыркать: у самого-то ума, у пьяни непросыхающей… Теперь можно было огладить бритую голову и ехидно спросить: «Дядька Карел, а где ты вообще у меня волосы видишь?» Но разговоров, понятно, будет в селе… и без совместных ночёвок с родным братом найдут что обсосать со всех сторон. Из-за одной этой обритой головы икота замучает.
– Ну и зверь тебе в наставники достался, Мила, – посмеиваясь, сказал Миха, явившийся вечером по какому-то загадочному делу к Яну. – Заставил тебя волосы сбрить, чтобы никто не позарился, а то ему ж за тебя перед твоим отцом отвечать.
– Это кто до такого додумался? – удивилась Камилла. Сама она пока ещё никуда не выходила – получалось, что или девчонки успели разболтать соседям про её приезд, или её всё-таки опознали, пока она шла от почтовой станции.
– Дядька Никола, – хмыкнул Ян. – Ржал небось про себя, как конь, а дураки уши и развесили.
Камилла, усмехнувшись, кивнула: дядька Никола мог и не такое ещё придумать, с него сталось бы.
Смеркалось. Мать ещё не возвращалась, но Ян велел подавать ужин. Позвал за стол и Миху, так что батрачки с Диной во главе постреливали глазками в обоих парней, особенно в Миху, ставшего настоящим красавчиком. Правда, из тех, какие Камилле никогда не нравились. «Конфетные мальчики», как их наставник называл. Дина, кстати, держалась этак по-хозяйски – она обручилась с Якобом и была теперь вроде как и не батрачка уже, а невеста хозяйского сына. Хозяевам не ровня, понятно, сноха-бесприданница, но и прочим батрачкам не ровня тоже. Аж носик облупленный задрала слегка, так и хотелось щёлкнуть.
– Я думала, меня никто не узнал, – сказала Камилла, лениво разминая ложкой картофелины и радуясь, что вилок в доме так и не завелось, а ножом пользуются только для того, чтобы хлеба отрезать. У Змея не выкладывали на стол по полдюжины приборов для всего на свете, но уж нож и вилка – это было обязательно. С Корвина наставник требовал, правда, начинать учить столовый этикет, но Камилле до подмастерья было ещё как до луны пешком, а учениц никто не приглашает в такие дома, где подаётся полный… как его?.. а, куверт.
– Наши узнали сразу, – заметил Миха. – Ну, трактирные: мы всяких во всяком виде видали. Смотришь, выплывает из кареты дама, вся из себя такая изящная и утончённая, а вечером несёшь ей горячего вина с мёдом, а она сидит без парика, со сметаной на морде, в ватном шлафроке и ноги в тазике парит. А задержишься с её глинтвейном, эта изящная так тебя обложит, что любой конюх заслушается. – Он положил себе в тарелку полную с горкой ложку сметаны и прибавил: – но ты и правда здорово изменилась, Мила. Я не про косу обрезанную, у тебя даже взгляд стал какой-то другой.
– Сучка городская, – подсказала Камилла, и новенькая батрачка, имени которой она ещё не успела узнать, залилась краской до ключиц.
Что уши-то у хозяйской дочки обыкновенные, круглые, не как у отца, а слух при этом всё равно, словно у дикой кошки, девка, видно, ещё не знала. Ну, теперь язычок придержит немного, если не полная дура. Дина вот с виду глупа, как пробка, и языком вроде метёт не думая, а на самом-то деле никаких хозяйских дел чужим не выдаёт, очень ловко сбиваясь с того, о чём её спрашивают, на ерунду вроде хозяйкиного полушалка, который та обещалась к Солнцевороту отдать, после того, как новый себе купит. У такой даже старой Кларе Длинноносой ничего толком выведать не удавалось, так и убиралась ни с чем, ворча про сороку безмозглую. Спросить, из чего проклятая ведьма варит своё натирание для распухших коленок, а вместо этого полчаса слушать, как надо правильно тесто для ватрушек заводить…
Камилла вдруг подумала, что Дина на самом-то деле очень себе на уме девица и дурёхой-трещоткой просто очень ловко прикидывается. Не за это ли ещё матушка её решила невесткой взять? Так и представился мастер, с усмешкой говорящий: «Репутация – страшная штука, Змеючка. Главное, наработать её, а потом она сама за тебя половину сделает». Репутация в приданое… Камилла хмыкнула. М-да. Создатель знает, какой у неё теперь взгляд, но вот говорить и даже думать она точно стала по-другому.
Потом вернулась мать, насобиравшая молодого сухостебля – тоненьких, бледных, почти без листьев ещё стебельков. Камилла усмехнулась, сообразив, для чего он – старый-то, вымахавший по грудь и одеревеневший, годится только на согревающее зелье, а вот молоденький и нежный, не засушенный, упаси Создатель, и даже не увядший…
– Ян, – сказала мать, коротко, словно мимоходом обняв её, – сходи к Розалии, спроси, нужно ей зелье предохраняющее или мне в замок тебя завтра послать – там уж точно желающие найдутся.
– Ага, – охотно отозвался братец и удрал одеться поприличнее. Миха убрался за ним, долой с глаз не сильно его любившей травницы, а потом они вместе ушли, и Камилла подумала, что наверное, одним вопросом дело в «Подорожнике» не обойдётся.
Пока мать ополаскивалась в бане нагревшейся за день водой (нарочно оставляли на солнце покрашенную в чёрный цвет бочку), пока ужинала, Камилла взялась привычно разбирать стебли, а потом мелко-мелко нареза’ть их для снадобья, которое святая мать честила «выдумкой Порождений Тьмы» и грозила суровым покаянием любой прихожанке, которую поймают за его употреблением. Бедные прихожанки только вздыхали, не по карману оно им было, а те, что побогаче, смотрели на проповедницу честными-честными глазами, а про себя, как уверена была Камилла, придумывали всяческие хвори по женской части, чтобы повод был навестить ведьму проклятую и попросить у неё, кроме Милости Пророчицы, ещё и «выдумку Порождений Тьмы».
Вообще-то, для девиц из заведений вроде «Подорожника» хозяйки обычно заказывали у малефикаров амулеты и против беременности, и против дурных болезней разом. Впрочем, амулеты – штучки очень недешёвые, не всем по карману опять же. Розалия, наверное, купила три-четыре, вряд ли у неё собиралась вечерами целая толпа разом, и девицы могли передавать амулеты друг дружке. А вот на случай, если вдруг все три-четыре уже будут в работе, стоило бы держать про запас бутылочку-другую предохраняющего зелья, это точно.
И нет, Змей такого не готовил. И лекарства от тех самых болезней тоже. Он отвёл Камиллу в «Розовое облако» утречком после солнцева дня, когда в борделях вообще посетителей нет, только целитель, явившийся с проверкой, и познакомил её с хозяйкой. «На будущее», – туманно пояснил дорогой наставник. Хозяйка тут же попросила сделать ей растирание для ног, вот просто слов нет, как она устаёт целыми вечерами кружиться по залу, изображая добрую фею (Камилла вежливо промолчала про фею весом в шесть пудов), а меж тем она слышала от мастера Фабиана просто сказочную историю про натирание, после которого хочется порхать и танцевать. Камилла, понятно, согласилась: работы там было на час с небольшим, готовить только надо было маленькими порциями, чтобы не хранить состав дольше недели. Так и повелось, что каждое утро лунника она приносила госпоже Изольде натирание для ног, та поила её чаем с вчерашними, но всё равно очень вкусными пирожными, а освободившиеся после осмотра целителя девочки-мальчики приходили поболтать с будущей клиенткой – в этом они почему-то были уверены твёрдо…
– Всё хорошо, матушка, правда, – сказала Камилла. – Столько всего за год узнала, столькому научилась. Я же не только в лаборатории прибиралась. А что мастер и на руку скорый, и на язык, так другие и похуже бывают. Он как-то про Корвина сказал, что ученик – это ближе, чем родная кровь, ну и мне кажется, мы ему вместо… не детей, понятно, но вроде племянников, что ли.
– Да вижу я, – то ли вздохнула, то ли усмехнулась та. – А то не отпустила бы. Масло льняное подай. И печурку растопи.
– Ага. – И можно было даже не поправляться, некому было давать подзатыльники за «деревенские словечки». Но растапливая крошечную печурку, на которой готовились зелья, Камилла подумала про стоящие в лаборатории Змея гномские горелки, к которым только зачарованную палочку поднести и сказать: «Ignis», – и сразу же можно, подкручивая фитиль, выставлять пламя той силы, которая тебе нужна, чтобы хоть быстро довести до кипения воду для отвара, хоть тихонько кипятить её потом. Был у Змея и атанор для медленного и осторожного нагревания всяких составов, которые опасно было ставить на открытый огонь, но обычно все трое пользовались горелками на горном масле. «Надо будет скопить денег и привезти матери такую же», – подумала Камилла.
– Иди-ка спать, – сказала матушка вдруг. – Затемно ведь встанешь, чтобы до солнца успеть хоть чего-то набрать.
Понятное дело, Миха пошёл с ними. Камилла и Яна-то пыталась дома оставить, не собиралась она заходить дальше плёса, только корней ножелиста накопать, пока к нему хоть подойти можно, а то к середине лета и не сунешься, когда он свои страшенные листья растопырит на два-три локтя во все стороны. Но парни, беспрерывно зевая, увязались за нею – понятно, просто-напросто смотались оба из дома, чтобы выспаться в тенёчке и потом соврать, будто помогали ей, а Михин дядька, надо думать, и на неделю племянника отпустит, не то что на денёк, чтобы он крутился поблизости от Камиллы.
– Это где вас ночью носило? – проворчала Камилла. – В замок, что ли, ходили после «Подорожника»?
– Да никуда мы не ходили, чего привязалась, – недовольно буркнул Ян.
– Скажи ещё, тебе кто-то из девочек госпожи Розалии такой засос поставил, – хмыкнула она.
– Где? – всполошился почему-то Миха. – Бля! Правда, Ян, на самом виду. – Вид у него был как у нашкодившего кота – куда это он братца таскал ночью?
– Иди сюда, – вздохнула Камилла. – Тесёмки развяжи и ворот распахни пошире. – Всё равно же ведьма поднадзорная, чего теперь скрывать?
– Голова ведь разболится, – возразил Ян, но без особого напора. Светить засосом ему точно не хотелось, так что он послушно распутала тесёмки у горла.
– Не разболится, – отмахнулась Камилла, – тут ерунда совсем.
Она приложила пальцы к багровому пятну над ключицей. Это что за баба так впилась? Прямо упырица какая-то. Братец молчал, только сопел, Миха тоже помалкивал, но он прямо дышать забыл, глядя, как под пальцами Камиллы засос бледнеет и меняет цвет с багрового на лиловый, потом зеленоватый, потом жёлтый… Совсем избавиться от него не удалось, но выглядеть он стал так, будто ему уже недели две, а то и больше. У Михи, видно было, язык и так и чесался что-то спросить, но он то ли не посмел (это Миха-то?), то ли… да Создатель его знает, только он ни словечка так и не сказал.
– Ты как? – тревожно спросил Ян и мазнул Камиллу пальцами по лбу, стирая проступившие капельки пота.
– Нормально, – заверила она, и он хмыкнул на это непривычное “нормально”. – Но ты уж поаккуратнее, а? А то если у тебя ещё и спина ногтями исцарапана…
– А спина-то с чего? – удивился Ян.
А вот Миха прищурился и посмотрел на Камиллу этак пристально-пристально.
– Горячая у тебя подружка в городе завелась, – сказал он вроде бы шутливо, только в глазах никакого веселья не было. – Или не подружка?
– Лекарства я готовлю для бандерши, – вздохнула Камилла. – Каждую неделю хожу к ней с пузырьком. Заодно с целой толпой девчонок познакомилась, которые на неё работают, а они такое болтают – уши сворачиваются. Имён ничьих не называют, понятно, но зато подробностями друг с другом делятся… – Она только головой помотала. – Честное слово, про некоторые я бы охотно не узнавала никогда.
Накопать корней парни ей всё-таки помогли, но потом нашли на маленьком мысе старую иву и увалились спать в тени у воды, где так и не унявшийся ветер сдувал всех кровососов. Никаких плащей никто с собой не брал, и Камилла, пофыркав, стянула из-под платья нижнюю юбку, чтобы хоть под головы подстелить, а то и трава щекочется, и всякие козявки из неё в лицо лезут. В следующий раз, подумала она, надо будет прихватить с собой рабочие штаны. Привыкла уже в штанах, бесят подолы до пят, путающиеся в ногах. Оставить в городе одно-два платья на всякий случай, а остальное сюда привезти. Той же Дине отдать, или кому там матушка решит. А портнихе заказать всю одежду, как для мальчишки – ну, совершенно идиотски смотрятся кисейные платьица с обритой головой, а парики носить… вот ещё! Она алхимик!
***
– …Теперь к Высокому Солнцу, наверное, – сказала Камилла. – Так же, денька на три-четыре. – Больше ей было просто не выдержать, никого не отравив. Не насмерть, понятно, Создатель упаси, а так… заставить эти же три-четыре дня не вылезать из уборной, держа перед собой поганое ведро, чтобы блевать одновременно с поносом. Хорошо, хоть уходила из дому она ещё затемно, да и возвращалась порой после заката. Однако та же Клара Длинноносая умудрялась подкараулить её даже в сумерках. Дряхлая, немощная, подслеповатая и тугая на ухо бабулька.
Сак, из которого вытащили все подарки, заметно опал боками, зато обратно в Ясень Камилла везла здоровенный ящик, в котором, аккуратно перестеленные холстинками, лежали и ею собранные травы, и те прошлогодние запасы, которыми поделилась мать: «Свежее уже на подходе, забирай».
– Ты как в городе-то? – спросил отец. – Неудобно одной такой ящик тащить.
– Да не собираюсь я его таскать, найму извозчика.
– Ага, – сказал отец и полез за кошельком.
Камилла хотела было отказаться, потом вспомнила про горелку и взяла несколько монеток. И госпожа Изольда, и цирюльник, и аптекарь тоже то и дело совали ей по паре серебряных децимов, но Змей всегда отмахивался от «медяков», которые Камилла честно пыталась отдать ему. Так что не к следующему разу, понятно, но вот к следующему лету запросто можно будет скопить нужную сумму. А гномам человеческие зелья подходят? Может, и с ними можно как-то договориться? У ювелира наверняка глаза страшно устают к вечеру, а у какого-нибудь… жестянщика, к примеру, на руках совершенно точно должны быть рваные порезы и ещё, наверное, ожоги. Она, конечно, всего только ученица, но все, кто хоть раз её снадобьями попользовался, все потом требовали, чтобы именно она и готовила их впредь. Магию лечебную она в них сбрасывает, как объяснил её куратор брат Хаген, оттого и действуют они быстрее и сильнее. Куратором, кстати, был мужичок с кошачьей усатой мордой и блудливыми глазками. Ничего такого со своими поднадзорными он себе не позволял, но глазками так и шарил, словно руки под одежду запускал, а уж шуточки у него были… Хромой коновал дядька Никола покраснел бы.
Возчик пристроил поверх Камиллиного ящика чьи-то мешки и захлопнул короб позади кареты. Пора было садиться. Камилла перецеловалась с родителями и братьями, заверила, что скоро приедет снова, и полезла в карету.
========== Поднадзорная ==========
Так прошло лето. Осенью, после свадьбы Якоба с Диной, Камилла вместе с приехавшей матерью сходила отметиться в Штабе Искателей. Круг зелёного света по-прежнему не доходил до первой полоски на всё те же полдюйма, а до шестнадцатилетия оставался год с небольшим.
Впрочем, Камилла приказала себе выкинуть мысли об этом из головы – что толку изводить себя раньше времени? Трав она заготовила много разных, наставник совершенно не возражал, когда она, выполнив его задания, торчала вечерами в лаборатории, вываривая, перегоняя, растирая и смешивая то и это. Работать, как Корвин, от и до, строго следуя плану, у неё не получалось никогда – Камилла то как бешеная строчила в своём журнале, попутно приглядывая за процессом перегонки, и временами спать ложилась уже под утро; то, перегорев, откровенно через силу выполняла поручения наставника, а потом тупо валялась на кровати, даже не читая, или шла в театр, а то и на арену, где азартно вопила и улюлюкала вместе со всеми и даже ставки делала по мелочи. Обычно ей везло, но она не зарывалась, помня, что удача – девица обидчивая, ветреная и очень не любящая жадин. На выигранные деньги Камилла покупала ингредиенты и готовила лекарства для приюта, полагая, что вполне искупает этим мелкие грешки вроде ставок на арене, а крупных за нею пока и не водилось. Кроме гордыни разве что, но уж ту, если верить святым сёстрам и матерям, ей было вовеки не искупить. Разве что прикрыть покрывалом послушницы бритую голову и смиренно готовить снадобья для служителей Церкви.
Вот прямо сейчас! Ей мастер Фабиан, болтая как обычно за работой, пожаловался, что всем её растирание хорошо, отёки почти не беспокоят больше, но кожу сушит оно просто зверски, приходится потом маслом мазаться. Пришлось объяснять, что состав у этой отравы такой – куда вот деваться. Цирюльник легко покивал, заверил, что маслом натереться недолго и нетрудно, главное – ноги к вечеру перестали отваливаться, однако Камиллу зацепило, и она принялась размышлять, что можно заменить в растирании или как исхитриться и добавить в него масло сразу, не нарушая структуру…
– Змейка! – возопил мастер Фабиан. – Ну, об этом ли думать хорошенькой девочке?! У тебя в твоей лысенькой головке должны быть стихи о любви и цветы от поклонников, а не рецепты вонючих настоек! Кстати, если нужен парик на вечер или даже на два-три дня, можешь брать в любое время. Бесплатно!
Камилла по поводу стихов и цветов только фыркнула, однако за предложение брать парик, если понадобится, искренне поблагодарила. Действительно, вдруг… ну, не свидание, конечно, но мало ли что.
Так прошла и эта зима, а потом ещё одно лето с новыми поездками домой, за травами и на свадьбу Вильма, поспешившего за старшим братом. Осень не порадовала Камиллу никакими изменениями в статусе поднадзорной, а на Белую Дорогу ей исполнялось шестнадцать. В общем, надо было что-то решать.
***
В солнцев день редкая лавка была открыта, а всякие конторы вообще не работали, но Искатели – это не стряпчие. Это как и стража: ни выходных, ни праздников. И у них, конечно, в здании было темновато, гулко и пусто, но дверь с сияющим на солнце бронзовым Оком не была заперта, а в холле сидел за столом всё тот же бойкий дедок, что и год, и два назад. Камилла спросила его, к кому можно обратиться, и дед послал её в архив, сказав, что там сидит дежурный – брат Герберт, его и следует спросить о своём деле. Камилла тихонько вздохнула. Кто такой этот брат Герберт, она понятия не имела. Очевидно, рядовой Искатель с чужого околотка, а не привычный уже блудливый кошак брат Хаген и не глава здешнего отделения сестра Эвелина, которая за весь дистрикт отвечает и поэтому вряд ли пошлёт не вовремя заявившуюся дуру… прийти завтра, как все нормальные люди, а не в выходной день.
Где его искать, архив этот, она толком не поняла и порядком поблуждала по гулким пустым коридорам и лестницам вверх-вниз. И да, брат Герберт, как она и опасалась, совсем чужой поднадзорной не обрадовался. Сидел он, обложившись какими-то книгами и папками, и наверняка хотел во время дежурства написать какой-нибудь отчёт, чтобы не задерживаться потом после службы.
– Вот прямо срочно? – кисло спросил он, но всё-таки встал из-за стола. – И что такое стряслось? Молоко по всей улице прокисло?
– Я целитель! – возмутилась Камилла. – У меня не может ничего скиснуть. Просто у меня… я вчера…
Она смешалась. Если бы этот лысоватый дядька с невыразительным лицом пялился на неё, как брат Хаген, шаря взглядом под мантией, она бы злилась и ей было бы легче не смущаться, объясняя, с чего она припёрлась, да ещё в неприёмный день. Но брат Герберт смотрел на неё, как на муху, которую лень прихлопнуть, и у неё никак не получалось сказать, что вчера она лишилась невинности и теперь ей ни жить ни быть надо знать, как это на неё повлияло.
– Ясно, – равнодушно сказал брат Герберт, не дождавшись ответа и, видимо, поэтому сообразив, в чём дело. – Имя?
– Камилла из Монастырских Садов. Без фамилии, какая в селе фамилия?
– Из Монастырских Садов? – он скользнул глазами по её мантии. – Но живёте здесь?
– Я ученица мастера Серпента.
– Ясно, – повторил он и пошёл добывать с полки её дело – тоненькую, но большого формата, словно сложенный городской листок с новостями, книжицу с ярко-зелёной полосой на корешке.
Потом они вышли из архивного помещения, брат Герберт дотошно запер его ключом на два оборота и повёл Камиллу в зал контроля. Она нервничала и всё норовила вытереть о мантию вспотевшие ладони: а стоило ли вообще приходить? Вдруг её вчерашнее… приключение было напрасным? Нет, с Корвином было… ну, неплохо. Он, как она и думала, был аккуратен и терпелив, а кое-что было по-настоящему приятным, хоть и всякие «бабочки в животе» из глупых дамских романов оказались полной чушью – да она в этом и не сомневалась. И вообще, если кто не знает, «бабочка» – это такой эльфийский ножичек для метания, с двумя лезвиями. Вот уж как приятно заполучить такое в живот!
Она подошла к артефакту-определителю, лежащему на слегка наклонном пюпитре, и прижала ладони к чёрному кругу в центре. Привычное уже зелёное сияние потекло по белому камню, играя переливами света в кварцевых крупинках, и остановилось всё в том же полудюйме от первого кольца. Словно ничего и не было. «Мне что, в самом деле замуж выскакивать срочно и тут же рожать?» – мрачно подумала Камилла.
Брат Герберт меж тем взял линейку, измерил расстояние и записал его в Камиллину книжицу.
– Без изменений, – прокомментировал он. – Цель посещения какую указать? Дефлорация? С контрольного измерения всего-то три недели прошло.
– Да, – выдавила Камилла. – А следующей осенью как обычно надо будет прийти?
– Конечно. Всё? Или есть какие-то вопросы?
В тоне его так и чувствовалось: «Проваливай уже, дай делом заняться», – и Камилла ответила:
– Всё, сударь, спасибо. – Вопросы у неё были, но лезть с ними к человеку, который ждёт-не дождётся, когда ты уже уберёшься… – Простите, что отвлекла, но я думала, вдруг что-то изменится.
Тот неожиданно усмехнулся почти по-человечески.
– Ученица алхимика, – сказал он, – наверняка книги по анатомии читала, а для первого раза шлюшку из дорогого борделя наняла, так? – Это было не так, но Камилла не стала возражать. – Готовилась, настраивалась, ждала чего-то неприятного, но терпимого. Вот и получила то, что должна была – ничего. Чтобы произошёл резкий скачок магических способностей, сударыня, требуется сильное потрясение. Или целый день эмоционально насыщенный, как у приличной, – он сдержанно фыркнул на этом слове, – девицы в день свадьбы: толпа народу, утомительный обряд, поздравления, подружки-змеюшки, родственники с шуточками ниже пояса, а под конец брачная ночь, после которой надо вывесить простыню на ворота, и Создатель храни, если пятна’ там не будет или выглядеть оно будет подозрительно. Или забрести в дешёвый кабак, где глупую девчонку затащат в свою каморку трое-четверо наёмников и употребят там все по очереди, а то и парами. Тогда – да, тогда такой всплеск будет, что выгореть недолго. А у вас, судя по вашему характеру, и первые роды будут вроде вчерашней близости. Таким же неприятным, болезненным, но обыденным делом, а вовсе не концом всей прежней жизни и началом новой.
– Понятно, – пробормотала Камилла, вспомнив матушку, которой и четверо детей не прибавили ни четверти дюйма. – Спасибо, что объяснили.
– Не за что, – хмыкнул он. – Но в следующий раз приходите всё же в будни, будьте добры. Разве что и в самом деле умудритесь сквасить молоко всем соседкам разом, несмотря на неподходящую магию.
После тихой и прохладной полутьмы помещений и коридоров штаба Искателей яркая, солнечная, припорошенная первым снегом улица оглушала. У Камиллы даже голова слегка закружилась. Да ещё какой-то босяк толкнул её, чуть не сбив с ног, и тут же кинулся бежать. Камилла пощупала пояс, на котором висел кошелёк «для воров и грабителей», и мерзко улыбнулась: воришку ждали горсть медяков и оч-чень неприятный сюрприз. Но кто ж ему враг? Думать надо, у кого кошелёк срезаешь. Она не в бархатной мантилье и завитом парике разгуливает, а в мантии и в токе «на босу голову» – то есть, в полный голос объявила, кто она такая, а не знать, кто ходит в мантиях… это каким же тупым и тёмным надо быть?
Дурацкое происшествие немного подняло ей настроение, а в доме Змея её ждал Корвин, серьёзный и сосредоточенный.
– Камилла, – ужасно официальным тоном объявил он, – я тебе очень благодарен за твой выбор, за доверие и за… – Он слегка сбился и закончил куда попроще: – Я тоже хочу тебе сделать подарок. Честное слово, подарок, а вовсе не плату за услуги.
– Да какие там услуги, – Камилла почувствовала, как щёки всё-таки загораются, хоть вроде она и настраивалась, что вчерашнее происшествие – это ерунда, не стоящая внимания. – Ты сам всё сделал.
У неё хватило ума не ляпнуть: «Это я, если верить брату Искателю, должна была тебе заплатить». А Корвин достал из кармана бархатную коробочку и протянул ей.
– Вот, – сказал он. – Я думал купить золотую, но ювелир сказал, что магам лучше дарить серебро: оно как-то впитывает в себя магические силы, особенно если камень подходящий. Только я не знаю, какие камни тебе подходят, так что подвеску придётся потом…
Принимать дорогой подарок от чужого… всё равно чужого, хоть что там вчера между ними происходило, парня было неловко, но отказаться наверняка значило бы смертельно обидеть Корвина, а обижать его Камилла вовсе не хотела. Ну, зануда – и что? Он ей очень много всего объяснил в первый год, и вообще, всегда готов был помочь. Даже в таком деле, как становление женщиной.
– Спасибо, – сказала она, взяв коробочку. – Ой, как здорово!
Цепочка была довольно массивная, да в общем, и не цепочка даже, а змея, держащая свой хвост в зубах. Зачем на неё навешивать какие-то камни, совершенно было не ясно – Камилла решила, что будет носить просто так, без всяких подвесок.
– Что у тебя тут? – Стремительно вошедший мастер цапнул змейку из рук Камиллы раньше, чем она успела возмущённо завопить: «Это моё!». – Ничего так, миленько. Отдай потом Моране зачаровать.
– Моране? – Камилла поёжилась. – А ей-то зачем? Она же малефикар!
– Вот именно, бестолочь! А кто лучше малефикара разбирается в проклятиях и способах защиты от них? Умелый целитель – самый страшный палач, а самый опасный преступник – бывший стражник, знающий всю эту кухню изнутри…
Он пристально всмотрелся в её лицо и сказал:
– Так, Змеючка, пошли-ка потолкуем.
– О чём? – невольно втянув голову в плечи, спросила она. Мелькнула даже паническая мысль, что отец передал через наставника требование возвращаться домой, но Камилла тут же отогнала её: нет, отец приехал бы сам. Ему же пришлось бы платить за обучение.
– О тебе, бестолочь.
– Да о чём там говорить, – пробормотала она, сжав в кулаке коробочку, словно серебряная змейка могла как-то её защитить.
– Найдётся, – заверил её Змей.
Потолковать он привёл её в свой кабинет. Камилла там ни разу не бывала, только изредка видела в приоткрытую дверь часть обстановки. Ну… ничего так, светло, просторно. Собственно, всей обстановки – письменный стол с чернильным прибором из тех, что по привычке зовутся гномскими, хотя их уже кто только не делает, несколько стульев и несгораемый шкаф в углу, массивный и всё равно какой-то неприметный. Чары, что ли, на него наложены такие, чтобы даже если смотришь в упор, взгляд сам собой словно соскальзывал. Что-то такое чувствовала она вроде лёгкого зуда или покалывания. Чужую магию, видимо.
– Садись, – приказал Змей и сам сел за стол, побарабанив по столешнице пальцами. Камилла отстранённо подумала, что пальцы у него, несмотря на все предосторожности, обожжены и пересушены, пожелтели прямо, а руки всё равно красивые. Словно и не мужские даже – узкие, нервные, с длинными пальцами, как у музыканта какого-нибудь. – Не буду говорить, что ты поторопилась, Змеючка, но Корвин определённо был не лучшим выбором. Кстати, судя по твоей кислой мордочке, затеяно всё было зря и магический резерв твой всё так же не дотягивает до минимально необходимого для обучения? – Она кивнула. – Вот и славно. – Камилла посмотрела на него с удивлением, и наставник пояснил: – ты талантливый алхимик, гадючка моя, но это вовсе не значит, что ты будешь талантливым целителем. Алхимию в целительской Школе дают в самых общих чертах, одни основы: целебные травы, яды растительные, яды животные… ты уже знаешь половину, а на вторую половину тебе вовсе не понадобится пять лет обучения. Но тебе всё равно придётся пять лет учить то, что тебе не нужно и не интересно, а потом ещё десять – отрабатывать это обучение.