Текст книги "Биография, творчество"

Автор книги: Аппиан Александрийский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 44 страниц)

24. Сегестаны, претерпев все бедствия осады, на тридцатый день были взяты штурмом и тогда впервые начали молить о пощаде. Цезарь, восхищаясь их доблестью и снисходя к их просьбе, никого из них не казнил и не изгнал, а только наказал их денежным штрафом и, огородив часть города стеной, ввел в нее гарнизон в двадцать пять когорт. Совершив это, он вернулся в Рим, чтобы весною вновь двинуться в Иллирию. Но когда распространился слух, что сегестаны истребили гарнизон, он быстро двинулся туда еще зимой129. Хотя он нашел, что в конечном итоге слух был ложен, но причина его истинна: гарнизон был в опасности, так как сегестаны внезапно напали на них и многих, вследствие неожиданности нападения, перебили, однако на следующий день римляне, выступив против них, победили сегестанов. Поэтому Цезарь двинулся против далматов, другого иллирийского племени, соседнего с тавлантиями (Taylant}oiw)130.

V, 25. Далматы с того времени, как уничтожили пять когорт, бывших под командой Габиния, и захватили их значки, возгордившись этим, уже десять лет не складывали оружия131; и даже тогда, когда Цезарь двинулся против них, они договорились помогать в войне друг другу. Людей, пригодных для войны, было у них более двенадцати тысяч, которые выбрали себе вождем Верса. Последний, тотчас захватив город либурнов Промону132, стал ее укреплять, хотя она уже по своему природному положению была сильно укрепленной; место это гористое, и вокруг него со всех сторон находятся холмы с краями, острыми, как пила. Главная часть войск была в городе, а по холмам Верс расставил гарнизон, и все они, находясь на высотах, презрительно смотрели на римлян. Цезарь стал открыто окружать их всех стеной, а тайно послал смелых отыскивать, нельзя ли как-нибудь подняться на самый высокий из холмов. Прикрытые лесом, они нападают ночью на стражей, спавших там, убивают их и под покровом темноты дают условный знак Цезарю; тогда он с большей частью войска двинулся к городу, чтобы попытаться напасть на него, а на захваченную вершину посылал один отряд за другим, которые оттуда нападали на другие, ниже лежащие холмы. Тут страх и смятение охватили варваров, которые все одновременно подвергались нападению со всех сторон; особенно же находившиеся на холмах испугались ввиду отсутствия на вершинах воды, как бы их не отрезали от прохода к ней. Поэтому они все сбежались в Промону.

26. Тогда Цезарь окружил стеной периметром в сорок стадиев133 вместе и этот город и два холма, которые еще были во власти врагов. Между тем, Цезарь двинулся против вождя далматов Тестима, который вел на помощь осажденным в Промоне другое войско, разбил его и загнал в горы и еще на глазах Тестима взял Промону, не закончив окружения ее стеной. Дело в том, что, когда осажденные сделали вылазку и были быстро обращены в бегство, вместе с ними, бежавшими, римляне ворвались в город и третью их часть там внутри убили; остальные бежали на вершину в крепость, и когорта римлян была поставлена, чтобы сторожить их у ворот крепости. На четвертую ночь варвары напали на этих воинов, и когорта из страха покинула ворота. Но Цезарь сдержал натиск врагов и на следующий день принял добровольную сдачу; когорту же, которая покинула место охраны, он наказал, по жребию казнив каждого десятого и, вдобавок к каждому десятому, – двух центурионов. А остальным он велел в течение этого лета давать в пищу вместо хлеба овес.

27. Так была взята Промона. Тестим же, видя (rvn) это134, велел своему войску рассеяться и бежать, кто куда может; поэтому римляне не могли их далеко преследовать, боясь, ввиду незнания дорог и пересекающихся следов бежавших, разделиться на много частей. Тем не менее, они берут город Синодий на краю леса, в котором далматы устроили засаду войску Габиния в глубоком и длинном ущелье между двух гор, где они хотели устроить засаду и Цезарю. Он же сжег Синодий и, послав войско в обход по вершинам гор, чтобы оно двигалось по обе стороны совместно с ним, сам шел по ущелью, рубя лес, захватывая города и сжигая все, что он брал по дороге. Когда Цезарь осаждал город Сетовию, на помощь осажденным явилось одно войско варваров, которому Цезарь, встретив его, помешал войти в Сетовию135. В этом бою он был ранен ударом камня в колено и много дней после этого лечился. Когда ему стало легче, он вернулся в Рим с тем, чтобы стать консулом вместе с Волкатием136 Руфом, оставив для окончания войны Статилия Тавра137.

28138. Вступив в должность консула в первый день года139, он в тот же день, передав магистратуру Автронию Пету140, тотчас устремился опять против далматов, являясь в то же время одним из триумвиров: оставалось еще два года второго пятилетия этой власти, которую они самим себе по окончании первого пятилетия продолжили и которую утвердил народ. Далматы, уже страдая от голода, отрезанные от получения продовольствия извне, когда пришел Цезарь, встретили его и с мольбой сдались ему, дав заложниками семьсот детей, которых требовал и (ka})141 Цезарь, и римские знамена Габиния. Они обещали также уплачивать налог, значившийся за ними в недоимке со времени Гая Цезаря142, и стали с этого времени послушны римлянам143. Знамена Цезарь поместил в так называемый портик Октавии. После того, как были покорены далматы, и дербаны (Derbano})144 также, когда к ним приблизился Цезарь, с мольбой просили прощения, дали заложников и обещали уплатить невыполненные ими налоги. Были заключены договоры с теми145, к которым подходил Цезарь, и при заключении договора они давали заложников. Те же, к кому он из-за своей болезни не мог подойти, не давали ни заложников и договоров не заключали. По-видимому, и эти были подчинены впоследствии. Так Цезарь покорил всю Иллирийскую землю, как ту, которая отпала от римлян, так и ту, которая раньше не была им подчинена146. Поэтому сенат постановил дать ему за завоевание Иллирии триумф, который Цезарь справил впоследствии вместе с триумфом над Антонием147.

29. Остальные народы, которые считаются римлянами принадлежащими к Иллирии, это – реты и норики, живущие впереди пеонов, а после пеонов – мисы, земли которых простираются до Эвксинского Понта. Так вот, ретов и нориков подчинил Гай Цезарь, воюя с кельтами, или же Август, когда он покорял пеонов; ведь они находятся между этими двумя народами148, и я не нашел никакой особой войны против ретов или нориков149; поэтому мне кажется, что они были завоеваны вместе с другими из своих соседей.

30. На мисов150 сделал нападение Марк Лукулл151, брат Лициния Лукулла, воевавшего с Митридатом, и дошел до реки, где находятся шесть эллинских городов, соседних с мисами152: Истр, Дионисополь, Одесс, Месембрия, Каллатида и Аполлония153; из этой последней Лукулл привез в Рим огромную статую Аполлона и поместил ее на Палатине, и я не нашел сведений о каком-либо другом походе против мисов за время существования республики; даже при Августе они не были обязаны платить подати. Подчинены они были Тиберием, который после Августа был у римлян императором154. Но все то, что произошло до захвата Египта по соизволению народа, мною описано каждое само по себе; то же, что после захвата Египта эти императоры захватили или присоединили, будет рассказано после общих дел, так как это было их личным делом; там я скажу больше и о мисах. Теперь же, так как римляне считают мисов принадлежащими к Иллирии, а это мое сочинение сообщает о событиях в Иллирии, – чтобы сочинение было законченным, представляется необходимым сказать наперед, что Лукулл напал на мисов, будучи полководцем римского народа, а Тиберий завоевал их в силу монархической власти.

Фр. [Из неизвестного граматика; Bekk., An., стр. 173, 33]. Аппиан в Иллирийских делах155 употребляет формы Sis}noy и Sis}nhn.

Аппиан. Римская история. Сирийские дела.

СИРИЙСКИЕ ДЕЛА.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70

1. Антиох, сын Селевка и внук Антиоха, был царем сирийцев, вавилонян и других племен. Он был шестым в ряду потомков Селевка, который после Александра царствовал над Азией по Евфрату; напав на Мидию и Парфию и на другие племена, отложившиеся еще до него, и совершив много великих подвигов, он получил за это прозвище Антиоха Великого; гордясь совершенным им и полученным за это прозвищем, он напал на глубинную Сирию и на те области Киликии, которые принадлежали Птолемею Филопатору, еще мальчиком ставшему царем Египта, и ими завладел; нисколько ни с чем не считаясь, он двинулся на пригеллеспонтские области, на эолийские и ионийские города, под предлогом, что они принадлежат ему как властителю Азии; ведь и раньше говорил он – они подчинялись царям Азии. Переплыв в Европу, он двинулся на Фракию и силою подчинил отказавшиеся ему повиноваться племена; он укрепил Херсонес и заселил Лисимахию; ее основал Лисимах, воцарившийся над Фракией после Александра, с тем чтобы она была ему укрепленным пунктом против фракийцев; фракийцы же, когда Лисимах умер, разрушили ее. И вот Антиох стал ее заселять, призывая беглецов из владений Лисимаха, покупая обращенных в рабов пленников, прибавляя к ним других, давая быков, овец и железные орудия для земледелия и ничего не упуская, чтобы быстрым темпом укрепить город. Это место ему казалось в высшей степени важным укреплением против всей Фракии и самым удобным складочным местом при выполнении остальных его замыслов.

2. Но это послужило для него началом явного разногласия также с римлянами. Когда он стал захватывать, один за другим, греческие города, то большинство их жителей из страха захвата силой подчинялись ему и выдали гарнизоны, но жители Смирны, Лампсака и другие держались еще против него и отправили послов к римскому полководцу Фламинину, недавно в большой битве в Фессалии победившему Филиппа Македонского. Ведь дела Македонии и греков имели общие точки соприкосновения и по месту, и по времени, как мною это показано в "Греческой истории". И уже между Антиохом и Фламинином были некоторые взаимные посольства и безуспешные попытки соглашения. И римляне, и Антиох с большим подозрением относились друг к другу: римляне полагали, что Антиох не останется спокойным, находясь под обаянием величия своей власти и расцвета удач; Антиох же полагал, что только одни римляне будут особенно препятствовать расширению его могущества и помешают ему при его попытке переправиться в Европу. Но вообще у них не было явных причин для враждебных отношений. В то время в Рим прибыли послы от Птолемея Филопатора; он жаловался, что Антиох отнял у него Сирию и Киликию. Римляне охотно ухватились за этот предлог, случившийся для них очень кстати, и отправили послов к Антиоху, которые на словах имели намерение примирить Птолемея с Антиохом, на деле же внимательно разглядеть планы Антиоха и помешать ему, сколь они смогут.

3. Стоявший во главе этого посольства Гней1 стал требовать от Антиоха предоставить Птолемею, другу римского народа, управлять теми землями, которые ему оставил отец, а те города в Азии, которыми управлял Филипп Македонский, оставить автономными: ведь несправедливо, чтобы Антиох владел тем, что римляне отняли у Филиппа. И вообще, сказал он, непонятно, чего ради Антиох предпринял такой поход, пришел со столь огромным войском из середины Мидии в приморскую Азию и вторгся в Европу, подчиняя в ней города своей власти и пытаясь покорить Фракию, если все это не имеет целью подготовку другой войны. На это Антиох ответил, что Фракию, бывшую во владении его предков и утраченную вследствие недостатка внимания с их стороны, он, имея свободное время, вновь берет себе и восстанавливает Лисимахию, чтобы она была местом жительства его сына Селевка; города же Азии он оставит автономными, если они будут проявлять расположение не к римлянам, а к нему. "Что же касается Птолемея",– сказал он,– "то я его родственник, и очень скоро буду как никогда близок ему по браку и постараюсь, чтобы он по отношению к вам оказывал признательность; с своей стороны, я не могу понять, почему римляне считают справедливым вмешиваться в дела Азии, тогда как я не вмешиваюсь в дела Италии". Так безрезультатно они разошлись, дав совершенно ясно прорваться взаимным угрозам.

4. И по их словам, и по общему мнению было ясно, что в случае смерти Птолемея Филопатора Антиох спешно двинется на Египет, оставшийся без правителя, чтобы его захватить. В Эфесе с ним встретился карфагенянин Ганнибал, бежавший из родины вследствие клеветы своих врагов, которые говорили, что он крайне враждебно настроен к римлянам, жаждет войны и не может жить в мирной обстановке. А это было время, когда карфагеняне в силу договора были подчинены римлянам. Широко прославленного своими военными подвигами Ганнибала Антиох принял блестяще и держал его около себя. Узнав в Ликии, что Птолемей еще жив, Антиох отказался от Египта, но, надеясь, что он вместо Египта сумеет захватить Кипр, он быстро отплыл против него. Около реки Сара он попал в бурю, потерял много кораблей, некоторые со всеми людьми и друзьями; поэтому он отплыл в Селевкию в Сирии и стал восстанавливать пострадавший флот. Он отпраздновал брак своих детей, Антиоха и Лаодики, сочетав их между собой.

5. Зная, что надо скрывать свои намерения относительно войны с римлянами, он предусмотрительно связывает браком близких к нему царей: в Египет Птолемею он послал Клеопатру, имевшую прозвище Сира, в качестве приданого отдав Келесирию, которую сам отнял у Птолемея, ухаживая за юношей, чтобы он во время его войны с римлянами оставался спокойным. Антиохиду он послал Ариарату, царю Каппадокии, и еще одну оставшуюся у него – Эвмену – царю Пергама. Но Эвмен отказался принять ее (он видел, что Антиох уже задумывал войну против римлян и под давлением такой необходимости хочет связаться с ним узами родства), и когда его братья Аттал и Филетер удивлялись, что он отказывается вступить в родственные отношения со столь великим царем и своим соседом, причем тот сам его просит об этом, он указал им, что в будущей войне вначале положение той и другой стороны будет равным, но с течением времени римляне окажутся сильнее вследствие твердости духа и настойчивости. "Я лично, – сказал он, – в случае победы римлян спокойно буду править в своей стране; если же победителем окажется Антиох, то я могу ждать, что все будет у меня отнято, или же могу ждать, что, сохранив все свое, я буду царствовать так, что он будет царствовать надо мною". Вследствие таких соображений он и отказался от брака.

6. Антиох же вновь двинулся к Геллеспонту и, переплыв в Херсонес, также и в этот раз прошел по многим местам Фракии, подчиняя их своей власти. Он освобождал эллинов, которые были в подданстве у фракийцев, и оказал большие милости византийцам, так как их город занимал очень выгодное положение у входа в пролив. Галатов он привлек к союзу с собой как дарами, так и страхом своих приготовлений, считая, что вследствие их огромного роста они будут для него подходящим боевым материалом. После этого он отплыл в Эфес и отправил в Рим послами Лисия, Гегесианакта и Мениппа, которым было поручено на самом деле испытать настроение сената; на словах же Менипп должен был сказать, что царь старается быть в дружбе с римлянами, хочет быть и союзником их, если они сочтут это нужным, что он удивляется, почему они приказывают ему отказаться от ионийских городов, снять с некоторых из них налоги и по некоторым вопросам не вмешиваться в дела Азии, а также оставлять в покое Фракию, хотя она всегда была собственностью его предков; ведь такие приказания отдают не друзьям, но победители – побежденным. Но те из сенаторов, которые встречались с членами посольства, явившимися позондировать их настроение, кратко отвечали, что если Антиох оставит самостоятельными эллинов в Азии и не будет нападать на Европу, он будет другом римлянам, если захочет. Вот что ответили римляне, и к своему ответу они не прибавили никаких обвинений.

7. Антиох, собираясь прежде всего напасть на Грецию и оттуда начать войну с римлянами, предложил карфагенянину Ганнибалу высказать свое мнение об этом плане. На это Ганнибал сказал, что Греция, давно уже истерзанная, является делом легким для его завоевательных планов; что для всех войны, ведущиеся в их стране, тягостны, так как от этого возникает голод; войны же вне их страны много легче. Антиох никогда не сломит сил римлян в Греции, так как у них будет в изобилии местное продовольствие и достаточное снабжение. Поэтому он посоветовал Антиоху захватить какую-либо часть Италии и, двигаясь оттуда, воевать с римлянами, так чтобы их положение и внутри страны, и вне ее стало более шатким. "Я имею опыт с Италией, – сказал он, и с десятью тысячами людей могу захватить в ней удобные места и послать в Карфаген к друзьям с поручением поднять народ, уже давно недовольный и не имеющий никакой верности римлянам; он тотчас же исполнится смелости и надежд, если услышит, что я вновь опустошаю Италию". Антиох с удовольствием выслушал его слова и, считая, что приобрести себе помощь для войны в лице Карфагена дело большое, – и это действительно было так, – велел ему тотчас же послать людей с поручением к своим друзьям.

8. Но писем Ганнибал не стал посылать (это он считал небезопасным, так как римляне все выслеживали, а война еще не была открыто объявлена; да и в Карфагене у него было много противников; самый политический строй не был прочен и упорядочен, что и привело вскоре к гибели Карфагена); он решил послать к своим друзьям тирийского купца Аристона, под предлогом торговых дел, требуя, чтобы они тогда, когда сам он вторгнется в Италию, подняли Карфаген для отомщения за перенесенные обиды. Аристон так это и сделал. Враги Ганнибала, заметив пребывание Аристона в их городе, подняли шум, говоря, что готовится переворот, и разыскивали Аристона по всему городу. Тогда Аристон, чтобы клевета пала не исключительно на друзей Ганнибала, тайно ночью представил совету письменный доклад о том, что Ганнибал призывает всех членов совета в союзе с Антиохом помочь родине. Сделав это, он отплыл. С наступлением дня у друзей Ганнибала вследствие такого умного поступка пропал страх, так как можно было подумать, что Аристон был послан ко всему совету старейшин; тем не менее город наполнился шумными толками, так как к римлянам относились враждебно, но не думали, что можно что-либо предпринять втайне от римлян.

9. Таковы были отношения с Карфагеном. Римские послы, другие, возглавляемые Сципионом, победителем Карфагена, отправленные для подобного же испытания образа мыслей Антиоха и для ознакомления с его приготовлениями, обнаружили, что царь уже выступил в Писидию; они поэтому оставались в Эфесе и там часто встречались и беседовали с Ганнибалом, так как с Карфагеном у них продолжали существовать договорные отношения, а с Антиохом не было еще явно враждебных. Они бранили Ганнибала за то, что он бежал из отечества, так как римляне не нарушили своих договорных обещаний ни по отношению к нему, ни по отношению к другим карфагенянам. Они так действовали, желая, чтобы Ганнибал стал подозрительным для царя вследствие постоянного общения и встреч с ними. Ганнибал, величайший стратег, не сообразил этого; царь же, узнав об этом, стал относиться к нему подозрительно и с этого времени стал не так искренно верить ему. А к тому же у него появилась к Ганнибалу и зависть, как бы слава за все дела не досталась Ганнибалу.

10. Говорят, что во время этих бесед в гимнасии как-то разговорились между собою Сципион и Ганнибал об искусстве вождя в присутствии очень многих. Сципион спросил Ганнибала, кого считает он лучшим вождем. Ганнибал ответил: "Александра Македонского". Сципион отнесся спокойно к этому заявлению, означавшему, что Александр стоит выше его, и спросил, кого же он считает вторым после Александра? Ганнибал тогда сказал: "Пирра, царя Эпира". Очевидно, доблесть вождя он полагал в дерзании, а более дерзновенно действовавших, чем эти цари, нельзя найти никого. Сципион, уже почувствовавший обиду, однако еще раз спросил его, кому же он отдает третье место? Конечно, он был вполне уверен, что получит это третье место. Но Ганнибал ответил: "Себе; будучи еще юным, я завоевал Иберию и первый после Геракла с войском перешел через Альпы, вторгшись в Италию, – такой смелости из вас никто никогда не проявлял, – я завоевал четыреста городов и часто приводил вас к необходимости бояться за ваш собственный город, причем из Карфагена мне не посылали ни денег, ни войска". Когда Сципион увидал, что он хочет продолжать самовосхваление он, засмеявшись, сказал ему: "На какое же место ты бы, Ганнибал, поставил себя, если бы не был мной побежден?" Говорят, что Ганнибал, тут уже заметив завистливую ревность, сказал: "Тогда я поставил бы себя выше Александра". Так Ганнибал не отказался от своего высокомерного тона, но незаметно польстил Сципиону, дав понять, что он победил того, кто выше Александра.

11. Когда они расходились, Ганнибал стал приглашать Сципиона к себе в гости, но Сципион ответил, что охотно бы зашел к нему, "если бы ты не был у Антиоха, отношения которого с римлянами довольно подозрительны". Так они достойно великих вождей свою вражду ограничили войной, но не так поступил Фламинин. Когда впоследствии Антиох был побежден и Ганнибал бежал отсюда и блуждал по Вифинии, Фламинин, отправленный к Прусию в качестве посла по другому вопросу, не получив раньше от Ганнибала никакой обиды, не имея и от римлян такого поручения, так как после покорения Карфагена он уже не мог быть страшным для римлян, при посредстве Прусия добился того, чтобы Ганнибал погиб от яда2. Есть предание, что некогда Ганнибал получил предсказание, которое гласило так: "Земли ливийской пласт покроет тело Ганнибала"; он поэтому думал, что умрет в Ливии; но в Вифинии есть река Ливисса, и это место называется долиной Ливийской. Этот рассказ я передал как памятник высокого духа Ганнибала и Сципиона и душевной низости Фламинина.

12. Тем временем Антиох вернулся из Писидии в Эфес и, дав аудиенцию римским послам, заявил, что предоставит автономию родосцам, византийцам и жителям Кизика, а также и другим эллинам в Азии, если у него будет союзный договор с римлянами, но Эолии и Ионии этой автономии он не даст, так как издревле они привыкли быть подданными даже варварских царей в Азии. Римские послы не пришли с ним ни к какому соглашению (ведь они прибыли не по делу о соглашении, но для зондирования его настроения), и с этим они вернулись в Рим. К Антиоху же прибыли послы этолийцев, во главе которых стоял Тоас; они объявили Антиоха полномочным военачальником этолийцев и приглашали переплыть в Грецию, как на готовое дело. Они не позволяли ему ждать войска, возвращавшегося из Центральной Азии, но, превознося силы этолийцев, заявляя, что и лакедемоняне, а кроме лакедемонян также Филипп Македонский, полный гнева на римлян, будут их союзниками, они торопили его с переходом. Антиох очень легкомысленно воспылал решимостью, и даже полученное им известие о смерти сына в Сирии не приостановило его стремительности. Только с десятью тысячами, которые он тогда имел при себе, он переправился в Эвбею. Самолично он занял остров, сдавшийся ему под влиянием страха; а его полководец Микитион3, напав на римлян около Делия (это было место, посвященное Аполлону), часть из них убил, а других взял в плен.

13. Царь атаманов, Аминандр, вступил в союз с Антиохом по следующему поводу. Был некий македонянин Александр, воспитанный и живший в Мегалополе и удостоенный там права правления; он стал рассказывать сказки о своем родстве с Александром, сыном Филиппа, и, чтобы внушить доверие к своим россказням, он назвал своих сыновей Филиппом и Александром, а дочь Апамою, которую он сосватал за Аминандра. Ее брат Филипп повез ее для брака, и, когда увидал, что Аминандр – человек слабый и неопытный в делах, он остался там, в качестве родственника, взяв управление в свои руки. Этого-то Филиппа Антиох привлек на свою сторону обещанием, что он даст ему власть над Македонией, как над страной его предков, и благодаря этому он получил атаманов в качестве союзников, а кроме них и фивян, сам прибыв в Фивы и выступив перед народом с речью.

В столь важной войне Антиох весьма легкомысленно полагался на силы фивян, на Аминандра и на этолийцев; относительно Фессалии он только размышлял, нужно ли сейчас двинуться на нее с войском или же после зимы. Ганнибалу, который при совещании об этом сидел молча, Антиох велел первому4 высказать свое мнение.

14. Тогда Ганнибал сказал: "Покорить фессалийцев дело нетрудное, хочешь ли ты пойти на них теперь или после зимы. Этот народ устал от великих страданий и легко перейдет теперь на твою сторону, затем опять на сторону римлян, если события примут новое направление. Мы пришли сюда без собственных сил, поверив этолийцам, которые нас сюда завлекали, что и лакедемоняне и Филипп будут нашими союзниками; но из них, как я слышу, лакедемоняне даже готовы воевать против нас в союзе с ахейцами, и Филиппа я не вижу рядом с тобою; а ведь в этой войне он может дать перевес той стороне, на которую он станет. Мое мнение остается прежним, – возможно скорее вызвать войско из Азии, а не надеяться на Аминандра и этолийцев; и когда войско прибудет, – опустошать Италию, для того чтобы, отвлеченные домашними бедствиями, римляне менее всего могли бы причинять тебе неприятности и, боясь за свое положение, они не могли бы никуда двинуться. Твой образ действий теперь должен быть вовсе не тот, о котором я говорил раньше, но с половиной кораблей надо опустошать побережье Италии, а другая половина должна находиться в засаде, в удобном месте, выжидая подходящего момента; ты же сам со всем пешим войском, занимая передовые позиции в Греции, недалеко от Италии, должен заставлять думать, что собираешься совершить вторжение, и если как-нибудь будешь в состоянии, то и вторгнуться. Филиппа надо постараться всяким способом привлечь на свою сторону, так как в этой войне он имеет наибольшее значение для той и другой стороны. Если же он не послушается тебя, пошли против него своего сына Селевка через Фракию, чтобы и он, облекаемый домашними бедами, ни в чем не мог быть полезен твоим врагам". Вот что сказал Ганнибал, это было наилучшее, но вследствие зависти к его славе и его таланту все другие, и не меньше других сам царь, отвергли все его предложения, чтобы не показалось, что Ганнибал превосходит их всех талантом вождя, и чтобы слава будущих побед не была приписана ему. Только одно предложение его было принято, и Поликсенид был послан в Азию за войском.

15. Когда римляне узнали о вторжении Антиоха в Грецию, об избиении и пленении римлян при Делии, они решили начать войну. Таким образом, война между Антиохом и римлянами, давно уже намечавшаяся и той, и другой стороной, тогда впервые проявилась как факт. Так как Антиох был властителем всей Внутренней Азии, многих народов и, за небольшим исключением, всей приморской области, так как он уже стоял твердой ногой в Греции, имел славу страшного завоевателя и достаточное снаряжение, так как он совершил в войнах против других народов много блестящих подвигов, откуда и пошло его прозвище "Великий", то римляне опасались, что война для них будет длительной и тяжелой. Под большим подозрением был у них Филипп Македонский, недавно побежденный ими, и карфагеняне: они боялись, будут ли они, карфагеняне, сохранять верность договору с ними, так как ведь Ганнибал был у Антиоха. И относительно других подчиненных им народов у них было подозрение, как бы с их стороны, в надежде на Антиоха, не произошло какое-либо восстание. Поэтому они к ним всем послали войска для мирного за ними наблюдения и с войсками послали предводителей, которых они сами называют "шестисекирными" (преторами). Дело в том, что консулы имеют свиту с 12 топорами и 12 связками, как некогда цари; а эти предводители имеют половину достоинства и потому половину знаков почета. Как это бывает при большом страхе, римляне беспокоились и за Италию, будет ли она им верна и постоянна в войне с Антиохом. Они поэтому послали большое пешее войско в Тарент наблюдать за возможным вторжением, а флот должен был плавать вдоль побережья. Таков был страх в первое время перед Антиохом. Когда ими было приведено в порядок все, что касается их собственной страны, они уже против самого Антиоха набрали двадцать тысяч своих граждан, вдвое больше из числа союзников, чтобы с наступлением весны все это перекинуть через Ионийское море. Вся зима прошла у них в этих приготовлениях.

16. Антиох же направился против фессалийцев и, придя в Киноскефалы, где римлянами было нанесено поражение македонянам, он похоронил со всей пышностью останки тех, которые там пали, еще оставшиеся непогребенными, ища популярности среди македонян и вызывая среди них недовольство против Филиппа за то, что он не похоронил павших в бою за него. Когда услыхал об этом Филипп, который еще колебался и все присматривался, на чью сторону ему стать, он тотчас выбрал быть на стороне римлян и, пригласив их военачальника Бебия, командовавшего поблизости какой-то частью войска, прибыть к нему в какое-то укрепление, вновь дал римлянам торжественные уверения, что без обмана будет их союзником против Антиоха. Бебий стал хвалить его за такое решение и, осмелев, тотчас же послал через Македонию в Фессалию Аппия Клавдия с двумя тысячами пехотинцев. Аппий, увидев с Темпейского перевала Антиоха, осаждавшего Лариссу, зажег много огней, скрывая малочисленность своего войска. Антиох же, испугавшись в предположении, что явились вместе Бабий и Филипп, снял осаду, выставляя предлогом зиму, и вернулся в Халкиду; там он влюбился в очень красивую девушку, и, хотя ему было свыше 50 лет и он вел столь ответственную войну, он стал справлять свадьбу и устраивать празднества, а свои войска в течение всей зимы он держал в праздности, позволяя вести роскошный образ жизни. С наступлением весны, вторгнувшись в Акарнанию, он заметил распущенность войска, ставшего но всех отношениях бесполезным для военных действий; и тогда пожалел он и о своей свадьбе и о празднествах. Все же, подчинив себе часть Акарнании, он собирался захватить все остальное; но, как только он услыхал, что римляне переправляются через Ионийское море, он вновь вернулся в Халкиду.

17. Римляне со всей поспешностью с бывшими у них готовыми двумя тысячами всадников, с двадцатью тысячами пехоты и несколькими слонами, под начальством Ацилия Мания Глабриона, переправились из Брундизия в Аполлонию, оттуда они двинулись в Фессалию и освободили города от осады, а где были гарнизоны атаманов, эти гарнизоны они изгнали. Они захватили в плен Филиппа из Мегалополиса, все еще надеявшегося получить власть над Македонией. Они взяли в плен также до трех тысяч из воинов Антиоха. Пока Маний совершал эти операции, Филипп, вторгшись в область атаманов, всю ее подчинил себе; Аминандр бежал в Амбракию. Когда все это стало известно Антиоху, он, пораженный быстротой событий, испугался, как бывает при неожиданной и быстрой перемене, и понял он тогда всю правильность советов Ганнибала. Он стал одного за другим отправлять вестников в Азию к Поликсениду, торопя его с переправой войск, а сам отовсюду стал собирать все те силы, которые у него были. Когда у него собралось собственных войск десять тысяч пехоты и пятьсот всадников и, сверх этого, некоторое количество союзников, он занял Фермопилы, чтобы противопоставить наступлению врагов труднопроходимую местность и дождаться войска из Азии. Фермопилы представляют собой узкий и длинный проход; их окружает с одной стороны море, с острыми подводными камнями при полном отсутствии гаваней, с другой – непроходимое и бездонное болото. Здесь поднимаются две отвесные горные вершины, и одну из них называют Тейхиунтом, а другую – Каллидромом. Это место имеет горячие источники и от этого оно и получило свое название Фермопил – "Ворота горячих источников".