Текст книги "Биография, творчество"

Автор книги: Аппиан Александрийский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 44 страниц)

82. Уже после всего этого помпеянцы при известии о случившемся пришли в полное изумление и стали восклицать, что наконец-то они обрели исконную свободу. Каждый в отдельности приносил жертвы. Избирались децемвиры, которые должны были потребовать отчет от Антония в его должностной деятельности. Это было шагом к аннулированию действий Цезаря, так как Антоний ничего или очень мало предпринимал сам, а действовал по документам Цезаря. Хорошо зная это, сенат часть распоряжений отменил под различными предлогами, надеясь таким путем уничтожить и все остальные. Децемвиры издали постановление, чтобы всякий, кто получил что-либо во время консульства Антония, немедленно заявил об этом в письменной форме. По адресу уклоняющихся были присоединены угрозы. На оставшуюся часть года помпеянцы потребовали для себя консульскую власть вместо Гирция и Пансы. Но того же добивался и Цезарь, не обращаясь еще к сенату, а лишь к одному Цицерону, которого он просил взять его в коллеги: Цицерон будет управлять государственными делами как старший и более опытный, Цезарь же удовольствуется одним титулом, удобным, чтобы сложить оружие; для этой же цели он раньше и домогался триумфа. Цицерон, увлеченный вследствие своего честолюбия этим предложением, стал говорить, что, по его сведениям, между наместниками провинций замышляются переговоры о соглашении, и советовал уважать желание оскорбленного человека, располагающего большою еще армией; он, Цицерон, скорее согласился бы на то, чтобы Цезарь стал консулом ранее узаконенного возраста в городе, чем чтобы он питал вражду, обладая вооруженной силой. А чтобы Цезарь не совершил чего-либо во вред сенату, Цицерон предлагал избрать одновременно с Цезарем ввиду его молодости какого-нибудь рассудительного человека из числа старших по возрасту, который был бы твердым руководителем. Но сенат осмеял Цицерона за его властолюбие; особенно противились этому родственники убийц Цезаря старшего, опасавшиеся, что Цезарь, став консулом, расправится с ними.

83. В то время как шли по различным мотивам законные отсрочки выборных собраний, Антоний перешел Альпы, привлекши на свою сторону Куллеона, охранявшего по приказанию Лепида линию Альп. Он подошел к речке, где Лепид расположился лагерем, причем не обвел свою стоянку ни валом, ни рвом, словом – как если бы он разбил лагерь рядом со своим другом. Происходили частые сношения между обеими сторонами: Антоний напоминал о своей дружбе и различных услугах, указывая, что вслед за ним и всех их, кто пользовался расположением Цезаря, порознь постигнет та же участь. Лепид же, который боялся сената, приказывавшего ему вести войну с Антонием, тем не менее обещал не нападать первым на него. Войско Лепида уважало авторитет Антония, оно замечало сношения через вестников между тем и другим, восхищалось прямодушием, с каким Антоний расположился на стоянке против их лагеря, и стало вступать в сношения с воинами Антония сперва тайно, а потом открыто, как сограждане и старые сотоварищи по оружию, не обращая внимания на запрещение военных трибунов. А для того чтобы удобнее было сообщаться друг с другом, они перебросили через реку понтонный мост. Солдаты так называемого десятого легиона, некогда находившиеся под командой Антония, интриговали внутри лагеря Лепида в пользу Антония.

84. Заметив это, Латеренсис, один из виднейших сенаторов, предупредил Лепида. Когда тот не поверил, он посоветовал, разделив войско на отряды, отправить их с какими-либо поручениями, чтобы выяснить дело. Лепид, разбив войско на три части, приказал двинуться ночью для прикрытия квесторов, приближающихся к лагерю. Солдаты во время четвертой смены взяли оружие как бы для выступления, заняли укрепленные пункты лагеря и открыли ворота Антонию. Антоний быстро направился к палатке Лепида в сопровождении уже всего войска, которое умоляло его даровать мир и прощение несчастным согражданам. Лепид, как был, без пояса, вскочил с постели и поспешил к ним, обещая исполнить их просьбу; он обнял Антония и оправдывался неизбежностью сложившихся обстоятельств. Некоторые уверяли, что он даже упал на колени перед Антонием, как человек нерешительный и робкий. Но не всем писателям это представляется вероятным, да и мне не верится: ведь он еще не совершил ничего враждебного по отношению к Антонию, чтобы опасаться его. Так Антоний снова достиг большого могущества и стал чрезвычайно грозным для врагов. Он располагал армией, отведенной из-под Мутины, в том числе превосходной конницей; по дороге к нему присоединились три легиона Вентидия; теперь Лепид сделался его союзником со своими семью легионами, многими другими частями и ценным снаряжением; ими, правда, номинально, командовал Лепид, но всем распоряжался Антоний.

85. Когда об этом стало известно в Риме, снова произошла поразительная и неожиданная перемена: те, кто только что презирали других, сами впали в страх, а те, кто боялись, подняли головы. Эдикты децемвиров с презрением срывались со стен. Комиции для избрания консулов откладывались еще чаще, чем прежде. Сенат, находясь в крайне затруднительном положении и опасаясь, чтобы Цезарь и Антоний не вошли между собою в соглашение, послал из своей среды тайно к Бруту и Кассию Луция и Пансу под предлогом, что они отправляются в Грецию на зрелища, с просьбой по возможности оказать помощь сенату. Он вызвал из Африки два легиона из числа трех, находившихся там под комнадой Секстия; третий приказано было передать Корнифицию, наместнику другой части Африки, приверженцу сенатской партии. Правда, сенат знал, что и эти легионы сражались под знаменами Юлия Цезаря и ко всему, что с ним было связано, относились недоверчиво; но безвыходность положения толкала его на это. Даже юного Цезаря из боязни, чтобы он не соединился с Антонием, снова избрали, крайне неловким образом, командующим вместе с Децимом Брутом в войне против Антония.

86. Цезарь подстрекал своих солдат к недовольству против сената отчасти ради самого себя, постоянно оскорбляемого им, отчасти из-за них самих, отправляемых в новый поход, в то время как они не получили еще и за прежний обещанных 20.000 сестерций. Он убеждал их потребовать вознаграждения через посланцев. Они отправили центурионов. Сенат, понимая, что они подговорены к этому Цезарем, заявил, что ответ будет дан через других послов. Он отправил уполномоченных, предписав им вступить в сношения с двумя легионами, перешедшими от Антония, в отсутствие Цезаря и убедить их не возлагать своих надежд на одного лишь человека, но довериться сенату, единственному обладателю постоянною силою, и отправиться к Дециму Бруту, где они и найдут ожидаемые ими деньги. Поручив им заявить это, сенат немедленно внес половину вознаграждения и избрал комиссию из десяти человек для распределения его, причем к ней не присоединили, хотя бы в качестве одиннадцатого, Цезаря. Посланные безрезультатно возвратились в Рим, так как два легиона отказались разговаривать с ними в отсутствие Цезаря. Цезарь же, не вступая более в переговоры через других лиц и не считая возможным дольше медлить, лично явился к собравшемуся войску, перечислил все оскорбления, нанесенные ему сенатом, и заявил о существовании заговора против всех приверженцев старшего Цезаря с тем, чтобы уничтожить их поодиночке. Он убеждал их опасаться за самих себя, если они перейдут под командование враждебного цезарианской партии полководца и будут отправлены с одной войны на другую с целью либо погубить их, либо посеять распри между ними. Поэтому-то и награда за совместное дело под Мутиной дается лишь двум легионам, чтобы побудить к раздорам и междоусобице.

87. "Вы знаете, – продолжал Цезарь, – как Антоний недавно был побежден; вы слышали, как поступили помпеянцы в Риме с теми лицами, которые получили от Цезаря какие-либо дары. В чем гарантия для вас в отношении тех земельных наделов и денег, которые вы от него получили? В чем гарантия для меня и для моей безопасности до тех пор, пока в сенате господствуют родственники убийц? Я охотно приму всякий конец, какой бы меня ни ожидал, и пострадаю, мстя за отца. Я беспокоюсь за вас, а вас много; вы выдаетесь своими доблестями, и вы подвергаете себя опасностям из-за меня и моего отца. Вы знаете, конечно, что мне чуждо честолюбие, после того как я отказался от предложенной вами мне претуры с инсигниями. Теперь же я вижу одно спасение для себя и для вас, – это если я буду провозглашен вами консулом. Тогда и все дарованное вам моим отцом останется неприкосновенным, и сверх того у вас будут колонии, которые вам еще предстоит получить, а также все награды полностью. Подвергнув казни убийц, я избавлю вас от дальнейших войн".

88. После этой речи войско дружно приветствовало Цезаря криками и тотчас отправило центурионов с требованием консульской власти для Цезаря. Когда сенат сослался на его молодость, центурионы заявили, как были заранее научены, что и раньше Корвин, будучи еще более молодым, стал консулом, позднее оба Сципиона, старший и младший; от молодости каждого из этих лиц отечество лишь во многом выиграло. Центурионы указывали сенаторам и на недавние примеры Помпея Великого и Долабеллы, да и самому Цезарю, по их словам, предоставлено было домогаться консульства на десять лет ранее установленного срока. В то время как центурионы стали говорить с еще большею свободою, некоторые из сенаторов, не стерпев того, что они, будучи центурионами, говорят с такой смелостью, стали обвинять их в том, что они позволяют себе большее, чем приличествует воинам. Войско, узнав об этом, пришло в еще большее раздражение и потребовало, чтобы их вели немедленно к Риму; они сами выберут Цезаря в консулы на чрезвычайном заседании комиций как сына Юлия Цезаря. При этом войско беспрерывно прославляло старшего Цезаря. Видя, что они охвачены таким энтузиазмом, Цезарь тотчас же после сходки повел в Рим восемь легионов, прекрасную конницу и все остальные части, которые находились при легионах. Перейдя через Рубикон на границе Галлии и Италии, реку, через которую в этом же месте и отец его также перешел в начале гражданской войны, Цезарь разделил все войско на две половины: одной он приказал не спеша следовать за ним, сам же, отобрав лучшую часть, двинулся форсированным маршем, спеша захватить врагов врасплох. Так как часть денег, которые сенат послал солдатам в виде награды, везли по той же дороге навстречу, Цезарь, опасаясь за те легионы, что получают награду, тайно выслал к лицам, сопровождавшим казну, своих людей с целью запугать их. И те действительно обратились в бегство вместе с деньгами.

89. Когда в Рим пришло известие о приближении Цезаря, возникла страшная паника и смятение; все в беспорядке начали разбегаться в разные стороны, а некоторые отправляли жен, детей и наиболее ценные вещи за город или прятали их в надежные места в самом городе. Не будучи осведомлены, что Цезарь домогается одного лишь консульства, и слыша, что враждебно настроенное войско в гневе двигается на город, опасались всего. Сенат был в беспримерном ужасе, так как у него не было наготове никакой армии. И как обычно происходит при панике, посыпались взаимные упреки: одни упрекали в том, что несправедливо отняли у Цезаря войско, данное ему для преследования Антония; другие, что Цезарю отказано было в триумфе, вполне им заслуженном; третьи, что противились его участию в распределении денег; четвертые, что не включили его в комиссию хотя бы в качестве одиннадцатого; пятые, что самая награда дана не тотчас же и не полностью. Все это возбудило армию. Более же всего укоряли в том, что для такого соперничества не время, что Брут и Кассий находятся слишком далеко и еще лишь идут на соединение друг с другом, а на флангах стоят враги, Антоний и Лепид. Когда они представляли себе, что последние вступят в соглашение с Цезарем, страх превосходил все границы. Цицерон, который до сих пор играл главную роль среди них, теперь даже и не показывался.

90. Разом произошла полная перемена во всем. Было решено вместо 2.500 драхм дать 5.000, и не только двум легионам, но восьми: предоставить право Цезарю вместо децемвиров распределить эту сумму и домогаться консульства заочно. Были отправлены послы немедленно сообщить ему об этом. Но едва послы оставили город, сенатом овладело раскаяние: не нужно было столь трусливо дать себя запугать и принять другую тиранию, не пролив ни капли крови; не следовало приучать лиц, стремящихся к власти, прибегать к насилию, а солдат по приказанию какого-либо вождя господствовать над отечеством. Напротив, следовало, по возможности хорошо вооружившись, противопоставить надвигающимся войскам законы. Ведь можно было ожидать, что и они не поднимут оружия против отечества, если будет выдвинут авторитет закона. Если же они все-таки пойдут с оружием в руках, то лучше вьыержать осаду, пока не прибудет Децим Брут или Планк, а еще лучше защищаться на жизнь или смерть, чем добровольно принять непоправимое рабство. При этом вспоминались старинные доблести и страдания римлян во имя свободы, римлян, ни перед чем не склонявшихся ради нее.

91. Когда в тот же день прибыли в гавань и два легиона, вызванные из Африки, сенат решил, что сами боги побуждают их к борьбе за свободу. Сенат укрепился в своем раскаянии и изменил все свои прежние распоряжения после того, как Цицерон снова появился в сенате. Весь призывной возраст был мобилизован, два легиона из Африки и вместе с ними тысяча всадников, другой легион, который им оставил Панса. Все войска, разделенные на части, охраняли одни так называемый Яникульский холм, где сосредоточены были деньги, другие – мост через Тибр; городские преторы были распределены между ними. Часть из них приводила в порядок в гавани лодки, корабли и оборудование на случай, если оказалось бы необходимым в случае поражения бежать морем. Делая все это с мужеством и столь решительно, сенат рассчитывал или напугать Цезаря, или убедить его домогаться консульства у него, а не у войска, или, наконец, отразить его силою. Сенат ожидал, что противная партия теперь изменит свои планы, раз борьба идет за свободу. Разыскивая как открыто, так и тайно мать и сестру Цезаря, сенат не мог найти их и снова впал в беспокойство, лишившись столь важных заложников. А так как цезарианцы перед ним ни в чем еще не склонились, сенат думал, что эти женщины тщательно скрыты.

92. Цезарь получил известие о состоявшейся перемене в решении сената в то время, когда у него были еще делегаты сената. Теперь они его тотчас покинули и, полные стыда, вернулись обратно. Цезарь с войском, еще более возбужденным, быстро направился к Риму, боясь как бы не пострадали женщины. К встревоженному народу он послал конных эмиссаров, предлагая массам не беспокоиться; при всеобщем изумлении он занял квартал по ту сторону от Квиринала, причем никто не решился вступить открыто в бой с ним или воспрепятствовать ему. Снова произошла другая неожиданная перемена: знатные спешили к Цезарю и обращались к нему с приветствиями; стекался и простой народ, с одобрением принимая напоминающую мирное время дисциплину его солдат. Сам же Цезарь, оставив войско в занятом им месте, направился на следующий день к стенам города, имея при себе достаточную охрану. Население и теперь встречало его группами на протяжении всего пути и приветствовало, не пренебрегая никакими знаками лести и низкопоклонничества. Мать и сестра обняли Цезаря, приветствовали его в храме Весты вместе с весталками. Три легиона, не обращая внимания на своих командиров, отправили к нему делегатов и перешли на его сторону. Из командовавших ими центурионов Корнут покончил с собой, остальные дали клятву в верности. Цицерон, узнав о мирных переговорах, добивался через друзей Цезаря встречи с ним. Будучи принят, он оправдывался и превозносил свое предложение кандидатуры Цезаря в консулы, первоначально сделанное им в сенате. Цезарь в насмешку заметил только, что из друзей он, Цицерон, был последним, кто пришел к нему.

93. Ночью, когда неожиданно распространился слух, что два легиона Цезаря Марсов и четвертый, – перешли на сторону республики, так как их обманным образом повели против отечества, преторы и сенат очень легкомысленно поверили этому, хотя войско Цезаря, правда, находилось чрезвычайно близко. Думая, что с этими наилучшими легионами они смогут противостоять остальным войскам Цезаря, пока откуда-нибудь не подоспеет другая сила на помощь им, еще ночью они отправили Мания Аквилия Красса в Пиценум для набора войска и велели одному из трибунов, Апулею, распространить это известие среди народа, быстро обойдя город. Сенат ночью поспешно собрался в курии, причем Цицерон у входа его приветствовал. Но когда слух оказался ложным, Цицерон удалился на носилках оттуда.

94. Цезарь, посмеявшись над всем происходящим, пододвинул войско ближе к городу, на так называемое Марсово поле. Из преторов он никому не отомстил, даже Крассу, бежавшему в Пиценум, хотя последний и был приведен к нему так, как был захвачен, – именно в одежде раба. Напротив, Цезарь простил их, чтобы тем самым подчеркнуть свою гуманность. Однако немного позже все они были присуждены к смерти. Казенные деньги, хранившиеся на Яникульском холме или в других местах, а равно и ту сумму, которая, по предложению Цицерона, была прежде ассигнована преторам, он приказал собрать вместе и разделил ее между солдатами по 2.500 драхм на каждого, обещав додать остальное. Сам Цезарь удалился из города, пока не будут избраны желательные ему консулы. Будучи избран вместе с коллегой, которого и имел в виду, Квинтом Педием, подарившим ему свою долю из наследства Юлия Цезаря, он снова вступил в Рим уже в качестве консула. Он совершил жертвоприношение, когда перед ним показались двенадцать коршунов, как некогда, говорят, Ромулу явилось столько же их, когда он основывал Рим. После жертвоприношения Цезарь повторно внес себя, согласно куриатскому закону, в род и фамилию своего отца. Дело в том, что обряд усыновления происходит в курии. Разделяя филы и демы на части, римляне называют их куриями, подобно тому как греки, если допустить сравнение, – фратриями. У римлян это наиболее соответствующий с законами способ усыновления лиц, лишившихся родного отца. И тогда усыновленные могут поступать с родственниками своих усыновителей и вольноотпущенников так же, как и родные дети. У Гая Цезаря наряду с прочими богатствами было много богатых вольноотпущенников, и, вероятно, главным образом из-за этого Цезарю понадобилось, помимо первоначального усыновления, сделанного по завещанию, еще и усыновление в куриатских комициях.

95. Другим законом Цезарь реабилитировал Долабеллу, объявленного врагом государства, и внес предложение о возбуждении судебного процесса против убийц Юлия Цезаря. Тотчас последовали доносы против одних, как бывших непосредственными виновниками убийства, других, как только знавших о заговоре, что некоторым также было поставлено в вину, даже тем, которые не были в городе во время убийства Цезаря. Для всех был назначен путем публичного объявления один и тот же день судебного разбирательства; все они были заочно осуждены, причем за судебным процессом следил сам Цезарь; из судей никто не подал голоса за оправдание, кроме одного человека из знатных, который в тот момент сам не пострадал за это, но немногим позже, вместе с другими, также был приговорен к смерти. В эти же дни городской претор Квинт Галлий, брат Марка Галлия, пребывавшего у Антония, решил ходатайствовать перед Цезарем о предоставлении ему прокуратуры в Африке; вследствие этого он навлек на себя подозрение в заговоре против Цезаря. И вот коллеги Квинта Галлия лишили его преторского звания, народ разграбил его дом, а сенат приговорил его к смерти. Цезарь приказал ему отправиться к брату, но, как кажется, после того как он сел на корабль, он нигде уже больше не появлялся.

96. После всего этого Цезарь стал подумывать о примирении с Антонием. Он узнал, что сторонники Брута собрали двадцать легионов войска, и хотел использовать против них Антония. Цезарь выступил из Рима по направлению к Ионийскому морю и медленно подвигался вперед, выжидая решений сената. Дело в том, что Педий в отсутствие Цезаря стал убеждать сенат вступить в соглашение с Лепидом и Антонием, не доводя взаимные распри до того состояния, когда их нельзя уже исправить. Сенаторы хотя и предвидели, что примирение ни им, ни отечеству не принесет пользы, но поведет лишь к блоку Цезаря против Кассия и Брута, тем не менее одобрили и утвердили, под давлением, выдвинутый им проект. Враждебные постановления против Антония и Лепида и их армий были теперь отменены, и другие, мирные предложения были направлены к ним. Сам Цезарь в письме поздравил их с этим, а Антонию даже пообещал прийти на помощь против Брута, если это понадобится. Антоний и Лепид тотчас дружески ответили Цезарю и прославляли его, а Антоний написал, что он сам победит Децима Брута ради Цезаря, а Планка ради самого себя и затем соединится с Цезарем.

97. Такими письмами они обменялись. К Антонию, преследовавшему в то время Децима Брута, присоединился Азиний Поллион с двумя легионами. Азиний вошел также в соглашение с Планком, который с тремя легионами перешел на сторону Антония, так что последний командовал теперь уже более значительными силами. У Децима Брута оставалось десять легионов. Из них четыре, самых опытных в военном деле, пострадали от голодовки и были все еще больны; шесть других из числа недавно набранных были нерадивы и непривычны к трудностям и лишениям. Отказавшись от мысли о борьбе, Децим Брут решил бежать к Марию Бруту в Македонию. Направился он не в Цизальпийскую Галлию, а по направлению к Равенне и Аквилее. Так как по этой дороге двигался и Цезарь, Децим Брут придумал другой, более длинный и тяжелый путь – перейти через Рейн и пересечь дикие области, занимаемые варварами. Потому-то прежде всего новобранцы из-за трудности пути и утомления покинули его и стали переходить к Цезарю. За ними также четыре старых легиона передались Антонию, а за ними последовала и остальная масса солдат, кроме телохранителей, состоявших из галльских всадников. Тогда он, предложив желающим из них разъехаться по домам и разделив бывшее еще у него золото с 300 воинов, которые только и остались при нем, направился к Рейну. Однако, ввиду того что переправа через реку с немногими людьми была затруднительна, он был покинут и ими, за исключением лишь десяти человек. Тогда, переодевшись галлом и будучи знаком с галльским языком, он бежал с ними под видом галла уже не по более длинной дороге к Аквилее, в надежде, что благодаря малочисленности его свиты он останется неузнанным.

98. Будучи, однако, захвачен разбойниками и связанный ими, он спросил, какому вождю в Галлии принадлежит данное племя. Узнав, что Камиллу, он просил отвести его к Камиллу, которому оказал в свое время много услуг. Когда его к нему привели, Камилл в лицо обошелся с ним ласково и стал упрекать тех, кто связал Децима Брута, за то, что они по неведению оскорбили такого мужа; тайно же сообщил обо всем Антонию. Последний, тронутый такой превратностью судьбы, не решился и взглянуть на этого человека, но приказал Камиллу умертвить его и прислать ему его голову. Увидев ее, он велел присутствующим похоронить ее. Таков был конец Децима Брута, который был префектом всадников при Цезаре, а затем был поставлен им правителем Старой Галлии, на следующий год предназначен был им в консулы и правителем той части Галлии. И вот он был вторым после Требония, который понес кару за убийство Юлия Цезаря спустя около полутора лет после самого убийства. В то же время и Минуций Базилл, тоже убийца Цезаря, убит был своими рабами за то, что некоторых из них в виде наказания он приказал кастрировать.

Аппиан. Гражданские войны. Книга четвертая.

КНИГА IV

1. Итак, двое из убийц Гая Цезаря, в своих собственных провинциях лишенные возможности вести военные действия, понесли кару: Требоний в Азии и Децим Брут в Галлии. Как наказаны были Кассий и Марк Брут, которые и были главными зачинщиками заговора против Цезаря и властвовали над всей территорией от Сирии до Македонии, располагали большим войском, конницей и флотом, имели свыше 20 легионов, корабли и денежные средства, излагается в этой, четвертой книге "Гражданских войн".

Одновременно со всем происходящим в Риме шли розыски, аресты и казни лиц, приговоренных путем проскрипций к смерти. Более ужасных страданий не могли припомнить люди ни среди греков во время их междоусобных распрей или войн, ни среди римлян, исключая разве эпоху Суллы, который впервые своих противников внес в списки смертников. Правда, и Марий также разыскивал своих врагов и предавал их казни, когда их находил. Но Сулла, назначавший большие награды за убийство и такие же наказания за укрывательство, предписал каждому, обнаружившему противника, умерщвлять последнего. Впрочем, о событиях эпохи Мария и Суллы сказано выше в относящемся к ним рассказе. Последующие же события развертывались таким образом.

2. Цезарь и Антоний сошлись вместе с целью сменить вражду на дружбу вблизи города Мутины на островке, небольшом и плоском, находящемся на реке Лавинии; каждый из них имел при себе по пяти легионов. Расположив их друг против друга, они направились каждый в сопровождении трехсот человек к мосту через реку. Лепид, пройдя вперед, осмотрел островок и сделал знак плащом, чтобы одновременно идти тому и другому. Они оставили стоять на мостах со своими друзьями триста человек, которых они привели с собой, двинулись к середине островка на обозримое со всех сторон место и все трое сели, причем Цезарь в силу своего звания занял место посередине. В продолжение двух дней с утра до вечера совещаясь между собою, они постановили следующее. Цезарь должен сложить с себя консульское звание, а Вентидий на остающуюся часть года принять его; учредить новую магистратуру, равную по значению консульской должности, для приведения в порядок государства после гражданских войн; эту должность предоставить Лепиду, Антонию и Цезарю в течение пяти лет. Решено было таким путем обойти титул диктатора, быть может, из-за предложения, внесенного Антонием, которым запрещалось на будущее время учреждение диктатуры. Тотчас же они должны были назначать ежегодно сменяющихся городских магистратов на ближайшие пять лет. Управление провинциями должно было быть поделено так, что Антоний получал всю Галлию, исключая область, прилегающую к Пиренейским горам и называемую Старой Галлией, Лепид – эту последнюю и в придачу Испанию, Цезарь – Африку, Сардинию, Сицилию с остальными прилегающими островами.

3. Так разделили между собою власть над римлянами эти трое мужей, отложив вопрос о провинциях, расположенных по ту сторону Ионийского моря, потому что Брут и Кассий еще владели ими. Решено было, что Антоний и Цезарь поведут войну с Кассием и Брутом, тогда как Лепид должен стать консулом на следующий год и оставаться в Риме для ведения дел в нем, управлять же Испанией должен через посредство наместников. Из войска Лепида три легиона должны были остаться у него для охраны Рима, а семь легионов разделить между собою Цезарь и Антоний: три из них взять Цезарю, а четыре – Антонию, так чтобы каждый из них мог повести в поход 20 легионов. Они должны были уже теперь обнадежить войско наградами за победу, причем, помимо других подарков, предоставить им 18 италийских городов для поселения; эти города, отличающиеся богатством, плодородием почвы и красотою зданий, они намерены были вместе с землею и домами разделить между войском, как если бы эти города были завоеваны ими в неприятельской стране. Среди этих городов самые известные были Капуя, Регий, Венузия, Беневент, Нуцерия, Аримин, Гиппоний. Так лучшая часть Италии предназначалась для войска. Решено было также расправиться со своими личными врагами, чтобы они не мешали им в осуществлении их планов и во время ведения ими дальнего похода. Все эти постановления и были записаны, и Цезарь как консул прочитал их войскам все, за исключением лишь проскрипционных списков. Солдаты, выслушав все это, запели военную песню и поздравляли друг друга с состоявшимся примирением.

4. Во время этих событий в Риме происходили многочисленные грозные чудеса и знамения. Собаки выли все зараз, словно волки, – зловещее предзнаменование, волки – необычайное в городе животное – бегали по форуму. Вол стал издавать человеческие звуки; новорожденный ребенок начал говорить. Из статуй богов одни покрылись потом, другие – кровавым потом. Слышались громкие крики мужчин, бряцание оружия, бег коней, хотя никого не было видно. Вокруг Солнца наблюдались многие зловещие признаки; падал каменный дождь; непрестанные молнии поражали храмы и изображения богов. Ради всего этого сенат вызвал из Этрурии гаруспиков и прорицателей. Старейший из них сказал, что старинная власть возвратится вновь и что все, кроме него, станут рабами, затем прикрыл рот и задержал дыхание, пока тут же не скончался.

5. Тем временем триумвиры наедине составляли списки имен лиц, предназначавшихся к смерти, подозревая при этом всех влиятельных людей и занося в список личных врагов. Как тогда, так и позднее своими родственниками и друзьями они жертвовали друг другу. Одни за другими вносились в список кто по вражде, кто из-за простой обиды, кто из-за дружбы с врагами или вражды к друзьям, а кто по причине выдающегося богатства. Дело в том, что триумвиры нуждались в значительных денежных средствах для ведения войны, так как налоги с Азии предоставлены были Бруту и Кассию и поступали еще и теперь к ним, да и цари и сатрапы делали им взносы. Сами же триумвиры в разоренной войнами и налогами Европе, особенно в Италии, терпели нужду в деньгах. Вот почему они налагали тягчайшие поборы и на простой народ и даже на женщин и изобретали пошлины на куплю-продажу и договоры по найму. Некоторые подверглись проскрипции из-за своих красивых загородных вилл и домов. И было всех приговоренных к смерти и конфискации имуществ из сената около 300 человек, а из так называемых всадников 2.000. Среди них были их братья и дяди, даже некоторые из служивших у них, оскорбившие чем-либо верховных правителей или других начальствующих лиц.

6. Большинство из обреченных на смерть триумвиры намерены были подвергнуть публичной проскрипции после вступления своего в Рим. Но 12 человек или, как утверждают другие, 17 из числа наиболее влиятельных, в том числе и Цицерона, решено было устранить ранее остальных, подослав к ним убийц немедленно. Четверо из них были умерщвлены тотчас же во время обеда или при первой встрече. Но в то время как разыскивались другие и обыскивались дома и храмы, внезапное смятение охватило город, и в течение всей ночи были крики, беготня, рыдания, словно во взятом неприятелями городе. Вследствие того, что стало известно о происходящих арестах, хотя никто еще из наперед осужденных не стоял в проскрипционных списках, каждый думал, что именно его-то и разыскивают люди, шнырявшие по городу. Отчаявшиеся в своей судьбе собирались поджечь кто свои, кто общественные здания, предпочитая в своем безумии совершить что-либо ужасное, прежде чем погибнуть. И, может быть, они и сделали бы это, если бы консул Педий при обходе города с глашатаями не обнадеживал их, что, подождав до утра, они узнают точные сведения. На заре Педий, вопреки решению триумвиров, опубликовал список семнадцати как лиц, единственно оказавшихся виновными во внутренних бедствиях и потому осужденных на смерть. Остальным он дал официальное заверение в безопасности, не зная о решениях триумвиров. Сам Педий от утомления скончался в ту же ночь.