Текст книги "Биография, творчество"

Автор книги: Аппиан Александрийский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 44 страниц)

129. Обратив врагов в бегство, полководцы распределили между собою все, что еще оставалось сделать: Цезарь должен был захватывать бежавших из лагеря и сторожить самый лагерь, Антоний следил за всем и нападал на всех – на бегущих, на тех, кто еще держался, на все остальные их лагери, одновременно подавляя все своим неистовым натиском. Боясь, как бы военачальники, ускользнув от него, не собрали нового войска, Антоний разослал всадников по всем дорогам и по окраинам поля битвы с приказанием хватать всех бегущих. Когда это задание было распределено между участниками, группа всадников устремилась на гору с фракийцем Раском, посланным с ними, так как он знал все дороги; окружив все укрепления и утесы, они охотились за бежавшими и поджидали тех, кто находился внутри. Другая часть преследовала самого Брута. Увидев, что воины Антония неуклонно наступают, Луцилий явился к ним и, выдавая себя за Брута, просил вести его не к Цезарю, а к Антонию: вследствие этого воины еще больше укрепились в мысли о том, что это – Брут, избегающий своего непримиримого врага. Узнав, что ведут Брута, Антоний вышел ему навстречу, соображая, как следует ему встретить его, если принять во внимание и судьбу этого человека, и вместе с тем его высокое положение, и его доблесть. Но когда Антоний приблизился, Луцилий, смело обратившись к нему, сказал: "Брут не пойман, и никогда не будет поймана доблесть пороком; а я, обманув вот этих людей, стою здесь перед тобой". Антоний, видя, что всадники смущены, успокаивая их, сказал: "Добыча, которую вы мне поймали, не хуже, а лучше той, за которую вы ее приняли, поскольку друг лучше врага". И он поручил Луцилия заботам одного из своих друзей, а впоследствии, приняв его к себе, обращался с ним как с верным другом.

130. Между тем Брут бежал в горы с достаточным количеством воинов, собираясь ночью вернуться в лагерь или спуститься к морю; но так как все было окружено сторожевыми постами врагов, он в полном вооружении заночевал вместе со всеми. Рассказывают, что, глядя на звезды, он сказал: "Зевс, пусть не скроется от тебя тот, кто является виновником всех моих бед"13,подразумевая, конечно, Антония. Эти слова, как говорят, и сам Антоний произнес во время своих личных несчастий, раскаиваясь в том, что, имея возможность быть союзником Кассия и Брута, он сделался слугою Октавиана. Теперь и Антоний ночевал вооруженным около укреплений, устроенных против Брута, сложив вал из снесенных вместе трупов и добычи. А Цезарь, трудившийся до полуночи, ушел вследствие болезни, передав Норбану охрану лагеря.

131. Увидев, что и на следующий день остались вражеские засады, и имея неполных четыре легиона, поднявшихся вместе с ним на гору, Брут сам остерегся идти к воинам, а послал к ним их начальников; последние были смущены допущенной ими ошибкой и раскаивались в ней; Брут поручил им выяснить, хотят ли солдаты прорваться через засады и возвратить себе свое имущество, пока еще оберегаемое оставшимися друзьями. Солдаты, безрассудно выступившие в бой и проявившие в нем большую храбрость, теперь, под влиянием того, что бог уже повредил их разум, недостойным образом ответили своему полководцу: "Пусть он решает сам про себя; мы же, многократно подвергавшиеся испытаниям судьбы, не хотим терять последнюю надежду на примирение". Тогда Брут сказал друзьям: "Итак, я больше уже ничем не могу быть полезен родине, раз они так настроены", и, позвав эпирота Стратона, своего друга, приказал ему убить его, а когда тот стал убеждать его еще подумать, позвал одного из рабов. Стратон сказал: "Нет, Брут, не надо рабов! Для исполнения твоего последнего приказания, раз ты на него решился, у тебя найдется друг". С этими словами он вонзил свой меч в бок Бруту, который не отвернулся и не отступил назад.

132. Так умерли Кассий и Брут, мужи, выделявшиеся среди всех римлян благородством, славой и неоспоримой доблестью. Их обоих, несмотря на их принадлежность к партии Помпея Великого, и Гай Цезарь из врагов и противников сделал своими друзьями, а среди друзей своих именно их любил как сыновей. Точно также и сенат всегда был к ним обоим особенно благорасположен, считая их в их несчастии достойными особенного сожаления; ради них обоих он всем объявил амнистию; а когда они были осуждены на изгнание, дал им провинции, чтобы они не оказались в положении изгнанников. Этим сенат не оказывал пренебрежения к Гаю Цезарю и не проявлял радости по поводу происшедшего: ведь сенат и при жизни Цезаря удивлялся его доблести и его успехам и по смерти его устроил ему похороны на государственный счет, объявил его деяния бессмертными и учредил магистратуры и провинции во многом в соответствии с предписаниями Цезаря, считая, что не найдет ничего лучшего, чем то, что решил Цезарь. Но любовь сената к Бруту и Кассию, опасение за них довели сенат до того, что он не побоялся даже дурной молвы: так дороги всем они стали. Также и наиболее благородные из изгнанников ценили их более, чем Секста Помпея, хотя они и находились дальше и охвачены были непримиримой враждой, Помпей же, напротив, был ближе, под рукою, и никакая непоправимая вина над ним не тяготела.

133. Когда явилась надобность в боевых действиях, Брут и Кассий в течение неполных двух лет собрали войско, включавшее свыше двадцати легионов тяжеловооруженных, около двадцати тысяч конницы и свыше двухсот военных кораблей; собрали также и прочее снаряжение в достаточном количестве и набрали частью путем добровольных взносов, частью принудительно несметное количество денег. Они провели ряд войн с народами, с городами и со многими представителями противной партии и везде имели успех. Народы они покорили себе на пространстве от Македонии до Евфрата; и всех, с кем они воевали, они склонили к союзу с ними, так что могли без опасений пользоваться их помощью. Пользовались они содействием царей и династов, также и парфян, хотя последние и были враждебны римлянам: их они употребляли только для менее значительных дел, к участию же в более крупных предприятиях не допускали, чтобы не приучать племя варварское и враждебное к слишком большой близости к римлянам. Но самым удивительным было отношение войска, в большей своей части составившегося из прежнего войска Гая Цезаря: и это-то войско, относившееся к Цезарю с необычайно ревностной любовью, склонили на свою сторону убийцы Цезаря. За ними оно последовало в походе против сына Цезаря, и им оно было более верным, чем Антонию, союзнику и соправителю Цезаря. Никто из них не покинул Брута или Кассия даже и при их поражении, хотя те же самые воины оставили Антония у Брундизия еще до начала военных действий. Предлогом, побуждавшим нести все тяготы во время их службы у Помпея, и в данном случае служило для солдат то, что они действовали не из личных интересов, а ради демократии – слова красивого, но всегда бесполезного. К себе же самим оба, и Кассий и Брут, отнеслись с одинаковым пренебрежением, когда им стало казаться, что больше они не могут быть полезны родине. Что касается их забот и трудов, то Кассий, ничем не отвлекаясь, все взоры свои устремлял только на войну, подобно тому как в единоборстве борец смотрит только на противника; Брут же питал склонность к науке и не без успеха занимался философией.

134. Однако всем этим их свойствам всецело противостоит их грех в отношении Цезаря. Ведь это был грех не простой и не малый: ведь он был совершен против друга, был совершенно неожиданным; грех против спасшего их в войне благодетеля, представлявший поэтому проявление неблагодарности; грех против императора, что было нечестиво; грех, притом совершенный в курии; грех против жреца, облеченного в священные одежды; грех против властителя, равного которому не было, принесшего пользу и родине и власти более всех других. За это-то Брут и Кассий и подверглись гневу божества, часто подававшего им об этом знамения. Так, когда Кассий совершал в своем войске обряд очищения, ликтор возложил на его голову перевернутый венец, а посвященная Кассием золотая фигурка Виктории упала на землю. Птицы целыми стаями сидели над его лагерем, не издавая никакого крика; непрерывно осаждали его лагерь рои пчел. О Бруте рассказывают, что он, справляя на Самосе день своего рождения, во время пирушки без всякого основания произнес стих, хотя и не был склонен ни к чему подобному: "Убила меня злая судьба и сын Латаны"14. Когда он собирался вместе с войском переправиться из Азии в Европу, рассказывают, он, проснувшись ночью, увидел при меркнувшем свете привидение, неожиданно представшее перед ним, и смело спросил его, кто оно, бог или человек. Призрак ответил: "Твой, Брут, злой демон; явлюсь тебе еще в Филиппах". И, говорят, он действительно явился Бруту перед последним сражением. Затем, когда войско выходило на бой, ему встретился перед воротами эфиоп; считая это дурным предзнаменованием, войско тотчас же изрубило его. Ниспослано божеством было и то, что Кассий при еще неопределившейся победе безрассудно отчаялся во всем, а Брут был вынужден оставить благоразумную медлительность и вступить в бой с людьми, обезумевшими от голода, в то время как сам он был в изобилии обеспечен продовольствием и властвовал на море. И ко всему этому его принудило его собственное войско более, чем вражеское. Часто участвуя в сражениях, они ни разу в них не пострадали, а теперь оба они должны были наложить на себя руки, подобно тому, как они наложили их на Цезаря. Так были наказаны Кассий и Брут.

135. Когда было найдено тело Брута, Антоний тотчас же обернул его в лучший пурпуровый плащ и по сожжении тела послал останки матери его Сервилии. Войско Брута, узнав о его смерти, отправило послов к Цезарю и Антонию и, получив от них прощение, было распределено по их войскам; всего солдат было около четырнадцати тысяч. Кроме того, передались неприятелю также и войска, находившиеся в многочисленных укреплениях. Самые же эти укрепления и весь лагерь были отданы войскам Цезаря и Антония на разграбление. Из находившихся в войске Брута знаменитых мужей одни погибли в сражениях, другие, подобно своим полководцам, сами лишили себя жизни; некоторые умышленно сражались до тех пор, пока не были убиты в бою. Среди них был Луций Кассий, племянник самого Кассия, и Катон, сын Катона, часто бросавшийся навстречу врагам и затем, при их приближении, снимавший шлем или для того, чтобы быть легче узнанным, или чтобы сделать себя более доступным для стрел, а может быть, и для того и для другого. Известный своей мудростью Лабеон, отец Лабеона, еще и теперь пользующегося известностью за знание законов, вырыв внутри палатки яму, по величине достаточную для человеческого тела, и отдав своим рабам все необходимые распоряжения, написал в письме жене и детям обо всем, что считал нужным им поручить, и велел рабам доставить письмо; потом, взяв за руку самого верного из рабов, он обвел его вокруг, как это было в обычае у римлян при освобождении рабов, а затем дал ему меч и подставил горло. Так и ему палатка стала могилой.

136. Фракиец Раск привел назад с гор многочисленное войско и в награду просил и добился пощады для своего брата Раскуполида. Этим было доказано, что эти два фракийца враждовали между собой не с самого начала; но когда вблизи них вступили в борьбу два больших войска, из которых ни одно не было бесспорно сильнейшим, они ввиду невозможности предвидеть исход договорились между собою, чтобы тот из них, кто будет среди победителей, спас побежденного. Порция, жена Брута и сестра Катона младшего, узнав о смерти их обоих, несмотря на то, что усердно оберегалась своими родными, схватила уголья с внесенной к ней жаровни и проглотила их. Из всех остальных знатных граждан, бежавших на Фасос, одни уехали оттуда морем, другие предоставили себя в распоряжение сенаторов Мессалы Корвина и Луция Бибула, чтобы они поступили с ними так, как найдут это лучшим для себя. Те, сговорившись со сторонниками Антония, передали приплывшему на Фасос Антонию все имевшиеся там деньги, оружие, обильное продовольствие и много прочего снаряжения.

137. Таким образом Цезарем и Антонием, благодаря не останавливающейся перед опасностями отваге, посредством всего лишь двух сухопутных сражений было совершено величайшее дело, подобно которому до того никогда не бывало. Ибо раньше не случалось, чтоб выходило в бой войско в таком количестве и такого качества, состоявшее с обеих сторон из римлян, притом не из солдат, привлеченных путем гражданского набора, но из набранных по достоинству, не являвшихся в войне неопытными, но упражнявшихся в течение долгого времени в борьбе против римлян, а не против народов чужеземных и варварских. Оба войска говорили на одном языке, прошли одну военную школу и были подобны друг другу по выучке и выносливости; поэтому-то им и было трудно одолеть друг друга. И никогда раньше не боролись с таким рвением и храбростью противники, являющиеся согражданами, родственниками и товарищами по военной службе. Доказательством правильности всего сказанного служит то, что число павших, если сравнивать его в каждом из сражений, не было, по-видимому, меньшим даже и у победителей.

138. Войско Антония и Цезаря оправдало предсказание полководцев, сменив в течение одного дня в результате одного сражения крайнюю опасность голода и страх перед гибелью на изобильное благоденствие, прочную безопасность и славную победу. Оправдалось также и то, что предсказывали выступавшие в бой для римлян: их государственный строй определился более всего именно этим сражением, больше они уже не возвращались к демократии, и не было больше у них и нужды в междоусобных войнах. Исключение представляла только происшедшая немного времени испустя борьба Антония и Цезаря – последняя из всех имевших место у римлян. Но то, что в промежуток времени, последовавший за смертью Брута, было предпринято Помпеем и бежавшими друзьями Кассия и Брута, которые захватили с собою много остатков прежнего богатого снаряжения, уже не походило на только что описанное ни по проявленной отваге, ни по рвению, с которым относились к своим вождям отдельные мужи, города или войска, не участвовал в этих делах никто из славных мужей, ни сенат, не было у них и той славы, какая была у Кассия и у Брута.

Аппиан. Гражданские войны. Книга пятая.

КНИГА V

1. После смерти Кассия и Брута1 Цезарь отправился в Италию, Антоний – в Азию, где Клеопатра, царица Египта, встретилась с ним и сразу, с первого взгляда, завладела его сердцем. Эта любовь довела до крайних бедствий их обоих, а за ними и весь Египет. Вследствие этого часть этой книги будет посвящена Египту: она невелика и не заслуживает какого-либо особого заглавия, а поэтому ее и можно включить в значительно большую историю гражданских войн. И после Кассия и Брута происходили другие междоусобные войны, причем во всех них не бывало одного начальника над всеми, как в предыдущей войне, а были различные предводители, выступавшие по очереди; эти междоусобия длились до тех пор, пока не был убит, подобно Бруту и Кассию, Секст Помпей, младший сын Помпея Великого, оставшийся последним партийным участником войны, и пока не был отстранен от управления Лепид, после чего вся власть над римлянами перешла в руки только двух – Антония и Цезаря. Ход всех этих событий был следующим.

2. Кассий, по прозванию Пармский, был оставлен Кассием и Брутом в Азии с флотом и войском для взимания денег. Когда умер Кассий, он, не думая, что подобная же участь постигнет и Брута, выбрал себе из родосского флота тридцать кораблей – столько, сколько он считал нужным снарядить, – а остальные, за исключением священного корабля, сжег, чтобы родосцы не помогли поднять восстания. После этого он вышел в море со своими кораблями и с упомянутыми тридцатью. Клодий, посланный Брутом на Родос с тринадцатью кораблями и заставший на Родосе возмущение – к этому времени умер уже и Брут, – вывел охрану, состоящую из трех тысяч тяжеловооруженных и выступил против Кассия Пармского. Прибыл к ним и Турулий, имея с собой еще много других кораблей и деньги, ранее собранные с Родоса. К этому флоту, представлявшему известную силу, стекались все, кто находился на морской службе в различных частях Азии; они снабдили его, насколько могли, тяжеловооруженными, а также гребцами из числа рабов или пленных, пополняя состав их при посещении островов также и островитянами. Явился к ним и Цицерон, сын Цицерона, и все знатные граждане, которые бежали с Фасоса. Скоро накопилось весьма значительное число и полководцев, и солдат, и кораблей. Присоединив к себе еще Лепида с другим войском – тем, которое подчинило Бруту Крит, они поплыли в Ионийское море к Мурку и Домицию Аэнобарбу, стоявшим там во главе больших сил. Из них одни вместе с Мурком отплыли в Сицилию и свои силы присоединили к силам Секста Помпея, другие остались у Аэнобарба, где образовали самостоятельную партию. Вот что образовалось прежде всего из остатков партии Кассия и Брута.

3. Цезарь и Антоний после победы при Филиппах совершили торжественное жертвоприношение и воздали публичную хвалу войску. Для распределения наград за победу первый из них отправился в Италию, чтобы раздать воинам земли и распределить их по колониям; он выбрал себе это дело, так как был нездоров, Антоний направился в провинции, находившиеся по ту сторону моря, для сбора обещанных воинам денег. Вновь Цезарь и Антоний распределили между собой провинции, присоединив к тем, которые были у них прежде, принадлежавшие Лепиду. Цизальпинскую Галлию было решено, по требованию Цезаря, оставить самостоятельной провинцией в соответствии с решением Цезаря старшего. На Лепида было возведено обвинение в том, что он передался Помпею; было решено, если обвинение окажется в глазах Цезаря ложным, дать Лепиду взамен другую провинцию. Солдаты, отслужившие в войсках положенный срок, были отпущены, за исключением восьми тысяч, которые просили разрешения продолжать военную службу; Цезарь и Антоний приняли их, разделили на отряды и зачислили в преторианские когорты. Последнюю часть войска составляли солдаты, перешедшие от Брута: всего их было одиннадцать легионов пехоты и четырнадцать тысяч всадников. Из них Антоний получил для своего заграничного похода шесть легионов и десять тысяч всадников. Цезарь четыре тысячи всадников и пять легионов; из них он дал Антонию два легиона, взяв взамен из тех, которые Антоний оставил под начальством Калена в Италии. И так Цезарь отправился в Ионийское море.

4. Антоний, явившись в Эфес2, совершил торжественное жертвоприношение богине и тех, кто после поражения Брута и Кассия сбежались в храм и умоляли о милости, отпустил, за исключением Петрония, бывшего соучастника убийства Цезаря, и Квинта, предавшего в Лаодикее Кассию Долабеллу. Затем, созвав эллинов и другие народы, населявшие часть Малой Азии около Пергама – из них некоторые присутствовали в качестве посольства при заключении договора, другие были сюда вызваны, – он сказал им следующее: "Вас, эллины, завещал нам ваш царь Аттал. Вскоре же мы показали себя по отношению к вам добрее, чем был Аттал: от той подати, которую вы платили Атталу, мы вас освободили до тех пор, пока не явилась в этой подати нужда, – ведь и у нас есть люди, ищущие популярности в народе. А когда нужда явилась, мы назначили вам сумму взноса не в зависимости от ценза, чтобы, таким образом, иметь подать в постоянном размере; нет, мы предписали вносить каждый раз известную долю поступающего урожая плодов, чтобы и в неурожайные годы не испытывать недостатка вместе с вами. Когда же те, кто взял у сената на откуп эти поступления, стали вас обижать и требовать гораздо больших взносов, Гай Цезарь убавил ваши взносы на треть, а чинимые вам обиды прекратил: ведь он поручил вам самим собирать подать с земледельцев. И его, такого человека, наши лучшие граждане называли тираном, и им вы выплачивали много денег, им, убийцам вашего благодетеля, действуя при этом против нас, мстивших за него.

5. Теперь справедливая судьба окончила войну не как вы хотели, но как этого требовало право. Если бы с вами поступить как с союзниками наших врагов, то вы заслуживали бы кары; но так как мы охотно верим, что вы действовали по принуждению, мы освобождаем вас от большего наказания; однако мы нуждаемся в деньгах, в земле, в городах для наград победившему войску. А ведь в нем двадцать восемь легионов тяжеловооруженных, что составит вместе со всеми, кто еще находится в войске, свыше 170.000 человек; сверх того есть еще конница и масса других войсковых частей. По этому количеству людей вы можете видеть вместе с тем и то, в каком количестве денег мы нуждаемся. Для раздачи им всем земли и городов Цезарь и отбыл в Италию; если определить это одним словом, – он поехал туда, чтобы выселить Италию. На вас же, чтобы вы не были выселены с вашей земли, из городов, домов, храмов и могил, мы наложили взнос денег, не всех – этого вы и не могли бы выполнить, – но части их, притом самой незначительной; этим вы, я думаю, останетесь довольны. Того, что вы дали нашим врагам в два года, – а отдали вы им подать за десять лет, – будет нам достаточно, но получить мы это должны в течение одного года: этого требуют наши нужды. Вам, услышавшим от такой нашей милости, я мог бы еще прибавить только одно: ни на кого из вас не налагается такое наказание, которое равнялось бы вашей провинности".

6. Так говорил Антоний, сообщая о вознаграждении для двадцати восьми легионов пехоты. Я думаю, что указанное им число объясняется тем, что, хотя легионов было сорок три, когда в Мутине они заключали договор и давали такие обещания войску, война сохранила всего лишь двадцать восемь легионов. Эллины еще во время его речи бросались на землю, говоря, что в силу проявленных по отношению к ним со стороны Брута и Кассия принуждения и насилия они заслуживают не наказания, а сострадания; что они охотно дали бы благодетелям требуемое, но находятся в нужде из-за их врагов, которым они приносили не только деньги, но в счет денег и утварь, и украшения, из которых при них же чеканилась монета. И, наконец, просьбами они добились разрешения в два года внести подать, полагающуюся за девять лет. Царям, династам и свободным городам было предписано внести остальное, сообразно с силами каждого.

7. Когда Антоний объезжал провинцию, Луций, брат Кассия, и все прочие, бывшие в страхе и узнавшие о его милостях в Эфесе, пришли к нему с мольбой о прощении. И он простил всех, кроме участников убийства Цезаря: к ним одним он был беспощаден. Также он успокаивал наиболее пострадавшие города: ликийцев освободил от податей и советовал им заселять Ксанф, родосцам отдал Андрос, Тенос, Наксос и город Минд; города эти были вскоре отняты у них за слишком суровое с их стороны управление. Лаодикейцев и тарсийцев Антоний объявил свободными и снял с них подати, а проданных из числа тарсийцев в рабство освободил особым приказом. Афинянам, пришедшим к нему хлопотать о Теносе, он вместо Теноса дал Эгину, Икон, Кос, Скиаф и Пепареф. Проходя по Фригии, Мисии и стране галатов в Азии, Каппадокии, Киликии, Келесирии, Палестине, Итурее и остальным областям, занятым сирийцами, Антоний на всех наложил тяжелые подати и творил суд над городами и царями: в Каппадокии над Ариаратом и Сисинной, причем содействовал воцарению Сисинны, прельстившись красотой матери его, Глафиры; в Сирии он изгнал тиранов, правивших городами.

8. В Киликии Антоний упрекал явившуюся к нему Клеопатру за то, что она не приняла участия в походе Цезаря; скорее объясняя, чем оправдываясь, они указывала, что она немедленно послала к Долабелле свои четыре легиона и, имея готовую к отплытию часть флота, была задержана ветром и тем, что в очень скором времени Долабелла потерпел поражение; что она сама с хорошо снаряженным флотом отправилась в Ионийское море против Кассия, дважды угрожавшего ей, в случае если она будет сражаться в союзе с Антонием и Цезарем, воюющими против его партии; тем не менее она отправилась, не боясь Кассия, не остерегаясь Мурка, подстерегавшего ее на море; все это она делала, пока зима не принесла вообще много вреда, а ей причинила болезнь, из-за которой она и позднее не могла выступить; тем временем они уже одержали победу. Антоний, пораженный, помимо внешности, также и умом Клеопатры, тотчас влюбился в нее как юноша, хотя ему в это время исполнилось уже сорок лет. Говорят, он от природы был всегда влюбчив; также говорят, что он был увлечен красотою Клеопатры, когда она была еще ребенком, а он юношей, в звании начальника конницы, сопровождал в Александрию Габиния, руководившего походом.

9. Теперь сразу у Антония ослабел прежний его интерес ко всему происходящему: чего бы ни требовала Клеопатра, все выполнялось без всякого внимания к священному или справедливому. Так, сестру Клеопатры Арсиною, находившуюся просительницей в Милете, в храме Артемиды Левкофриены, Антоний приказал убить посланным к ней людям; Серапиона, на Кипре бывшего полководцем Клеопатры, воевавшего в союзе с Кассием и проживавшего в Тире в качестве просителя, он приказал выдать Клеопатре. Точно также он приказал жителям Арада выдать еще одного умолявшего о защите. После того как брат Клеопатры, Птолемей, пропал без вести в битве с Цезарем на Ниле, этого человека держали у себя арадийцы, выдавая его за Птолемея. Жреца Артемиды в Эфесе, по имени Мегабиз, некогда приветствовавшего Арсиною как царицу, Антоний приказал привести к себе; когда эфесцы стали просить за Мегабиза саму Клеопатру, Антоний отпустил его. Так быстро изменился Антоний, и охватившая его страсть сделалась для него и началом и концом всех дальнейших бедствий.

После отъезда Клеопатры на родину Антоний послал всадников разгромить Пальмиру, город, находившийся на небольшом расстоянии от Евфрата; причины недовольства против него были незначительные: находясь на границе владений римлян и парфян, пальмирцы ловко вели свои дела и с теми и с другими, купцы Пальмиры вывозят от персов индийские и аравийские товары и распространяют их в римских владениях, – на деле же Антоний рассчитывал, что таким путем всадники могут поживиться. Когда жители Пальмиры, заранее узнав об этом, перенесли все, что было им необходимо, на другую сторону реки и, расположившись на высоком берегу ее, на случай нападения вооружились стрелами – в этом роде оружия они были особенно сильны, всадники, найдя город пустым, повернули обратно, не вступив в бой и ничего не захватив.

10. По-видимому, это обстоятельство вызвало немного времени спустя войну Антония с парфянами, когда к ним сбежалось много правителей из Сирии. Ведь Сирия до Антиоха Благочестивого и сына его Антиоха управлялась царями из рода Селевка Никатора, как я уже об этом упоминал в книге о Сирии; когда же Помпей подчинил ее римлянам и назначил наместником Скавра, сенат после Скавра послал туда других правителей, в том числе Габиния, воевавшего с александрийцами, после Габиния – Красса, погибшего в Парфии, а после Красса – Бибула. После смерти Гая Цезаря и последовавшей за нею смуты сирийские города управлялись отдельными правителями при содействии парфян; дело в том, что парфяне после несчастья, постигшего Красса, вторглись в Сирию и там действовали заодно с соправителями. Прогнав их в Парфию, возложив тягчайшую контрибуцию на народ и повторив ту же ошибку и по отношению к пальмирцам, Антоний не стал ждать восстановления спокойствия во взбудораженной стране, но, распределив по провинциям войско для зимовки, сам отправился в Египет к Клеопатре.

11. Она оказала ему великолепный прием, Антоний остался в Египте на зиму, проживая там без отличительных знаков власти, держа себя и ведя образ жизни частного человека, потому ли, что он находился в чужом государстве и в царской резиденции, или потому, что хотел свою зимовку превратить в праздник. Он отложил, по крайней мере, в сторону все заботы, перестал думать об обязанностях верховного правителя, носил эллинскую четырехугольную столу вместо тоги, принятой на его родине, белые аттические сандалии, какие носят афинские и александрийские жрецы и которые называются фекасиями. Выходил из дому Антоний только в храмы и гимнасии или для беседы с учеными; время проводил с греками и Клеопатрой, которой, несомненно, он главным образом и посвящал все свое время.

12. Так проводил время Антоний. У Цезаря во время его возвращения в Рим3 снова усилилась его болезнь, принявшая особенно опасный характер в Брундизии: распространилась даже молва, что он умер. Выздоровев, Цезарь вступил в Рим и показал друзьям Антония письмо, полученное от него. Друзья приказали Калену отдать Цезарю два легиона и написали в Африку Секстию, чтобы он уступил Африку Цезарю. Оба они так и сделали; Цезарь вместо прежних его провинций отдал Африку Лепиду, не внушавшему каких-либо подозрений своею деятельностью; остатки конфискованного при проскрипциях имущества Цезарь распродал. При составлении списков войска для поселения в колониях и при раздаче ему земель у Цезаря возникли затруднения. Солдаты просили дать им те города, которые как лучшие были им выбраны еще до войны; города же требовали, чтобы колонии были распределены по всей Италии или чтобы они получили наделы в других городах, а за землю требовали платы с получающих ее в дар. А денег не было. Тогда все обиженные, молодежь, старики, женщины с детьми, стали стекаться в Рим; сходясь группами на форуме или в храмах, они с плачем говорили, что, не совершив никакого преступления, они, жители Италии, изгоняются со своих земель и от своих очагов, словно они проживали во вражеской стране. Слыша это, римляне негодовали и скорбели вместе с ними, так как понимали, что война велась не ради пользы Рима, а в интересах правителей, желавших произвести государственный переворот. Награды раздавались и колонии учреждались для того, чтобы более уже не возрождалась демократия, так как устраивались для правителей поселения наемников, готовых на все, чего бы от них ни потребовали.

13. В ответ на это Цезарь оправдывался перед городами необходимостью принять эти меры, понимая, впрочем, что такое объяснение ни в какой мере не покажется достаточным. И действительно, оно не казалось таковым: солдаты стали нагло нападать на соседей, забирать себе больше, чем им было предоставлено, стали выбирать наилучшее. Не остановили солдат ни упреки Цезаря, ни его многочисленные новые подарки: к правителям, нуждавшимся в солдатах как опоре своей власти, солдаты относились с пренебрежением. Так прошло пять лет. За это время по необходимости постоянно обусловливалась прочность положения каждой из сторон зависимостью одной из них от другой; вождям нужно было, чтобы власть их поддерживалась войском, войску – чтобы существовала власть для закрепления того, что они себе забрали. А так как утверждение за воинами их владений не было бы прочным, если бы не была прочна власть, передавшая им эти владения, то воины и боролись бы за нее с вынужденным к ней сочувствием. Цезарь давал нуждающимся солдатам много и сверх переданного сначала, заимствуя для этого деньги из храмов. Это подняло еще более его престиж в глазах войска и приобрело еще большую благодарность, когда они видели, что Цезарь дает им не только земли, но и города, дома и деньги.