Текст книги "Биография, творчество"

Автор книги: Аппиан Александрийский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 44 страниц)

Зато криками негодования и ненависти встречали его терявшие то, что им принадлежало, но Цезарь терпел эти оскорбления, лишь бы угодить войску.

14. Видя все это, брат Антония Луций Антоний, бывший в то время консулом4, жена Антония Фульвия и управляющий делами Антония в его отсутствие Маний стали бояться, как бы не показалось, что все то, что происходило, сделано одним Цезарем и что поэтому его одного будут за все это благодарить, Антоний же потеряет благорасположение воинов. Поэтому они решили возвратить Антония и задержать организацию колоний. Но так как это было, по-видимому, невыполнимым, поскольку войско настаивало на своих требованиях, они стали просить Цезаря назначить устроителей колоний из числа легионеров Антония хотя по договору с Антонием распоряжаться колониями было поручено одному Цезарю, все же они упрекали Антония за его отсутствие в такое время. Приведя к войску Фульвию и детей Антония, они горячо просили солдат не допускать, чтобы Антоний пожертвовал славою и благодарностью, которую он заслужил оказанными им услугами. Впрочем, в это время слава Антония особенно возросла в глазах и войска, и всех прочих: вследствие болезни Цезаря вся победа при Филиппах представлялась делом рук одного Антония. Цезарь хорошо понимал, что с ним поступают несправедливо, что нарушается заключенный договор, но из личного расположения к Антонию уступил. Таким образом друзья Антония назначили своих уполномоченных для устройства колоний из числа солдат Антония. Эти уполномоченные, желая показать себя еще более щедрыми к воинам, чем Цезарь, позволяли им причинять еще больше обид населению. Но была масса лиц из других городов, которые, живя рядом с колониями воинов и терпя от них много обид, порицали Цезаря, говорили, что эти поселения хуже проскрипций: последние применяются по отношению к врагам, а эти – к людям, не совершившим никаких преступлений.

15. Цезарь знал, что указанные лица действительно терпят обиды, но ничего не мог против этого поделать: и денег не было для оплаты землевладельцам их земель, и отсрочить выдачу наград за победу было невозможно при все еще продолжавшихся войнах: Помпей господствовал на море и отрезал путь к городу, обрекши его на голод; Аэнобарб и Мурк набирали новое войско и флот и были бы также готовы к будущим действиям, если бы они не были вознаграждены за прежние победы. Большое значение имело и то, что уже прошло пятилетие власти триумвиров, которые теперь снова нуждались в расположении к ним войска. Вследствие всего этого Цезарь предпочитал не обращать внимания на проявлявшиеся в это время наглость и дерзость солдат. Раз, между прочим, произошел такой случай: в театре, в присутствии Цезаря, один солдат, не имея собственного места, прошел на места так называемых всадников; народ обратил на это внимание, и Цезарь прогнал солдата. Войско возмутилось, и, когда Цезарь выходил из театра, воины, обступив его, требовали показать им этого солдата; не видя его, они решили, что он убит. Когда же он подошел, они сочли, что он только что приведен из тюрьмы; так как он отрицал это и рассказал, как все произошло, они стали говорить, что он лжет в соответствии с полученным им приказанием, и поносили его как изменника общественному делу. Вот что произошло в театре.

16. Созванные в это время на Марсово поле для очередного наделения землею солдаты поспешили прийти еще ночью и сердились, что Цезарь медлит со своим приходом к ним. Центурион Ноний стал смело порицать их, напоминал им о положении подчиненных по отношению к властвующему, указывал, что задержка Цезаря вызвана его нездоровьем, а не пренебрежением к ним. Солдаты сначала насмехались над ним, называли его льстецом, а затем, под влиянием возраставшего с обеих сторон раздражения, стали поносить его и кидать в него камнями, а когда он бросился бежать, начали его преследовать. Он прыгнул в реку; они его вытащили, убили и труп его бросили на дорогу, по которой должен был пройти Цезарь. Друзья Цезаря советовали ему не ходить к воинам, а отступить перед этим безумным натиском, но он все же пошел, считая, что даст еще большую пищу бешенству, если не явится. Увидев труп Нония, он отошел в сторону и упрекал за убийство солдат так, как если бы оно было делом рук немногих; убеждал их быть в будущем осторожнее; затем произвел раздачу земель, предложил, чтобы за наградами приходили те, кто их достоин, и дал подарки также и некоторым не заслужившим их, сверх их ожиданий. В конце концов пораженная толпа раскаялась в своем суровом отношении к Цезарю, устыдилась и сама себя осудила: Цезаря просили выяснить все дело и наказать виновников смерти Нония. Он же сказал, что знает, кто виновен, но что наказанием им будет уже самое сознание их вины и осуждение их товарищами. Солдаты, получив прощение, почет и подарки, сразу же, в противовес к прежнему их настроению, стали восхвалять Цезаря.

17. Ограничимся этими двумя примерами тогдашнего безначалия. Причинами его было и то, что полководцы занимали свои должности по большей части, как это бывает в период междоусобных войн, не на основании выборов, а также и то, что войска набирались не по установленным издревле воинским спискам и не для нужд всей родины, служили не для общественного блага, а в интересах только тех, кто их в войска зачислял; да и им они служили, подчиняясь не силе закона, а потому, что их привлекали данные отдельными лицами обещания; и сражались они не против врагов всего государства, а против врагов отдельных лиц, не против чужеземцев, а против равноправных с ними сограждан. Все это подорвало воинскую дисциплину: солдаты считали себя не столько отправлявшими военную службу, сколько помощниками своих начальников на основе личного расположения, личного желания и полагали, что и правители нуждаются в них в личных своих интересах. Переход на сторону неприятеля, считавшийся прежде совершенно недопустимым, в это время даже удостаивался даров; так и поступали солдаты в громадном числе, а некоторые из знатных людей считали, что переход из одной партии в другую, совершенно ей подобную, не представляет собой "перебежки". Партии же были действительно вполне схожи, и никогда ни та, ни другая из них не занимала сама по себе враждебного положения в отношении римского государства как такового. Скорее предводители обеих партий представляли себе дело так, будто все они содействуют благу родины, и это в свою очередь облегчало такие "перебежки": везде оказывалось возможным служить на пользу родине. Предводители понимали это положение и мирились с ним, зная, что они солдатами управляют не в силу закона, а скорее путем их задабривания. Таким образом, все войско было готово к смуте и к анархии, к неповиновению возглавлявшим смуту вождям.

18. А голод в это время терзал Рим: по морю ничего не доставлялось римлянами из-за Помпея; в самой Италии вследствие войн прекратились земледельческие работы. Если же что и произрастало, то шло для войска. Целые толпы занимались в городе по ночам грабежом, еще больше отягощая тем самым его положение. Делалось все это безнаказанно; молва приписывала грабежи солдатам. А народ закрыл свои мастерские и не хотел знать никаких властей; в обедневшем и разграбляемом городе не было, казалось, нужды ни в ремеслах, ни в магистратах.

19. В это время у Луция, приверженца демократии, бывшего недовольным властью триумвиров, которая, казалось, не прекратится и по истечении установленного для нее срока, начались многочисленные столкновения и несогласия с Цезарем. Землевладельцев, у которых были отняты земли и которые просили защиты у всех влиятельных граждан, Луций один принимал у себя и обещал им помочь, причем они, в свою очередь, обещали помогать ему во всем, что бы он ни приказал. Это противодействие его как Антонию, так и Цезарю вызывало неудовольствие в войсках Антония. Также и Фульвия говорила, что Луций не вовремя затевает распрю; ее, впрочем, вскоре переубедил хитрец Маний, указавший, что при спокойном состоянии Италии Антоний останется у Клеопатры, если же начнется война – поспешно возвратится. Фульвия сразу, под влиянием чисто женских побуждений, стала подстрекать Луция к ссоре. А когда Цезарь выехал в оставшиеся еще неустроенными колонии, она послала к нему детей Антония вместе с Луцием, чтобы Цезарь своим появлением перед войском не получил превосходства перед Антонием. Когда конница Цезаря поскакала на Бруттийское побережье, опустошаемое Помпеем, Луций – или действительно так думая, или притворяясь, что думает, будто конница выслана против него и детей Антония, – бежал в колонии Антония; там, набирая отряд для своей охраны, он перед войском обвинял Цезаря в измене Антонию. Но Цезарь разубедил солдат, уверив их, что у него с Антонием искренняя дружба и полное единомыслие, что Луций под влиянием враждебного настроения хочет поссорить их, противодействует власти триумвиров, благодаря которой воины имеют теперь постоянные владения в колониях. Он указал также, что конница еще и теперь находится в Бруттии, где и выполняет данное ей поручение.

20. Узнав о всем происходящем, начальники войска устроили в Теане разбор всего этого дела и договорились на следующем: триумвиры не должны препятствовать консулам управлять по обычаям отцов; никому, сверх принимавших участие в битве при Филиппах, не должны быть даваемы земельные наделы; находящиеся в Италии войска Антония должны участвовать на равных с другими условиях в распределении имущества проскрибированных и денег, которые будут выручены за имеющее быть проданным имущество; ни один из триумвиров не должен набирать войско в Италии, Цезарю же в его походе против Помпея должны быть даны в помощь два легиона из числа принадлежащих Антонию; путь через Альпы должен быть открыт войскам, посылаемым Цезарем в Испанию, и им не должен чинить препятствий Азиний Поллион; Луций, заключивший договор на указанных условиях, должен отослать личную охрану и бесстрашно исполнять свое дело. На таких условиях заключен был договор при посредстве начальников войска; выполнены же были только два последних условия: Сальвидиен беспрепятственно перешел Альпы.

21. Но так как все остальные пункты не проводились или с проведением их медлили, то Луций ушел в Пренесте, говоря, что он боится Цезаря, окруженного, в силу своей власти, телохранителями, в то время как он, Луций, охраны не имеет. Ушла к Луцию и Фульвия, говоря, что она боится Лепида из-за детей своих; она предпочла указать на Лепида, а не на Цезаря. Об этом оба они известили Антония, а с письмами к нему были посланы друзья, которые должны были сообщить ему обо всем. Что в точности было написано Антонием в ответ, я не мог установить, хотя и старался это выяснить. Начальники войск клятвенно обязались вновь вынести решение по делу правителей в соответствии с тем, что представится справедливым, и тех, кто откажется подчиниться их решению, принудить к повиновению. Для этого они призвали Луция и его приближенных; когда те не согласились явиться, Цезарь стал горячо порицать их и перед начальниками войска и перед римской знатью. Тогда знатные граждане отправились к Луцию и убедили его сжалиться над изнуренными междоусобиями Римом и Италией и согласиться на то, чтобы был произведен суд или при них или при начальниках войска.

22. В то время как Луций был еще под впечатлением всего сказанного явившимися к нему лицами, говорившими такие речи, выступил Маний и с большою смелостью сказал, что Антоний лишь собирает деньги среди чужеземцев, в то время как Цезарь заранее завладел и расположением войска и, благодаря своей энергии, удобнейшими местностями в Италии: ибо Галлию, которая раньше была предоставлена Антонию, он сделал независимой, обманув Антония; и Италию чуть ли не всю, а не восемнадцать лишь городов, он записал за своими ветеранами; тридцать четыре легиона, вместо сражавшихся с ним двадцати восьми, он наделил не только землею, но и деньгами из храмовых сумм. Эти деньги он собирал будто бы для борьбы с Помпеем, против которого он даже и не начинал готовиться к войне, несмотря на сильнейший голод в Риме; на самом же деле он распределял собранные деньги среди войска, чтобы заручиться его расположением против Антония. Также и имущество проскрибированных Цезарь больше дарил своим воинам, чем продавал. Если он действительно хочет мира, ему следует прежде всего отчитаться в своих прежних действиях, а в дальнейшем выполнять только то, что будет решено на общем совещании. Таким образом, Маний смело потребовал, чтобы, с одной стороны, Цезарь ни в чем не был единоличным господином, а с другой – чтобы его договор с Антонием не был незыблемым; затем, чтобы каждый из них пользовался неограниченной властью только в пределах того, что ему поручено, и чтобы распоряжения каждого из них признавались имеющими силу. Из всего этого Цезарь видел, что противная сторона хочет войны, и тогда обе стороны стали к ней готовиться.

23. Два легиона, поселенные в городе Анконе, прежде служившие под начальством отца Цезаря и участвовавшие также в походах Антония, узнали об этих приготовлениях Цезаря и Антония и из уважения, питаемого к каждому из них, отправили в Рим послов просить их обоих примириться. Когда Цезарь ответил, что не он затевает войну с Антонием, а что Луций выступает против него, Цезаря, послы, сговорившись с начальниками войска, все вместе отправили посольство к Луцию, прося его вместе с Цезарем предоставить дело суду; было ясно, что они собирались делать в случае его отказа от суда. Когда группа Луция согласились на суд, местом для него был избран город Габии, между Римом и Пренесте: там был устроен трибунал с двумя кафедрами для ораторов посредине, как это бывает в настоящем суде. Придя первым, Цезарь послал всадников навстречу Луцию, чтобы они посмотрели, нет ли там какой-нибудь засады. Эти всадники, встретившись с всадниками Луция, представлявшими собой, очевидно, передовой или разведочный отряд, убили некоторых из них. Луций отступил, боясь, как он говорил, засады; и когда начальники войска стали его звать, обещая дать ему охрану в пути, он не послушался их.

24. Таким образом, примирение не состоялось. Луций и Цезарь решили воевать и уже стали резко выступать друг против друга в издаваемых ими приказах. Войско Луция состояло из шести легионов пехоты – количество, которое он имел при начале консульства; кроме того, у него было еще одиннадцать легионов Антония под начальством Калена, все размещенные в Италии. У Цезаря было четыре легиона в Капуе, а при себе он имел преторианские когорты; кроме того, шесть легионов вел из Испании Сальвидиен. Деньги Луций имел из провинций, с которыми Антоний не вел войны. У Цезаря же все его провинции, за исключением Сардинии, были охвачены войной, вследствие чего он занимал деньги из храмовых сумм, обещая с избытком вернуть их; брал он в Риме из Капитолийского храма, в Анции, Ланувии, Немусе и Тибуре; в этих городах еще и теперь есть богатейшие храмовые сокровищницы.

25. Волнения против Цезаря происходили также и вне Италии. В результате проскрипций, военных колоний и распри Цезаря с Луцием слава и сила Помпея очень возросли. Кто боялся за себя, кто был лишен своего имущества, кто совершенно не признавал нового государственного строя – все они скорее всего шли к нему; кроме них, и молодежь, стремившаяся участвовать в войне ради наживы и не придававшая никакого значения тому, под чьим знаменем она сражается – ведь везде она сражается вместе с римлянами, – также и она охотнее всего шла к Помпею, стоявшему, по ее мнению, за наиболее справедливое дело. Морская добыча сделала Помпея богатым; он имел и большой флот, и полный людской состав. Явился к нему и Мурк, имея с собой два легиона войска, пятьсот стрелков, много денег и восемьдесят кораблей; другое войско он призвал к себе из Кефалении. Из всего этого некоторые заключают, что Помпей легко овладел бы Италией, гибнущей от голода и мятежей и с надеждой взирающей на него, если бы он повел тогда агрессивную политику. Но, по неразумию, Помпей предпочел не нападать, а только защищаться, пока и здесь не потерпел поражения.

26. В Африке Секстий, наместник Антония, незадолго до того передал свое войско наместнику Цезаря Фангону. Когда ему было предписано вновь взять на себя командование войском и Фангон не согласился его передать, Секстий начал войну с ним, собрав войско из солдат, уже отслуживших свой срок, толпы ливийцев и отрядов, предоставленных местными царями. Когда оба фланга войска Фангона потерпели поражение и лагерь его был взят, он, считая себя жертвой предательства, покончил самоубийством.

Итак, власть над обеими африканскими провинциями опять вернулась к Секстию; Бокха, царя Мавритании, Луций убедил сражаться с Карриной, наместником Цезаря в Испании, Аэнобарб, переплыв Ионийское море с семьюдесятью кораблями, двумя легионами воинов и некоторым количеством стрелков из лука и пращи, легковооруженных воинов и гладиаторов, стал опустошать области, признавшие власть триумвиров; затем, переплыв в Брундизий, он захватил часть трирем Цезаря и часть их сжег, запер брундизийцев в их укреплениях и стал грабить их территорию.

27. Тогда Цезарь послал в Брундизий легион воинов и поспешно отозвал Сальвидиена с пути в Испанию. Затем и Цезарь и Луций разослали по Италии людей для набора войска; между производившими этот набор было много выступлений друг против друга и менее и более значительных; часто имели также место и тайные козни. Расположением италийцев гораздо больше пользовался Луций как воюющий в их пользу с новыми поселенцами. И не только те города, которые были приписаны к войску, но почти вся Италия восстала, боясь для себя аналогичных мероприятий. Изгнав из городов или убив тех, кто давал Цезарю ссуды из храмовых сумм, они имели в своих руках свои укрепления и обратились за защитой к Луцию. Поселенцы и воины стали на сторону Цезаря; таким образом, и те и другие заняли свое место в этой войне, как если бы она велась из-за их собственных интересов.

28. В то время как все это происходило, Цезарь, собрав сенат и так называемых всадников, сказал им следующее: "Я хорошо знаю, что партия Луция подозревает меня в слабости или трусости за то, что я не выступаю против них; эти обвинения будут высказываться и теперь, потому что я вас собрал. Но моя сила заключается в той части войска, которая вместе со мной терпит обиды, будучи лишаема Луцием земельных наделов, сильна и остальная часть, да и все прочее у меня представляет силу – кроме одной только моей решимости вести борьбу. Ведь неприятно мне вести внутренние войны без крайней к тому необходимости, неприятно употреблять оставшихся в живых граждан для борьбы друг против друга, особенно потому, что эта война не будет только слышна нам из Македонии или Фракии, а разыграется в самой Италии; чего только, не говоря об убитых мужах, не придется испытать Италии, если она станет ареной нашей войны! Вот почему я и колеблюсь; и теперь еще раз я заявляю, что ни я ничем не обидел Антония, ни сам я не испытал от Антония никакой обиды. К вам я взываю, чтобы вы ради себя самих выступили с порицанием партии Луция и добились ее примирения со мной. А если они и теперь не послушаются, тогда я тотчас же покажу им, что то, что я делал до сих пор, было вызвано благоразумием, а не трусостью; вас я прошу быть свидетелями моих слов и перед самими собой и перед Антонием и прошу вас объединиться против дерзости Луция".

29. Так сказал Цезарь. Из числа собравшихся некоторые опять поехали в Пренесте. Но Луций сказал им, что обе стороны зашли в своих действиях уже слишком далеко и что Цезарь неискренен, так как он только что послал в Брундизий легион препятствовать Антонию возвратиться. Маний, в свою очередь, показал и письмо от Антония – подлинное или подложное, – где тот предписывал воевать, если кто-либо будет умалять его достоинство. Когда делегаты сената спросили, умалял ли кто-нибудь достоинство Антония, и призывали его к суду за эти слова, Маний еще много хитро говорил, пока, наконец они не ушли, ничего не добившись. К Цезарю, для сообщения ему полученного ответа, они не пошли – потому ли, что каждый сообщил ему об этом лично, или по другим соображениям, или под влиянием стыда. Итак, война началась. Цезарь выступил в поход, оставив для охраны Рима Лепида с двумя легионами. Большинство знати ясно показало тогда свою неудовлетворенность властью триумвиров и перешло на сторону Луция.

30. В основном течение войны было следующее. Два легиона Луция, находившиеся у Альбы, восстали и, прогнав начальников, отпали от него. И Цезарь и Луций поспешно шли к легионам; Луций опередил Цезаря и вновь привлек легионы на свою сторону многочисленными денежными подарками и щедрыми обещаниями. Когда Фурний вел Луцию еще другое войско, Цезарь напал на арьергард последнего; за Фурнием, бежавшим на холм, а оттуда ночью перебравшимся в дружественный ему город Сентию, Цезарь ночью не решился следовать, опасаясь засады; он осадил днем Сентию вместе с лагерем Фурния. В это время Луций, спеша в Рим, послал туда вперед три отряда, которые ночью вступили тайно в город; сам он последовал за ними с многочисленным войском, конницей и гладиаторами. Так как Ноний, охранявший городские ворота, впустил его и передал подчиненное ему войско, то Лепид бежал к Цезарю. Луций держал перед римским народом речь, в которой говорил, что Цезарь и Лепид тотчас же потерпят наказание за захват власти, брат же его Антоний добровольно сложит с себя власть триумвира, заменив эту противозаконную тиранию консульской властью, властью законнейшей и установленной обычаями предков.

31. Таково было содержание речи Луция. При общей радости собравшихся, которые считали, что пришел уже конец власти триумвиров, он был провозглашен народом императором для войны против Цезаря; войско свое он пополнил из колониальных городов Антония, самые города укрепил. Города эти были дружественно настроены по отношению к Антонию; но в это время квестор Антония Барбатий, не поладивший из-за чего-то с Антонием и в результате этого отосланный им, сказал на задаваемые ему вопросы, что Антоний сердит на ведущих войну с Цезарем, так как тем самым они действуют против общей их власти. Вследствие этого некоторые, не подозревая, что Барбатий лжет, перешли от Луция к Цезарю. Луций двинулся навстречу Сальвидиену, шедшему к Цезарю с большим войском из Галлии. Вслед за Сальвидиеном шли Азиний и Вентидий, полководцы Антония, мешая Сальвидиену подвигаться вперед. Тогда Агриппа, близкий друг Цезаря, боясь, чтобы Сальвидиен не оказался окруженным, захватил Сутрий, местечко, которым дорожил Луций; Агриппа рассчитывал, что таким путем он отвлечет внимание Луция от Сальвидиена на себя и что затем Сальвидиен окажет ему помощь, явившись вслед за Луцием. Все и произошло так, как предполагал Агриппа; Луций, потерпев неудачу в своих замыслах, отправился к Азинию и Вентидию, причем ему мешали Сальвидиен и Агриппа, выжидавшие момента, когда они смогут захватить его в ущелье.

32. Когда их замысел открылся, Луций, не решаясь вступать в бой с двумя находящимися на его флангах противниками, отступил в укрепленный город Перузию, около которого разбил свой лагерь, поджидая войско Вентидия. Там его, а также и саму Перузию окружили тремя армиями одновременно Агриппа, Сальвидиен и только что прибывший Цезарь; остальные войска Цезарь стал поспешно отовсюду созывать, так как здесь, где он держал окруженного со всех сторон Луция, и был главный центр войны. Другие силы он послал препятствовать приближению войска Вентидия. Вентидий и Азиний не были склонны спешить и потому, что вообще не сочувствовали этой войне, не знали, каковы намерения Антония, а также и потому, что ни тот, ни другой, считаясь со своим достоинством, не склонны были передать другому верховное командование. Луций не решался вступать в битву с осаждавшими, силы которых были и лучше, и более многочисленны, и более опытны в военном деле, тогда как он имел войско, в большей своей части впервые участвующее в походе; он не решался также двинуться с места, так как одновременно ему стали бы мешать столь многие противники. Он послал Мания к Вентидию и Азинию побудить их поторопиться на помощь осажденному Луцию, а Тизиена с четырьмя тысячами конницы отправил грабить области Цезаря, надеясь этим положить конец осаде. Сам он отправился в Перузию, чтобы в случае надобности перезимовать в укрепленном городе, пока не явится войско Вентидия.

33. Цезарь тотчас же силами всего войска стал поспешно окружать Перузию рвом и валом на протяжении пятидесяти шести стадий, так как город лежал на возвышенности; он протянул из Перузии к Тибру длинные стены, чтобы отрезать ее от подвоза провианта. Со своей стороны работал и Луций, укреплявший подошву холма другим таким же рвом и валом. Фульвия торопила Вентидия, Азиния, Атея и Калена идти из Галлии на помощь Луцию; затем, собрав еще одну армию, Фульвия послала ее Луцию под предводительством Планка. Планк истребил легион Цезаря, шедший в Рим; но когда Азиний и Вентидий, хотя и неохотно и без уверенности, как отнесется к этому Антоний, все же пошли к Луцию, побуждаемые Фульвией и Манием, и стали пробиваться через армию, отрезавшую им доступ, Цезарь с Агриппой, оставив в Перузии сторожевой отряд, вышли им навстречу. Пришедшие, не соединившись друг с другом, шли без всякого рвения и потом разбежались: один в Равенну, другой в Аримин, Планк – в Сполетий. Противопоставив каждому из них по армии, чтобы они не могли соединиться друг с другом, Цезарь вернулся в Перузию и поспешно стал обносить рвы частоколом, удваивать их ширину и глубину, так что та и другая равнялись тридцати футам; а затем построил окружную стену и на ней воздвиг полторы тысячи деревянных башен, каждую на расстоянии шестидесяти футов одна от другой; стена была снабжена частыми зубцами и другими приспособлениями, рассчитанными на два фронта – против осажденных и против тех, кто подошел бы извне. Во время этих работ происходило много различных стычек и сражений; в метании копий сильнее были воины Цезаря, в рукопашном бою – гладиаторы Луция: в этих боях они истребили большое количество людей.

34. Когда все эти работы были закончены Цезарем, голод охватил войско Луция; бедствие свирепствовало с бешеной силой, так как ни сам Луций, ни город ничего не подготовили против него заранее. Узнав об этом, Цезарь установил еще более строгую охрану. В ночь, предшествующую первому в году новолунию, Луций, выждав праздник, так как тогда можно было рассчитывать на недостаточную бдительность врагов, сделал нападение на ворота вражеского лагеря: так он рассчитывал прорваться через ряды врагов и привести новое войско – войска у него было много повсюду. Но скоро сюда подбежал легион, находившийся в резерве, и сам Цезарь с преторианскими когортами; после энергичной борьбы Луций был оттеснен. В Риме в эти дни народ открыто проклинал и войну и победу, потому что хлеб приберегался только для солдат; врываясь в поисках хлеба в частные дома, народ грабил все, что находил5.

35. Войско Вентидия, считая позором не оказать помощи изнуряемому голодом Луцию, отправилось к нему, в пути сражаясь с воинами Цезаря, со всех сторон их обступавшими и нападавшими на них. Но когда навстречу им вышли Агриппа и Сальвидиен с еще более многочисленным войском, они испугались быть окруженными врагами и направились в местечко Фульциний, в ста шестидесяти стадиях от Перузии; там, окруженные войском Агриппы, они развели много огней, подавая этим сигнал Луцию. При обсуждении плана действий Вентидий и Азиний считали, что следует идти вперед и вступить в бой; Планк же говорил что в таком случае они окажутся между Цезарем и Агриппой: следует выждать событий. Верх взяло мнение Планка. Находящиеся в Перузии сначала обрадовались при виде огней; затем, когда воины задержались с приходом, подумали, что и на них напали враги; когда же огни потухли, решили, что воины истреблены врагами.

Луций под давлением голода вновь сражался всю ночь, начиная с первой стражи и до зари; бой шел вокруг всей окружавшей город стены. Оказавшись не в силах прорваться, он вновь бежал в Перузию; подсчитав, сколько осталось продовольствия, Луций запретил давать его рабам и велел следить, чтобы они не убегали из города и не дали бы знать врагам о тяжелом положении осажденных. Рабы толпами бродили в самом городе и у городской стены, падая от голода на землю и питаясь травой или зеленой листвой; умерших Луций велел зарыть в продолговатых ямах, боясь, что сожжение трупов будет замечено врагами, если же оставить их разлагаться, начнутся зловоние и болезни.

36. Так как не было видно конца ни голоду, ни смерти, тяжеловооруженные, удрученные всем этим, стали убеждать Луция повторить попытку прорваться через укрепления, обещая, что они сквозь них прорвутся во что бы то ни стало. Ободряя их рвение, Луций сказал: "Не так, как этого требовало положение дел, вели мы борьбу еще недавно, теперь же остается или сдаться, или, если сдачу считать хуже смерти, биться насмерть". Все охотно согласились с этим и просили вести их при дневном свете, чтобы ночь не дала кому-нибудь повода уклониться от участия в бою. Луций повел их на рассвете. С собой они имели много приспособленных для борьбы с укреплениями орудий и много лестниц различного устройства. Несли они также с собой орудия, служащие для засыпки рвов, складные башни, которыми опускались доски на укрепления, различные стрелы и камни, также плетеные щиты, набрасываемые на частоколы. Устремившись бешеным натиском, они засыпали ров и перешли через частокол; подойдя к стенам, одни из воинов стали их подкапывать, другие подтаскивали лестницы и башни; взялись за дело все сразу, защищаясь камнями, стрелами и свинцовыми ядрами, с полным пренебрежением к смерти. И то же самое происходило во многих частях войска. После того как они...6, все силы врагов были ослаблены, тем более, что они должны были разделиться на много частей.

37. После того как кое-где на стену были наброшены дощатые мосты, воины Луция с большой отвагой и с большой для себя опасностью сражались на мостах под перекрестным обстрелом стрел и дротиков. Все же они прорвались: несколько человек вскочили на стену, за ними стали следовать другие; и, может быть, они в своей решимости отчаяния и достигли бы чего-нибудь, если бы, узнав, что таких орудий у них немного, лучшие и еще не утомленные из находившихся в резерве воинов Цезаря не подоспели на смену утомленным. Сразу они сбросили солдат Луция со стены, изломали их сооружения, и, уже оказавшись наверху, стали с презрением обстреливать их; у них к этому времени и оружие и они сами все были изрублены, так что уже и голос стал им изменять, но все же оставалось то же рвение. Когда враги стали сбрасывать трупы убитых на стене, снимая с них доспехи, они не могли вынести такого надругательства; подавленные этим зрелищем, не зная, что им делать, они на короткое время остановились, как останавливаются для отдыха борцы во время гимнастических состязаний. Под влиянием жалости к ним Луций звуком трубы возвестил отступление. Но когда воины Цезаря обрадовались этому и стали греметь оружием, как во время победы, солдаты Луция вновь схватили лестницы – башен у них больше уже не было – и с отчаянием понесли их к стенам, чем, однако, не причинили врагам никакого ущерба: дальнейшего вреда они уже вообще не могли причинить врагу. Обежав их всех, Луций просил их более не рисковать жизнью и, несмотря на их жалобы, против их воли отвел их назад.