Текст книги "Lubvi.NET (СИ)"
Автор книги: Антон Соловьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
Тем не менее, мне нравилась такая жизнь. Учеба, работа, изредка концерты, на которых была отличная музыка, некоторая доля здорового безумства и, конечно же, девушки. Но я не заводил в этой среде прочных связей, не стремился завоевать себе друзей. Моими единственными друзьями давно уже стали книги.
Так прошел еще один год. Яркий, красочный и абсолютно бесцветный. Потом было долгое лето 2001-го года. Мы ездили со Светой и ее знакомыми в отдаленное Подмосковье, на берег живописного лесного озера.
Там было много комаров, и все одежда пропахла костром. Мы спали с ней в одной палатке, и на лоне природы наши отношения приобрели некую новизну, что в общем не мешало мне изменить ей прямо там, почти в открытую, за что в отместку я тоже получил измену.
На виду у всей компании мы ломали комедию, корчили из себя обиженных любовников, а ночью предавались любовным утехам и потешались над ними. Было весело, ярко и легко. И ничто не тревожило мою душу, разве что иногда я вспоминал прогулку по Каширскому шоссе и тогда где-то в глубине, на самом дне моего сознания, едва шевелилось странное нечто, но я заглушал его стоны очередной порцией новых книг, музыки, веселья и, конечно же, секса.
Три года яркой сияющей пустоты пролетели словно один день, и даже сейчас я ничуть не жалею о том, что провел их именно так. Глупо жалеть об ушедшем. Прошлого и будущего нет. Есть только настоящее и только ради него стоит жить.
Глава 7. Гимн свободных копейщиков
Весной 2001-года, когда я учился уже на 4-ом курсе университета, случились два очень важных для меня события, которые повлияли на всю мою дальнейшую жизнь. Первое по хронологии и, как мне кажется, по важности, заключалось в том, что я наконец-то обрел долгожданную территориальную независимость. Стоит сказать, что этого момента я ждал очень долго, поскольку из-за соседства родителей мне приходилось либо выбирать время, когда родителей не было, либо искать девушек, не стесненных жилищными проблемами.
Свобода свалилась на меня словно снег на голову. Я очень хорошо помню этот день. Число точно назвать не берусь, но было это где-то между серединой апреля и началом мая. Я вернулся домой усталый как собака: неизбежно надвигалась сессия, на мне висело два курсовика, никак не клеилась очередная статья, да к тому же в личной жизни, не считая Светы, было полнейшее затишье.
Придя домой и похлебав супа, я тут же уткнулся в монитор. Сроки курсовика поджимали, работы было еще много. И я с твердым убеждением в том, что пока его не доделаю сегодня спать не пойду, начал ожесточенно стучать по клавишам и не заметил, как в комнату вошли сразу оба родителя, что тут же меня насторожило.
Обычно, когда они очень тихо и оба сразу входили в мою комнату, случался большой скандал. Однако в последнее время меня ругать было не за что. Учился я хорошо, без хвостов и даже троек, денег у них не клянчил, да и выпившим они меня видели все реже и реже. Часто, вставая перед выбором выпить пива или написать еще одну статью и заработать лишних денег, я выбирал последнее.
Я смотрел на родителей, пребывая в полной уверенности, что меня все равно ждет нравоучительная беседа на тему моей беспорядочной половой жизни или что-нибудь в этом роде, но ошибся. Было бы желание поругать, а повод всегда найдется.
– Андрей, – начал отец, садясь вместе с матерью на диван. – Ты человек взрослый, к тому же мы видим, что ты не бездельник и что-то хочешь получить от жизни.
– Если бы еще с девицами своими разобрался, – не преминула вставить мама, но ее тут же осадил отец. Он очень не любил, когда его перебивали.
– Мы тут с матерью решение приняли.
– Какое? – спросил я, отвернувшись от экрана и с подозрением посмотрев на отца.
– Мы решили бабушкину квартиру на Бауманке продать, добавить денег и купить большую четырехкомнатную в новом районе. Ты как на это смотришь?
– Не знаю, – озадаченно ответил я. Переезжать из района, в котором я вырос и провел лучшие годы своей жизни, мне очень не хотелось. – Я бы не хотел отсюда уезжать, мне нравится эта квартира.
– А ты и не уезжай. – Отец улыбнулся.
– Но! – пытался возразить я.
– Денег нам хватит. Ты же знаешь, у меня дела идут в гору, я маме вообще предлагаю уйти из этой дурацкой школы и лучше помогать мне с делами, а то кроме посаженных нервов никакой радости от этой педагогики.
Мама согласно кивнула.
– Вы что? Хотите сказать, что оставляете двухкомнатную квартиру целиком в мое пользование? – ошарашенно спросил я.
– Ну да. Оформим на тебя и живи. Тем более, тебе через два года университет заканчивать, а там женишься, дети появятся. И вообще, молодым нужно отдельно жить. Я по своему опыту знаю.
– Спасибо! – только мог я сказать в ответ.
– Только тут есть одно НО, – продолжил папа, и я тут же понял, что без подвоха такие хорошие новости не могут обойтись.
– Какое?
– А вот какое. Раз ты сам живешь, ты теперь самостоятельный человек.
– Но я и так….
– Да, ты не берешь у нас денег. Это хорошо. Но питаешься ты за наш счет, за квартиру тоже мы платим. А это немалые деньги. Если ты остаешься жить здесь один, то должен рассчитывать только на себя. Я считаю, что тебе уже пора быть самостоятельным. Ты, конечно, можешь рассчитывать на нашу помощь в кризисной ситуации, как и мы на твою, но теперь ты сам по себе. Понимаешь, что это значит? То есть, если нет денег до зарплаты, то выкручивайся сам. Я в 16 лет из дома ушел, мать тоже сама в 20 стала жить, а тебе уже 21. Тем более, сейчас больше возможностей заработать, а диплом МГУ тебя всегда обеспечит хлебом. Впрочем, ты можешь переехать с нами, там у тебя будет отдельная комната, даже больше чем эта, а эту квартиру мы пока будем сдавать. Почувствуешь в себе силы жить самостоятельно – всегда можешь сюда вернуться. Я понимаю, тебе подумать надо. Это ведь не простое решение.
– Да нет, – тут же ответил я, понимая, что этот монолог – своеобразный тест на зрелость, – Я здесь остаюсь, я привык смотреть на яблоневый сад.
– И будет куда девиц водить, – тут же вставила мама. – Хотя лично я уверена, что порядок в квартире будет не хуже, чем у меня.
Я лишь улыбнулся в ответ, и на этом разговор был окончен.
В принципе так и получилось, что родители меня больше испытывали, чем реально хотели, чтобы я начал все с нуля. Перед тем как окончательно переехать, они забили до отказа холодильник, оплатили мне коммунальные услуги и телефон на несколько месяцев вперед и даже оставили небольшую сумму для подстраховки. Они прекрасно понимали, что свободному журналисту приходится гораздо тяжелее, чем человеку, стабильно раз в месяц получающему зарплату. Так что в большую жизнь я, в отличие от многих своих сверстников, вошел не гол как сокол, а вполне обеспеченным человеком. У меня была своя двухкомнатная квартира.
Все свои вещи родители забрали, и в их комнате стало непривычно пусто. Однако мои книжные шкафы остались, и это было самое главное. Да и книги родители не стали забирать. Мама уже плохо видела и предпочитала проводить свободное время за просмотром мыльных опер, а отец так уставал на работе, что ему было вообще не до того.
Самыми тяжелыми были первые три дня взрослой жизни. Мои кулинарные опыты поначалу не увенчались особым успехом. Котлеты пришлось выбросить, а суп вылить. Хотя я все делал по уму, но все равно получилось невкусно. На помощь как всегда пришла Света, подарив мне советскую книгу «О вкусной и здоровой пище», которую я проштудировал не хуже сборника западноевропейского сонета.
Оказалось, что чем проще пища, тем она еще и полезнее. И я, стараясь сэкономить время, перешел на все вареное и тушеное, а про жареное мясо и картошку просто забыл. Со временем я наткнулся в Интернете на любопытный сайт, посвященный приправам, и понял, что при умелом комбинировании всяких травок можно даже из вареной рыбы сделать великолепное блюдо. Если мне хотелось чего-нибудь жареного или не диетического, то я шел столоваться к Свете или в ресторанчики типа «Кружки» или тех же «Елок-Палок», заведений вполне соответствующих моему достатку.
Кстати, с деньгами у меня тоже все очень быстро наладилось. Еще до переезда родителей я сотрудничал уже с тремя изданиями, а спустя месяц их стало шесть. К тому же я не чурался никакой черной для журналиста работы: текстовое наполнение интернет-сайтов, составление рекламных макетов и прочая ерунда, за которую очень неплохо платили.
Первые два месяца меня все равно посещал страх, что вот мне не заплатят там, отсрочат здесь и я останусь без денег. Но я нашел способ его побороть. От родителей мне достался большой холодильник, и у меня он всегда под завязку был забит едой, а шкафы – макаронами и крупой. Там мне стало намного спокойнее – долг за квартиру не так страшен, а если в доме есть еда, которую можно растянуть на две с лишним недели, то бояться нечего.
Единственное, что я перенес без всяких осложнений, так это одиночество. На вторую ночь я понял, что это именно то, чего мне всегда не хватало – покой и свобода. Ты живешь сам по себе и так, как тебе нравится. Никто не напоминает тебе, что надо делать, из другой комнаты не раздаются зверские звуки рекламы и дурацкие реплики сериалов. Во время первой недели самостоятельной жизни я поймал себя на том, что вообще ни разу не включал телевизор. С тех пор прошло уже более пяти лет, и вредный для здоровья ящик я видел работающим разве что где-нибудь в гостях.
Спустя месяц ко мне в гости напросилась Света. Я был не против. Пока в квартире жили родители, Света здесь ни разу не появлялась. Можно себе представить, что бы случилось с моей мамой, если бы она узнала, что я уже более трех лет живу с женщиной, которая старше меня на… В общем, на очень много лет.
Света напросилась в гости под благовидным предлогом инспекции моего холостяцкого места обитания. Войдя в квартиру и всучив мне бутылку «Merlot», она придирчиво осмотрела каждый угол, заглянула даже под раковину и в кухонные ящики и тут же не замедлила выразить свое восхищение:
– Повезет же бабе, которая выйдет за тебя замуж! – сказал она.
– Вот уж не думаю, – ответил я, при этом очень польщенный. – Сама же знаешь, какой у меня характер, да и надоест мне одна женщина быстро.
– Кто знает…. – многозначительно сказала она. – Ты, кстати, особо не обольщайся. Вон, погляди, какая грязная у тебя микроволновка, да и стаканы надо мыть получше. Но в сравнении с другими мужиками, у которых я бывала в гостях, это несомненный сдвиг в сторону мужской сознательности. Попади эта квартира в хорошие женские руки… – Света мечтательно закатила глаза.
– Ты на что намекаешь?
– Я ни на что. – Света надулась. – Зачем тебе я? Детей у меня не будет. В квартире постоянно будут ошиваться странные личности, которые тебе неприятны, а ты любишь одиночество и покой.
– Пожалуй. Есть будешь? – Я поспешил перевести разговор в более безопасное русло.
Света была настоящей женщиной, причем женщиной, воспитанной в традициях первых неформалов, но при этом не утратившая женских инстинктов. И, как и любая женщина, она очень хотела замуж и, может, где-то в самой глубине души представляла себя в свадебном платье, выходящей из ЗАГСа под руку с мужем.
– А чем кормить будешь? – спросила она.
– Есть суп, мясо тушеное, рыба, колбаса.
– Давай мясо, как раз под красное вино, – сказала Света, натянуто улыбнувшись и старательно пытаясь скрыть накатившую на нее тоску по поводу неустроенной личной жизни.
После ужина мы сидели в моей комнате, допивали вино и разговаривали о жизни. Слава Богу, темы моего возможного супружества мы больше не касались. Света спрашивала меня о том, на что я сейчас живу и хватает ли мне денег.
– Хватает, – вздохнув, ответил я, – Особенно, если выплаты гонораров не задерживают.
– Чтобы не задерживали! – Она подсела ближе ко мне, мы чокнулись бокалами и поцеловались.
– Ну что ж, теперь тебя можно назвать настоящим фрилэнсером!
– Меня? – Я задумался. – Пожалуй, что так. Хотя словосочетание «свободный журналист» мне нравится больше.
– Свободный? – Света усмехнулась. – Где ж нынче водятся свободные журналисты? В Интернете свои опусы выкладывают? Ты пишешь под заказ, под четкий заказ редакции. Тебе говорят, что писать, как писать, чего лучше не касаться. Если ты сделал все правильно, тему раскрыл, то получишь гонорар, так?
– Да, так и есть.
– Тогда ты никакой не свободный журналист.
– Но я ведь могу пойти в другое издание?
– Глупый какой-то спор получается. – Света поморщилась. – Пойми, фрилэнсер, он же свободный копейщик, – это универсальный человек, универсальный наемник. Скажешь, что гнушаешься наполнением для сайтов? Откажешься написать листовку или сделать небольшой перевод?
– Нет, конечно, деньги к деньгам.
– Значит ты фрилэнсер, а никакой не свободный журналист. Я знаю многих ребят, которые в одиночку под ключ делают сайты. Текстовое наполнение на трех языках, верстка, анимация. И все один человек. Возможно, что ты тоже станешь когда-нибудь таким. Пойми, мы всегда будем нужны, потому что мы лучше штатных сотрудников. Мы работаем не с 9 до 18, мы работаем на положительный результат. У нас сильная конкуренция, потому что желающих жить и работать так, как им хочется, даже в ущерб выходным и с минимумом свободного времени, становится все больше и больше. Нам все уши прожужжали о свободе, о выборе. Вот мы его и сделали, но не в пользу пыльной конторы, со своим убогим мирком сплетен, доносительства и вонючей столовой. Мы действительно свободные люди, как ландскнехты в средние века, которые собирались ватагами и ходили от замка к замку, ища, где больше заплатят.
– И бежали с поля боя, если неприятель был сильнее или лорд отказывался платить?
– Ты будешь работать задарма, за идею на чужого дядю? А тут не работать, тут кровь проливать. И вообще, я в современном мире не вижу ни одной реальной идеи, за которую не то чтобы жизнь положила, а которая хотя бы была мне близка! Религия? Ты сам знаешь ответ. Политика? Только если ты один из власть имущих.
– А за любовь? За семью, за близких?
– Я бы помогла им, да что уж там, уже помогала, последнее отдавала, когда самой есть нечего было. Но я столько раз получала взамен ненависть, непонимание. Эти люди могли брать у меня деньги, а потом, напившись, говорить, что Света – шлюха. Так вот, брат свободный копейщик. Если тебя еще не предавали, то значит просто не пришло время. В этом мире можно верить себе, только себе и больше никому. Ты поймешь это, когда станешь старше.
– Но если никому не верить, то зачем тогда вообще жить? – спросил я.
– Жить надо просто ради жизни, потому что мы не знаем, что ждет нас там. Если там вообще кто-то нас ждет.
– Но ты же вроде как веришь в Высшие силы, в жизнь после смерти?
– Мы там будем другими, Андрюх, совсем другими, чем здесь. И мне почему-то кажется, что там мы не сможем продолжить то, что здесь не успели закончить. Поэтому надо просто жить, жить и радоваться тому, что сегодня есть, что поесть, что ты здоров, потому что болеть нынче дорого. Надо радоваться крыше над головой и тому, что мы с тобой пока молоды и привлекательны.
– Spera bonum [8]8
Надейся на доброе. (лат.)
[Закрыть]. Так?
– Вроде того. – Света допила вино. – Только…
– Что? – Мне вдруг показалось, что Света хочет сказать что-то очень важное, и я молчал, боясь спугнуть ее мысль.
– Только…
Я продолжал молча ждать.
– Только любви все равно нет и не будет. У меня ее, в отличие от тебя, никто не забирал, ее просто никогда и не было. Ни с тем парнем, которому я отдалась в тринадцать лет, ни с теми многими, кто был после. Не было у меня любви, Андрюх, и я уже почти согласна на то, чтобы хотя бы меня полюбили, тогда во мне, может, что-то проснется. Знаешь… Я, наверное, дура. Я думала, что ты меня полюбишь.
В этот вечер, я в первый и последний раз в жизни видел, как Света плачет. И я знал, как ее «лечить». Ее не нужно было гладить по головке и говорить, что все еще будет, но также ее не стоило бить по щекам и говорить: «Заткнись, дура!» Свету в эту ночь нужно было трахать. Трахать долго, монотонно, до полного абсолютного исступления, пока окончательно не поймешь, что все, больше не можешь, уже нет сил даже встать с постели.
Она ушла рано утром, разбудила меня в шесть утра и ушла. От вчерашней, полностью разочаровавшей в жизни Светы не осталось ничего. Я видел ту женщину, которую впервые встретил на остановке около метро Пролетарская. Холодную, ироничную и немного циничную. Женщину, с которой очень легко лечь в постель, но чью дружбу так трудно завоевать. Она не верила никому, и, скорее всего, она никогда и ни во что не верила, кроме себя самой. Я наблюдал за тем, как она одевается, как смотрит на себя в зеркало, и неожиданно понял: я бы не смог ее полюбить, даже если бы сейчас волшебный дар любви был по-прежнему со мной.
– Не оставляй у себя дома девиц больше чем на сутки, потом выгнать будет тяжело. У любого человека есть очень поганая черта – он ко всему привыкает. Вот привыкнешь, что у тебя в доме живет Оля, или Ира, или Таня и тебе уже будет плевать, любишь ты ее или нет, ты просто привыкнешь к тому, что она все время рядом с тобой. А потом поздно будет, дети пойдут, и все такое. Так что переночевала – и гони взашей. При этом не делай исключения ни для кого, а особенно для меня. Я ведь такая, могу и остаться.
– Тогда счастливо, мне надо работать, – проворчал я.
– Не ври, тебе спать хочется, – рассмеялась Света. – Ладно, звони. Мне тоже не мешало бы заняться делом. Лучшее лекарство от меланхолии это, конечно же, работа. В этом нам, фрилэнсерам, повезло. Нечем заняться? Всегда есть работа. Давай, звони если что!
Она послала мне воздушный поцелуй и закрыла за собой дверь. Я же вышел на лоджию покурить. Спать мне уже не хотелось, но и для умственной работы мой организм пока еще окончательно не включился. Кипел чайник, скворчала на плите яичница. А я сидел и размышлял над значением слова «фрилэнсер».
Ведь свободными копейщиками называли не только наемников в средние века. В девятнадцатом веке так называли политиков, которые не примыкали ни к одной из партий, а поддерживали ту, которая в данный момент находилась в фаворе. А сейчас так называют таких, как я и Света. Людей умных, талантливых, как нынче модно говорить, креативных, людей, обладающих навыками сразу нескольких профессий и при этом не гнушающихся никакой работы.
Надо написать студенту курсовик? Пожалуйста, раз студенту лень это делать или же он просто работает. Подрядиться литературным негром и написать пару глав в кровавый боевик про бандитов? Тоже нет проблем. Или придумать глупое, пошлое четверостишие на не менее пошлую поздравительную открытку, которую сконструирует кто-нибудь из Светиных коллег. Тоже нет проблем. Лишь бы платили хорошо и вовремя.
Но неужели мое предназначение заключается только в банальном поиске пропитания? Да, есть книги. Но чем больше я их читаю, тем отчетливее понимаю, что я никогда не стану вторым Гюго или Кафкой. Да и никто из моего поколения не станет. Потому что эти великие люди были согласны жить в нищете, согласны были писать ради идеи и большинству из них было не важно, станут ли они когда-нибудь всемирно известными. Нам же подавай славу, деньги. Мы всего боимся, думаем, как бы угодить редактору или заказчику. Я не посмею стереть с компьютера откровенно неудачную статью, потому что знаю, что на любую плохую статью найдется еще более гадкое издательство и я ее рано или поздно продам. Мы не можем себе позволить такой роскоши как сжечь второй том «Мертвых душ». Я не хочу ради своих книг отправиться в изгнание как Солженицын, который несмотря ни на что все равно любил свою Родину, которая исковеркала ему жизнь.
Мы не способны на подвиг, мы меряем творчество авторскими листами и гонорарами за тысячу знаков с пробелами. Нас по-другому воспитали, мы по-другому думаем. И дело даже не в том, что до нас уже все сказали Вергилий, Тацит, Рабле и Байрон. Нам тоже есть что сказать, только мы не хотим говорить то, что никто из наших современников не захочет слушать.
Мы наемники, мы сражаемся не за вассальную присягу и клятву королю, мы сражаемся за деньги. Хотя те, кто нынче работают в штате газет, ничуть не лучше нас. Просто они любят работать в коллективе, а мы законченные индивидуалисты и эгоисты. В этом-то вся разница. Рыцарей больше нет, остались одни наемники. Или, быть может, нет? Сидит где-нибудь в малогабаритной квартире новый Шекспир, пишет себе тихо в стол, а публикует какую-нибудь бульварщину, чтобы прокормить семью. А потом, может, все случится так же, как с Вильямом Блейком, который издавал сборники стихов за свой счет, а стал известным много лет спустя после смерти. Но нужна ли была Блейку посмертная слава? Да нет, скорее всего. Блейку просто надо было писать.
С этими мыслями я сел за компьютер. Открыл чистый лист текстового редактора, но вместо заголовка статьи напечатал: «Глава I». При этом я отчетливо помню, что я еще не знал ни названия своего первого романа, ни даже о чем он будет. Но я точно знал, что мне хочется написать сказку, только чтобы она была обязательно с плохим концом, как в жизни. С плохим концом и совсем маленькой надеждой на то, что не все еще так плохо в этой жизни. Так среднестатистический журналист ко всему прочему еще стал и среднестатистическим беллетристом, про магию я здесь скромно умолчу.
