Текст книги "Дважды украденная смерть"
Автор книги: Антон Соловьев
Соавторы: Вадим Соловьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
– Мне Веру Раскатову, пожалуйста!
Слова «пожалуйста» оказалось недостаточно для той, что сняла трубку. Была ли она не в духе, или слишком занятая, но в ответ Евсеев услышал раздраженное:
– Только мне и делов, звать подружек для кавалеров!
Капитан не успел даже объяснить, что он по делу, а трубка уже зачастила короткими гудками.
«А зачем, собственно, звонить? Не позвала лишь потому, что не захотела, значит, девушка там. Надо ехать. Все равно по телефону разговора не получится. Тем более, надо посмотреть на Веруньку со стороны, попробовать определить, что она из себя представляет».
Магазин – не самообслуживания. Стало быть, можно ходить сколько заблагорассудится, не обращая на себя внимания. Самому понаблюдать за Верунькой.
Кого звать «Верой», капитану спрашивать не пришлось: через несколько минут после его прихода одна из продавщиц крикнула на весь зал кассирше:
– Вера! За пиво не выбивай! Пиво кончается.
Стало быть, за кассовым аппаратом сидела Вера. Только вот которая из двух? Встал в очередь, чтобы понаблюдать за девушкой. Полненькая блондинка с яркой косметикой. С покупателями доброжелательна, спокойна, но застенчивой ее никак не назовешь. К кожуху кассового аппарата веером приткнуты билеты денежно-вещевой лотереи. Вера не забывала предлагать их на сдачу.
Пиво кончилось, кое-кто отошел от кассы. Покинул очередь и Евсеев. Он собрался было пройти к директору, чтобы вызвать туда Веру, если это та, которая ему нужна. И тут услышал как Вера громко объявила: «Товарищи, проходите в другую кассу!» Действительно, в соседней кассе, до сей поры пустовавшей, появилась напарница, а Вера, собрав билеты, закрыла их в ящике с деньгами и, стуча каблучками, направилась к служебным помещениям. Евсеев догнал ее, спросил:
– Раскатова – это вы?
Девушка удивленно подняла брови.
– Нет. А вам Раскатову надо? Ее сегодня нет. Должна была прийти, но почему-то не пришла. Может, заболела.
Капитан хотел было уйти, но решил, что неплохо узнать о Раскатовой побольше. Поговорить хотя бы с этой девушкой, ее тезкой. Назвав себя, Евсеев попросил Веру уделить ему несколько минут.
Ни растерянности, ни боязни – одно любопытство в глазах.
Чтобы придать разговору непринужденность, капитан назвал девушку тезкой Раскатовой, но в ответ услышал.
– А мы и не тезки вовсе. Я – Вера. Она – Вероника. Ее сокращенно то Верой зовут, то Никой. Ей больше нравится – Ника.
Девушка говорила легко, свободно, и Евсеев понял, что здесь он узнает больше, чем из официального источника. Они сидели в комнатке, которая громко именовалась кабинетом директора и сейчас пустовала. Так что беседовать можно было без помех.
– Вы спрашиваете, подруги мы или нет? Не сказать, что неразлучные, но по годам ровня. Вместе работаем. С кем поболтать, иногда и после работы время провести, как не с ней? – И, непроизвольно понизив голос, спросила доверительно: – У нее что-то случилось?
Капитан заверил девушку, что речь идет о людях, с которыми Раскатова, очевидно, знакома. Но чтобы о них разговаривать, не мешает иметь некоторое представление и о самой Раскатовой. Веру Дееву такое объяснение вполне устроило, и она принялась выкладывать о, своей подруге все, что ей было известно.
Вероника работает в магазине после десятилетки. Пыталась поступить в институт. Как будто намерена зарабатывать стаж, но что-то непохоже, чтобы очень рвалась на учебу. Не замужем и пока не собирается. («Чего нам торопиться? Еще успеем в упряжке побегать, погулять надо, пока молодые»). Жених? Какой там жених! Похаживает тут к ней один знакомый. Студент бывший. Из института погнали, сейчас нигде не учится, не работает. Да и заходит-то больше затем, чтобы рублевку занять. Парень ничего на вид, симпатичный даже. С бородой. Они давно знакомы, чуть ли не со школы. Или жили в одном доме. Это у ней самой надо спросить. Родственники? Не знает... Ну есть родители.
Она усмехнулась, что-то вспомнив.
– Был тут один деятель с месяц назад. Вроде, дядюшкой его Ника назвала. Прирулил к открытию магазина, «пузырек» ему понадобился, а ждать до режимного часа – душа не терпит. Вот и вспомнил, что родня в магазине работает...
Девушка замолчала, как бы спохватившись, что коснулась той стороны торговли, о которой сотруднику милиции в общем-то и знать ни к чему.
– Говорите, не стесняйтесь, – подбодрил девушку Евсеев..
– Ну, раз так, слушайте.
И Деева поведала капитану историю о том, как Ника за оказанную родственную услугу, а точнее за то, что отпустила спиртное в нарушение режимного времени заставила его взять в кассе несколько билетов лотереи ДОСААФ. Тот не только выполнил поставленное условие, но даже подарил по билету девушкам. Сказал, что в случае выигрыша он подруг не забудет, а чтобы они знали, выиграет он или нет, переписал свои номера на обрывке ленты от кассового аппарата и заставил Нику взять этот клочок бумаги, хотя она и отказалась брать. И еще телефон Ники записал.
– Ну и как, выиграли билеты? – машинально спросил Евсеев, слегка взволнованный тем, что услышал.
– А я и не проверяла. Не помню уже, где и билет. Да и газета не попадалась, не идти же специально в сберкассу.
Но Евсеева ответ не интересовал. Его интересовало другое.
– По имени не называла Ника своего родственника? И кем он ей приходится, не уточняла потом?
– Седьмая вода на киселе. Дядя, не кровный, а так... Материной сестры муж. По имени она его не называла. Во всяком случае, я не запомнила.
– А тот парень, ее знакомый, его как звать?
– Его-то? Толей.
Глава одиннадцатая
ФЕДОТ, ДА НЕ ТОТ...
У Евсеева стала вырисовываться версия, в которой как будто начали просматриваться действия основных участников драмы. Вероника не выбросила бумажку с номерами билетов и не забыла о ней. Проверив, обнаружила, что ее непутевый дядюшка стал обладателем счастливого билета с крупным выигрышем. Съездила к нему, чтобы убедиться в этом, потом отправила своего бородатого приятеля. Его все видели неоднократно в обществе Васильева. Видимо, входил в доверие и искал случая выкрасть билет. Кроме него о билете не знал никто из собутыльников, этим и объясняется его стремление свести все к шутке, когда Васильев стал намекать на подвалившую ему удачу. Боялся, что старик проговорится, обнаружит себя перед всей компанией. Анатолию это понятно, невыгодно. После того, как Васильев почуял неладное, бородач понял, что надо торопиться. Ударил старика, так как иной возможности заполучить билета не видел, инсценировал пожар. Правда, факт подмены билета не очень укладывается в эту схему. Может, боялся, что пожар обнаружат раньше, чем огонь уничтожит улики?
Где искать Анатолия, знает, конечно, Вероника. Но дело в том, что ее нет не только на работе, но и дома. Сбежала вместе с билетом? Родители о местонахождении дочери ничего сказать не могли. Они сами были встревожены ее отсутствием, но, по их свидетельству, случалось и раньше, что она дома не ночевала. Евсеев оставил номер телефона, по которому просил немедленно сообщить, как только девушка появится. Пока же имело смысл поискать бородача через Клюева. Где-то ведь они встречались, раз приходили к Васильеву вместе? Вопрос, где искать самого Клюева?
Однако все оказалось намного проще. Клюев, вернувшись после отбытия наказания, отметился в соответствующих организациях, встал на учет, получил разрешение на прописку.
Словом, Клюев сидел перед капитаном и хмуро отвечал на его вопросы. Всем своим видом он хотел дать понять: не знает, что от него требуют. Васильев задохнулся от собственной папиросы, как все говорят. А причем здесь он, Клюев?
– А если есть другие данные? Например, что Васильеву помогли задохнуться?
Клюев побледнел. Такой оборот в любом случае не сулил ничего хорошего.
– Мне шьете? – голос у него сразу сел и стал хриплым. – Так не выйдет ничего. Не виноватый я.
– Кто виноват, разберемся. От вас пока одно требуется: честно рассказать, как все было. Это в ваших интересах.
– Нечего мне говорить. Пили, беседовали, пока баба одного дистрофика компанию не испортила. Я ушел, вот и весь сказ. Что там еще было – меня не касается.
Не чувствовалось, чтобы Клюев юлил или хитрил. Слишком смело он себя держал, был уверен в себе, глаз не отводил. Конечно, калач это был тертый, привык к допросам, но наигранность всегда заметна.
– А приятель ваш бородатый, он когда ушел? Кстати, как его звать?
– А я знаю, когда он ушел? И как звать – не знаю. Мускул – и все.
– А где вы с ним познакомились? Вас все время вместе видели.
– Мы с ним и не знакомились. Пили вместе, вот и все знакомство. Такой же он мой друг, как и ваш.
– Где его найти?
– А бес его знает!
– А если без беса? Почему бы вам не помочь нам? Мы к вам по-хорошему, давайте и вы так же.
Клюев пожал было плечами, но потом смекнул, что лучше будет, если он попытается помочь милиции.
– Где «гортоп» пасется, там и Мускул. Скорей всего, он сейчас около пива на «Северке». Туда податься – не ошибешься. Самое его время.
Что такое «гортоп», капитану объяснять не надо. Топать в город в поисках дармовой выпивки – вот смысл жизни гортоповцев. Гуртуются они у пивных киосков. И хоть пиво продается только навынос, гортоповцев это нимало не смущает. Пьют прямо из трехлитровых банок, пущенных по кругу, припадая к ним по очереди. У них всегда «занята» очередь. Очередь они могут уступить за глоток пива, за мелочь, которой им всегда не хватает, но все равно они всегда у пивной «амбразуры». До конца, пока пиво не кончится.
С видимой неохотой Клюев согласился показать наиболее вероятные места пребывания Мускула. При том условии, что покажет издалека, не выходя из машины.
Перед тем, как отпустить Клюева, Евсеев поинтересовался, есть ли у бородача девушка и как ее зовут.
Клюев хмыкнул:
– Бутылка у него подруга. Нету у него никакой постоянной бабы. Я лично не видел.
Бородача привезли быстро, не прошло и часа. Это был высокий широкоплечий парень, с правильными чертами лица, с выражением довольно добродушным и бесхитростным. Окладистая рыжеватая борода его не старила. Мускул источал ощутимый пивной аромат и держался по этой причине независимо и даже с некоторым вызовом.
– За что взяли? – с некоторой долей нахальства и сознанием полной непричастности к каким бы то ни было противозаконным деяниям спросил он.
– Все по порядку. Назовите сначала себя.
Парень назвал себя Николаем Першуновым. И это повергло капитана в смущение. Он даже чуть растерялся. Переспросил:
– Николай, говоришь? А разве...
И смолк, поняв всю нелепость ситуации. Не убеждать же парня, что его зовут иначе. У него ведь и документы, конечно, есть. «Николай, Коля. Коля – Толя. Может, спутала Вера Деева? Уменьшительные имена созвучны, могла не расслышать или забыть...»
Как бы там ни было, а беседовать надо. Тем более, что есть о чем. И прежде всего о том, в чьей руке была бутылка, которой ударили Васильева.
Рассказ о событиях того вечера в изложении Першунова подтверждал в общих чертах то, что рассказывали Карасев и Клюев. Но, по мере того, как Евсеев углублялся в перипетии случившегося, ответы Першунова теряли свою четкость и определенность. Он стал путаться, отвечая на вопросы о времени своего ухода, о том, когда и кем была вылита принесенная им водка, попытался скрыть стычку с Васильевым, возникшую из-за намека покойного на выигранную машину. Капитан понял, что настало время открыть карты.
– Вот что, Першунов. Экспертиза установила, что Васильев погиб не от папиросы, а от того, что его ударили. Бутылкой по голове. Да так, что он потерял сознание. А горящую папиросу уже потом подкинули ему на диван. Что ты по этому поводу скажешь?
Першунов уставился на капитана застывшими глазами, лицо его покрылось вдруг нездоровой желтизной, сквозь которую проступали фиолетовые прожилки.
– А, я что?... Почем я знаю?
– Знаешь. И в твоих интересах самому правдиво рассказать, как все было. Ведь на бутылке остались отпечатки пальцев – перчаток, насколько я понимаю, ты не носишь.
– У вас моих отпечатков пальцев нету...
– Будут, значит. Это уж не твоя забота. Ты лучше рассказывай: все разошлись, ты ударил Васильева, испугался, что убил, потом инсценировал пожар...
– Неправда! Он очухался! Он...
Поняв, что запираться бессмысленно, что он уже по сути дела сознался, Першунов произнес несколько отрывистых фраз:
– Он сам на меня набросился. Я не хотел его бить. Так, легонько задел, чтобы он утихомирился. Он сильно пьяный был, на ходу спал, на стулья натыкался...
– Когда это случилось? Кто видел?
– Да никого не было. Все разошлись, а я вернулся.
– Зачем?
– Так водка же осталась. Да и сигареты я забыл. Сунулся, а курить нечего. Вот и вернулся.
– Васильев еще не спал?
– Не... Он сперва обрадовался, обниматься полез, давай, мол, выпьем. А водку-то я спрятал, он даже не знал куда. А я хотел бутылку втихую забрать да отвалить: чего мне с ним, он уже из соображения выпал. Думал, куревом запасусь и буду рвать, чтобы он мне на хвост не сел. Да и все равно ему лишку было.
– А вас что, кто-нибудь ждал?
– Не... Думал, приму чуток да на похмелку оставлю. Неловко вроде стало, на его же деньги водка-то куплена...
Першунов стал подробно рассказывать, как они еще выпили и как Васильев, окончательно опьянев, стал бросаться на своего гостя. Хватал даже нож со стола, кричал, что не даст себя ограбить.
– Я нож отнял, пихнул его к дивану и – к дверям. Так он меня догнал, в рукав вцепился. А я ведь тоже пьяный был. Маленько озверел. Схватил бутылку, что на столе стояла, крутанул его да легонько и стукнул. Ей-бо, чуток, чтобы отвял он. Его и спичкой свалить в тот момент можно было. Ну, я его подтащил к дивану, забросил. Постоял малость, послушал – дышит. И пошел. И вот те крест, больше я его пальцем не тронул...
– В какое время это было?
– Откуда мне знать, часов-то у меня нету... На трамвайную остановку пришел – еще двенадцати не было.
Записывая показания Першунова, Евсеев размышлял над создавшейся ситуацией. «Чуток стукнул». Да такой битюг, к тому же пьяный, где ему рассчитать силу удара? Быка свалить может, не только пьяного пожилого человека.
Першунов вздохнул.
– Че мне теперь будет? Я же не хотел...
– Это дело суда разбираться и меру наказания определять. А ты считаешь, видно, что можно людей бить по голове чем придется, да еще благодарности за это ждать?
И все же капитан решил немного приободрить парня. Хотя бы для того, чтобы он ответил на еще один важный вопрос.
– Многое будет зависеть от заключения экспертизы. Если все так, как ты говоришь, если он после удара пришел в себя, а уж потом закурил и погиб от собственной папиросы, то тебя можно будет обвинить лишь в участии в драке и нанесении телесных повреждений, не повлекших за собой особо тяжких последствий. То есть, если бы он не закурил, к примеру, то утром проснулся бы и голову щупал, стараясь вспомнить, где это он ударился!
– Во-во! – обрадованно подхватил Першунов. – Я же говорю...
– Ну, ты это адвокату расскажешь. А теперь еще ответь: кроме водки, взял еще что-нибудь у Васильева?
Першунов удивился совершенно искренне.
– Да я что, вор? Водку взял, так она ему все равно ни к чему была. А чтобы я еще что-то... Воровать где ешь-пьешь?
О своей честности Першунов был явно преувеличенного мнения. Что денег он не взял – факт. Но что там какая-то мелочь по сравнению с билетом? Да и деньги, вероятно, еще искать надо было, а местонахождение билета, возможно, было известно.
– А билет?
Можно было, более или менее талантливо разыграть изумление, переспросить, чтобы оттянуть время. Першунов просто смотрел на капитана преданными глазами, уверовав в его объективность и доброжелательность. Он просто ничего не понял: какой билет, при чем тут билет? И спросил невпопад:
– Куда билет?
«В кино!» – чуть было не сказал с досады Евсеев. Действительно, как в поговорке: «Федот, да не тот». Не ошиблась, значит, Вера Деева – там все же Толя, а не Коля. С Коли придется пока взять подписку о невыезде, а вот Толю надо искать.
Но все же спросил еще на всякий случай:
– С Вероникой когда последний раз виделись?
Першунов настолько осмелел, что даже позволил себе улыбнуться:
– Что-то я перестал вас понимать, начальник. Такие имена, я считаю, только в книжках бывают. В натуре мне лично встречать не приходилось...
Глава двенадцатая
ЛАРЧИК ПРОСТО ОТКРЫВАЛСЯ
В утро после той ночи, когда родители Вероники не дождались ее, а капитан Евсеев тщетно пытался выяснить, куда исчезла девушка, сама она тоже не очень четко представляла, где находится. Во всяком случае, первые мгновения. Она очнулась от тяжелого забытья на широкой деревянной кровати под легким покрывалом. В полуоткрытое окно веяло прохладой. Легкое прикосновение свежего воздуха, колыхнувшего кремовую штору, она ощутила, как только откинула покрывало. По обнаженному телу пробежал озноб. Поискала глазами одежду, обнаружила ее ни кресле поблизости. По обстановке заключила, что эта просторная комната – гостиничный номер. Поспешно стала одеваться, поглядывая на придвинутый к кровати журнальный столик. Там стояли бутылки с минеральной водой и пивом, лежал на тарелочке виноград; не забыты были и сигареты. Даже открывашки рядом с чистым стаканом... Сумочка с деньгами лежала на кресле под одеждой. Все на месте.
И все же тревога на оставляла ее. Она потянулась за пивом. Пила прямо из горлышка, пока не избавилась от неприятной сухости во рту. Взяла сигарету, присела на кровать. Затянувшись, стала восстанавливать ход вчерашних событий.
Они приехали сюда в этот номер с Мишей. Спутник ее сказал, что снят номер специально для нее, все оплачено, ни о чем беспокоиться не надо. Толик тоже спит в гостинице, там, где его оставили. Проспится, его позовут, если будет в нем надобность. А сначала – в ресторан, там Ашот ждет уже.
...Смутно помнит, как вернулась из ресторана. Там, за столиком пыталась вначале сдерживаться, потом отпустила вожжи. Подходили какие-то люди, приглашали танцевать, с соседних столиков присылали шампанское. Когда Миша стал прощаться, она отнеслась к этому довольно спокойно. Только спросила, не забыл ли он чего, не перепутал ли? «Все будет в ажуре!» И прижимал руки к груди. Ашот тоже подтверждал, что все будет как надо.
А потом она полностью перешла на попечение Ашота. На всю ночь.
Она потерла лицо ладонями. Нужен ей этот Ашот... Оставить билет в камере хранения! Какая глупость!
Она вспомнила, что Ашот просил ее утром не беспокоиться, никуда не уходить. Номер за ней. А он с утра съездит по делам и вернется. Ну, нет, надо на вокзал, выручать билет! Сейчас поедет, найдет того, кто там на вокзале за эти камеры отвечает, расплачется, скажет, что бумажку с шифром затеряла. Что, ей не откроют, что ли! Эта мысль ей еще вчера пришла в голову. Конечно, она сделала вид, что верит всей этой чепухе с хитроумным набором, когда ни одна душа в мире не знает поставленных на шкале секции цифр.
С Ашотом договорились вместе провести день. Съездить куда-нибудь на озеро, покупаться, позагорать. Только вот, что на работе? «Что-нибудь придумаем».
У нее, собственно, не возникало намерения обманывать этого чудика Мишу. Конспиратор... Конечно, если он сделает все, как надо, она отдаст билет. Возможно, поставив дополнительные условия. Там видно будет...
Она потягивала пиво и строила планы. Настроение заметно улучшилось. Виски перестало давить. Когда вторая бутылка стала подходить к концу, ей и вовсе показалось, что все складывается как нельзя лучше. Она отлично запомнила, как выглядит сумка, а главное – количество книг и их названия. Никто не засомневается, не придерется.
Но именно при воспоминании о книгах ощущение тревоги вернулось к ней. Что же? Билет в книгу положила она сама. Сумку Миша поставил нормально, дверцу захлопнул, подергал.
И вдруг она поняла что. Она запоминала книги, чтобы перечислить их, когда будет просить открыть ячейку. Но ведь и он может сделать то же самое!
Простая эта мысль, не приходившая доселе в голову, на какое-то время лишила ее сил. Она откинулась на подушку. «Не может быть, не может быть», – стучало в висках. Опять стало сухо во рту. Она поднялась, прошла в ванную комнату. И там, в раковине, наполненной водой, она увидела нераспечатанную бутылку шампанского. Это, конечно, предусмотрительный Ашот постарался. Но сейчас было не до него. Плохо слушающимися пальцами, она сорвала проволоку, бросая на пол обрывки серебряной фольги, раскачала пробку. Бутылка слабо выстрелила, газ завился у горлышка, подобно слабой струйке дыма. Она наполнила стоявший тут же на полке стакан, не заботясь о его чистоте, сдувая пену, выпила. Посмотрела на бутылку, поставила. Нельзя больше пить, еще чего доброго придерутся, уловив запах. Скажут, немудрено, что забыла шифр, пошлют сначала проспаться. Скорее на вокзал.
Она пробежала мимо дежурной по этажу, опасаясь что сейчас ее остановят.
Никто ее не остановил, ни о чем не спросил. Она уже пробегала по аллейке сквера, разбитого перед фасадом гостиницы, когда у клумбы с цветами путь ей преградил поднявшийся со скамейки человек. Поглощенная своими мыслями, стремясь как можно быстрее увидеть где-нибудь свободное такси, Ника ничего не замечала вокруг и сейчас в испуге отпрянула. Испуг сменился радостью: перед ней стоял ее потерянный было спутник.
– Уф! Испугал! Откуда ты такой? Ну, и видок у тебя... Зеленый, как три рубля.
Парень тоже пробудился совсем недавно, и так же, как Ника, один в номере. Состояние его после вчерашних необузданных возлияний требовало «поправки». Но исчез его новоявленный друг в кепке, а главное, исчезла чудо-подушка. «Надо сматываться от греха подальше», – сообразил он все же, не без оснований полагая, что просто так, без причины поспешно не бегут. Да и разговоры эти подозрительные...
В сквере он присел, чтобы немного прийти в себя, осмотреться. Появлению Ники он тоже обрадовался, но все же сдерзил:
– Зато ты, как новый полтинник, блестишь... Со всеми представителями гор переспать, наверно, успела? Прямо сейчас из постельки?
– Не твое, как говорится, собачье дело. Пить надо меньше. Что, небось, здесь и спал?
Толик посчитал вопрос не заслуживающим внимания.
– Освежиться бы надо, – высказал он желание, преобладающее в нем над всеми остальными. – Давай развернись, за твои грехи страдаю.
Ника задумалась на миг, потом решительно взяла парня под руку.
– Пойдем. Проводишь меня до вокзала, там мне надо кое-что сделать. Помощи от тебя не потребуется никакой. Разве что моральная поддержка. А там найдем что-нибудь и для твоей страждущей души.
«Страждущую душу» вполне устроили бы и ассортимент гостиничного буфета, зачем еще куда-то тащиться? Но хозяин – барин, он же лицо зависимое. Тем более, что никаких иных перспектив не предвиделось.
Подвернувшееся такси через несколько минут доставило их на вокзал. К просьбе открыть шкаф камеры хранения дежурная по вокзалу отнеслась довольно спокойно: на большом вокзале таких случаев сколько угодно. И шифр забывают, и бумажки с записями теряют, и набирают неточно, и «колдуют» у камер не всегда со свежей головой.
Нику охватило волнение, когда мужчина в железнодорожной форме, открыв специальным ключом замок, потянул на себя дверцу. Она даже зажмурилась от страха. Дверца, слабо щелкнув, открылась. Сумка стояла на месте. Теперь, когда ее ремень был уже в ее руках, она еле дождалась момента, когда дежурный, занятый своими делами, отошел. Она выхватила, замирая от страшных предчувствий, «Курс статистики», приоткрыла 47-ю страницу, тут же захлопнула, шумно вздохнув. Это был вздох облегчения: билет был на месте.
Сразу забылись все переживания, отпали все подозрения.
– Надо отметить – еще не охладев от горячки возбуждения, предложила Ника. – Ты не против?
Он бы еще был против! Конечно, спутник Ники ничего не понимал в происходящем и только таращил глаза, слушая объяснения о каком-то забытом шифре, о книгах для главного инженера совхоза и молчал: не его это ума дело. А вот «отметить» – это другой разговор!
Вокзальный ресторан был еще закрыт, но местным гурманам хорошо было известно кафе, расположенное в многоэтажной части вокзала и весьма претенциозно названное «Седьмое небо». Лифт доставил их к цели. Сжимая в руках ручки обеих сумок, большой и маленькой, Ника направилась к самому крайнему столику. Толик хотел избавить девушку от неудобной ноши и взялся было за ремень спортивной сумки, но она неожиданно резко выдернула ее.
– Тебе же неудобно с ней таскаться, – оправдываясь, пробормотал Толик, но настаивать не посмел.
Ника, устроившись за столиком, придвинула к себе пустой стул и примостила сумку на нем. Спутник ее привык ко всякого рода чудачествам и не обратил на этот жест ни малейшего внимания. Его больше волновало, на что размахнется распорядитель кредитов. О билете, как о реальной финансовой величине, он уже как-то забыл. Легкомысленные действия Вероники давали все основания предполагать, что дальше амурных похождений билетно-валютная операция не двинулась. Поэтому он осторожно осведомился, не уточняя, что же они пришли отмечать:
– По пиву ударим?
Ника сделала гримаску:
– Ты можешь лакать пиво, а я хочу шампанского.
– Что, золотой телец приручен? – Толик оживился. Неужели этот хмырь и в самом деле оказался мешком с деньгами. И все выложил? Что-то не верится.
Официантка принесла шампанское. Они выпили «за успех предприятия», закурили. И только тогда девушка заговорила.
Она принялась рассказывать о Мишином предложении перечислить деньги, о том, как они делали вклады в разных сберегательных кассах, о заведенных сберкнижках, о наличных, которые дал ей Миша для «округления» задатка. Толик слушал с возрастающим интересом. Ника, подогреваемая этой заинтересованностью, а еще больше – шампанским, все больше увлекалась своим рассказом. Теперь ей и самой казалось, что действовала она умно и решительно.
– Оставить билет в камере хранения! – ахнул Толик не то восхищенно, не то испуганно. – И ты на такое решилась?
– А вот представь себе, решилась! И как видишь, не промахнулась.
Она похлопала ладонью по сумке, красовавшейся на стуле, поблескивающей своими лакированными боками...
– Пролететь же было можно... Ты проверила, все в порядке? Вон как ты легко забрала сумку безо всякого шифра.
– Ты же видел, сумка на месте, билет там, куда я его положила...
И она потянулась за сумкой. Вынула книгу, достала из нее билет, положила перед собой. Склонилась над маленьким бумажным прямоугольничком, на котором изображен стреляющий из винтовки человек. И вдруг бессильно откинулась на спинку стула с побелевшим лицом:
– Подменил... Подменил, мерзавец! Совсем не тот номер...
Глава тринадцатая
РОДСТВЕННЫЙ ВИЗИТ
Едва капитан Евсеев вернулся к себе, дежурный передал ему: звонила Раскатова. Просила передать, что дочь дома.
«Вот это спасибо! Забеспокоилась, стало быть, мамаша. Сейчас же пойдем знакомиться».
Но «сейчас же» не получилось: вызвал Бахарев. Что ж, капитан и сам намеревался посетить своего начальника. По сути дела, можно уже докладывать о том, что задание выполнено: «автор» гематомы, обнаруженной у покойного, выявлен и «авторство» свое признал. Вот только ребус с билетом еще не разгадан. Девочка-то объявилась, надо с ней побеседовать.
– Дался тебе этот билет, – поморщился Бахарев. – Где у тебя заявление о его пропаже? Предполагаемого владельца нет в живых. Родственники по всей вероятности ничего даже и не знают...
– Не знаю насчет остальных родственников, но одна знала. И я как раз собрался с ней на эту тему поговорить.
– Препятствовать не стану, если чувствуешь, что за этим что-то есть. Но в «ювелирном деле» образовались кое-какие проблески. Тебе придется заняться разработкой одной из версий. Связано с поездкой. В южные края. Благодатные, курортные.
– Тронут заботой руководства. А что конкретно?
– Конкретно еще обсудим. Но ориентировочно, чтобы ты уже начал думать в нужном направлении, исходные данные такие: в Шахтерске нашим работникам поступил сигнал. Очень любопытный. Одна гражданка, не самого примерного, прямо скажем, поведения, вдруг начала продавать золотые безделушки. Одной сережки, другой колечко, брошку, булавку... И думаешь, почём? За бутылку! У ней свой домишко, живет она давно уже одна, перебивается случайными заработками, попрошайничеством. Алкоголичка... И вдруг такое! Наследство получить неоткуда, на клад тоже не походит: вещи новые, изготовленные в наше время. Выявить тех, кто соблазнился на дешевку удалось, идентификация подтверждает предположение, что это из тех, украденных. Но дальше снова цепочка расследования прерывается.
– А она, обладательница золотого запаса, совсем ничего не хочет говорить?
– В том-то и дело, что она почти не запиралась. Вначале бормотала, что нашла, потом призналась: действительно нашла, но в подполье собственного дома. Что уж она там искала, зачем ей туда понадобилось, если в доме у нее – шаром покати, но факт тот, что обнаружила. Кто положил, она не знает. Может только предполагать. Предполагать, впрочем, нетрудно. У нее есть сын. Живет в городе, там работает. Где-то слесарит, как она выражается. Только он мог положить в углубление под слегой пола два целлофановых пакета с такими дорогими игрушками. Засунул, небрежно присыпал. Сделал, по всей вероятности, в один из своих приездов. Но к тому моменту, когда работники милиции захотели осмотреть «золотую жилу» сами, там уже ничего не было, кроме упомянутого углубления...
– Фантастика, – усмехнулся Евсеев. – Колдовство.
– Да, если бы не вполне реальные вещицы, которые мы изъяли у любителей дешевых украшений. Точнее, дорогих, но за бесценок.
– А где же сынок?
– Ребята из группы, ведущей расследование, тоже хотели бы это знать. Да, да, – покивал Бахарев, видя, что его собеседник хочет что-то возразить. – По имени, фамилии, году рождения нашли и место работы, и место жительства. В общежитии. Но и только лишь. А не самого парня. Его и след простыл.
– Что он из себя представляет, удалось выяснить?
– Зеленый мальчишка. Тихий, не очень приметный. Ни у его непосредственных руководителей, ни у тех, с кем он работал рядом или жил, никогда не возникало никаких сомнений по поводу абсолютной безобидности паренька. Работал незаметно, без нарушений. Жил тоже. Ребята, из одной с ним комнаты, не припомнят случая, чтобы он с кем-то повздорил, поругался. К нему никто не приходил. Выпивши бывал иногда, но вел себя спокойно. Со своими почти не общался, от компаний воздерживался. Так что окружение не выявлено.
– А какие-нибудь родственные связи?
– Мать сказала, что где-то есть дядька. Но никаких отношений (это ее брат) с ним давно уже якобы никто не поддерживает. Последнее его вероятное местонахождение – где-то на Кавказе.
