Текст книги "Дважды украденная смерть"
Автор книги: Антон Соловьев
Соавторы: Вадим Соловьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
– Эту деталь, я имею в виду водку, а не адрес, Подгорный тоже не счел нужным от меня скрывать. А вот насчет адреса пришлось вытягивать.
Они помолчали; каждый обдумывал ситуацию. Рунге спросил:
– Как считаешь, есть смысл там караулить еще?
– Думаю, да. Несколько вечеров угробить на это придется. Если он убийца, но почувствовал, что его никто не подозревает, можно спокойненько заявиться на насиженное место. Привычка – дело такое. Друзья опять же. Кстати, Назарова обещала припомнить, с кем у этого Славы бывали еще контакты. Может, кого покажет, а через них на Славу выйдем. Где-то он живет, работает.
– Может, и не работает. Надо фоторобот составить – теперь уже со слов двоих, достаточно точно можно вылепить. И разослать.
– Понял. Принимаю к исполнению.
– И держи меня в курсе. Чуть что – сообщай. Сам понимаешь, начальство уже беспокоится.
Когда дверь за Фроловым закрылась, Рунге подвинул к себе телефон. Сегодня обещали дать ответ относительно возможной связи Корзуна с недавним объявлением инюрколлегии. Компетентные органы достаточно определенно выяснили: никакой предосудительной деятельностью, в частности, шпионской, Корзун Степан Викентьевич никогда не занимался. Он был из числа репатриантов, вернувшихся на Родину из Китая в середине-конце пятидесятых. Жил в Соединенных Штатах Америки, Австралии, но в конце концов предпочел вернуться в Союз. В Австралии – родственники, а именно теща, мать его погибшей в автокатастрофе жены, ее братья и сестры. Был ли кто-то у Корзуна в Штатах (а именно оттуда шло наследство, упоминаемое в объявлении инюрколлегии) – не установлено. Установить сейчас, когда Корзуна уже нет в живых – во сто крат сложнее. Надо запрашивать австралийских родственников Корзуна. Вряд ли кто-то из них что-то завещал. Но, может, им известно, под каким именем жил Корзун в Штатах.
Телефон молчал. Рунге глянул на часы. Да, еще рано. Если что-то выяснится, так разве что к вечеру.
* * *
– Никогда бы не поверил, если б мне сказали, что моя милиция меня не только беречь будет, но и каждый вечер будет водить в «Сугроб» поить пивом. Слушай, Коля, а нельзя с утра ходить сюда, чтобы еще и рабочее время шло, восьмерки бы мне проставляли. Я здесь сижу пиво пью, а на работе числюсь, как выполняющий особо важное задание. Как?
Николай снисходительно улыбался, разглядывая струйку дыма своей сигареты. Кружка пива, нетронутая почти, стояла перед ним, тогда как Эдик принимался уже за третью. Но со стороны выглядело так, будто два закадычных друга давно и хорошо сидят.
Официантка тоже, похоже, вошла в роль. Во всяком случае, когда ей приходилось заниматься столом этих двух молодых людей, она улыбалась по-особому – заговорщически.
– Что такое фоторобот сейчас каждый первоклассник знает, и по телевизору видел, – заговорил Николай. – Ты, я думаю, тоже это хорошо представляешь. Инженер все же...
– А как же! В каком это кино недавно показывали? Подъезжают глаза. Не те! Другие. Не те! Вот, пожалуй, эти. Потом нос. Рот. Борода... Представляю.
Эдик был уже в весьма оптимистичном настроении, как говорится, махнул рукой на все тревоги и страхи.
– Вот завтра с утра ты тоже будешь сидеть и определять, где то, а где не то. Усек?
– Всосал. В рабочее время – за милую душу.
– Клава тебе помогать будет. Вернее, вместе вы этим заниматься будете.
– Хм... Была бы посимпатичней. А то не баба – железобетон. Крупнокалиберная. «Ты агрегат, Дуся, ты, Дуся, агрегат! Ты, Дуся, агрегат, на сто киловатт!»
– Ничем не могу помочь. Значит, в девять ноль-ноль. Пойдем в лабораторию составлять фоторобот.
– Робот, робот, – забормотал вдруг Эдик, вцепившись Николаю в рукав. – И перешел на шепот: – Вон он, без робота нарисовался!
Несмотря на то, что лейтенант Фролов, не особенно веривший в быструю возможность встречи, все же готовился к ней, прикидывал всякие возможные ситуации, сейчас он слегка растерялся: все получилось не так, как он «проигрывал» в своих расчетах. Условный знак своим помощникам, сидевшим неподалеку, он подал, но было слишком неожиданно, что «зверь» чересчур прямолинейно «бежал на ловца». Слава сходу заметил своего недавнего знакомца и шел прямо к нему, широко улыбаясь. Он сменил зеленую куртку с красным флажком на потертый кожаный пиджак. К улыбке теперь добавились еще приветственные жесты, а в момент соприкосновения или стыковки, выразившихся в крепком рукопожатии, на детектива и его невольного пособника обрушился поток громких, почему-то испанских слов.
– Венсеремос! Патриа о муэрте. Но пасаран!
И поскольку стулья от их стола были предусмотрительно официанткой убраны, Слава громко потребовал стул. Естественно, никто не бросился его приказание выполнять, он схватил его сам от соседнего стола.
Николай попытался перехватить инициативу.
– Садись, садись, – стал он радушно приглашать неожиданного (точнее, ожидаемого, но не совсем так). – Сейчас пивка закажем!
И бросился к официантке.
– Это он, – уверенно подтвердила она. Ошибки не было.
– Пива принесите. И не мешайте нам. Понадобится помощь – я шепну.
И вернулся на место, где Слава уже гудел добродушно:
– Кенты! Надо бы за встречу по чуть-чуть. С этого пива только ссать электролитом будешь... Ты ведь Эдька, я не забыл? Тащи молока! Бабки есть.
И он вытащил небрежно пачку денег (никак не меньше тыщи, отметил про себя Фролов), и отстегнул купюру.
– Держи четверть. Ты помоложе.
– Да где же я сейчас возьму?
Пивной кайф слетел с Эдика. Он напрягся, побледнел и явно не представлял, как вести себя в создавшейся ситуации.
– Ну ты че, в натуре, – заговорил Николай вдруг на жаргоне, близком многим сидящим в этом прокуренном, пропахшем пивом и рыбой зале. – Подкатись к рэксу. Отоваришься за три секунды. А стоянка за углом, знаешь?
– Бу сделано. – Эдик с явным облегчением принял поручение. Малоприятная операция доставания водки в позднее время на этот раз освобождала его от еще менее приятного общения со Славой и позволяла ускользнуть хотя бы на время от событий, ничего хорошего не предвещавших. На Славу он поглядывал с затаенным страхом: он успел утвердиться за это время в мысли, что его случайный собутыльник и есть убийца Корзуна. Что же касается самого Славы, то он был настолько «хорош», что ему было плевать на то, кто и что сейчас о нем думает. Уже в дверях, бросив взгляд на оставляемую компанию, он отметил, что Слава и Николай углубились в самую задушевную беседу. Слов слышно не было, но Славино гуденье явно заглушало мягкий и вкрадчивый голос Николая, в основном поддакивающего своему новоявленному собеседнику.
* * *
Есть на земле немало профессий, обладатели которых почти никогда не отключаются от своих дел: они их занимают и во время отдыха, и во время личных занятий, словом, всегда...
Профессия следователя – одна из таких. Коль уж человек влез в расследование, оно ему не дает покоя ни днем, ни ночью. Рунге в версию «Подгорный – Незнакомец» и верил, и не верил. «Фифти-фифти», как модно стало выражаться. Хотя почему «фифти»? Может, и вообще нуль... Все может быть...
– Ладно, начальник. Твоя взяла...
Слава обхватил голову руками... Лицо его было помято, борода не выглядела окладистой – она торчала клочками.
О человеке, который сидел напротив него, Рунге знал уже достаточно много. Судим. Мелкая ходка – хулиганство. На среднем пальце руки соответствующая этой статье (206-й УК РСФСР) наколка. Но вот отпечатка ни этого, ни какого-либо другого пальца найти в квартире Корзуна не удалось. Будь такой отпечаток – и в деле можно было бы поставить точку. А сейчас что? Улик – ноль целых, ноль десятых...
– Откуда у вас столько денег с собой, Шульгин?
– Я же не спрашиваю, откуда у вас денег нету. Заработал.
Мог и заработать. Нынче деньги появляются в карманах людей вроде бы совсем из ничего. А Шульгин, как выяснилось, последнее время работает форматором в скульптурном цехе художественного фонда. Бывают такие заказы, что деньги хоть лопатой греби.
– Я же сказал. Твоя взяла. Бери штраф, сколько положено и сколько неположено. За трезвяк, за мордобой, за мат и оскорбление властей. Только выпустите. Тошно тут у вас, да и работать мне надо, бабки хорошие в руки плывут.
– Вот разберемся, определим, кто чего стоит и кто за что отвечать должен, и отпустим.
– Да мои грехи любой сержант отпустить может, а меня как гангстера какого за решетку под замок упрятали. На пятерку всех моих прегрешений всего.
– А может, и поболе. Давайте вместе посчитаем. Как говорят, на пальцах... – Рунге и в самом деле стал загибать пальцы.
– Вспомним вчерашний вечер. Спиртные напитки в пивбаре распивали – раз. Дебош устроили – два. Милиции сопротивлялись – три. На пятнадцать суток «заслуг» у вас набирается. А требуете выпустить.
– Да не сопротивлялся я! Это Колян все учудил. Сломался парень на глазах – за пять минут выехал. Все был нормальный и сразу пьяней самогона стал. Артист! А мне была охота по спине дубинкой заработать.
Рунге усмехнулся. Действительно, Фролов неплохой поставил спектакль. Притворился пьяным, помощники подыграли, а тут и спецфургон подоспел. Дилижанс, как его уважительно алкаши именуют. Запихнули в машину несколько человек, хотя нужен был только Шульгин. С возможным обоснованием пятнадцати суток. С таким расчетом, что вдруг за трое положенных по закону раскрутить его не удастся. Через семьдесят два часа либо предъяви обвинение, либо отпускай на все четыре... Шульгину впору идти прокурору жаловаться на незаконные действия милиции, но что делать – уж больно серьезное подозрение висит на Славе.
– Ладно, Шульгин, вы правы. Пусть вашим поведением занимается милиция. У меня к вам есть вопросы, ко вчерашнему вечеру не относящиеся. Причем, предупреждаю, что это вполне официальный допрос, так что все, что касается ложных показаний, попыток скрыть истину влечет за собой последствия, сами знаете какие.
Шульгин посерьезнел и насторожился.
После того, как была заполнена формулярная «шапка», Рунге перешел к интересующим его вопросам.
– Вы можете мне с определенной ясностью сказать, что вы делали восемнадцатого сентября после двадцати двух часов тридцати минут?
– Вот вопросик! – Шульгин даже изобразил нечто вроде смешка, хотя в глазах мелькнула тревога. – Я что, по-вашему, по хронометру живу? Все запоминаю и записываю? Но самое верное, пожалуй, если скажу, что спал. Время-то детское. Что я еще мог делать?
– Допустим. Тогда так: фамилия Корзун вам что-нибудь говорит?
Шульгин ответил легко, не задумываясь:
– Нет. Впервые слышу.
– А если подумать?
– Корзун... Корзун... Вообще-то что-то такое на задворках памяти маячит. Но какое мне до него дело? На брудершафт я с человеком под такой фамилией не пил, это точно.
– А без брудершафта?
– Да никак не пил. Что мне, кроме него, пить не с кем?
– Тогда давайте так. В указанный день и час вы намеревались пойти к Корзуну домой. Это может подтвердить свидетель.
– А за каким хреном я должен был к нему пойти? Да еще в такое позднее время. Он что, мне должен был?
– Выбирайте выражения. Зачем вы собирались – вам лучше знать. Но что намерение у вас такое было – установлено точно. Вы ведь даже адрес записали.
Рунге вынул из ящика стола записную книжку.
– Ваша?
– Ну моя.
– Эту запись вы делали? – Рунге поднес книжку к глазам Славы.
– Ну я.
– Я вам помогу вспомнить, где и при каких обстоятельствах. Этот адрес вам продиктовал Подгорный Эдуард Михайлович. Все в тот же интересующий нас вечер.
– Ну и что? Только я никакого Подгорного не знаю.
– Вот здесь-то вы говорите явную неправду. В одном и том же пивном баре вы с ним пили и вчера, и восемнадцатого. Да, да. С Эдуардом Подгорным.
– Эдуардом? С Эдькой, что ли? Фу ты черт! Так бы и говорил. Ну, тогда понятно. Припоминаю. Ну и что этот Корзун? Он, Эдька, болтал, наследство вроде получил? С Австралией что-то связано?
– Все так. Но не это сейчас главное. Главное то, что в тот же вечер Корзун в своей квартире был убит.
– Убит? – Шульгин переспросил, вникая в суть сказанного. Потом с изменившимся лицом спросил тихо:
– Так вы что, считаете: раз я его адрес записывал, то и убивать сразу пошел?
– Тогда расскажите, как было дело.
– А не было никакого дела. По пьяни действительно у нас возникла такая идея – пойти поздравить человека. Тем более, Эдькиного дядю. Но он так накушался, что и дома дядиного не нашел.
– Но у вас же был адрес.
– Ну и что? У меня не было времени этот адрес разыскивать. Я спешил.
– Куда, если не секрет?
– Не секрет. На вокзал спешил. Не было у меня времени убивать. В одиннадцать я уже отчалил в Карамыш. Там у нас заказ срочный. Оттуда я вчера и вернулся. Там и бабки скалымил, которые вас заколебали.
– Кто подтвердит?
– Да вся бригада наша. У бригадира, наверно, и билеты сохранились.
– А Подгорный знал об этом? Что уезжаете?
– Я ему говорил, но он давно уже отключился. На автопилоте был, так и домой, видно, добирался. Если добрался. Вчера я его о том не спрашивал. Не дали поговорить, суки...
– Давайте без выражений. Все, что вы сказали, проверим. А с милицией выясняйте отношения сами...
...И таких разочарований в практике Рунге было предостаточно. Но переживать их каждый раз нелегко. Версия с бородатым убийцей лопнула. В этом уже не было сомнений: проверяй не проверяй – чутье подсказывало, что Шульгин говорил правду...
* * *
Как утопающий за соломинку, он опять взялся за газету, которая уже замызгалась от бесчисленных к ней обращений. Ну что, собственно, ожидал он увидеть, открывая газету на последней странице? Объявление инюрколлегии он уже знал наизусть. Может, в очертаниях фамилий, в названиях что-то вдруг новое увидится?
Рудольф Христофорович усмехнулся своим мыслям. Он бегло глянул на объявление, и в тот миг, когда стал сворачивать газету, увидел нечто, поразившее его, словно удар током. Цифры! Нет, не в объявлении инюрколлегии, а ниже, под ним. Цифры! Он же их видел недавно, этот ряд цифр, числом пять. Они недавно стояли у него перед глазами. Где? Да в тетрадке же этой, которую он отдал в шифровальный отдел.
Рунге захохотал, как, вероятно, хохочут внезапно лишившиеся ума люди. Но смех был коротким. Он впился глазами в этот ряд цифр и стал спокойно анализировать возникшую вдруг ситуацию. Цифры, которые он сейчас видел, были выигрышем в спортлото. Сам Рудольф Христофорович этой игрой никогда не баловался, но представление о том, что это такое, имел уже хотя бы по долгу службы. Итак, выигрыш в спортлото! Очевидно,. крупный. В зависимости от того, сколько... Впрочем, надо проконсультироваться. Жаль, в управление «Спортлото» звонить уже поздно. Ладно, завтра с утра...
А утром Рудольф Христофорович сидел напротив симпатичной молодой женщины и внимательно слушал ее объяснение. Она была чем-то похожа на дикторшу из ТСН, и это обстоятельство мешало Рудольфу Христофоровичу сосредоточиться на том, что она говорила. Но главное он уяснил сразу. Сумма выигрыша зависела от того, сколько было заполнено вариантов. Один из пяти номеров, там, где пять из тридцати шести, – уже десять тысяч. Если оба варианта, то соответственно двадцать тысяч. А если больше, то... подсчитать нетрудно. Сколько вариантов, столько раз по десять тысяч...
Да, за это могли и убить. Только кто мог узнать о выигрыше? Тот, с которым познакомился в пивбаре Эдик, был сориентирован на иноземное наследство. Может, отрицая сам факт наследства, Корзун признался, что выиграл? Маловероятно.
– Скажите, – спросил Рунге женщину, которая отрекомендовалась Эльвирой Петровной, – а как оформляется получение выигрыша? И где?
– Крупных – только у нас. Это билет лотерейный можно предъявить в любом уголке Союза, а выигрыш спортлото – в том зональном управлении, где состоялся розыгрыш.
– Стало быть, за ним надо будет прийти сюда?
– Совершенно верно. С предъявлением документов. Хотя по природе своей – выигрыш анонимный. Но мы должны знать, кому мы выдаем такие большие суммы. Существует же статистика.
– А время, в течение которого следует получить выигрыш, как-то лимитировано или безразмерно?
– Очень даже размерно. Если по лотерее можно получить в течение года, у нас только в течение месяца.
– А где конкретно, у кого получать?
– Здесь у нас. В кассе.
– А если мы захотим установить личность получателя, то как это сделать?
– Не знаю. Говорите с начальством.
– Когда начнется выплата по тридцать первому тиражу?
– Завтра.
– То есть еще не выдавали. Но вы уже знаете, что есть крупный выигрыш?
– Конечно. Это установлено по частям Б и В, сданных нам карточек, участвующих в названном вами тираже.
– Понятно. Так как пройти к вашему начальству?
– Идемте, провожу.
Начальник управления оказался человеком еще молодым, скроенным по спортивным меркам (надо думать, из бывших спортсменов), модно и современно одетый.
– Итак, что криминального усмотрела прокуратура в наших деяниях? – весело спросил главный босс «Спортлото», а в глазах настороженность: в каких нас грехах подозревают?
До этого он внимательно изучал удостоверение Рунге, был серьезен, а изобразить улыбку смог, по всей видимости, сделав некоторое усилие над собой.
Рунге в сдержанных выражениях объяснил цель своего визита. Его собеседник понял с полуслова.
– Вы полагаете, – начал он осторожно, – кто-то завладел карточками, на которые пал крупный выигрыш? Да, мы знаем, выигрыш такой в нашем городе есть. Весьма крупный, который выпадает очень нечасто. Но почему вы считаете, что карточками завладел посторонний, а у подлинного владельца их уже нет?
– У нас есть веские основания предполагать, что это так. Цифры выигрыша опубликованы... – Рунге замолчал, обдумывая, как объяснить ситуацию. Начальник попробовал прийти ему на помощь.
– Угаданные цифры. Это делается каждый раз на следующий день. «Правда», «Известия», «Советская Россия», некоторые местные газеты делают это регулярно. О выигрыше каждый участник тиража узнает либо из передач Центрального телевидения, либо заглянув на следующий день в газету (розыгрыш проводится по воскресеньям, в понедельник результат уже в газетах или во вторник, поскольку в понедельник выходят только две центральные газеты). О крупных выигрышах люди обычно предпочитают не распространяться, особенно в наше время. Что же произошло в этом случае? Вы меня можете посвятить в создавшиеся обстоятельства?
– Я пытаюсь это сделать. Но вы понимаете, что это следственная тайна и все, что станет вам известно, дальше этих стен пойти не должно. Но вы сейчас можете нам помочь в изобличении и поимке преступника.
– Все же объясните, как вы пришли к выводу, что налицо преступник и преступление? Может, вы на ложном пути? В каждом деле ведь своя специфика, а нам она известна, конечно, больше, чем вам.
– С этим никто не спорит. Потому я и у вас. Что вы скажете об этом?
Рунге протянул начальнику тетрадку, найденную у Корзуна. Тот полистал записи, посмотрел внимательно на последнюю, кивнул: все ясно.
– И где хозяин этой тетрадки? Судя по записям человек аккуратный, к игре в «Спортлото» относился серьезно...
– Хозяин мертв. Убит. И скорее всего именно по этой причине. Тетрадь нашли, а вот карточек... нету!
Начальник откинулся в своем кресле.
– Да, дела... – все, что он мог вымолвить. Сейчас он был серьезен и сразу стал казаться не таким уж молодым.
– Кто-то предъявит эти карточки...
– Или карточку...
– Иначе какой был смысл идти на преступление?
– Но мы не можем ни задержать предъявителя выигравшей карточки, ни даже усомниться в его праве на получение выигрыша.
– Разумеется. Ваша задача – сообщить нам. Только давайте продумаем вместе, как это лучше сделать.
– Да, как это сделать? Позвонить вам? Вы ж не можете здесь в течение месяца дежурить?
– В этом нет нужды. Потянете немного с оформлением, а там и наши люди подоспеют. Но что можно предполагать, так это то, что на месте получателя окажется подставное лицо.
– Деньги-то все равно должны попасть по назначению, то есть тому, кто в данный момент владеет карточками.
– Это-то ясно. Но при таком раскладе у преступника есть хоть и очень небольшой, но все же шанс ускользнуть. Сами понимаете, что допустить этого нельзя.
– Как не понять...
И они стали обговаривать детали предстоящей операции.
* * *
Карточку предъявила женщина. Одну, но оба варианта были заполнены одинаково, что увеличивало сумму выигрыша вдвое. Впрочем, о том, сколько карточек, мог гадать только Рунге – в управлении точно знали, что карточка одна и начальник отнюдь не случайно в разговоре со следователем сделал тогда поправку.
Женщина была одета скромно, возраст ее был довольно неопределенный, держалась она спокойно, словно получать такие большие деньги – для нее дело привычное. Все управление сбежалось на нее посмотреть, а она устроилась в уголке, когда ей сказали, что придется немного подождать. Предъявленный ею паспорт отнесли к начальнику управления, где он старательно перенес все данные получательницы. «Галактионова Зоя Петровна, серия, номер, выдан... прописана... не замужем – штампа о регистрации брака нет...»
А тем временем наиболее любопытные сотрудницы пытались разговорить счастливицу, спрашивали, как это ей так повезло, давно ли играет в «Спортлото», не боится ли идти по улице с такой суммой и почему не позвала кого-нибудь ее сопровождать. Галактионова отвечала односложно и хотя вежливо при этом улыбалась, было очевидно, что она с удовольствием послала бы всех любопытствующих подальше.
Рунге запретил оперативникам пользоваться машиной и проинструктировал каждого, как кому действовать. Двоим надлежало (по одному) пройти в управление. Еще двое, которым уже сообщили приметы женщины, тоже по одному, независимо друг от друга, должны проследить за ней с момента выхода из управления. К ним присоединятся и те, которые пойдут за Галактионовой из управления «Спортлото». Эти будут знать ее уже не по приметам: у них будет возможность увидеть ее воочию. Правда, и пристроиться за объектом наблюдения им будет труднее: женщина не раз осмотрится, прежде чем решится передать свою ношу.
– Одно могу сказать: преступник опасен. Возможно, вооружен. Церемониться не станет. У него может быть, а это скорее всего, машина. Где и как его брать – решить можно только сообразуясь с обстоятельствами. Заранее предсказать ничего нельзя – о преступнике пока ровным счетом ничего не известно...
Рунге и сам бы охотно принял участие в операции – так велико было его нетерпение узнать, кто же этот монстр и как он сумел «вычислить» выигрыш. Но он знал, что профессионалы сделают все четче, лучше, увереннее. Оставалось только ждать.
Вот выполнены все формальности, извлечены из сейфа пачки денег, уложены в дипломат – и неприметная женщина выскользнула из дверей управления «Спортлото», унося в неприметном же чемоданчике десятилетнюю зарплату инженера.
Она, понятно, внимания не обратила на молодого в тренировочном костюме парня, пытающегося прямо на улице устранить какую-то неполадку в спортивном велосипеде. Убедившись, что попытки эти тщетны, он легко вскинул велосипед на плечо и пошел, не торопясь, с беззаботным видом. То, что его маршрут совпадал с маршрутом женщины, было, конечно, чистой случайностью...
Мужчина в светлом пиджаке и серых брюках, читавший какое-то объявление, прилепленное к стене дома, оторвал из бумажной бахромки интересующий его номер телефона и в задумчивости зашагал в ту же сторону, что и велосипедист.
С интервалом в минуту вышли из управления «Спортлото» молодые мужчины, надо думать, сотрудники этой организации.
Все дальнейшее произошло достаточно буднично. Женщина с чемоданчиком прошла всего два квартала и направилась к скверу, где царили тишина и спокойствие. Била вода из фонтана, доцветали цветы, играли дети. Она опустилась на скамейку в тени кустов и поставила чемоданчик на колени, обняв его обеими руками. Смотрела она в землю прямо перед собой.
Велосипедист, прислонив машину к скамейке, снова стал качать педаль – что-то не устраивало его в цепной передаче. Мужчина в светлом пиджаке, достав записную книжку, что-то стал заносить в нее, примостившись на скамейке неподалеку. Мужчины из «Спортлото» в сквер не заходили – их вообще не было видно.
Женщина в одиночестве просидела недолго. Немолодой, высокий мужчина появился в сквере откуда-то из-за кустов. Неторопливой походкой гуляющего человека он подошел к скамейке, где сидела женщина и присел рядом. Они обменялись негромкими фразами, она поставила чемоданчик между собой и ним. Широкая его ладонь легла на ручку дипломата, он поднялся и неторопливо двинулся в сторону оживленной улицы. Женщина тоже встала и пошла, но в противоположную сторону. Она поэтому не видела, как по бокам мужчины, с которым только что разговаривала, выросли двое. Мужчина с дипломатом не успел даже отреагировать: у тротуара остановилась вишневая «Волга», дверца распахнулась, и он сам не понял, как оказался на заднем сиденье между двумя дюжими парнями.
Женщина, между тем, тоже ушла недалеко: велосипедист и любитель объявлений тоже проводили ее к автомобилю, подъехавшему так же неожиданно, как и тот, что увез мужчину с дипломатом.
* * *
Когда Рунге сообщили, что операция по задержанию прошла благополучно и он может допрашивать задержанных, он чуть не бегом бросился в следственный изолятор.
– К кому сначала, к мужчине, к женщине?
– Надо бы к женщине, ее все равно, возможно, отпустить придется. Хотя... Давайте к мужчине.
Действительно, роль женщины может оказаться не такой уж безобидной. А если она не только получала деньги, но и участвовала в краже карточек и в том, что с этой кражей было связано?
Казалось бы, удивляться чему бы то ни было на своей работе Рунге не приходилось. Но когда мужчина, сидевший в камере, повернулся к нему лицом, Рунге остолбенел.
– Хрусталев, – вырвалось у него. – Вы!?
Он чуть было не протянул руку. Ведь перед ним сидел человек, которого совсем недавно рекомендовали как образец честности и порядочности.
Хрусталев молчал. Только смотрел так же, как и несколько дней назад, прямым и твердым взглядом.
– За что меня задержали? – произнес он наконец хриплым надтреснутым голосом.
Рунге смотрел Хрусталеву в глаза, и странное чувство охватывало его. Словно перед ним был не живой человек, а робот, лишенный каких бы то ни было человеческих чувств. Он понял, что признания не будет, что борьба предстоит трудная. Следователь вычислил преступника, но доказательств-то, по сути, никаких нет. Ни отпечатков пальцев, ни каких-то вещественных... Отсутствует орудие убийства (сейчас на квартире Хрусталева идет обыск, но найдут ли что? Уж больно он хитер и осторожен).
– Вы подозреваетесь в убийстве своего сослуживца и соседа Степана Корзуна, в присвоении карточек «Спортлото», на которые выпал выигрыш большой суммы. Вы присвоили себе этот выигрыш, что подтверждается наличием этой суммы в изъятом у вас чемоданчике типа «дипломат».
– Чушь! Я никого не убивал, а выигрыш – мой выигрыш. Я играю в «Спортлото» уже много лет. И у меня есть доказательства этого.
– Ваш выигрыш? Отчего же вы сами не пошли его получать?
– Это мое личное дело. И никого не касается. Я не хотел, чтобы узнали на работе. Слишком много у нас завистников.
– Галактионовой вы что-то обещали за такую услугу?
– Это опять же мое личное дело.
– Корзун вел тетрадь своих карточек несколько лет в специальной тетрадке. Он не пропускал ни одного тиража и все аккуратно записывал перед тем, как опустить части Б и В в ящик. Номер последнего тиража, в котором он угадал все пять цифр, тоже зафиксирован и записаны номера, которые Корзун зачеркнул в карточке.
– А может, он записал их после того, как тираж уже состоялся.
– Зачем ему это было делать?
– Это его надо спрашивать...
– Не думал, что вы циник, Хрусталев. Вы убили человека, обокрали его, а теперь говорите такие вещи.
– Я никого не убивал. А что касается тетради, я тоже веду учет тиражей, в которых участвую. И тоже записываю все цифры. Могу показать. У меня тоже записаны эти цифры.
– Вот тут-то я могу поверить, что вы сделали запись после того, как итоги тиража были опубликованы.
– Верить или не верить – дело ваше. А вот доказать вы ничего не сможете.
– На частях Б и В остались отпечатки пальцев Корзуна. А выигрыш такого порядка, очень, кстати, редкий – один на всю зону. Чем вы это объясните?
– А зачем мне что-то объяснять? Объясняйте, если вам нужно.
– Вот мы и объясняем. Карточки заполнял Корзун. На них остались отпечатки его пальцев. Убив владельца, вы завладели частью А, дающей право на выигрыш. На ней тоже отпечатки пальцев Корзуна. Этого мало?
– А если он мне их сам передал? Вы можете исключить такую возможность?
Каким бы нелепым и наглым не выглядело такое заявление, Рунге понимал, что опровергнуть его не так-то просто. Хрусталев сейчас ухватится за эту мысль и может возвести на покойника любую напраслину. Скажет, что Корзун боялся сам получать выигрыш, что они договорились, чтобы деньги получил Хрусталев, а к убийству он не имеет никакого отношения.
Хрусталев заметил замешательство следователя, взял наступательный тон:
– Хотите легко раскрыть преступление? Удобный случай представился? Есть на кого повесить убийство? Да, Корзун передал мне карточку. Мы договорились, что он заплатит нам с Зоей. Никто не мог предполагать, что его убьют. В том, что мы взялись получить выигрыш, еще нет преступления.
– Но деньги-то вы хотели присвоить себе?
– А это еще неизвестно. Может, мы передали бы их в фонд Чернобыля...
– Галактионова знала, что это – деньги Корзуна?
– Нет! – быстро ответил Хрусталев. – Зачем ей было это знать?
– Вы сказали: «нам с Зоей». Как это понимать?
– Ничего я не говорил.
– Но я же записал. В протокол. И диктофон тоже.
Рунге выдвинул ящик стола.
– Я оговорился. А магнитофонная запись – не доказательство. Вы необоснованно меня задержали, я требую меня освободить и дать мне возможность встретиться с адвокатом.
– Прав ваших ущемлять никто не собирается. А вот освобождать вас мы пока повременим. Послушаем еще, что скажет Галактионова, и посмотрим, что дадут результаты обыска в вашей квартире.
– Это беззаконие! – Хрусталев побелел от бессильной злобы. – Кто вам дал право делать обыск?
– Закон дал такое право. Ваше утверждение, что Корзун сам дал вам часть карточки «Спортлото» – не более как грубая уловка, ничем не обоснованная...
Хрусталев криво усмехнулся.
– Ищите, ищите. Ответите еще и за это.
Протокол Хрусталев подписал почти не читая.
* * *
Допрос Галактионовой ничего не дал. Да, Хрусталев ее давний знакомый, оба они люди одинокие, отношения их никого не касаются, а что попросил получить деньги по выигрышу, так это любой поймет: зачем, чтобы знали о выигрыше на работе, соседи и вообще... А она откажется, если кто будет спрашивать. Что-то спутали, не я это выиграла, да и все тут. А Хрусталев обещал дать тысячу рублей. Он человек честный, не обманет. А разве это преступление – получить деньги за другого человека, если он тебе доверяет?
