Текст книги "Дважды украденная смерть"
Автор книги: Антон Соловьев
Соавторы: Вадим Соловьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
О Корзуне она и не слышала ничего. Кто такой – не знает. Где живет – тем более. В том же подъезде, что и Хрусталев. Так там много народу живет – она никого там не знает. А если и бывала у Хрусталева, так старалась, чтобы ее поменьше видели.
Оснований задерживать Галактионову более не было. Даже если выяснится ее участие в убийстве Корзуна, никуда она не денется. Бежать ей некуда да и незачем. Ведь и Хрусталев, судя по всему, не закоренелый преступник, а она-то тем более оказалась запутанной в это дело случайно. Словом, достаточно подписки о невыезде.
Спокойная наглость Хрусталева не только не поколебала уверенности Рунге в его виновности, но и укрепила в ней. Но доказательства в самом деле повисли в воздухе. Умозаключений, даже самых остроумных для суда, мало – нужны твердые доказательства. Обыск. Что даст обыск в квартире Хрусталева? Не может же он не допустить хоть какой-то промашки. Рунге глянул на часы. Вполне возможно, что обыск еще не закончился. Может, он сам что заметит? Может, что интуиция подскажет? И Рудольф Христофорович заспешил на квартиру Хрусталева. Поймав первого же подвернувшегося частника, он помчался к дому, где жил убитый и, в чем он был совершенно уверен, убийца.
Обыск подходил к концу. Понятые уже собирались уходить. Судя по их постным лицам, никаких сенсаций увидеть им не удалось. Хмурым и сосредоточенным было лицо старшего группы капитана Еремеева. «Стало быть, ничего». Рунге подавил вздох разочарования. Но, стараясь придать бодрость голосу, все же поинтересовался:
– Как успехи?
Спросил, чтобы что-то сказать. И так все ясно. Сейчас Еремеев либо пожмет плечами, либо разведет руками.
Но капитан почему-то не сделал ни того, ни другого. Он кивком головы указал на стол, на котором лежали... валенки.
– Что это? – в полном недоумении спросил Рунге.
– Подарок лейтенанта Костина.
Ответ, не рассеял недоумения следователя, но он уже понял, что это не пустой розыгрыш, хотя капитан и не отказал себе в удовольствии «потянуть резину».
– Знаете анекдот: можно ли убить валенком жену? – И сам же дал ответ, который, впрочем, Рудольфу Христофоровичу тоже был известен: – Можно, если положить в него утюг.
Рунге начал кое-что соображать. Он осторожно взял валенки, и сразу почувствовал по весу, что в них лежало что-то тяжелое. Точнее в одном. Отложив пустой валенок, Рунге заглянул в другой. Там что-то белело.
– Костин обнаружил валенки в антресолях. Да доставайте, ничего, только разворачивайте осторожно, чтобы пальчики не оставить.
Предмет, завернутый в чистый платок, был тяжелым. «Килограммов около трех», – определил Рунге. В длину однако предмет, а он был продолговатым, был сантиметров двадцать. Следователь в нетерпении развернул платок.
Сюрприз следовал за сюрпризом! Черный, как негр, каслинского чугунного литья Дон Кихот выглянул из платка. Рыцарь Печального Образа в шлеме-тазике, том самом цирюльничьем тазике с выемкой на краю, глянул на следователя задорно и даже весело, но в то же время непреклонно. Топорщились усы, вздернутая эспаньолка, словно указка или шпага, была выставлена вперед. Это был поясной бюст, созданный в конце прошлого века, о чем свидетельствовал проставленный на литье год. Латы рыцаря выпирали острыми углами, но в основании, на котором бюст устанавливался, грани напоминали обух туристского топорика, нет, были гораздо острее. Память сразу вытолкнула из своих недр фразу, сказанную одной из женщин-сослуживиц Корзуна: «Мы ему к юбилею каслинское литье подарили». Это в подтверждение того, что старик пользовался уважением... Да, на спине рыцаря была привинчена маленькая светлая пластинка с гравировкой: «Степану Никитичу Корзуну от сослуживцев в день юбилея». Год, дата.
– Сейчас же на экспертизу, – подавляя волнение, приказал Рунге. – Следы крови все равно должны обнаружиться.
Еремеев кивнул. А Рунге отчетливо представил себе ту фразу из медицинского заключения, где говорилось о характере черепно-мозговой травмы. «Тяжелый предмет с острыми краями». Кто бы мог подумать, что этим предметом окажется бюст самого гуманного из созданных человеческим воображением людей!
* * *
Прием не новый, старый как мир, но срабатывает безотказно. Без промаха. Отправляясь на свидание с Хрусталевым, Рунге захватил бюстик Дон-Кихота. Сейчас-то он был во всеоружии доказательств: экспертиза подтвердила и наличие крови группы Корзуна, и микроскопические остатки мозгового вещества. Статуэтку Хрусталев обмыл не достаточно тщательно, не учел возможностей нынешних криминалистических лабораторий, применяющих электронику и спектральный анализ...
Бюстик Рыцаря Печального Образа стоял на столе. Эффект этот Рунге не стал оставлять напоследок, полагая, что так разговор пойдет легче. Не дурак же в конце концов Хрусталев.
Действительно, увидев скульптуру, Хрусталев только и произнес устало:
– Нашли все же?..
– Что же вы, Дмитрий Евгеньевич, такую важную улику не ликвидировали?
– Утопить хотел по случаю. Чугун, не сожжешь ведь, не разрубишь на кусочки, не спустишь в унитаз...
– А зачем вообще было брать? Стерли бы следы, поставили бы, где раньше стоял...
– Хотелось поскорей уйти – сунул в карман почти машинально.
– Все верно. Ну рассказывайте, как все было. Или лучше опишите?
– Записывайте. Нет у меня желания заниматься литературным творчеством.
– Тогда вопрос: как вы догадались, что дело не в инюрколлегии, а в «Спортлото»?
– Я знал, что Корзун играет в «Спортлото». Причем, по какой-то системе. Мы встретились однажды в магазине, я покупал карточки, он подошел сдавать свои. Разговорились. И поэтому, когда этот балаболка Подгорный стал всюду распространять байку об инюрколлегии, я, лишь глянув в газету, понял, в чем дело. Не вытерпел, пошел вечером к Корзуну...
– Цель-то все же у вас какая-то была?
– Хотелось проверить свою догадку. Знаете, наверное, все, кто в «Спортлото» играют, завидуют более удачливым. Почему ему везет, а мне нет? И потом, может, действительно система дает возможность выигрывать и даже крупно.
– Вы надеялись, что Корзун поделится с вами секретами своей системы? Как надеялся Герман выведать у графини тайну трех карт.
Хрусталев болезненно скривился: литературная параллель показалась ему неуместной. Рунге тоже это понял и, боясь, что подследственный может замкнуться, мягко попросил:
– Продолжайте, Дмитрий Евгеньевич.
Голос Хрусталева звучал глухо, отрешенно. Говорил он с трудом, и все-таки создавалось впечатление, что говорить ему все же легче, чем молчать.
– Корзун не то удивился, не то растерялся, но пригласил войти. Он не убрал никаких бумаг со стола, за которым сидел перед моим приходом. Я сразу увидел газету «Известия» и раскрытую папку, в которой лежали карточки «Спортлото» и раскрытую тоже тетрадку с какими-то схемами-вычислениями. И поскольку мне надо было как-то объяснить причину своего прихода (когда я пошел, решил, что скажу, позвонить, мол, надо, но телефон стоял в коридоре), то я просто заговорил на тему и мне и ему интересную: что, система сработала? Он не удержался от желания похвастать и сказал, улыбаясь: «Представьте себе, да!» И тут я заметил, что он выпил. Это наш примерный работник, аккуратист, которого все считали поборником трезвости! Да еще гипертоник. Но это обстоятельство придало мне смелости, и я сказал то, на что не решился бы при других обстоятельствах. «Представьте, есть! Есть что и есть чем!» Он вытащил из шкафа бутылку коньяка, уже початую, стакан. За другим стаканом сходил на кухню, налил мне и себе. Когда выпили, я спросил, кивнув на бутылку: «Так что, удача стоит того?» – «Еще как! Полный, можно сказать, бант, как говорили в старину о полном комплекте наград. Два варианта и оба по пять!» – Разыгрываете!»
И тут он, сунув мне «Известия», полез в сервант, где у него стояли книги. Вытащив из второго ряда какую-то малоприметную брошюрку, он раскрыл ее на известной только ему странице и достал часть А тридцать первого тиража «Спортлото», того самого, результаты которого были опубликованы в газете, находившейся у меня в руках. Все точно: маленький клочок бумаги стоил двадцать тысяч... Мне не хотелось выпускать его из рук, но и Корзуну не терпелось заполучить его обратно. Пришлось отдать. Но в брошюру на этот раз он класть не стал, а засунул в ящик стола.
«Да, такое не грех отметить», – сказал я.
Он принял мои слова за намек и тут же налил по полстакана. Мы пили, не закусывая и оба быстро опьянели. Особенно он. У меня уже отпала надобность придумывать причину прихода – ему она была не нужна. Он вдруг стал разговорчивым, принялся рассказывать, в каких странах побывал, а у меня в голове засело занозой: ну зачем ему деньги? Он и так обеспечен, семьи нет, путешествовать не собирается – всего навидался... А тут вот всю жизнь ишачил, а что к финалу? За границу так и не смог съездить, в отпуск всегда выбирал, что подешевле (это сейчас один, а семья ведь была). Мне бы эти двадцать тысяч! Уж я бы развернулся! Бабу молодую бы нашел, на курортах бы порезвился, за границу бы съездил...
Я уже почти не слышал, о чем он там мне поет. А он полез опять в сервант, альбом, что ли, какой доставать. Вижу, качается, думаю, столкнет сейчас что-нибудь, потом объясняйся по трезвости. И точно, толкнул он сервант, тот качнулся, а у него там на верхотуре статуэтка чугунная, каслинское литье, бюстик какой-то, не разберу издалека., но вижу в шляпе круглой и при бородке. Так вот качнулась эта статуэтка, я вскочил, подхватил, а она хоть и невелика на вид, а весу килограмма два с лишним. Ну, как гиря! Но, когда пальцы шею-то обхватили, лег этот бюстик в руке так удобно, так прочно. А Корзун забыл, что и хотел мне показать. К столу опять сел и, смотрю, уже выключился. Думаю, пойду. А двадцать тысяч? Исчезнет карточка, он же на меня покажет. Если что и заспит, то мой-то приход все равно в памяти останется. Надо, думаю, взять, завтра в случае чего объясню. И стал потихоньку ящик выдвигать, куда он положил часть А. Но он почти лежит на этом ящике, его надо слегка отодвинуть. Но только я попытался это сделать, как он, и не спал будто, схватил меня за руку. «А, так ты обокрасть меня пришел!» Схватил меня за левую руку, в правой я держал чугунный бюстик. И когда он стал приподниматься со своего кресла, я этим бюстиком ударил его в висок...
Теперь у меня была только одна мысль – поскорее уйти. Я достал карточку, стараясь не оставить отпечатков пальцев, сунул скульптуру в карман, захватил папку с карточками и свой стакан. Была одна мысль – испариться отсюда. Папку я взял, чтобы никому не пришла в голову мысль о «Спортлото» – пусть думают, что это все произошло из-за объявления инюрколлегии. Отмыть стакан было лучше дома, как и статуэтку. А вот о том, что он дублирует записи в специальной тетрадке, я не подумал. Да и думать тогда не мог.
Я посмотрел на Корзуна, хотя заставить себя это сделать было нелегко. Он был мертв. Я кинулся к двери. Несколько минут стоял, прислушиваясь, – на это хватило выдержки, смотрел в глазок дверной, потом выскользнул. Дверь я не захлопнул, сообразил, что мог, что-нибудь забыть, тогда среди ночи еще можно прийти исправить. Стакан я вымыл, отнес на кухню. У меня тоже такие есть. Папку протер – папка как папка, каких много. Никаких на ней пометок. Записи Корзуна сжег. Еще не заполненные карточки тоже протер, смешал со своими, они у меня тоже есть. А вот бюстик... Его я вымыл, но идти ночью куда-то выбрасывать у меня просто не хватило сил. И зря. Если бы не это – не сидел бы я у вас сейчас.
– Не это, так другое. Мы каждый миллиметр в квартире Корзуна осмотрели бы, но нашли ваши следы: А как получилось, что дверь оказалась закрытой?
– Я не спал всю ночь. Часа в три пошел, чтобы протереть ручки дверей; когда я уходил, люди нет-нет, да появлялись на лестничной площадке, и я боялся это делать. Теперь это сделал, но в квартиру уже не решался войти. «А вдруг он ожил?» – мелькнуло у меня. Пересилив страх, отвращение, я вошел. Он сидел, не меняя позы. Я еще раз оглядел все, прикидывая, где мог оставить какие-либо следы, но решил, что все предусмотрел. Теперь я был в перчатках и не боялся трогать предметы, перемещать их. И почему только я не вернул на место эту злосчастную статуэтку!
– Судьба, – усмехнулся Рунге. – Но повторяю, она только ускорила построение системы доказательств. Способов изобличения... – Рунге запнулся, прежде чем вымолвить слово «преступника». Он таки опустил его. – Способов вашего изобличения мы ведь еще всех не исчерпали. Если бы собака не взяла ваш след, исследование микрочастиц вашей обуви и оставленных в квартире следов дало бы достаточно для суда материалов. Мы-то ведь были уверены, что убили вы.
Хрусталев опустил голову.
– Вы правы, – сказал он наконец. – Все это было безумием. Но сейчас мне все равно. Если меня приговорят к смертной казни, я буду только рад. Тюрьмы мне не выдержать.
– Позвольте последний вопрос, на который вы вправе не отвечать. А как бы вы жили, если бы вас не изобличили?
Хрусталев долго не отвечал. Потом проговорил голосом бесцветным и невыразительным:
– На этот вопрос я не смогу вам ответить, если бы даже хотел.
Птица цвета ультрамарин
ПРОЛОГ
Начальник уголовного розыска Чеканска майор Бахарев с особой тщательностью просматривал поступившие за ночь сводки. Опыт подсказывал, зацепка для раскрытия ограбления может оказаться в этих коротких сообщениях.
Ограбление универмага было необычайно дерзким. И дилетантским: профессионал ни за что бы не решился действовать так неосмотрительно и бесшабашно. Вору или ворам помогли случай и вопиющая безответственность работников магазина.
Был использован самый избитый прием. Грабитель остался в торговом зале, спрятался в секции готового платья между вешалками, дождался ночи. Выбрал в галантерейном отделе хозяйственную сумку повместительней, сгреб в нее с витрин драгоценности, которые по странной случайности не были спрятаны в сейф, партию золотых часов. На связанных ремнях спустился из окна второго этажа и растворился в предрассветной мгле. Вместе с ним из магазина «уплыло» более чем на сто тысяч рублей товаров.
Те, по чьей вине драгоценности оказались ночью вне сейфа, с теми, кто не проверил сигнализацию, понесут ответ. Но о возвращении украденного, о возмещении материального ущерба государству, о поиске преступников, наконец, голова должна болеть прежде всего у работников уголовного розыска, у него, Бахарева, в частности. Поэтому с таким старанием изучал майор каждую строчку донесений.
Кое-что он себе пометил. Так, на всякий случай. Но чувствовал – не то. Потом принялся за рапорты дежурного по управлению пожарной охраны.
«После ноля часов в поселке Даньшино в доме гр. Васильева возник пожар. Из-за отсутствия связи сообщение о пожаре поступило в пожарную часть только в 01 час 12 минут. Позвонили соседи, обнаружившие пожар. Звонили из магазина, находящегося в 800 метрах от очага загорания. Пожар был ликвидирован... силами...»
Бахарев пропустил перечисление участвовавших в пожаре машин и частей, от которых они прибыли. Судя по всему, там хватило бы и одной машины: сопоставив время, когда на пульт городской пожарной охраны поступило сообщение и время ликвидации пожара, он понял, что горело не более получаса. Но его внимание привлекло окончание рапорта.
«В результате пожара погиб хозяин дома Васильев С. С. Предположение: задохнулся в дыму. Кроме него в доме никто не обнаружен».
Далее следовала приписка, носящая полуофициальный характер и сделанная, по всей вероятности, дежурным специально для работников милиции. (Бахарев в свое время убедительно просил товарищей из управления пожарной охраны отмечать в рапортах все, что имеет хотя бы малейшее отношение к правонарушениям).
«Судя по количеству пустых винно-водочных емкостей, а особенно стаканов, накануне в доме была большая попойка. Явился ли причиной пожара кто-то из гостей – неизвестно. Предварительное мнение работников пожарной охраны: пожар возник от незатушенной папиросы».
Мысль Бахарева работала в определенном направлении, и слова «большая попойка» вызвали у него соответствующую реакцию. «А не пропивалось ли здесь уворованное золотишко?»
Заканчивая просмотр оставшихся сообщений, он уже прикидывал, что следует предпринять в первую очередь. «Что представляет из себя погибший хозяин дома? Что за окружение у него было?»
В конце концов он решил послать кого-нибудь на место происшествия. Опытному работнику надо немедленно осмотреть все на месте. Наметанный глаз увидит то, мимо чего прошли другие.
Размышляя кого послать, Бахарев перебирал в уме всех сотрудников отдела. Дел у всех «под завязку». Капитана Евсеева разве? Вот чья дотошность может пригодиться! В группу, созданную для раскрытия ограбления универмага, он не входит, но это даже лучше: в то, что потянется ниточка от пожара сюда, Бахарев в общем-то не очень верил.
– Садись, Всеволод Петрович, – пригласил хозяин кабинета после взаимного обмена приветствиями ладно скроенного, среднего роста человека, вошедшего буквально через минуту после того, как майор положил трубку внутреннего телефона. – У меня к тебе небольшое поручение...
Уголки твердых губ капитана заметно дрогнули в усмешке. Кто-кто, а Всеволод Петрович знал эти «небольшие поручения» начотдела. Не один год проработал он с Бахаревым, многому у него научился и уже давно привык к тому, что задания Бахарева, даваемые на оперативках или вот так незапланированно, всегда таят в себе сюрпризы. Начинается с «небольшого поручения», а кончается командировкой, которая порой прибавляет несколько седых волос в твоей шевелюре.
– Знаю, знаю, что за тобой еще много чего числится, – поспешил майор предупредить возможные возражения. – Но тут в самом деле надо лишь глянуть тренированным оком. Наши там были, но с готовой версией...
И он принялся излагать суть дела.
Когда Евсеев был уже в дверях, Бахарев крикнул вдогонку:
– Участкового я разыщу по телефону, предупрежу!
Глава первая
СТРАННЫЙ КЛИЕНТ
Будка сапожного мастера приткнулась к крылу большого многоэтажного дома со стороны переулка. Место людное, бойкое: поблизости магазины, в двух десятках шагов – центральная магистраль большого города. Словом, в клиентуре у Ашота недостатка нет.
В будке-мастерской могут сразу поместиться не более трех человек. Поэтому часть клиентуры дожидается своей очереди на скамейке поблизости.
В утренний этот час очередь отсутствовала. Если не считать, конечно, девушку, которая пристроилась на упомянутой скамье. О том, что она не просто отдыхает, свидетельствовала прислоненная к спинке скамейки сумка из пластика, в которой угадывались контуры дамских сапожек.
Неслышно и почти незаметно присоединился к девушке молодой человек с газетным свертком под мышкой. На нем – синтетическая желтая куртка, одна из тех, которые, несмотря на яркость, а может, как раз благодаря ей, напоминают униформу. Лицо юноши украшено шкиперской бородкой, на нем не то озабоченность, не то какое-то внутреннее напряжение.
Девушка вскоре поднялась, поспешно запихнула в сумку журнал, который читала, и поторопилась занять освободившееся в «приемной» место. Юноша, оставшись один, нервно зевнул и оглянулся по сторонам.
Вскоре недра мастерской выпустили очередного посетителя. Но молодой человек не очень-то спешил, как следовало того ожидать, в святилище сапожного бога. Больше того, когда к нему подсел пожилой гражданин в очках и вежливо осведомился, ждет ли молодой человек очереди к мастеру и есть ли за ним еще кто, юноша замялся и ответил весьма неопределенно:
– Да... нет...
И добавил:
– Вы проходите. Я жду...
Кого и чего ждал обладатель желтой куртки, гражданин выяснять не стал, он резво подхватил свои пожитки и тотчас просунулся в узенькую дверцу.
На протяжении ближайшего получаса эта сцена повторялась еще несколько раз. Менялись клиенты, а нерешительный юноша все ерзал на скамейке, прижимая, будто невесть какую ценность, газетный сверток.
После обеденного перерыва в госучреждениях поток клиентуры сапожного мастера заметно поубавился. Наконец наступил момент, когда ни около будки, ни внутри не осталось никого. И тогда юноша решился. Стремительно поднялся, и вот уже его напряженный взгляд встретился с холодным, чуть насмешливым взглядом мастера.
– Что, дарагой?
Ашот говорил с акцентом, который становился то более заметным, то исчезал совсем. С клиентами он всегда держался с той чуть иронической снисходительностью, которая давала ему, сапожному мастеру, возможность сохранять свое достоинство.
Молодой человек покосился на вход и стал разворачивать сверток. Содержимое его легло на прилавок. Брови мастера поползли кверху. Удивление сменилось брезгливостью.
– Что это?
– Вот принес... – явно с усилием выдавил клиент. – Чтобы, как новые...
Мастер с опаской потрогал растоптанный башмак.
– Ты хочешь, чтобы я тебе сшил такие же? Это можно. Ясное дело, это тебе обойдется дороже, чем в магазине. Но зато и вещь будет! Я тебя верно понял?
– Точно, точно, – обрадованно подхватил клиент. Но развить мысль ему помешал новый посетитель. Молодой человек тотчас уступил место у прилавка. Башмаки словно жгли ему руки и, подержав их секунду, кинул в мусорную корзину. Занятый с клиентом, Ашот лишь покосился, но промолчал.
Поступив столь неожиданно с принесенной в починку обувью, молодой человек, похоже, обрел равновесие. Он принялся разглядывать выстроившуюся, словно на выставке, обувь самых разнообразных размеров, фасонов, расцветок. Взгляд его задержался на японском транзисторе.
Парень не заметил, что Ашот уже распрощался с посетителем и сверлит его изучающим взглядом.
– Ну?
Мастер выразительно прикоснулся несколько раз согнутым пальцем к циферблату электронных часов.
– Обед? – заискивающе предположил парень.
– Обед, – внушительно подтвердил хозяин. – Только я тебя что-то опять перестал понимать. Ты пришел обувь заказывать или пообедать меня пригласить? Ты здесь все утро отираешься, а ни одного вразумительного слова я от тебя не слышал.
Ашот, огромного роста мужчина (как он только помещался в своем закутке!), смотрел на гостя в упор.
Парень опять растерялся.
– Могу и пообедать пригласить... Поговорить надо. Дело есть... Серьезный разговор. Чтобы ты да я, и больше никого.
Взгляд Ашота оставался столь же жестким, холодным. Он молчал. Затем прикоснулся пальцем к щеточке усов, потрогал зачем-то свой внушительных размеров нос и проговорил без всякого выражения, но с сильным акцентом:
– А ты нэ ошибся адрэсом? Я думаю, тэбя надо выкинуть вместе с твоей рванью. Зачэм суда принес? Чего мнэ мозг туманишь? Зачэм комэдия? Я все утро за тобой наблюдаю, а понять нэ могу...
Молодой человек затравленно оглянулся, посмотрел в окно. Действительно, мастеру с его места прекрасно видна скамейка, на которой он провел столько времени. Ему ведь тоже была видна голова Ашота, но он полагал, что занятый работой мастер в окно не глазеет.
Гость сделал непроизвольное движение к двери. Но Ашот его опередил. Почти не двинувшись с места, он протянул длинную руку к косяку, щелкнул замком, прислонил к стеклу табличку «закрыто на обед», коротко бросил: «Гавари!»
– Я думал... Просто так зайти как-то не то... Я тебя не знаю, ты меня. И народ все время...
Ашот слушал этот бессвязный лепет, молчал отчужденно.
– Понимаешь, могут обратить внимание... Вот я и подумал...
Ашот взорвался с чисто южным темпераментом:
– Ты пришел мэня вэрбовать в иностранную развэдку? Шпионские свэдэния принос? Я сапожник, а нэ рэзидент! Сэйчас пришибу тэбя.
Парень невольно отшатнулся от вскинутого к его носу кулака, сделал попытку проскользнуть к двери, но безуспешно: кавказец вцепился в рукав его куртки.
– Ты, сын собаки! Куда? Думаешь, пошутить со мной можно и сбэжать? Я из-за тэбя пять чэловэк потэрял! (это было неправдой: никто во время их короткой беседы в будку даже не постучал). Нэ знаю, кто тэбя кормит, а я сам хлэб зарабатываю. Гавари, что нада, последний раз спрашиваю!
Всерьез испуганный гость выдавил:
– Машина... Билет...
Ашот понял. Он разом обмяк, сел.
– Гавари! По порядку гавари.
Уловив в голосе хозяина нотки заинтересованности, молодой человек зашептал, хотя услышать его не мог никто.
– Понимаешь, один человек выиграл «Волгу». По лотерее. Продать хочет.
– А я при чем? У меня есть машина. Мне больше одной не надо. Я сапожник, а не завгар. И машинами я не торгую. И почему кто-то выиграл, а ты приходишь и устраиваешь тут комедию? Я тебя спрашиваю?
– Понимаешь, это девушка. Ей самой неудобно.
– А-а... Тебе, значит, удобно? А что она, поумней не нашла никого?
Парень не обиделся.
– Выходит, не нашла.
Ашот рассуждал вслух:
– Купить машину много кто хочет. Не только на Кавказе. И в Москве. И здесь, на Урале. Отчего на рынок не пошел? Там много джигитов. Деньги имеют. Машину хотят.
– Видишь ли... – осторожно вклинился в размышления хозяина гость. – На рынок, конечно, можно. Но кто их знает, что они там за люди? Сегодня здесь – завтра нету. А ты человек известный. Тебя все знают. Говорят, человек честный. И друзей, наверно, у тебя много.
– Друзей! Каких смотря, друзей. Таких, что за ухо да в музей? А если честно дело хочешь делать, отчего билет в сберкассу не сдать? Калым хочешь? На рынке боишься – обманут. А сам ты не обманешь? Я тебя знаю? Может, ворованный у тебя билет?
– Ладно, – устало сдался парень. – Открой дверь. Верно говоришь, ошибся я адресом. Есть места, где мораль лучше твоего читают...
Он решительно двинулся к двери.
– Э, нэ горячись! – Ашот встал на пути парня. – Я ведь тебе окончательного слова еще не сказал. Кто в таких делах торопится. Сам понимаешь, дело деликатное. Сам говоришь, меня все знают. А зачем мне, чтобы плохо знали? Ты мне не совсем честное дело предлагаешь и хочешь, чтобы я с тобой обниматься начал... Я знаю человека, которому нужна машина, но я должен знать, что ты за человек. И что за человек хозяин билета. Можно и пообедать вместе, это неплохо. Почему не пообедать?
Гость буркнул:
– С этого и начинать надо было. А то сразу – пришибу...
Хозяин пропустил эту реплику мимо ушей. Его интересовало другое.
– Билет с собой?
Гость осклабился.
– А ты сто «штук» в кармане носишь?
Ашот нахмурился. Что-то прикинул. Решил:
– Приходи завтра в это же время с билетом. Съездим в сберкассу, проверим, потом сведу тебя с покупателем. Договариваться будете сами. И о цене, и обо всем прочем. А пока гуляй.
Оставшись один, Ашот задумался. Посидел, потом не спеша надел пиджак. Достал из внутреннего кармана бумажник, открыл, извлек оттуда фотографию. Долго смотрел на изображение тонкого стройного юноши с такими же, как у него, Ашота, миндалевидными глазами.
Глава вторая
ПАСПОРТ СТАРОГО ХОЛОДИЛЬНИКА
«Уазик» ярко-красного цвета, опоясанный белой полосой, бросало из стороны в сторону на ухабах узких улочек поселка Даньшино. Пассажиры – два офицера пожарной охраны и третий в штатском – чертыхались при сильных толчках, крепче стискивая подлокотники и спинки сидений.
– Вот дороги, – с осуждением произнес капитан-пожарник, явно обращаясь за поддержкой к штатскому. – Вездеход и то тут еле проскребается, а каково пожарным машинам с их габаритами?
Штатский, а это был Евсеев, хотел, видимо, что-то ответить, но тут так тряхнуло, что он только безнадежно махнул рукой.
– Не гони так! – крикнул второй пожарник шоферу. – Не на пожар ведь. Так нас не довезешь живыми.
Да, особенно торопиться теперь уже было незачем. Что горело, – погашено. Труп – в морге. Родственников покойного и наследников установят те, кому этим положено заниматься. А сейчас на место происшествия ехали специалисты-эксперты, которые не по догадкам, а по науке должны дать заключение, отчего произошло загорание. Оно, вроде, и так ясно: курил пьяный, уснул. Сигарету выронил или папиросу – затлело одеяло, потом диван. Дыму в таком случае, понятно, не только на одного, на десять человек хватит. В сущности, какая разница: телевизор ли не выключил, утюг ли, окурок ли не затушил – все сам виноват. В итоге – был человек и нет человека... А эксперты свое заключение сделать должны. И подпись свою в акте поставить. Именно потому, что нет человека...
У дома, где произошла ночная трагедия, дежурил сержант. Внешне дом этот ничем особенным от других не отличался – огонь не успел оставить на нем своих грозных отметин. А за то, что пожар в силу войти не смог, надо благодарить парочку, поздно возвращавшуюся из города. Молодые люди заметили валивший из форточки дым и подняли тревогу.
«Вовремя спохватились. Не они бы, так не только мебели, но и стен бы не осталось», – подумал Евсеев, разглядывая хаос внутри пострадавшего жилища.
Пожарники считали, что случай ординарный. Сколько таких раззяв каждую ночь засыпает по пьяному делу с папиросой в зубах, не перечесть. Чаще, конечно, дело заканчивается прожженными рубашками, простынями, одеялами, сгоревшими диванами. Но и трагический исход, как в данном случае, – тоже не редкость. И мудрить тут нечего. Так Евсееву объяснило пожарное начальство, когда он связался с ним по телефону после разговора с Бахаревым. Однако на просьбу капитана – захватить его на осмотр места происшествия – возражений не было.
Что же дальше? Пожарники, хоть и были заранее уверены в результате своих исследований, принялись добросовестно и скрупулезно изучать очаг загорания. Евсеев вышел на кухню.
Здесь все было почти как при хозяине, если не считать тех предметов, которые вынесли из комнаты. Немудрящая кухонная утварь, посуда. Холодильник какой-то допотопной марки. Интересно, сколько этому холодильнику лет? Евсеев ругнулся про себя: дался ему этот холодильник! Всегда так, когда предстоит напряженная умственная работа, мозг как бы увиливает от нее. Только какая здесь, собственно, работа? Похоже, добрейший Николай Иванович, он же майор Бахарев, зря отнял у него, капитана Евсеева, полдня. Вот пожарники обратно со спокойной совестью поедут. Им что, они действуют по разработанной годами методике.
Словно услышав мысли Евсеева, в дверях показался один из экспертов. Он поинтересовался, обращаясь к капитану:
– Вы домой не скоро?
И, узнав, что инспектор намерен еще задержаться, предложил заехать за ним после того, как побывают в районной пожарной части. Евсеева это устраивало как нельзя лучше. Можно еще раз все внимательно осмотреть, пока никто не мешает, не торопит, не стоит над душой.
– Лады, ждите нас через часок.
Евсеев снова вошел в комнату. Взгляд его остановился на пустых водочных и винных бутылках. На тех, что стояли на столе. Те, что в углу – не в счет. Это старые. Одному столько за месяц не опорожнить. Гости, надо думать, не только вчера бывали.
