Текст книги "Аландская Звезда (СИ)"

Автор книги: Антон Перунов

Соавторы: Иван Оченков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Глава 21

Восточная война, более известная у нас под названием Крымской, дала мощный толчок к развитию науки и техники. В особенности, конечно, военной. Прогресс шел семимильными шагами, и горе тем, кто не успевал за его неумолимой поступью. Паровые линейные корабли доказали свое безоговорочное превосходство над парусными, чтобы тут же уступить пьедестал только что появившимся броненосцам. Пока еще дульнозарядные, но уже винтовые или, как тогда говорили, винтовальные штуцера окончательно вытеснили с полей сражения гладкоствольные ружья, а вслед за ними возникла и нарезная артиллерия. А еще мины, новая взрывчатка невиданной доселе мощности, и, конечно же, связь, позволившая мгновенно оценивать изменившуюся обстановку и так же быстро реагировать на нее.

По всей видимости, я был одним из первых в России, кто в должной мере оценил телеграф и начал всеми силами развивать его. Аппараты Морзе окружали меня везде. В Мраморном дворце, Главном Морском штабе и, разумеется, в Кронштадте. Причем не в каком-то закутке или флигеле, а в непосредственной близости от кабинета, чтобы получать информацию без каких-либо проволочек. Именно поэтому получилось так быстро связаться с Бутаковым и на основании его доклада принять все последовавшие за этим решения.

– Где Мофет?

– Я здесь, ваше императорское вы…

– Доложить о готовности! – пришлось прервать адмирала, иначе он будет перечислять мои титулы до самого вечера.

– Все корабли вверенной мне эскадры укомплектованы и снаряжены согласно… что-то случилось?

– Свеаборг случился. Мы идем на помощь.

– Но… слушаюсь!

– Итак, у нас пять линейных кораблей, два больших винтовых фрегата и полтора десятка малых, большая часть из которых колесные, а также четыре броненосца.

– Только три, ваше высочество, ежели, конечно, не считать «Бомарзунд». Что же до «Севастополя», то на нем не закончен монтаж брони.

– Кстати, а почему до сих пор не закончен?

– Так ведь плиты не пришли, Константин Николаевич, – поспешил на помощь адмиралу Лихачев. – Там вроде и немного осталось. У Лисянского по большому счету только крыша главного каземата не закрыта, а вот у Клокачева почти все сделано. Осталось разве щели законопатить…

– Батарею на «Севастополе» закрыть успели?

– Там все хорошо-с!

– Вот и чудно, Самуил Иванович, распорядись, чтобы на нем немедленно начали принимать уголь и боеприпасы.

– Слушаюсь! – обреченно отозвался Мофет и отправился отдавать приказы.

Вести в бой недостроенный толком броненосец было плохой затеей, но сражаться вдвоем против шести еще хуже. Хотя, почему шести? Уже пяти… молодец, Бутаков. А если его «Бомарзунд» уцелеет, то и пять на пять.

Единственной проблемой было расстояние. Парадный ход «Первенца» и «Не тронь меня» не превышал шести узлов и это сейчас, пока котлы и машины в полном порядке. Что покажут бывшие «Дюк Веллингтон» и «Империус», ставшие после переоборудования «Севастополем» и «Петропавловском», не знает никто, ибо никаких испытаний, кроме швартовых, пока не проводилось.

А поскольку скорость хода эскадры немного ниже скорости самого медленного корабля, входящего в ее состав, добираться до Свеаборга мы будем в лучшем случае сутки, а то и больше. Если, конечно, только что отремонтированные механизмы не подкинут какого-нибудь сюрприза. Таким образом, вероятность того, что мы подойдем к шапочному разбору и ничего не сможем исправить, превращается в железную уверенность, если только…

– Да чтоб меня! – мелькнула в моей голове мысль.

– Что с вами, Константин Николаевич?

– Федя, я болван! Черт возьми, мне бы не флотом командовать, а… ё-ё-ё!

– Это понятно, а дело-то в чем? – состроил невинную физиономию адъютант.

– Нужны буксиры! – не обращая внимания на колкость приближенного, крикнул я. – И тогда…

– Что?

– Во-первых, мы успеем вовремя подойти на помощь Бутакову. Во-вторых, не истратим во время перехода запасы угля. Ну и в-третьих, не станем напрягать машины, так что на бой их точно хватит!

– Вы серьезно?

– Вполне.

– Но где же мы возьмем столько буксиров?

– А вон они, – махнул я в строну застывшей на рейде эскадры. – Выходим через час!

Насчет часа я, конечно, погорячился. Так быстро пары нынешние котлы не поднимают. Не говоря уж о том, что только что вступившие моим волевым решением в строй корабли не успели еще толком снарядить. Да и команды хоть и укомплектованы, но…

– Ваше императорское высочество, – с трудом пробившись через свиту, обратился ко мне инженер Шмидт – представитель Механического завода Шервуда, отвечавший помимо всего прочего за ремонт машин на новых броненосцах.

– Чего тебе?

– Я слышал, что вы намерены отправить «Петропавловск» и «Севастополь» в бой?

– Можете радоваться, в ближайшее время испытаний не будет, а потом все неполадки можно будет списать на боевые повреждения.

– Я, собственно, об этом и хотел поговорить. Машинные команды новых кораблей не опытны, так что я… то есть все мы, некоторым образом, изъявляем твердое желание…

– Вы хотите пойти в бой? – удивился я, сообразив, к чему тот ведет.

– Именно так-с. Вся сдаточная команда нашего завода. Собственно, мы все здесь.

За спиной инженера и впрямь стояли его подчиненные. Почти два десятка крепких рабочих, которых сейчас принято называть мастеровыми. Одни одеты почти по-городскому, другие как будто только что из деревни в каких-то армяках и лаптях. Но лица у всех серьезные.

– Поздравляю, вы приняты! – протянул я инженеру руку, которую он с большим трепетом пожал.

Но как бы то ни было, к вечеру мы все-таки начали движение. К слову сказать, буксировка да еще в открытом море далеко не самое простое занятие. Любая ошибка может привести к порыву троса или даже к столкновению. Но как бы-то ни было, у нас получилось, и около часа по полудни на горизонте показались скалы Свеаборга, а также стоящая перед ним союзная эскадра.

– Кажется, там довольно жарко, – мрачно заметил подошедший ко мне Мофет, показывая на клубы густого дыма над крепостью.

– Похоже на то, – согласился я, рассматривая вражеский флот в бинокль.

– Не пора ли отцепить броненосцы от буксиров?

– Действуйте!

Каждый броненосец тянуло по два самых мощных парохода, да и сами они все это время держали пар в котлах и проворачивали винты. Благодаря чему наша эскадра могла двигаться почти восьмиузловым ходом.

– Евгений Андреевич! – обратился я к командиру своего флагмана, – будь любезен, подвинти «Константина» к борту «Севастополя». Мне надобно кое-что сказать Лисянскому.

– Слушаюсь!

– Неужели нельзя передать это сигналом? – подозрительно посмотрел на меня Мофет.

– Смотри, Самуил Иванович, – проигнорировал я вопрос. – Как я и ожидал, почти все броненосцы противника, кроме одного, заняты крепостью. Стало быть, его эскадра теперь практически беззащитна. Вот ее-то мы и атакуем. Задача линейных кораблей и фрегатов поддержать эту атаку и добивать подранков. Ни в коем случае не увлекаясь абордажами. Хватит с нас трофеев, и без того добрая половина флота из них…

– Зачем вы мне это говорите, ваше императорское высочество? – упавшим голосом спросил адмирал. – Неужели вы собираетесь… а как же повеление государя?

– Я не прощаюсь, господа, – обвел я глазами окружавших меня офицеров. – Но если что, для меня было честью служить с вами!

В этот момент красавец «Константин» практически поравнялся с освободившимся от буксира «Севастополем», крыша каземата которого оказалась примерно на уровне батарейной палубы линейного корабля. Расстояние между бортами не более сажени. Говоря по чести, будь погода посвежее, я бы на такую авантюру никогда не решился, но море на редкость спокойно. Оставалось лишь перекинуть трап, и вот я уже на броненосце.

– Здравия желаю вашему императорскому высочеству! – вытянулся передо мной Лисянский. – Броненосный корабль «Севастополь» находится в полной исправности и готов к бою!

– Вот и славно, Платон Юрьевич. Поднимай «кайзер-флаг» [1] и пошли вперед. Кокрейн нас, поди, уж заждался…

Почему я выбрал «Севастополь»? Ну, во-первых, на нем мощнее машина, а стало быть, есть надежда на чуть большую скорость. Во-вторых, в отличие от собрата, вертикальная броня на нем полностью смонтирована, а что крыши каземата пока нет, так туда еще попробуй попади. В-третьих, на нем единственном успели собрать нечто вроде броневой рубки, из которой можно руководить не только кораблем, но и боем.

Есть и четвёртое преимущество в виде динамитной пушки профессора Барановского, толстая медная труба которой торчит из крыши. Собственно поэтому ее до конца и не забронировали. Не успели подогнать плиту.

Экипаж тоже не новички, да и командир толковый. Можно было, конечно, остаться и на «Константине», но тогда Мофет костьми ляжет, но в бой меня не пустит, а теперь наоборот, сам в пекло полезет. И вообще, в первом большом бою броненосцев безопаснее всего как раз на броненосце!

Союзная эскадра представляла собой огромное собрание судов самого разного назначения и размеров, разместившихся на первый взгляд в совершеннейшем беспорядке. Однако это впечатление было обманчивым. Многочисленный плавучий тыл из множества пароходов и парусников с углем, провиантом и боевыми припасами находился в центре. Крупные боевые корабли, напротив, держались по краям, обороняя их от возможного налета наших рейдеров. Что же касается легких сил, то они сейчас были заняты обстрелом крепости и попытками высадить десант. Впрочем, об этом мы узнали гораздо позже.

Сейчас же перед нами оказалась французская часть эскадры союзников, которой командовал адмирал Шарль Эжен Пэно. Если наше появление из-за острова Сандхамн и стало для потомков древних галлов сюрпризом, самообладания они вовсе не потеряли. Напротив, на кораблях быстро сыграли тревогу и начали выстраивать линию… беда лишь в том, что против нашей великолепной четверки это построение бесполезно. Тактика парового, а уж тем более броненосного флота еще не сложилась, и что делать, никто толком не знает. Я же играть по чужим правилам не собирался и потому выстроил свои броненосцы строем фронта. Причем, идущие в центре «Первенец» и «Не тронь меня» немного вырвались вперед, так что со стороны это можно было принять за клин.

За нами еще одним клином или, скорее, неровным фронтом следовали деревянные линейные корабли Мофета, а затем еще одна линия из двенадцати канонерских лодок «константиновского типа». Их, к слову, тоже вели на буксире. Сами буксиры остались в стороне под охраной пароходо-фрегатов и в бой не вступали. В общем и целом, наш строй копировал построение Тегетгофа в сражении при Лиссе. Ну, или он потом скопирует, тут даже не знаю…

Судя по всему, к такому господина Пэно жизнь не готовила. То, что для броненосцев их деревянные корабли не более чем добыча он, конечно же, знал. Но вот что в такой ситуации делать, придумать так и не смог. Для адмиралов парусного флота разорвать собственную линию в виду неприятеля было чем-то средним между трусостью и ересью. Единственный корабль, способный нам противостоять, находился сейчас в кильватерной колонне сразу за его флагманом, и поэтому месье адмирал не нашел ничего лучшего, как держать строй, в тщетной надежде отбиться.

– Как думаешь, кто это? – заинтересовался я, вглядываясь в низкий силуэт противника.

– А бог его знает, Константин Николаевич, – беззаботно отозвался Лисянский. – Раз француз, стало быть, либо «Конгрев», либо «Тоннант». Как их различишь, они же одинаковые…

– Бутаков докладывал, что один из них погиб. Знать бы только кто…

– А не все ли равно? – пожал плечами капитан первого ранга. – Нам бы покончить с ним, пока остальные не подойдут, а имя и потом узнать можно.

– Тоже верно.

Все эти разговоры мы вели в той самой броневой рубке, возвышавшейся посреди каземата. Ничего такого. Квадратная башенка со стороной чуть более двух аршин, собранная из толстого бруса с толщиной стенки порядка десяти дюймов или, употребляя более привычные в будущем меры, – двухсот пятидесяти миллиметров. Поверх нашиты четыре слоя железа, примерно по дюйму каждый. То есть, еще сто миллиметров брони. Крышу хотели сделать грибовидной, и только я в последний момент вмешался и приказал все исправить.

К слову сказать, как раз сейчас такая форма не то чтобы оптимальна, но особого вреда от нее не будет. Просто бризантных взрывчатых веществ пока нет, так что осколков немного, и рикошетов можно не опасаться. Просто чует мое сердце, если не заставить делать как надо с самого начала, то потом эта форма станет освящена временем и одержанными победами. Как же, отцы деды так воевали и даже сам великий князь Константин!

На дистанции примерно в десять (или меньше) кабельтовых мы открыли огонь из погонных орудий. Все же нарезные орудия, пусть даже такие примитивные, как наши «Баумгарты второй модели», это большой шаг вперед. Бьют дальше, траектория более настильная. С первого раза, конечно, никто не попал, но легло хорошо, заставив противника занервничать. Пока перезаряжались, расстояние еще больше сократилось, и вскоре на оказавшемся напротив нас 90-пушечном линейном корабле «Дюкен» вспух разрыв.

Снаряды у нас пока двух типов. Бронебойные болванки из закаленного чугуна и фугасы, тоже чугунные, но с начинкой из черного пороха. Удара о броню такие не выдержат, но по деревянным кораблям самое то. Что касается бронебойных… пробить четыре дюйма железа они могут только в упор. Да и то половина при этом раскалывается. Пробовали делать стальные, но… во-первых, дорого, а во-вторых, хорошей стали просто нет! У нас ее почти не производят, а везти из заграницы во время войны никаких денег не хватит.

Надо сказать, союзники довольно быстро сообразили, что в прогрессе нашей артиллерии без поставок из Германии не обошлось и надавили на Северо-Германский союз. Те, конечно, побрыкались для порядка, мол, мы нейтральные и независимые, но вывоз стратегических материалов в воюющие страны, сиречь к нам, запретили. На практике все не так страшно, разве что цены повысились, но все равно неприятно. Такие вот санкции…

[1] Кайзер-флаг – флаг, поднимаемый на кораблях Российского Императорского флота для обозначения присутствия на них великих князей или генерал-адмирала. Цветом и рисунком практически идентичен современному гюйсу.

Глава 22

По мере сближения мы успели еще трижды поразить вражеский корабль, из-за чего на нем вспыхнул пожар. Французы не остались в долгу, но их ядра и бомбы лишь бессильно скользнули по броне «Севастополя», а потом наша колонна обрушилась на их короткий строй.

Тем временем мы смогли разглядеть в пороховом дыму и угольной копоти главную цель – броненосную батарею. Теперь я даже смог прочесть надпись на его борту. «Конгрев». Из чего следует, что «Тоннант» или, говоря по-русски, – «Громоподобный», отправился на дно, царство ему небесное! Ну туда ему и дорога, болезному!

Голенко остался верным себе и направил свой броненосец на своего французского собрата. Как поступили остальные, я в тот момент еще не видел, но мой флагман прорезал вражеский строй между уже горящим «Дюкеном» и «Турвилем», дав полный залп с обоих бортов.

Особенно досталось первому из них. Один из снарядов пробил многострадальный «Дюкен» насквозь, проделав в нем продольное отверстие, покалечив по пути полтора десятка человек и до смерти напугав остальных, после чего полетел дальше, так и не разорвавшись. Другой срезал фок-мачту, отчего та обрушилась на палубу, разогнав всю артиллерийскую прислугу. Но главный урон нанес третий, сделав пробоину в носовой оконечности, которую тут же стала захлестывать вода. А вот «Турвиль» отделался на удивление легко. Большинство угодивших в него снарядов просто прошили ему борта, умудрившись не задеть ничего важного.

Как я уже упоминал, Голенко повел свой корабль на таран. Однако капитан «Конгрева» не стал держаться за место в строю и умудрился развернуть броненосец и разойтись с «Первенцем» буквально борт о борт, обменявшись при этом залпами. К счастью для нас и, к сожалению, для французов, их 60-фунтовые пушки оказались заряжены бомбами, большая часть которых просто раскололась о нашу броню, а остальные ушли рикошетами.

А вот Голенко сумел проявить креативность, приказав зарядить свои орудия кованными железными ядрами. И, по крайней мере, часть из них смогли пробиться сквозь 114 мм железные плиты, застряв только в деревянных бортах. Особого урона от этого не случилось, но противнику стало ясно, что наглеть не стоит, поскольку следующий удар защита может и не выдержать. Последний выстрел сделала кормовая нарезная пушка, но выпущенная ей болванка лишь скользнула по французской броне.

Лихачеву повезло куда больше. Флагманский 100-пушечный «Аустерлиц» не стал ломать строй, успев дать по надвигающемуся на него монстру с чудным для иностранного уха названием – «Не тронь меня» три полновесных залпа, получив взамен всего пару попаданий из погонного орудия, не причинивших ему особого вреда. Но расстояние быстро сокращалось, и теперь уже начальник отряда показал своим подчиненным мастер-класс по утоплению супостата посредством удара в корпус.

Тяжелый кованный таран с треском проломил борт француза, войдя в того, как горячий нож входит в сливочное масло. После чего машина русского броненосца отработала назад, и обреченный корабль медленно погрузился в мутные воды Финского залива.

На долю немного отставшего «Петропавловска» достались лишь два винтовых фрегата «Эгле» и «дʼАсса», однако их капитаны не стали играть в героев и поспешили уйти, воспользовавшись своим превосходством в скорости. Все, что оставалось Клокачеву, это немного пострелять им вдогонку.

В результате сложилась немного парадоксальная ситуация. Мы сумели прорезать строй союзников, уничтожив вражеский флагман, а также повредив или разогнав остальные корабли, и теперь перед нами открылось мягкое подбрюшье противника – его транспорты. С другой стороны, счастливо избегнувший тарана «Конгрев» теперь вполне мог напасть на наши парусно-винтовые линкоры и фрегаты, идущие за нами следом.

К счастью, все эти расклады были понятны не только мне. Поэтому Голенко и Лихачев,не сговариваясь, развернули свои корабли и снова пошли на француза, намереваясь напасть на него вдвоем. Мы же с Лисянским занялись «Турвилем», а также начавшим заметно крениться «Дюкеном», и лишь Клокачев повел «Петропавловск» дальше, паля с обоих бортов изо всех орудий.

Французская броненосная батарея оказалась в крайне невыгодном положении, сражаясь в одиночку сразу с двумя противниками. При том, что его пушки были не способны пробить броню русских, а вот ответные удары, судя по уже нанесенным повреждениям, вполне могли стать роковыми.

Однако его капитан Казимир Бераль де Седайж не только бесстрашно принял бой, но и провел его с большим искусством. Хорошо зная о недостатках своего корабля и убедившись в не самых лучших маневренных качествах неприятеля, он постоянно менял курс, не давая своим визави пойти на таран и развивая максимальный огонь, когда те оказывались в опасной близости.

Правда, для хорошо бронированных «Первенца» и «Не тронь меня» его пушки были не опасны, чего не как нельзя было сказать о сложенной из расплющенных рельсов броне «Севастополя». Поэтому, когда мы покончили с «Дюкеном» и отогнали «Турвиль», первое же попадание стоило нам расколотой плиты. К счастью, французы оказались слишком заняты кораблями Лихачева и Голенко, чтобы стрелять еще и в нашу сторону.

– Приготовить динамитную пушку!

– Константин Николаевич, вы уверены? – с явной опаской поинтересовался Лисянский.

– Что мне целый год вокруг этой лоханки крутиться! – огрызнулся я.

Как уже упоминалось, изобретение профессора Барановского нашло себе место между носовой неподвижной башней и нашей рубкой. Механизм заряжания и пуска, а также пара запасных снарядов или, скорее, даже торпед находились внутри под защитой брони. Подвижность ствола, представлявшего из себя тонкостенную бронзовую трубу, была довольно относительной, а потому наводка производилась поворотом корпуса.

После нескольких испытаний было решено отказаться от сжатого воздуха и стрелять паром, для чего от котла провели специальную магистраль. Во время пробных стрельб все выглядело более или менее пристойно. Сейчас же пришло время испытать это стимпанковое чудовище в реальном бою.

Сложившаяся в данный момент обстановка вполне благоприятствовала эксперименту. Наши броненосцы находились вне зоны поражения, да еще и на достаточно приличном расстоянии, чтобы попасть под удар. Занятый противостоянием с ними «Конгрев» отчаянно маневрировал, изображая неуклюжего, как утюг, и толстого, как бегемот, тореадора, которому приходится уворачиваться от рогов сразу двух разъяренных быков. На нас мсье де Седайж не обращал особого внимания. И очень напрасно. Подойдя к противнику примерно на два кабельтова, ставший сам за штурвал Лисянский направил нашу «вундервафлю» на противника и зачем-то перекрестился.

– Стреляйте, ваше высочество! – с трудом выдохнул он.

Бесшумным это оружие точно не было, ибо вместе со снарядом из ствола с диким свистом вырвался целый столб раскаленного пара, который по счастливой случайности никого не обварил. Что же касается выстрела, то мы, можно сказать, почти попали. Правда, тяжелая пятипудовая сигара, не менее половины веса которой составлял динамит, не долетела до вражеского броненосца примерно тридцать саженей и плюхнулась в воду, но не затонула, а весело поскакала к противнику по волнам, как будто была плоским камешком, которые мы все в детстве кидали в воду, считая потом прыжки.

– Раз, два, три, – хором считали мы с Лисянским, наблюдая, как очередное дьявольское и, казалось бы, совершенно бесполезное изобретение несется к кораблю противника.

Добравшийся-таки до вражеского борта снаряд ударил в него и, не проломив броню, застрял в ней исполинским костылем. А спустя еще секунду раздался жуткий взрыв. Такого я, признаться, в этой жизни еще не имел чести лицезреть. Рвануло так мощно, что в небо улетели несколько тяжеленных пластин брони! А в борту «Конгрева» образовалась широченная пробоина, в которую без труда могла бы поместиться телега. Внутрь хлынул поток воды, корабль медленно накренился, а потом и перевернулся, забрав с собою на дно большую часть команды.

Не обошлось, впрочем, и без капли дегтя. Несовершенство запорной арматуры привело к тому, что мы остались без пара, выпустив его сквозь трубу. И пока лишившийся хода флагман качался на волнах, мимо нас стремительно проходили линейные корабли и фрегаты Мофета, торопившиеся принять участие в охоте на оставшиеся без защиты транспорты союзников.

Гибель последнего броненосца из эскадры Пэно окончательно развязала нам руки. После этого немногие сохранившие боеспособность французские корабли разом растеряли весь свой боевой запал и поспешили покинуть поле боя. Впрочем, я их за это не осуждаю. Деревянные корабли все равно ничего не могли нам противопоставить, и потому бегство было лучшим из решений!

Пока мы сражались с «Конгревом», Клокачев на своем «Петропавловске», как нож масло, прошел сквозь ряды вражеских судов снабжения и оказался перед британцами. Кокрейн к этому времени успел выстроить все свои 15 линейных кораблей [1] в две колонны, одну из которых возглавил сам, а вторую поручил Мартину.

Не имея ни малейших иллюзий по поводу боевой устойчивости своих деревянных линкоров в противостоянии с броненосцами, он все же надеялся продержаться до возвращения своих батарей и прикрыть отход транспортов. Ведь если бы нам удалось их уничтожить, кампанию союзникам можно было считать проигранной. Поэтому бой предполагался маневренным, но…

На полтора десятка его вымпелов, среди которых было три 120-пушечника, надвигался один единственный русский корабль, да еще и такой несуразной конструкции, что отступить от него было даже как-то неприлично…

– Этот русский, наверное, сумасшедший! – выразил всеобщее мнение Мак-Кинли.

– Не думаю, – покачал головой сэр Томас.

– С такой скоростью ему не догнать ни нас, ни транспорты. Мы с легкостью от него уйдем….

– Войны не выигрываются успешными отступлениями, джентльмены. Мы будем иметь честь атаковать этого наглеца!

– Но это безумие!

– Отнюдь. Как вы сами сказали, скорость у него не велика. Пушек тоже не так много, а потому мы вполне можем взять его на абордаж!

В общем, Кокрейн не стал маневрировать, а устремился навстречу судьбе. И ровно то же самое сделал угловатый русский броненосец. Зрелище, открывшееся глазам многочисленных зрителей, оказалось поистине эпическим и захватывающим. Ибо Клокачев без колебаний направил свой корабль между двумя трехдечными гигантами «Роял Соверен» и «Роял Альберт», повторив знаменитый маневр Казарского, только теперь русский корабль не убегал от врага, а атаковал его.

Британские линкоры тут же обрушили на дерзкого противника всю мощь своей артиллерии, но броня выдержала, а все промахи и перелеты достались своим же товарищам. Зато ответные залпы 68-фунтовых гладкоствольных пушек и нарезных «баумгартов» произвели на британских кораблях поистине чудовищные разрушения.

На «Соверене» были изрешечен борт гон-дека, выведены из строя добрая половина пушек вместе с прислугой. А один из нарезных снарядов добрался до котельного отделения и разорвался, переломав там все. Хлынувший из расколотого котла пар до смерти обварил троих кочегаров, заставив остальных покинуть трюм. Впрочем, даже если бы они остались, ничего исправить уже было нельзя. «Роял Соверен» лишился хода.

Названному в честь мужа королевы Виктории «Роял Альберту» досталось немногим меньше, но по крайней мере его машины оставались целыми. Однако на этом испытания британцев не закончились. Дело в том, что командовавший «Петропавловском» Клокачев очень хотел испытать собственное «изобретение».

Таран, по его мнению, был грубостью, уместной лишь в самом крайнем случае. А вот прячущаяся за броней шестовая мина на поворотном шарнире, это изящно! Конечно, лучше было испробовать новую систему на какой-нибудь броненосной батарее союзников, но их здесь не было, а вот многопушечные линейные корабли противника как раз наличествовали.

Резко, насколько это было возможно на таком неуклюжем корабле, развернувшись, он попытался подойти к британскому трехдечнику с кормы. Капитан «Роял Альберта», естественно, решил, что его собираются взять на таран. А поскольку он вовсе не разделял оптимизма адмирала Кокрейна, немедленно приказал прибавить ход, чтобы держаться от этого сумасшедшего русского как можно дальше. В общем и целом, его намерение увенчалось успехом, «Петропавловск» не смог угнаться за своим противником, зато теперь рядом с ним выросла громадина «Марлборо».

Третий английский 120-пушечник неотвратимо надвигался на русского, как божье наказание на закоренелого грешника. Артиллерия была готова к стрельбе, а абордажные команды из морской пехоты ждали команды к высадке. Казалось еще немного, и странную пирамиду неуклюжего русского броненосца захлестнет волна солдат в красных мундирах. И тогда никакое мужество не избавит обнаглевшего противника от плена.

Собственно, так наверняка бы и случилось, если бы не очередное коварное изобретение русских варваров. Никто не заметил, как из внезапно открывшегося люка высунулся шест, на конце которого крепилась «Динамитная мина образца 1854 года». К сожалению, шарнир, предназначенный для опускания оной под воду, не сработал, но управлявшие «адской машиной» моряки не растерялись и сунули свой гостинец прямо в порт вражеского корабля, после чего тут же замкнули цепь.

Раздавшийся после этого взрыв разворотил «Мальборо» борт. Сотрясение корпуса было так велико, что почти полтора десятка приготовившихся к высадке на неприятельский корабль англичан рухнули вниз, насмерть разбившись об защищенные железными плитами борта. Еще столько же попадало с мачт, убившись уже о собственную палубу или утонув в море. Остальные оказались в такой панике, что и думать забыли об абордаже.

Несмотря на то, что изуродованный линкор продолжал держаться на плаву и вроде бы не собирался тонуть, случившееся со всей очевидностью показало остальным британцам, что идея с захватом русского корабля оказалась не самой удачной.

Тем временем раздосадованный неудачей своего изобретения Клокачев добрался до минеров и обнаружил, что большая часть из них контужена близким разрывом. Но если не считать этого прискорбного обстоятельства, сам «Петропавловск» не пострадал и был готов продолжать бой.

– Ладно, так тоже можно, – вздохнул неудавшийся изобретатель и приказал двигаться дальше.

Пробившийся в центр вражеской эскадры «Петропавловск» вел себя, как слон в посудной лавке. По его броне то и дело молотили неприятельские ядра и бомбы. Ответные залпы следовали одни за другим, нанося противнику тяжкие повреждения. В принципе, теперь Клокачев был готов и для тарана, но англичане держались настороже, не подпуская к себе оказавшегося столь опасным противника. А между тем, сделанная из рельсов броня постепенно сдавала. Несколько плит уже успели лопнуть, и следующее же попадание могло привести к пробитию.

Как ни странно, но спасли «Петропавловск» корабли Мофета. Набросившиеся на транспорты винтовые линкоры и фрегаты его отряда мгновенно переключили внимание британцев на нового противника, который к тому же был им по силам. Что же касается обнаглевшего русского берсерка, то пусть им занимаются броненосные батареи. Благо, те уже начали возвращаться.

[1] В морском сражении при Моонзунде британцы лишились 7 линкоров и 3 фрегатов. Но боевой потенциал Роял Неви позволил даже такие потери возместить оперативно. И к августу Балтик Флит под командованием Кокрейна располагал снова 15 линейными кораблями, включая три 1-ранговых 120-пушечных. Роял Соверен, Роял Альберт и Марлборо. Отдельно заметим, что и этим резервы британского флота не исчерпывались.