Текст книги "Аландская Звезда (СИ)"

Автор книги: Антон Перунов

Соавторы: Иван Оченков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава 12

Наверное, не слишком прилично об этом говорить, но утро моего августейшего брата начиналось… как бы это… в общем, большую часть жизни он мучился запорами. Болезнь, что называется, совершенно не героическая, но от этого ничуть не менее неприятная. Перепробовав множество средств и снадобий, Александр пришел к выводу, что лучше всего в этом нелегком деле помогает кальян.

Ну а поскольку сидеть на фаянсовом троне довольно скучно, а смартфоны еще не изобрели, находящегося в неудобной позе императора скрывали ширмой, рядом с которой собирались наиболее доверенные придворные, задачей которых было развлекать своего сюзерена. И так уж случилось, что, явившись поутру в Зимний дворец, я застал именно это мероприятие. То есть скрывающегося за ширмой государя и азартно травивших скабрезные истории и анекдоты царедворцев.

Строго говоря, доступ к императору в такие минуты был строго ограничен, но посмотрел бы я на того, кто решился меня остановить.

– Все вон! – коротко приказал я

– Но… – попытался возразить какой-то хлыщ с камергерским ключом на заду.

– Резче!!! – пришлось рявкнуть, после чего поспешили убраться даже самые непонятливые.

– Что с тобой, Костя? – встревоженно спросил никак не ожидавший моего появления Александр.

– Ничего особенного, кроме того, что меня пытались убить.

– Ты, верно, шутишь?

– Да какие тут шутки, черт побери! В мое вино насыпали отраву, и только чудо помешало мне его выпить.

– Что⁈

– Если точнее, его выпил мой слуга и тут же скончался в страшных муках. Впрочем, вот все документы, включая заключение придворного медика о причине смерти.

С эти словами я протянул за ширму еще тощую папку, в которой были собраны немного отредактированные копии материалов дознания.

– А почему здесь протокол допросов Анненковых? – осторожно поинтересовался свалившимися на него известиями царь.

– Потому что именно эта маленькая дрянь передала яд Санни и подучила налить его мне в херес!

– Постой. Ты хочешь сказать, что тебя чуть не отравила жена?

– Вот именно! Просто она думала, что это святая вода, которая поможет изгнать засевшего во мне злого духа!

– Ты серьезно?

– Да, черт возьми! Послушай, Саша, я ведь просил и тебя и этого болвана Адлерберга убрать юную аферистку как можно дальше от меня и моей семьи! Скажи, пожалуйста, что в этом сложного? Так ведь нет, и ты, и большая часть твоих приближенных бросились защищать «бедную девочку», попутно упрекая меня в жестокосердии. И вот вам результат! Покорно благодарю, кушайте не обляпайтесь!!!

– А это что, признания?

– Конечно. Неужели ты думаешь, что я пришел бы к тебе с подобными обвинениями, не будучи полностью уверен в их справедливости?

Надо сказать, что получить признательные показания оказалось непросто. Беклемишев был на сто процентов прав, бывшая фрейлина проявила себя крепким орешком. Сначала она плакала, потом имитировала обморок, затем стала громко молиться, призывая в свидетели всех святых, но так ни в чем и не раскаялась. Можно было, конечно, устроить очную ставку, но, принимая во внимание психическое состояние Александры Иосифовны и ее близость с преступницей, ничего хорошего из этого бы не вышло.

Специалистов по допросам у нас тоже под рукой не нашлось, если не считать таковыми морских пехотинцев из моей охраны. Ну и пытать совсем еще юную девчонку тоже как-то…

К слову, вот тема. Определённо нужна спецслужба, в которой будут и полевые агенты, и ликвидаторы, и грамотные мастера допросов с пристрастием. Но это все потом. Пока же пришлось справляться своими силами, сосредоточив усилия на Анненковом-старшем и расколов его до самых сокровенных глубин, или проще говоря, до самой задницы.

Нет, поначалу он пытался хорохориться и требовать, чтобы с ним обращались, как того требует его чин и высокое происхождение, но очень скоро убедился в пагубности своих заблуждений. Пара оплеух от матросов в сочетании с проникновенной беседой с жандармским штабс-капитаном быстро привели коллежского секретаря в чувство, и уже через полчаса он пел как соловей или стучал как дятел, тут уж как кому нравится.

Понимая, что на кону его жизнь, поведать он был готов буквально все свои прегрешения, начиная с розовых детских лет. С неменьшей охотой мошенник закладывал и всех своих знакомых. Количество грязных историй, излившихся водопадом на нас, превысило все мыслимые пределы. И этот вонючий фонтан никак не хотел закрываться. Его даже не надо было подбадривать время от времени. Пришлось даже срочно завести картотеку, заодно отсеивая второстепенных персонажей от ключевых. Но и без того работы Беклемишеву тут еще на несколько дней, по меньшей мере.

Даже самых невинных из сообщенных им сведений с лихвой хватило бы на десяток лет каторжных работ, ибо среди них числились мошенничество, подкуп должностных лиц и даже растление малолетних. Но нас интересовало другое, и Сергей Петрович не разочаровал. Почувствовав, что пахнет жареным, сдал всех: от родной дочери до зачастивших к ним в дом в последнее время странных личностей.

– Бог мой, поверить не могу, что это может быть правдой! – прошептал из-за ширмы потрясенный Александр.

– Но и это еще не все. Видишь фиал из-под отравы? Исследования еще не окончены, но состав весьма любопытен. Если давать его понемногу, как, собственно, и планировалось злоумышленниками, смерть выглядела бы совершенно естественной. Но если выпить большой объем сразу, как это сделал несчастный лакей, летальный исход наступает быстро и сопровождается муками.

– К чему ты клонишь?

– Ты еще не понял? Нашего отца травили малыми порциями точно такой же дрянью!

Вот тут я, если быть совершенно откровенным, блефовал. У нас не было ни времени, ни возможности, ни достаточного количества образца, чтобы провести подобную экспертизу, не говоря уж об исследовании тела покойного императора, но…

– Что⁈ – завопил Сашка. – Надо немедленно вызвать Бибикова [1], чтобы он…

– А вот с этим я бы не торопился.

– Но почему?

– Да потому, что любезнейший Дмитрий Гаврилович был одним из самых последовательных, и я бы даже сказал, докучливых защитников мадемуазель Анненковой. Во всяком случае, он по меньшей мере трижды заводил со мной разговоры о том, что я несправедлив к «бедняжке».

– Ты думаешь, он замешан?

– Пока не знаю. Но даже если нет, это означает, что он болван и занимает не свое место!

– Боже правый, кому же поручить расследование?

– Не стоит беспокоиться. Я поручил это капитану Беклемишеву, и пока он, слава Богу, справляется.

– Кто-то из твоих моряков?

– Нет, он из другой ветви рода. Провинциальный жандарм, без всяких связей в столице, не говоря уж о дворе.

– Полагаешь, он совладает с этим делом?

– Во всяком случае, будет стараться без оглядки на знакомых и родственников. А если кто-то из высокого начальства попытается оказать на него давление… будет иметь дело со мной!

– Вижу, ты настроен решительно…

– Просто устал деликатничать с людьми, не способными это оценить. Все. Баста!

– Пожалуй, ты прав, – отозвался Александр, покидая свое убежище и направляясь к рукомойнику.

– Прости, я совсем не спросил о твоем самочувствии.

– Ты знаешь, полегчало, – не без юмора отозвался брат, но тут же снова стал серьезным. – Я вполне понимаю твои резоны, но все же думаю, расследованием должен руководить человек с большим весом. Ты рано или поздно снова уйдешь в море, и тогда твоего Беклемишева просто сожрут. Что скажешь о Дубельте?

– Стар, хитер, продажен.

– Хм. Тогда об Орлове?

Надо сказать, что шеф корпуса и начальник III отделения граф Орлов не слишком разбирался в розыскных делах, предоставив руководство ими все тому же Дубельту. Но при всем при этом был человеком дельным, хотя и консервативно настроенным. Кроме того, я, то есть Костя, издавна дружил с его сыном Николаем. В общем, не самая худшая кандидатура, если его соответствующим образом настроить. Но это все-таки на крайний случай…

– Прости, Саша, но Алексей Федорович еще старше Дубельта. Да и не годится он для тайных расследований и бессудных расправ…

– Ты полагаешь, что это дело следует держать в тайне?

– Нет, черт побери! Дадим объявление в Петербургских ведомостях: великая княгиня собралась отравить мужа ядом, полученным у фрейлины!

– Н-да, неприглядная картина…

– Поэтому чем меньше людей посвящено в детали, тем лучше. Давай сделаем так. Я создам при Морском ведомстве временный отдел для специальных расследований. Включу в него только тех, кто уже и так в курсе событий. Беклемишева, Юшкова, возможно, еще несколько человек, и буду курировать лично. Как думаешь, моего аппаратного веса хватит, чтобы прикрыть их работу?

– Но…

– Ты ведь не забыл, что дал мне поручение разобраться со смертью отца?

– Нет, конечно. Но что, если твое присутствие потребуется в другом месте?

– Вот ты о чем. Никогда не думал, что скажу это, но… море подождет! Все равно вражеский флот прибудет к нашим берегам не ранее конца июля, а скорее всего, в августе. До той поры нам нужно, любыми средствами решить эту проблему. Иначе все наши победы потеряют смысл…

– Пожалуй, ты прав, – сдался брат.

К счастью, он пока не подозревает, какого монстра я собираюсь взрастить из этого временного отдела. Со временем он развернется в целый департамент, задачей которого будет обеспечение безопасности. То есть разведка, как военная, так и техническая, а также контрразведка и, конечно же, охрана. И поскольку никакой другой службы, комплексно занимающейся всеми этими вопросами, у нас пока нет, именно она и станет костяком главной имперской спецслужбы.

Но это в будущем, о котором лучше не распространяться. К сожалению, Сашка не самый волевой человек и охотно поддается чужому влиянию. А я рядом с ним постоянно находиться не могу. Между тем, в его окружении достаточно людей, не желающих никаких перемен и способных сообразить, в чем заключается опасность.

– Скажи, пожалуйста, – прервал паузу брат. – Как ты намерен поступить с Санни?

– Даже не знаю, – вздохнул я. – Не будь я великим князем, потребовал бы развод, но…

– Это исключено! – покачал головой император.

– Сам знаю. Но пойми и ты меня. Она положительно сошла с ума, и оставаться рядом с ней теперь просто опасно. Бог знает, какая еще «светлая идея» придет в ее прелестную голову, а ведь у нас дети!

– Полагаешь, она может навредить им? – изумился Александр.

– Сутки назад я бы плюнул в лицо тому, кто сказал бы, что она способна отравить меня, а сегодня это стало свершившимся фактом. Более того, великая княгиня Александра Иосифовна, говоря языком насквозь казенным, причастна к смерти ни в чем не повинного, за исключением, быть может, склонности к выпивке, человека. Да, он всего лишь слуга, но тоже живая душа. У него, кстати сказать, и семья есть…

– О них мы позаботимся, – отмахнулся брат. – Но я, право, не представляю, как поступить в подобном случае. Возможно, нам следует посоветоваться с мамА?

– Даже не знаю. В последнее время маменька не слишком меня жалует. Ей почему-то кажется, что отставка Клейнмихеля и Нессельроде – дело исключительно моих рук.

– Перестань. В конце концов, она любит внуков и захочет позаботиться о них.

– Надеюсь, ты прав. Но теперь давай лучше подумаем, как ответить организаторам этого преступления?

– А разве они уже известны? – удивленно посмотрел на меня император.

– А разве нет? Посмотри на последнем листе показаний Анненкова…

Явно заинтересовавшийся Александр поудобнее устроился в кресле и снова углубился в исписанные каллиграфическим почерком листы.

– Ты о счете в лондонском Сити? – задумался он. – Прости, но это еще ничего не значит. У доброй половины наших аристократов есть такие. Хотя, конечно, размеры «сбережений» у разорившегося вконец помещика внушают…

– Если, как ты выразился, «сбережения» наших аристократов находятся в их банках, впору задуматься, наши ли это аристократы? Но вообще я не об этом. Там внизу приколот вексель. Посмотри, каким числом он выдан?

Платежный документ был найден среди бумаг Анненкова, едва только начался обыск, поскольку тому даже не пришло в голову его прятать. Мгновенно сообразивший, что это значит, Беклемишев тут же прислал его мне с нарочным.

– Неделю назад? – нахмурился брат.

– По крайней мере, теперь точно известна моя цена в фунтах стерлингов. Как видишь, она не так уж высока, хотя со слов Анненкова это только аванс. В любом случае – прямая улика.

– Черт знает что! – стукнул в сердцах кулаком по столику с документами император. – На моего брата объявили охоту, платят деньги за твою жизнь, нанимают всякую сволочь, то поляков, то просто мошенников и гадалок. Нет. Не позволю! Они за это заплатят! Такие преступления не могут остаться безнаказанными.

– Целиком и полностью поддерживаю эту позицию, – кивнул я.

– Что ты предлагаешь?

– Ответить зеркально. Бить англичан по их слабым местам, так же как они это делают с нами. Помнишь, я предлагал тебе операцию в Ирландии? Большого эффекта от нее, конечно, не будет, но это только первый шаг. Нужно постараться поджечь Индию – главный алмаз британской короны и источник львиной доли их доходов. Затем создать им проблемы в Китае, из которого они высасывают серебро, продавая азиатам опиум.

– Даже не знаю, Англия издавна один из главных наших торговых партнеров. Не навредим ли мы подобными действиями сами себе?

– Сейчас война, а на войне все меры хороши. И потом, почему мы должны стесняться действий, которые считают для себя приемлемыми наши враги? В любом случае, не мы это начали. Ты ведь сам сказал – такие преступления нельзя оставлять безнаказанными. А если выяснится, что и в гибели папА есть их след…

– Хорошо, – тяжело вздохнул император. – Я согласен. Прошу тебя лишь об одном, не переусердствуй.

– Приложу все силы! – прозвучало это несколько двусмысленно, однако обещать большее я был не готов. Мало ли, как оно повернется… А вдруг мои горлохваты Лондон спалят или еще чего учудят… А мне потом будет перед братом неловко за несдержанное слово.

Саша, впрочем, сразу уловил этот нюанс и, чуть бледновато усмехнувшись в усы, погрозил мне пальцем.

– Костя, ты мне конечно брат, но впредь постарайся действовать в рамках закона.

– Не премину, ваше величество, – перешел на официальный тон я. – Но чтобы не выйти из оных рамок, верноподданнейше прошу начертать мне приказ, в коем указать, что все предпринятые мной действия совершены по высочайшему повелению и для всеобщего блага.

– Фигляр! – буркнул император, но не стал перечить, а устроившись поудобнее за столом, взял в руки перо и набросал несколько строк, более всего напоминавшее сакраментальное – «все, что сделал податель сего, сделано по моему приказу и на благо государства». Затем поставил размашистую подпись – Александр, после чего посыпал получившийся текст песком и передал мне со словами.

– Можешь гордиться, сам император у тебя писарем потрудился.

– Покорно благодарю, государь, – изобразил я легкий поклон, отметив про себя, что число под именным указом стоит вчерашнее.

Видимо, покушение на члена августейшей фамилии и впрямь серьезно подействовало на обычно нерешительного брата, и он, что называется, готов был взять быка за рога. Конечно, завтра к нему потянутся разного рода советчики и просители, которые станут умолять не рушить устои и губить государство, но, как говорят в народе, что написано пером, не вырубишь топором. Именной указ у меня есть, а если на моей стороне царь, то кто же против?

Получив санкцию с самого верха, я без промедления развил бурную деятельность. Полученные полномочия позволяли мне отдавать приказы департаменту полиции напрямую, минуя министра внутренних дел и шефа III отделения. Первым делом были объявлены в розыск все, кого упомянул во время своей недавней «исповеди» господин Анненков. Одновременно аннулированы их паспорта, что в теории позволяло перекрыть им возможность выезда за пределы Российской империи.

Увы, к величайшему сожалению, все эти в целом правильные меры не дали ровным счетом никакого результата. Как вскоре выяснилось, добрая половина фигурантов этого грязного дела успели заблаговременно покинуть пределы нашего богоспасаемого отечества, а остальные буквально растворились на его просторах.

Впрочем, имена, приметы, а также некоторые связи злоумышленников были известны, так что я не терял надежды, что рано или поздно кто-то из них попадется. Что же касается бежавших за границу… пиетета по поводу международного права у меня не больше, чем у Наполеона. Вот только похищать и расстреливать, как это случилось с герцогом Энгиенским, я никого не буду. Несчастный случай на берегах Темзы или в парижских трущобах меня вполне устроит…

К слову, если граф Орлов и управляющий от его имени Отдельным корпусом жандармов Дубельт отнеслись к моему вмешательству в их епархию с полным пониманием, то генерал Бибиков возмутился и подал в отставку, которую тут же получил, причем без обычного в таких случаях «оставления» членом Государственного совета.

Подобная немилость, разумеется, не могла не броситься в глаза всем заинтересованным лицам, а потому больше никто вмешиваться в расследование и просить за Анненковых так и не решился. А посему, уже через месяц (неслыханная скорость для исправления российского правосудия) их дело было рассмотрено в закрытом суде, после которого отца и дочь признали виновными по статье 266 Раздела III «О преступлениях государственных» и огласили приговор – лишение всех прав состояния и смертная казнь. Говорят, что не ожидавшие подобного исхода мошенники во время слушания не раз падали в обморок, уж не знаю, действительный или мнимый. Но затем, по «высочайшей милости» повешение заменили «политической смертью» с бессрочной каторгой с отбытием оной в Нерчинской каторжной тюрьме.

Впрочем, все это случилось несколько позже, а пока вашему покорному слуге предстояло решить вопрос с женой. В последствии раз за разом возвращаясь в своей памяти к событиям тех роковых дней, я неоднократно прокручивал их в своей голове, стараясь представить, что можно было сделать, чтобы избежать трагедии и не находил ответа.

Тогда, направляясь домой, я перебирал в своей голове разные варианты, один кровожаднее другого, от помещения в психиатрическую лечебницу до заточения в монастырь. И то и другое, по сути своей, мало чем отличалось от тюрьмы, но должен признаться, что в тот момент в моей душе не было места ни для христианского милосердия, ни для хотя бы простого сочувствия к некогда любимой женщине и матери теперь уже точно моих детей.

Так и не придя ни к какому выводу, я вернулся во все еще находящийся на осадном положении Мраморный дворец. Выслушал доклад дежурного офицера, а потом столь же подробные донесения обо всех случившихся за день происшествиях от взволнованного произошедшей на его глазах трагедии Кузьмича. Все слуги были на месте, дети находились под присмотром нянек, а ее императорское высочество «закрылись у себя и никого не желают видеть».

Поднявшись по застланной яркой ковровой дорожкой лестнице, я прошел к покоям Александры Иосифовны и постучал. Ответом мне было гробовое молчание. Не будучи расположенным к деликатности, я принялся сначала бить по двери ногами, затем, окончательно рассвирепев, вызвал караул и приказал ее взломать. Несколько ударов прикладом сделали свое дело, и передо мной открылся проход.

В первый момент мне показалось, что Санни спит, настолько безмятежным и умиротворённым было ее лицо. Но уже через секунду стало ясно, что великая княгиня не дышит, а ее тело успело окоченеть. Недостаток опыта сыграл со мной злую шутку. Узнав об источнике яда, мне и в голову не пришло обыскать покои супруги, а Беклемишев, единственный, кто мог иметь опыт в подобного рода делах, либо не догадался, либо не решился мне это предложить.

Очевидно, оставшись совсем одна, Александра Иосифовна впала в отчаяние и не нашла иного выхода, как наложить на себя руки. На прикроватном столике стоял теперь уже совершенно пустой фиал, а рядом с ним лежала записка, слова которой даже теперь, по прошествии многих лет, жгут мне душу. «Кто бы ты ни был, не мсти моим детям».

[1] Бибиков Дмитрий Гаврилович министр внутренних дел в 1852–1855 годах.

Глава 13

В начале августа 1855 года на Балтике снова запахло порохом. Правительства королевы Виктории и императора Наполеона сумели, наконец, договориться о совместных действиях и направили к русским берегам главные силы своего флота – шесть броненосных батарей. Четыре британских типа «Этна» и два французских «Девастасьона» (еще три Наполеон III все же предпочел отправить прикрывать Босфор, здраво рассудив, что угроза атаки русского флота и десанта в Проливах после событий прошлого года выглядит отнюдь не иллюзорно).

Собственно говоря, к этому типу принадлежали все шесть кораблей, ибо англичане построили свои корабли по французским чертежам, но раздутое самомнение «владычицы морей» не позволяло признать этот факт. При том, что ТТХ новейших броненосцев, прямо скажем, не поражали.

Виной тому оказались слишком слабые для таких больших и тяжелых кораблей машины в 400 сил у франков и чуть более 500 у британцев. В результате чего расчетной скорости в 6 узлов не смогли развить ни те, ни другие, показав на мерной линии весьма скромные от 3.2 до 3.8 узлов, или, говоря по сухопутному, около 6 верст в час. То есть, вполне сравнимо с бодрой походкой какого-нибудь бедного студента, торопливо шагающего в университет по Тучкову мосту.

Поэтому французы, не мудрствуя лукаво, буксировали свои батареи с помощью колесных пароходов. Оценив здравый подход союзников, британцы последовали их примеру. Еще несколько пароходо-фрегатов шло в охранении. А всего, вместе с судами снабжения под командованием произведенного ради такого дела в полные адмиралы Кокрейна, оказалось около сорока вымпелов.

Трудно сказать, что сподвигло королеву и лордов отдать старому авантюристу руководство собранной на скорую руку Балтийской эскадрой. Возможно, других желающих рискнуть всем, поставив на карту карьеру и репутацию, просто не нашлось. Зато мотивы самого сэра Томаса были ясны как божий день. Во-первых, месть за сына, погибшего год назад во время сражения в Лумпарских проливах. А во-вторых, желание поддержать реноме «Первого после Нельсона».

Благодаря телеграфу и обширной корреспондентской сети можно было следить за подготовкой похода буквально в реальном времени, а потому неожиданностью появление новой армады союзников для нас не стало. Мы в свою очередь тоже не теряли времени даром, усердно занимаясь переоборудованием кораблей, возведением укреплений и устройством новых минных заграждений.

На остальных фронтах этой войны тем временем наступило нечто вроде затишья. В Закавказье продолжалась осада Карса. Не имея достаточно сил для решительного штурма, Муравьев блокировал крепость, решив взять противника измором. Турки под командованием Вели-паши несколько раз пытались оказать осажденному гарнизону помощь, но после ожесточенных стычек были вынуждены ретироваться.

Такое же спокойствие царило и в Трапезунде. Подошедший к городу корпус Омер-паши не стал предпринимать решительных шагов, ограничившись перекрытием дорог, что не причинило снабжаемым по морю русским войскам ни малейших неудобств. По сути, единственными активными действиями на данном театре военных действий стали набеги кораблей Черноморского флота, буквально терроризировавших турецкое побережье.

Еще тише было на Белом море. Учиненный в 1854 году Шестаковым разгром привел союзников в состояние полного замешательства. Сторонники войны требовали послать на Русский Север новую эскадру, чтобы смыть «позор поражения» кровью. Противники, в свою очередь, вполне здраво указывали, что случившаяся неудача далеко не первая. А также, что новая авантюра может потребовать слишком много сил, которые в таком случае не получится использовать в другом месте.

В общем, после долгой дискуссии, адмиралы обеих стран, не сговариваясь, пришли к выводу, что судьба войны так или иначе решится на Балтике, а значит и суетиться, посылая эскадру в эти Богом забытые места, нет никакого смысла. И в этом была их ошибка…

Во-первых, как только выяснилось, что визита союзников в наши северные воды не будет, флагманская «Аляска» и остальные корабли Беломорского отряда тут же направились к берегам Британских островов. А во-вторых, задание пощипать британское судоходство было не единственным.

Произведенный за все свои подвиги сразу в капитаны первого ранга Шестаков и раньше предлагал перенести боевые действия на вражескую территорию, воспользовавшись для этого царившими в Ирландии антибританскими настроениями.

«Имея в составе своей команды много уроженцев этого края» – писал он в одном из своих донесений – «неоднократно имел возможность убедиться в их горячей нелюбви к английской короне и англичанам вообще, коих не без оснований считают поработителями своей родины».

Но если раньше сама мысль о том, чтобы возмутить чьих-то подданных против «законной государыни» казалась нашим престарелым генералам и адмиралам невозможной ересью, то теперь это начинание благословил сам государь.

Получив карт-бланш, Шестаков принялся за дело со свойственной ему энергией. Выйдя в море, он прихватил с собой еще почти три десятка ирландцев, завербованных с помощью штурмана «Аляски» Патрика О´Доннелла из числа пленных. По-хорошему, конечно, сначала следовало добраться до САСШ, связаться с тамошними патриотами Зеленого острова, обговорить условия, набрать сторонников, снабдить их оружием и так далее. Но на все это не было времени…

Еще одним театром боевых действий стали необозримые просторы Дальнего Востока, где у нас был, если не считать владений Русско-Американской компании, один единственный порт – Петропавловск-Камчатский, отразивший в прошлом году нападение Англо-Французской эскадры. В этом году союзники снова попытались захватить его, но, к своему изумлению, обнаружили на месте города лишь пепелище. Повинуясь приказу генерал-губернатора Восточной Сибири Муравьева – дальнего родственника и полного тезки наместника Кавказа, контр-адмирал Завойко эвакуировал гарнизон и местных жителей, оставив противника в дураках.

Впрочем, подробности всех этих героических дел стали широко известны гораздо позже, а пока доходившие до Петербурга вести из отдаленных уголков нашей необъятной родины просто меркли на фоне разворачивающихся в балтийских водах событий.

Общественное мнение, с недавних пор появившееся в России, в эти грозные дни разделилось на две неравные половины. Большая, состоявшая в основном из чрезмерно возбужденных одержанными мною громкими победами патриотически настроенных обывателей ждала, что великий князь в очередной раз выведет в море могучий российский флот и покажет противнику, где раки зимуют.

Вторая группа, костяк которой составляли люди более разумные и осторожные, к числу которых принадлежал и мой августейший брат, полагали довольным, если мы будем действовать от обороны, отбивая атаки противника, в конце концов вынудив его отступить и согласиться на мирные переговоры.

Я же, как, впрочем, и большинство моих соратников, не обращал ни на тех, ни на других особого внимания, поскольку все это время мы были заняты делом. Сильный броненосный флот для нашего богоспасаемого отечества сначала требовалось создать и лишь потом выходить на бой против двух превосходящих его во всем тяжеловесов.

Все лето мы были заняты подъемом со дна Рижского залива вражеских кораблей. К счастью, осторожничающий противник этим работам практически не мешал. Первым еще в середине мая вытянули из-под воды винтовой фрегат «Империус», затем в последних числах мая подняли «Дюка Веллингтона», дальше работа продолжилась ударными темпами, так что к середине июля самые перспективные из утопленников оказались сначала в Кронштадте, а затем либо в Петербурге, либо в Гельсингфорсе, то есть там, где имелись промышленные мощности для спешной перестройки их в броненосцы.

Работы в доках и мастерских велись практически круглосуточно. Я и сам бывал там практически ежедневно. Иногда в компании с Путиловым, Головниным или Лисянским, но чаще сам. А почерневший и спавший с лица Чернявский и вовсе там практически поселился. Тут нам повезло в том, что «Пембрук» и «Хоук» сумели захватить почти целыми и еще в начале мая увели на верфь для переделки. Правда, у второго из них была сильно разбита машина, но его корпус и уцелевшие части активно использовали для ремонта. Так что третий броненосец, получивший гордое имя «Бомарзунд», уже поднял флаг и был в присутствии всей императорской фамилии и самого государя торжественно принят в строй.

К середине августа ожидалась готовность еще одного броненосца (основой для него стал «Империус»), к концу месяца третьего. Вот этот обязан был впечатлить всех, потому что его базой стал британский трехдечный флагман с его могучими машинами, которые наши мастера смогли пересобрать и восстановить. Что же касается остальных, имелась надежда достроить их к концу сентября, началу октября.

Вспоминая впоследствии все эти напряженные и полные трудов дни, я пришел к выводу, что только постоянная занятость не дала мне сойти с ума и не наделать глупостей. Смерть Санни и последовавшие за этим события едва не подкосили меня. Как бы ни пытались мы скрыть факт самоубийства, кое-какие слухи все-таки просочились и достигли Синода. Заседавшие там седобородые старцы, несмотря на сопротивление тайного советника Карасевского, исправляющего в те печальные дни должность обер-прокурора, хотели было даже запретить отпевать и хоронить ее на освященной земле, и только личный приказ государя, прямо заявившего, что его невестка погибла в результате покушения, заставило их пойти на попятный.

Еще одной заботой стали дети. Четырехлетнюю Ольгу и годовалую Верочку забрала к себе императрица Мария Александровна, обещавшая вместе с государем воспитывать и заботиться о них, как собственных детях. Хотели забрать и Николку, но тут взбеленился я.

– Мой сын останется со мной, – отрезал я, услышав предложение брата.

– Мы с Мари понимаем твои чувства, – вздохнул тот. – Но разумно ли это?

– Это не обсуждается!

Несколько дней планомерной осады и бесконечных уговоров всех женщин нашей довольно-таки немаленькой семьи, включая матушку – вдовствующую императрицу Александру Федоровну и тетушку Елену Павловну, не дали никакого результата.

В конце концов они отступились, молчаливо признав мое право воспитывать сына самостоятельно. Почему я так уперся? Все просто. Николка пришел ко мне и спросил, честно и прямо глядя мне в глаза:

– Папа, ты не оставишь меня?

Что я мог ответить малышу? Только молча обнял и мысленно поклялся себе никогда не обмануть доверия сына.