Текст книги "Аландская Звезда (СИ)"

Автор книги: Антон Перунов

Соавторы: Иван Оченков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Глава 23

Сказать, что победа над «Метеором» воодушевила защитников Свеаборга, значит не сказать ничего. Над всеми уцелевшими батареями и бастионами, большими и малыми кораблями гремело громогласное ура. Солдаты и матросы кидали вверх шапки и обнимались, и даже обычно сдержанные господа-офицеры прыгали от радости как восторженные кадеты.

– Эко мы их! – не выдержав нахлынувших на него эмоций, крикнул Поклонский. – Теперь и погибнуть не так обидно будет…

«А ведь он прав, – мелькнуло в голове у Бутакова. – Ни черта еще не кончено…»

Несмотря на то, что вражеская батарея торчит из воды как естественное препятствие, проход достаточно широк и сейчас сквозь него двинутся остальные, после чего Свеаборгу не устоять. Проклятые бронированные чудовища разнесут здесь все. Разве что получится еще раз…

– Василий Константинович, – обратился он к командиру броненосца. – Распорядитесь осмотреть место крепления нашего тарана.

Осмотр не отнял много времени, и уже через несколько минут озабоченный Поклонский доложил.

– Худо дело, крепление совсем ослабло, вследствие чего наш бивень вполне может отвалиться и без внешнего воздействия. Но это еще полбеды, главное, что вода сквозь повреждения протекает в трюм. Я велел задействовать ручные помпы, но сами понимаете, это не выход…

– Иными словами, до вечера мы не продержимся?

– Отчего же. Если не придется никого бить со всего маха форштевнем, вполне может статься, что и не потонем.

– Что предлагаете?

– Войти в пролив и приткнуть «Бомарзунд» к отмели, превратив его в неподвижную батарею. Проход между ним и затонувшим «Метеором», конечно, останется и довольно широкий, но идти по нему под огнем будет крайне неприятно-с!

– Вздор! Английские батареи хорошо бронированы и выдержат обстрел.

– Из обычных пушек, несомненно. А вот из нарезных «Баумгартов» можно и попробовать. Надо только не торопиться и бить наверняка. И кстати, времени на раздумья у нас нет, господа-англичане скоро очухаются и тогда…

– Черт. Похоже, что вы правы. Полный вперед!

Между тем британские батареи не только не торопились идти на внутренний рейд Свеаборга, но даже прекратили обстрел берега. А когда «Бомарзунд» двинулся навстречу, их капитаны предпочли дать задний ход.

– Глазам своим не верю! – воскликнул Поклонский, наблюдая, как пятятся броненосцы противника. – Неужто они нас так испугались?

– Сдается мне, – покачал головой Бутаков, – господ-союзников заботят сейчас совсем иные проблемы.

– Вы думаете? – удивленно посмотрел на него капитан первого ранга, в глазах которого начало разгораться понимание. – Но, черт возьми, как?

– Не знаю, – честно признался командующий бригадой. – Но у его высочества дар появляться, когда его совсем не ждут.

– Невероятно! Погодите, если сейчас их батареи здесь, то остальная эскадра…

– Беззащитна! – закончил за него Бутаков. – Распорядитесь дать полный ход, а то ведь уйдут!

– Что это вы задумали?

– Не думаете же вы, любезнейший Василий Константинович, что я отпущу наших гостей без прощального салюта? Это было бы, по меньшей мере, невежливо!

– Помилуйте, не вы ли только что сомневались в благонадежности нашего корабля?

– А вы заверили меня, что до вечера не потонем!

Британские броненосные батареи, как впрочем, и их французские прототипы никогда не отличались ни скоростью, ни маневренностью. А уж идти задним ходом на них было и вовсе мучением. В принципе, все это касалось и «Бомарзунда», но сейчас русский броненосец шел вперед, понемногу нагоняя своих противников, пока те продолжали пятиться, неуклюже тыкаясь в разные стороны, пока вокруг одного из них не поднялась целая цепь водяных всплесков.

– Это еще что? – изумился Поклонский.

– Не что, а кто! – ухмыльнулся командующий.

– Простите, не понял…

– Рискну предположить, что это дело рук поручика Борескова. Он обещал сделать заграждение из шестовых мин и, кажется, преуспел.

Бутаков не ошибся. Старший минер бригады дождался-таки своего звездного часа. Вражеские броненосные батареи битый час маневрировали по проливу, умудряясь держаться в стороне от заботливо устроенной им минной банки. Уставший после бессонной ночи, голодный и злой офицер был готов от досады вырвать по волоску всю свою роскошную бороду, но английские капитаны как будто издевались над ним. И лишь теперь, когда им вздумалось отступать, один из них почти приблизился…

Другого момента может и не представиться, – понял Боресков и резким движением замкнул цепь. Спустя несколько секунд вокруг неприятельского корабля стали подниматься столбы взбаламученной воды, после чего поручик обессиленно откинулся на земляную стенку своего окопа. Теперь все зависело лишь от удачи или от божьей воли…

Увы, то ли от течения, то ли еще почему, но наскоро устроенные крепления для мин успели расшататься, отчего те оказались немного не там, где это планировал наш бравый поручик. Поэтому ни одного сколько-нибудь тяжелого повреждения «Трасти» не получил, но… вздыбившаяся вокруг броненосной батареи вода вызвала на британском корабле настоящую панику. Между тем, «Бомарзунд» был уже совсем рядом…

Пока падающие от напряжения кочегары «Севастополя» поднимали в его котлах пар, бой окончательно превратился в свалку. На оказавшемся слишком тесном для такого количества судов пространстве метались английские, французские и русские корабли, беспрерывно паля друг по другу изо всех орудий. Вскоре выяснилось, что я совершенно напрасно говорил своим подчиненным о ненужности трофеев. Стоило господам офицерам увидеть перед собой беззащитные транспорты, полные всевозможного добра, как всеми их помыслами тут же овладело одно простое слово – «призы».

Небогатые по большей части офицеры флота разом забыли обо всем и принялись собирать вожделенные трофеи. Линейные корабли, фрегаты, корветы и даже канонерские лодки гонялись за обезумевшими купцами, чтобы высадить на их палубы абордажников и захватить их. Да что там, даже державшиеся до поры на почтительном расстоянии колесные пароходо-фрегаты и буксиры разом отбросили осторожность и приняли участие во всеобщей вакханалии.

Подчиненные Кокрейна, разумеется, не смогли снести подобной наглости и бросились на помощь своим транспортам. Однако почувствовавшие вкус добычи русские нипочем не желали прощаться с только что обретенным богатством и жестко встречали британцев. То тут, то там вспыхивали ожесточенные перестрелки, когда русский корабль вставал на пути у английского, охаживая его залпами изо всех орудий. А посреди всего этого буйства, более всего напоминавшего пожар в борделе во время наводнения, носились, как угорелые, наши броненосцы, старясь если не таранить, то хотя бы обстрелять вездесущего противника.

– Ну что там? – нетерпеливо крикнул вниз Лисянский.

– Готово, ваше высокоблагородие, – доложил запыхавшийся мастеровой из числа вольнонаемных. – Так что магистраль к пушке перекрыли, давление подняли, чичас дадим ход!

В этот момент машина и впрямь понемногу запыхтела, начав проворачивать винт, и наш броненосец наконец-таки стал двигаться. После чего на крышу каземата вышел принявший на себя обязанности старшего механика Шмидт.

– Фух, – шумно вздохнул он, вытирая со лба пот. – Думал, с ума сойду от духоты.

– Осторожнее, майн либер, – крикнул я ему сквозь щель в рубке. – Тут стреляют!

– Плевать, – равнодушно отозвался инженер. – Пусть убьют, но только на свежем воздухе.

– Я так понимаю, вентиляция не слишком эффективна?

– Увы. Но у меня есть пара мыслей по этому поводу. И я непременно все исправлю, если, конечно, переживу этот день. Кстати, ваше императорское высочество, мы разве до сих пор не победили?

– Скажем так, бой еще продолжается! И пока он идет, можете называть меня господин генерал-адмирал. Для краткости.

– Благодарю за честь…

– Все, ступайте вниз, здесь сейчас будет жарко!

Вернувший способность двигаться броненосец, постепенно ускоряя ход, ринулся в гущу событий. Но не в общую свалку, где участников хватало и без нас, а как можно ближе к проходу между островами, где уже показались медленно двигающиеся задним ходом «Глаттон» и «Тандер». Немного отставая от них, пятился «Трасти», на который буквально наседал «Бомарзунд».

– Вы только полюбуйтесь, – восхищенно воскликнул Лисянский. – Бутаков в одиночку выгнал их всех…

– Не завидуй, Платоша, – ухмыльнулся я. – Сейчас мы окажемся в точно такой же ситуации. Кстати, а где четвертый?

– Что, простите?

– Я говорю, что у союзников оставались еще четыре броненосца. Троих мы видим, где еще один?

– Рискну предположить, что с ним уже покончено! Поэтому нам надо поторапливаться, иначе вся слава достанется свеаборжцам!

Надо сказать, я совершенно не разделял оптимизма Лисянского. Судьба «Метеора» в тот момент была нам еще не известна. Но даже если предположить, что тот погиб или вышел из строя, все равно перед «Севастополем» были, по меньшей мере, два противника, бронированных куда лучше нашего. А динамитная пушка, на которую мы делали ставку, вышла из строя. Так что надеяться в предстоящей схватке можно было только на таран и два нарезных орудия.

– «Петропавловск»! – неожиданно крикнул Платон, показывая рукой на буквально вывалившийся из общей свалки броненосец, явно спешивший к нам на помощь.

– Тогда пляшем дальше! – облегченно вздохнул я.

С вами случалось добиться чего-нибудь значимого, но совершенно не так, как это планировалось? Когда ты вроде бы и молодец, но… Примерно так чувствовал себя командир «Петропавловска», недавно произведенный в капитаны второго ранга Федор Клокачев. С одной стороны, он вроде бы добился немалого успеха: нанес повреждения сразу двум вражеским 120-пушечникам, а третий – «Марлборо» – приголубил так, что тот оказался практически небоеспособным, а возможно, уже и затонул. Ведь в пылу схватки у русских моряков не было времени и возможности наблюдать за его судьбой.

Беда была лишь в том, что все это он планировал сделать с помощью изобретенной им машины, которая… ну не то чтобы совсем подвела, но сработала все-таки не так, как планировалось! Именно это обстоятельство вызывало у молодого офицера разлитие желчи и острое разочарование. Поэтому он при первой же возможности покинул пост управления и бросился разбираться с капризным механизмом поворотной шестовой мины. Ситуация осложнялась тем, что большая часть минеров во главе с командовавшими ими мичманом Чагиным получила контузии при взрыве и ничем не могла помочь своему командиру.

– Да чтоб тебя! – в отчаянии выругался офицер, придя к пониманию, что не сможет ничего исправить.

– Дозвольте обратиться, ваше высокоблагородие? – подал голос вылезший из трюма вольнонаемный механик.

– Обратись, коль приспичило, – не слишком любезно, но все же без грубости ответил ему Клокачев.

– У вас, извольте видеть, тут шпиндель разболтался, потому как стоит неправильно. В правду сказать, руки бы поотрывать тому, кто его эдак сюда вставил!

– Что?

– Я говорю, у того, кто это шпиндель ставил, руки не из плеч растут, а совсем из другого места…

– Погоди, любезный. Ты что же, в минных механизмах разбираешься?

– Нет! То есть, да!

– Так нет или да?

– Про мины я, ваше высокоблагородие, не во гнев будь сказано, ничего не знаю, а вот в механизмах, того!

– Чего, того?

– Мал-мал разбираюсь, говорю, этого самого.

– Починить сможешь?

– Да чего его тут чинить, господин офицер, я ж вам толкую, что шпиндель надобно по-людски поставить, и тогда оно само крутиться будет.

– А мину подвести правильно сможешь?

– Господь с вами, нешто я убивец какой?

– Я смогу, ваше высокоблагородие! – выступил вперед коренастый моряк с чумазым лицом.

– Кто таков?

– Матрос второй статьи Волков.

– Откуда знаешь про мины?

– Видал, как минеры работают. Любопытствовал. Их благородие господин мичман не ругались, а наоборот, хвалили. Молодец, грят, Волков, если что случится, заменишь кого-нито!

– Он справится, – тихо сказал подошедший к ним Чагин, голову которого вместо фуражки украшала белоснежная пока еще повязка.

– Коля, ты цел? – обрадовался Клокачев.

– Да что мне сделается, – попытался улыбнуться юноша, но тут же сморщился от боли. – Голова только болит.

– Славно. Вот что, орлы, – повернулся к добровольным помощникам командир. – Поступаете в распоряжение его благородия. Слушать его как меня!

– Есть!

После этого повеселевший Клокачев поспешил вернуться на свое место и уже совсем по-другому вгляделся в окружающую его картину. Вокруг по-прежнему творился бардак. Сражение давно разбилось на отдельные схватки между кораблями. На стороне союзников и в особенности англичан была их многочисленность. На стороне русских охвативший их кураж, ну и конечно, броненосцы. Причем не только неразлучная парочка из «Первенца» и «Не тронь меня», но и «константиновки».

Защищенные брустверами канонерки вели себя как стая пираний в воде, бросающихся на всех, до кого могли дотянуться. Стоило кому-то из британцев сцепиться в артиллерийской дуэли с русским линейным кораблем или фрегатом, как с кормы к нему тут же пристраивались несколько канонерских лодок и начинали обстреливать из своих мощных 60-фунтовок и митральез.

Не отставали от них и колесные фрегаты, успевшие захватить к этому времени ни один десяток призов. И решительно атакующих корабли союзников всякий раз, когда те пытались им помешать. Причем, со стороны можно было подумать, что они собираются таранить или ударить миной… отчего англичане с французами регулярно оказывались в некотором изумлении.

Однако, если в дело вступят неприятельские броненосцы, ситуация могла бы тут же перемениться. И Клокачев решительно двинулся на их поиски. Благо, местоположение оных не составляло ни малейшего секрета.

В результате заключительная часть Свеаборгского сражения свелась к трем отдельным схваткам. В первой паре сошлись все еще пятившийся «Трасти», которого все-таки нагнал «Бомарзунд». Понимая, что попытка таранить может кончиться плохо, Поклонский с Бутаковым подвели броненосец практически на пистолетный выстрел и обрушили на врага всю мощь своей артиллерии.

Главная надежда была, конечно, на нарезные орудия, но важную роль сыграли, как ни странно, снятые с английских трофеев 68-фунтовки. Разболтавшиеся от непрерывно молотивших по броне ядер деревянные крепления не выдержали, после чего отдельные плиты стали отваливаться от бортов как размокшая штукатурка. После этого русские снаряды стали пробивать борта, поражая вражеских моряков щепой.

Не остались в долгу и британцы. Выпущенные ими бомбы неоднократно раскалывали импровизированную броню «Бомарзунда», нанося ему ничуть не менее тяжелые повреждения. В конце концов, артиллерия обоих противоборствующих кораблей практически замолчала, а ход упал. После чего беспомощным положением «Трасти» воспользовался командир «Балагура» лейтенант Тыртов.

Видя, что тот практически перестал оказывать сопротивление, он немедленно подошел к обессилевшему противнику и высадил на исковерканную палубу броненосной батареи абордажную партию. Это для понесшего большие потери английского экипажа было уже чересчур, а потому сопротивления почти не последовало. И хотя это был далеко не первый корабль, поменявший флаг во время этой войны, Тыртов стал единственным, кому удалось захватить броненосец.

Произошедшая одновременно с этим схватка «Петропавловска» с «Глаттоном» вышла более скоротечной, но ничуть не менее драматичной. Сразу же наметивший себе жертву Клокачев направил свой броненосец на врага, молясь только об одном, чтобы проклятый механизм все-таки сработал, принеся изобретателю не только победу, но и моральное удовлетворение.

Английский капитан, разумеется, ничего не знал о новом «чудо-оружии», и потому опасался только тарана. Выдержав несколько попаданий из носовой пушки русского корабля, он сумел вовремя увернуться от вражеского форштевня. Однако на сей раз мудреное устройство на носу «Петропавловска» сработало как положено, и заведенная под днище британской броненосной батареи мина проделала в ней изрядную дыру, после чего «Глаттон» немедленно затонул, с большей частью своего экипажа.

Третья схватка, как вы по всей вероятности и сами понимаете, произошла между моим «Севастополем» и «Тандером». Мин у меня не было, динамитная пушка вышла из строя, а артиллерийская дуэль казалась мне делом заведомо безнадежным. В конце концов, у противника лучшая на сегодняшний день броня из кованого железа, а у нас всего лишь расплющенные рельсы. Поэтому мы с Лисянским не стали попусту тратить время и сразу же попытались таранить противника.

А вот капитан «Тандера» оплошал и начал маневр уклонения слишком поздно. Многие исследователи впоследствии высказывали самые разные предположения: от внезапной поломки рулевого механизма до вышедшей из строя машины. Так это или нет, сказать уже невозможно, ибо из экипажа английского броненосца осталось всего лишь несколько матросов.

Таран «Севастополя» встретился с бортом «Тандера» под довольно острым углом, но не скользнул по нему, а проделал в нем длинную узкую пробоину, в которую немедленно хлынула вода, и обреченный корабль камнем пошел ко дну.

Увидев печальную судьбу своих броненосцев, Кокрейн понял, что сражение окончательно проиграно и поспешил вывести остатки эскадры из боя. Отягощенные добычей корабли и фрегаты Мофета не решились начать преследование, а «Первенец» и «Не тронь меня» были для этого слишком тихоходны. Да и сил для нового рывка, если честно, не оставалось.

– Что ж, господа, на этом все, – устало сказал я, провожая взглядом уходящего противника. – По крайней мере на сегодня!

Глава 24

Кричащие заголовки утренних новостей, опубликованные на первых полосах всех английских газет, стали настоящим шоком для подданных королевы Виктории. Быть может, впервые за эту тяжелую войну всех британцев, от августейших обитателей Букингемского и Вестминстерского дворцов до самой последней портовой ночлежки где-нибудь в рабочих кварталах Манчестера, охватило стойкое предчувствие поражения.

До сих пор все неудачи в борьбе с Северным колоссом старались объяснить случайностью. В провальной Балтийской кампании прошлого года обвинили Нейпира. Разгром на Черном море списали на гнев стихии, против которой человечек все еще бессилен. Тяжелое поражение под Моонзундом объясняли коварством Черного принца, устроившего Королевскому флоту ловушку, а также пассивностью союзников, не слишком торопившихся с приходом на театр боевых действий.

Но летом вся британская, а вслед за ней европейская пресса, захлебываясь от восторга, живописала подготовку самой сильной эскадры со времен Трафальгара. Могучие паровые линкоры, неуязвимые броненосные батареи и многочисленные легкие силы должны были поставить точку в этом затянувшемся конфликте и окончательно сокрушить слишком много возомнивших о себе варваров.

Поначалу приходившие в Лондон вести вызывали чувство законной гордости. Многочисленные репортеры слали одну телеграмму за другой, в которых подробнейшим образом описывали каждый шаг союзной эскадры. Газетные заголовки так и пестрили сообщениями об успехах: Победоносный королевский флот овладел морем! Черный принц не решился принять вызов победоносного лорда Кокрейна! Русские корабли прячутся за минными полями, под прикрытием береговых батарей, не рискуя выходить в море! Бомбардировка Свеаборга привела к молчанию русской артиллерии!

Казалось, еще один шаг и русская твердыня падет, после чего столица порабощенной восточными варварами Финляндии с восторгом встретит своих освободителей, после чего «тюрьма народов» окончательно развалится на радость всему передовому человечеству. Именно этого ждали разгоряченные приятными известиями жители Туманного Альбиона.

И вот пожалуйста, броненосные батареи оказались вовсе не такими уж неуязвимыми, могучий союзный флот разгромлен, а все, что удалось непобедимому доселе Кокрейну – это спасти жалкие остатки эскадры, лишившейся своей красы и гордости – всех трехпалубных стодвадцатипушечников, уведя уцелевшие в очередном русском погроме корабли в Данию. Правительство которой тут же выступило с меморандумом против нарушения собственного нейтралитета.

Принять подобную реальность жителям Соединенного Королевства оказалось совсем не просто. Британцы середины XIX века твердо верили в великую силу Прогресса (да-да, именно так, с большой буквы), а также что именно их страна является безусловным лидером мировой цивилизации. Причем не только в материальном, но и в духовном смысле. Иначе почему всемогущий Господь позволил стать мировой фабрикой именно их благословенной державе?

А тут внезапно оказалось, что в далекой северной России, жители коей по своему развитию совсем недалеко ушли от африканских негров или американских туземцев и лишь по недоразумению считались белыми, тоже строят броненосцы, пароходы и нарезные пушки, с помощью которых громят цивилизованных европейцев на всех фронтах. Было от чего впасть в ступор.

Что с этим делать и как жить в этом новом мире дальше пока не понимал никто. Первым, кто высказал сколько-нибудь здравую идею, как ни странно, оказался муж королевы Виктории – принц Саксен-Кобург-Готский Альберт, приходившийся ей, к слову, двоюродным кузеном. Ознакомившись с утренней прессой, его высочество ненадолго погрузился в размышления, после чего решительно двинулся в покои своей августейшей супруги, которую застал в совершенно расстроенном виде.

– Что нам делать, Альберт? – подняла на него заплаканные глаза королева.

– Спасать то, что еще возможно, – бесстрастно ответил ей муж.

– Но как?

– Во-первых, следует отправить в отставку весь кабинет лорда Пальмерстона. Во-вторых, немедленно уведомить правительство императора Александра, что Великобритания желает мира.

– Желает или вынуждена просить? – неожиданно зло посмотрела на него Виктория.

– В данном случае нет никакой разницы, – пожал он плечами. – Продолжение этой войны нам невыгодно, а следовательно ее нужно прекратить.

– После стольких поражений?

– Это не последняя наша война. К следующей мы подготовимся лучше.

– А сейчас нам придется испить позорную чашу…

– Совершенно необязательно, дорогая. Русские хорошие воины, этого у них не отнять, но вот как дипломаты совсем не блистают. Уверен, за столом переговоров мы сможем выступить гораздо лучше, чем на поле брани, и нивелировать таким образом негативные последствия.

– Ну хорошо, – голос королевы немного повеселел. – Но что на это скажут в Париже?

– Зная Наполеона, можно с уверенностью предположить, что он уже ищет способ примириться с русскими.

– Что⁈ – возмутилась Виктория. – Этот пройдоха хочет предать нас?

– Именно поэтому мы должны его опередить, – еле заметно улыбнулся Альберт.

Будучи всего лишь мужем (титул принца-консорта любящая жена продавит для него только в 1857), он, согласно английским законам, в отличие от своей жены, не имел никакой реальной власти. Но зато имелось влияние на супругу, что в некоторых случаях было ничуть не хуже.

Нельзя не отметить, что, говоря об императоре французов, царственные супруги нисколько не ошибались. Получив печальные известия с берегов Балтики, Наполеон III мгновенно осознал все последствия и, как это не раз случалось в его судьбе, тут же переменил политические взгляды.

– Видит Бог, я всегда прекрасно относился к России и в особенности к ее молодому императору! – заявил он ошарашенным придворным. – Война между нашими державами трагическое недоразумение, которое следует немедленно исправить. Где, черт побери, Морни?

– Я здесь, ваше величество.

– Прекрасно! Я помню, граф, вы приватно встречались с принцем Константином. Почему вы не доложили мне о результатах встречи?

В глазах никак не ожидавшего столь несправедливого упрека Морни на мгновение мелькнуло возмущение, сменившееся, впрочем, тут же глубочайшим вниманием. Его величество в данный момент вовсе не нуждался в его ответе, а значит лучше было просто промолчать.

– Второй из сыновей императора Николая, насколько мне известно, производит впечатление разумного человека. И уж, конечно, никто не может поставить под сомнение его благородство. С таким человеком лучше дружить, не правда ли, Шарль?

– Мы теперь будем дружить с русскими?

– Конечно! В конце концов, это не русские отравили моего великого дядю. И я не вижу ровным счетом никакого повода враждовать с этим великим народом.

– А как же спор о святых местах? – продолжал напоказ упорствовать Морни, уже откровенно подбрасывая реплики своему императору и по совместительству ближайшему родственнику.

– Пустое! Два христианских государя всегда смогут договориться между собой.

– А польский вопрос?

– Я вроде бы позвал брата, а не кузена? [1] – нахмурился Наполеон III. – Мне нет дела до подобных пустяков!

– В таком случае, мы вполне сможем договориться с русскими. Какие условия ваше величество сочтет приемлемыми?

– Дайте подумать, – на секунду задумался император, после чего принялся фонтанировать идеями. – Что, если мы предложим Александру сделку? Если они так сильны сейчас, почему бы и нет? Черт возьми! Проливы мы ему, конечно, не отдадим, но в остальном, какие мелочи… Но такой союзник будет выгоден Франции!

Совсем иные настроения царили в Российской империи и в особенности в ее северной столице. Эйфория, охватившая жителей этого славного города, оказалась так велика, что все они почувствовали небывалое прежде единение. Аристократы и купцы, чиновники, школяры, студенты и представители простонародья радовались общей победе и благословляли детей почившего в бозе императора Николая, отстоявших страну от «нового нашествия двунадесяти языков».

Почувствовавшие настроения власти не пожалели денег и принялись устраивать массовые празднества и гуляния с танцами, фейерверками и дармовым угощением для бедняков. Люди на улицах пели, плясали, кричали и обнимались. Из трактиров и богатых домов выносили бочонки с пивом, водкой и вином, угощали всех, на площадях военные оркестры день напролет играли марши и вальсы. И от всего этого, как ни странно, в обществе все больше крепли чаяния перемен.

На всех участников обороны Свеаборга и одноименного морского сражения пролился настоящий золотой дождь из наград. Получивший орден Святого Андрея Первозванного Мофет сиял как новенький золотой империал. Комендант Свеаборга Сорокин был причислен к свите и украсил свою грудь орденом Белого орла.

Не обошли и других героев. Больше всего наград досталось командирам наших броненосцев и канонерок Свеаборгского отряда. Поклонского произвели в контр-адмиральский чин, отчего Василий Константинович вдруг передумал уходить в отставку и решил еще немного послужить, чтобы сполна воспользоваться правами и преимуществами своего нового положения.

Бутаков, Лихачев и Голенко с Лисянским получили золотые сабли [2] с надписью «За храбрость». А Клокачев сверх того еще и аренду в десять тысяч рублей годовых сроком на пять лет. Последнее, очевидно, за изобретение поворотного устройства для шестовых мин. Прочие же кресты, чины и иные награды перечислить нет никакой возможности, ибо их было слишком много.

Стоит ли удивляться, что моряки стали всеобщими любимцами? Господ офицеров охотно принимали во всех аристократических домах и салонах. Юные барышни желали выйти за них замуж, а молодые люди поступить в Морской корпус. И где бы ни появился офицер флота или даже простой матрос, непременно возникал вопрос, когда же великий князь Константин поведет их в бой, чтобы разом покончить с бесконечно гадящей англичанкой?

Иногда казалось, что во всей России остался лишь один человек, понимавший, что лимит везения исчерпан. Запас эффектных решений подошел к концу. Быстро придумать, а затем и внедрить нечто действительно стоящее, что позволит в очередной раз переиграть куда более сильного противника, я почти наверняка не смогу. И это при том, что в данный момент, как бы ни абсурдно это прозвучало, под моим командованием находился самый мощный флот в мире! Такой вот сложился парадокс.

Однако, если англичане с французами как следует возьмутся за дело, то уже к летней кампании следующего года они, пусть и потратив настоящие горы золота, наверняка смогут нас превзойти. Построят новые броненосцы, снабдят их таранами и шестовыми минами. Возможно, даже разгадают секрет динамита или, на худой конец, обойдутся порохом. Соберут примитивные пневматические бомбометы или придумают еще какой-нибудь не тривиальный ход.

Но это все потом. К лету 1856. А пока мы одни на поляне, и из этой ситуации надо извлечь максимум пользы. Нужно как можно скорее начинать мирные переговоры, тем более что, судя по донесениям из Европы, между союзниками в очередной раз пробежала черная кошка.

А чтобы дипломатам было сподручнее добиваться выгодных нам условий, Балтийскому флоту предстоит в очередной раз совершить небывалое. Ну, все когда-то случается в первый раз. А сейчас, как по мне, самое подходящее время.

[1] Шарль Огюст Жозеф Луи граф де Морни был единоутробным братом императора Наполеона III. Граф Валевский – незаконнорожденным сыном Наполеона I и, соответственно, двоюродным братом.

[2] Высочайшим приказом 23 марта 1855 в Русском Императорском Флоте для адмиралов и офицеров вместо шпаги пехотного образца, крепившейся к плечевой портупее или бандольеру, была принята морская сабля образца 1855 года со слегка изогнутым клинком и тремя дужками на эфесе. К ней вводилась и новая портупея – поясная из черной лакированной кожи, которая застегивалась спереди на овальную бронзовую бляху.