Текст книги "Пилот"
Автор книги: Антон Перунов
Соавторы: Иван Оченков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
Холодное оружие перед входом полагалось сдавать. Колычев уже знал об этом и, ловким движением отстегнув подвес, протянул свое оружие служителю.
– Любопытный клинок, – хмыкнул Черкасов.
– Ты про катану?
– Да, дружище, – сокрушенно вздохнул Максим. – Голова у тебя, конечно, светлая, но в некоторых вопросах ты темный, как ночь над морем.
– О чем ты?
– Ну какая же это катана? Это гун-то! Или, если уж быть совсем точным, кай-гун-то.
– И в чем разница?
– О, как все запущенно, – покачал головой приятель и продолжил, подражая голосу их классного наставника Астафьева: – Да будет вам известно, молодой человек, что в переводе с наречия самураев на язык родных осин «кай-гун-то» означает не что иное, как «морской военный меч». Прошу заметить, именно морской, поскольку у армии Микадо свое вооружение! Так вот, создано это чудо военных технологий лет десять назад на основе старинного оружия двенадцатого-четырнадцатого веков эпохи Камакура – меча тати. И, как вы, вероятно, имели возможность заметить, носится гун-то лезвием вниз на подвесе вроде вашего. А вот катану, извольте видеть, – только и исключительно лезвием вверх за поясом, равно как и ее короткий спутник – вакидзаси!
– Офигеть…
– Учитесь, пока я жив, – повторил любимую фразу преподавателя Макс, после чего приятели дружно рассмеялись.
– Слушай, откуда у тебя такие познания?
– Я ведь только прошлым летом вернулся из Японии. Прожил там два года. От скуки немного занимался фехтованием. Вот и запомнил…
– Молодец! Главное, чтобы на тебя, как на потенциального шпиона, жандармы не стали косо поглядывать.
– На меня нет, – поморщился от неприятного воспоминания Черкасов. – А вот к отцу…
– Что?
– Знаешь что, пошли на бал, пока его без нас не начали. А о мечах поговорим в другой раз. Заодно и покажешь. Сдается мне, что это весьма прелюбопытный образчик.
– Да, пошли. А то барышни, наверное, заждались…
– Кого как, – мрачно пробурчал Макс.
Арендованный школой зал был полон. Все же помимо будущих пилотов там проходили обучение почти сотня курсантов иных специальностей. Радисты, электрики, механики, мотористы и вообще все, кто только может понадобиться для полетов или обслуживания воздушных кораблей. Статус их, конечно, был скромнее, чем у «белой кости», но сегодня все были равны, и всем хотелось потанцевать.
Приехавшая с Пужэнем барышня, конечно, не стала единственной представительницей прекрасного пола на празднике. Кроме нее среди приглашенных оказались сестры и матери выпускников, а также гимназистки старших классов и здешнего пансиона благородных девиц, для которых этот бал стал заодно «Осенним».
И вот теперь эти небесно-прекрасные, излучающие очарование и красоту юности создания в легких, светлых тонов вечерних платьях, тончайших белых перчатках, в туфельках на низком каблучке, почти без украшений на руках и открытых шеях и с весьма скромными прическами на головах, с видом как можно более скромным и невинным теснились вокруг дам постарше и бросали заинтересованные взгляды в сторону молодых людей, ожидая ангажемента. Воздух буквально искрил от щедро разлитой по залу молодой веселой энергии.
Для предстоящего торжества начальство авиашколы, дирекция гимназии и предводитель благородного собрания расщедрились не только на просторный зал с оркестром, но и на фуршет с фейерверком. Все это обещало сделать событие незабываемым, если бы не одно но. Все эти заслуженные люди были уже несколько в возрасте, и образцами праздников для них служили те, которые устраивались, скажем так, «во времена Очакова и покоренья Крыма».
Нет, молодые люди для начала с удовольствием прошлись по ярко освещенной главной зале в торжественном полонезе, затем покружились в вальсе, не забыли про польку и кадриль. Но к концу первого тура эта древность, вкупе с выкриками слегка угостившегося распорядителя бала: «Шевалье, акупю во дам», их несколько утомили.
Для тех, кому для поддержания бодряка требовался разгон или некоторый допинг – у столов с закусками были выставлены две широкие серебряные чаши, в которых густо плавали кусочки тропических фруктов, дольки апельсинов, лимонов и кубики льда. Слегка алкогольный, с толикой ямайского рома напиток освежал и настраивал на праздничный, раскрепощенный лад.
Так что, когда в перерыве друзья собрались у столика, обильно уставленного напитками и закусками, как всегда мрачный Черкасов зачерпнул из чаши и налил специальным ковшиком на длинной фигурной ручке горячительного в бокал. Затем разом осушил его и с полным основанием заявил:
– Тоска смертная!
– И не говори, – вздохнул даже обычно не унывающий Розанов. – Не хочу показаться нескромным, но мои вечеринки были повеселее.
– А не добавить ли нам немножко драйва? – неожиданно сам для себя предложил Колычев.
– Что ты имеешь в виду? – заинтересовался Федор.
– Да так, предлагаю немножечко взбаламутить тину в этом благопристойном болоте.
– Но каким образом? – удивился Максим, опрокидывая в себя очередную порцию пунша.
– Ты ведь, кажется, умеешь играть на рояле?
– Немного.
– И руками, а не членом? – на всякий случай уточнил Март.
– Чем?! – едва не поперхнулся приятель, после чего ошарашенно спросил: – А что, так можно?
– Сам я не пробовал, но знающие люди говорят, что вполне. В общем, оставь в покое напитки. Ты мне нужен трезвым!
– Это какая-то авантюра! – предвкушающим голосом прошептал Розанов и направился вслед за товарищами.
Затея Марта, в сущности, была проста и немудряща. Пока оркестранты отдыхали, имелась возможность завладеть роялем и немножечко пошалить. В конце концов, ему карьеру в ВВФ не делать, так что за формуляр можно было не переживать.
– Что играть? – поинтересовался устроившийся за инструментом Черкасов.
– Ну, я не Майкл Джей Фокс, – загадочно отвечал ему Колычев, – так что обойдемся без Чака Берри…
– Ты нормально сказать можешь?
– Давай я тебе напою мотив, а ты сыграй. Потом подберем тональность, ну и сбацаем народу. А то все вальсы да кадрили. Надо же разнообразить культурную программу.
– А ты умеешь петь? – не без сомнения в голосе поинтересовался Максим.
– Мы – артист больших и малых академических театров! – состроил высокомерную физиономию Март, после чего добавил уже без пафоса: – Немного.
– Это хорошо, – остался равнодушным к его шутке Черкасов. – Потому что я сразу предупреждаю, у меня голоса нет.
– Нормально. Прорвемся. Давай, садись за клавиши, маэстро. К слову, хороший позывной для тебя на будущее.
– Что играть-то?
– Сейчас я тебе напою. Ла-ла-ла, – попытался изобразить мелодию Колычев.
– Молодые люди, вам помочь? – заинтересовался один из музыкантов, изобразив двумя пальцами всем известный жест.
– Было бы недурно, – кивнул Март, извлекая из кармана четвертной.
Одно из заметных преимуществ одаренных – обеспечить контакт и стыковку – становится делом почти элементарным. Так что уже спустя десять минут нечто, почти напоминающее шлягер из пока еще не случившегося будущего, был готов к своему дебюту.
– Господа, – начал Колычев, подув предварительно в микрофон. – Позвольте предложить вашему вниманию одну маленькую вещицу. Прошу не судить слишком уж строго, ведь я еще не волшебник, а только учусь!
Последние слова юноши, являющегося, помимо всего прочего, весьма перспективным женихом, вызвали всеобщее внимание. Так что народ и в особенности потенциальные невесты, заинтригованные необычным вступлением, стали понемногу подтягиваться.
– Вот увидишь, Макс, все девчонки наши будут! – ободряюще шепнул приятелю Март.
– Не нашими, а твоими, – немного грустно усмехнулся Черкасов и пробежался пальцами по клавишам из слоновой кости.
Громкие аккорды незнакомой мелодии еще больше заинтересовали присутствующих, а затем запел и сам Март.
– Жил да был черный кот за углом!
– Шуба-дуба, шуб-дуба! – добавил атмосферы подыгрывающий себе одолженными у оркестрантов маракасами Розанов.
– И кота ненавидел весь дом! Только песня совсем не о том, как не ладили люди с котом!
Простые слова и незатейливая мелодия неожиданно понравились присутствующим, и уже после второго куплета большинство зрителей пританцовывали, а после третьего в дело вступила спутница Пужэня, черт-те-что вытворяя своими немного полными, но от этого еще более соблазнительными ногами.
– Говорят, не повезет, если черный кот дорогу перейдет! – выводил приятным мягким баритоном Март.
– А пока наоборот, – дружно подпевали ему поклонники, – только черному коту и не везет!
– Господа, давайте поприветствуем наших дебютантов! – выдвинулся вперед дирижер, как только они закончили, и гром аплодисментов стал наградой героям.
– Я так понимаю, молодые люди желали бы танцы повеселее? – уже тише осведомился он у усиленно раскланивающихся выпускников.
– Хотелось бы. Танго, фокстрот или, на крайний случай, пасадобль.
– Сейчас все будет! Кстати, какая славная песенка. Сами сочинили?
– Нет, слышал где-то и запомнил, – честно ответил Март, тщетно пытаясь припомнить, сколько лет Саульскому и Таничу.
– Может, еще что-нибудь есть? – продолжал допытываться почуявший наживу музыкант.
– Да так, кое-что…
– Замечательно! Вы, молодой человек, не теряйтесь после бала. Есть разговор…
Если на подиум Черкасов и Розанов с Колычевым взошли как немного чудаковатые вчерашние курсанты, то вниз они спустились настоящими звездами.
– Ребята, главное – не тушеваться. Вы же пилоты! Сегодня такой вечер, ни одна красотка нам не откажет. Так что вперед! – напутствовал товарищей Март, купаясь в лучах заслуженной славы. Спел он и вправду хорошо. Негромко, почти речитативом, но с душой. Как раз под настроение.
Сразу же окружившие самодеятельных исполнителей со всех сторон люди принялись их тормошить. Каждому хотелось сказать им хоть несколько слов или хотя бы прикоснуться к своим новым кумирам. Львиная доля внимания досталась, конечно же, Мартемьяну, но…
– Ты так здорово играешь, – едва слышно шепнула Черкасову чертовски милая барышня в нежно-васильковом платье с открытыми плечами.
Первым побуждением Макса было загадочно усмехнуться и с видом бывалого сердцееда сказать какую-нибудь завуалированную пошлость, но вместо этого он вдруг расплылся в открытой и немного растерянной улыбке и тихонько спросил:
– Правда?
Пока товарищ тонул в омуте карих глаз, на Марта обрушилась другая стихия. Так здорово танцевавшая спутница Пужэня, грациозно, будто крадущаяся в чаще леса тигрица, приблизилась к нему, разом распугав всех поклонниц. После чего, нимало не смущаясь тем, что они не представлены друг другу, заговорила с ним первой.
– Так кто же ты на самом деле, Мартемьян Колычев, пилот или музыкант?
– Одно твое слово, красавица, и я буду кем угодно! – почти страстно прошептал он в ответ.
«Что ты творишь? – прошептали внутри него остатки разума. – Только что Пужэнь из-за тебя лишился невесты! И Зимин просил с ними больше не связываться…» «Вот бы откусить кусочек этого сладкого пирожка», – тоном чеширского кота муркнуло в ответ подсознание, объединившись с либидо. Почему мы иногда испытываем влечение, понять умом невозможно. И сейчас с Мартом случилась ровно такая история.
– Тогда потанцуй со мной! – почти приказала она.
Вернувшиеся к пюпитрам музыканты тем временем заиграли что-то бравурное, и Март с таинственной незнакомкой закружились в вихре джайва. Потом была пара танцев помедленнее. От запаха таинственной незнакомки все больше кружилась голова. Хотелось не выпускать ее податливое тело из рук, и кто знает, не обратился бы Колычев к официантам по поводу наличия «отдельного кабинета», как вдруг в голове что-то щелкнуло, и привычно скользнувший в «сферу» разум позволил увидеть ситуацию со стороны. И первое, что он увидел, это почти сочувственный взгляд Пужэня Айсиньгьоро.
«А ведь она тоже одаренная, – запоздало сообразил Март. – Вот только спектр ее ауры какой-то незнакомый…»
– Спасибо за прекрасный танец, – улыбнулся он. – Но я так надолго украл вас у вашего спутника, что мне, право же, неудобно. Позвольте вас проводить.
Ответный взгляд красавицы оказался далек от страсти или восхищения. Скорее, это был разочарованный оскал промахнувшегося хищника. Но она сумела справиться с гневом и почти любезно улыбнулась своему партнеру.
– Смотри не пожалей… мальчик!
Посмотрев ей вслед, Колычев вдруг подумал, что безудержное веселье – это, конечно, хорошо, но надо в их праздник добавить и толику серьезности, а главное, осветить, так сказать, тему. На этот раз привлекать пропавшего в неизвестности Черкасова он не стал, а, подойдя к дирижеру, коротко обозначил свой замысел, получив мгновенную и безусловную поддержку этого настоящего фаната музыки и денежных знаков.
Пока оркестр доигрывал очередной фокстрот, они вдвоем присели к роялю и быстро подобрали аккорды к мелодии. С профессионалом и стопроцентным «слухачом» эта задача оказалась совсем не сложной.
Оркестр смолк, и в зале возникла короткая пауза. Все обратили недоуменные взгляды к музыкантам. Увидев, что Колычев опять колдует у рояля, стали собираться вокруг, с нетерпением, не скрывая любопытства, ожидая новую песню.
На этот раз Март решил взять материал из старого советского фильма в исполнении Марка Бернеса. Убедившись, что тапер точно уловил все ноты и ритм, он повернулся к столпившейся вокруг публике, готовый к первому премьерному или, лучше сказать, «пилотному» исполнению.
– Минуточку внимания. Итак, сначала было просто для веселья, а теперь серьезно. Песня о летчиках. Сегодня наш день. Автор неизвестен. Пока…
И без дальнейших вступлений, откашливаний и прочих раскачек, Март обратился к дирижеру.
– Начнем, маэстро.
Зазвучали первые аккорды, и Колычев с ходу запел:
В далекий край товарищ улетает,
За ним родные ветры вслед летят,
Любимый город в синей дымке тает,
Знакомый дом, зеленый сад и нежный взгляд…
Аккомпаниатор играл блестяще, импровизируя на ходу и точно расставляя акценты. Для полного совпадения образов не хватало разве что модного мундира с лацканами, арийской светлой челки и самоличного сидения за роялем. Но и так, Март – в белом кителе, с буйными светлыми вихрами, яркой синью глаз и наработанной армейской службой выправкой, а главное, с мягким, каким-то обволакивающим баритоном и точной, живой интонацией, очаровал и покорил всех слушателей.
В глазах молодых летчиков Колычев словно увидел отблески грядущих битв. Лица их построжели, но улыбки все равно остались на губах, особенно когда зазвучал последний куплет. Шквал оваций, крики браво и бис, восторги и пылкие взгляды красавиц стали заслуженной наградой для «сделавшего их вечер этого невероятного Колычева».
И вроде бы полный успех и даже фурор, но отчего-то Марту стало неспокойно. «Это я переволновался и слишком разгорячился, надо освежиться, выйти на воздух», – решил он про себя. Все еще включенная «сфера» продолжала сканировать окрестности, одновременно подмечая кое-какие странности. До поры до времени таковых было не так чтобы много, но сейчас внутри почти загудела тревожно сирена. Опасность!!
«В чем дело? – пытался понять он. – Спутница Пужэня? Но, кажется, он уже провожает ее к автомобилю… Снайпер в ближайших кустах? Нет, его бы я почувствовал… Что тогда?»
Так и не поняв, в чем дело, Март поспешил вернуться в зал, направившись прямиком к выходу. Сначала он и сам не отдавал себе отчет в том, что случилось, но потом вдруг сообразил – его тянет к себе меч. И он не в силах игнорировать этот призыв.
– Ты что, уже уходишь? – удивленно окликнул его окруженный сразу двумя барышнями Розанов, которому тоже достались отблески музыкальной славы.
Первое, что его насторожило – это хорошо заметные даже под тонкой тканью белых перчаток набитые костяшки кулаков. Такие бывают у бойцов, много лет занимающихся отработкой ударов на макиваре. Поглядев же в глаза швейцара, Март как-то разом и очень отчетливо понял, что тот вовсе не китаец и, более того, не прислуга. В фигуре согнувшегося перед ним в глубоком поклоне человека не было привычной подобострастности лакея. А скупые точные движения выдавали годы предшествующих сегодняшнему вечеру тренировок. И глаза. Яркие и живые, но вместе с тем бесчувственные и не способные к состраданию, как у выслеживающей добычу рыси. И что хуже всего, он был такой не один. Все обслуживающие их сегодня слуги выглядели точно так же!
А еще швейцар точно знал, кто перед ним стоит. И возможный уход Марта ломал ему и его сообщникам всю схему.
– Молодой господин уже уходит? – вежливо осведомился тот, не сводя с Колычева глаз.
– Не твое дело, грязная обезьяна! – нарочито грубо ответил ему тот. – Лучше подай мне мой меч.
– Как прикажете, – спокойно отозвался тот, взяв в руки гун-то, но остался стоять.
Сейчас их разделяла высокая стойка, не дававшая Колычеву дотянуться до фальшивого слуги, однако он уже вошел в «сферу». Машинально отметив непривычный оттенок ауры швейцара, Март, не раздумывая, нанес ментальный удар, после чего легко, будто циркач, запрыгнул на препятствие и через секунду в его ладони оказался эфес меча.
Покачнувшийся японец, а это, несомненно, был сын Страны восходящего солнца, тщетно попытался удержать оружие, но лишь помог освободить клинок от ножен, а еще через секунду хищно сверкнувшее в свете огромной электрической люстры лезвие рассекло ему шею и вдоволь напилось хлещущей из раны крови.
«Господи, что я творю?» – успел подумать Март, но события уже неслись вскачь.
В это самое время двое ливрейных лакеев закатывали в вестибюль тележку с огромным тортом. Заметив, что произошло с их товарищем, они на какую-то долю секунды застыли, а потом выхватили спрятанные на теле парные кинжалы или короткие, почти прямые мечи без гарды и, не проронив ни звука, с яростью бросились в атаку.
К счастью, один из них, обходя свой груз, немного замешкался. Так что какое-то время Колычеву получалось отбиваться от его напарника своим клинком, а потом произошло то, чему так упорно, но безуспешно учил его мастер Суахм Доса. Март стал одним целым со своим мечом, а все посторонние мысли мгновенно покинули голову.
Взмах гунто, и голова первого из нападавших повисла на сухожилиях и остатках кожи. Укол, и острый как бритва клинок, скользнув между ребрами, достал до трепещущего сердца и тут же вернулся назад, открыв дорогу потоком хлынувшей крови второго из нападавших.
В танцевальном зале тем временем царило безудержное веселье. Пока одна часть молодых людей кружила барышень под музыку, другие отчаянно флиртовали, укрывшись от нескромных взоров за колоннадой, третьи же страстно целовались, не обращая ни на кого внимания. Внезапно звуки оркестра слились в какую-то бессмысленную какофонию, а потом и вовсе стихли, после чего все обратили внимание на вход, где стоял с обнаженным мечом успевший расправиться с фальшивыми слугами Март. Его белоснежный китель, равно как и лицо были густо заляпаны кровью, капли которой капали с кончика клинка.
– Какого черта?! – отчетливо проговорил в наступившей тишине Розанов.
Между тем Колычев, беспрестанно сканируя окрестности, ясно видел, что снующие между танцующими парами китайцы на самом деле ряженые и вот-вот случится непоправимое. Ведь его товарищи, не говоря уж о девушках, безоружны, а у всех врагов имеются при себе острые клинки.
– Что случилось? – первым пришел в себя распорядитель бала.
Он же и стал первой жертвой. Стоявший за его спиной лакей, не теряя ни секунды, выхватил напоминавший одновременно стилет и трезубец кинжал и всадил его под лопатку офицера.
– Спасайтесь! – закричал что было мочи Март, после чего указал клинком на спешно вооружавшихся слуг. – Это враги!
Увы, было поздно. Сбросившие маски услужливости японцы принялись методично вырезать всех, до кого могли дотянуться своим бритвенно острым и смертоносным оружием. Не обращая внимания на то, были перед ними девушки или парни, они молниеносно и непрерывно наносили удар за ударом. И скорость их движений явно превышала возможности обычного человека, движения сливались, напоминая кровавые пропеллеры. В зале немедленно поднялась паника. Крики, стоны, топот ног, звон бьющегося стекла разом заполнили пространство вместе с тяжелым запахом парящей, горячей крови. В тщетной попытке спастись испуганные люди кидались в разные стороны, но не могли найти спасения, ибо вездесущие и стремительные убийцы, казалось, были повсюду.
Несколько врагов кинулись с разных сторон к Колычеву, но он-то как раз был вооружен и готов к нападению. Вот тут и выяснилось, что, какой бы ни были длины их кинжалы, меч Марта все равно вдвое больше, и двигается одаренный, и думает, пусть немного, но все же быстрее тренированных убийц. Бой шел на невероятных скоростях, враг настойчиво стремился окружить Марта, но он пока умудрялся удерживать противников на расстоянии своего клинка и не позволял им нападать одновременно, умело отражая град нацеленных на него ударов.
Впрочем, он был не единственным, кто оказал сопротивление. Несмотря на то что выпускники летной школы не имели при себе оружия, многие из них успели схватиться за стоявшие вдоль стен стулья и отчаянно отбивались от вооруженных злоумышленников. Особенно выделялся Черкасов, сумевший сбить одного из фальшивых лакеев с ног и яростно молотивший его обломком мебели по уже бесчувственной голове.
Не умевший толком драться Федька Розанов упал с распоротым животом на пол, но заметив, что рядом с ним находится враг, успел-таки схватить его за ногу и, не имея иной возможности нанести вред, вцепился в нее зубами, и изо всех сил обхватил слабеющими ладонями. Не ожидавший подобного поворота событий японец заорал от боли. Это был первый звук, изданный нападавшими после начала резни. До этого они двигались молча, как будто тени. Убийца совладал с собой, последовал короткий удар, и голова Федора покатилась по залитому кровью паркету.
Еще одним центром сопротивления стал кружок, собравшийся вокруг Пужэня. Правда, большинство спутников Айсиньгьоро погибли, но маньчжурский аристократ успел выхватить спрятанный на теле кинжал и дрался им с изрядной ловкостью. Впрочем, все происходило столь быстро, а главное, убийцы, проносясь подобно черным вихрям по залу, и не стремились нигде задерживаться, сея вокруг смерть и хаос. Основной же их целью стал Колычев. Даже короткий бой с одним из злоумышленников привел к гибели всех, кто оказался рядом с князем, ему же самому удалось выжить, отделавшись глубокой раной левого плеча, нанесенной даже сквозь намотанную на руку, сдернутую со стола скатерть.
Но как бы ни были драматичны все эти события, Марту сейчас было не до них. Снова вошедший в боевой раж Колычев полностью сосредоточился на происходящем вокруг него, воспринимая все как череду векторных или, скорее, вероятных событий. Время при этом ощутимо замедлилось, давая возможность бойцу оценивать происходящее и принимать решения.
В сознании, непрерывно меняясь, возникали новые версии и сценарии развития боя, просчитываемые на много ходов вперед, давая итоговую картинку.
Позже, когда он стал воспроизводить в памяти события этой страшной ночи, все это представлялось ему какими-то невероятными, объемными, но при этом смертельно опасными шахматами. Но в тот момент ему было не до поэтических сравнений. Пусть его противник и не обладал такими возможностями видения, зато принимал решения и двигался столь быстро, что это казалось невероятным.
Отличавшиеся редкой слаженностью действия врагов ясно показывали, что их готовили специально для борьбы с одаренными, беспрестанными тренировками натаскивая на уничтожение заведомо превосходящих силой соперников. И, конечно, разработчики этого боевого искусства хорошо представляли себе гипотетические уязвимости обладающих даром воинов.
Но самое главное, враг определенно обладал запредельно высокой скоростью и энергоотдачей. Такое для обычных людей прежде казалось Марту недостижимым, но факт, что называется, был налицо.
Несмотря на охватившее Колычева состояние просветления, в первые минуты схватки он не сумел нащупать слабое место в защите своих врагов, чтобы поразить их клинком. Однако и сам при этом ухитрился остаться невредимым. Ситуация все больше начинала выглядеть патовой, особенно с учетом того, что никто не знал, надолго ли хватит сил и резерва убийцам… Никто, кроме Марта.
Сквозь «сферу» он ясно видел, что ресурсы противников на исходе, и только путем невероятного напряжения им удается поддерживать такой высокий темп. А значит, имеет смысл увеличить его еще немного…
Щедро зачерпнув силы, так что она сияющим, могучим потоком обрушилась на него, он сумел, до предела уплотнив и усилив «сферу», запустить работу сознания на сверхрежим. И сразу же возник четкий образ. «Вот оно! Решение найдено!»
Оставалось его реализовать. Взвинтив темп до прежде невозможного для себя предела, почти на разрыв сухожилий и мышц, он, выбросив нечто вроде слепка себя, мгновенно ушел в сторону и, воспользовавшись малейшим промедлением нападавших, сознание которых в горячке боя в эту секунду оставалось залипшим на обманку, двумя короткими, почти без замаха, ударами поразил ближайших киллеров. После чего двинулся за остальными…
Со стороны все это выглядело как какая-то мрачная фантасмагория. Яростные крики сражающихся, потоки крови, женский визг и стоны умирающих, и все это под ярким светом тысячи свечевых ламп в роскошных хрустальных люстрах. Но кончилось все так же внезапно, как началось. Засевшие в отдельном кабинете за партией покера офицеры во главе с самим Белли услышали шум и не без сожаления отложили в сторону карты.
– Какого черта там происходит, господа? – с досадой воскликнул адмирал.
– Да уж, вряд ли это новая песня Колычева…
– За мной!
В отличие от учеников, по крайней мере, у некоторых офицеров имелись при себе браунинги или револьверы. Сообразив, что творится что-то неладное, они, не колеблясь, схватились за оружие и почти бегом направились к танцевальному залу. Однако открывшаяся перед ними картина превзошла все самые худшие и мрачные ожидания. Но самое главное, было не понятно, в кого стрелять.
Первым пришел в себя Белли и, выпалив в потолок, заорал что было мочи:
– Прекратить, вашу мать!
Реакция последовала мгновенно. Послышалась короткая команда старшего из нападавших, и мир вокруг потонул в грохоте и вспышках взрывов. Нападавшие разом применили светошумовые, да еще и безжалостно чадящие какой-то едкой дрянью гранаты, разбросав их повсюду. Зал заполнился густым, ядовитым дымом, от которого слезились глаза, перехватывало дыхание.
Впрочем, видению все это помешать не могло. В отличие от остальных, Колычев отчетливо увидел, как багровые сгустки – энергооболочки его врагов стремительно покидают зал сквозь разбитые высокие стеклянные двери, ведущие на веранду. Некоторые из них пытались прихватить с собой своих раненых и убитых, но, дважды напоровшись на клинок Марта, тут же оставили это бессмысленное занятие и уже без остановок ринулись к ближайшему пустырю, где их ожидал грузовик с заведенным мотором.
Первым побуждением Марта было преследовать уходящего врага, но в какой-то момент он вдруг понял, что у него есть более важные дела. Например, обыскать убитых врагов. И если подумать, проще всего это было сделать в вестибюле, где, в отличие от зала, ему никто не мог помешать.
Бегло осмотрев все еще лежавших там троих покойников, Колычев решительно направился к стойке и, скрывшись за ней, принялся за работу. Первым делом он протер от крови меч, поднял ножны и вложил клинок в них, затем прицепив к подвесу поясного ремня.
– Спасибо, дружище, – прошептал он и, как будто выполняя давно заведенный ритуал, бережно провел по оружию ладонью.
Тот, казалось, ответил ему довольным дрожанием, хотя, скорее всего, это был мандраж после схватки. Тщательные поиски скоро принесли результаты. На убитом нашлась пара коротких клинков, закрепленных на голенях под брюками тонкими ремешками, которые фальшивый швейцар так и не успел достать.
Затем пришел черед спрятанного под рубашкой амулета с затейливым плетением силы и, наконец, серебряный сосуд с даосскими символами, внутри которого оказались сияющие перламутром странного вида пилюли.
«Неужели эликсир жизни?» – покачал головой Март, припомнив легенды, слышанные им о даосских алхимиках[31]31
В отличие от европейских алхимиков, посвятивших себя поискам философского камня, последователи даосизма на мелочи не разменивались и пытались изготовить эликсир бессмертия.
[Закрыть].
Осторожно открыв плотно навинченный колпачок, он аккуратно выкатил одну «жемчужину» на ладонь и пристально вгляделся в нее через «сферу». Предчувствие не обмануло, внутри таинственной таблетки явно имелось мощное и одновременно какое-то изуверски больное плетение.
«Интересно, не в этом ли причина невероятной скорости нападавших? Надо будет показать Крылову, может, он сообразит, в чем тут дело?»
Приняв такое решение, Март отложил таблетку себе в портмоне. Оставшиеся в тубусе гранулы вместе с амулетом отправились в другой карман. А вот ножи пришлось оставить, чтобы не привлекать внимания полиции к безоружному бандиту.
Из зала, где густой дым под порывами свежего морского бриза уже почти развеялся, доносились чьи-то взволнованные голоса и стоны. Где-то вдалеке слышались сирены, очевидно предвещая прибытие спецслужб и карет «скорой помощи».
Следовало пойти и хотя бы попытаться помочь раненым, но сил не оставалось совершенно. Последний выход в «сферу», чтобы осмотреть таинственное снадобье липового швейцара, дался ему с таким трудом, что хотелось лечь и умереть. Голова раскалывалась от невыносимой боли, все мышцы скрутило, как если бы он целый день таскал камни, а в позвоночник будто вонзили раскаленный штырь. Чувствуя, что вот-вот упадет, он поспешил прислониться к стене и обессиленно сполз вниз.
«Кажется, я перестарался, – подумал Март и попытался расслабиться. – Это ничего, сейчас все пройдет», – приговаривал он, пробираясь сквозь болезненные ощущения. Первое, чему его учил Крылов, было как раз самолечение. И сейчас этот еще до конца не сформировавшийся навык оказался как нельзя кстати.
Но сначала нужно было провести диагностику собственного тела, а она откровенно не радовала. Множественные микротравмы, кровотечения, лопнувшие сосуды, особенно мелкие, сухожилия и мышцы повреждены почти все, да и в голове царил натуральный ад от чудовищной передозировки силы, аномальный уровень которой он сумел пропустить через себя.
Время привычно замедлилось, боль словно отступила и стала далекой и терпимой, что ли, напоминая эффект от мощного обезболивающего, когда ты все чувствуешь, но отстраненно.
Но не успел Колычев приступить к лечению, как обнаружил, что процесс уже вовсю запущен. Волны мягкого сапфирового свечения разливались от лежащего на его груди энколпиона по телу, буквально на глазах исцеляя и заживляя раны. Мудрить Март не стал, а постарался просто повторить эту же схему сам, воспроизводя ее по увиденному образцу. Но еще больше его поразила мощь наследственного артефакта. Он еще раз с благоговением и огромной благодарностью наглядно убедился в безграничной ценности материнского подарка.
