Текст книги "Бозон Хиггса"

Автор книги: Антон Первушин

Соавторы: Евгений Войскунский,Павел (Песах) Амнуэль,Ярослав Веров,И. Манаков,Н. Лескова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)

– Ваша проницательность, мон дженераль, просто не знает границ. С одной только поправочкой. Маячок с него я снял ещё перед тем, как мы в «Андромеду» заявились. Прошу! – Он с галантным поклоном указал на дверь подъехавшего лифта.

– Это когда это?!

– Пока твоя система не функционировала, – виновато ответил Марсианин. – Дракула предположил, что нас отследили потому, что мой мозг передавал координаты моего местонахождения, и попросил разрешения провести диагностику…

– А раньше мне об этом никак нельзя было сказать?!

– У меня не было повода, чтоб делиться данной информацией. Кроме того, я не думал, что это так принципиально, если отслеживающая программа была обезврежена…

– А ты, нежить, тоже не думал, что это принципиально?

– Наоборот, – Дракула растянул рот от уха до уха с самым довольным видом. – Я считал это одним из самых принципиальных моментов, поэтому и молчал.

– Ты это о чём? – подозрительно спросил Зубастик. Я его вопрос повторять не стал, но просверлил взглядом Дракулу вполне красноречиво.

– А мы уже приехали, – радостно сообщил тот и, вывалившись из лифта, направился к двери с намалёванным номером «425», и прежде чем я успел хоть слово сказать, постучал – громко и музыкально: «Тук–тук – тук, тук–тук – тук».

Внутри квартиры что–то бумкнуло. Потом запыхтело.

– Лич, открывай, уже. Тут все свои.

За дверью послышалось шуршание, а потом хриплый голос спросил:

– С–сколько вас там?

– Всего четверо…

– М–много… Я открываю… Но в–вы не заходите с–сразу. Я вначале отойду…

Замок щёлкнул, раздался топот удаляющихся шагов. Я бросил взгляд на дверь, потом на то, что с большой натяжкой можно было бы считать защёлкой. Н–да… Если бы Дракула постучал чуточку посильнее, то бедняге Личу открывать дверь уже не понадобилось бы. Никогда. Но, с другой стороны, а кому вообще может прийти в голову вламываться в квартиру социально–информационной личности? Сама дверь с защёлкой и то была в нашем мире жутким анахронизмом.

– Мы входим, Лич! – крикнул Дракула и протолкнул нас в освещённую тусклой лампочкой прихожую.

Раньше мне доводилось пару раз бывать в жилищах адекватно–социальных – в этих маленьких мышиных норках, скроенных по одному образцу: крошечная прихожая, кухонька с двумя окошечками – линией доставки и линией отправки, санузел с душем, унитазом и прачечным автоматом да спальная комнатка, обычно душная и грязная.

Комнатка, где мы оказались, могла побить все рекорды по душности и грязности. Вонь стояла такая, что меня бы точно вырвало, если бы всё содержимое моего желудка не отправилось восвояси после двух предыдущих перезагрузок. Едкий дым в комнате облаком висел, на его фоне запахи мочи, пота и тухлятины нос почти не резали.

– Присаживайтесь на диванчик, – любезно предложил Дракула на правах хозяина, поскольку самого счастливого владельца квартиры в комнате не наблюдалось. Я глянул на высунувшийся из–под кучи мусора диванный валик и покачал головой. Марсианин прижал руку ко рту и побледнел – беднягу мутило.

– Мы лучше постоим, ладно? – Зубастик решил высказать наше общее гостевое мнение.

– Ну, как пожелаете, – Дракула небрежным жестом смахнул с подоконника несколько пустых обед–контейнеров, пару грязных носков, обёртки из–под пси–нарка и пригоршню непонятных сморщенных бумажных червячков, и расселся там, привалившись спиной к стеклу. – Эй, Лич, выйди, с гостями поздоровайся.

– Здрасьте… – Дверь в санузел приоткрылась, и оттуда высунулась лысенькая ушастая головка. Сколько лет было её обладателю, я сказать не мог. Может, старше меня на пару–тройку лет. А может, и на пару–тройку десятков.

– Это – Личинка, но вы можете называть его попросту – Лич. Он наш добрый друг и верный соратник. Да, Лич?

– 3–зачем вы п–пришли? – проскрипел Лич из–за двери. – Я го–говорил: не нужно к–ко мне приходить… И… Может, мы лучше этого… того… в К–канал? Ты можешь с–со своей тыкалки…

– Не–а. Мы же люди, вот и будем разговаривать по–людски. Давай, вылезай, ребята пришли к тебе в гости хорошие. Это вот Джокер, будущий специалист по твоим любимым протестным шоу. А это Зубастик и Марсианин. Они не кусаются.

– Они – н–не вампиры? – Лич настолько заинтересовался, что высунулся из–за дверей почти наполовину, демонстрируя грязную жамканную майку, надетую наизнанку. – П–подпольщики, значит?

– Ага. Кстати, Лич, может, в квартире уборку сделаешь? Скоро сюда дама пожалует.

– Д–д–д–дама?! В с–с–смысле же–же–женщина?! Жи–жи–живая?! – Лич выглядел так, словно ему только что сообщили, что через пять минут его мозг будет отформатирован.

– Нет, знаешь, мёртвая. Или ты думал, я специально для тебя голограммного секс–бота приволоку? – Дракула повернулся и толкнул оконную раму, запуская в комнату ночной городской воздух – пусть жаркий и пахнущий расплавленным асфальтом, но такой свежий и бодрящий по сравнению с тем, что творилось в помещении. – Ты хоть штаны надень для приличия. А то дама строгая. И порядок любит. Да, Джокер?

Я вспомнил обычные Трынделкины вопли по поводу росписи по парте и соревнований по плевкам в проход и уверенно кивнул. Лич пискнул и скрылся за дверью целиком.

– Значит, вот они какие, адекватно–социализированные и информационно–обеспеченные… – пробормотал Марсианин, пробираясь поближе к открытому окну. Я последовал его примеру, жадно заглатывая свежий воздух.

– Они не все такие, – Зубастик опять поспешил с ответом. – В смысле – такие грязнули. У некоторых всё просто блестит, даже автоматы–уборщики в квартире есть. Просто, понимаешь, многие за собой почти не следят. Зачем им? В Канале у них чистенький аватар существует, а вживую они почти ни с кем и не общаются. Хотя есть такие, кто для собственного удовольствия любит мыться, наряжаться, причёски делать. Или те, кому по Каналу мозги проели тем, что чистота – залог здоровья. Но таких, как этот, тоже хватает.

– А будет ещё больше, – сказал я мрачно. – Вот такая у нас славная жизнь на Земле – смотри и любуйся! Большинство землян мозгами в Канал ушли, а тело – уже лишний элемент. Его кормить–поить надо, мыть иногда, в туалет водить. Нафиг его вообще надо? Скоро придумаем, как от тел избавиться, и вообще хорошо заживём. Прямо ваша издохшая цивилизация. Ну и ладно… – Я повернулся к Дракуле. – Да, напомни, на чём мы остановились в разговоре про Призрака, предательство и принципиальные вещи?

Дракула вздохнул, а потом посмотрел на меня, на Зубастика – без обычных ужимок, серьёзно так и даже печально.

– Что вы о нём вообще знаете, о вашем Призраке Оперы?

– Всё что надо – знаем! – ответил я резко, а Зубастик тут же начал кивки демонстрировать – как всегда. Но сейчас это меня не разозлило, а обрадовало. Призрак и Зубастик ссорились в среднем пять раз на дню, придирались друг к другу из–за любой мелочи и не могли прийти к согласию ни по одному вопросу. И то, что при всём при этом Зубастик ни минуты не сомневался в своём друге, вселяло в меня ещё большую уверенность в правильности простого решения, принятого ещё в «Андромеде». Там, возле шахты лифта, из которой когда–то Призрак сумел меня вытащить.

– Ты уверен, что всё что надо, Джокер?

– Слушай, нежить, хватит! Если ты хочешь его обвинить в чём–то – обвиняй, только доказательства привести не забудь. А нет – так и помалкивай в тряпочку!

– Доказательства, говоришь… – Дракула сузил глаза. – А если я уже давно подозреваю, что один из тех, кто вокруг тебя крутится, делает это неспроста? И обо всех твоих похождениях куда следует докладывает?

– Глупость какая! Если бы так было, то он бы давно знал – и о Подполье, и о Мировой Революции и о наших связях с Бренцкой зоной. Тогда бы у Кэша неприятности были. И у всех остальных – тоже. Но пока в порядке, так?!

Дракула запустил руку в свои длинные волосы, вздохнул протяжно.

– Вот даже и не знаю, плакать мне сейчас или смеяться… Джокер, ты что, действительно думаешь, что те, кому по должности полагается заниматься раскрытием заговоров, ничего о вашем Подполье не знают? И думаешь, что ты знаешь о Подполье очень многое?

– Да уж побольше тебя! – выпалил я.

В ответ Дракула захохотал так, что чуть не свалился с подоконника. А я со злости пнул кучу пустых коробок. И почувствовал себя ещё большим идиотом. Вот уж действительно, наверное, не стоит мне сейчас соревноваться с Дракулой в конкурсе «Кто больше знает о Подполье». Проиграю. Чёрт, ненавижу проигрывать!

– Но зачем вообще тогда нужно было кого–то в нашу команду внедрять? – Злой Зубастик даже шаг вперёд сделал, становясь между мной и Дракулой. Тоже мне, защитник выискался! Я почувствовал, как лёгкое раздражение опять внутри шевельнулось. Это, однако, не делало его вопрос менее существенным. Зачем? Вот в самом деле – зачем?!

– Я, кажется, догадываюсь… – Ответ пришёл не от Дракулы, – от Марсианина. Он стоял, привалившись к краю оконной рамы, и задумчиво распинывал ногой мусор. – Всё дело в самом Джокере, да? В его особенностях?

Ох, взять бы сейчас их обоих и головами друг об друга треснуть…

– Нет у меня никаких особенностей, – сказал я зло. – А Призрак был с нами потому, что он – наш друг. И я ему верю.

Я снова вспомнил полутёмный зал разрушенной Оперы, за исследования которой я только–только взялся. И смешного мальчика на сцене, закутанного в красный плащ и распевающего: «Тореадор, смелее в бой! Тореадор, тореадор!» Наше воинственное знакомство, высокоумный разговор на тему: «Ты чего тут делаешь? А ты чего тут делаешь? Это моя территория! Нет, моя»! А потом мы валялись в оркестровой яме, куда свалились со сцены с грохотом, и говорили до хрипоты о том сказочном мире, который существовал давным–давно, в те времена, когда люди ходили в театры, охотились на тигров, плавали под парусами, ездили в метро и жили без всякого кибер–мозга. Именно Призрак впервые показал мне настоящую книгу – такую, где страницы надо собственными руками переворачивать. Именно от Призрака я узнал, что есть такая странная штука, как семья. Именно Призрак научил нас петь песни и рисовать углём – так, как это делали древние люди. А мы… Я думаю, мы тоже многому его научили. И что? Всё это было только потому, что в моём мозге есть какая–то непонятная хреновина? Бред. Бред. Бред!

– А как ты тогда объяснишь то, что нас так быстро находили, а? – Дракула смотрел на меня в упор. – Я специально для этого всю твою команду в «Андромеду» позвал. Хотел вычислить, кто из ваших на Контору работает. И вот, пожалуйста, – неприятности за нами по пятам топали. Просто так, да?

– А может, это ты сам все эти догонялки со стражей подстроил? Что я знаю о твоих целях и мотивах? Что тебе вообще за дело до меня и моей команды?! Чего тебе от меня надо?

– Ну… Допустим, меня ведёт сила страсти… – Дракула усмехнулся, томно развалившись на подоконнике.

– Да пошёл ты со своей страстью! Я тебя серьёзно спрашиваю: какое тебе дело до всего этого?!

– А тебе – какое? – Дракула перестал зубы скалить, прищурился недобро. – Какое тебе дело до этого Марсианина, что ты всем готов пожертвовать ради него? Он тебе – никто, он тебя бесит до самых душевных глубин. Но ты лезешь в неприятности по самые уши. Зачем? Просто приключений ищешь? Или у тебя свой интерес есть? Один из твоих дружков чуть ли не в открытую тебя предаёт. Ты же упрямо продолжаешь настаивать на его невиновности. Что это? Детская доверчивость? Или тонкий расчёт? Ты говоришь, что мне не доверяешь… А я могу тебе доверять?! Если даже не могу сказать – кто ты? То ли в самом деле такой балбес неописуемый, то ли притворяешься и свою игру ведёшь? С кем? Какую? Что я знаю о твоих целях? О твоих мотивах? Я слишком многое поставил на эту карту, чтоб просто так рисковать…

С каждым словом Дракула заводился всё больше и больше. Никогда, за все пять лет нашего знакомства, я не видел его таким взбешённым. А уж как я был взбешён – даже слов таких не найти, чтоб описать.

– О чём ты говоришь, нежить?!

– Ни о чём. Проехали, – он медленно выдохнул, успокаиваясь. А я успокаиваться не собирался.

– Что происходит?!

– Я сказал: проехали!

– А я сказал – отвечай!

И силовым полем в него – шарах! Так, что он с подоконника на пол хлопнулся.

– Что всё это значит?! Ну?! – Я прижал его к полу, за грудки ухватив, встряхнул так, что только голова по половицам хряпнулась. И тут же почувствовал, как к моему собственному затылку присосался нейрошунт.

– Ну что, слезешь с меня по–хорошему или тебя отформатировать? А может, это даже к лучшему, а? Выпотрошу твой мозг – и узнаю правду.

– А ну убери от него свои игрушки! – заорал Зубастик, выхватывая из–за пояса Марсианина трофейный парализатор. Хомячок разбушевался, картина маслом.

– Да что вы такое творите?! – Тут уже и инопланетный гость решил проораться, за компанию, наверное. Он толкнул руку Зубастика, направляя дуло парализатора в дальний угол, потом навис над нами аллегорией порицания. – Хватит уже! Нам сейчас только ссор не хватает!

Нейрошунт отвалился от моей головы и со свистом ушёл Дракуле в рукав. Я поднялся на ноги и уселся на освободившееся на подоконнике место. И сказал упрямо, снизив тон лишь на пару децибел:

– Я хочу понять, что происходит.

– Я тоже хочу понять, что происходит, – ответил Дракула, вытряхивая из волос какие–то позеленевшие объедки.

– Так я об этом знаю меньше всех!!!

– Да ты и сам не знаешь, чего ты знаешь, а чего – нет!

– В–вы бы не могли… не так громко… п–пожалуйста…

Из–за туалетной двери снова высунулась голова, только на этот раз не лысая, а в чём–то кудряво–зелёном, за ней последовала майка – судя по запаху дешёвого антисептика, только что вытащенная из прачечного автомата, дальше показалось подобие штанины мышиного цвета. О, какое достижение! Хозяин квартиры соизволил почти полностью выползти из своего убежища.

– Могли бы, – ответил я мрачно.

Дракула посмотрел на меня честным вампирским взглядом, сказал примирительно:

– Джокер, если бы я был уверен, что в твоих мозгах не копалась Контора или ещё кто, я бы давно всё рассказал. Но кто знает, что у тебя там прошито и запрятано…

Я вздохнул. Разговор уткнулся в тупик. И что с этим было делать? Я был уверен в том, что я – это я. Что нет во мне никаких ложных личностей, что никто не закладывал в мой мозг скрытых файлов и вирусных программ. Но какой смысл был в моей уверенности? Я слишком хорошо знал, что можно в кибер–мозге так порыться, что обладатель ничего и не заподозрит. Спрятать настоящие воспоминания в блок, программ левых напихать, да таких хитрых, что их не найти. Сейчас я только верить могу, что ничего лишнего у меня в мозгах нет. А Дракула верит, что есть. И пока каждый из нас будет полагаться на свою веру, разговора никакого у нас не получится. Чтоб разорвать этот замкнутый круг, нужны доказательства, а их нет. Это безнадёжно…

– А что, Контора действительно существует? – спросил я в никуда, чтоб каким–то разговором себя занять.

– Увы, д–да… – ответил Лич. Он вполз в комнату уже целиком и, похоже, решил, что поддержание разговора с гостями – священный долг хозяина. Во всяком случае, взяв разговор в свои руки, можно заставить гостей перестать орать. – Мне удалось… в К–канале данные… На заблокированных л–линиях. Я нашёл. Вскрыл. На самом деле есть, да. Силовая структура… С–следят… Чтоб порядок. Мир и с–спокойствие…

– Если «мир и спокойствие», то почему ты тогда с Подпольем? – Зубастик, уже успокоившийся и распрощавшийся с парализатором в пользу Марсианина, в насмешке всеми зубами вперёд подался.

– Т–трудно объяснять так… Может, в К–канал, а? Го–говорить не привык…

Мы с Зубастиком переглянулись. А что, почему бы и нет? Почему бы не скоротать время ожидания приятной беседой с СИ–личностью? Интересно же, зачем такому стопроцентному элементу системы нужно участвовать в борьбе против неё? Всё намного лучше, чем сидеть и в сотый раз безрезультатно мозг диагностировать в поисках того, что там могло бы быть. Или не быть.

– Можно, я тоже с вами подключусь? – спросил Марсианин.

– Ладно, детки, развлекайтесь, – милостиво разрешил Дракула. Как будто кто–то в его разрешениях нуждался.

Человеку, восседавшему на мягком диване в залитой солнцем гостиной, было лет тридцать. Его острая бородка смотрела вертикально вниз, а пышные усы, составляя с ней прямой угол, лучами разбегались в разные стороны. Каштановая грива волос ниспадала на шитый золотом воротник.

– Прошу вас, друзья, присаживайтесь, – произнёс он бархатным голосом, указывая на резные стулья, окружавшие маленький столик. – Что будете пить? Чай? Кофе? Мате?

– Ха–ха–ха–ха! – Несдержанный Зубастик чуть за живот не схватился. И я не мог его за это винить. Разница между «снаружи» и «внутри» была такой, что «ха–ха–ха–ха» – это лучшее, что можно было сказать. Но всё же, приличия ради, я пнул своего хомячка под мягкое место и сказал в тон хозяину:

– Премного благодарен. От кофе, пожалуй, не откажусь.

– Я тоже выпью чашечку, спасибо большое, – Марсианин и вовсе был сама вежливость. Его личинковские метаморфозы нисколько не удивили. Ну да, на то и нужна Личинка, чтоб когда–нибудь личностью бабочки стать. Вот только почему превращение в бабочку возможно только в придуманном мире?

– Ваш кофе, господа, – хрупкая ясноглазая девушка в накрахмаленном передничке водрузила на стол поднос и тут же зарделась, поймав игривый взгляд хозяина.

– Спасибо, Май, дорогая.

– Всегда рада вам служить, мой господин.

Тут невоспитанный Зубастик не сдержался и фыркнул так, что всю белоснежную скатерть чёрными пятнами забрызгал.

– Вот это я понимаю! Круто! Это не какая–нибудь там «жи–жи–живая же–же–женщина».

Лич только улыбнулся:

– Вот именно. Разве это не очевидно? Душа человека всегда стремится к идеалу. Но разве может стать идеалом реально существующий человек? Нет. И сколько горя приносят люди друг другу в своих бесплодных попытках заставить личность влезть в рамки идеала? И сколько боли они причиняют сами себе, стараясь поместиться в заданные другими рамки? Сколько никчемных усилий, сколько разбитых жизней…

– Конечно, бегство лучше всего, – насмешливо сказал я.

– Бегство? Вы так уверены в этом, молодой человек? Я бы назвал это «творением». Каждый из нас занят производством собственного мира. Кто–то силён настолько, чтоб творить свой мир в физической реальности. Для себя, для других. Кто–то может создавать уютный мир только внутри собственного мозга. А третьи – и их большинство – способны лишь подключаться к созданному другими миру, приспосабливать к своим нуждам. Я – творец. Но я могу признать – мне не хватило бы сил, чтобы творить настоящую реальность. Мне уютно здесь, в этом мире, который я создал, рядом с моими творениями. Иногда я приглашаю сюда друзей, с которыми меня сводит Канал… Иногда я сам выхожу в чужие вселенные. Возможно, с вашей точки зрения такая жизнь пуста и никчемна, но я вижу её неспешное очарование…

– Но, извините, тогда я тоже не понимаю… – Марсианин переглянулся с Зубастиком. – Если существующее положение вещей полностью удовлетворяет ваши потребности, то в чём причина вашего сотрудничества с общественными силами, выступающими за реорганизацию системы?

Зубастик в очередной раз фыркнул, разбрасывая по скатерти кофейные пятна, но кивнул в знак согласия с Марсианским вопросом с большим энтузиазмом.

Лич улыбнулся в пышные усы.

– Я, как вы поняли, не люблю живых людей. Большей частью они глупы и суетливы, совершают бессмысленные поступки и всегда говорят не то, что я хотел бы слышать. Но! Моя нелюбовь к конкретным особям вовсе не распространяется на человечество в целом. Да, лично меня система вполне устраивает. У меня хорошая работа в студии виртуального дизайна. Почти все интерьеры в топовых шоу – это моих рук дело. Я достаточно богат, чтобы позволить себе маленькие радости, начиная от расширенной индивидуальной линии в Канале и заканчивая контрабандными товарами в мире физической реальности. Я не хотел бы для себя другой жизни. Но речь идёт не обо мне. Речь идёт о человечестве. И с этой точки зрения я не могу не видеть пагубность существующей системы. Она удобна для тех, кто на её верхушке, не спорю. Она удобна и для тех, чьи жизни составляют её подножье. Но она не устойчива. Лишь небольшого толчка достаточно, чтоб она рухнула, а вместе с ней и многотысячелетний колосс под названием «Цивилизация людей». А если принять во внимание существование Бренцкой зоны… Нет–нет! – Лич сделал резкий протестующий жест наманикюренной рукой. – Я ни в коем случае не хочу сказать дурного о наших товарищах по борьбе. Возможно, это та свежая кровь, которая может вдохнуть жизнь в дряхлое тело современного общества. Но мы должны помнить: они – другая ветвь развития вида «Homo sapiens». Они ни в коем случае не являются правопреемниками человечества! Так неужели мы отдадим нашу Землю чуждой цивилизации, которая вместо планомерного прогресса пойдёт по пути назад – в дремучий феодализм и рабовладение?! Да–да, оно высокотехнологичное, это общество, но от этого оно не перестаёт быть диким и первобытным! Поэтому мы должны сохранить прогресс и во имя человечества реорганизовать существующую систему. Даже если для этого придётся пожертвовать частью тех благ, которыми мы обладаем сейчас.

Проникновенный голос Лича поднялся на недосягаемые пафосные вершины и рухнул вниз воплощением трагичности всех трагедий. Марсианин внимал ему, позабыв рот закрыть, а Зубастик периодически начинал хихикать в кулачок, но замолкал под моим грозным взглядом. Я не хихикал. И даже не зевал, несмотря на всё желание. А только кофе прихлёбывал и думал. Не о несчастной человеческой судьбинушке. О другом совсем.

Вот сидит передо мной продвинутая СИ–личность и подробно обосновывает мотивы своего участия в Мировой Революции. И, если все высокопарные финтифлюшки отпарить, то мотив этот весьма благородным получается…

Вот сижу я. И спроси он меня сейчас, почему при словах «Мировая Революция» моё сердце начинает громко биться, что я ему отвечу? Приключение? Развлечение? Желание сделать мир лучше? Подражание Кэшу? Ещё кучка причин тут же кучкуется… Смог бы я так красиво все их по полочкам разложить?

А если и не смог бы – что за дело? Мне не нравится мир, в котором я живу. Я хочу его изменить. Не лучше ли просто делать, чем долго пытаться объяснить, зачем ты это делаешь? Этой причины всегда достаточно было! Почему же теперь её не хватает? Или все мои причины – не мои вовсе? Если я здесь не по своей воле? Если тот, кто стремится изменить мир – это вовсе не я? Чёрт бы побрал этого Марсианина вместе с Дракулой!

– А что там с Конторой? – задал я вопрос, не то чтобы сильно меня волновавший, но давно требовавший внесения ясности.

– О, эта пресловутая Контора! – Лич возвёл тонкий палец к небесам. – Вначале я тоже сомневался в её существовании. Мне казалось, что наша общественная система существует благодаря саморегуляции – в соответствии с принципом удобства. Правящему классу удобно, когда так называемый «плебс» не доставляет проблем и чётко выполняет поставленную перед ним задачу. Низший класс доволен, когда «элита» не доставляет проблем и так же чётко выполняет свою задачу. И те, и другие жаждут максимально возможного удовлетворения своих потребностей. Суть любого классового конфликта в том, что удовлетворение потребностей одного класса является помехой для удовлетворения потребностей другого класса. Наше же общество было построено таким образом, что классовый конфликт невозможен в принципе – ввиду того, что потребности разных классов стали удовлетворяться в разных слоях реальности. И мы получили, в некотором роде, идеальное социальное построение, которое…

– Сколько ещё километров этой речуги нам придётся прошагать, прежде чем мы дойдём до сути дела? – спросил я, демонстративно занявшись чисткой ушей.

– Подожди, Джокер, это очень познавательно! – тут же встрял Марсианин.

– Ага, краткий курс для построителя социальных моделек, часть первая, – огрызнулся я. – Что, собираешься у себя на Марсе использовать передовой земной опыт?

– Позвольте, позвольте! – Лич извлёк из жилетного кармашка монокль и уставился сквозь него на Марсианина. – О каком Марсе здесь идёт речь?

Мы с Марсианином переглянулись, а Зубастик снова фыркнул и радостно сообщил:

– Дядя, Марс – это четвёртая планета от Солнца. Если что, Солнце – это звезда, возле которой вращаются планеты…

– Прошу прощения, – голос Лича был сух и холоден. – Я имею некоторые представления о строении Солнечной системы… Просто употребление слова «Марс» в этом контексте абсолютно бессмысленно. На Марсе, как на планете, нет ни развитой социальной структуры, ни жизни вообще! Поэтому говорить о перенимании какого–либо опыта – это, извините меня, абсурд!

– Почему вы так в этом уверены? – тут же взвинтился Марсианин. – Вы имеете доказательства?

– Да, мой юный друг, имею. Я достаточно много рылся в архивах, в том числе в закрытых, и знаю, что во времена Третьей Мировой планы колонизации Марса были очень популярны. Когда война перешла в ту фазу, при которой вероятность уничтожения жизни на Земле была высока, Марс рассматривался как один из запасных вариантов. Даже был реализован этот сумасшедший проект – отправка исследовательской экспедиции с целью подготовки базы для возможной эвакуации. Но… Экспедиция потерпела фиаско. Марсианские условия, при тогдашнем уровне развития технологий, оказались непригодны для создания человеческих поселений. Вся исследовательская группа погибла. Существует множество свидетельств – отчёты, записи переговоров, видео–и фотоматериалы. Если вам интересно, я сейчас переправлю вам эти файлы.

«Кукук» – сообщил мне мой кибер–мозг, возвещая о получении новых данных. Я подтвердил приём и, бегло просматривая материалы, продолжал слушать поучительную историю в исполнении Лича.

– Спустя несколько лет после войны, когда условия жизни на Земле были особенно тяжкими – сказывалось глобальное изменение климата – начались опять разговоры о колонизации Марса. Но изобретение прототипа современных синтез–машин поставило окончательный крест на этих утопических начинаниях. Приоритетным проектом оказалось улучшение условий жизни на Земле, а космические программы были, увы, навсегда закрыты. Поэтому я могу с уверенностью сказать – на Марсе жизни нет.

Зубастик сидел как оплёванный, ни на меня, ни на Марсианина не смотрел. Он ведь уже поверил… Полностью поверил! И теперь чуть ли не заплакать был готов от разочарования. А Марсианин побледнел, вскочил резко:

– Это неправда! Всё это – фальсификация!

– На каком основании вы делаете такие заявления, юноша? – Лич снова поднёс к глазу монокль.

– На основании своих воспоминаний!

– Это ненадёжный источник, друг мой. Вы же и сами это знаете. Гораздо проще сфальсифицировать воспоминания, чем такую гору документов, собранных по крупицам из самых разных источников.

Марсианин вцепился в подлокотник так, что пальцы побелели.

– Мои воспоминания подлинны! Я знаю! Я в этом уверен!!!

Ох, как я его понимал. Он сейчас тоже мой любимый простенький вопросик решал: как отличить друг от друга нолик и единичку, если и то, и другое чёрной краской по чёрной бумаге намалёвано. Чему верить? И верить ли вообще?

– Но, позвольте…

– До рассказа о злостной Конторе мы такими темпами сегодня, похоже, не доберёмся, – сказал я, прерывая нашего словоохотливого хозяина на полуслове.

– Ах да! – Личинкины усы виновато пошевелились. – Прошу простить мою привычку жертвовать основной линией рассказа во имя создания более обширной повествовательной канвы… Итак… Контора, Контора. Да, я был удивлён, когда узнал о её существовании. О том, что есть организация, целенаправленно занимающаяся поддержанием существующей системы. Более того, ищущая пути её усовершенствования. Контора занимается формированием общественного мнения через Канал, направляя общество на путь ещё большего разделения способа удовлетворения потребностей. Контора контролирует Бренцкую зону, если, конечно, слово «контролирует» применительно по отношению к этому гнойному нарыву на теле человечества. Во всяком случае, она пытается предотвратить расползание этой заразы за пределы отведённой ей территории. Конечно, Контора знает о существовании Подполья, но пока активной борьбы между этими организациями нет – ввиду того, что Подполье ещё не сформировало своё видение реорганизации общества, а недовольство, выраженное лишь в намерениях, не является угрожающим…

При этих словах я поморщился. Ага, я то же самое Кэшу уже год как долдоню! «Семь раз подумать, семь раз подумать!» Вот и думаем, блин! А в результате нас даже за врагов системы никто не считает! Не заслужили!

– Так, значит, Конторе на Подполье просто наплевать, да? – Голос Зубастика прямо дрожал от обиды.

– Контора пока предпочитает вести наблюдение за недовольными, не предпринимая активных действий. Они понимают, что любые меры подавления лишь провоцируют большее недовольство, поэтому лучший способ – это позволить оппозиции существовать и действовать, правда, в строго отведённых рамках. И вся суть борьбы сводится к способности системы удержать эти рамки или способности оппозиции из них выйти. Кроме того, и у Подполья, и у Конторы одна и та же цель – спасти человечество, сделав общественную структуру более устойчивой. Но если путь Конторы ясен – совершенствование существующей системы, то Подполье находится в поисках других путей решения проблемы. И если найденные пути не будут отличаться радикальностью, то Контора не будет против того, чтоб взять их на заметку и перейти к сотрудничеству.

Ха! «Не будут отличаться радикальностью», как же! Будь моя воля, я бы попросту взял и отключил бы Канал! Или превратил бы его в обычное средство связи – типа марсианского Коммутатора. Стоп. Какого ещё «марсианского»? Сказано же было – нет жизни на Марсе… А жаль… Честное слово, жаль!

– Я же, в свою очередь, нахожусь на стороне Подполья, потому как считаю, что дальнейшее следование имеющимся тенденциям ведёт человечество в тупик, – продолжал тем временем Лич, словно не замечая ни бледного Марсианина, губы до крови закусившего, ни пылающего злостью Зубастика, изображающего хомячка в поисках гранатомёта. Я же сидел, спокойный, как скала, хотя внутри всё бурлило так, что чуть наружу не вырывалось. – Но, насколько я понимаю, и некоторые конторские деятели осознают порочность выбранного ими пути, поэтому находятся в поисках альтернативных решений. Большие надежды возлагаются на науку. Контора занимается исследованиями в области развития кибер–мозга, ведёт ряд проектов с высокой степенью секретности. К сожалению, я ничего не знаю о них, кроме названий: проект «Персей», Бронерский проект, Глубинный проект, проект Изменений, Марсианский проект…