Текст книги "Львиное Сердце"

Автор книги: Антон Первушин

Соавторы: Елена Первушина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Антон Первушин, Елена Первушина
ЛЬВИНОЕ СЕРДЦЕ

Книга посвящается всем юным любителям

компьютерных игр и прежде всего —

Алеше Первушину и Боре Стругацкому (внуку).

Когда-нибудь игры закончатся.

Но вы должны быть победителями!

Пролог

Любой имеет право на ошибку. Но только не в том случае, если речь идет о судьбе мира.

Сталкер Виктор Свинцов по прозвищу Плюмбум совершил немало ошибок. И первую из длинного ряда – в апреле, когда позвал стажера-физика Артура за собой в Зону, чтобы отыскать и спасти научную экспедицию, без вести пропавшую на Свалке. Ведь с самого начала было ясно, что не прост этот Артур, ох не прост, что есть в нем какая-то загадка, что не до конца он откровенен, что мутит воду и морочит голову. И с самого начало следовало не миндальничать с ним, а взять за жабры и вытрясти всю подноготную. А потом… с извращенным удовольствием переломать пальцы на руках. Да и на ногах – чтобы дважды не вставать.

Но миндальничал, не вытряс, не переломал – носился, как с писаной торбой, пылинки сдувал. А как же иначе! Бой-френд единственной дочурки, кровиночки! А он никакой не бой-френд, а лжец и предатель. Хуже того – враг всего человеческого. Выродок из мира, который не должен существовать!

И что теперь? Что теперь?! А теперь – возможно, в самый ответственный момент жизни Плюмбума – физик показал свое истинное лицо. Под маской простака скрывался хитроумный расчетливый мерзавец. И как же ловко он провел всех! Ладно, Болек с Лелеком никогда не отличались хорошим знанием человеческих натур, Привалов слишком озабочен своими комплексами, чтобы замечать окружающих, Лара… ну что с нее взять, если речь заходит об Алине? Но ты-то, Плюмбум, как ты мог проглядеть мерзавца? Как ты мог поверить в наивность и простоту?.. Старый, что ли, стал? Нюх потерял? Похоже на то. А страдать за твои ошибки будут другие – и ближние, и дальние…

Все эти мысли проскочили в голове Плюмбума в одно мгновение – в то самое, когда он шагнул вперед и приготовился к прыжку, хотя уже понимал, что не успевает, не успевает, не успевает… Ведь Артуру, который стоял всего в десяти шагах и целился в него из автомата, оставалось всего лишь нажать на курок. Чем этот лживый подонок не преминул воспользоваться.

Грохота одиночного выстрела Виктор не услышал – сознание померкло от сильнейшего удара в грудь. Сталкера швырнуло на землю, и некоторое время он ничего не видел, кроме низкого темного неба, набухающего грозой.

Мыслей не осталось, все вышиб удар пули. Нужно было преодолеть боль и попытаться встать, но на это надо хоть немного времени. А времени не было. Потому что сейчас Артур подойдет и завершит начатое – контрольным выстрелом в голову. Это не компьютерная игра, и физику не нужен опытный враг за спиной – особенно, когда предстоит отправить в небытие целую Вселенную.

Как глупо все! Как глупо…

Артур почему-то медлил. Контрольный выстрел откладывался. Небо быстро темнело, на глазах превращаясь в неровную твердь, которая вот-вот прольется затяжным дождем. Где-то уже ворчал тревожно гром, словно эхо от копыт коней Апокалипсиса. Полыхнула нереально яркая зарница.

Конец света должен выглядеть именно так, отстраненно подумал Плюмбум. И удивился, что ему оставили время на подумать.

Кто-то подошел, наклонился над сталкером, заслоняя небо. Плюмбум рассчитывал увидеть мерзавца Артура и дуло автомата, но вместо них в поле зрения появилось удивительно родное лицо.

Алина? Дочка! Ты? Здесь?!

Плюмбуму хотелось вскочить, предупредить ее, сказать, что Артур – лжец и предатель. Но боль не отпускала, и Виктор Свинцов сумел только прошептать непослушными губами:

– Аля, сделай как надо…

Часть первая
ЗОНА ЧУДЕС

Глава 1
Много неясного в странной стране…

1

Жить вообще больно.

Только боль бывает разная.

За годы без боли Харон успел об этом забыть. Но сейчас, трясясь в продуваемой электричке, натягивая вязанную шапку на уши, отворачиваясь от морщивших носы пассажиров и прижимаясь лбом к мокрому стеклу, он вспоминал всю боль, которую испытал за свою короткую человеческую жизнь.

Было в этих воспоминаниях нечто приятное. Не то чтобы Харон был мазохистом – вот это никогда: ни в первой жизни, ни во второй. Но ему было приятно, что он снова, пусть на краткое время, побудет человеком. Такой вот проявился неожиданный побочный эффект его миссии.

Итак, боль.

Она бывает красной. Это когда тебе бьют под дых или между ног. Красная, как стоп-сигнал. Мозги на мгновение отключаются, потому что просто не в силах это стерпеть. Ты сгибаешься, хватаешь ртом воздух, пытаешься вздохнуть. Настолько больно, что ты почти не можешь осознать боль.

Бывает боль оранжевая. Это… Харон медленно перебирал воспоминания. Это как во время кросса, когда легкие уже горят огнем, селезенка екает, а мышцы, кажется, уже не могут сокращаться, а ты все равно бежишь и бежишь – через боль, через усталость, на чистом упрямстве.

Боль бывает желтой – это когда неудачно наступишь и подвернешь ногу. Или в темноте стукнешься со всей силы мизинцем о ножку шкафа. Короткая вспышка, похромаешь пару минут и забудешь.

Совсем другое дело – зеленая боль. Такую боль Харону довелось испытать один раз в жизни, во время Первого Большого Выброса, когда Зона пережевала и навсегда изменила его. Зеленая боль – когда тебя тянет и выворачивает наизнанку, вытягивает все жилы, закручивает узлами все кости, вот-вот разорвет пополам, но на самом дне кромешного ужаса ты ощущаешь, что в этом есть некий смысл и цель, пусть не до конца тебе ясные, но определенно существующие. Может быть, так чувствуют себя женщины при родах? Харон не мог сказать наверняка…

Есть еще боль голубая. Такую, вероятно, испытывали те бедолаги, которых угораздило нахватать лишних рентген и которых он отправлял со своего фельдшерского пункта при Третьем энергоблоке в госпиталь. Это – боль сквозь голубой туман омраченного сознания. Боль, которая подкрадывается исподволь, на пороге восприятия, и лишает решимости и сил, необходимых для борьбы с ней.

Далее – боль синяя. Это боль при хронических заболеваниях: привычная, неотступная. Спутница старости. Боль-часы, напоминающая тебе, что время движется и несет тебя к неизбежному финишу. Боль, от которой его милосердно избавила Зона двадцать лет назад и которая навалилась на него сейчас.

Точнее, сейчас Харона терзала фиолетовая боль – та же синяя, но сгустившаяся до предела, поглотившая красную часть спектра. Ныли мышцы, ныли суставы, тело сотрясалось в дрожи, голову словно сдавливал огненный обруч, и каждый вздох давался с трудом. По коже бегали мурашки. Язвы, появившиеся на ногах три часа назад, уже загноились и источали невыносимое зловоние. Тело, лишенное привычной подпитки тонкими энергиями Зоны, стремительно разрушалось, но Харон надеялся, что до вокзала резервов хватит, и он успеет сделать звонок. А дальше – трава не расти.

– Эй, старикан, ты чего тут развонялся?

Харон поднял голову. Транспортный контроль. Холеные сонные лица, ремни, бляхи, дозиметры, ПДА, дубинки, пистолеты. Люди, уверенные в своем положении, в своей власти. В своей власти… над ним?.. Ощущение соприкосновения с чужой властью тоже было настолько забытым, что Харон сначала удивился и только потом – испугался. Конечно же, его не могли сильно напугать три бугая «при исполнении», но они могли нарушить его планы, чего ни в коем случае нельзя допустить.

А они, судя по всему, именно это и собирались сделать – нарушить, помешать.

– Ну, чего вылупился? Билет у тебя есть?

– Билет, билет… – Харон зашарил по карманам драной замызганной куртки. – Где-то он был… билет… где-то он точно был…

– Хватит заливать! Встал и пошел. На выход.

Харон запаниковал.

– Сынки, ну, простите старика! Позарез мне в город нужно, понимаете? Просто дело жизни и смерти.

– Ты б хоть помылся, раз в город собрался. Ладно, заткни рот и шагай в тамбур. На ближайшей станции сойдешь.

– Сынки… ну что вы…

Но бугаи, брезгливо натянув перчатки, уже взяли его под локти и потащили к выходу.

В тамбуре покуривал и болтал по мобильнику какой-то парень. Увидев Харона и сопровождавших его транспортников, он испуганно заморгал, быстро притушил сигарету, буркнул в трубку: «Ну ладно, пока» – и направился в вагон.

Харон понял, что у него осталось всего несколько секунд…

…В Зоне перед уходом он еще раз шагнул в Мнемозину и обновил знания по фармакологии, полученные в училище. Изрядно обновил, будем честны. Мало того что за двадцать лет фармакология ушла далеко вперед, так еще и он никогда в списке отличников не значился. Теперь же благодаря приобретенным знаниям Харон сварганил из оставшихся на пункте препаратов и кое-каких мутировавших трав стимулятор, который таскал за щекой на самый экстремальный случай. И когда транспортники повели его в тамбур, он быстро разжевал лепешку с мятным привкусом и размазал ее языком по небу, чтобы препарат впитался в мелкие сосуды и кратчайшим путем попал в мозг…

Перед глазами словно вспыхнул ослепительно белый свет, но всего лишь на секунду. Потом Харон снова смог видеть и сразу осознал, что движения людей в тамбуре странно замедлились – он присел, ужом вывернулся из куртки, оставив одежду в руках бугаев, потом, распрямляясь, ударил замешкавшегося парня головой под дых, так что тот выронил мобильник и упал. Харон ловко подхватил телефон, сунул его за пояс, подошел к дверям, одним движением отодрал резиновую изоляцию, поднатужившись раздвинул створки и вывалился из вагона на полном ходу. Покатился по насыпи.

– Во дает старик! – Транспортник ошеломленно выглянул в проем, потом провел рукой по покореженной двери.

– Чокнутый какой-то, – предположил его напарник. – Чокнутые, бывает, машины переворачивают, когда разойдутся. Я где-то такое читал…

Теперь боль была ярко-красной. Но Харон, чувствуя, как рот наполняется кровью, все же упрямо, словно вкатывая камень на скользкую гору, набирал цифра за цифрой номер на мобильнике.

Гудки.

Ну давай же! Давай! Возьми трубку!

Невыносимо длинная пауза, а затем – знакомый голос с хрипотцой:

– Кто здесь?

Харон сплюнул кровь и прошептал:

– Левым, Виктор. Левым табань…

2

– По-хорошему Гульфа надо было пристрелить, – сказал Виктор Свинцов, сворачивая с Урицкого на Воровского. – За предательство. Хорошо, руки не дошли. Что бы я теперь без него делал?

– Бильбо прицелился в Горлума, но в последний момент жалость удержала его руку, – ехидно прокомментировал Алекс. – «Какая жалость! – проворчал Бильбо. – Патроны кончились!»

– Его младший уже в двадцатый раз новую версию «Властелина колец» пересмотрел, – пояснил Борис. – Все двадцать восемь часов чистого времени. Вот у Алекса крыша и поехала.

– Там Саруман дюже одного знакомого напоминает, – отозвался Алекс, никак не отреагировав на подколку. – «Йа, Йа, мы с мой верный орк есть блюсти в зонье порядок и дисциплин».

– Не порядок, а орднунг.

– Не ссорьтесь, горячие московские парни, – сказал Виктор. – Ты бы, Алекс, лучше пробки посмотрел. Искин опять в ступоре.

– Яволь, командир! – Алекс потянулся к бортовому компьютеру.

Некоторое время он с энтузиазмом тыкал в сенсорный экран и, склонив голову набок, наблюдал за результатом. Потом пробормотал: «Ну и фиг с ним!» – и достал свой ПДА.

– Спутник докладывает, товарищ командир, – сообщил он через полминуты. – Около Борисполя пробка. Предлагаю объехать по Дзержинского. Перед Киевским сворачивай направо – на Рдянскую.

В штанах у Плюмбума загудел ПДА.

– Вот черт! Как некстати, – ругнулся Виктор, полез в карман, достал телефон, приложил к уху. – Кто здесь?

– Левым, Виктор. Левым табань… – донеслось из микроскопического динамика.

– Тьфу, пропасть! Так говоришь, налево сворачивать?

– Направо! – повторил Алекс. – И уже прямо сейчас.

Виктор поспешно выкрутил руль и чудом вписался в поворот.

– Вот дерьмо! – он большим пальцем свободной выбрал опцию «Принятые звонки» и искоса глянул на физиономию незнакомого молодого человека.

– Кто это? – тут же поинтересовался Алекс.

– Не знаю… Хулиганье мелкое, телефонное. Барабашка.

– Нет, что касается Роте, то мы действительно погорячились, – продолжил разговор Борис. – Обидели старика. Надо бы ему какой-нибудь подарок захватить, если мириться будем.

Плюмбум мысленно согласился. С Давидом Роте, возглавлявшим «Долг» – одну из самых влиятельных группировок в Зоне – они поступили некрасиво. И это еще мягко говоря. Сначала долго морочили голову. Потом стащили буквально из-под носа архив О-Сознания, за которым генерал охотился без малого пятнадцать лет. Потом столкнули бойцов «Долга» со стражами «Свободы». Так получилось…

– Кинжал ему с молниями привезем, – схохмил Алекс. – Или танк «ИС-10» из музея Великой Отечественной угоним!

– Это безнадежно. – Боря вздохнул с самым печальным видом. – Он с утра не в себе… Так что ты там рассказывал о своем друге, Виктор? О том, которого хотел пристрелить? И к которому, как я понимаю, мы сейчас едем.

– Ты о Гульфе? – Виктор притормозил перед Киевским проспектом и, полуобернувшись назад, пояснил: – Стефан Дуниковский. Его все Гульфиком зовут – за то что обтягивающие штаны носит. Говнюк он, конечно, порядочный. И в последний раз изрядно подставил в аэропорту – это когда вы на мой рейс команду правоохранителей натравили. Но я у него много лет арендую транспорт, покупаю оружие и свежие окна в Зону, посему без него…

Светофор переключился на зеленый. Виктор нажал педаль газа, и тут же Алекс истошно закричал:

– Ахтунг! В сторону давай!

Виктор обернулся и похолодел. Прямо на их машину по Киевскому пер огромный самосвал. Причем пер на красный, будто так и полагалось.

Виктор отчаянно крутанул руль, и на мгновение ему показалось, что машины разойдутся. Однако этому помешали дешевые понты А и Б. Утром, выбирая машину на пункте проката, они потребовали черный лимузин с баром и персональными компьютерами, который по своему дизайну больше всего напоминал массивный гроб. И сейчас самосвал по касательной задел кузов лимузина и закрутил машину, как мальчишка-футболист консервную банку. С громким хлопком надулись подушки безопасности, лишая обзора, и машина красиво полетела на обочину.

* * *

Они стояли на обочине дороги, ошарашенно глядя на свой черный гроб на колесиках, лежавший на боку в неглубокой дренажной канаве. Боря умудрился набить шишку, Алекс и Виктор не пострадали. Как удалось выбраться из машины, ни один из них толком не запомнил – видимо, в момент аварии отключился разум и включились рефлексы.

Виктор, впрочем, быстро оправился, достал из кармана упаковку жевательной резинки, много лет заменявшей ему сигареты, пихнул пластинку в рот, прикидывая, кто мог так брутально и топорно попытаться свести с ним счеты. Алекс – бледный, с отпечатком подушки на лице – попросил у него жвачку, освободи от обертки, но рассеянно выронил.

– Он же мог нас размазать… – бормотал он. – Еще немного, и он бы нас размазал…

С точки зрения Виктора, ситуация вовсе не выглядела столь трагично, и если бы мальчишки не форсили, все обошлось бы… Мальчишки? Плюмбум и сам удивился, что мысленно называет А и Б «мальчишками» – они ведь с учетом временной петли стали ему почти одногодки. Под сорок лет каждому, у Алекса вон старший скоро школу закончит. Сила привычки – ведь совсем недавно он видел их юными и задорными. Впрочем, юношеский задор у них сохранился, не отнять.

– Брось, Алекс, – сказал Плюмбум строго. – Разнюнился, как баба. Будто в первый раз. Живы – и отлично. Надо дальше двигать.

– Да ну тебя! – огрызнулся Алекс. – Дай дух перевести. Вот ведь черт! Еще бы чуть-чуть…

– Чуть-чуть не считается, – отрезал сталкер. – Да что с тобой в самом деле? Помнится, в Зоне посмелее был.

– Дурак ты, Виктор, извини. В Зоне еще мы у нас были. А теперь мы – сами по себе!

Хотя фраза прозвучала очень странно, Виктор понял, о чем говорил Алекс. Когда он впервые повстречал двух бесшабашных сталкеров в Зоне, то списывал их лихачество на обычную подростковую веру в бессмертие. Позже Свинцов узнал, что лихачеством там и не пахло, а был точный расчет. Алексу Грозе и Боре Молнии помогали из будущего взрослые Алексей Румянцев и Борис Витицкий. Благодаря точно дозированной информации они не только выжили в самых опасных местах Зоны и вовремя присоединились к экспедиции Плюмбума, но и, оказавшись в 2006 году, сделали блестящую карьеру в «GSC World». Их жизнь была расписана на десятилетия вперед, и они могли быть уверены, что ничего плохого с ними не произойдет. А теперь, когда временная петля замкнулась, а само время неумолимо двинулось дальше, мальчики лишились своих «старших товарищей» и, как следствие, уверенности в том, что им гарантировано счастливое завершение любых авантюр. И если полгода назад в Зоне они не раз поражали Плюмбума зрелостью и точностью суждений, то сейчас сталкер увидел обратную сторону – опекая самих себя, Алекс и Боря так и не позволили себе вырасти и повзрослеть. Проще говоря, если в апреле Плюмбуму и его экспедиции здорово помогли двое взрослых в телах подростков, то теперь ему придется идти в Зону с двумя неоперившимися подростками в телах взрослых людей.

А ведь это проблема, понял Плюмбум. Очень серьезная проблема!

Но озабоченность не выказал. Наоборот, широко улыбнулся и сказал:

– Ну что ж, мальчики, добро пожаловать в реальный мир.

3

Никита Грач был родом из Питера, а потому с детства не любил дождь и туман. Не слишком большое удовольствие – дышать десять месяцев в году холодной водой и два месяца – теплой. Он и на Украину-то сбежал, чтобы пожить в тепле и забыть о слякоти. И вот на тебе – третий месяц торчит в Зоне и может пересчитать сухие дни по пальцам одной руки, а если быть совсем честным перед собой, то по одному пальцу одной руки. С утра до вечера льет дождь, ночью стоит стеной туман. Или ночью дождь, а днем туман. Вот и все разнообразие.

Еще дома, сидя за компьютером и проходя по двадцатому разу «Зов Припяти», он твердо усвоил: главное для сталкера – осторожность и еще раз осторожность. Семь раз отмерь – один отрежь. Поспешишь – Зону насмешишь. Внимательно изучи территорию. Будь бдительным. Не рискуй понапрасну. Именно поэтому, когда пришло время, он выбрал «Долг». Во-первых, «Долг» своих не бросает. Во-вторых, главный там – Давид Роте, один из первых легендарных сталкеров, яманал из завидных, стратег от Бога. За ним как за каменной стеной. Никита был готов к суровой дисциплине и лишениям. Понимал, что жить в Зоне – это не только в рейды ходить и с бандитами перестреливаться. Кто-то должен и картошку чистить, и шваброй махать. Не был он готов только к одному – что вся Зона для него сократится до верхней площадки смотровой вышки, и что вся его жизнь будет проходить под аккомпанемент дождя.

– Задание может показаться вам скучным, – сказал Роте. – Но помните, здесь есть скучная работа, но нет неважной. И нет такой, какую можно делать кое-как. И еще – если на вверенной вам территории что-то случится, вы очень пожалеете о тех временах, когда скучали. Ферштеен, камраден?

С первой частью напутствия Никита согласился очень быстро. Нет, в первый раз, когда он увидел Свалку, глаза у него разгорелись. Вспомнилось детство и стройплощадки, на которые он проникал тайком и с риском для жизни. Вспомнились страшноватые легенды, связанные со Свалкой. Вспомнилось, что именно здесь были найдены первые артефакты в новейшей истории Зоны. Много чего вспомнилось. Конечно, Роте строжайше запретил выходить за пределы поста, но кто и когда выполнял буквально все распоряжения начальства? Да и со смотровой площадки все было преотлично видно, а начинающий сталкер помнил, что набираться бесценного опыта можно просто наблюдая за Зоной.

Со стороны Свалка выглядела музеем по истории спецтехники. Здесь вздымались в небо ржавые скелеты подъемных кранов и торчали массивные кран-балки. Здесь валялись на боку выпотрошенные тепловозы и дрезины. Лежали гусеницами вверх транспортеры и танки. Стояли на вечном приколе легендарные грузовики, которые когда-то возили трупы из центра Зоны. Здесь же было можно увидеть и хитрые инженерные машины – таких Никита никогда не встречал на Большой земле.

По вечерам, когда на Свалке наступало затишье и старатели «Долга» уходили в Депо или на Базу, молодой сталкер любил забираться в кабину какой-нибудь громадины и воображать себя бесстрашным ликвидатором, вступавшим на чернобыльские земли, чтобы остановить невидимую смерть. На самом деле Свалка давным-давно была исследована до крайних закоулков и выпотрошена до дна. «Долг» превратил ее в настоящий полевой комбинат. Радиоактивные пятна огорожены. За эволюцией старых аномалий наблюдают годами. Новорожденные тут же очерчиваются, описываются и заносятся в базу данных системы многоуровневого мониторинга «Длань». Их «подкармливают» железом и мутантами-подранками – чтобы получить стандартизованные артефакты для продажи институтам и транснациональным корпорациям. В общем, конвейер конвейером – ничего загадочного, а тем паче романтичного.

Порой Никита думал, что Давид Роте послал его сюда просто так, чтобы занять хоть чем-то. Сменщик Серега Штопор тупо пил не просыхая, но каким-то чудом ему удавалось выглядеть прилично, когда «долговцы» привозили им продукты. Никита выпивку не любил, поэтому проводил дни, занимаясь нехитрыми бытовыми делами, гуляя по окраинам Свалки или изучая Свалку сверху. Впрочем, иногда по ночам в развалинах к югу начиналось какое-то шебуршение: мелкие бандитские шайки, пользуясь темнотой и туманом, пытались пробраться на территорию, контролируемую Давидом Роте, и чуток пошакалить. Тогда становилось страшновато, но и азартно. Никита тут же оживал, снимал автомат с предохранителя и орлом озирался вокруг, силясь разглядеть противника. Хотя у молодого сталкера был строжайший приказ: ничего не предпринимать, а сразу докладывать в штаб по проводному телефону – он догадывался, что в случае чего штаб не поможет и отстреливаться придется самому. У штаба, похоже, тоже был строжайший приказ ничего не предпринимать – во всяком случае, никаких операций по очистке Свалки от мелкого ворья Роте не организовывал.

После двух недель вынужденной «отсидки» Никита уже наизусть знал все места, где у вышки протекал навес, а также расположение всех машин и куч ржавого хлама в округе. Правда, иногда ему казалось, что последние меняют свое местоположение – но он уже не верил в чудеса и полагал что местные все выдумывают, просто чтобы спастись от скуки.

Сегодня монетка легла туманом, а не дождем. Никита никак не мог решить, что ему нравится меньше: туман или дождь. Пожалуй, все-таки туман был хуже. Конечно, это была не питерская холодная слизь. Здесь туман наползал с Болота, а потому пах илом и горьковатым дымом костра. Только почему-то от этих вполне обычных запахов волоски на загривке у Никиты вставали дыбом.

Туман был почти прозрачным, вроде разбавленного столовского киселя, и таким же розоватым. Никита для порядка в очередной раз осмотрел знакомые ржавые остовы и собирался спускаться вниз – будить храпящего в бытовке Серегу и готовить завтрак. Он уже поставил ногу на первую ступеньку, когда почувствовал, что перила под его рукой дрожат.

Мгновение – и дрожь усилилась, как будто под вышкой пробежал средних размеров слонопотам. Еще мгновение, и там гонялись друг за другом уже два слонопотама. Еще чуть-чуть, и вышка заходила ходуном, точно слонопотамы решили по-быстрому сделать маленького слонопотамчика.

Инстинкт звал Никиту вниз, в укрытие. Да и байки о Выбросах времен О-Сознания сразу вспомнились. Но… парень был молод, любопытен, а служба на Свалке – скучна. Поэтому Никита, не раздумывая, поднялся обратно на площадку и, держась рукой за опорный столб, поднес к глазам бинокль.

Это зарождалось где-то там – на восточных радиоактивных холмах, перекрывающих путь в Темную Долину. Там, где лежал хорошо различимый с вышки грейферный ковш экскаватора – еще одна опасная железяка, которую старожилы советовали обходить стороной. Туман скручивался над ковшом, подобно гигантскому веретену торнадо, затягивая в себя обломки арматуры и кучи мусора. Но самым пугающим было то, что происходило все при полном безветрии. Только земля под Свалкой ходила ходуном, будто невидимой слонопотамихе пришло время рожать.

Потом веретено взорвалось, превратившись в огненный цветок – гигантскую тигровую лилию. И земля сразу успокоилась, а из световой воронки повалили чудовища: могучие гориллы с шарообразными головами, пауки с выставленными вперед клешнями, гиены с крокодильими пастями – словом весь сумасшедший бестиарий, который в детстве до смерти напугал Никиту, когда он случайно наткнулся в родительской библиотеке на альбом Иеронима Босха.

Потом внизу заорал Серега Штопор. Его крик быстро стих, и Никита в ужасе сполз на дощатый пол и прикрыл голову руками. «Долг» обязан выручать своих, но последнее, о чем думал в эти жуткие минуты молодой сталкер, так это об уставе родной группировки.

Пришел Никита в себя от чужого прикосновения – кто-то тронул его за плечо. Молодой сталкер дернулся, сдавленно вскрикнул, потом все же решился взглянуть на гостя.

Перед ним стоял человек в дорогом экзоскелете редкой модели и нелепом черном плаще, напяленном поверх брони. От человека отчетливо несло гарью, как будто он только что с пожарища. И хотя Никита не видел его лица, он почему-то не сомневался: гость не из «Долга» да и вообще, похоже, не из человеческого рода. Бежать было бессмысленно, и Грач покорно посмотрел на пришельца – как кролик на удава.

Человек в экзоскелете выпрямился и спросил:

– Слушай, закурить не найдется?