Текст книги "Мертвый шар"

Автор книги: Антон Чижъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

5

Участок встретил своего временного главнокомандующего триумфальным рапортом. Как ни странно, но полиция живет не только логикой. Иногда ножками побегать надо да лично проверить все углы и закоулки. Благодаря рвению чиновников следы госпожи Москвиной были обнаружены. Оказалось, пропавшая красавица сняла номер в гостинице второго разряда «Белград», из которой переехала в меблированные комнаты Пашковского на Садовой, а из них перебралась на частную квартиру на той же улице. Барышня была жива, здорова, хорошо обеспечена. Пропажа Афины Игнатьевны объяснилась на удивление просто, что и подтверждал соответствующий документ. Только вот один вопрос: как честно рассказать благородному отцу, какое счастье его ждет? Ванзаров не знал.

– Благодарю, господа, вы справились отменно, – печально сказал он.

– Ждем новых поручений, – успел за всех господин Редер.

– Их не будет. Розыски практически закончены. Остались мелкие детали, но я сам справлюсь.

Горя желанием служить, что бывает крайне редко, чиновники разошлись по столам. А Родион занялся тем, что любил больше всего, не считая, конечно, варенья, – принялся думать.

Не каждому понятна такая страсть. От думанья ничего хорошего не жди. Жить лучше не думая и не зная. Куда приятней прятаться за иллюзиями, чем знать правду. Лишнее все это для обыденной жизни. А для службы в полиции – и подавно. Однако герой наш устроен так хитро и неправильно, так глупо и прямо, что не может отказаться от думанья. И, разумеется, сам себя за это наказывает. Потому как думанье приводит к таким выводам, от которых становится тошно. Но кто сказал, что истина должна быть приятной? Никто такого не говорил. Нет, господа, истина как перец: обжигает. Родион ощутил это жжение: известно почти все, только радости от этого никакой. Да какая радость, невыговариваемая печаль поселилась в стальном сердце. Никакого удовольствия от победы над роком семейства Бородиных не испытал он. И в чем удовольствие? Не в наказании же. Тем более ничего подобного не будет. Вот ведь парадокс: хочешь раскрыть преступление, все силы в это вкладываешь, а в одном шаге от триумфа оказываешься по горло в мерзкой тине. Ну ничего, вытерпит.

Дверь участка, ежедневно страдающая от толчков и ударов, снесла еще одни, только жалобно застонала. На пороге нарисовался Курочкин, тянувший под руку даму в черном. Филер был настроен решительно – настолько, что при малейшей попытке дамы вырваться применял болевой прием. Пойманная тихо охнула и сдалась окончательно.

– Есть! – закричал Афанасий так, словно смыл вчерашний позор. – Вот, принимайте.

Ванзаров предложил даме стул. Она покорно присела и молча уставилась в пол.

Прежде всего надо было спасать филера. Курочкина буквально распирало от желания похвастаться. Еще немного – и он бы лопнул. Пришлось выпустить пар немедленно. Захлебываясь словами, Афанасий доложил о подвигах.

Прибыв в меблированные комнаты Макарьева, обнаружил в нумере Липы следы сборов. Вещи вынуты из шкафов и с полок, в середине комнаты – чемоданы. На столе билет на киевский поезд с отправлением завтра утром.

– Логично, – сказал Родион, когда поток слов иссяк. – Ей в дорогу деньги были нужны. Теперь понятна такая активность. Что же дальше?

А дальше Курочкин сел в засаду. Не ел, не пил, только копил злобу. И вот примерно полчаса назад к портье подошла дама, которую филер сразу узнал. Портье был предупрежден, а потому сказал все как надо. Дама поднялась на этаж и постучала особым образом – не иначе условный знак. Но ей не открыли. Зато подхватили под руку, заявив, что арестована. После возмущений и угроз, как без них, дама затихла и позволила доставить себя в участок.

– Блестяще, Афанасий Филимонович, просто великолепно! Неподражаемо!

Похвала, как известно, не бывает лишней. Зардевшись, Курочкин явил скромность:

– Пустяковое дело. Даже не устал. Если больше не нужен, пойду напьюсь, а то сутки на нервах.

– Только чай в буфете, вы мне еще нужны, – строго ответил Родион и, подождав, пока филер исчезнет в буфетной, обратился к даме: – В этот раз не стоит отпираться, что оказались случайно или перепутали нумер.

Дама не сочла нужным отвечать.

– Мы с вами так мило общаемся, Аглая Николаевна, а я не знаю, правильно ли к вам обращаюсь? Быть может, надо – Глафира Панкратовна? Как вам привычней?

Она тяжко вздохнула:

– Я умоляла оставить это дело. Теперь добром не кончится.

– Конечно, не кончится, – согласился юный чиновник. – Сегодня ночью погибла Липа.

Аглая вздрогнула, словно припечатали раскаленным железом, но сдержалась. Ни крика, ни всхлипа, ни слезинки.

– Как это случилось? – только спросила она.

– Подавилась кием.

– Это злая шутка?

– Несчастный случай, как и все прочие. Разве не так?

– Вы не знаете, насколько абсурдны ваши подозрения.

– В таком случае расскажите, чего я не знаю.

Выждав минуту для приличия, Родион продолжил:

– Это ведь сущий пустяк. Все остальное уже известно. Например, кто и зачем организовал бильярдную аферу. Как и почему погибли Варвара с Тонькой. Я даже знаю, кто убил Марфушу. И вы это прекрасно знаете. Не надо так таращить глаза, они вам еще пригодятся. И это далеко не все, что открыто. Имея дело с семейным роком, приходится быть во всеоружии. Чтобы не осталось иллюзий: знаю про фарфоровую куклу в склепе и фальшивый крест неподалеку. Бедняжка Липа клала цветочки на пустое место.

– Что вы от меня хотите? – глухо спросила Аглая.

– Пустяк. Для чего подменили ребенка мертвой куклой?

– Сорок пять лет прошло, – словно проверяя себя, сказала няня. – Не представляю, как вы разнюхали. Но раз так… Филомена Платоновна была безумно влюблена в роскошного господина Аристофана Кивиади. Грек, бильярдист. В шестнадцать лет это простительно. Но Фила настолько потеряла голову, что отдалась ему. Кивиади обещал жениться, рассказывал о своем огромном состоянии. Когда Фила узнала, что беременна, и открылась – грек бежал. Оказалось, у него, кроме долгов, ничего нет. Она хотела наложить на себя руки, но я удержала. И тут, словно в награду за страдания, Фила познакомилась с Бородиным. Нил Петрович был старше на тридцать лет, но влюбился без памяти и сразу сделал предложение. Фила, не раздумывая, согласилась. И как только живот округлился, сообщила радостную весть. Нил был на седьмом небе от счастья. Роды начались раньше срока, как вы понимаете. На всякий случай я позвала не доктора, а знакомую повитуху. И не зря. Ребенок оказался точной копией Кивиади, ничего общего с бородинской породой. А еще глаза разноцветные. Фила сразу приняла решение: дитя спрятать где угодно, а Нилу сообщить, что девочка родилась мертвой. Бедный Нил Петрович так переживал. Даже заболел и не пошел на похороны, так что мы вдвоем управились. Похоронить куклу – это был каприз Филы. Видно, в душе она дочку похоронила. Больше никогда не спрашивала, словно та взаправду умерла. Марфа на мне осталась. А вся любовь Филы досталась нашему обожаемому Нилушке. Родился через год здоровеньким и крепким. Теперь довольны?

– Почти, – согласился Родион. – Осталось выяснить незначительные детали. Где ребенок Марфуши и девочка Липы?

– Марфушин умер при родах, – сказала Аглая, глядя прямо в глаза. – Тельце положила у Обуховской больницы. Так многие делают. Похоронили где-то в общей яме. А Липину девочку я продала.

Родиону показалось, что ослышался:

– Как это «продала»?

– Вы еще молодой человек, хоть и в полиции служите, – старуха печально усмехнулась. – Многого не знаете, что в жизни бывает. На ребенка Липы мне сил не хватило. Вот и нашла добрых людей. У нее фамилия приемных родителей, девочка счастлива и не знает, что она приемный ребенок. Можете резать меня на куски, но я не скажу, кто она. Нельзя взрослой барышне ради вашего любопытства ломать жизнь.

– Конечно, не будем, – согласился Ванзаров. – Мы же не звери, а полиция. Но вас спрошу: откуда взялись барышня Варвара и сама Липа? Неужели Филомена Платоновна нагуляла? А то у вас необъяснимая страсть приносить сироток на воспитание в дом терпимости.

– Помогала людям, как могла. И за это буду расплачиваться вечным спасением души. Но чтобы вы испортили им жизнь своими допросами, как испортили мне, – не позволю. Больше от меня ничего не услышите.

– Больше ничего и не надо, – Родион полез за бумагами, словно у него накопилось срочных дел. – Вы свободны.

Аглая подозрительно насупилась:

– Я не арестована?

– Преступлений нет, значит, и ареста не было. Вас доставили в участок для частной беседы. И только.

Старуха нерешительно поднялась, словно не веря в чудесное спасение.

– Всего доброго, – попрощался Родион и вдруг добавил: – Простите за любопытство, что интересного нашли в учебнике «Судебная медицина» Эммерта? Это же не трагедии Еврипида.

– Люблю почитать на ночь глядя, а то засыпаю плохо, – в задумчивости ответила Аглая и, не прощаясь, покинула участок.

Где-то далеко тренькнули колокольчики телефонного аппарата. Трубку снял чиновник Матько, выслушал и в охотку подбежал к столу Ванзарова, чтобы доложить: Родиона Георгиевича срочно вызывают.

6

К ресторану «Доминик» подъехала двуколка, со ступеньки спустился господин приятной наружности, хоть и несколько растрепанный. Судя по горящему взгляду и растительности на щеках, ночь провел бурную. Что вы хотите: мрачные размышления под пять сортов водки даром не проходят. Нил старался держаться солидно, но это давалось ему с трудом. Некоторая помятость сюртука свидетельствовала, что следить за господином было некому.

Однако приобщиться к кулинарному раю Нил Нилыч не успел. К нему подскочила худощавая барышня удручающе мерзкой наружности, причем с одним глазом, и принялась сыпать комплиментами. Оказалось – горячая поклонница мастера бильярдной игры. Не пропускает ни одного матча, ни на что не рассчитывает, только мечтает о скромной милости: получить автограф. На измученного Нила словно брызнули живительным бальзамом. Распрямил плечи, блеснул неподражаемой улыбкой, изысканно поблагодарил и спросил, где расписаться. Барышня благоговейно поднесла блокнотик. Бородин уже занес вечное перо, чтоб оставить росчерк, как вдруг услышал щелчок и ощутил на запястье неприятный холод. При этом рука отказалась слушаться. Удивленно взглянув, обнаружил, что ее сдерживает кольцо наручных браслетов, цепочка которых тянулась к ручке барышни и там крепилась другим кольцом.

– Позвольте, – оторопело выдавил недавно роскошный мужчина.

– Без глупостей, господин Бородин. Вы арестованы. Не вздумайте устроить скандал в публичном месте. Ваша репутация понесет непоправимый урон.

– Зачем арестован? – одурев, спросил он.

– Берлинская полиция, – сообщила барышня в пиратской повязке.

– Именно берлинская? – уточнил Нил, теряя остатки разума и воли.

Ему под нос сунули черную книжечку с золотым имперским орлом.

– И правда берлинская. Благодарю. А что я сделал?

– Три года назад обесчестили невинную девушку.

Бородин пытался вспомнить, что же делал в столице рейха, но в голову приходила невыразимая муть. В дома терпимости заглядывал, само собой, но чтоб невинную бесчестить? Неужели все забыл?

– Прошу в ваш фаэтон, – приказала страшила и полезла первой.

Нил как привязанный потащился следом. Усевшись и кое-как взяв вожжи одной рукой, спросил:

– Нам куда, в германское посольство?

Но барышня назвала адрес на Малой Московской улице. Подъехав к указанному дому, Бородин обнаружил не тайное немецкое логово, а 4-е отделение Московской части столичной полиции и окончательно запутался.

Не отцепляясь, барышня провела задержанного в приемную часть, отстегнула свой браслет и приковала красу и гордость русской пирамиды к перилам конторской загородки. Нил покорно уселся на подставленный табурет, озираясь по сторонам, как карась в садке. Из того, что увидел, понял одно: одноглазую местные чиновники боялись хуже заразы.

Телефонировав куда-то, барышня уселась на венский стул и принялась напевать тирольский мотивчик, довольно фальшиво. Бородин решил ждать покорно, хотя сам не знал, чего именно. И сидел до тех пор, пока в участоке не явилось истинное чудо, спаситель невинно осужденных, защитник несчастных бильярдистов, то есть попросту чиновник Ванзаров. Пушистые усы показались Нилу родными до слез. Жалобно застонав, он поднял скованную руку.

– Как себя вел? – спросил Родион у берлинской полиции, не здороваясь с несчастным.

– Шелковый, – Ирма поигрывала ключиком наручников.

– Благодарю, фрейлейн фон Рейн, блестяще провели операцию. Сразу видна немецкая школа. А теперь раскуйте пленника.

Освобожденный Бородин совсем уж было собрался броситься на шею мальчишке, но тот предложил следовать за ним. В приподнятом настроении Нил отправился в мертвецкую. Но вернуться сам не смог. Родион явно перестарался: Нил Нилыч тупо уставился на мраморный стол и, не говоря ни слова, рухнул без чувств. Размякшее тело пришлось поднимать двум городовым, доктор участка хлопотал с нашатырем. Придя в себя, Нил похлопал ресницами, мило, как умел, и только спросил:

– Как же это?

– Простите, не знал, что на вас так подействует, – сказал Ванзаров, которого терзали совесть с жалостью. – Теперь нет нужды в долгих объяснениях.

– Как же это? Липа… И ребеночек… Как же так?

– Нил Нилыч, прошу собраться с силами, надо выяснить важные вопросы.

Выяснение пришлось отложить. Нил зарыдал, растирая слезы, и никак не мог выпить поднесенной водки. Жалобная картина доконала стальное сердце. Родион почти созрел, чтобы утешать мужчину старше в два раза, но Бородин вовремя пришел в себя.

– Можете отвечать?

– А-а, – сквозь слезные вздохи выдавил несчастный.

– Когда точно подарили кий Нечаевой?

Нил смачно высморкался и обрел жизнь:

– Заглянул к Варваре перед началом поединка, передал сувенир, ну, поцеловал на счастье.

– Для чего понадобился подарок до матча?

– Накануне она сильно нервничала. Я не понимал, в чем дело, ведь Липа значительно ей уступала. Казалось, Варвара боится проигрыша. Потом узнаю, что на матч сделаны безумные ставки. Наверное, это выводило ее из себя. Мне захотелось немного поддержать, хоть и был уверен в ее победе. А что, это так важно… после всего?

– Думаю, ваш подарок стал причиной «всего».

– Вы серьезно?

– После объясню. Меня интересует другое: расскажите о вашей бабушке со стороны матери.

– Она-то какое отношение имеет? – Бородин разозлился, что бывает при резкой смене настроений. – Марфа Ивановна умерла десять лет назад!

– Хорошо ее помните?

– Конечно, это же бабушка. Владела крохотным имением в Нижегородской губернии, заезжала на лето.

– Не помните чего-нибудь странного?

– Да нет, милая старушка. Хотя деревенские ее боялись.

– Считали ведьмой?

– Это-то откуда узнали? – закричал Нил в растерянности.

– У нее вот здесь, – Родион указал на левый зрачок, – виднелась крохотная отметинка, черная искра. Я прав?

– Да что же это такое! Ясновидящий вы, что ли!

– После разберемся. – Ванзаров подскочил и в возбуждении принялся мерить шагами комнату. Ирма следила за ним с восхищением. Если можно заметить восхищение под пиратской повязкой.

– Почему у вас в доме такие странные слуги? – вдруг спросил Родион.

Почесав за ухом, Нил спросил:

– А что в них странного?

– Кухарка как барышня, лакей словно избалованный барчук. Кто их подбирал?

– Аглая, конечно, кто ж еще. Думаете, они странные? Не знаю… Тонька, конечно, с придурью, и Орест немного медлительный и задумчивый. Зато играет прилично.

– Орест играет на бильярде? – закричал чиновник полиции так, что задрожали стекла, а за ними и Нил. Но ответил с достоинством:

– Да, играет. Я сам немного учил его. Конечно, игрок из него средний, но иной шар кладет на загляденье. Сегодня расспрашивал меня о выступлении Клавеля, загорелся повторить его фокусы. Когда уезжал, Орест пытался шаром попасть в цилиндр. Забавный малый. Родион Георгиевич, вы куда?

Внезапно потеряв интерес к допросу, Родион подбежал к Ирме, зашептал на ухо, сунул фотографическую карточку. Фрейлейн прилежно кивала, обещая исполнить. Метнувшись назад, он спросил:

– Фаэтон при вас? Буцефал запряжен?

– Куда я без него?

– Поехали, чего расселись!

Бородин гнал от души. Не замечая позади пролетку с долговязой фигурой. Курочкин, как обычно, держался в слепой зоне. Но Ванзаров знал не оглядываясь: филер на месте.

7

Особняк манил издалека. Распахнутые двери словно приглашали наведаться в гости кому вздумается.

– Слугам у вас раздолье: делай что хочешь. Вернее, не делай…

– Да, Орест маленько обленился, – кивнул Нил, нахлестывая Буцефала. – Это все Аглая распустила. Ничего, скоро остальные из деревни вернутся, возьмут и его в оборот.

– Кстати, какое отчество у Ореста? Случайно не Иванович?

– Зачем мне знать отчество слуги?

– А фамилия нечто вроде Нежданов?

– Понятия не имею. Вот у него и спросите.

Родион обещал спросить со всей строгостью.

Рациональный ум не имеет права на такие глупости, как предчувствия. Но деваться ему некуда. Особняк внешне никак не изменился, крыша не провалилась, окна были целы, но ощущение мертвенной запущенности поражало. Кто знает, отчего это происходит. Быть может, глаз замечает какие-то мелкие детали, а хваленый разум не успевает осознать. Остается чувство, тяжкое и тревожное.

Одолев ступеньки, Бородин встал у порога и крикнул:

– Орест! Иди-ка сюда!

Наверное, решил показать гостю, кто в доме хозяин. Но лакей не изволил явиться.

– Быстро ко мне! Я кому сказал!

Эффект тот же.

– Вот я тебе сейчас, – пообещал Нил, направляясь к дому с самым решительным видом. Но стоило его спине скрыться в сумраке гостиной, как вдруг послышался отчаянный стон.

Не дожидаясь приглашения, Ванзаров кинулся в дом, на бегу сигналя филеру.

На бильярдном столе возвышалась кладка кирпичей в шесть рядов. Белые шары жались к бортам ровными рядами, как на параде. Красный биток сброшен на пол, в бурую лужу. Пролившаяся жидкость струилась из разбитого виска. Орест лежал на спине, подвернув голову, словно удивлялся, как такое получилось. Правая рука, сильно загнутая назад, еще сжимала кий, облезлый цилиндр торчал поблизости.

– Сколько можно! – закричал Бородин, падая в кресло. – Да за что же это!

Лакей не дышал. Судя по коже, несчастье произошло недавно, быть может, полчаса назад. Не успели совсем чуть-чуть.

– Часто сам с собой играл?

– Фокус проклятый собрался показать! – закричал Нил, словно чиновник полиции был во всем виноват. – Понимаете: фокус! Держал цилиндр ртом! Хотел загнать в него шар! Кирпичи выставил для отскока! Говорил же ему: не делай! Не послушал! И вот! Пожалуйста! Клавель доморощенный! Мальчишка! Разве так можно!

Несчастный случай выглядел хоть и диким, но объяснимым. Выставив биток, Орест со всей дури заехал по нему кием. Шар врезался в импровизированную стенку и отскочил прямо в голову. Траектория была вероятной. Родион специально пригнулся, чтобы проверить: угол отражения в принципе попадал в район лба. Но сила удара требовалась чрезмерная. Рана глубокая: кость проломлена. Способен на такое шар из слонового бивня? Лебедев наверняка знает. Только нет его рядом.

Встав на колени, Ванзаров осмотрел кровяную вмятину на виске. Следовало приложить к ней шар, чтобы убедиться окончательно, но и с первого взгляда все стало ясно. На правой кисти, осторожно повернутой к свету, нашлись красные полосы, как от кошачьих когтей. Такие же – на другой.

Курочкин, до сей минуты не подававший признаков жизни, аккуратно кашлянул.

– Узнали? – спросил Родион, отряхивая колени.

– Так ведь это Стручок.

– Неизвестный вам господин, игравший с госпожой Незнамовой в бильярдной зале трактира Сурогина? – отчеканил чиновник полиции, словно для протокола.

– Так точно, – в глубоком отчаянии проговорил Афанасий.

– И при слежке за особняком его не видели?

– В том-то и дело: не зафиксирован как объект наблюдения!

Если лакей целый день валяется в своей комнате да папироски покуривает, никакой филер его не заметит. Что тут поделаешь – против лени логика бессильна.

– Сделали все, что могли, Афанасий Филимонович, – подбодрил Родион дружеским хлопком по локтю. – Карамболь сыгран отменно. Но следы остались.

Филер, кажется, не понял.

– Сначала Стручок помог Блохе показать фокус, а затем ему фокус показали. Подежурьте у входа, мало ли что.

Закрыв лицо ладонями, Бородин не шевелился.

– А где домашние? – спросил Ванзаров, чуть не добавив: из тех, кто жив.

– Матушка не спала ночь, перед моим отъездом приняла успокоительное, видимо, спит.

– Аглая?

– Что я, следить за всеми приставлен? – простонал Нил. – Может, в комнате заперлась, теперь целыми днями носа не показывает, в обидах каких-то.

– Как Орест вел себя утром?

– Обычно вел. Веселый был, шутил про какое-то богатство, которое заслужил. Потом стал приставать с расспросами о Клавеле. Я рассказал, он загорелся. Дальше знаете. Глупый мальчишка.

– Возможно. А теперь попрошу выяснить, что с вашей матушкой.

Бородин как-то странно посмотрел и бросился в спальню. Послышались радостные крики. Не прошло и минуты, как Филомена Платоновна выехала на своем троне, украшенном сферами Зодиака, в котором и заснула, укрытая пледом. Дама щурилась и явно не понимала, что происходит, а Нил вдобавок постарался повернуть ее спиной к бильярдному столу. Заметив Ванзарова, Бородина сдержанно улыбнулась и спросила, чем обязаны такому приятному визиту.

– Слышали какой-нибудь шум из гостиной? – вежливо спросил приятный гость.

– Орест, кажется, играл на бильярде, я приняла капли и заснула под эти удары. А что случилось?

Родион только открыл рот, чтобы аккуратно выяснить подробности, как вдруг Нил вскрикнул:

– Маменька! – рухнул на колени, зарыдал и прижался к ней, как испуганный ребенок. – Маменька, я больше не могу! Орест себя убил шаром! Такое несчастье! Я не выдержу! Опять! Да что за напасть на нашу семью! Не смотри туда, умоляю! Твои нервы этого не вынесут! Я один все переживу! Маменька, милая! Помоги мне!

Зрелище вышло редкостное. Не всякий день здоровенный мужчина почти пятидесяти лет пускает сопли на руках у мамаши. Но происшествие смущало только Родиона. Филомена Платоновна нежно приобняла сыночка, погладила по голове и стала шептать ласковые, успокаивающие слова, какие всякая мать найдет для обожаемого чада. Просто умилительная картина. Впрочем, для посторонних не предназначалась. Госпожа Бородина отправила строгий взгляд Ванзарову, дескать, неприлично пялиться, когда мать кормит грудью, то есть утешает. Однако Родион вызывающе не двигался с места. Даже головы не отвернул.

– Нил Нилыч, прошу успокоиться и проверить, на месте ли Аглая.

Получив ободряющий поцелуй, Нил кое-как оторвался от материнской груди и, пошатываясь, побрел к двери.

– Няня! – рявкнул он, при этом дубася кулаком. – Полиция тебя желает.

Створка приоткрылась и явила старуху, закутанную в одеяло с головой. И эта, видать, предавалась сну. Как удачно нападает дремота – на всех одновременно. Ванзаров без стеснения поманил пальцем старушку.

Аглая приблизилась и уставилась молча.

– Давно вернулись? – с милой улыбкой спросил Родион.

– От вас сразу домой.

– Что видели?

– Никого видеть не хотела, пошла к себе. – Аглая плотнее запахнулась в кокон.

– Так ничего не заметили?

– Орест на бильярде стучал.

– И достучался. Взгляните, какой фокус показал. – Чиновник полиции сделал широкий жест, приглашающий к бильярдному столу.

Аглая только покосилась и молча ушла к себе, хлопнув дверью. Понимать такой поступок предоставила как угодно: дескать, переживать, что ли, из-за всяких лакеев, засадивших себе в лоб бильярдным шаром. Или так: «Мне уже все равно». От такой бесчувственности Родион несколько опешил, но бешеный характер сдержал в рамках. Ни к чему сейчас лишние крики и препирательства. Лишь попросил увезти Филомену Платоновну. Нельзя мучить почтенную даму ужасным зрелищем.

Притворив дверь материнской спальни, Нил приблизился и шепотом сказал:

– Пойду напьюсь до беспамятства. Компанию составите? Или не употребляете, как женщин?

– Желаете напиться с горя?

– Нет, с радости! Не каждый день слуга убивает себя на бильярде. Такое надо отметить. Странный вы, Ванзаров, никак не разберу. Вроде простой и открытый, а что внутри делается – не понять. Словно маску носите. Вижу, что страстишки темные так и бродят… Эх, мальчик, ничего-то в жизни не знаешь, ничего не пробовал, а судить берешься. Усы у тебя знатные, а что за душа? Не понять. Тьма там.

Родион предпочитал, чтобы ему не тыкали, а тем более внутрь не совались. Посторонним там делать нечего, ну, кроме автора, разумеется. А потому холодно ответил:

– В таком случае могу сообщить: расследование закончено. Осталась одна деталь, пока не ясная. Она интересна только мне. Могу сказать наверняка: за свою жизнь можете не опасаться.

– И это все?!

– Рок, принесший столько несчастья вашему дому, истощился. Не сомневайтесь. На этом можем проститься. Местный пристав оформит смерть Ореста как несчастный случай. Я больше не нужен.

– Вот как? Но я хочу знать! – повысил голос Нил. – В конце концов, я требую!

– Что именно желаете?

– Знать, что тут происходило. И при чем глаз проклятый, и письма, и вообще… Правду хочу! Истину желаю!

– Уверены, что хотите знать правду? – спросил Ванзаров так, что Нил Нилыч невольно поежился. – В этом не сомневаетесь? Не пожалеете? Помните, что сказал Ницше: истина – это полезная ложь.

– Да, я хочу. Хочу знать, за что мне выпало столько страданий.

– В таком случае жду вас завтра в полдень в бильярдной зале «Отель де Франс». Надо же закончить мое обучение.