Текст книги "Мертвый шар"

Автор книги: Антон Чижъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

12

В хилом свете газовых фонарей предстало странное зрелище. На тротуаре распластался какой-то парнишка, выпучив глаза и тихо поскуливая. Одной рукой он сжимал нечто белое, другая была лихо заломлена за спину. Да еще удерживалась в неестественном положении профессиональным захватом.

– Фрейлейн фон Рейн? – до конца не веря собственным глазам, спросил Родион. – Что вы тут делаете?

– Спасаю вам жизнь, – ответила Ирма, пыхтя, и подкрутила захват. – А ну, лежать тихо…

Жертва застонала и слезным голосом попросила пощады.

Саквояж с вязанкой томов выпал на тротуар. Родион наклонился к пойманному: лицо обычное, посыльный в лавке или работник мастерской, лет не более четырнадцати, еще мальчишка, глуповат и трусоват. На убийцу явно не тянет. И попросил его отпустить. Паренек, скуля, потирал крученый локоть, но бежать не собирался.

– Письмо передать велели, – всхлипнув, сказал он. – А она…

– Кому письмо? – ласково спросил Родион.

– Да откуда мне знать, сказали, в квартиру №*, в дверь сунуть, и все. Рубль дали. За что обижаете…

Как нарочно, в этой квартире обитал некто Ванзаров. А потому жилец поинтересовался:

– Ты вчера письмо приносил?

– Само собой. – Парнишка даже удивился такой глупости: барин плотный, а таких простых вещей не понимает.

– Кто же тебя попросил?

– Да барышня какая-то. Сунула два письма, сказала одно вчера отнесть, другое нынче. Рубль дала, мало, конечно, но, может, господин хороший не пожалеет…

Адресат попросил письмо. В конверте оказался листок со словами, напечатанными типографским шрифтом:

Все те же строчки источали запах, который Ванзаров, несомненно, знал. Такой знакомый, но не вспомнить.

– Что за барышня? – все так же ласково спросил чиновник полиции.

– Деваха какая-то, я почем знаю. Первый раз ее видел, – парнишка утер нос.

– Тебя как звать?

– Никитка.

– Скажи, Никитка, деваха кому велела передать: Ванзарову?

– Нет, только сказала адрес и деньгу дала.

– Узнать ее сможешь?

– Почем я знаю? Деваха как деваха… Отпустите, чего мучаете. Зла не делал…

Пообещав трешку, если Никитка скажет, где его найти завтра, Родион узнал адрес: парнишка трудился подмастерьем в жестяной лавке неподалеку. Добровольный почтальон был отпущен в ночь, а к госпоже фон Рейн обращен строгий взгляд:

– Так что делаете в такое время в таком месте?

– У берлинской полиции своя методика изучения проституции, – сердито ответила Ирма.

Ситуация оказалась довольно комичной. Желая подробнее изучить уличных соблазнительниц, Ирма отправилась на вольную охоту. Ночные бабочки на Садовой улице в грубой форме отказывались говорить с незнакомой госпожой. Ирма была в отчаянии, как вдруг увидела на другой стороне улицы знакомую косолапую фигуру. Она не собиралась беспокоить господина Ванзарова, но заметила, что за ним следует подозрительный тип. А когда тип сунул руку за пазуху, словно за ножом, инстинкт полицейского сработал – Ирма бросилась на помощь.

Внезапно Родиона осенило: под отталкивающей одноглазой маской немецкой сыщицы прячется удивительно добрая и честная душа. Прямо-таки родственная. Ванзаров невольно улыбнулся, усы поползли вверх, а что еще барышне надо. Ирма немедленно оттаяла. Но Родион на этом не остановился, рассыпался в благодарностях и пригласил на позднюю чашечку кофе.

Сидя в пустом кафе и болтая о всяких пустяках, глотая крепкий кофе, жуя холодную булочку и даже позабыв о несвежем белье, Родион ощутил, как хорошо и просто рядом с этой… нет, не женщиной, а товарищем. Уютно и чисто. Без всяких таких мыслишек. И это было удивительно приятно. Не ожидая от себя подобной откровенности (стальное сердце и все такое), он предложил рассказать о странном деле, которым занимается теперь. Ирма заинтересовалась, внимательно выслушала, задала несколько дельных вопросов и задумалась.

– Неужели допустил промах по части логики? – спросил Родион.

– Нет, я думаю о том, чего вам давно хочется.

– И чего же?

– Узнать, как потеряла глаз.

Родион был приятно удивлен такой прозорливостью.

– Хорошо, я расскажу, но… – Тут Ирма коварно улыбнулась. – Только при условии, что разрешите помочь вам в этом деле. Согласны?

Нет, женщина все равно останется женщиной, даже с одним глазом. Есть у них в натуре этакое неприятное лукавство. Уняв досаду, Родион принялся торговаться (есть у него в натуре это неприятное качество – и откуда?).

– Что будет с вашим докладом?

– Бумажки писать умею не хуже ваших чиновников. Нашему начальству, как и вашему, главное, чтобы было правильно. Отчет будет блестящий.

На душе стало приятно оттого, что и за границей начальство не умнее отечественного. Какая-то загадочная закономерность.

– Соскучилась по настоящей работе, – пожаловалась Ирма. – Ну пожалуйста, герр Ванзаров. Получаете бесплатного помощника. Чем плохо.

– В таком случае определимся с убийцей, – окончательно сдался стальной герр. – Зададим простой вопрос?

– Извольте! – Единственный глаз фрейлейн радостно загорелся.

– Если убийство Марфуши было грубо организовано, а смерть Варвары – так чисто, о чем это говорит?

– Разные убийцы.

– Согласен. Другой вопрос: кому из них нужно посылать угрожающие письма?

– Тому, кто опасается, что вы подошли слишком близко.

– А может, проще?

– Поясните.

– Смотрите: «никто не может указать виновника этого преступления». Понимаете? Меня подталкивают, будто помогая. А первая фраза, чтобы не слишком спешил.

– Что из этого следует?

– Один из них не знает про другого наверняка и боится стать жертвой. И таким странным образом хочет мне помочь.

– Намекаете, что…

– Рок еще потребует новых жертв. И я не в состоянии ему помешать.

– Попробуем решить эту головоломку…

Ирма заказала еще кофе. Они проговорил до полуночи, пока сонный хозяин не попросил их. Как все-таки приятно общаться с умной женщиной, хоть и пиратского вида.

Карамболь

При игре на биллиарде вовсе не требуется ни тонкости чувств, ни творчества, ни гениальности. Нужно только обладать хорошим зрением и сообразительностью, а остальное сделает «школа» и практика.

Там же

1

Да, господа, бывает все на свете хорошо так, что и не поймешь сразу, в чем дело: то ли летний дождь прошел, то ли какая другая напасть. Редко, но бывает. Такое вот хорошее утро выдалось. Родион подскочил полон сил, хоть спал не более трех часов, в прекрасном расположении духа, горя желанием подвигов, как молодой бычок перед корридой. Но и дальше все пошло хорошо. На лестнице не попался домовладелец, в трактире яичница не подгорела, а чай был крепок в самый раз. На улице стояла погода, какой лето прощается, – тепло и благодать. Дальше пошли и вовсе чудеса: никто не наступил на ногу, никто не толкнул на Сенном рынке, и даже извозчик не обдал пылью. Невольно в стальное сердце юноши заползло предчувствие: в такой день должно случиться что-то хорошее. Быть может, развяжется узелок бородинского дела? Всякое возможно.

Участок встретил юного чиновника, как старая гвардия божественного Наполеона. Ему улыбались и желали доброго дня, в ответ улыбался он и желал того же. Нечто вроде благоденствия, редко гостящего в этой стране, воцарилось само собою в присутственном месте. Родион с удовольствием уселся за свой стол и мечтательно уставился в окно, обдуваемый нежной прохладой. На душе было так хорошо, что незаметно отдался тайной страсти: различать запахи. И пахло как-то волшебно. Ни навоза, ни помоек и прочей городской вони, а только переливы крыжовенного варенья под мелодии черничного и яблочного. Как вдруг в воздухе повеяло чем-то неуловимо мерзким. Это ощутил не только нос Родиона. Кошка на заборе, тревожно выгнув спину, сиганула вниз, голуби заволновались и взлетели тучей, даже старая кляча, поворотя морду, прядала ушами и фыркала. Не прошло и минуты, как удушающий аромат, описать который нет ни сил, ни желания, заполонил все. Не веря счастью, Родион принюхался, фыркнул не хуже лошаденки и чуть не прыгнул до потолка. И было от чего.

Широко распахнув дверь, в участок вошла, нет, вплыла огромная фигура, при одном появлении которой будто вспыхнул свет и загремели фанфары. Родион сдерживался изо всех сил, чтобы не кинуться навстречу и не схватить вошедшего в охапку. Фигура затянулась сигаркой с жутчайшим никарагуанским табаком, выпустила струю дыма, от которой пригнулись курящие чиновники, и громогласно заявила:

– Что это в вашем участке вечно духота! Хоть бы окна открыли, а то не продохнуть, да. Живете как на конюшне, господа. Или мылись бы чаще…

Ну, конечно, это был Лебедев. Кому бы еще позволили такую восхитительную наглость. Великому криминалисту сходило многое. Был он настолько обширен, что обычные мерки признали для него мелковатыми. Начать с того, что рост имел гренадерский, а обхват груди героический. Характер – бурный, разнообразный, но веселый, что подкашивало барышень не хуже пули. Голос громогласный, манеры развязные, за словом в карман не лез, под горячую руку как-то отвесил тумака самому приставу 2-го Спасского участка. Но главное, в рамки приличий не помещался его талант, пугающе безграничный. Все научные способы раскрытия преступлений – известные, новейшие и неоткрытые, все тонкости криминалистики знал он в совершенстве. Не было в России, а может, и в Европе эксперта, заслужившего такой авторитет. Что называется – по делам его и воздалось ему. Заработанная к тридцати годам слава дала совершенную свободу в отношениях с людьми. Дураков называл дураками в глаза, а умных не жалел хвалить. Начальство его смертельно боялось, но тайно боготворило. Так что более гремучей смеси разнузданности и мастерства вряд ли сыщете.

К тому же Аполлон Григорьевич слыл модником. Как любой счастливо неженатый мужчина. Уже с утра облачился в роскошный кремовый пиджак с бутоньеркой из фиалок, вызывающе полосатый жилет, ботинки сверкали чуть не кобальтовым блеском. Отдохнувший щеголь не забыл прихватить и походный чемоданчик криминалиста. Мало ли что.

Не зная, как себя вести, Родион замер.

Легкой походкой человека из отпуска Лебедев приблизился, не церемонясь, водрузил чемоданчик на стол и пыхнул сигаркой:

– Ну, юный гений, как служба? Много жуликов изловили без меня?

Протянутую ладонь, крепкую и обожженную миллионом химикатов, Родион пожал со всей горячностью, на какую было способно стальное сердце. Как же обрадовался появлению своего… друга. Да, можно сказать это бесценное слово. Знакомству их было от роду три месяца, но как-то сразу вышло, что эти столь разные господа ощутили душевную близость и нашли друг в друге глубокий интерес. Необъяснимая химия ума, чего тут говорить.

– Милый Аполлон Григорьевич! Как мне вас не хватало…

На усатой физиономии чиновника полиции застыла такая искренняя, распахнутая радость, что Лебедев в смущении хмыкнул, отправил сигарку в окно и приобнял юношу. Трогательно, прямо слеза наворачивается.

Выпорхнув из нежного захвата криминалиста, Родион засуетился, выясняя, не принести ли чаю или… чаю. Водка в участке держалась для городовых по штатному распорядку, но какая водка в такой час.

– Ванзаров, хватит мельтешить. Я сыт и пьян любовью.

Родион послушно сел:

– Прямо не могу поверить: вы! У вас же отпуска еще недели три осталось. Это чудо… Или что-то приключилось?

– Надоело, – Лебедев сбил пылинку с бутоньерки. – Каждый день одно и то же: новый роман да новый роман. Дамы в Ялте как с цепи сорвались. Вам бы туда. Усы имели бы успех. Махнем на будущий сезон? Вследствие изобилия набил оскомину, да. Ну в самом деле – только живые и разгоряченные тела. Ни одного трупа за две недели. Представляете эту пытку?

Заниматься подобными упражнениями Родион не собирался, мало ли, вдруг разгорячится. Зато совсем другая страсть не давала покоя.

– Как вообще отдохнули? Успешно? Сил набрались?

Светская интонация не помогла. Лебедев погрозил пальцем:

– О, коварный! Вижу, готовите подвох, да.

– С чего взяли?

– Ох, Ванзаров, уж хитрющий. Но меня не проведешь, да.

– Ничего подобного и в мыслях не было…

– Ладно церемонии разводить, вываливайте на голову старика Лебедева, что накопали.

Но с этим пришлось повременить. Пробило десять, и, как по команде, напротив стола выстроилась шеренга. Юный чиновник несколько подзабыл, что приказывал еще вчера. Смущаясь присутствием друга, принял суровый вид, предъявил фото барышни Москвиной и начал командовать. Во-первых, было приказано размножить снимок. Далее, чиновнику Редеру поручалось обойти все гостиницы в поисках пропавшей. Это же велел сделать чиновнику Кручинскому, только в меблированных комнатах. А вот чиновнику Матько доверил проверить пансионы. Господа полицейские приняли указания как личное счастье и немедленно убрались из участка.

Событие произвело на Лебедева впечатление.

– Гляжу, время они даром не теряли. Не хватало, чтобы пристав честь отдал.

Ванзаров хотел объяснить, что это все ерунда, и не виноват он, и вообще это отблеск власти полицеймейстера, чиновники же отправлены, чтоб не мешались под ногами. Многое хотел объяснить. Но тут, как назло, с верхнего этажа явился Желудь, подобострастно отдал честь и спросил, нет ли каких указаний для него. Залившись краской, Родион буркнул что-то невразумительное. Пристав поблагодарил и отправился руководить порядком на улице.

Закинув ногу на ногу, Лебедев спросил глубоко елейным тоном:

– Ничего, что сижу, ваше благородие?

Родион готов был от стыда провалиться. А потому полез за банкой. Вынул предмет, болтавшийся в водке, поставил на край стола и многозначительно добавил:

– Вот.

Аполлон Григорьевич прищурился:

– Сами выдрали или кто подарил?

И опять объясниться не дали. В участке появилась Ирма. Ах как не вовремя! Увидев даму в пиратской повязке, красотой спорящую с дохлой акулой, Лебедев потерял дар речи. От всех этих происшествий Ванзаров чуть не вспотел, но вынужден был принести извинения и отбежал пошептаться с Ирмой. Барышня-сыщик все поняла, отправилась немедленно, но наградила криминалиста нехорошим взглядом, в котором, быть может, удалось разглядеть что-то вроде ревности. Совсем обессилев, словно пробежал до Крестовского острова, Родион плюхнулся в кресло и ладошкой вытер лоб.

– Это что за фея? – обретя дар ворочать языком, осведомился Лебедев. Кажется, и он не испытал к барышне теплых чувств. И почему так бывает?

– Да это так. Из берлинской полиции… Коллега… Занималась исследованием публичных домов. Ну и мне помогает немного. По мелочи, – пролепетал Ванзаров.

– Всегда знал, что вы талант! – одобрительно заметил Аполлон Григорьевич. – Но теперь вижу: и жулик отменный. Надо же такое придумать: хочешь глаз обратно – изволь работать! Бедная берлинская полиция. Приехала в Россию опыта набраться, тут ей зенки и выдрали. Осталось Скотланд-Ярд таким же макаром запрячь и Сюрте заодно.

Бедный юноша уже и не знал, как выпутаться. Но Лебедев сжалился. Рассматривая банку, разрешил изложить историю, давно уже просившуюся на язык. События, пересказанные четко и сухо, без эмоций и догадок, одни факты, как учит логика, оставили криминалиста внешне равнодушным:

– Чего именно хочет от вас Бородин? Злодеяния как бы нет.

– Это самый главный и непонятный вопрос. Формально – защитить от рока.

– А на самом деле? Что расследуем?

– Я бы пока воздержался от выводов, – дипломатично ответил Родион.

Размяв мускулы спины, приметные под пиджаком, Лебедев встал и подхватил чемоданчик. Все же пригодился:

– Ну и где ваша красотка?

– В мертвецкой участка, – Родион собрался проводить.

– Так и знал, – скроил печальную мину Лебедев. – Не успел человек из отпуска вернуться, а его сразу в морг. Работа – это счастье, да!

2

Редакция и контора ежедневного «Петербургского листка» располагались на Екатерининском канале. То есть счастливо процветали под властью 4-го Казанского участка, если не сказать в двух шагах от него. Выставленный из холодной мертвецкой за излишнюю горячность и попытки совать нос под скальпель криминалиста, а также надоедливые вопросы, нашли ли уже что-нибудь, Ванзаров решил убить томительный час ожидания в приятной беседе. Хотелось к тому же ознакомиться со сплетнями, до которых репортеры большие охотники.

Чиновника полиции, как дорогого гостя, отвели прямиком в кабинет редактора. Господин Лихоткин в это время суток пребывал в благодушном расположении духа: утренний номер уже продавали мальчишки-газетчики, а до вечернего еще оставалось часа два-три покоя, пока газетная мясорубка не закрутится на полную силу. Визитера принял в буквально распростертые объятия. Нельзя сказать, чтобы Ванзаров уже приобрел славу, скорее наоборот, но недавнее дело, аккуратно сброшенное приставом в газету с поминанием ванзаровских заслуг, уже сослужило хорошую службу.

Опережая предложение выпить-закусить, Родион предупредил: у него считаные минуты, а потому сразу к делу.

– Могу узнать кое-что об одном из ваших авторов? Неофициально.

Лихоткин заговорщицки подмигнул, дескать, сыскной полиции выложит все, что знает, только укажите.

– У вас публикуется некая госпожа Нечаева. Бильярдные задачки.

Бравый редактор заметно скис, погрустнел и даже переместился из-за командного стола поближе к гостю, вроде для интимной беседы.

– Могу надеяться, что это не покинет стен комнаты?

Родион обещал похоронить в душе своей все, что узнает.

– Понимаете… – Лихоткин манерно замялся. – Дело в том, что она не совсем автор.

– Псевдоним? Наподобие Розового Домино?

– Не псевдоним. Барышня действительно приносит задачки и расписывается в гонорарной табели. Но…

– Все останется между нами. Печать тайны и все такое. Надеюсь, слову сыскной полиции верите?

Волшебные слова развязали язык.

– Задачки составляет не она.

– Неужели? Вот это да! И все удалось сохранить в тайне от редакции? Поразительно! Вы большой мастер! – Родион не скупился на комплименты, чтобы подсластить главный вопрос. – А кто же автор?

– Некий господин Бородин, – прошептал Лихоткин.

– Нил Нилыч? Звезда петербургского бильярда? Маэстро кия и волшебник шаров? Ну надо же! Как уговорил вас?

– Дружеское одолжение. И сама скромность. Объяснил, что земной славы ему и так хватает, надо давать дорогу молодежи. Читателям будет занятно разгадывать загадки, написанные рукой юной бильярдистки, а не матерого волка.

– Меня не интересует сумма, в которую Бородин оценил дружеское одолжение. Только его доводы.

Лихоткин смущенно хмыкнул, но запираться не стал:

– Поверьте, все было обставлено именно так. Но я-то знаю, в чем дело…

– Тайна и могила.

– Верю вам. Дело в том, что господин Бородин как-то раз поспорил, – редактор перешел совсем уж на интимный тон старого сплетника. – Год назад в бильярдной зале «Отель де Франс». Выиграв подряд четыре партии, заявил, что в бильярдной игре нет тайн, одна техника. Берется обучить любого, да хоть барышню с улицы, и сделать из нее отличного игрока за месяц. И сделал.

– Госпожу Нечаеву.

– Так вы же все знаете! – расстроился Лихоткин. Пришлось успокоить: только логика и ничего более. Редактор продолжил: – Но господа бильярдисты сочли, что дама была специально подучена. Тогда Бородин предложил пари, чтобы ему предоставили любую. Как раз в клубе находилась…

– Госпожа Незнамова, – опять встрял Родион. Что за характер нетерпеливый!

Лихоткин только кивнул.

– Значит, результатом двух пари стал позавчерашний матч?

– Репортер дал подробный отчет. Великолепно описал.

– Да, чудесно, – соврал Родион, вспоминая, что за вчерашний день не успел просмотреть ни одной газеты, вот до чего дошло. – Но при чем тут задачки?

– Ничего не утверждаю… Одни слухи…

– Разумеется.

– Бородин таким образом расплатился с госпожой Нечаевой за согласие быть спарринг-партнером.

– То есть госпожа Незнамова не просто была знакома с Варварой Ивановной, но обучалась игре при ее помощи?

– Именно так, – Лихоткин сделал многозначительную мину: дескать, у богатых свои причуды. – Это всем известно. Потому такой интерес к матчу.

– Я заметил, – меланхолически согласился Родион, пытаясь сплести новую логическую цепочку. Но нить рвалась, не желая вязаться.

Репортерским нюхом Лихоткин уловил запашок жареного и стал аккуратно выяснять, о чем раздумывает сыскная полиция. Родион улыбнулся во все усы:

– Скажите честно: гонорар барышне платите?

– А как же. Задачки хорошие, читатели довольны. Двадцать пять рублей.

Итого, в месяц выходит сотня. Без шика и блеска жить можно. Разумеется, без роскошных духов. Откуда же барышня берет средства, чтобы свести дебет с кредитом? Бильярдом, что ли, зарабатывает? Или Нил щедр без памяти? Нет, этот скорее кий подарит или ужином угостит.

– За деньгами в контору приходит?

– Госпожа Нечаева просила переводить на ее счет в Торговом банке. Удобно, и мы там счета держим.

– Вы очень помогли, – сказал Родион, покидая газетное кресло. – И я не могу остаться в долгу. Мой совет: тщательней подбирайте авторов.

– Что такое? – встревожился редактор.

– Если конкуренты пронюхают, что в уважаемой газете публиковала статейки бланкетка, может выйти неловкость. От меня ничего не узнают, но сплетников полно.

Редактор живо представил, что может быть. И ужаснулся. Что за странность: репортер пишет, за что платят. Это никого не смущает. Но если печатается настоящая проститутка – скандал. Парадокс, да и только.

Газетчик благодарил безмерно, обещая немедленно пресечь безобразие.

– В этом нет нужды, – Родион повернул к двери.

Лихоткин недоуменно выжидал.

– Госпожа Нечаева внезапно скончалась у себя в номере. Как раз сейчас заканчивается ее вскрытие, – пояснил честный юноша и поскорее вышел из кабинета.

А то ведь репортеры как дети: дай им конфетку – потребуют всю коробку.