Текст книги "Мертвый шар"

Автор книги: Антон Чижъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

9

Зелень Крестовского острова готовилась к осени. Кусты, уставшие от ягод и солнцепека, шелестели, продуваемые ветерком. Было тихо и пусто. Оставив пролетку, Родион с Семеновым дошли до особняка пешком, обогнули дом и теперь оказались на подъездной дороге. Ванзаров оглянулся в поисках Курочкина, но растительность скрывала того надежно. Зато городовой возвышался скалой. Сменив ненавистное пальто на родимый форменный кафтан, а гадкий котелок на фуражку с околышем, Семенов возродился к жизни. Словно шашка на перевязи и пуговицы с гербом стали частью его самого, а без них он был неполным. Действительно, грудь старшего городового вздымалась, взгляд обрел должную отвагу. Не полицейский – орел. Разве не летает.

Орел, однако, испуганно охнул, ухнул, ахнул и с удивлением спросил:

– Афанька, ты откуда взялся?

Курочкин явился ниоткуда, словно вырос из-под земли, и явно наслаждался произведенным впечатлением. Родион, конечно, не испугался, у полицейских со стальным сердцем это не принято, но, поздоровавшись, спросил:

– Как вам это удается, Афанасий Филимонович?

– Использую методику слепой зоны, – с важным видом ответил Афанасий. – Позволяет подойти к объекту наблюдения на короткое расстояние.

Невольно подумав, что с его габаритами никакое слепое поле не спрячет, Родион спросил отчет. Оказалось, скучнее задания у талантливого филера еще не было. Даже блокнот филерского наблюдения не потребовался. В особняке буквально ничего не происходило. Объект наблюдения под рабочей кличкой Барин уехал около десяти и вернулся как угорелый в половине первого. Объект наблюдения Карга вышла из дому в три, но пока не вернулась. В окна эркера была видна объект наблюдения Барыня. Также по двору проходила объект наблюдения Кухарка. Господин лакей в зону видимости, очевидно, не попал. Судя по всему, Курочкин умаялся больше всего от безделья. А потому отпросился на обед. Ванзаров не только отпустил, но и сказал, что пост переносится на Вознесенский проспект, к меблированным комнатам Макарьева. Повеселевший Курочкин пропал из виду, наверное, шагнул в слепую зону.

Получив инструкции, Семенов занял выжидательную позицию. А Родион зашел в дом через парадные двери.

Впечатление, что особняк тихо погибает, усилилось. Невидимые, но ощутимые признаки нежилого беспорядка, заброшенности и какой-то печальной тоски проявились отчетливей. Конечно, все это не точные факты следствия, одни эмоции. Но ведь умный чиновник полиции на то и умный, что живет не только логикой. Зябко было в семейном гнезде Бородиных, зябко и неприятно, словно на самом деле нависло что-то тревожное и опасное. Ну не рок же, в самом деле.

Незваный гость громко кашлянул и попросил разрешения, хотя и так вошел.

Из малой гостиной появился сам хозяин, насвистывая веселую песенку и завязывая бабочку. Жилетка от смокинга с накрахмаленной рубашкой обтекали тело скульптурной лепки. Хорош был Нил, а вовсе не стар. При этом бодр и нервно-весел, словно собрался жениться.

– Ну, наконец-то! – радостно воскликнул он. – Я уж жду-жду, совсем извелся.

А по виду не скажешь. Родион принципиально нахмурился:

– Вы ожидали именно меня?

– Конечно!

– С какой стати?

– Чтобы снять кандалы домашнего ареста. Вел себя примерно и как хороший мальчик заслуживаю поощрения.

– Куда-то собрались с визитом?

Нил шутливо погрозил пальцем:

– О, хитрец! Наверняка уже обо всем догадались. Признайтесь?

Родион признался: не догадывается.

– Разве не видите? – Нил выставил накрахмаленную грудь. – Решено. Конец холостой жизни.

– Кому же так повезло?

– Ну, уж это обязаны угадать. Кто из нас сыщик?

– Чиновник полиции. Неужели счастье выпало госпоже Нечаевой?

Бильярдист изобразил аплодисмент:

– Проницательный юноша. Да, выбор сделан. Шар в лузе.

– Что на это сказала Филомена Платоновна?

– У меня состоялся сердечный разговор с матушкой. – Нил улыбнулся, как сытый кот. – Она полностью разделяет мой выбор, благословила и ждет Варвару у нас, чтобы и ее благословить. Это было чудесно!

– Как трогательно. Даже слеза наворачивается.

– Какой вы циник. В такие годы… Вот побыли бы до моих лет холостяком, тогда бы не смеялись над старшими.

Подумав, что это вполне возможно, но и не так уж страшно, Родион вежливо спросил:

– Что на это сказала Аглая Николаевна?

Бородин презрительно фыркнул:

– Аглаюшка, конечно, близкий мне человек, но спрашивать ее мнения… С какой стати?

– Значит, она не знает о вашем решении?

– Вечером узнает, когда привезу Варвару. Так не терпится назвать ее своей женой. Госпожа Бородина… Звучит, честное слово! Штос и партия! Ей особенно пойдет. Представьте, как это великолепно: жена-бильярдистка. Можно играть партии, не выходя из дома. Аж дух захватывает… Мы будем счастливы.

Роскошный мужчина прямо-таки светился глупым восторгом. Как порой мало надо для семейного счастья: заколотить женушке пару шаров, ну и в ответ получить рокамболь-другой. Не жизнь – варенье.

– Так я могу быть свободен? – спросил пока еще холостой бильярдист, играя в послушного мальчика.

– Нет, – как отрубил Ванзаров.

– Что, простите?

– Вы опоздали с возвращением на две минуты. За это домашний арест продолжится…

Нил оторопело захлопал ресницами:

– Но позвольте… Откуда вы… Надеюсь, это шутка?

Родион предложил сесть.

– Расскажите подробно, что делали вчера после матча.

Судя по удивленному выражению лица, в такой счастливый момент жизни Бородину меньше всего хотелось вспоминать тот холостой день.

– Это так важно?

– Хочу напомнить: источник рока еще не найден. Но если хотите, чтобы расследование было прекращено… – Родион выразительно начал приподниматься.

– Нет-нет, мне нужна ваша помощь, – торопливо оправдался Нил. – Так что вас интересует?

– Все, что случилось после победы госпожи Нечаевой. Подробно.

Нил Нилыч скроил недовольную гримаску:

– Не хотелось это вспоминать. Ну уж ладно. Я решил отдать долг вежливости Липе, но она повела себя как сумасшедшая. Бросилась на шею, стала целовать, потом запела арию, у нее случился нервный припадок. Вынужден был предложить ей поужинать. Надеялся, что успокоится. Пока ехали к «Палкину», Липа распевала куплеты на весь Невский. Я терпел. Но то, что произошло в ресторане, было за гранью приличий. Она требовала шампанского, глотала бокал за бокалом, разбивая их об пол, затем прыгнула на стол и начала отплясывать. Вынести это было невозможно, буквально скрутил ее, посадил в пролетку, повез на Вознесенский. Она рыдала у меня на груди, говорила, что покончит с собой, и прочие глупости. Уже за полночь проводил ее до комнаты. Липа требовала, чтобы я остался, но мне хватило приключений. Холодно попрощавшись, я уехал.

– Куда? – быстро вставил Родион.

– Что куда? – переспросил Нил.

– От Незнамовой отправились куда?

– Домой, разумеется.

– Насколько мне известно, это не совсем так. Вы заглянули к госпоже Нечаевой.

Блеф, так тонко рассчитанный, не дал ожидаемого эффекта.

– У вас неверные сведения, – твердо ответил Нил. – Да, мелькнула такая мысль, но и только. Время было позднее, да и хотелось разобраться в собственных чувствах. Не поддаться эмоциям, поступить осмысленно, без горячки, чтоб не киксануть…

– Вас видели около часа ночи в меблированных комнатах Худякова.

– Это ложь.

– Хорошо, – как-то сразу согласился Родион.

– Теперь я могу ехать, господин сыщик? – Нил светски улыбнулся.

– Вы свободный человек. Пока, во всяком случае. Только делать на Вознесенском вам нечего.

– Почему?

– Дело в том, что господа Нечаева находится в морге 4-го участка Казанской части.

– Как? – будто ослышавшись, спросил Нил. Странно, что в такие моменты даже умный человек слегка тупеет – теряет слух или разум. Уж как придется.

– Госпожа Нечаева умерла сегодня ночью.

– Если это шутка, то очень жестокая. Не советую вам, молодой человек…

– Варвара умерла во сне. Ее нашли утром на диванчике совершенно обнаженную. Соседи слышали, как она смеялась до глубокой ночи. Вскрытие состоится в ближайшие дни.

– Боже мой, – выдохнул и закрыл лицо ладонями.

Горе его было вполне искренним. Но чиновника полиции со стальным сердцем оно мало тронуло. Допрос продолжался так, будто ничего не случилось:

– Что об этом думаете?

Бородин тяжко охнул:

– Что можно об этом думать? Как считаете?

– Например, умерла Варвара сама или ее убили.

– Убили? – До Нила вдруг дошла эта мысль. – Вы нашли какие-то следы?

– Прямых улик нет. То, что Нечаеву убили, – очевидно. Вопрос один: каким ядом? Надеюсь, вскрытие ответит. До сих пор верите в рок?

– Уже не знаю, во что верить…

– Во всем надо видеть положительный момент.

– Научите, господин логик.

– Пожалуйста. Эта смерть выгодна только вам. Хотя бы потому, что избавляет от мучительного выбора. Нет одной невесты – нет проблемы. Разве не так?

Кажется, в глазах несостоявшегося жениха объявилась слезинка. Дрогнувшим голосом он сказал:

– Какой вы жестокий. Что же из вас вырастет…

– Когда подарили Нечаевой духи «Ампир»? – не обращая внимания, наседал бездушный Родион.

– Духи? Какие духи? Зачем? У Варвары целая батарея… Никакого «Ампира» я не дарил. Она всегда покупала сама.

– Не дарили и не были у нее. – Родион подошел к Бородину так, чтобы нависнуть грозной скалой. – В таком случае как объясните, что в ее гостиной найден футляр с новеньким кием, а в нем записка с признанием в любви и поздравлениями с победой? Откуда было взяться этой записке, если вы не видели Варвару Ивановну, как уверяете?

Бильярдист не выказал признаков паники. Напротив, уверенно перекинув ногу на ногу, заявил:

– Да, подарил Варваре милую безделушку. Что тут преступного? После «концерта» Липы действительно забыл об этой мелочи. Какое отношение мой презент имеет к смерти Варвары?

– Это я бы и хотел знать, – сказал Родион, снимая осаду. – Но более всего – что такого знала Марфуша и Варвара, за что поплатились жизнью.

– Понятия не имею. На вас вся надежда. Какой удар… Бедная Варвара…

– Нил Нилыч, подумайте, кто мог это сделать?

Раздался мучительный и беспомощный стон, как свист пролетающего шара.

– У Варвары не было и не могло быть врагов, – тихо сказал Нил. – Она чудная, хоть порою резковатая женщина. Была…

– Где познакомились с ней?

– На бильярде. Играла превосходно, я засмотрелся. Поздравил с прекрасной партией. Завязались отношения. Потом Варвара попросила сделать снимок на месте нашего знакомства: гордая победительница с кием. Это было чудесно. Что же теперь будет со мной…

– Спортивная зависть?

– Намекаете на Липу? Она актриса, и этим все сказано. Много дыма без огня…

– Отвергнутые любовники?

– Глупость.

– Это вы пристроили Варвару в «Петербургский листок» составлять бильярдные задачки?

– Таланту нужна поддержка.

– Нечаева рассказывала про свою родственницу? – вдруг спросил Ванзаров.

– Что-то такое невнятное…

– Видели ее?

– Родственницу? Никогда. Зачем? Разве на свадьбу пригласить… О чем я… О, как тяжко. – И большой мужчина погрузился в отчаяние. Надо сказать, довольно натуральное. Затем громогласно хмыкнул и спросил:

– Видел ее? Ах да, о чем я… Как мне теперь жить? Варварушка…

– Вот и пригодится резервная невеста.

– Да какая невеста… Липа – это так, а Варвара была… Простите, мне надо побыть одному.

– А мне надо осмотреть дом, – ответил Родион.

Жестом «делайте что хотите» чиновнику полиции была предоставлена полная свобода. И Родион воспользовался ею сполна. Комната Аглаи была на замке, Бородина дремала в своей спальне, беспокоить даму было неприлично. В соседней гостевой, некогда служившей спальней старшему Бородину, было так пыльно и пусто, что сомнений не оставалось: ею не пользовались. Впрочем, как и детской. Заглянув в нее, Родион очутился в странном мире забытого детства. Игрушки и куклы пылились на своих местах, давно покинутые и ненужные. Здесь тоже давно ничего не трогали. Только одна странность привлекла внимание. На игрушечном диванчике восседала кукла с пышными кудрями и широкими голубыми глазами. Игрушка называлась, кажется, «Визит Ми-Ми» – такие были популярны в Родионовом детстве. Он точно помнил: в комплекте должна быть другая кукла – «хозяйка», кажется, Ки-Ки. Но ее не было. Кукла-гостья томилась в одиночестве.

Покинув пыльные покои, Родион прошелся по особняку. В кабинете Нила пахло дорогим табаком, на рабочем столе и намека на работу не было, зато на стояке красовалась армия киев. В кухне лениво копошилась Тонька. В своем закутке преспокойно дрых Орест. Пятно варенья в коридорчике никто не удосужился вытереть. Не дом – клад для следствия. Ничего не трогают, везде пыль, любой след на месте. Только следов не было. Словно все обитатели пребывали в недвижном оцепенении. В конце обхода он изучил полку бильярдных шаров. Проверил и осмотрел каждый. Но желанного пятнышка не нашлось.

Бородин все так же восседал в кресле.

– Раз записали меня в чудовища, позвольте бестактный вопрос? – спросил Ванзаров.

– Мне все равно…

– До вас в семье был ребенок?

Родиона наградили уставшим и печальным взглядом, нет, в самом деле печальным:

– И это пронюхали. После замужества матушка ждала первенца, не меня. Но девочка родилась мертвой. Это была большая трагедия для нее и отца. У нас не принято об этом вспоминать.

– Где похоронена?

– В семейном склепе на Смоленском кладбище. Аглая разболтала? Если у вас есть хоть капля жалости, прошу: не мучьте этим вопросом Филомену Платоновну.

У чиновника полиции в душевной аптечке имелось немало разных капель. Только делиться ими в этот раз не спешил. Как-то сразу засобиравшись, снял домашний арест и сообщил, что завтра непременно свяжется или заедет.

Провожать Бородин не пошел.

10

Рядом с громадой Семенова виднелась хрупкая фигура Курочкина. Афанасий что-то быстро рассказывал, городовой недобро хмурился.

– В чем дело, господа? – весело спросил Родион.

Филер внешне подтянулся, как для доклада, и сообщил:

– Захожу в чайную, деревянный дом, построен лет десять назад, три окна на юг, три на север, крыльцо с двумя окнами, труба, около входа бочка с дождевой водой, в сенях вязаный половик, пол струганый, метеный, чистый, буфет массивный лакированного дуба возраста примерно тридцати лет, с зеркалами, самовар на десять ведер, медный, тульский, вмятина на левом боку, в помещении пять обеденных столов, скатерти на одном, три половых, хозяин за стойкой, мужчина около пятидесяти с бородой, росту среднего, крепкого телосложения…

– Афанасий Филимонович! – взмолился Ванзаров. Уникальная память филера вбирала в себя все без разбору. Курочкин запоминал буквально каждую деталь. Если его не остановить, он сообщил бы, сколько цветочков на занавесках и половиц в полу, и не успокоился бы, пока не перечислил все чашки с блюдцами. Заткнуть этот фонтан можно было одним способом: – Итак, сели, заказали обед. Что услышали за соседним столом?

Афанасий деловито кивнул, словно прокрутил в голове магнитную пленку (подумаешь, про нее еще никто не знал, а в голове филера она была, не приставайте), нашел нужное место и доложил:

– Говорят о вчерашнем происшествии. Тема разговора обоим понятна, вспоминают детали и смеются. Фразы связать трудно. Якобы смысл такой: не надо ставить, если сары нет. На что второй отвечает: расчет получил и будь доволен.

Родион терпеливо ждал. Наверняка мозг филера, автоматически включив запись (отстаньте же!), вдруг уловил нечто важное. Нельзя сказать, что Афанасий всегда подслушивал, что творится вокруг, но профессия все-таки глубоко вошла в характер. Курочкин невольно следил за всем.

– И вдруг другой отвечает: лихо ты на расчет глаз вынул.

– Глаз вынул? – переспросил Ванзаров. В байковом языке, насколько помнил, глазом именовали паспорт. «Игрой на глаз» называлась игра краплеными картами, «глаз яманный» значило «поддельный паспорт», «ходить без глаза» – быть без паспорта. Но «на расчет глаз вынул» не имело смысла в воровском языке. Если только мазурики не говорили в прямом смысле.

– Я сразу подумал: почему так странно о глазе говорят, – словно угадав мысли, гнул свое Курочкин. – О паспорте не принято вот так, вслух. Все-таки чайная, не «малина». Хотя если бы говорил о глазе, должны были сказать «зенки»…

Не имея желания разбираться в уголовной лингвистике, Родион отправился в чайную. Посетителей уже и след простыл. Хозяин честно признался: пришлые, вчера были и сегодня зашли. А раньше не видал. С досады Афанасий составил подробный словесный портрет, но, какой бы он ни был тщательный, под такие данные могла подойти добрая половина мужиков, шатающихся по улицам. Такие вот невыразительные мазурики попались.

Курочкин обещал, что, как увидит их, непременно задержит. Можно было не сомневаться. Родион храбрился, делая вид, что ничего страшного не случилось и вообще все это могло оказаться ерундой, но стальное сердце скрипело от обиды. Почему-то ненадежный орган был уверен: упустили тех самых важных, кто и подкинул глаз в варенье. До слез было обидно. Прямо рок какой-то.

11

На заднем дворе 4-го участка Казанской части было по-вечернему прохладно. Так мило – и воздухом подышать, и сигаретку выкурить. Чем, собственно, и баловались утомленные чиновники, набегавшиеся за день от души.

– Наш-то молодчик опять труп притащил, – сказал губернский секретарь Редер, выпуская струйку дыма.

– С него станется. Хорошо, хоть дело не завел, – поддержал коллежский секретарь Кручинский, скрытый в табачном облаке. – Желудь счастлив и на этом.

– У меня прямо сил нет, весь выдохся…

– Понимаю вас, голубчик, сам как загнанная лошадь. Столько бумажек перерыть.

– Заметьте, голубчик, и мы с вами даже понятия не имеем, над чем трудимся.

– Что мы, даже сам Желудь без понятия.

– Все же знаю, для чего мы потом исходим, – уверенно сообщил Редер.

– Неужели? Поделитесь, – попросил Кручинский.

– А трудимся мы ради того, чтобы кое-кто получил награду и повышение.

– Ах, как верно, коллега. С него станется.

– Этот по головам пойдет…

– Да, высоко юнец метит, чего доброго и взлетит.

– Еще всеми нами покомандует. – Чиновник Редер сделал последнюю затяжку. – Большими талантами наделен юноша.

Чиновник Кручинский вдруг задумался, погасил сигаретку и сказал:

– А вы, господин Редер, о господине Ванзарове пренебрежительно отзывались.

– Неужели? Не вы ли, господин Кручинский, ему мелкие пакости делали?

– Я? – взвился оскорбленный коллежский секретарь. – Никогда! Наоборот, всегда говорил, что Родион Георгиевич обладает исключительными талантами!

– Нет, милостивый государь! – вскричал еще громче губернский секретарь. – Это я всегда утверждал, что Родион Георгиевич – выдающийся специалист и мудрый начальник. Под его руководством – одно наслаждение служить.

Чиновники продолжали препираться, распаляясь в праведном гневе. А совсем рядом ворчал приникший к открытому окну пристав: «Вот ведь, подлецы, продали ни за грош. Сколько им добра сделал. Ну ничего, и не таких молодчиков обскакивали».

Сам же выдающийся специалист, он же исключительный талант, не зная, какой чести удостоился от недавних врагов, запечатал письмо и отправил с курьером. В письме этом сообщал господину Москвину, что дочь его среди мертвых не обнаружена, что уже неплохо. Потому что среди живых всяко найдут. Именно такой вывод можно было сделать, перевернув гору справок из всех больниц, моргов и мертвецких. Да, и просил передать привет маменьке. Довольно холодный привет, надо сказать.

Разобравшись с одним, Родион принялся за другое. Оказалось, проследить биографию госпожи Нечаевой по документам невозможно. Наверняка известно, что до недавнего времени числилась она по Врачебно-санитарному комитету бланковой проституткой. Но буквально на днях ее вычеркнули для улучшения отчетности, так что бумаги сохранились чудом. Была ли до этого билетной, и вовсе неизвестно. Как только девица переходила в другое звание, отчетность сразу улучшалась, то есть документы списывались. Никаких иных данных на нее не обнаружено. Справка из паспортного стола подтверждала: имеет разрешение на проживание в столице и приписана к меблированным комнатам Худякова. Заграничного выездного и личного паспорта не имеет.

О госпоже Незнамовой удалось выяснить несколько больше. Родилась не в Базеле, а в Петербурге, действительно была сиротой, вернее подкидышем, выросла в сиротском доме. После чего трудилась белошвейкой, продавщицей, но, что удивительнее всего, числилась бланковой, то есть проституткой, как минимум последние три месяца. С учетом даты выдачи бланка – уже семь лет. Рекорд в своем роде. Была ли до этого билетной, что вполне логично, справок не имелось. Впрочем, как и паспортов. Как с таким послужным списком ей дали ангажемент в «Аквариуме» и при этом ни один репортеришка не докопался, что на сцене выступает действующая проститутка? Истинная загадка.

А вот с одноглазым трупом было куда проще: за последние дни ни участкам, ни больницам такой подарок не попадался.

Вынырнув из океана фактов и справок, Родион ощутил, что плавает в океане вранья. Врали все. Глупо и умно, тонко и нагло, но врали. Для чего? Ответов было несколько, и только один из них, быть может, правильный. Словно разнообразные дамы и господин надели древние театральные маски и разыграли трагедию. И даже рок не забыли.

Пристроив глазастую баночку в письменном столе, Родион подхватил саквояж с чистым бельем, в которое мечтал облачиться, и связку книг, куда же без них. На выходе ему чинно поклонились чиновники Редер и Кручинский и даже устроили некоторую толкотню за честь открыть господину Ванзарову дверь.

Прогулка через уснувший Сенной рынок напомнила об усталости. Родион уже мечтал, как рухнет в подушку, как сладко сожмет ее… Он был уже у ворот своего дома, когда сзади кто-то отчаянно вскрикнул.