Текст книги "Режим ожидания (СИ)"
Автор книги: Аноним Martann
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Не дергайтесь, мы сейчас расстанемся.. Хотя мне этого отчаянно не хочет-ся. Вас встречают?
Да, сестра должна встретить.
Вы позволите мне позвонить Вам завтра? Предупреждаю сразу, я буду чу-довищно назойлив, и даже если вы скажете "нет", позвоню все равно.
Тогда что мне остается, – усмехнулась Марина, и достала из сумочки ви-зитку.
Здесь только рабочие телефоны, – сказал он, разглядывая ее в упор. Их толкали, толпа обтекала их, стараясь сдвинуть с места, но он стоял, словно хорошо вкопанный бетонный столб. – А мобильный?
А откуда Вы знаете, что он у меня есть?
Если нет, тогда завтра будет, я привезу.
Ну хорошо... – на обороте визитки Марина приписала номер мобильника.
Я позвоню?
Да. Идите. Завтра, все завтра, – пробормотала она, вытягивая руку из его лапищи.
Завтра... – и он, нежно поцеловав ей ладонь, отпустил ее руку.
Проходя через "зеленый коридор", Марина оглянулась. Он стоял, возвы-шаясь над толпой, и смотрел ей вслед.
Ксения была непривычно молчалива. Глядя вперед на дорогу, она гнала Красотку, лихо подрезая и обходя другие машины. В другое время Марина непременно возмутилась бы, или по крайней мере, спросила, что случилось, но сил не было никаких, в машине по дороге домой она просто уснула и пробудилась окончательно, едва не влетев лбом в лобовое стекло. Машина стояла у их подъезда.
Ты что, на реактивной тяге ехала? – пробормотала Марина, зевая.
Угу, именно на ней. Давай, сестрица, выгружайся, пошли домой, у меня новости.
Плохие?
Нет, не плохие. – Ксения немного повеселела, вспомнив их старую игру: любое событие, действие или человека надо было обозначить по схеме "черное-белое", "плохое-хорошее". Определиться с общими чертами, а по-том добавлять красок.
Ну пошли, дома расскажешь.
Ксения налила ей чаю в большую кружку с полуабстрактным рисунком, изображающим не то козла, не то кота, но явно мужского пола (между прочим, подарок Кузи!), села напротив, как в детстве, подобрав под себя ногу, подперла голову ладошкой и сказала.
Мур улетел.
Он улетел, но обещал вернуться, – процитировала Марина Фрекен Бок из мультфильма про Карлсона.
Нет, не совсем так. Вообще-то я выхожу за него замуж и уезжаю в Канаду. – Ксения была напряжена, будто ждала, что Марина сейчас начнет ей за-прещать все – замужество, Канаду...
И когда? – Марина отпила глоток чаю.
Что – когда? – Ксения покраснела, собираясь разразиться заранее приготов-ленной речью в свою защиту, поперхнулась, покраснела еще больше... и телефонный звонок окончательно сбил ее с толку, аж до слез, тут же забле-стевших в глазах. Она схватила трубку.
Алло, – Марина с интересом наблюдала, как вытягивается лицо сестрицы. – Это тебя, иностранец, – почему-то шепотом произнесла Ксения и протянула ей трубку.
Я слушаю, – сказала Марина по-английски и показала Ксеньке язык.
Любовь моя, cara mia, как ты долетела? Все в порядке? – разумеется это был Джанпаоло.
Марина рассказала ему о приключениях с самолетом, деликатно умолчав о новом знакомстве, выслушала положенную порцию охов и нежно распро-щалась, пообещав беречь себя и писать по электронной почте каждый день.
Ксения тем временем успела прийти в себя.
Это кто? – немедленно потребовала она отчета.
Это? Ну не одной же тебе за границей романы заводить, я тоже еще ого-го! Меня тоже замуж зовут, только в Италию
Ни фига себе... – озадаченно протянула Ксения. – И кто он? Богатый, кра-сивый, молодой?
Ну как тебе сказать – не бедный, ездит на "Феррари", зам. директора авто-мобильного завода. Красивый? Скорее эффектный, посмотришь фотогра-фии потом. Молодой? Мой ровесник, на два года старше.
И что? Ты согласилась?
Да нет пока, хотя формальное предложение получила. Но он всерьез втре-скался. Все было ужжжжасно романтично....
От описания венецианского бала Ксения пришла в щенячий восторг и по-требовала немедленно начать печатать фотографии, Марина с трудом от-боярилась тем, что все пункты "Кодак" в воскресенье вечером все равно за-крыты.
Но когда ж ты успела, – спрашивала сестра, наливая по четвертой чашке чаю, – ты же там всего неделю была!
Ты в Швейцарии тоже всего десять дней была, успела же!
Ну, мне сколько лет! А в твоем возрасте романы так скоро не заводятся! – Ксения осеклась, поняв, что сказала не то, в воздухе явственно запахло ссорой, но атмосферу разрядил новый звонок, на сей раз мобильного теле-фона.
Я слушаю, – Марина мечтала только об одном: добраться до ванны, быстро ополоснуться и лечь.
Я не мог не позвонить... – О господи, теперь Никонов! – Все в порядке? У Вас был чрезвычайно усталый вид.
В абсолютном, спасибо. Сейчас приму душ и просплю минут шестьсот. Если дадут.
Спокойной ночи. Я буду мысленно рядом с Вами... и позвоню завтра.
Никонов только что перенес неприятный разговор с Ларисой, которая ушла в конце концов, хлопнув дверью и поклявшись не возвращаться. Он запер за ней дверь, подошел к бару, налил себе полстакана коньяку и выцедил пятнадцатилетний «Мартель», как воду, не замечая ни вкуса, ни крепости. Потом достал из бумажника кремовый прямоугольник визитки и прочитал: Marina Serebrianikova. Deputy Editor. «Марина» – повторил он вслух, пробуя имя на вкус, и засмеялся. Это его женщина, и он ее получит. Рано или поздно, он всегда добивается своего. Он перевернул визитку, прочитал номер мобильного телефона, записанный некрупным, скользящим почерком, и взялся за трубку.
В редакции ничего не изменилось, констатировала Марина, поднявшись на свой четвертый этаж. Да и что, собственно, могло измениться за какую-то неделю? Это она будто бы провела полжизни где-то ВНЕ, а здесь все и гла-зом не успели моргнуть.
Подруга Лена помахала ей рукой с другого конца коридора, где она разго-варивала с какой-то высокой и будто высушенной дамой; Наташа, секретарь Трухина, позвонила и попросила написать отчет по поездке к среде; Витя Кравцов потребовал немедленно вернуть утащенный полторы недели назад детектив, и Марина долго вспоминала, куда же она дела чужую книгу; стол был завален кипами бумаг, записками о звонках, статьями для правки и прочим нормальным рабочим мусором. Словом, все было как всегда, и Марина ощутила некое разочарование: она стала другой, а мир вокруг этого не заметил.
Ленка влетела в Маринину комнату, словно смесь самума с землетрясением, с воплем:
Уф, наконец-то я от нее избавилась! Представляешь, бывшая моделька, мозгов ни капли, очень хочет пристроить свои воспоминания о том, как она спала с кем.
Что, еще одни "Воспоминания дрянной девчонки"? – усмехнулась Марина, вспомнив скандальную историю.
Что-то вроде. Ты как, рассказывай скорее!
Ох, все сразу и не расскажешь! Ты не дежуришь сегодня?
Нет, слава богу, а что?
Давай куда-нибудь закатимся вдвоем, поужинаем, я все расскажу. А то здесь поговорить не дадут.
Это точно, – с энтузиазмом подхватила Ленка, – а у меня тоже новости – упадешь!. Давай, во сколько?
В семь – нормально?
Лучше в восемь.
Договорились,
И Ленка умчалась, сметая со столов бумаги.
Они решили не выпендриваться, и отправились в небольшое кафе на буль-варах, куда ходили еще в студенческие времена. Как ни странно, за все эти годы там ничего не изменилось: те же столики темного дерева, отделенные друг от друга витражами, тот же бармен явно южного происхождения варит такой же потрясающий кофе, те же пирожные...
К кофе они взяли по рюмке коньяку, пирожных, и расположились за удоб-ным столиком в дальнем углу небольшого зальчика. Выслушав Маринин рассказ о венецианских приключениях, Ленка сказала без тени зависти:
Класс! Можно роман писать, только сладко очень получится. С этаким привкусом бразильского сериала. И что, пойдешь замуж в Италию?
А черт его знает, – ответила Марина. – Буду думать. Что я там делать стану – дома сидеть? Да и дети-итальянцы меня мало прельщают... Не знаю. А что ты хотела рассказать, что за новости?
Новости были действительно... впечатляющие. Даже по нынешним време-нам.
У Ленки был старинный друг, Женя, с которым она периодически посещала разнообразные мероприятия, всякие концерты и вечеринки. Друг был неженат по определению, поскольку придерживался, что называется, не-традиционной сексуальной ориентации, и Ленка сопровождала его с обо-юдной пользой: ей было интересно, и заводились новые связи, а он не обязан был объяснять всем и каждому, почему с ним нет дамы.
Вот на одной такой вечеринке, набиравшей постепенно небывалые обороты, Ленка увидела издалека Трухина. Как всегда элегантный, он, улыбаясь, разговаривал с очень молодым и каким-то женственным ... существом, в котором Ленка не без удивления признала популярного эстрадного певца. Она издали помахала Трухину рукой, была удостоена вежливого поклона, и забыла бы об этом, если бы не Женя, не без ехидства поинтересовавшийся:
А ты знаешь, с кем ты только что раскланялась?
Конечно, знаю – это мой новый начальник, наш главный редактор.
Это он ваш главный редактор. А наш... о-очень наш... Он, знаешь ли, по-следняя любовь вот этого самого как бы певца.
То есть как?... – обалдела Ленка.
А вот так! – друг Женя аккуратно водворил на место ее отвисшую челюсть, попросил особо о сказанном не распространяться, и, увидев в дальнем углу кого-то нужного, испарился.
Допивая четвертую чашку кофе, Ленка кипятилась, делая страшные глаза:
Ты понимаешь, что это значит?
Нет, пока не понимаю. – Марина пожала плечами. – Что, собственно, тебя так волнует? Главный редактор он вроде хороший, с прежним идиотом не сравнишь. Тираж растет. Нам-то с тобой что еще надо? А с кем он спит в свободное время, ей-богу, не мое дело!
Ну, во-первых, мужской журнал – и такой главный редактор. Во-вторых, его привел лично NN. И как это надо понимать – что NN тоже... вот... Так, что ли?
Да я никак не пойму, какая нам с тобой разница! – раздосадованно сказала Марина. – Пока все происходит по обоюдному согласию, пусть хоть с кем спит! Что ты так волнуешься?
Ленка махнула рукой и заказала еще рюмку коньяку.
Знаешь что? – сказала Марина, утаскивая из ленкиной пачки сигарету, – По-моему, тебе надо поехать куда-нибудь отдохнуть. Завести там хороший ку-рортный роман. И выкинуть из головы чужие постели.
Ага, – ответила та мрачно, – роман. Если бы я могла выкинуть из головы своего дурака, я бы так и сделала. Только ты же знаешь...
Знаю, – ответила Марина, и погладила подругу по плечу: та до самозабвения любила мужа, с Марининой точки зрения – никчемного бездельника, и всех окружающих мужиков воспринимала исключительно как мебель...
"Боже ж ты мой, – зло думала Марина, со скоростью черепахи тащась по Тверской в густом потоке машин, – ну неужели и в самом деле секс – глав-ный двигатель прогресса?" – и она нажала на тормоз, едва не впечатавшись в раскормленую задницу какого-то джипа.
Следующий день, посвященный написанию отчета по поездке и набрасы-ванию статьи, вяло катился к концу, когда зазвонили одновременно мо-бильник и рабочий телефон, стоящий на столе. Марина, не глядя, поднесла к уху сначала мобильник, жестом попросив Витюню снять трубку город-ского.
Здравствуйте, сударыня, – услышала она глубокий голос. – Я не отвлек Вас от важных дел? Никонов моя фамилия, не помните такого?
О, здравствуйте, Сергей! Рада слышать. Не отвлекли, вернее... Отвлекли, но это и к лучшему, а то уже глаза от компьютера болят.
Вот и отлично. Если так, то совесть не будет меня мучить, если я Вас похищу прямо с работы.
Н-ну, предположим. А зачем? – поинтересовалась она, вспоминая его рыжие глаза.
А как Вы смотрите на китайскую кухню?
М-м-м... скорее – положительно. Хотя мы с ней довольно мало знакомы.
Тогда я предлагаю углубить и расширить это знакомство. Прямо сейчас. Я, собственно, звоню от Вашего подъезда.
Да? – Она посмотрела на часы – половина седьмого, неудивительно, что она уже ничего не соображает. – Хорошо, я спущусь минут через пятнадцать.
Жду, – и он отключился, не говоря лишнего.
Витя страшной жестикуляцией давно показывал, что ее дожидается городской телефон. Марина устало потерла глаза, вспомнла, что наверняка размазала тушь, но только махнула рукой и взяла трубку.
Cara mia? – услышала она голос Джанпаоло, и с сожалением поняла, что ничто внутри не дрогнуло от романтических воспоминаний. Несколько минут она потратила на уверения, что у нее все прекрасно, и распрощалась, тысячу раз заверенная в любви. От разговора оставалось четкое ощущение мыла, пусть даже очень дорогого – словно все происходит не в нормальной обыденной жизни, а в бразильском сериале по ящику... "Интересно, почему же в Венеции все казалось совершенно естественным?" – подумала Марина, и, подняв глаза, наткнулась на напряженно-любопытные взгляды Вити, Маши, Ленки и еще нескольких коллег, которые, аж вытянув шеи, прислушивались к ее беседам. Сухо улыбнувшись, она сказала:
Ребята, кино кончилось, продолжения не будет, – и, взяв сумку, вышла из комнаты.
Никонов терпеливо ждал ее, прислонившись спиной к крылу своего ог-ромного джипа. Подойдя к нему, Марина сказала:
Привет. Слушай, я совершенно забыла: я же на машине, куда я ее теперь дену?
Какие проблемы? Вот Самед, он твою тачку отгонит, куда скажешь, а потом я ему позвоню – он нас заберет и развезет на моей.
Самед – такой же высокий, как и Никонов, но худой, с темным узким лицом и непроницаемыми восточными глазами, кивнул и сверкнул белыми зубами в улыбке. Марина вытащила из сумки связку ключей, сняла с кольца комплект ключей от машины и отдала ему, назвав адрес. Самед снова сверкнул улыбкой и спросил:
Какая машина?
Постой, не говори, я сам угадаю, – Сергей обвел глазами стоянку. Рабочий день в редакциях еще не кончился, и выбирать на стоянке было из чего: несколько разновозрастных "Мерседесов", несколько японцев, три или че-тыре "Фольксвагена", немеряное количество "Жигулей"... Никонов хмык-нул, сделал несколько шагов и остановился около Марининой темно-вишневой Красотки, погладил ее по капоту и спросил:
Угадал?
Угадал, – улыбнулась Марина.
Ресторан, весьма неожиданно расположенный в почти промышленном районе недалеко от Белорусской, был эффектно оформлен фонариками, мостиками и ручейками, в которых плавали муляжи уток. Две девушки в ярких платьях, имитирующих средневековую китайскую одежду, провели их к укромному столику, полускрытому листьями чего-то вьющегося, и, улыбаясь, протянули металлический поднос с какими-то пирожками.
Что это? – Марина посмотрела на Никонова.
А это предсказания. Возьми – вдруг тебе пожелают удачи и любви. Тем бо-лее, что, как говорят, эти предсказания чаще всего сбываются.
Ну хорошо... – Марина взяла с подноса сухой легкий пирожок, разломила его и вытащила длинный и узкий свернутый лист тонкой бумаги. На нем каллиграфическим почерком было написано: "Ваше обаяние вызывает все-общее восхищение. Не ошибитесь в выборе!". Она скомкала бумажку и су-нула ее в карман жакета. – А что тебе попалось?
Вот посмотри, – Никонов протянул ей свой листок. Так же каллиграфически на нем было выведено: "Ваше счастье готово упорхнуть. Держите его крепче!". Он картинно вздохнул. – Придется держать обеими руками, как ты считаешь?
Слушай, а когда это мы успели перейти на "ты"?
По-моему, сегодня. А что, ты возражаешь?
Да нет, пожалуй. С тобой это получается как-то вполне естественно.
Ну, если позволишь, я буду считать это комплиментом, – усмехнулся Ни-конов.
Пожалуйста, считай. И до скольки будешь считать?
Примерно до трех. И "два" уже было. – Его рыжие глаза были серьезны, но где-то в их глубине плясали золотые искры. – Может быть, ты взглянешь в меню? Или позволишь мне выбрать самому?
Ты изучи меню, я пока схожу помыть руки. Но вообще-то я всегда хотела попробовать утку по-пекински, если они делают – было бы здорово.
Туалет сиял зеркалами и зеленым кафелем, разрисованным сложными цветными узорами. Жидкое мыло пахло жасмином, Марина вымыла и вы-сушила руки и разглядывала себя в зеркале, размышляя, стоит ли еще раз подкрасить губы. Решив, что – стоит, она полезла в сумочку, но вспомнила, что оставила косметичку на столе на работе.
Ч-черт, вот идиотка, – ругала она себя, копаясь в сумке в тщетной надежде найти какой-нибудь завалявшийся тюбик.
Возьми мою, – внезапно раздался за спиной знакомый голос. Подняв глаза, Марина увидела в зеркале Сашу, жену Вадима Кулагина, с которыми пару недель назад она виделась на даче у Зямы. – Цвет, кажется, подойдет?
О, привет! да, цвет и правда – тот самый. И тоже Диоровская. Здорово, спа-сибо тебе большое! Я как-то так расстроилась, что забыла все на работе...
Как ты? Съездила в Италию?
Замечательно съездила, как в сказке! А ты?..
О, у нас все прекрасно! Впрочем, у Вадима иначе не бывает. – Она сказала это с такой непоколебимой уверенностью, что Марина отчаянно позавидо-вала этому настоящему, не киношному счастью... Поняв это, Саша улыб-нулась и добавила: – Знаешь что, я хотела тебе позвонить, чтобы встретиться и поговорить кое о чем. Мы с Вадимом завтра улетаем на не-сколько дней, но в понедельник я снова буду в Москве и позвоню. Догово-рились?
Да, конечно, несколько растерянно сказала Марина. – У тебя есть мой те-лефон?...
Ну разумеется! Все, я побежала – я сегодня перевожу беседу с очень важ-ными партнерами, они там без меня будут молчать, как рыбы об лед, или еще того хуже – попытаются объясниться сами... – Саша вытянула у нее из руки тюбик с губной помадой и быстро вышла.
Никонов курил, глядя в окно. Марина еще раз издалека посмотрела на него: огромный, рыжий, он совершенно не вписывался в хрупкий интерьер китайского ресторана, но зато выглядел надежным, как... президентский бронированный лимузин.
Шереметьево уже становилось для нее родным домом. Во всяком случае, именно об этом подумала Марина, в пятый или шестой раз за последние два месяца входя в зал прилета. Судя по табло, рейс из Венеции прибыл пять минут назад, и она пошла по стрелочке к правому крылу. Как обычно, у стеклянной стены толпились встречающие с табличками на рвзных языках, таксисты, нервные люди с запечатанными в целлофан вялыми розами.
Джанпаоло шел ей навстречу с небольшой сумкой через плечо и улыбался во все шестьдесят четыре зуба. "Боже мой, – подумала Марина, – неужели итальянец способен поехать куда-то на два дня с такой крохотной сумоч-кой?". Оказывается, зря восхищалась: сзади за ним на тележке катили из-рядных размеров чемодан.
Cara mia, я счастлив видеть тебя! – Джанпаоло обнимал ее, нимало не забо-тясь, что загораживает дорогу идущим сзади. Впрочем, народ как-то обте-кал их, понимающе улыбаясь.
Здравствуй! Как долетел?
О, все прекрасно! Я три часа чувствовал, как я приближаюсь к тебе!
" Эх, – с тоской думала Марина, ведя машину по запруженным вечерним улицам к "Балчугу", – ну почему же эта история все больше пахнет мылом? Я не выдержу два дня с ним, если он все время будет восклицать таким па-тетическим голосом. Неужели он не чувствует, что здесь, в Москве, да где угодно вне Венеции, это просто смешно и жалко выглядит?"
В "Балчуге" он взял огромный двухкомнатный люкс с окнами на Кремль. Увидев цену за сутки, Марина слабо икнула (еще недавно в месяц она по-лучала меньше), но Джанпаоло недрогнувшей рукой отдал прелестной блондинке на кассе кредитку и повернулся к Марине. По взгляду блондинки Марина поняла, что – была бы возможность – ее бы развеяли по ветру и сказали, что такой никогда не было, а вот кое-кто готов немедленно занять ее место.
Толстый кожаный чемодан Джанпаоло открывать не стал, а в небольшой сумке содержались подарки для Марины: бутылка роскошного и дорогого шампанского, бутылка какого-то необыкновенного вина, пара бокалов та-кого тонкого стекла, что вообще было непонятно, как их можно брать в руки – впрочем, для дороги они были упакованы во множество слоев мяг-кой ткани и в деревянный, обитый изнутри бархатом, футляр – для каждого бокала свой. Наконец, с самого дна Джанпаоло достал небольшую коро-бочку красного сафьяна и торжественно вручил ее Марине со словами:
Согласишься ты стать моей женой или нет – это для тебя. Во всяком случае, ты будешь меня помнить, надевая это.
Спасибо, – она открыла коробку. Внутри на черном бархате лежала огром-ная розовая, словно светящаяся изнутри жемчужина. Марина поняла, что этот эффект получается за счет множества мелких бриллиантов, окружаю-щих жемчужину и отбрасывающих на нее свое сияние. – Ох, Джанни, но это слишком дорого. Это невозможно.
Дорогая, нет ничего такого, что было бы для тебя слишком дорого. Разре-ши, – он завладел ее правой рукой, вынул из коробки жемчужину, оказав-шуюся прикрепленной к тонкому золотому кольцу, и надел ей на палец. – Ну вот... Тебе нравится?
Да, очень, – честно ответила Марина. А кому бы не понравилось?
Разумеется, они оказались в постели еще до ужина, который заказали в но-мер, и который успел совсем остыть, пока они снова выбирались из посте-ли.
Джанпаоло был нежен и ласков, и на какое-то время Марина забыла обо всем, что было вокруг.
С работы ее на два дня отпустили, благо номер был только что сдан, и де-лать в редакции было, в общем-то, нечего. Выполняя культурную про-грамму, утром они отправились-таки в Кремль, но довольно скоро вернулись в гостиницу. Они пили вино из тончайших бокалов, целовались, танцевали в ресторане и снова оказывались на огромной постели в спальне гостиничного "люкса". Или на диване в гостиной. Или на мягком ковре, устилающем пол. Или...
Проводив Джанпаоло к рейсу «Алиталии», Марина ухитрилась не ответить ему ни «да», ни «нет», даже и не чувствуя себя при этом очень уж большой стервой. Пока она не готова была так круто поменять всю свою жизнь – язык, страну, образ жизни, климат...
На въезде в город на Ленинградке была огромная пробка. Марина понажи-мала на кнопки радио приемника, по всем станциям крутили какую-то слащаво-сиропную певичку, мяукающую о романтической любви, на "Рус-ском радио" мрачно острили. Она решила, что это все же лучше, сладко-романтического она за два дня наелась так, что остро хотелось соленого огурца. Постукивая пальцами по рулю, она любовалась сверкающим коль-цом, когда слева раздался длинный нетерпеливый гудок. Марина поверну-лась – и увидела справа темно-синюю "Вольво", за рулем которой сидел Сергей, и точно так же, как она, постукивая пальцами по рулю, пытался разглядеть впереди источник пробки. Почувствовав щекой взгляд, он по-вернулся – Марине показалось, что она уловила его движение в ее сторону, но в этот момент пробка сдвинулась с места. Под пронзительные гудки сзади оба они вынуждены были тронуться, и их мгновенно разнесло в по-токе машин. Как Марина ни озиралась, не было видно в сгущающихся су-мерках знакомой машины...
Что говорить, приключения последних дней изрядно закружили Марине голову: совершенно сумасшедший романтический итальянец, голубоглазый красавец брюнет, готовый, что называется, «бросить к ее ногам» виллу, дом, машины и фамильные ценности; рыжий телевизионщик, создающий и гасящий телезвездочек мановением пальца... Но вот беда: ни тот, ни другой не вызывали ну никакого томления в груди и холода в позвоночнике. Ничего с собой не могла поделать Марина – каждый кусочек ее тела, каждая клеточка помнила Сергея, сердце замирало при одной мысли о нем. И как ни старалась она изгнать из головы эти мысли, ничего не выходило...
Тяжело вздохнув, она набрала хорошо знакомый номер:
Добрый день, будьте добры, Сергея Николаевича!
Простите, кто его спрашивает?
Серебряникова.
Минуточку, – заиграла веселенькая музыка, сердце у Марины подобралось куда-то к горлу.
Да, Марина, я тебя слушаю. – В горле мгновенно пересохло, жаром охва-тило лицо, и что удивительно – сразу растаял ледяной еж в груди.
Привет! Как у тебя дела? Мы сто лет не разговаривали, вот, я решила по-звонить, узнать... – "Дура, одернула она себя, не суетись, тебе не 16 лет!"
Да все как всегда, – его голос был теплым и ленивым, будто он лежал на диване, а рядом стояла дымящаяся чашка кофе. – Вот, съездил как бы и по делам, а теперь с трудом пытаюсь вернуться к рабочему режиму.
М-м, и где был?
В Германии, на юге. Там типография, которая печатает для нас материалы... – Он не стал, разумеется, говорить ей, что ездил он не столько в типогрфию, сколько к ее владельцу, давнему партнеру, договариваться о предоставлении кредита, только что на ушах не стоял, и не знает еще, удачно ли. А если нет – остается улететь в Нью-Йорк и спрыгнуть с крыши Эмпайр Стейт Билдинт.
О, как интересно, и я съездила, только в Италию. На север – Болонья, Ве-неция, автомобильные заводы. Такая красота!
Завидую – особенно в сравнении с бюргерской Германией. Ну, а что у тебя еще происходило?
Да ты знаешь, почти ничего, – ну не рассказывать же ему, в самом деле, о новых поклонниках! – Сережа... – и она замолчала, не в силах вытолкнуть из себя слова.
Угу, я тут!
Сережа, я ужасно соскучилась... Может быть, увидимся? Завтра вечером, а?
Он замолчал. В ушах у Марины грохал большой барабан, перед глазами скакали желтые зайцы. Наконец тем же ленивым голосом он сказал:
Ну что ж... Только давай не завтра, а послезавтра, часиков в семь. Где?
Ну, квартира пока осталась за мной, адрес ты знаешь – приезжай, – она еще нашла в себе силы вежливо попрощаться и положила трубку. Ощущение у нее было, будто она грузила уголь: руки и ноги дрожали, пот катил с нее градом, и желтые зайцы продолжали веселиться...
Сергей тоже положил трубку и долго невидящим взглядом смотрел на мо-нитор, где в почте лежали непрочитанные письма... Он готов был одно-временно взвыть от отчаяния и от радости: память об этой женщине дрожала в кончиках пальцев, ему до смерти хотелось обнять ее, услышать запах ее кожи... Но он запретил себе думать об этом, запретил давно, еще в тот день, когда, каменея скулами, доказывал ей, что их роману пора закон-читься... Едкий дым горящего фильтра обжег ему горло, он закашлялся и пришел в себя.
К черту, – сказал он, и повторил громко, – К черту! Слишком мало радостей в жизни, чтобы отказываться еще и от этой!
Вы звали, Сергей Николаевич? – привлеченная его голосом, в дверь загля-нула секретарша, увидела бешеный взгляд и, ойкнув, выскочила.
Сергей выдохнул, разжал кулаки, посмотрел на безнадежно изломанный настольный календарь, на свою беду попавшийся ему под руку, – и рассме-ялся.
Ложась спать вечером в четверг, Марина дала себе строгое указание спать допоздна, чтобы на следующий день хорошо выглядеть. И конечно, про-снулась в семь. Она перевернулась на другой бок и зарылась в подушку, пытаясь поймать ускользающий хвостик сна, но за окном верещали птицы, солнце светило как раз на подушку, мешая закрыть глаза, и под окном пронзительными голосами переговаривались дворники. Сон удрал оконча-тельно...
Марина повалялась немного, но требования организма оказались сильнее лени, и пришлось встать. А раз уж встала, она включила кофеварку, пусти-ла воду в ванну, решив поблаженствовать с ароматной пеной, потом по-размышляла еще немного – и надумала вымыть голову.
Зевающая Ксения выползла, когда Марина, в халате и в тюрбане из поло-тенца, допивала вторую чашку кофе.
Ты что, не ложилась? – спросила Ксенька, безуспешно пытаясь открыть оба глаза одновременно.
Почему? Просто рано встала. Кто рано встает, тому известное дело... бог подает...
Ага, подает, как же. "Покуда травка подрастет, лошадка с голоду помрет". Налей кофе, не жмотничай!
Да пей, я на тебя сварила... Бутерброд хочешь?
Не, есть не хочу. Я вчера что-то... перебрала, по-моему. Вроде и вино было легкое, и еда хорошая, а голова разваливается.
С меня пример берешь? И зря, тебя Мур осудит.
Не осудит, – Ксения отпила глоток кофе, подумала, бухнула туда еще три ложки сахара, размешала и скривилась, – Что сладко-то так? Я что, сахар уже один раз положила?
Татьяна позвонила в субботу около полудня.
Привет, ты как?
Разнообразно, – ответила Марина мрачным насморочным голосом, после долгого, на полночи, рева, нос дышать отказывался.
Ты что, простудилась? Что с голосом-то?
Да нет, не простудилась, так... голова болит.
Ага. И от этого именно ты и гундосишь. Вот что, дорогая, я к тебе сейчас приеду. Я сегодня женщина свободная, мои отвалили за город, я сейчас до тебя доползу, и пойдем мы в баню.
В какую баню? – Марина пришла в ужас. – Что еще у тебя за новые закидо-ны? – но в трубке уже звучали короткие гудки.
Пожав плечами, она положила трубку, и снова забралась в кресло с ногами: ее слегка знобило, похоже было, что и вправду простудилась. Ксения с утра опять умотала к друзьям, похныкать, чтобы дали чаю, было некому, и Марина просто поплотнее закуталась в плед и стала смотреть в окно. За окном висел мелкий прозрачный дождичек.
Татьяна ворвалась в квартиру, как ураган, со страшной скоростью побро-сала в сумку Маринины полотенца, и выдернула ее из кресла. Сидеть и жа-леть себя не получалось, пришлось подчиняться.
"Нива", на которой с некоторых пор стала ездить Татьяна, рычала на све-тофорах, словно дикий зверь, но все же через четверть часа они входили в какой-то странный вымерший дворик. Танька уверенной походкой провела Марину мимо стоящей на вечном приколе полуразрушенной "Волги", мимо пустой будки охраны к неприметной двери, украшенной только кнопкой звонка.
На звонок открыли сразу, будто стояли за дверью: дама лет тридцати, с фи-гурой профессионального борца и волосами смертельно-черного цвета, приветливо улыбнулась и сказала:
Здравствуйте, Татьяна Павловна! Проходите, пожалуйста, все готово.
"Боже мой, – подумала Марина, пригибая голову, чтобы не удариться о низкую притолоку, – люди живут интересной, насыщенной жизнью! А я, дура, погрузилась в свои сердечные переживания, даже не спросила у На-ташки, что у нее-то происходит. Баня какая-то... Может, сбежать отсюда, пока не поздно?"
Но было уже поздно. В маленьком предбанничке их ждали большие про-стыни и тапочки, рядом в комнате, на столе светлого дерева грелись не-сколько бутылок пива, прикрытое пленкой, лежало на тарелке наломанное вяленое мясо, и где-то за стеной исходила жаром сауна...
Разморенные, они сидели за столом, потягивая пиво из высоких стаканов и лениво покусывая жесткое мясо.
Ты с ним виделась? – спросила Татьяна.
Вчера вечером, – ответила Марина, не без удивления обнаружив, что может говорить об этом не рыдая.
И что?
И ничего. Вернее, все.
Что все-то? Рассказывай давай, ты же знаешь – я сериалы не смотрю, у меня подруги вместо этого есть.
Было – все. И кончилось – тоже все. Понимаешь, Танька, я ведь уверена – он любит меня. Мы сперва сидели, долго разговаривали, так – за жизнь, он ку-рил одну за одной, я говорю – "что ты так много стал курить?". А он отве-чает: "Чтобы губы занять". Ну, и он уже встал, чтобы уходить, я подошла, мы сперва поцеловались, а потом так и не смогли остановиться...
