Текст книги "Киона Асгейр, путь в Айнон (СИ)"

Автор книги: Аноним Бруно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Просто я больше знаю по теме чего-нибудь магического, а не по человеческой банальщине, – язвительно заявил я. Хейн хмыкнул, но спорить не стал. В его зелёных глазах ясно читалась насмешка, и я мысленно поблагодарил его за то, что вслух он ничего не произносит.

Вообще меня очень сильно удивило то, с какой лёгкостью я поменял отношение к юноше. Теперь он меня почти привлекал, нежели отталкивал. Я чувствовал не человеческую вонь, а сладковатый аромат эльфийской кожи, видел не грубое лицо смертного, а различал утончённые черты вечного создания.

– Ты так прекрасен! – не удержался я. Слова вырвались у меня помимо воли, я даже не задумался над тем, что сказал. Юноша удивлённо посмотрел на меня.

– Без ваших магических штучек, пожалуйста, – осторожно предупредил получеловек. – Этот пёс, -

Хейн опустил волосы и немного отстранился от меня. Теперь нас разделяла пара метров, почему-то показавшаяся мне пропастью в те секунды. Я зарделся, но всё-таки постарался исправить ситуацию.

– Всё не так! – попытался оправдаться я. – Ты и правда очень красив! Это я говорю как посторонний наблюдатель, никак в тебе не заинтересованный!

Юноша с сомнением глядел мне в глаза, а я всей душой желал провалиться под землю. Конечно, этот умный мальчишка в считанные мгновения раскусит мой неумелый обман. Тогда я пойду в Айнон с Акирой один. От этой мысли стало немного холодно.

– Ладно, – к моему удивлению прошептал юноша. – Поверю тебе на слово.

Можно ли привязаться к человеку за день? За один ничтожный день, который на фоне моей вечности (я всё же не терял надежды) покажется секундой? Для меня это было почти сумасшествием. Всегда мне казалось, что привязываться начинают после многих лет общения, тёплого и непринуждённого, но вот теперь я сам разрушил собственные стереотипы. Я чувствовал, что нуждаюсь в Хейне.

Акира у меня на руках тихонько зевнула и прикрыла глаза. Интересно, она понимала то, о чём мы тут с Хейном разговаривали?

– Всё, теперь молчим: Акира спать легла, – пробормотал я, прижимая к себе маленькое тельце. Девочка была горячей.

Хейн кивнул и поднялся.

– Пошли собирать вещи.

Это прозвучало как приказ, но я решил, что спорить совсем ни к чему: мысль здравая, тем более что именно этим мы и должны были заняться.

Оставив Акиру возле костра, чтобы она не замёрзла, мы решили первым делом исследовать ту часть дома, что оставалась нетронутой.

Мы выпотрошили все шкафы (Хейн всё время ворчал, что даже для богатых инкубов у нас слишком много тряпок и мебели), перевернули всё в кладовках, пока искали верёвку ("Не кладовая, а ущелье какое-то"...) , и наконец добрались до подвала, чтобы взять большие дорожные сумки и сложить в них всё. Дальше мы поиски продолжать не стали, потому что Хейн уверил меня: мы нашли всё то, что необходимо для нашего длительного путешествия.

Когда всё было уложено (а прошло почти пять часов), мы распределили то, сколько сумок понесёт каждый. Мне досталась одна, потому что я ещё должен был нести Акиру, а Хейн взял две. Я со смехом отметил, что юноша прогибается под их тяжестью, но ничего не сказал.

Получеловек объявил, что нам пора уходить, когда солнце встало над горизонтом. Я с ужасом понял, что весь солнечный день придётся провести под палящими лучами, что наверняка изжарят меня до мяса. Но я не стал говорить об этом Хейну: пусть думает, что всё идёт идеально. Хотя, похоже, юноша и сам храбрился, когда говорил, что ему не нужно было спать ночью. Якобы он должен был помочь собрать вещи. Теперь же он еле на ногах держался, а едва выдавалась свободная минутка, сразу закрывал глаза и дремал. Первым моим побуждением было остаться здесь ещё на денёк, дать Хейну выспаться. Но потом я понял одну простую вещь: чем дольше мы откладывает отбытие, тем всё труднее мне чувствовать приближение часа расставания с родными местами. Потому легче было быть жестоким. Самому мне спать не хотелось совсем. У инкубов по-другому устроен мозг – почти как у дельфинов: оба полушария работают поочерёдно, заменяя друг друга. Так что на сон нам нужно не более двух часов в несколько дней. Очень удобно.

Мы двинулись в путь через поля, рассчитывая достичь леса к утру следующего дня. Длинная зелёная полоска деревьев была почти незаметна, и я был уверен, что Хейн сам не очень верит в то, что мы успеем добраться туда за день.

Через лес ему хотелось идти не больше меня, это можно было понять по его немного обречённому взгляду, какой он бросал в сторону зелени, лежавшей за полями. Но иного пути не было: лес выходил к небольшому поселению, а оттуда уже можно было добраться в Айнон.

Акира спала первые пять часов нашего путешествия. Мы пересекли незначительную часть безграничного океана изумрудно-зелёной травы, изредка останавливаясь, чтобы утолить жажду. Хейн всё время молчал, а я берёг силы, потому вокруг нас был слышен только шальной ветер. Мои волосы мягко шуршали, развеваясь под его дуновениями, и походили на длинный белый плащ. Но даже это не спасало меня от жгучей боли на обнажённых плечах, руках, шее и лице. Солнце всё-таки решило убить меня. Сначала я не обращал внимания на жжение кожи, но вскоре оно распространилось по всем открытым участкам тела, и жар стал просто невыносимым. Но я сжал зубы, чтобы ни единый звук не сорвался с моих губ. Хейн же, напротив, шёл рядом и наслаждался солнечными лучами, подставляя им лицо. Его прекрасные зелёные глаза светились радостью, и мне оставалось лишь удивляться, как такое жизнерадостное существо могло желать себе скорой смерти.

Едва проснувшись, моя сестра всем своим видом говорила о том, что ей пора завтракать. Хейн хохотал над её маленькими надутыми губками и сердитым взглядом. Я тоже не удержался от улыбки, но то была больше вымученная гримаса, потому что к тому моменту тело стало болеть, как рана. Хейн заметил то, что мои движения были немного скованными (я старался не задевать горящую кожу даже собственными руками) и спросил в чём дело. Я лишь отмахнулся от него, чувствуя, что лицо тоже начинает болеть.

Травы вокруг шумели, перекатываясь волнами под порывами тёплого летнего ветра. Мы были почти в самом центре этого океана зелени: сзади остался огромный сад с мёртвыми деревьями моего отца, слева и справа были сосновые леса, обычные человеческие леса. Впереди виднелись голубоватые гряды скал со снежными шапками и тонкая полоска могучего и древнего леса, который нам предстояло пересечь. Над нашими головами распростёрлось широкое и необъятное синее небо, отражавшееся в глазах Акиры, что непрерывно на него смотрела.

Дети бессмертных существ почти невосприимчивы к прохладе, а сейчас тем более была середина лета, жарко. Потому я решил, что тряпки Акиры ей больше не нужны. Во время короткого привала нашёл в одной из сумок большой кусок марли (зачем Хейн его взял мне так понятно и не стало), разорвал его пополам. Из одного куска я сделал Акире нечто наподобие маленьких шортиков, а из другого – лёгкую курточку, сделав крошечные прорези для крохотных ручек.

Хейн был в восторге. Тогда молчание стало уже тягостным, и мы начали трещать без умолку. Конечно, разговаривали мы только на эльфийском, как всегда. Это странно делало наше общение сложнее: ни я, ни он не говорили на родном языке другого, потому приходилось пользоваться посредственным – эльфийским.

Акира опять съела огромное количество хлеба и мяса, Хейн тоже решил перекусить, раз уж мы сделали довольно-таки большой привал. На удивление Хейна, Акира уже могла прекрасно сидеть самостоятельно и держала головку. Я ничуть не удивился, потому что знал: бессмертные дети очень быстро развиваются. Девочки особенно. Как бы это ни было парадоксально, детство у вечных существ пролетало куда быстрее, чем у людей. Лично я уже в семь лет выглядел примерно на все шестнадцать.

Но в ещё больший шок получеловека повергло то, что после обеда Акира встала и сама пошла в сторону леса, не дожидаясь, пока мы соберём остатки еды.

– Ей же всего два дня, – в ужасе шептал молодой человек, качая головой. Я пожимал плечами: для меня в поведении девочки не было ничего странного.

Чтобы сильно не тормозить нашу процессию, я взял Акиру на руки. Девочка радостно хохотала, когда из травы перед нами взлетала птица или когда Хейн начинал петь какую-нибудь человеческую песню. Теперь мне пришла пора удивляться: Хейн пел так, будто всю жизнь провёл в какой-нибудь консерватории.

Когда солнце начало клониться к западу, Хейн вдруг начал отставать от меня, а потом и вовсе упал.

Я не задумываясь сбросил с плеча сумку, опустил Акиру в траву рядом с ней и подбежал к юноше.

– Хейн! – я потряс его за тонкие плечи. Было видно, каких трудов стоит парню хотя бы открывать глаза. – Хейн, ты меня слышишь?

Он медленно перевёл взгляд на меня, а потом, будто спохватившись, резко вскочил, но тут же зашатался и едва опять не упал. Но я вовремя поддержал его.

– Может, стоит устроить ещё один привал, и ты поспишь? – скрепя сердце предложил я. Мне страшно не хотелось задерживаться. Всё-таки мы не можем провести в пути больше двух дней.

– Нет-нет, не стоит, – слабо отозвался юноша, держась за мою руку. Его лицо было даже бледнее обычного. Золотистые отблески заката играли на его щеках.

Я чувствовал, что солнечный жар постепенно ослабевает, но в том месте, где ладонь Хейна соприкасалась с моей рукой, кожа нестерпимо болела, будто он раздирал старый шрам. Я сжал зубы, чтобы не проронить ни звука.

– Стоит, – настоял я. Я, может, и решил придерживаться жёсткой тактики, но всё же я не был настолько кошмарным тираном, чтобы позволить другу умереть у меня на глазах. Я взвалил Хейна на плечо, не обращая внимания на его слабые восклицания и тяжесть сумок, что висели на его плечах. Я пронёс его к своей сумке и Акире, что с любопытством поглядывала на нас.

Я уложил получеловека так, чтобы голова его покоилась на сумке. Буквально через несколько мгновений глаза Хейна закрылись и он начал дышать, как дышат люди во сне. Он казался мне таким беззащитным!

Акира подошла ко мне и, протянув свой маленький пальчик в мою сторону, гордо произнесла:

– Киона.

Она сказала это на эльфийском. Вероятно, малышка рассчитывала на похвалу с моей стороны, но я был просто в оцепенении. Через секунду до меня дошло, что я не могу двигаться от того, что меня парализовало счастье.

– Акира, – указал я на неё и улыбнулся. Девочка улыбнулась в ответ, но это не было похоже на тот жуткий оскал, какой я видел ещё дома. То была радостная и озорная детская ухмылка. Я прижал девочку к себе и поцеловал в макушку.

Боги, как я мог за один день привязаться к двум существам так, что уже не представлял себе жизни без них?!

Целую ночь (ровно настолько я расщедрился) Хейн спал как убитый. Чтобы убить время, я пытался научить Акиру нескольким фразам. Теперь моя малышка могла прекрасно рассказать о себе, описать себя и Хейна ("Маленький, черноволосый, с зёлёными глазами" – так научил я её. Себя же девочка описывала теперь так: "Миниатюрная, прекрасная, с глазами цвета моря, снежными волосами и удивительной улыбкой". Чтобы описать сестру я не поскупился на сложные слова, но оно того стоило). За ночь кожа вернулась к прежнему состоянию, но я уже не был уверен, что смогу перенести подобное ещё раз.

Когда Хейн открыл глаза и сонно поморщился, солнце ещё не взошло, но восточная часть неба уже начинала светлеть. Чтобы не тратить много времени, я заранее упаковал все вещи.

– Акира тоже всю ночь не спала? – удивлённо пробормотал Хейн, услышав то, как девочка начала описывать себя.

– Да ты что! – засмеялся я. – Она же почти четыре часа если не больше спала вчера! Ей этого на неделю хватит!

Хейн обескуражено прошептал:

– Я отнимаю у вас время.

– Нет, что ты! – возразил я. – Зато теперь Акира умеет описывать тебя и себя!

Я улыбнулся.

Хейна уже не пугала моя улыбка, но в глазах всё равно мелькал холодок, когда он её видел. От этого было немного неуютно рядом с ним.

Чтобы воздержаться от дальнейших разговоров на пустые темы, я поскорее перекинул через плечо сумку и усадил Акиру себе на плечи. Девочка сначала начала играть с острыми концами моих ушей, но вскоре поняла, что это доставляет мне боль и прекратила. Она очень хорошо чувствовала моё настроение, хотя я не показывал своих эмоций.

Когда первые лучи солнца ударили по моему телу, все мысли вылетели из головы: такой боли я не чувствовал ещё никогда. Мне казалось, что вчерашний жар вернулся с лихвой. Но ни один мускул не напрягся на моём теле, ни один звук не вырвался из горящей груди: я не хотел пугать ни Хейна, ни Акиру. Мы шли где-то два часа, боль меня, казалось, хотела просто убить. Я шагал молча, боясь выдать свои страдания, как вдруг Акира слегка потянула меня за прядь волос, призывая остановиться.

– Киона, – на прекрасном эльфийском пропела девочка. Потом она протянула ко мне ладошки и серьёзно произнесла: – Больно.

Откуда она научилась этому слову, я не знал, хотя предполагал, что это заложено в её магическом разуме – знание многих языков. Но мне больше понравилась реакция Хейна: он замер, недоверчиво поглядывая то на меня, то на Акиру. Потом он словно очнулся и выпалил:

– Какого чёрта ты молчал?

– Просто немного жжёт, – пожал я плечами, – от этого не умирают.

Юноша хмыкнул и наклонился к моей сестре.

– Ему очень больно, Акира? – спросил он. Девочка виновато посмотрела на меня, будто собиралась открыть страшную тайну, но ответила Хейну тихо, будто рассчитывала, что я не услышу:

– Очень.

Он выпрямился и грозно посмотрел на меня.

– "Немного жжёт"? – передразнил он. – Я верю Акире.

Я промолчал, чувствуя себя так, будто меня поймали с поличным.

– Ну, чуть больше, чем немного, – прошептал я.

– Давай достанем тебе какую-нибудь ткань, будешь идти под ней.

Я покачал головой.

– Не поможет. Даже рассеянный дневной свет меня прожигает.

Хейн втянул в себя воздух. Как я понял – он старался успокоиться, потому что то, что я скрыл от него свою особенность, приводило его в ярость.

– Идём дальше? – предложил я. По глазам Хейна было видно, что будь он хотя бы одного со мной роста, он бы врезал мне хорошенько. Но тут я заметил, что глаза его светлеют, становясь песочными, и быстро отвёл взгляд.

– Не смей! – рявкнул я. Меня начинала раздражать эта его способность! Он мог управлять мной!

– Ты не должен был обманывать меня, – сумрачно заявил Хейн. – Но сделал это. Так почему я должен быть с тобой честен?

От его слов меня бросило в дрожь. Я мог только представить, что юноша может сделать со мной при помощи своих способностей...

– Знаешь ли, тогда нам вряд ли нужно идти вдвоём, – заметил я. – Я не хочу быть твоей марионеткой, но могу терпеть боль. Нас обоих это не устраивает.

Он помолчал, пристально глядя на меня. У него на лбу было написано, что он хочет затеять спор, но после минутного молчания, получеловек обречённо вздохнул.

– Ты прав. Я идиот. Прости. Я сам навязался, мне не стоило угрожать тебе.

Я почувствовал себя так, будто у меня гора с плеч свалилась.

– Боль – это часть меня, – процитировал я его слова. Хейн улыбнулся, узнав своё высказывание. – Так что прекрати меня корить за то, что я скрыл её от тебя.

Хейн опять улыбнулся. На щеках его расцвели милые ямочки, совсем как у Акиры, когда та смеялась. Я поскорее отогнал от себя эту мысль. Ну что, чёрт возьми, со мной делает сущность инкуба?!

Через десять минут мы опять шли через поле. Хейн, наверно, чтобы загладить свою вину за угрозу, рассказывал мне о своём детстве и о людях, что жили в его деревне. Я чувствовал, что юноше больно вспоминать обо всём, что связано с его прошлой жизнью. Это, наверно, сроднило нас более, чем что-либо другое.

В те моменты я думал, что мне больше никогда не удастся оглянуться на своё прошлое без горечи и жгучей боли в сердце. Мне казалось, что я, подобно Хейну, буду бежать от реальности, отбросил все представления о врагах, друзьях и семье. И тогда, прочувствовав весь ужас того, что я пережил и через что мне ещё предстоит пройти, я проникся сочувствием к моему другу получеловеку.

Я понимал, что даже сейчас, когда Хейн точно знал, ему ничего не грозит, юноша всё же опасался, что кто-нибудь (а в данном случае я) ударит его в спину, предаст, опять заставит бежать. От жалости я даже говорить не смог: не хотел, чтобы Хейн ощутил мою сентиментальность. Я, хоть и ощущая себя другом этого получеловека, не мог быть до конца уверенным в том, как и что рассказать ему правильно, чтобы он точно понял меня и не принял мои слова за жалость, снисхождение.

В тот день мы сделали ещё один большой привал, во время которого Хейн обречённо признал, что мы не доберёмся до леса раньше, чем наступит вечер следующего дня. Увы, я уже давно подозревал об этом, ещё до того, как Хейн упал без чувств от недосыпа. Он на половину человек, а с такими, как люди, про скорость можно забыть. Я и забыл, но Хейн всё равно еле поспевал за мной.

Вечер подкрался к нам незаметно. Мы разговорились и так и шли полночи, пока Акира громко не заявила (за день она научилась строить довольно сложные предложения), что пора бы нам замолчать и дать Хейну поспать. Лишь тогда я обратил внимание, что боль от солнечного света в моём теле уже несколько часов как остыла, а яркий день сменился прохладной ночью.

Хейн еле передвигался, и, как сказала Акира, я предложил ему остановиться. Он был настолько изнурён, что даже спорить не стал и просто устроился на первом же возвышении. Акира потребовала (не попросила, а именно потребовала, что меня должно было насторожить ещё тогда), чтобы я научил её древнеинкубскому. И опять я впал в замешательство: откуда моя сестра, которой едва исполнилось три дня, знает такие слова? Но я просто думал, что это от того, что она принадлежит к бессмертным.

Утро принесло с собой туманную дымку, превратившую всё поле в беспросветный молочный круговорот. Хейн сетовал на то, что мы его не разбудили раньше, потому теперь нам предстояло заблудиться в безграничных полях. Я не разделял его плохого настроения: наконец-то я смогу беспрепятственно ходить днём. А то всё тело горит, будто я стою на углях.

Меня приятно удивляло то, что на Акиру солнце не действует так, как на меня. Я не представлял, что было бы, если бы ей было также больно.

Похоже, девочка тоже радовалась туману. Она, сидя у меня на плечах, широко раскрыла свои ручки, будто хотела обнять облака влажной белизны, что окружали нас. Она смеялась, весело и беззаботно щебетала о том, что видит, а видела она куда больше, чем Хейн или даже я. Она разглядела в траве много метров от нас кролика, хотя я не видел ничего, кроме своих ног, силуэта Хейна да густого тумана. Меня очень заинтересовало то, какие способности приобретёт с годами Акира.

Хейна же не интересовало ничего, кроме того, что "все мы погибнем". Он неустанно твердил эти слова, пока я не треснул ему по затылку. Самым странным в настроении Хейна был его неуёмный пессимизм, откуда-то проснувшийся в нём даже раньше, чем мы прошли половину пути. И опять-таки я не решался с ним заговорить об этом. Несмотря на то, что изначально мы умудрились обсудить какие-то глубоко личные вопросы, затронули темы, далекие от светских, теперь я робел при нём. Было ли дело в том, что я испытывал к нему влечение, или же прошло шоковое состояние после произошедшего – я не знал.

Настроение у меня было приподнятое весь день. Акира, когда я спросил её, видит ли она лес, ответила, что мы уже очень близко. И хвастливо добавила, что не будь у неё таких медлительных спутников, как мы с Хейном, она бы уже давно там была. Хейн поражался тому, насколько девочка уже хорошо говорила. К вечеру туман начал постепенно рассеиваться: белый водяной дым сменялся зеленью травы под ногами, синевой невероятно высоких скал, предзакатной золотой пеленой неба. И, как и сказала Акира, мы были в паре сотен метров от леса. Мне стало так легко, будто мы уже пришли в Айнон.

Реакция Хейна была куда выразительнее моей: парень издал победный клич, от которого и у меня, и у Акиры кровь застыла в жилах, и, не обращая внимания на тяжесть сумок, кинулся в сторону леса, задорно крикнув:

– Догоняй, инкуб!

Я решил, что небольшая пробежка мне не помешает, потому использовал всю свою силу, чтобы нагнать уже далеко улетевшего Хейна и перегнать его.

Наверняка ещё ни одно существо во Вселенной не испытывало такого утомительного счастья при виде леса с его великанами-соснами и огромными чёрными елями. Этот лес представлял собой казавшуюся бесконечной полосу до жути высоких хвойных деревьев, окаймлявших всю долину. Здесь лес упирался в подножье скал, что вздымали ввысь свои заснеженные пики. Так я опустился на колени и без задней мысли прикоснулся губами к покрытой хвоей земле. Когда я наклонился, Акира слезла с мох плеч и пошла в сторону небольшого скопления деревьев, чтобы вернуться с большим грибом в руках.

– Я его ещё в тумане заметила, – хвастливо сказала малышка. Хейн и я переглянулись. Когда Акира пошла поискать ещё подножного корма, получеловек с тревогой в глазах спросил меня:

– А это нормально? То, что она видит так далеко?

– Не знаю, – честно признался я ему. – Вполне возможно, что это её способность. Вроде твоей магической, только у неё она физиологическая.

Хейн кивнул, но я видел, что мой ответ его не успокоил. Но юноша так устал, что уже ничто не было способно заинтересовать его достаточно, чтобы он начал спор. Я чувствовал, что и сам не прочь вздремнуть часок-другой. Всё-таки я не спал три дня. Это не предел, конечно, но всё-таки приятного мало, когда ты клюёшь носом и не можешь сосредоточиться.

Хейн зевнул во весь рот и повалился прямо на сосновые иголки, что пахли смолой.

Буквально через минуту он уже крепко спал. А я не мог оставить Акиру без присмотра, потому попытался занять себя чем-нибудь, пока девочка бегала вокруг небольшой полянки, на которой мы решили остановиться. Это было самое начало леса: деревья здесь были ещё редкими, а поле глядело на нас своими изумрудными глазами, золотясь в лучах заходящего солнца.

Я решил развести костёр. Ночи были июльские, так что холодно не было, но это единственное, что пришло мне в голову. Я взял за руку Акиру и повёл её с собой в лес, чтоб она мне помогла найти палки и кору. К моему величайшему удивлению, на пути нам не встретилось ни одной веточки или сучка, несмотря на то, что лес был полон сухих деревьев. Довольно скоро Акире наскучило бродить со мной в бесплодных поисках, потому она принялась собирать всякие перья, растения и прочую чепуху, важность которой понимают только дети.

Когда мы вернулись на поляну, Хейн что-то прокричал и бросился мне на шею.

Я очень удивился и было подумал, что парень увидел какую-нибудь ужасную мышь и испугался, но язвительные слова застряли у меня в горле, когда юноша, уткнувшись мне в плечо, прошептал:

– Я так испугался, что ты решил меня оставить.

Так я понял, что Хейн привязался к нам с Акирой не меньше, чем мы к нему (ну, по крайней мере, я – Акира никаких особых чувств относительно получеловека не проявляла). Я погладил его по волосам. Юноша прижался ко мне ещё крепче, что меня странно взволновало: внутри всё будто начало таять, где-то внизу живота завязался тугой узел.

Мои руки скользнули по его спине, и к необыкновенной радости моей юноша не отстранился. Разум кричал мне, что я извращенец, урод, идиот, что если я сделаю ещё хоть одно движение, то вся моя жизнь будет покрыта позором до тех пор, пока я сам не убью в себе эту пагубную страсть, внезапно захватившую меня. Но тело и разум уже отделились друг от друга, я слегка отодвинул от себя своего друга-получеловека и примкнул к его губам.

Возможно, я был глуп, если считал, что Хейн хочет этого, потому что тот сразу распахнул глаза, и два изумруда с неверием уставились на меня. Я поспешил отстраниться от юноши, потому что тот упёрся руками мне в грудь и попытался оттолкнуть. Это отрезвило меня лучше любого удара, и мозг заработал с лихорадочной силой.

Я глядел в его широко распахнутые глаза, силясь понять, ненавидит он меня или испытывает то же, что и я. И тогда зелёный водоворот его взгляда закружил меня, не отпуская от себя. Я прошептал, сам не понимая, что говорю:

– Похоже, я инкуб.

Я рассмеялся, и к моему изумлению, Хейн тоже. Боги, кто же разъяснит мне, что делается в голове этого получеловека?

– Да уж, – согласился парень, вытирая рот рукавом рубашки, – но не смей больше так делать.

Я решил бросить пробный камень:

– Но согласись, тебе понравилось, – я не смог скрыть насмешливые нотки в голосе, когда произносил это. Хейн воззрился на меня престраннейшим взглядом.

– Потому никогда больше так не делай, – ответил он.

Я почувствовал, что кровь забурлила в жилах, когда смысл этих слов дошёл до моего разума. Губы сами собой растянулись в улыбке.

– Пока ты сам не попросишь, – нахально заявил я, ничуть не раскаиваясь в содеянном.

– Вполне возможно, – согласился юноша, тряхнув волосами. От этого жеста у меня мурашки пошли по всему телу.

– Так куда ты ходил? – внезапно спросил Хейн. От того, что я поцеловал этого красивого полукровку, я сначала и не понял, о чём он говорит – всё вылетело из головы, кроме вкуса его губ. Потом я, наконец, понял и ответил:

– Хотел костёр развести, но тут ни одной палки нет.

– Так тепло же, – заметил юноша.

– А мне надо было чем-нибудь занять себя. Не хотел засыпать, Акира останется без присмотра.

– Иди спи, – минуту помолчав, сказал Хейн. Почти приказал. – Я с ней посижу.

Сначала я хотел сказать, что я сильнее него, что не нуждаюсь в отдыхе. Что я сам прекрасно могу поухаживать за своей сестрой, и что она вряд ли захочет иметь дело с получеловеком, после того, как она всё время проводила с благороднорождённым себеподобным инкубом.

А потом подумал: какого чёрта?

– Накорми её, если найдёшь что-нибудь, что может гореть, разведи костёр, – распорядился я и отправился к тому месту, где ещё несколько минут назад лежал Хейн.