Текст книги "Киона Асгейр, путь в Айнон (СИ)"

Автор книги: Аноним Бруно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Я бережно убрал с её бледного лба белоснежную прядь. Девочка спала, как ангел. Легонько коснувшись губами её щеки, я побежал обратно к Хейну, который тактично рассматривал звёзды.

– В доме пусто. Уверен, – проинформировал я. – Можно зайти в семейный склеп, там на могилах есть какая-то еда.

Хейн побледнел (если это вообще возможно с его болезненного вида кожей) и воззрился на меня неверящим взглядом. В нём был написан такой ужас, что я невольно заозирался.

– Что? – удивлённо спросил я, когда молчание юноши затянулось.

– Ты собираешься... расхищать могилы? – спросил он срывающимся голосом.

– Ну и что? – не понял я. Да что с ним такое?

Хейн помотал головой, будто пытался разогнать туман перед глазами.

– Ты с ума сошёл? Это же могилы твоих предков! – закричал юноша, чем окончательно удивил меня. Какое ему дело до моих предков?

– Так они же мёртвые, правильно? Они нам отдадут свои запасы, чтобы не умерли и мы, – почти оправдываясь сказал я. Хейн всё также с ужасом глядел на меня.

– В том-то и дело, что неправильно! Чёрт возьми, ты что, не страшишься вообще ничего?! Ты будешь наказан! – воскликнул получеловек.

Тогда я понял, в чём было дело. Я едва удержался от смешка.

– Ты веришь в Бога, Хейн? – спросил я изумлённо. По-моему, уже даже люди поняли, что пора перестать верить в судьбу, богов и тому подобное. Может, я сам иногда кричу проклятья в небеса, обращаясь к богам. Но так я же в них не верю, а кличу только по привычке...

– Он есть, – твёрдо сказал юноша, сердито глядя на меня. – Потому он накажет нас, если мы решим потревожить тех, кого он уже приютил.

Я закатил глаза.

– Не говори глупостей. Если и будет наказание, то только мне. Ты просто подержишь двери. Я возьму еду. Теперь ты согласен?

– НЕТ! – воскликнул Хейн. Похоже, его в ужас приводила одна мысль о том, что мы возьмём что-то с могил.

– Не хочешь, не иди, – резковато пробормотал я и пошёл за дом, где была дверь в "подземное царство" дома Асгейров. Она была замаскирована под стену, потому, наверно, люди и не стали врываться в неё. Не нашли.

Я редко открывал тяжёлые дубовые двери, чтобы войти в семейный склеп. Просто мне было неинтересно смотреть на возвышения могил моих прародителей. А теперь я нуждался в них, как в воздухе.

Два дня назад мы с отцом приходили сюда – приносили "пожертвования" Богам (отец мой всё же верил в них). Лаирасул принёс много хлеба, вина и дюжину кусков мяса. Это воспоминание грело меня. Инкубы рождались с полным рядом зубов, потому Акира уже сейчас сможет прекрасно есть всё это. А на алкоголь кровь мне подобных не реагировала, потому сестре можно будет пить и вино...

Я представил себе лицо Хейна, когда я буду поить новорождённую вином. Наверняка, он закатит истерику.

Я не стал дожидаться парня. Он сам решит, идти ему за мной или нет. Потому ноги просто несли меня вниз по лестнице, что вела в полные сумрачной влажности покои смерти моего рода.

Холмики с невысокими обелисками по обеим сторонам от меня притягивали взгляд. Я никогда не чувствовал себя настолько смертным. Все мы когда-нибудь умрём или нас убьют. Даже тех, кому дарована вечность. Внутри стало как-то пусто. Неуютно.

Страшно.

Я понял, только сейчас понял, что сегодня был на волоске от смерти. Я почти потерял ту крупицу счастья, которую получает каждый при рождении. Я остановился.

В ту секунду мне было по-настоящему страшно. Я почти умер. Почти.

Позади послышались шаги Хейна, отдававшиеся эхом в тёмном подземелье.

– Киона, – осторожно позвал он меня. Понятное дело, для человеческого глаза здесь слишком мало света. Он едва сможет разглядеть стену перед собой, и то, когда уже врежется в неё. Потому я решил смилостивиться над юношей и пошёл ему навстречу.

В темноте Хейн смотрелся до нелепости забавно: тонкие ручки, худощавое тело, длинные ноги... я едва не засмеялся. Он смотрелся, как жёлудь на спичках. Вот как это выглядело.

– Я тут, – мой голос отразился от влажных от времени стен и долетел до Хейна, который слепо озирался, пытаясь заметить меня. я усмехнулся и подошёл к нему. Как я и подозревал, парень меня не видел вплоть до того момента, пока я не встал прямо у него под носом. Сперва он испуганно отшатнулся, почти упал и недовольно проворчал:

– Нельзя же так... ты-то бессмертный, а у меня жизнь одна. Мне её потерять легко, а тебе не позволю это со мной сделать.

Я хохотнул. Он так смешно выглядел, когда злился. А в темноте подземелий мне казалось, что я говорю с богомолом. Я схватил его за руку и потянул за собой. он неуверенно поплёлся следом, явно разгневанный тем, что приходится идти за мной, а не вести меня. и откуда в нём взялся этот дух лидерства? Как вообще при таких габаритах можно считать себя предводителем? Я улыбнулся и покачал головой, вполне довольный тем, что Хейн этого не видел.

– Мы идём в правильном направлении? – недоверчиво пробормотал Хейн. Я рассмеялся: я видел всё как днём.

– Конечно. Скажи, ты правда ничего не видишь?

– А иначе позволил бы вести себя как малого ребёнка? – пробурчал юноша. Его тон вызвал во мне новый смешок.

– Я тебе говорил остаться и держать дверь, – напомнил я.

– И пропустить твоё варварство? Нет уж. Раз пойду с тобой в Айнон, мне нужно знать, что за чудовище ты из себя представляешь.

"Видел бы ты, что я сделал с девушкой в городе", – подумал я, но вслух произнёс:

– Ну, если так...

Дальше шли в полном молчании, слушая дыхание друг друга и шаги. Иногда под ногами пробегала мышь. Сперва Хейн издал нечто вроде вопля, от которого у меня душа заледенела. А потом откашлялся и заявил, что по полу "шныряют монстры". Когда я объяснил ему, что это лишь грызуны, Хейн покраснел так, что, казалось, мог освещать собой эти тёмные подвалы.

Мне чудилось, что низкие потолки давят на нас, но это просто проявлялось моё недружелюбное отношение к замкнутому пространству. Боги, а что, если мне опять станет плохо?! Чтобы отогнать от себя эту мысль, я помотал головой, будто это хоть как-то могло мне помочь. Когда лёгкие начали отказываться впускать воздух, я не на шутку перепугался. Если мы здесь застрянем, то наверняка с Акирой что-то случится...

Я вспомнил, что Акира осталась на улице и зарычал. Скорее запищал, потому что паника, затопившая меня, не давала произвести ни одного приемлемого звука.

– Что? – голос Хейна немного осип от молчания, но в нём всё равно ясно слышались нотки тревоги.

– Акира... одна...

– Не волнуйся, – тихо ответил тот. – Заклинания, что я наложил на неё, хватит на несколько дней, если не недель.

– Что за бред? Таких заклинаний не существует, – проворчал я, хотя очень хотел поверить Хейну.

– Ты не знаком с моей магией, – немного хвастливо заявил юноша, тряхнув головой.

Что ж, вполне возможно, что сила этого пацанёнка во многом превышает мою. Во всяком случае, о том, что может этот странный ребёнок лучше не задумываться и поверить ему на слово.

Хейн правильно истолковал моё молчание, потому мы продолжили идти в немного неуютном молчании. Стены больше не давили на меня, но на душе было тяжело. Я не хотел задумываться об этом, но мне непроизвольно передались страхи Хейна: наверно, Боги и правда накажут нас.

– Неважно, – прошептал я. Хейн вопросительно глянул на меня.

– Что неважно? – спросил он.

– Да так, – отмахнулся я.

Мы шли полчаса или час – я не знал. Поземное кладбище моего рода петляло на много километров под полями и садами родителей. Конечно, род у нас был не такой уж древний, чтобы могилами была занята вся площадь подземелий, но отец верил, что мои дети, их дети и так далее останутся в родовом имении Асгейров, потому и сделал столь глубокий ход в земле. Лично я не разделял его уверенности насчёт того, что кто-то здесь будет жить после него. Кому нравится мёрзнуть в деревянной развалюхе, которую и домом назвать сложно, не то чтобы имением. У моей драконьей половины естества было отличное чувство местности, потому я не боялся, что мы с Хейном потеряемся. А вот юноша был совершенно неуверен в этом: я чувствовал, как он отчаянно цепляется за мою руку.

Неужели он правда ничего не видит? Или просто прикидывается, чтобы прикасаться ко мне...

От этой мысли стало как-то странно тепло, даже горячо. Что за чертовщина со мной творится?! Неимоверными усилиями мне удалось восстановить внезапно ставшее прерывистым дыхание. Теперь я точно знал, что сбил его не от того, что потеряю сознание. Мне было тяжело дышать вовсе не от человеческого запаха Хейна, хотя теперь я и его уже не чувствовал. Я оглянулся на юношу, что пристально глядел на меня, но я готов был поклясться, что он не понимает в темноте, что смотрит мне в глаза.

Оглядывая его странно красивое лицо, я понял, что смотря на губы, я хочу к ним прильнуть.

Ужас.

"Ничего ужасного", – шептал разум. – "Твой отец инкуб. Чего ещё было ожидать?"

Правильно, когда-нибудь это должно было произойти.

Я заглядываюсь на мужчину, нет, на мальчика.

Я так долго смотрел в лицо моему спутнику, что не заметил, как подошёл вплотную к стене и, ударившись в неё, рухнул прямо под ноги юноше. Тот с глухим вскриком споткнулся об меня и упал рядом.

– Тьфу ты, – выругался я и медленно встал.

– Видит он всё, – проворчал получеловек.

Хейн прокряхтел ещё что-то неразборчивое, но я отчётливо услышал слово "глазки".

– Что ты сказал? – прошептал я, когда юноша, держась за меня и отряхиваясь, негромко ругался сквозь зубы.

– Говорю, странно, но в темноте я непроизвольно начинаю тебе глазки строить, – и Хейн хохотнул заливисто и искренне, будто выдал отличную шутку. Меня будто к месту приморозило.

– Ты что, мне всё теперь будешь рассказывать? – поинтересовался я. Слишком уж спокойно говорил Хейн о том, что завлекал меня.

Лично я тот пристальный взгляд, каким меня одаривал юноша, никак не назвал бы "строить глазки". А вот сам парень, похоже, считает, что этот так. Значит, не я один не знал о том, что во мне что-то выглядит не так, как я себе представлял: у меня улыбка, у Хейна – кокетство...

Я засмеялся.

– Да уж, – пробормотал, посмеиваясь, Хейн.

– Всё, хватит, пошли за едой.

Парень вздохнул: ему явно не хотелось опять идти вслепую по влажным коридорам, где под ногами носятся мыши и крысы.

Прошло всего несколько минут, когда я услышал громкий возглас Хейна:

– Там свет! Я вижу! Там вон что-то светится!

Я промолчал, потому что этот свет, исходящий от незатухающих магических свечей, видел уже несколько минут. Зрение у меня ловило малейшие отблески рыжеватого света ещё за много метров, в то время как Хейн мог видеть их лишь на расстоянии пары. Я покачал головой.

– Почти пришли, – пробормотал я.

И правда через пару минут мы уже вышли в большой зал, залитый светом.

Квадратное помещение, где подземный холод смешивался с холодом из спящих могил, было завалено немного завядшими цветами и золотыми монетами. На стенах в красивых резных подсвечниках печально сияли белые восковые огарки.

Земляной холодный пол был неровным из-за многочисленных холмиков, покрывавших его, – могил моих предков. На каждом возвышении стояла каменная гладкая плита с высеченными на ней именами и заклинаниями.

К каждой плите был прислонён венок с вечно живыми цветами – творениям моей матери. Воздух здесь был наполнен благоуханием, приторным запахом мертвечины и разложения и тёплым ароматом света.

Разумеется, я понимал, что нужно было бы оказать какие-нибудь признаки уважения спящим вечным сном прародителям. Да и Хейн от меня ожидал подобного. Но я не делал ничего, просто оглядывал помещение в поисках столика, куда отец клал "жертвы Богам". Он оказался в дальнем конце, за могилой какого-то древнего, как мир, старика, чьё имя на плите почти стёрло время.

Я неспешно прошёл мимо плит, проводя по их гладким поверхностям ладонью. Все эти инкубы и драконы когда-то тоже прошли через свою вечность, оборванную кем-то...

Мне всё время было интересно, почему люди и эльфы называют свою вечность жизнью. У человека не полноценная вечность, как у бессмертных существ, она "украденная" – так это именовал мой отец. Конечно, у нас, инкубов и драконов, тоже есть определение жизни, только им мы называем время между рождением и прохождением Наречения. Вот лично я сейчас живу, а потом, когда, наконец, пройду Наречение, буду "Вести Вечность", как это называется.

Оборванная вечность. Это так странно. Кто-то зачем-то убивает бессмертное существо. Это неправильно. Мы не должны умирать.

Столик был наполовину скрыт под хлебом и кусками мяса. Хейн, который шёл за мной по пятам, смотрел на это со смесью отвращения и неверия. Держу пари, в его народе никто и никогда не приносил столько еды на могилу.

Я наклонился и взял в руки столько хлеба, сколько поместилось. Когда получеловек подошёл вплотную, я передал ему то, что набрал, а сам взял куски мяса, которые источали такой аромат, что голова у меня пошла кругом, а живот свело. Я сегодня за весь день куска в рот не брал.

И тогда мне стало стыдно.

У меня умерли родители, а я так легко разоряю то место, где могли бы покоиться они.

И вообще как я могу думать о еде?!

– Хейн, – позвал я. Тот промычал мне что-то в ответ, но я не расслышал и сказал:

– Накажут нас не Боги, а мы сами. Мне лично сейчас стало неприятно. Я граблю семейный склеп.

– Наконец-то до тебя дошло, – проворчал юноша, тряхнув головой. Волосы его, раньше скрывавшие шею и плечи от моих глаз, сейчас упали на грудь. Тогда я заметил то, насколько он изящен, этот Хейн. Мне стало так любопытно, как выглядели его отец и мать, чтобы сын уродился таким красивым!

– Ладно, – пробормотал я. – Наплевать. Я не для себя ворую отсюда еду, а для Акиры.

Хейн пожал плечами.

– Согласен.

– Тебя не поймёшь, – заявил я. – То ты "против", то ты "за"...

– Какой есть, – отмахнулся юноша.

– Не боишься? – спросил я, чувствуя, что Хейну совсем не хочется тащиться ещё час с полными руками по темноте. – Назад будет ещё труднее.

Хейн упрямо сжал губы и помотал головой. Я хмыкнул и пошёл прочь из светлого зала. С пола мне задорно переливались монетки, и я вспомнил, как будучи ещё маленьким мальчиком, я пробрался сюда и собирал в ладони эти золотые пуговки, а потом подбрасывал их над собой в воздух.

Как только мы вышли из яркой комнаты, Хейн ахнул: темнота сразу обступила его, и я понял – парень по-настоящему испугался, что я бросил его здесь. Улыбнувшись своему новому другу (хотя он этого и не заметил), я подошёл к нему и, насколько позволяли наполненные мясом руки, взял его за рукав рубашки. Ткань показалась мне холодной, будто Хейн сам был ледяной. Тогда я коснулся его руки.

Жутко холодная кожа!

– Что с тобой? – изумился я. Хейн ответил:

– Я же наполовину эльф, забыл? Мы не можем поддерживать температуру тела без солнечного света. Даже рассеянного или скрытого в облаках.

Хм. Откуда я должен был это знать? Ну да ладно...

– Хейн, хватит болтать. Старайся держаться как можно ближе ко мне.

Он кивнул, и мы пошли по тёмному коридору. Наверное, уже наступила глубокая ночь. Мы слишком много времени потратили на всё. Да уж. День кошмарный. Может быть, самый ужасный за всю мою вечность...

Вечность! Чёрт! Я не прошёл сегодня Наречения! Оно не пришло мне! От ужаса я резко остановился, и получеловек с глухим стуком врезался в меня.

– Ну что теперь? – возмущённо пробормотал Хейн. Я невидящими глазами уставился на него. Меня парализовал ужас.

– Я смертен.

Эти два слова звучали как приговор.

Если тебе была точно известна дата твоего Наречения, то оно просто не могло не придти к тебе. А если всё-таки оно обошло тебя стороной, то ты, наверняка, никогда его уже не пройдёшь...

– Нет вечности.

Мясо, что я прижимал к себе начало падать на пол с оглушительными шлепками. Руки опустились сами собой.

– Я смертен, – повторил я. Слова прорывались к разуму, разъедая его, словно кислота. Меня затопила паника, страх... Что же теперь делать?

"А ничего не делать", – шепнул разум. – "Умрёшь с Хейном в один день, как в сказке".

Я со стоном опустился на колени. Хейн бросил хлеб на пол и испуганно потряс меня за плечи.

– Что произошло? Киона! Ответить! Опять плохо?

– Я смертен.

Юноша смотрел мне в глаза почти минуту, а потом признал:

– Не понимаю.

– Я сегодня должен был пройти Наречение, – объяснил я. – Оно обошло меня. Теперь мне отмерен человеческий век.

Хейн непонимающе смотрел на меня. Он не мог почувствовать того ужаса, который испытывал я. Хейну и так пришлось бы прожить одну человеческую жизнь. Он сам не понимал этого, но в нём было слишком много от человека, а это явный показатель того, что он смертен, как человеческое дитя. Его мать не достигла своей цели, её ребёнок умер бы вместе со своим отцом. . А я так надеялся, так ждал... так не хотел умирать.

Годы пролетят для меня незаметно, как сон. А потом, когда сон кончится, я не проснусь. Я просто и не буду бодрствовать никогда.

Я похолодел и, наверное, моя кожа стала почти такой же температуры, как и у Хейна.

– Ну... я уверен, что не всё потеряно, – попытался утешить меня юноша.

Я решил, что получеловек никогда не поймёт моих переживаний, потому постарался избавить его даже от раздумий на эту тему.

– Не обращай внимания. Я знаю, оно ко мне придёт, – безмятежно ответил я. Хейн удивился такой быстрой перемене в моём настроении. Но потом лицо его смягчилось, и он пошёл подбирать хлеб.

"Я смертен".

Я тоже собрал мясо, и мы пошли дальше по коридорам подземелий. Свет из зала с могилами всё ещё настигал нас, но вскоре он сменился непроглядной тьмой. Я почувствовал, как Хейн отчаянно старается идти прямо за мной, хотя он мог положиться только на свой слух.

Мои шаги были какими-то глухими, будто я уже умер и теперь хожу бесплотной тенью.

"Я смертен".

Нет. Нельзя о таком думать, иначе никаких нервов не хватит.

И всё-таки от правды я не мог укрыться, даже если бы захотел.

Глава 3.

Наверное, самым прекрасным моментом за весь тот ужасный день для меня стала не секунда, когда я понял, что жив, не та мысль, что показала мне – Хейн мой друг. Самым прекрасным был миг, когда я вновь увидел лицо Акирджавы.

Девочка не спала, когда мы с Хейном вышли из тяжёлых дубовых дверей.

Подойдя к ней я первым делом прижался к её маленькому телу. Стук сердца меня успокоил.

"Если не буду жить я, то уж она точно выживет", – мелькнуло у меня в голове. Потому я не дал чёрному унынию и дальше меня порабощать и завёл разговор о переходе через лес, который был неизбежен, если мы хотели попасть в Айнон.

– Там нет никаких монстров, – заверял меня Хейн. – Всё это выдумки. Просто странный и тихий лес. Пожалуй, слишком тихий, но так даже интереснее.

Акира была у меня на руках и опять серьёзно рассматривала моё лицо. Это было даже забавно, но я не мог понять, кого вижу в ней: ребёнка или уже взрослую, но немую женщину. Это походило на игру в гляделки: она пристально глядела на меня, будто подозревала в чём-то, а я отвечал ей насмешливым взглядом. Но Хейна я слушал, во всяком случае, старался.

Мне не нравилось то, что я стал почти зависим от взгляда больших синих глаз. Едва я поднимал голову на Хейна, как всё во мне противилось этому, и я снова начинал разглядывать милое личико сестры...

Странное чувство – любить кого-то. Когда я смотрел на Хейна, испытывал простое влечение, которое порождал инкуб, живущий во мне. Даже заморачиваться на этом не стоило. Но то, что охватывало меня при взгляде на Акиру ни в какое сравнение ни с чем не шло.

Семейные узы. Я надеялся, что это были всего лишь семейные узы, которые так прочно привязывают меня к маленькому созданию.

"Не так сильно семейные узы привязывают двух родственников", – насмехался надо мной внутренний голос. – "Ты сам это понимаешь".

– Понимаю, – вдруг произнёс я. Хейн удивлённо поглядел на меня.

– Что понимаешь?

– Да так, ничего.

– Ты странный, – заметил Хейн. – говоришь сам с собой, и эльфийский твой с акцентом.

Я улыбнулся.

– Эльфийский я в совершенстве не знаю. Говорю несвободно. Так что меня винить не надо. Это не мой родной язык.

– А, – протянул Хейн.

Мы развели костёр. Наши тени колыхались, попадая в цепкие объятия языков пламени. Хейн периодически оглядывался на свою тень и улыбался ей. И я ещё и странный после этого...

Акира в первые же десять минут съела две булки хлеба и кусок мяса. Хейн смотрел на это, разинув рот. Я спокойно отнёсся к зверскому аппетиту ребёнка. В конце концов, я сам был таким же. Странно вообще, что малышка не потребовала все наши запасы – мне мама рассказывала, что я ел больше, чем они с отцом вместе взятые. Раньше я как-то не верил им, но сейчас понимал: не было и намёка на шутку.

Сытый желудок обеспечивал нам приятную беседу: мы рассказывали друг другу о своём прошлом.

Мне например стало очень интересно то, как живут люди. В итоге я пришёл к выводу, что люди не такие уж и звери. Во всяком случае не все. И, когда я скрепя сердце сказал об этом Хейну, он улыбнулся и заставил говорить о прошлом меня.

Я рассказывал всё, как на исповеди. Мне было приятно видеть восторг на лице Хейна, когда я говорил о полётах, моих друзьях-драконах, о красоте нашей долины, о моём детстве, когда я залезал на самые высокие деревья весной и собирал целые букеты нежно-розовых цветков, чтобы подарить матери... когда мне становилось слишком тяжело говорить, получеловек сразу понимал это и спрашивал что-нибудь о другом, менее болезненном. Когда я, наконец, добрался до сегодняшнего утра, когда всё было наполнено ожиданием моего Наречения, юноша выразительно посмотрел мне в глаза.

– Ты всё-таки не хочешь быть смертным, – тихо сказал он, глядя на меня.

– А кто же хочет? – изумился я. Как мог он сморозить подобную глупость?! – Вечность променять на жизнь! Боги, да о чём ты говоришь, Хейн!

Тот потупился.

– Я хочу.

– Ну ты чудик, тебе можно, – заявил я, стараясь скрыть всё моё неодобрение по поводу смертности и желания умереть поскорее за добродушной улыбкой. Похоже, юноша тут же понял моё истинное отношение к этому всему.

– Ты не человек, тебе не понять, – со знанием знатока пробормотал Хейн. И тогда я вспылил.

– Ты и сам не человек! Прекрати говорить о себе как об этих животных! Ты полуэльф! Почему тебе так неприятна мысль о вечности? Неужели ты так хочешь умереть?

От моего крика проснулась Акира и заворочалась. Потом её синие глаза впились в меня, и я опять превратился в зомби. Боги, я никогда и не представлял, что дети почти не производят звуков! Возможно, только моя Акира была такой тихой. Но она плакала за все те часы своего существования только раз. Меня это забавляло.

– Ты опять... – начал было Хейн, но осёкся под моим взглядом, внезапно ставшим суровым, когда я перевёл его на юношу. Акира, услышав голос Хейна, замолкла и принялась теребить прядь моих волос.

– Что? – осторожно осведомился я.

– Хватит на неё смотреть, будто ты влюблён, – сердито пробормотал получеловек.

Я застыл. Взрыв истерического хохота мне помогла сдержать Акира, что наверняка испугалась бы, услышав подобные звуки. Но с губ всё-таки сорвался смешок. Оказывается, это и правда ненормально, испытывать подобное к сестре! Как мило. Я влюбился в новорождённую девочку.

Извращенец.

– Фу, – бросил Хейн, глядя мне в глаза. Я перехватил его взгляд и увидел, что зелёные зрачки друга были песчаными.

– Эй! – возмутился я. – Ты обещал не менять моё сознание!

– А я и не менял. Просто мысли прочитал, – недовольно пробурчал парень. – Знаешь, такие мысли я видел лишь у влюблённых по уши идиотов!

– Значит "фу" не потому, что эти мысли направлены на родную сестру? – удивился я.

– Я просто не люблю настолько сентиментальной сопливой нежности, – с отвращением заявил Хейн.

Я ничуть не оскорбился. Пожалуй, мне стало даже немного неловко.

А что, если я влюбился?

Но это же абсурд! Как можно полюбить новорождённого младенца, тем более свою сестру?!

"Мы, инкубы, созданы любить. Неважно кого", – вспомнил я слова отца. Мне тогда было примерно пятнадцать лет, и я не поверил этим словам. Ещё и посмеялся над ними. Да и сейчас готов был смеяться чуть ли не до слёз, ведь влюбиться в Акиру представлялось мне настолько глупым и просто отвратительным! Какой бы расы я не был, всё же во мне были заложены традиционные морали и нормы, вроде не любить мужчину, родственника и так далее. Но вот теперь вся моя хвалёная приверженность классическим правилам поведения трещала по швам.

Возможно, на меня влиял возраст. Как-никак я единственный из своих знакомых, кто в семнадцать лет ни разу не влюблялся и оставался девственником, вот разум, тело и мысли решили наверстать упущенное.

Я глубоко вздохнул.

– Сегодня спать не буду.

Хейн кивнул.

– Я тоже. Помогу собраться.

– А ты сможешь всю ночь не спать? – с сомнением спросил я. – Учти, днём останавливаться не будем.

– Я же на половину эльф, забыл? – Хейн ухмыльнулся и ударил себя в грудь. – Мне всё же досталась какая-то часть той силы, что есть у всех бессмертных.

– Да уж...

"Но далеко не самая лучшая часть", – подумал я. – "Ты всё равно умрёшь".

И я тоже.

Чтобы отогнать эту мысль от себя, я помотал головой. Получеловек не обратил на это внимания, продолжая апатично жевать свой хлеб.

Отблески пламени делали его кожу почти прозрачной. Я был готов поклясться, что видел, как кровь бежит по его венам. Тонкие руки были почти белыми, но болезненный цвет делал их немного желтоватыми. Длинные тёмные волосы упали ему на плечи и распылись по груди. Теперь он был похож на самого обычного эльфа с их тонкой смертельно-бледной кожей, чёрными волосами и хрупкими, но сильными телами. Глядя на него в тот момент, я мог с лёгкостью понять, как выглядела эльфийка – мать Хейна. Наверняка такой разрез глаза перешёл юноше от неё – у людей такого просто не бывает: огромные изумруды под густыми длинными ресницами, уголки которых чуть подняты к вискам. Это выглядело немного странно, если видеть эльфа впервые. Но когда привыкаешь к их необычной но, несомненно, прекрасной внешности, то начинает казаться, что это единственно правильный вариант красоты. У Хейна были высокие скулы, как и у эльфов, тонкие нежно-фиолетовые губы, длинные заострённые уши, кончики которых выглядывали сквозь чёрные пряди волос.

Но в его лице было что-то и от человека: взгляд был таким же плоским, как у людей, будто смотришь на стекло; у него был человеческий рост, а все эльфы почти также высоки, как и я (два метра и пара сантиметров, которыми я очень гордился), может, даже выше. А этот мальчишка едва доставал мне до плеча.

Хейн тяжело вздохнул и тряхнул головой. Волосы упали ему на спину, обнажая тонкую шею и уши. И тогда я заметил то, что было скрыто раньше за чёрными прядями.

– Хейн, что это? – изумлённо спросил я, наклоняясь к мочке его правого уха, в которую было вдето большое кольцо с перьями. Никогда не видел, чтобы подобное носили бессмертные существа. Только люди позволяли себе подобную вульгарность.

– Ах, это, – Хейн попытался опять скрыть волосами украшение. Он выглядел разочарованным, будто я напомнил ему о чём-то, что он силился забыть.

– Что это?

Юноша посмотрел мне в глаза, будто просил о чём-то.

– На наше поселение когда-то напали.

– Человеческое поселение? – уточнил я.

– Да, – Хейн опустил голову, скрывая себя и своё украшение за волосами. – Мне было четырнадцать.

Я ждал продолжения, но Хейн замолк и отвернулся от меня. Когда он вновь посмотрел на меня, я с удивлением обнаружил, что в его глазах стоят слёзы.

– Я тебе не говорил? У меня была младшая сестра.

Теперь мне стала понятна его необъяснимая забота об Акире, пока я был без сознания. Наверняка, она напомнила ему о его сестре...

– Её звали Ксанафия. Она была дочерью моего отца и деревенской женщины – его первой жены, которая умерла при эпидемии, что прошла много лет назад. Знаешь, наверное, ни один человеческий ребёнок не был настолько красив, как Фия. Она была невероятно прекрасна, хотя тебе в это верится с трудом, я уверен.

Я любил её настолько сильно, что мог бы умереть, лишь бы она была счастлива. Она также любила меня.

Тут он поглядел на меня с пониманием.

– Я знаю, что ты чувствуешь к Акире. Между мной и Фией возникло противное обычаям чувство: мы полюбили друг друга. Отчаянно, безрассудно. Вопреки всем правилам, законам... какие любви законы? – горько усмехнулся юноша. – Мы были счастливы почти полтора года... а потом пришли люди из соседней деревни, – лицо Хейна стало пустым, будто окаменело. В тот момент он стал как никогда похожим на человека, придавленного грузом собственного несчастья. – Нет, это были не люди. Звери. Именно такие, какими ты видишь нас всех, Киона. Эти монстры хотели присоединить наше поселение к своему и основать город, но наши старейшины отказались, полагая, что эти соседи довольно слабы как воины. Но им было невдомёк, что к нашему отказу уже были готовы. На следующий день к нам явились вооружённые отряды.

Хейн нервно провёл ладонью по лбу, будто старался от чего-то укрыться.

– Эти захватчики нападали на дома, сжигали всё и вся, убивали целые семьи, надругались даже над младенцами! Мы с Фией укрылись в лесу, но вскоре убийцы начали поиски по всей территории. Когда нас нашли, меня избили почти до смерти. Они и подумали, что я умер, и оставили в горящем доме. Я чудом выбрался, чтобы найти Фию. Когда я нашёл её, было слишком поздно. Перед тем, как убить её, люди почти выпотрошили её прекрасное тело. Через неделю, когда все ужасы закончились полным порабощением нашего селения, Фии не было с нами. После похорон я взял эту серьгу из её вещей, отец увидел это, был крайне зол. Тогда он рассказал мне о моей матери, обвинил меня в её смерти и сказал, что это я не смог защитить её. Тогда я ушёл, чтобы никогда не вернуться.

По лицу его промелькнула тень. Мне показалось, он ненавидел отца. И действительно считал себя виноватым.

– Вот почему ты не желаешь жить вечно, – прошептал я. – Ты не хочешь нести это бремя всю Вечность.

– Наконец ты знаешь, – удовлетворённо отозвался Хейн, вытирая слезу тыльной стороной ладони.

– Прости, что тебе пришлось рассказать это. Теперь тебе больно.

– Боль – это часть меня. Не извиняйся.

Юноша приподнял волосы так, чтобы я смог рассмотреть странное украшение поближе. Теперь я чётко видел маленькие рунические письмена, искусно вырезанные на слоновой кости, из которой и было вырезано кольцо. Перья были очень жёсткими, я никогда раньше таких не видел, но на ощупь они казались странно похожими на волосы.

– Чьи это перья? – поинтересовался я. Хейн улыбнулся и ответил:

– Орлиные, невежда. Ты что, даже такие перья не различаешь?

Я замялся. Всё-таки Хейн был прав: не понять, что перед тобой орлиное перо – на это способен только я. Но, даже несмотря на то, что этот получеловек теперь был мне вроде как другом, я не хотел опускаться до того, что приходилось бы слушать его насмешки.