Текст книги "Время Изерлона (СИ)"
Автор книги: Анна Котова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Когда выбралась из кабины, оказалось, что руки дрожат, зубы стучат, а половина двигателя срезана начисто. Наверное, лазерный луч. Да хоть молния Тора. Главное – цела. Жива. И даже не зря летала, кого-то все-таки сбила.
Незнакомый парень сунул в руку стакан с водой. Жадно пила, стиснув картонную посудину слишком сильно, так что стаканчик смялся. Привкус металлический. С чего бы? Тьфу, всего-то – прикусила язык, оказывается.
Жива.
Потом раздались радостные крики, кто-то кидал кверху форменный берет, кто-то даже свистнул в два пальца.
Пришла подмога.
Имперцы струхнули и удирают. Вот и славно. Все, кто уцелел – домой.
На Изерлон.
Возвращаемся.
Ничего себе учебный полет. А впрочем… сразу всему и научилась, а, Мария Сюзанна Беккер? Говорят, так учат плавать – кидают в воду, и барахтайся, как знаешь. Кто не утоп, тот поплыл. Я поплыла. Наверно, я теперь пилот? Надо будет спросить Олле. Если он жив, конечно.
Вернулись. Адмирал Ян жмет руку Дасти. Правда, это ведь Дасти, мой закадычный приятель, выиграл эту битву. И мы все. И я… Вот они, и Олле, и Ванья, и Юлиан, и Гусев (как его имя? Энтон? Надо же, забыла, вот стыд…), и Хакке… а Ольтермана нет. И Вагнера не вижу. И Льюсона.
– Мэри… это ты. – Знакомые руки, и голос знакомый до боли. Уткнуться лицом в китель. Нет, я не реву. Это так, оно само течет.
Здравствуй, Райнер.
Это завтра я вспомню, что мы с тобой не разговариваем, и буду мяться, не зная, как теперь себя вести, а ты будешь хмуриться и отводить глаза. Это завтра я выйду из каюты с короткой стрижкой, и ты ляпнешь, что раньше было гораздо лучше, а я обижусь, и мы снова ступим на эту дурацкую тропу отчуждения и непонимания. Все завтра.
Сегодня – здравствуй. Я тебя люблю.
Изерлон. Женщина как драгоценность
Ступай теперь и помни: если дама или девица попросит твоей помощи, с охотой помоги, оставив все другие дела и не требуя награды. Ты можешь поцеловать девицу, если она тебе желанна, но не принимай ничего, кроме одного поцелуя, разве только кольцо, но лишь после того, как ты наденешь свое кольцо на ее палец.
Роджер Ланселин Грин
После изучения основ прицельной стрельбы курсанту предлагаются различные усложнения – боевая стрельба в движении, с выхватыванием оружия и (или) приведением его в боевую готовность, с ограничением по времени и т. д. Вводятся различные внешние факторы – неудобное освещение, нестандартная мишень… Рассказ про обучение боевой стрельбе можно продолжать очень долго, но основные принципы, думаю, уже понятны.
В помощь преподавателю военного училища. – Хайнессен, 759 г. к.э.
Сержант Галлахер приоткрыла один глаз.
– Уходишь?
– Пора, милая, – отозвался генерал Шенкопф, возясь с галстуком. Кто, действительно, выдумал эту форму…
– Мог бы не торопиться в мирное-то время, – вздохнула сержант, открывая второй глаз. – Тем более в отсутствие нашего адмирала.
– В отсутствие нашего адмирала дисциплина особенно важна, – скривился генерал и наконец затянул узел. – В следующий раз не буду развязывать, сниму через голову. Надоело.
– Можно подумать, что адмирала интересует дисциплина, – сержант села и потянулась. Одеяло сползло, открывая много интересного. Но на генерала такие штучки действовали лишь тогда, когда он хотел этого сам. Сейчас же было не до того. Он назначил на восемь нуль-нуль стрельбы в тире, значит, без двух минут восемь должен быть на месте. Чтобы в 8:00 стремительным шагом войти в тир, окинуть розенриттеров орлиным взором и рявкнуть: "Подтянуться, сони! Что за разгильдяйство!"
– Адмирала совершенно не интересует наша дисциплина, – согласился он. – Ему плевать, когда и как мы оттачиваем свои, чтоб их, знания и навыки. Просто когда доходит до дела, он рассчитывает на нас, и мы должны быть готовы. В секунду. И работать лучше всех. Поэтому ты уж извини, Милли. Сейчас никак не могу задержаться… Хотя не буду врать, – добавил он галантно, – хотелось бы.
– Иди уж, – вздохнула Милли. – Сам знаешь – я тебе все прощу, такой уж ты человек. Пока.
– Пока, – отозвался генерал уже от двери.
Он вовсе не был обязан заниматься с парнями сам, поскольку в нынешние его обязанности начальника обороны крепости тренировки розенриттеров не входили. Но ребятам было приятно сознавать: генерал их не забывает и продолжает выделять среди прочих. Да и самому все равно надо когда-то упражняться в той же стрельбе или в рукопашной. А кроме того, отсутствие адмирала Яна было настолько неправильным и даже подозрительным, что безусловно не помешало бы развеяться.
Адмирал отбыл на Хайнессен, ничего толком не объяснив. Вызвали. Хотят допросить о чем-то связанном с прошлогодним переворотом. Взял с собой мисс Гринхилл да Машенго. Они люди надежные, и все же, все же… Зачем этой своре мелких душонок, дорогому нашему правительству, Трунихт их побери (и ведь поберет непременно, дайте только срок), понадобилось что-то выяснять у адмирала? У нашего адмирала, которому ни один из них не достоин ботинки драить? Вальтер фон Шенкопф чувствовал тревогу и неприятное покалывание под ложечкой – а этого он терпеть не мог. Насколько все было бы проще и разумнее, если бы наш адмирал скрутил уже этих шакалов в бараний рог! Шенкопф представил себе скрученных в бараний рог шакалов и усмехнулся. Интересный образ, надо сказать Поплану, пусть разовьет. Оливеру на полчаса острот хватит.
Очнулся от невеселых размышлений он уже у дверей тира. Черт, попрощался ли я с сержантом? Надо же, не вспомню. Вроде все-таки попрощался… Ничего, если вдруг и нет – Милли Галлахер умница, поймет. Славная девушка, добрая, нежная – и никакого жеманства. "Вы мне нравитесь, генерал", – по-военному прямо и просто. Ты мне тоже нравишься, Милли, хорошо, что мы понимаем друг друга.
Парни уже были на месте.
Молодец Линц, неплохо справляется. И Блюмхарт хорош… А кстати, что-то ведь мне говорил насчет Блюмхарта Ванья Конев… Конечно. Дела сердечные. Почему у некоторых всегда получается так серьезно и сложно? Когда на самом деле это просто и прекрасно. Как у меня с Милли, или с Тиной, или с Вайолет Никандров, или с той блондинкой, забыл только, как зовут… Что они умудряются себе придумать такого? Может, я чего-то не понимаю в этой жизни, но мне нравится, как она устроена на личном фронте. Истинная демократия.
Если б наша государственная демократия была бы хоть вполовину так хороша, как моя личная – во взаимоотношениях с леди… Та, что мы имеем, вызывает брезгливое желание отойти подальше. А еще лучше – вымести ее к чертовой бабушке за пределы известных звездных систем, чтобы не воняла. Да уломать нашего адмирала наладить государство как должно. Он сможет лучше всех, уж всяко не хуже Лоэнграмма, который ни одной битвы у адмирала не выиграл, как ни пыжился. Адмирал гениален, вне всякого сомнения, только в отношении к политике невыносимо упрям. Глядя на него и не скажешь, что он может быть настолько несгибаем в иных вопросах. Он же из тех, кто вроде бы не умеет говорить «нет»… а как бы не так! Стоит делу коснуться политики – и его «нет» тверже алмаза. Впрочем, и в бою тоже. Стальной стержень под тюфяком.
Хорошо стреляют, в отличной форме ребята. Да, Линц молодчина, из него выйдет замечательный командир. Собственно, уже вышел. Приятно сознавать, что передал полк в те самые руки, в какие надо. Быть тебе, Каспер Линц, генералом. Когда-нибудь. Не завтра, но может быть – послезавтра. И парень ты славный.
А Блюмхарт как брови-то сдвинул. Зол. На кого?.. Да, что ж там говорил мне Ванья…
Забавно, я тоже стал называть его «Ванья» – вслед за этой смешной девчонкой со светлыми глазами, светлыми волосами и знакомым с детства имперским акцентом, – тем самым, от которого отец не смог избавиться за все двадцать лет жизни в Альянсе. Я-то другое дело – дети быстро перенимают звучащую вокруг речь. А папа вот именно так и говорил, с этим имперским «р» и твердым «г», где не надо. Хорошенькая девочка, и так вся и светится… светилась… при виде моего майора. Действительно, что-то у них поломалось. А ну-ка… как ее зовут?
– Мэри-Сью, так, майор?
Ого! Нет, конечно, не промазал. Розенриттеры не мажут по мишеням в тире, даже если исподтишка ткнуть булавкой в мягкое место. Но едва не промазал. Даже, кажется, попал на пару миллиметров левее, чем собирался. Рука-то дрогнула.
Никуда не годится. Придется все-таки завести этот разговор, хоть и дело не мое, и вообще ничье.
– Что же, Линц, отпускайте парней. Как говорится, всем спасибо, все свободны. Майор Блюмхарт! Задержитесь. Мы с вами пойдем да выпьем немного.
– Слушаюсь, генерал.
Спиртное – великое коммуникативное средство. Как полезешь в душу человеку, если он этого не хочет? А тут – сели, разлили, и генерал, не ходя вокруг да около, провозгласил:
– За женщин, лучшее украшение нашей жизни! – и выжидающе поднял стакан.
Майор порозовел, но разве же можно не поддержать тост? Если уклониться, последуют расспросы. Кажется, они воспоследуют в любом случае, но хоть как-то оттянуть неприятную минуту…
– За женщин, – согласился майор.
Чокнулись. Выпили. Генерал разлил снова.
– За то, чтобы украшения не осложняли нашу жизнь, – сказал Шенкопф как бы слегка рассеянно.
Майор отреагировал с энтузиазмом.
– О да, – отозвался он, не раздумывая. – Не надо осложнений.
Генерал покосился на Блюмхарта, решил, что время полномасштабной атаки еще не настало, и налил снова.
– За бриллианты без изъянов, – пустил он пробный заряд. Подумал и скорректировал прицел: – Изъяны могут изуродовать самый прекрасный камень.
– Они великолепны, – ответил Блюмхарт. – За бриллианты без изъянов.
Выпил и добавил:
– Самый прекрасный камень можно испортить, даже если сам он совершенен.
– Тогда за то, чтобы у ювелиров руки росли откуда надо, – предложил генерал, наливая по четвертой.
– Хотелось бы, – помрачнел майор. – А если руки кривые, не берись за ювелирное дело.
Пора, решил Шенкопф, наливая по пятой.
– Разве у тебя кривые руки? – спросил он.
Майор мучительно покраснел и молча выпил, не дожидаясь тоста.
– Быть не может, – генерал налил майору еще. – Ни за что не поверю.
– Голова у меня кривая, – сказал Блюмхарт с отчаяньем в голосе.
– О, тогда за то, чтобы она встала на место, – предложил Шенкопф.
– Прозит, – отозвался Блюмхарт.
Выпили.
– И что же надумала твоя дурная голова? – поинтересовался генерал.
– Не могу я сейчас жениться, – Блюмхарта, кажется, наконец прорвало. – Война. В стране черт знает что творится. На пенсию я еще не заработал… почти. Мне нечего предложить порядочной девушке.
– Ну так не женись, – пожал плечами генерал. – В чем проблема?
– А в том, что если я не могу сейчас на ней жениться, мне лучше исчезнуть с ее глаз! – выпалил майор, хватаясь за стакан, как утопающий за конец лага. Генерал едва успел плеснуть ему виски. – Но мне деться некуда! Никогда не думал, что крепость Изерлон такая маленькая. И потом, у нас же общие друзья.
– Не понял, – медленно сказал генерал, изучающе глядя на майора. – Почему, если нельзя жениться, нельзя и общаться?
На щеках майора сейчас, наверное, можно было яичницу жарить. Шенкопфу пришлось приложить недюжинное усилие, чтобы не фыркнуть, представив себе скворчащую глазунью на физиономии бедняги Блюмхарта. Тьфу, наказание – живое воображение. С такими идеями – к Поплану, к Поплану! Тут у нас разговор серьезный.
Майор полыхал, но молчал.
– Господи, – вздохнул генерал. – Одних разговоров и танцев-обниманцев тебе мало, а для остального ты полагаешь необходимым законный брак. Я правильно понял проблему?
Майор не ответил и налил себе еще. Сам.
– А она об этом знает?
Блюмхарт растерялся.
– О чем?
– О твоей проблеме, чудо невинности.
В глазах майора появилась некоторая задумчивость. Ну наконец-то голова включилась.
– Майор Блюмхарт, вы эгоист, – припечатал генерал.
– Я думал не о себе! – возразил майор.
– О себе, о себе, – проворчал Шенкопф. – Если бы ты думал о ней, ты бы объяснился. Она должна читать твои возвышенные мысли? Она должна знать заранее, что ты решил отойти в сторону, не считая возможным сейчас законный брак – и не считая возможным развивать отношения без этого самого, чтоб его, брака. Она, значит, должна догадываться, а ты будешь страдать.
Майор глотнул еще виски.
– А ты подумал о том, что она, между прочим, как я слышал, бывшая шлюха?
Блюмхарт подавился выпивкой и закашлялся. Генерал хлопнул его по спине.
– При чем здесь это! – булькнул майор. – Это никакой роли не играет! Генерал, если бы не уважение к вам…
– Спокойно, – Шенкопф поднял ладони в протестующем жесте. – Я ничего плохого не хочу сказать о твоей девушке. Я только о тебе, великовозрастном идиоте. Тебе не пришло в голову, что она могла подумать, глядя на твое поведение? Майор Блюмхарт меня бросил – может быть оттого, что считает мое прошлое постыдным? И вы ходите, двое бестолковых, додумываете друг за друга – ах, какой я недостойный! ах, какая я недостойная! – а потом мой майор, блестящий офицер, мажет по мишени, потому что у него размягчение мозга на почве личных страданий! Позорище!
– Я не мазал, – беспомощно ответил Блюмхарт.
– Еще чуть-чуть – и промазал бы! – рявкнул генерал. – Извольте пойти прямым ходом к вашей девушке и объясниться наконец! Сделайте ей предложение, в конце концов! Женитесь, когда получится, – если она еще согласится, конечно, – а предложение-то сделать что вам мешает?
– Прямо сейчас? – растерянно сказал Блюмхарт и заглянул в стакан.
– Мда… Прямо сейчас, пожалуй, все-таки не стоит, – согласился Шенкопф. – На такое дело идти надо на трезвую голову. Насколько я себе представляю.
Еще бы, мне-то никогда не приходилось уговаривать леди выйти за меня замуж. И слава богу. До чего же некоторые все усложняют. Как хорошо, что я не высокоморальный майор Блюмхарт. Жениться. Брррр. Но этому дурню ничего не остается. Он, видите ли, иначе не может.
– Разрешаю сегодня предложения не делать, – сказал генерал. – Проспитесь сначала. Но чтоб в ближайшее же время… Вы меня поняли?
Майор вскочил, слегка покачнувшись, и щелкнул каблуками.
– Слушаюсь, сэр!
– То-то, – проворчал Шенкопф. – Вольно, майор.
Изерлон. Битва крепостей
Крепость Гайерсбург представляла собой искусственное космическое тело диаметром 45 километров, массой более 40 триллионов тонн. Поверхность ее состояла из композитных сплавов, керамики и жидкого металла. Крепость способна была вместить у причалов 16 000 кораблей и по огневой мощи не уступала Изерлону. Снабженный двигателями, Гайерсбург оказался способен переместиться в Изерлонский коридор и вступить в прямой бой со станцией Изерлон.
История галактических войн, т. IV. – Серия "Популярная энциклопедия". – Хайнессен, 6 г. Новой эры
Если главное изерлонское орудие выстрелит и попадет в изерлонскую броню, кто победит? Это называется «парадокс»…
Оливер Поплан
Как сделать предложение девушке. – Вообще, всё зависит от самой девушки. «Танцевать» надо от её вкусов и предпочтений. Но в любом случае, надо сделать этот момент незабываемым, чтобы и через 40 лет, даже если вы расстанетесь, она могла сказать: «Да, этот Вилли, конечно, был редким придурком, но как он мне предложение сделал!»
Житейские советы
«Ленивые сонные звезды…»
Зачеркнул. Ленивые, но бессонные.
Подумал. Нет, все ж таки звучит:
"Лениво бессонные звезды
Веками в пространстве висят…"
Только наоборот, сначала «веками», а потом «лениво». Вот так:
"Веками бессонные звезды
Лениво в пространстве висят…"
– плевать, что не висят, а летят, это художественный образ. Тут в голове щелкнуло, и он быстро дописал:
"…Я им в наказание создан,
Шальной человеко-снаряд", -
и, быстро оглянувшись, не видит ли кто, скомкал лист.
Ах ты черт, без свидетелей не обошлось. Хорошо, что это Мэй. Маячит в дверях, не решаясь войти. С тех пор, как она остригла волосы, Дасти ее спокойно видеть не мог. Потому что светленькие пряди вовсе не лежали красивой волной, как предполагал фасон стрижки ("Я хотела как у мисс Гринхилл!"), а закручивались спиралями во всех направлениях без всякой системы и порядка. Руки просто чесались потянуть за какое-нибудь из колечек да посмотреть, какой оно на самом деле длины. Дасти пару раз и не удерживался, а она просто отстранялась, и все.
И открытая шея теперь поднималась из форменного воротника невыносимо трогательно. Положить ладонь на эту шею сзади, а указательным пальцем ловить колечки волос…
"Я с ней дружу, – мрачно напомнил себе Дасти. И само собой добавилось: – Чтоб тебя, Блюмхарт, слепой ты, что ли!"
– Привет, – сказала Мэй. – Ты один? а то я Оливера ищу.
Конечно, он был один. Как раз потому и выбрал большой зал заседаний, что в это время в нем никого не бывает и некому заглядывать через плечо и издеваться: "Контр-адмирала на лирику пробило!"
– Посмотри лучше в столовой, небось они там с Коневым с утра заправляются пивом, – сказал Дасти вслух.
– Нет его там, – вздохнула Мэй. – Ну ладно. Значит, не судьба. Я хотела попросить, чтобы он разрешил мне поменяться уроком с Хакке.
– Поменяться уроком? – удивился Дасти.
– Ну да, у нас сейчас индивидуальные отработки, мне Олле назначил на шесть вечера, а Хакке на одиннадцать утра. А у меня есть на вечер планы… Ну сорвутся. так сорвутся, ничего страшного.
– Хочешь, если увижу его, передам?
– Нет смысла, Дасти, у Хекке урок уже через час.
Контр-адмирал Аттенборо посмотрел на часы и присвистнул. Ничего ж себе посидел немножко в тишине… Два часа коту под хвост, и хорошо, что непосредственного начальства на месте нет, а то б… На самом деле ничего хорошего, адмирал Ян как сгинул там, на этом клятом Хайнессене, ни сообщений, ни хотя бы теленовостей. Ну зато по шее давать некому.
– Пойдем отсюда, – сказал Дасти, вставая, – мне пора к моим ребятам, чтобы не расслаблялись. А тебе куда?
– В ангар, – пожала плечами Мэй. – Пойдем.
На развилке коридора разошлись, махнули друг другу рукой на прощанье – и Дасти даже не дернул ее за волосы. Чем и гордился целых десять минут.
Планы на вечер были тревожными и неопределенными, на самом деле Мари была, даже, пожалуй, отчасти рада, что не удастся освободиться. Уважительная причина. Занята. Извини, Райнер.
Потому что Райнер вчера поймал ее у выхода из казармы и, глядя в сторону, сообщил, что у него к ней важный разговор. Очень важный. Давай завтра вечером? пойдем куда-нибудь, хоть в ту же «Рыбу»…
Под ложечкой неприятно тянуло, сердце вздрагивало. Что он собрался ей сказать? Почему нельзя прямо сейчас? Почему смотрит в сторону? Даже в ушах зазвенело. Молчал Один знает сколько времени, избегал, а теперь ему, видите ли, поговорить… Да что ж такое…
Загудел мини-комм. Ну конечно. Это он.
– Ты сможешь сегодня вечером? – ни здрасьте, ни до свидания, ни изображение включить.
– У меня занятия по летной подготовке, Райнер.
– Во сколько?
– В шесть.
– Ну так давай в восемь…
– Я только в восемь освобожусь. А мне еще переодеться…
– Тогда в девять. Я буду ждать. Приходи обязательно.
Характерное треньканье – конец связи.
Я же собиралась сказать, что сегодня не смогу. Как же получилось, что я согласилась? Вот же дурочка.
Я боюсь этого разговора. Я уже привыкла к унылой неопределенности, старательно отведенным взглядам, ворчанию сквозь зубы – и одета не так, и прическа дурацкая, и вообще у него дел выше крыши, некогда ему со мной глупостями заниматься! Не понимаю, что он надумал за эти месяцы. Только раз и был прежним – когда я не погибла там, в том учебном полете. Целых полчаса – глаза светились, и руки вздрагивали на моих плечах, и прижимал меня крепко-крепко, и шептал в ухо чушь, от которой кружилась голова… А потом снова как отрезало.
Я боюсь. Хоть бы что-нибудь помешало нашему свиданию. Что угодно.
– Когда в следующий раз соберешься накликать беду на наши головы, подумай десять раз, – мрачно сказала Каролин, торопливо натягивая рабочий комбинезон под завывание общестанционной сирены. – Немного чересчур, тебе не кажется? Чтобы отменить неприятное свидание, Мэри, достаточно сказать молодому человеку «нет»!
– Жалею, что рассказала тебе, – огрызнулась Мари. – Теперь пожалуйста: я буду виновата в том, что имперцы навесили двигатели на космическую крепость. Готовились к моему свиданию с Райнером, ага. Ночей не спали, выгадывали дни и минуты: как бы нам так напасть на Изерлон, чтобы у Мэри-Сью Беккер свидание сорвалось?
Торопливо застегивая на ходу «молнии», бежали по коридору. В соответствии с экстренным планом, давным-давно разработанным на случай нападения на крепость, им следовало находиться в секторе RU-73 и быть готовыми к любому срочному ремонту.
Собрались в дежурке на границе 73-го и 74-го секторов, ждали. Ничего пока не происходило, сирена и та замолкла. Вилли Симмз вытащил из ящика с инструментами засаленную колоду карт. Вокруг него быстро собрался кружок игроков и болельщиков. Мари и Каролин пристали к сержанту Дегалли с расспросами о крепости Гайерсбург. Дегалли толком ничего не знал, но рассуждал со вкусом и очень авторитетно. Его можно было замечательно ловить на несообразностях. Сержант начинал горячиться, обвинять собеседников в глубочайшем невежестве и нести откровенную чушь с невероятным апломбом. Так что девушки дразнили сержанта, то прикидываясь идиотками, то задавая умные вопросы. Это было куда интереснее, чем нервничать. Все равно ничего же не поделаешь.
Смена прошла впустую. Через 12 часов их отпустили отдыхать, с тем чтобы еще через 12 часов они снова вышли на дежурство. Но отдых полетел кувырком, потому что с Гайерсбурга ударили, начисто снеся сектор RU-75. Дежурных из 73-го послали на подмогу к дежурным 75-го… и они обнаружили, что в 75-м не выжил никто.
Каролин держалась за стенку, хватая ртом воздух. Ее тошнило. Толком ничего и не увидела там, в 75-м: единственная хоть как-то работавшая поврежденная телекамера с чудовищными помехами демонстрировала рваное железо и затеки жидкой брони, никаких кровавых ошметков не осталось и не могло – но от самой мысли, что несколько минут назад здесь был здоровенный сектор с лабораториями, батареями, службами, гражданскими и военными сотрудниками – четыре тысячи человек! – от самой этой мысли становилось худо. Мари поддерживала подругу под локоть и быстро шептала: "Соберись, рядовая Вонг, живо, некогда нам сейчас раскисать!" – а Каролин молча кивала, боясь открыть рот, чтобы из него не вырвалось судорожное рыдание. Наконец выпрямилась.
– Все уже, Мэри, – сказала она хрипло. – Все. Пойдем. Куда нам?
– Дегалли велел идти к восьмому складу. Генерал Шенкопф будет делать всеобщее внушение по радио, нам следует внимать всем коллективом.
И внимали, и не дослушали, потому что враг ударил снова, и их перебросили тушить пожар. Тут уже худо стало Мари, но некогда было зеленеть и падать, и она поднимала обожженных и тащила, отворачивая лицо, носилки, кашляла от дыма, потому что не надела вовремя респиратор, – а потом они колупались в покореженном железе, помогая техникам батареи 12–72 реанимировать механизм всплытия, и уже было все равно.
Чувства притупились, осталась только работа, работа, работа. Закончили на этом участке? Переходим на следующий. На лету схватываем задачу, по мере сил выполняем. Закончили? следующий участок. Сколько вы уже на ногах, смена Дегалли? пятнадцать часов? немедленно спать. Не успели, кажется, закрыть глаза – подъем. Срочный ремонт в 32-м секторе, вашу смену перебрасывают туда.
Потом короткая передышка – только-только отоспались как следует, – и снова.
Столкнулась на бегу с Олле Попланом, спросила, не заберет ли он ее в свой отряд.
– Нет, – довольно резко ответил Олле. – У твоей тыловой команды каждые руки на счету, а пилотов мне и штатных хватает.
А потом как-то непривычно ласково, без ехидства, ухмыльнулся и потрепал по спутанной шевелюре.
Кивнула на прощанье и побежала дальше. Только падая в койку после отбоя, уже проваливаясь в сон, подумала: "Наверное, он считает, что в космосе опаснее, чем на станции, а я ж девчонка. Спасибо, конечно, за заботу, Олле, но если мы выживем. я тебе кое-что скажу насчет мужского шовинизма". Не сказала, само собой. Забыла. Не до того.
Дни сливались в гудящую усталостью череду. Лязг инструментов по металлу, иногда стоны раненых, когда санитары еще не подошли, а механики оказались под рукой. Запах гари, след от респиратора на носу и щеках. Руки в ссадинах, закопченный серый комбинезон, и стиральная машина не справляется. Волосы свалялись, потому что мыть голову я еще как-то… а расчесывать забываю регулярно. Как вовремя я постриглась. С длинными волосами вовсе была бы беда. Мы все похожи на чучела. Хорошо, что не видят меня сейчас мои замечательные друзья из командного пункта. И Райнер.
Как там Райнер? только и знаю, что жив…
Потом настал настоящий полноценный отдых, потому что «Гиперион» вышел в космос под командованием адмирала Меркатца, и механиков вернули на борт приписки. После чудовищного напряжения всех сил там, на осажденной станции, тут, в трюмах родимого флагмана, была просто райская тишина и совсем нечего делать. Подумаешь, техосмотр «спартанцев». Великий Один, я думала, это работа, а это, оказывается, курорт.
Жаль, недолго.
Честно говоря, она думала, что всем им настал конец. Хоть и трепыхались, и работали, стиснув зубы, и побитая техника оживала снова и снова – та, которая могла. И люди где-то приходили в себя по госпиталям – те, кто мог. А Гайерсбург стрелял и стрелял. А Изерлон огрызался и огрызался.
Когда позже ей сказали, что осада продолжалась чуть больше месяца, она удивилась. Никак не получалось – месяц. То казалось, что годы. То – что считанные дни. Дня три. Ну неделю. Или столетие. Но никак не неполных пять недель.
Ту минуту, когда к ним, ковырявшимся в неисправной турели, подбежал Вилли Симмз с горящими глазами и потрясающей новостью, она запомнила. Только никак не могла вычислить, который это был день осады. Вилли дернул ее за рукав, и она выругалась сквозь зубы, не хуже иного розенриттера – ключ сорвался с тугой гайки и больно ударил по пальцам.
– Сейчас парни сказали, – захлебываясь, говорил Вилли, – адмирал возвращается и вот-вот будет здесь! Наш адмирал! Девчонки, мы продержались, вы понимаете? Теперь все будет в порядке, наш адмирал их сделает, как маленьких, правда же?
И Мари сразу простила ему разбитые пальцы и сорванную резьбу.
Но гайку пришлось заменить, не без того.
Выяснилось, что чудесная новость означает новый вылет на курорт – «Гиперион» пошел в обманный маневр.
А когда вернулись, уже все кончилось.
Мари не видела взрыва вражеской крепости, разгрома имперского флота, и о гибели имперского командующего адмирала Кемпфа ей никто, разумеется, не доложил. Она знала только, что все в порядке, потому что вернулся и командует адмирал Ян Вэньли.
В космосе они болтались дольше, чем она надеялась, – она-то думала, что корабли войдут в изерлонские доки сразу же, но пришлось еще выходить в рейд вдогонку самоуправным эскадрам Нгуена и Моутона, в раже погнавшимся за отступающим разбитым флотом Гайерсбурга. Впрочем, для Мари это означало лишь, что на мостовые Изерлона она ступила неделей позже.
Она вышла под искусственное солнце Изерлона, щурясь, и увидела Райнера Блюмхарта. Как осунулся за эти безумные дни. Но не отводит взгляда, смотрит прямо ей в глаза.
– Я сходил с ума от беспокойства.
– Я тоже.
– Я люблю тебя.
– И я.
– Мэри, давай поженимся.
– Что? – она, наверное, плохо слышит. – Что ты сказал?
Он повторил.
Изерлон. Невеста
Фройляйн Мариендорф: герцог Лоэнграмм, я думаю, вы объединились с Феззаном и сознательно позволили им похитить кайзера. Я не права?
Герцог Лоэнграмм: Вы правы.
Э.Г.Крангерт. Хроники времен Райнхарда I. – Феззан, 11 г. Новой эры.
Настоящим я официально подтверждаю, что террористы похитили его величество кайзера Эрвина Йозефа. Местонахождение его величества, как и местонахождение беззаконных преступников, похитивших его величество, выяснены. Эта банда преступников – бывшие аристократы, возглавляемые прежним посланником Империи в Феззане графом Иоганном фон Ремшейдтом. Негодяи, укрывшись среди мятежников, называющих себя Альянсом свободных планет, незаконно объявили о создании правительства в изгнании. Таким образом, я заявляю: остатки аристократии, беззаконно и трусливо похитившие кайзера с целью повернуть ход истории и силой захватить права, установленные людьми, поплатятся за свое злодеяние. Честолюбцы из Альянса свободных планет, которые вместе с ними участвовали в беззаконии и планируют мятежную войну против мира и гармонии во вселенной, не избегнут той же судьбы. Этот неверный выбор должен быть исправлен подобающим наказанием. Преступникам нужны не дипломатия и не убеждения. У них нет ни способности, ни желания этого понять. Только сила способна показать им их глупость. Следовательно, неважно, сколь много крови будет пролито, принимая во внимание, что совершили эти безрассудные преступники и заговорщики.
Вспышка сверхновой. – Сборник документальных материалов о кайзере Райнхарде I. – <Феззан, 4 г. Новой эры
Дарите женщинам цветы! Цветы не просто украшают нашу жизнь, это основа целой индустрии, обеспечивающей работой ботаников и селекционеров, садовников и работников оранжерей, продавцов и дизайнеров.
Житейские советы
Теперь они строили планы на будущее.
Райнер все-таки был невозможен. Сделав предложение впопыхах, под влиянием порыва, он счел, что был недостаточно галантен. Он же собирался – по всем правилам, в торжественной обстановке, можно даже при свечах и уж непременно с шампанским. Ну или с красным вином. Поэтому он объявил, что намерен компенсировать все пропущенные пункты. Что это такое – познакомились, два раза потанцевали, поцеловались, поругались – и сразу давай поженимся. Где ухаживания? Пусть не по порядку, но ухаживания будут.
Поначалу Мари это ужасно льстило. Они встречались, чинно гуляли, шли в кафешку или в кино, жарко обнимались где-нибудь на заднем ряду кинотеатра или в тени кустов изерлонского парка, пока никто не видит. Они вместе являлись на офицерские гулянки, и Райнер не отходил от нее ни на шаг, и обнимал ее, кружась по залу, и сообщил всем и каждому, что Мэри-Сью Беккер – его невеста.
Но он был до невозможности приличен. Когда кровь начинала стучать в ушах, голова кружиться, а руки дрожать – он останавливался, извинялся и уходил. Не выдержав, однажды Мари намекнула, что она вообще-то не против добрачных отношений… ну ты понимаешь, милый, жениться нам и вправду не время, но есть некоторые радости, которых, я же знаю, мы хотим оба… так почему бы?.. Он залился краской, опустил свои невозможно длинные ресницы и буркнул, что вот для этого точно необходимо жениться. Она не могла понять его упрямства, но смирилась. По крайней мере пока.