Текст книги "Время Изерлона (СИ)"

Автор книги: Анна Котова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– Когда увижу, непременно передам, – отвечал коммодор Аттенборо, отступая к машине. – Всем-всем-всем. До свидания, миссис Тим.

Машина вильнула и покатила обратно в сторону небоскребов.

– Уфф, – сказал Дасти устало. – До чего ж разговорчивая особа. Хуже Поплана.

– И память как у комма, – хмыкнула Мари. – "А как ты был хорош в том беленьком костюмчике, милый!"

– Мэй, – в голосе Дасти прозвучала недобрая нотка, – если я узнаю, что ты рассказала об этом хоть одному человеку…

– О беленьком костюмчике? – поддразнила она.

– О маленьком хорошеньком Дасти Аттенборо, черт побери!

– Дети часто бывают маленькими и хорошенькими, – удивилась Мари. – Что тут такого? Тебе ж не пятнадцать лет – изображать из себя крутого. Ты же действительно крут, Дасти. Ты без пяти минут контр-адмирал. Подумаешь – пожилая особа помнит, что ты был маленьким!

– Мэй, я тебя прошу.

– Ну ладно, – она пожала плечами. – Никому не скажу.

– Вот и отлично… Давай-ка перекусим, а потом прогуляемся пешком. Идет?

Когда коммодор Аттенборо доставил Мари в гостиницу, ее уже ноги не держали, а голова гудела от впечатлений. Все-таки это был совсем другой мир. Не такой, как в империи, и не такой, как на станции. Шумный, безалаберный, горластый, не признающий авторитетов, увешанный разноцветной рекламой. Здесь на уличном экране можно было увидеть, как яростно спорят о политике какие-то важные с виду люди, входя в такой раж, что ведущему программы приходилось стучать ладонью по столу и выключать спорщикам микрофоны, – а в следующую минуту экран заполнял призыв пить какой-то особо витаминный сок и летать самолетами авиакомпании «Гамма», потому что она всегда с вами. Здесь безоружными толпами выходили протестовать против вооруженной пушками власти и швыряли камнями в танки. Здесь гордились своими свободами – и терпели на своей шее целую свору отвратительных политиков, плевались, но терпели, потому что умудрились сами их выбрать. Когда Мари попыталась представить, как это – все плюются, но выбирают! – она только совсем запуталась.

– Привыкнешь, – сказал Дасти. – Главное написано у тебя на майке: "Демократия банзай!" – и засмеялся.

Мари махнула рукой и даже не спросила, что такое «банзай». И так понятно.

«Гиперион» и Изерлон. Разлад

Любить легко. Но больно временами.

Дрожит неосязаемая нить.

И тычусь слепо: что случилось с нами?

Пойми. Почувствуй. Оглянись. Увидь…

Неизвестный автор ранней космической эры

– Нет еще такой леди, – серьезно ответил Гавейн, – которой я отдал бы мою любовь. Но не могу отдать ее и вам, ибо у вас уже есть лорд – намного более благородный рыцарь, чем я.

Роджер Ланселин Грин

…Кто я такая?

Вот уж действительно вопрос. Так было все просто поначалу. Девушка из бюргерского сословия, из небогатых, но и не бедных, с твердым, но скромным достатком. Незаконнорожденная, зато дочь барона – а это не позор, просто факт биографии.

Потом падала все ниже и ниже, пока не достигла дна… шелкового и в кружевах… нет, это еще не дно. Бывает и ниже, даже думать об этом не хочется. Но и там всегда было ясно, кто она такая.

А кто я теперь?..

Она ворочалась с боку на бок на своей койке. Соседки по каюте видели третий сон, а она все не могла уснуть.

Сегодня она встретила в коридоре нижней палубы Райнера – каждый шел по своим делам, случайно столкнулись. Рядом никого не было. Она шагнула в его руки и прижалась наконец. Он шептал ей в волосы, как он соскучился, голос его прерывался, а пальцы дрожали, – она отвечала бессвязно, перед глазами все плыло. Чертов коридор, открытый в оба конца! Она все-таки подняла голову, и его губы скользили по ее лицу, а его щека была гладко выбрита и прохладна. Время растянулось и лопнуло, рассыпалось на пиксели, крошечные мгновения перепутались и теперь никак не складывались в сколько-нибудь осмысленную картину.

А потом послышалось эхо шагов – кто-то шел по коридору, – и они с Райнером отпрянули друг от друга, тяжело дыша и вздрагивая. Мари бросила беглый взгляд в его лицо и почти увидела усилие, которым он пытался закрыться, беззащитность и растерянность постепенно уступали угрюмой замкнутости. Не поднимая глаз, он сказал глухо:

– Я провожу тебя.

И проводил до ангара.

У двери постояли еще немного.

– Райнер, я устала, – сказала она. – Я совсем тебя не вижу, это ужасно тяжело.

– Ты же сама знаешь, мы оба заняты по уши.

Они попрощались, он пошел обратно по коридору, она – к своим механизмам. Внутри противно ныло. Как-то все неправильно. Хотя, конечно, и в самом деле – заняты оба выше головы. И все-таки… если люди хотят видеться, они видятся, верно?

Работа отвлекла, а теперь вот – сон нейдет. Кто я такая?.. Может быть, в этом дело? Ну да, у нее теперь официальный статус, в послепутчевой неразберихе Мэри-Сью Беккер внесли официально в судовую роль, она теперь, о великий Один, рядовой альянсовского космофлота с настоящим удостоверением в руках. Одновременно она – курсант Беккер, ученица Оливера Поплана. Но одновременно она девушка, влюбленная в майора Блюмхарта. И подруга майора Поплана. И майора Конева. И контр-адмирала Аттенборо. И все это замечательно, но она помнит, хотя и старается забыть, кем она была до падения Изерлона.

О боги, сколько вас ни есть, а что, если это ее проклятое прошлое – и есть настоящая причина?

Она глухо застонала. Райнер, Райнер, я же не просто тебе нравлюсь, неужели у меня нет шанса, что ты примешь меня вместе с этой грязью на моем подоле? Я не могу отстирать его даже ради тебя – это от меня не зависит. Мне казалось, ты не замечаешь. Но теперь – сомневаюсь. Может быть, ты не хочешь замечать, но на самом деле все время помнишь – кто я такая.

Надо посмотреть ему в глаза и задать прямой вопрос – и принять ответ, каким бы он ни был.

Хватило бы сил.

…Но прежде чем она собралась с духом задать этот прямой вопрос, она услышала кое-что. Поймала обрывок чужого разговора. "Блюмхарт, помнится, говорил – встречу хорошую девушку, сразу женюсь".

Вопрос остался незаданным.

Потому что ответ казался очевидным – и невыносимым.

Теперь она старалась быть "своим парнем". С каждым днем получалось все лучше и лучше.

Каролин была непреклонна: только джинсы. К этой замечательной майке – никаких юбок! Нет, и форменные брюки не годятся. Что за эклектика? К этой майке – джинсы, с короткими штанинами, разлохмаченными понизу, с декоративной заплатой на заднице и шнуровкой по правому наружному шву. А поверх майки – выцветшую ковбойку, и ни в коем случае не застегивать! Завязать узлом на животе. На ноги – сандалии из ремешков.

Мари слабо отбивалась и пищала, что джинсы дырявые, ковбойка линялая, сандалии потрескались, и вообще все это не ее, а Каролин. А у Мари попа толще, штаны еле застегнулись!

– Терпи, красота требует жертв, – деловито отвечала подруга. – Конечно, еще бы и состричь твою шевелюру… К этому идеально пошла бы мальчишеская стрижка, твои кудри тут не катят.

– Не надо стричь, – испугалась Мари. – От меня и так уже ничего не осталось. Я косички заплету, ладно?

– Ладно, – смилостивилась Каролин. – Заплетай свои косички.

Когда они вышли из жилого блока на улицу, Мари твердо была уверена, что выглядит чучелом. Правда, рядом шла Каролин, одетая примерно так же, и она ни в коем случае на чучело не походила. Так то Каролин! Казалось, все взгляды сейчас упрутся в потрепанный наряд, а уж слишком тугие драные джинсы… Но никому не было до нее дела.

Зато Аннелиза ее не узнала. Скользнула взглядом и снова уставилась на дверь.

– Аннелиза, привет, – осторожно сказала Мари. – Это я. Давно ждешь?

Подруга оглянулась на знакомый голос.

– Ой… – и, после минутного замешательства: – Альянс. Ну чистый Альянс. Повернись-ка!

– Я же тебе говорила, Каролин, это не для меня, – запаниковала Мари. – Сейчас, я пойду переоденусь…

– Ни в коем случае! – хором сказали Каролин и Аннелиза. – Выглядишь классно. Просто непривычно.

А Аннелиза добавила:

– Каролин, а где продают такие штаны? Я тоже хочу.

И Мари успокоилась.

Они собирались в кино, но вместо этого отправились искать джинсы по одежным лавкам Изерлона – и, что интересно, нашли. Мари почему-то была уверена, что досюда этот стиль не докатился. Как бы не так: владельцы магазинов, даром что происходили, как и она сама, из Рейха, делали свое дело, какими бы странными ни казались им вкусы нынешних обитателей станции. Раз теперь их покупатели носят вот это в короткие часы досуга, позволяющие вылезти из формы, – значит, товар должен быть на полках.

После налета на магазины пошли в "Золотую звезду" – выпить кофе с пирожками. Здешняя выпечка славилась на всю станцию еще в имперские времена, когда кафе называлось "Серебряный орел". Правда, пирожные «Кайзерин» и «Маркиза» переименовали в "Безе с вишней" и «Корзиночку», но хуже они от этого не стали. А пирожки с мясом, с грибами и с сыром что в Рейхе, что в Альянсе оставались пирожками. Горячими, душистыми, вкуснющими. Три девицы в демократических разгильдяйских шмотках забавно смотрелись за столиком с витыми ножками, над крошечными чашечками тонкого дарзейского фарфора, при том что две из них изысканно брали чашечки за ручки двумя пальцами, а третья игнорировала эту ручку вовсе и держала чашку в ладони, под донышко. Впрочем, эта третья была совершенно неарийской, в отличие от двух остальных. Но за прошедшие полтора года на станции давно отвыкли глазеть на разноцветных альянсовцев как на инопланетян, которыми они, в сущности, и были. Приняли существование в Галактике еще и вот эдаких людей. Оказалось – люди как люди. Хотя с виду странные, конечно. Но человек ко всему привыкает. Привыкли к облику новых знакомцев и бывшие имперцы.

Еще полдня девушки развлекались, заговаривая со знакомыми и наслаждаясь реакцией. Поплан присвистнул, засмеялся и принялся отчаянно кокетничать с Аннелизой – она аж вся расцвела. Конев сообщил в пространство, что в юбках они были ничуть не хуже. Контр-адмирал Аттенборо дернул Мари за косичку и посоветовал обзавестись кольцами в ушах – для полноты картины. Юлиан Минц сказал: «Подходяще».

Райнер Блюмхарт покраснел, буркнул: "Ужасно выглядишь. Ты на себя не похожа", – и сбежал.

Мари рванулась было вслед, остановилась, побледневшая и угрюмая.

– Я пошла домой, – сказала она. – Нагулялась.

Когда Каролин вернулась в комнату, Мари лежала на койке лицом к стене. В казенном тренировочном костюме. Легкомысленные шмотки аккуратной стопкой располагались на одеяле Каролин. Сверху – майка с надписью "Демократия банзай!".

– Это же твоя майка, – осторожно сказала Каролин.

Мари не ответила.

Что-то было неладно, и окружающие начали это замечать – но пока не смели вмешиваться. Аннелиза пару раз заводила разговор о розенриттерах – и получала в ответ анекдоты про амурные похождения генерала Шенкопфа, плавно переходящие в приключения будущего пилота в тренажерном зале. Каролин подкатывала со своей стороны – безуспешно.

Наконец девушки объединили усилия и насели на Марию Сюзанну вдвоем, без дипломатических пируэтов и приседаний. Прямо, в лоб:

– Сознавайся, что у тебя с твоим майором. Поссорились, что ли? На обоих лица нет, и шарахаетесь друг от друга, как от минного поля.

– Не ссорились мы.

– А почему тогда?

– Это сложно.

– Уж объясни как-нибудь.

– Не хочу. Это наши дела.

– Нет, подруга, твой зеленый вид – наше общее дело.

– Я в нем разочаровалась.

– Врешь.

– Ну и пусть вру. Девочки, отстаньте, умоляю.

Голос ее дрожал, и они, конечно, отстали. Но продолжали озабоченно наблюдать и недоумевать.

Позже Аннелиза узнала, что и к майору подкатывались с подобными вопросами его товариши. Аннелиза флиртовала с Попланом ко взаимному удовольствию, так что до нее добирались и некоторые отголоски мужских разговоров.

А возле Мари все чаще обнаруживался веснушчатый адмирал Аттенборо. То его как бы случайно заносило в ремонтные мастерские. То он нечаянно сталкивался с ней на улице. А как-то раз разыскал ее совершенно целенаправленно.

– У меня свободен вечер, – сказал контр-адмирал, глядя в сторону. – Как ты думаешь, Мэй, если я попрошу, тебя отпустят со службы?

Мари вытерла руки замызганной ветошью. Машинное масло незаменимая вещь, но иногда действительно надоедает хуже горькой редьки.

– Наверное, отпустят, – отозвалась она. – А в чем дело?

– Сейчас, погоди. По дороге объясню.

Мастер смены только увидел адмиральскую ленту на лацкане и сразу кивнул: забирайте-забирайте рядовую Беккер, если вам надо, сэр. Так что через несколько минут они шагали к жилому отсеку механиков, представляя собой довольно забавное сочетание – Дасти был в форме, а Мари в рабочем комбинезоне.

– Я хочу пригласить тебя выпить, – сказал он, – у меня есть повод… даже два… а шумную компанию собирать не хочется.

– Я – скучная компания, – вздохнула Мари. – У меня отвратительное настроение.

– У меня тоже так себе, – ответил Дасти. – Будем наводить скуку друг на друга.

– Ну ладно… только приведу себя в человеческий вид.

– Конечно. Мне подождать в коридоре?

– Можешь и в комнате. Я сейчас.

Пока она шебуршала в ванной, он оглядывал каюту. Несколько девчонок в одной комнате – о, это знакомо. Цветочки и рюшечки в наличии. Чей-то лифчик на самом виду. У одной койки на тумбочке – целая батарея баночек и скляночек для умащивания физиономии. Неутомимы некоторые барышни в борьбе с мифическими неровностями кожи. У другой койки – стопка дисков с видеодрамами. Что там ниже, не разберешь, но на самой верхней обложке нечто розовое, с сердечками и целующейся парочкой. Наверняка слюнявая патока, неизвестно чем привлекающая иные женские сердца. Над третьей койкой вся стена увешана портретами чернокудрого Энтони Крауса в разных ролях – с плазмоганом, с арбалетом, с бокалом вина, с букетом роз, но везде с одинаковой сияющей улыбкой. А на тумбочке у Мэй засаленное руководство по ремонту двигателей, еще более засаленная рейховская книжка – корешок затерт до того, что название не разобрать, ясно только, что по-немецки, – а рядом лежат учебник астрографии и навигации для курсантов летных школ и надорванный пакетик ирисок. И лак для ногтей. Занятно, у нее ногти всегда сострижены короче некуда, зачем лак? Ну, женщина есть женщина, даже если она предпочитает считать себя не женщиной, а механиком.

Хлопнула дверь ванной, и, обернувшись, он очередной раз убедился – все-таки женщина. Потому что она надела юбку и блузку с отложным воротничком. И волосы не заплела, а заколола над ушами. Красивая девушка наша Мэри-Сью, механик и будущий пилот. А глаза невеселые. Что-то там у нее не так с Блюмхартом. И не спросишь. Ладно, адмирал, радуйся, что она совершенно свободна и может пойти с тобой посидеть в кафе в день твоего двадцативосьмилетия.

А чему там радоваться, если она несчастлива.

Не говоря уж о втором поводе.

– Ну, пойдем, – сказал он вслух.

В «Дикой рыбе» половина столиков была свободна – слишком рано. Так что они выбрали темноватый дальний угол. Подскочил официант, подал меню.

– Виски, – сказал Дасти. Вид у него был мрачный.

Мари поколебалась и заказала белое вино.

– За что пьем? – поинтересовалась она, когда перед ними появились стаканы. – За здравие… или за упокой?

Дасти медлил с ответом.

– Что случилось? – спросила она прямо.

– Я сказал тебе: у меня два повода. – Он помолчал еще. – И ты угадала. Один – за здравие. Мое. Мне сегодня двадцать восемь. Другой – за упокой. – И замолк снова.

– Так, – сказала Мари. – Давай по мере поступления. Твое здоровье, Дасти.

Чокнулись. Она пригубила, он в два глотка осушил стакан. Налил снова. Сидел, не поднимая глаз. Пришлось снова тянуть его за язык.

– Кто умер?

– Совершенно чужой человек. И даже более того – враг… только вот паршиво от этого – не могу сказать как.

Вздохнул и уронил наконец:

– Рейхсадмирал Зигфрид Кирхайс.

Мари растерялась. Ну да… она видела его на экране тогда – почти год прошел. Он прилетал на Изерлон для переговоров. С тех пор столько всего было, казалось, не год – лет десять уместилось. Красивый юноша. Говорили, талантливый. Умница. Честный человек и яркая индивидуальность, заметная даже на фоне его гениального друга, вечной головной боли всего Альянса, – герцога Лоэнграмма. Жаль, что он умер так рано… но с чего так переживать Дасти Аттенборо, ни разу с адмиралом не встречавшемуся? Или?..

– Ты его знал? – осторожно спросила она.

– Нет, – ответил Дасти. – Видел один раз… Ну, давай. Не чокаясь.

– Ладно, – недоуменно отозвалась Мари. – Давай…

Сидели, молчали. Мари ждала объяснений, Дасти подбирал слова.

– Вижу, ты не понимаешь, – сказал он, решившись. – Попробую объяснить. Это, конечно, одни догадки… но это был именно тот человек, на которого следовало бы полагаться. Разумный, а что самое важное – спокойный. Я боюсь, Мэй, что вся Галактика потеряла вместе с адмиралом Кирхайсом тормоза. Я боюсь, что Лоэнграмм начнет крушить мебель в галактических масштабах. Говорят, покойный был его близким другом… Что-то у них там назревает.

– Война? – спросила Мари.

– Сумасшедшая война, – вздохнул Дасти. – Просто война у нас сто пятьдесят лет. В последнее время она стала новой войной… но наметились некоторые шансы. То, о чем бессмысленно было говорить с Рейхом Гольденбаумов, можно было бы попробовать обсудить с намечающимся новым Рейхом. И хорошо бы именно с адмиралом Кирхайсом. А теперь – увы… И понимаю я прекрасно, Мэй, что это, в сущности, не мое дело. Но хреново – нет слов. Так что давай еще раз за покойного… и за разум оставшихся в живых.

Мари сдвинула брови.

– А чокаться за это надо или нет, Дасти?

– А черт его знает.

– Тогда разделим тост пополам. Идет? Отдельно за покойного, отдельно за разум. Чтобы не сглазить.

Дасти хмыкнул.

– Я правильно выбрал собутыльника… собутыльницу. Ну… поехали.

Выпили за адмирала Кирхайса. Выпили за разум. Потом выпили еще раз – за то, чтобы будущее было светлее, чем кажется из этого темного угла. Потом вспомнили, что был же и первый повод.

К седьмому тосту Мари усидела наконец свой стакан, а контр-адмирал Аттенборо основательно набрался и забыл о проблемах Галактики. Через какое-то время он обнаружил, что рассказывает о сестрах и племянниках, о папе с мамой и даже о том, как папа посчитал его, Дасти, реинкарнацией дедушки-адмирала и к чему это привело.

– Не так уж и неправ был папа-то, – Мэй улыбнулась, и глаза посветлели, – смотри, ты уже тоже в адмиральском чине. Дедушка-милитарист, небось, тобой гордится из Валгаллы.

– Если дедушка – это я, – глубокомысленно заявил Дасти, – то он гордится мной прямо изнутри меня. Только я почему-то этого не чувствую. Дед, ты где? – он похлопал себя по животу, оглянулся через одно плечо, через другое, потряс головой. – Не отвечает. Прячется… Да ну его… Еще захочет стрелять, а тут мирное общественное место. Как представлю, что он просыпается и вопит: "огонь!"… Думаю, ему хватит. Может, он уже пьян и спит.

"Вот и славно, что спит", – подумала Мари. У нее вдруг возникло странное подозрение, что это дедушка пил за упокой Кирхайса, – вероятно, она тоже слегка окосела. А Дасти – вот он. Язык слегка запинается, но физиономия больше не мрачная, а привычно ехидная.

– Пойдем лучше гулять, – предложила она. – Захотим напоить дедушку – зайдем еще куда-нибудь.

Но дедушку они больше не поили. Бродили по улочкам, разговаривали о пустяках, и Мари не замечала, что все чаще упоминает Райнера и что Дасти, постепенно трезвея, сникает. Когда наконец расстались у жилого блока, она помахала рукой на прощание и побежала домой, ощущая подзабытую легкость на душе. Это потом она сообразит, что сказала контр-адмиралу Аттенборо гораздо больше, чем собиралась. И не поймет, что тем самым прочно переключила его с мировых проблем на проблему совсем другого уровня.

Контр-адмирал, распрощавшись с собутыльницей, вздохнул и побрел к себе, ссутулив плечи. Но причиной уныния были вовсе не судьбы родины. Не твой кусок, парень, – думал контр-адмирал. – И нечего облизыватся. Разговаривать за жизнь – это пожалуйста, на это ты годен. Ну и ладно. Будем дружить, как дружили. А там видно будет. В конце концов, если терпеливо выслушивать девушку, глядишь, однажды она заметит и тебя.

Тут до него дошло, что его-то тоже выслушали.

Да, решено. Дружим.

Он встряхнулся и прибавил шагу.

Изерлон. Первый бой

Если у друга проблемы, не всегда ясно, что делать. Должны ли мы тактично поговорить с ним? Или может лучше оставить его одного? Или позвать кого-нибудь еще на помощь?

Житейские советы

Юлиан Минц лишился родителей в возрасте 12 лет. По программе помощи военным сиротам ему был назначен опекун из офицеров. Так мальчик оказался на воспитании у Яна Вэньли, капитана космического флота Альянса. Тем самым он получил уникальное военное образование из первых рук – от лучшего из известных военачальников последних лет существования Альянса свободных планет – и бесценный боевой опыт.

Чудотворец. – Ян Вэньли в воспоминаниях соратников. – Хайнессен, 5 г. Новой эры

Полный анализ полета шмеля включает множество факторов: угол атаки крыла, его деформацию, действующие на крыло аэродинамические силы и т. д.

Может ли шмель летать. – Сборник "Вековые заблуждения". – Эль-Фасиль, 694 г. к.э.

Мирная жизнь на Изерлоне так же хороша, как и везде. Знаешь, конечно, что живешь на военной базе, но за повседневными хлопотами и маленькими радостями и огорчениями забываешь об этом. Целыми днями не вспоминаешь, что война не кончилась, только затаилась на время. Ходили в кино – как раз шел фильм о приключениях бравого косморазведчика по прозвищу Одинокий Стрелок, называлось – «На диких планетах – VI», но вполне можно было смотреть, и не видев предыдущих пяти, а в главной роли подвизался сам Энтони Краус. Собирались привычной компанией – как всегда, Поплан был неистощим на поводы, а в ноябре снова вспомнил о своей бабушке. Забыл, видимо, что прошлый раз у нее был день рождения в конце мая.

Потом Ивану Коневу стукнуло двадцать девять, шумно гуляли целую ночь. Розенриттеры тоже приняли участие, и майор Блюмхарт пришел, и даже был весел. Мари тоже была весела. При этом они с майором настолько старательно не замечали друг друга, что это надоело даже имениннику, известному своим добродушием. Он никому ничего не сказал, но на следующий день как-то незаметно и непринужденно собрал малый военный совет в составе себя самого и главных затейников Изерлона, Оливера и Дасти.

– Прижать Блюмхарта к стенке и заставить объясниться, – предложил Иван. – Не могу видеть этих стеклянных взглядов насквозь.

– Лучше к столику. Сунув стакан в руки, – уточнил Поплан.

– Блюмхарт положительный, может не сработать, – усомнился Аттенборо.

– Попросить Линца воздействовать?

– Лучше уж сразу генерала Шенкопфа. Все-таки начальство.

– Кому тут нужен генерал Шенкопф? – раздался всем известный голос. И действительно, генерал оказался тут как тут. Легок на помине.

– О, вы-то нам и нужны, – сказал Иван, оборачиваясь. – У нас коллективная жалоба на майора Блюмхарта.

Шенкопф удивился.

– Чем вам майор-то не угодил? Хороший парень, добрый, никого не обижает… кроме противника в ближнем бою, но вряд ли вы за противника переживаете.

– Обижает, – сказал Оливер. – Генерал, он обижает хорошую девушку, в которой мы все принимаем участие.

– Как некрасиво с его стороны, – покачал головой Шенкопф. – Не по-рыцарски.

– Именно что не по-рыцарски, – подтвердил Аттенборо.

Ввели генерала в курс дела.

– О, – задумчиво сказал он. – Боюсь, это серьезно. Попробую, конечно… Но не вдруг и не сразу. Вы себе как представляете – беру я, значит, майора за белый шарфик и спрашиваю: майор, пошто обижаешь Мэри-Сью?

– Ну, примерно так, – кивнул Поплан. – Как еще-то?

– И он мне ответит: а не пошли бы вы, генерал. И будет прав. Поэтому я пойду, куда послали. Нет, парни, это дело деликатное, тут надо посидеть, поговорить о том – о сем…

– …выпить, – подхватил Поплан с энтузиазмом. – И после третьего стакана взять майора за шарф.

– Вообще-то я уже пробовал, – возразил Дасти.

– И что?

– Ну и пошел по адресу.

– Одно дело ты, другое – генерал. У Блюмхарта должна быть старая привычка вставать по стойке смирно в его присутствии.

Остальные дружно заржали.

– В мирной обстановке эта привычка испаряется, будто и не было, – вздохнул Шенкопф с деланным огорчением. – Нет чтобы уважать своего генерала в любых условиях. Как услышат «вольно», так сразу отбиваются от рук. Анекдоты, опять же…

– О, кстати, – оживился Поплан. – Есть анекдот.

Генерал картинно свел брови.

– Опять про меня?

– Вот еще. Знаете, почему адмирал Мюрай не верит в гениальность адмирала Яна?

– Ну уж – не верит… и почему?

– А если он такой умный, почему строем не ходит?

Дасти скривился.

– Этот анекдот старше Галактической империи.

– Не может быть. Адмиралу Яну только за тридцать перевалило.

– Ох, Оливер, ну что ты несешь… – застонал Конев.

– Что имею, то и несу, – огрызнулся Поплан. – Все равно нашу проблему мы не решили. Пойдем, поймаем Блюмхарта да поговорим по душам. Больше будет толку.

– Ага, и он расскажет как на духу о своих сердечных переживаниях… тебе и мне? Не смеши, Олле. Дружно все и пойдем вслед за Дасти, куда его посылали. – Конев вздохнул. – Только воздух зря сотрясаем.

– Я непременно поговорю с майором, – серьезно сказал генерал Шенкопф. – Дайте срок. Я ж сказал – не вдруг, не сразу. Подождите.

– Полагаемся на вас, – так же серьезно ответил Конев. – Жалко смотеть, как эти двое маются попусту. Или не попусту?

Но прежде чем Шенкопф выбрал подходящий момент, начался новый год – и начался нехорошо.

Сразу после новогодних празднований флот под командованием контр-адмирала Аттенборо отправился в учебный рейд. Отправились в составе флота и пилоты-курсанты, и в их числе – Мария-Сюзанна Беккер. Чего ей стоило уговорить Поплана, что она уже способна вылететь в открытый космос!

– Не доросла еще.

– Ну пожалуйста, Олле. Гусева же ты берешь, и Ольтермана, и Хекке Веменцгаари? Мне тоже надо тренироваться.

– Их беру, а тебя не возьму.

Он хотел добавить что-то еще, и Мэри вовсе не была уверена, что хочет это услышать. Но тут, на ее счастье, примчался, сияя, юный энсин Минц.

– Майор Поплан, я лечу с вами, адмирал разрешил! Честное слово!

Зеленые глазищи Поплана сощурились.

– Адмирал отпустил тебя в рейд? Ты точно ничего не перепутал, Юлиан?

– Клянусь! – мальчишка стоял смирно, но, казалось, едва не подпрыгивал от радости. – Хотите – сами у него спросите!

– И спрошу, – Поплан попытался напустить на себя суровость. Получалось плохо.

Мэри воспользовалась моментом и дернула Оливера за рукав.

– Олле, даже адмирал Ян отпустил Юлиана. Несовершеннолетнего. А я, между прочим, взрослая женщина двадцати трех лет.

– Ох, ну ладно. Трунихт с тобой. Собирайся. Чтоб в девять нуль-нуль – как штык, в полной боевой готовности. Брысь!

– Спасибо! – Мари быстро привстала на цыпочки и чмокнула майора в щеку.

Неожиданно и для нее, и для энсина Минца, и для себя самого Поплан покраснел, аж волосы по сравнению с пунцовыми щеками показались бледнее, чем были, – и рявкнул:

– Брысь, я сказал!

Надо ли говорить, что в девять нуль-нуль Мари стояла в строю тайно трепещущих от нетерпения курсантов – между Гусевым и Хекке, фамилию которого она одна выговаривала без запинки. Остальные сокращали до Веменца или перевирали, а Хекке с ангельским терпением повторял: "Просто Хекке, пожалуйста". Еще бы.

Пятого января 798 года небольшое подразделение космофлота под командованием контр-адмирала Аттенборо вышло в учебный рейд по Изерлонскому коридору – в сторону Рейха.

Разумеется, они не собирались соваться на враждебную территорию, но коридор-то считали своим. Новичков ежедневно выбрасывали в открытый космос, и они до посинения отрабатывали со старшими товарищами штатные эволюции, изученные на тренажерах вдоль и поперек. Навыки, казалось бы, до автоматизма въевшиеся в пальцы и мозг, все-таки сбоили в условиях настоящего полета. То нажмешь не на то и не вовремя. то растеряешься… а счет идет на доли секунды, и это все-таки учеба. Практические занятия, так сказать. Что же будет на боевых вылетах, Мэри, если сейчас, на тренировке, ты хронически опаздываешь со стрельбой? Собьют, и все. И кончится твоя несуразная жизнь, в которой могло бы быть… тьфу, опять задумалась не о деле, а отвлекаться нельзя. Вот когда руки научатся думать сами, без участия головы, тогда и будешь вспоминать о карих глазах Райнера, с которым вроде бы и не ссорились, и разговаривать перестали.

Она затрясла головой, пытаясь изгнать из нее слишком яркий образ Райнера Блюмхарта, и едва не врезалась в «спартанец» Гусева. В наушниках раздалась длинная сочная тирада, некоторые слова Мари слышала впервые. Ой… кажется, разбор полетов сегодня будет посвящен курсанту Беккер…

Но разбора полетов не было, потому что случилось непредвиденное. Неизвестно откуда нарисовался вдруг незнакомый флот и попер со стороны Рейха в коридор. Загудела сирена, металлический голос, проникающий во все закоулки корабля, заладил: "всеобщая тревога номер один… всеобщая тревога номер один… всем занять боевые посты… всеобщая тревога номер один…" А дальше в голове все перепуталось, потому что неожиданно обнаружилось, что руки прекрасно работают помимо мозга. Мари стреляла вовремя и даже попадала, уворачивалась от наседающих «валькирий» противника, удирала от одних и охотилась на других – и при этом не думала вовсе. Вернее, думала, но о какой-то совершеннейшей ерунде. О том, что все-таки длинные волосы под шлемом – неудобно, надо будет постричься. Но Райнеру это, наверное, не понравится. А впрочем, она вообще, кажется, разонравилась Райнеру… так какая разница? Если уцелею в этой заварушке, постригусь. Половина девушек на Изерлоне – с короткими волосами, и многим, кстати, очень идет. Буду ходить, как мисс Гринхилл, адьютант нашего адмирала, и будет это вовсе неплохо… Кончается горючее… пора возвращаться… снова вываливаюсь в черное пространство, навстречу вспышкам взрывов и мельтешению имперских истребителей. Есть… попала… точно постригусь. А челка мне пойдет? Надо будет посоветоваться с Каролин и Аннелизой. Так тебя, что ж ты лезешь прямо в прицел? Нарвался… Интересно, что скажет майор Блюмхарт, увидев меня стриженую. Помню, как его перекосило при виде моей маечки и обтягивающих штанов. Пожалуй, пусть перекосит еще. Хоть так – заметит. А то ведь в упор не видит… О все йотуны Йотунхейма! Что за… дотянуть бы хоть до кого… Зацепили, что ли? Хорошо, не спалили нахрен… какие изысканные выражения для воспитанной рейховской девушки! Впрочем, мое воспитание уникально. В конце концов, я бывшая шлюха, хотя и забываю об этом, пока не напоминают. А бывшей шлюхе не грех и выругаться… ну миленький, дотяни. «Улисс»? Счастливый корабль, все говорят. Счастье специфическое, да мне не выбирать! Дотянула. Уффф.