Текст книги "Что с вами, дорогая Киш?"

Автор книги: Анна Йокаи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Другие цели? – Марта откинулась на спинку сиденья. – Ну как же. Стриптиз посмотреть, винишка отведать… Я тоже не дикарка какая-нибудь! У меня, если хотите знать, тур есть! В Неаполь поеду, а оттуда морем на Капри… Но только все это – за форинты, я валютой сорить не намерена…

– Экономить я тоже умею, – пробормотал Петер, – но эти две недели мне хочется использовать как следует, на всю катушку…

– Вот и мне тоже! У меня даже планчик готов. Приедем – покажу. Заранее бабки подбила – расходы по максимуму, по минимуму – само собой, приблизительно…

Машину тряхнуло.

– Südbahnhof^[6]… – нараспев произнес шофер, обернувшись к пассажирам. – Achtunddreißig^[7]…

– Сколько там? – засуетилась Марта. – Сколько он хочет? Тринадцать?

– Да нет, побольше. Acht und dreißig… Тридцать восемь.

– Тридцать восемь шиллингов? Грабеж, да и только… Со мной работает одна, так она знаете что за тридцать восемь шиллингов отхватила?

Петер вытащил сорок шиллингов и пачку «Фечке». Чтоб не говорили: венгры, мол, жмоты…

– Вот, пожалуйста, двадцать шиллингов… – Марта сунула деньги ему в руку. – В другой раз поедем на трамвае…

– Оставьте, ради бога, – совсем по-свойски отмахнулся Петер. – Вы меня обижаете!

– Господи Иисусе! – Марта всплеснула руками. – Попробуйте теперь сказать, что я в людях не разбираюсь! Нечего со мной кавалера разыгрывать! Оставьте эти штучки до Пешта. И запомните хорошенько: валюта здесь – все, без нее никуда! Припрячьте-ка денежки получше, и никому – ни гроша… А не то пропадете! Такой уж тут закон!

– Скажите честно, на кой вам сдался этот собор святого Стефана? Церковь как церковь. Помолиться и дома можно. Не возбраняется. А магазины только до шести. Пятый час… – Марта нетерпеливо переступала с ноги на ногу. – Мы стоим рядом с Оперой. По карте выходит, минут за пять доберемся… Если, конечно, в хорошем темпе…

– Марта, милая, никуда я не пойду. У меня еще есть два часа в запасе… Мне бы очень не хотелось вас задерживать, идите себе спокойно, – сказал Петер.

– Смеетесь, что ли? Квитанции-то багажные у меня… Что же мне теперь, здесь, на улице, торчать? И потом, куда вы денете свои четыреста шиллингов? В Италию потащите?

– Поменяю… если, конечно…

– Знаете что? – вздохнула Марта. – Видно, судьба моя такая, ничего не попишешь. Так и быть, пошли в церковь. Даю вам двадцать минут. Потом – курс на магазин… Слушайтесь меня, не пожалеете! Вот, к примеру, есть у вас поролоновая куртка?

– Нету… – Петер, понурившись, двинулся вперед. – Я не хотел бы отнимать у вас время…

– Господи боже ты мой, нам, венграм, надо держаться вместе… Где он, этот несчастный собор святого Стефана?

Петер развернул план. Вообще-то у него была своя карта, он купил ее перед отъездом, пометил на ней собор святого Стефана и прочертил маршрут. Но та карта осталась дома, он забыл положить ее в сумку. Мартина же карта представляла собой, скорее, нечто вроде рекламного проспекта. На ней были отмечены исключительно торговые точки.

– Вот он! – Марта ткнула пальцем в какой-то черный квадратик. – Ну, полный вперед! Тут направо, потом прямо – и готово.

– Вы думаете?

Что ж, по крайней мере не придется плутать и нервничать по пустякам. Баба, конечно, кошмарная, но в какой-то степени может быть полезна. Да и потом, четыреста шиллингов действительно лучше потратить. Какая-нибудь редкая книга, красивая репродукция…

– Голову на отсечение! Да улыбнитесь же наконец! Завтра я так или иначе выпущу вас из-под крылышка. Вы ведь хотите осесть в Венеции, а мне ехать до самого Рима.

– У меня в Венеции адрес. Очень хороший… – пробормотал Петер.

– Ну вот! – внезапно воскликнула женщина. – Видите эту штуку со шпилем? Голову на отсечение, это он и есть, собор святого Стефана!

– Верно… – Петер оживился и потянул Марту за руку. – Вперед, Мартушка, бегом марш…

Собор оказался закрыт. Марта попыталась толкнуться в боковые ворота, но без всякого толку.

– Как же так? – расстроенно сказал Петер, в отчаянии уставившись на оконную мозаику. – Что за свинство такое?

– Что-нибудь придумаем! – Марта подбоченилась и принялась вышагивать взад-вперед. За нею с интересом следила пожилая австрийка. Марта показала ей язык.

– Ме-е-е… чего пялишься? Есть у вас еще «Фечке»?

– Да, вот две пачки, в кармане.

– Отлично! Давайте сюда! Сейчас найдем ризничего, сунем ему в лапу, без разговоров откроет… Только поживее, а то времени мало!

– Нет! – возразил Петер. Он отчетливо представил себе сцену с ризничим. Уговоры, подкуп. Это будет совсем не то. Удовольствия уже не получишь. – В другой раз… Может, на обратном пути… Это придется на воскресенье, тогда уж наверняка будет открыто… Бог с ним, Марта!

– Мне-то что! Не я сюда рвалась! – Женщина встряхнула головой. – Такой уж у меня характер: если чего решу, так своего добьюсь, хоть трава не расти… Да ведь люди-то все разные, чего и говорить.

– Не дразнитесь, Марта, а то повернусь и уйду.

– Останетесь без багажа… Ну-ну, не дурите. Пошли в «Новембер». Фирма новая, избаловаться еще не успели. Вот список: это мне надо купить. Ничего себе, да? – Марта схватила Петера за руку. – Ну, пошли же… Это рядом с мясным базаром, всего в двух шагах…

Петер рассеянно взглянул в подсунутый список.

– Поролоновый костюм… нейлоновый халат… блузка с кружевами… пять лаков для волос… сто лезвий… мужское пальто из оленьей кожи… Постойте-ка! На какие шиши вы собираетесь все это покупать? Сколько вам выдали шиллингов?

– Триста шестьдесят! – Марта рассмеялась и сунула бумажку в карман. – Всего триста шестьдесят… все остальное в лирах. Лиры выгоднее.

– А еще говорите, я не от мира сего! – высокомерно заявил Петер. – Дорогая моя, то, что у вас записано, обойдется по меньшей мере тысячи в полторы… Боюсь, вы просчитались.

– Ну и чудак же вы, скажу я вам! – фыркнула женщина. – Помните, на вокзале я потратила целый шиллинг на туалет… зачем, как вы думаете? Так и быть, сознаюсь: мне надо было выпороть из подола сотенные… и еще десяток долларов из лифчика.

Петер присвистнул.

– А как же таможня?

– Ну видите ли, такая толстуха, как я…

– Вы не толстая, вы полная…

– Хорошо, полная… Грудь большая – ну и большая, таможенникам-то что! Не лапать же меня на ходу!

– А вдруг личный досмотр?

– Ну да, риск есть. Кто не рискует, тот ничего не имеет. Под суд за это не отдадут. Мелка рыбешка. Да и потом, кто с двумя сотнями поедет – дураков нет…

– Почему нет? Есть. Полюбуйтесь, – кисло улыбнулся Петер. Он приготовил к отъезду четыреста форинтов: друзья уговаривали взять с собой хоть немного. Но в последнюю минуту раздумал. Неприятно как-то, не хотелось портить себе настроение из-за такой чепухи.

– Эх, нам бы с вами в Пеште повстречаться, – сокрушенно сказала Марта. – Сразу видно, женщины при вас нету.

– Нету, и слава богу, – нелюбезно буркнул мужчина. Что она себе вообразила, эта глупая курица? Разговаривает, как тетенька-учительница… Надо будет вечером сесть в другой вагон, под любым предлогом, а наутро – Италия!

– Ну-ну, не задавайтесь. Рано или поздно и вас приберут к рукам.

– Меня нельзя прибрать к рукам! Я, Мартушка, живу своей, особой жизнью, – гордо заявил Петер, откидывая волосы со лба. – Своей жизнью!

– Ну да, конечно. Это потому, что вы один. Вот когда каждый вечер под ногами трое сопляков, а в кровати калека…

– Что за калека? – спросил Петер.

– Муж мой… Уж десять лет как лежит… Да, таких украшений в Пеште не сыщешь. Так бы и стояла и смотрела на них…

Женщина уставилась на сверкающую витрину. Висел отпоротый подол, на одной из босоножек не хватало пряжки, по шее струйками стекал пот.

«Бедная, – подумал Петер, – вот так и живем… Бедная…»

– По-моему, мы у цели, – мягко сказал он. – Там, напротив, большая вывеска – «Новембер».

Марта очнулась и ринулась вперед.

– Давайте скорее, – закричала она. – Четыре сотни все ж таки лучше, чем ничего… Чего бы вы хотели?

– Вы в этом больше понимаете… Сделайте любезность, займитесь вместо меня…

Бедная женщина. Пусть порадуется.

Это еще не Италия. Пока можно себе позволить. По крайней мере у друзей не будет повода насмехаться.

– Просыпайтесь, приятель. – Марта, кряхтя, поднялась и задвинула кожаное сиденье. – Вставай, проклятьем заклейменный… Пять часов утра! Подъезжаем к Тарвисио…

Петер пробурчал что-то нечленораздельное. Ломило спину, ныло плечо.

– Ну ладно, бог с вами, подремлите еще чуток, мне не жалко. Положите ноги сюда, на мое место… Вытягивайте спокойненько, я выйду проветрюсь.

Дверь захлопнулась. Петер открыл глаза. В купе никого не было.

Он сел, нашарил галстук. Стянул серый женский пуловер. Марта заставила надеть, около полуночи, когда потянуло холодом с гор. У него, разумеется, есть свой свитер, где-то в чемодане. Да вот только чемодан не откроешь. Рубашки и поролоновая куртка переполнили его до отказа.

Сколько там осталось? Шесть шиллингов – трамвай на обратном пути. И все. Кому нужна эта несчастная куртка? Правда, она теплая и цвет приятный, пепельно-серый.

Петер закурил. Вытянул ноги. Выпустил дым в окно. Мимо проплывали горы и холмы. Очертания были размыты, все тонуло в сиреневом тумане.

Голова гудела. Дома, на кушетке, куда как удобнее. Большие белые подушки, шелковистая на ощупь перина.

Что правда, то правда. Если бы не эта женщина, торчать бы ему всю ночь в коридоре, на краешке чемодана. Кто бы мог подумать, что международный поезд так переполнен!

В девять они уже были на перроне. Он сразу же сказал Марте, что чрезвычайно ей признателен, но теперь сядет в отдельное купе, так, мол, удобнее… Прозвучало довольно неуклюже. Женщина хмуро подтянула к себе чемоданы. Когда подали поезд, они разошлись в разные стороны, еле попрощавшись.

Если б не эти паршивые таблички над сиденьями!.. – «Только по билетам». Кругом австрийцы, все едут на какой-то курорт возле итальянской границы. Перед тремя свободными вагонами столпилось человек двести, не меньше. Поляки, югославы и, само собой разумеется, венгры.

Петера оттеснили на перрон, к туалету. Тут-то он и услышал резкий голос: «Господин Сомбати… товарищ Сомбати… ау…»

Вместе с нею он прошел во второй вагон. Противостоять было невозможно. Больше того, он обрадовался. Далеко не безразлично, в каком виде прибыть в Венецию.

Удивительная все-таки баба. Взяла и убрала две таблички с номерами. И все с хохотком: «Пусть попробуют доказать, что это плацкарта… Могут толковать сколько влезет, моя твоя не понимай».

Разумеется, явился проводник. Разворчался. Марта наорала на него по-венгерски. В конце концов двое австрийцев обратились в бегство. Это были молодые парни. Марта похлопала их по спинам в знак признательности. Петер все это время сидел, забившись в угол и закрыв глаза. Потом убрались и остальные попутчики. Это было около двух часов, а до двух они без умолку горланили немецкие песни.

Сиденья тоже разложила она, соорудив некое подобие кровати.

В Венеции они будут около одиннадцати. Он выйдет, она поедет дальше. В общем, ничего плохого не было в этой встрече. Даже полезно.

В Венеции она ему не понадобится. Дорога – другое, дорога – это утомительно. Боже, какое счастье – попасть в Италию взрослым, разумным человеком!

Когда ему было двадцать три, его отправили на год в командировку в Союз. До сих пор обидно, что тогда он был совершенным щенком. Время текло сквозь пальцы, а он мирно прозябал, изумляясь всему понемногу – ни дать ни взять корова на летнем лугу…

Теперь – совсем другое дело. Теперь все будет по-настоящему!

Петер выбросил окурок в окно. Сосало под ложечкой. Поужинать накануне не пришлось. Если бы кофе! Хорошего, крепкого кофе!

Марта заглянула в дверь, потом вошла.

– Как спалось? Кофейку не желаете?

– Не дразнитесь, а то укушу.

– Охота была дразниться! Вы повыше, снимите-ка вон ту сумку! Давайте, давайте!..

Петер достал сумку. Оттуда выглядывал термос. Марта удовлетворенно прищелкнула языком. Отвинтила крышку. Понюхала.

– Обалдеть! Даже не остыл… Давайте вы первый. Сахар там есть…

Мужчина с наслаждением отхлебнул. Отличная мысль! Как ему не пришло в голову?

– Вы что припасли на дорогу? – поинтересовалась Марта, протирая крышку термоса салфеткой.

– Консервы… несколько банок, салями, еще какую-то колбасу, – принялся перечислять Петер. – Откуда мне знать, что может понадобиться в таком путешествии…

– Тоже мне наука! И этим вы думаете питаться две недели?

– В качестве дополнения… говорят, у итальянцев вполне сносная кухня.

– Ну да, очень даже сносная! Только не для нашего кармана. Приличный обед – примерно две тысячи лир. Посчитайте-ка! Проедите все деньги за десять дней. А как насчет платы за жилье?

– О господи, – разозлился Петер, – будет вам каркать, Мартушка… Все время деньги да деньги… разберусь как-нибудь…

– Помянете меня, как останетесь без гроша… Хоть бы спиртовку догадались захватить. Как по-вашему, отчего у меня чемоданы не в подъем? – Марта застелила свободное сиденье салфеткой и открыла две баночки паштета.

– Золото небось контрабандой везете, – пошутил Петер.

– Золото!!! Гуляш, тушеные легкие с кислой подливкой, фаршированный перец, уха, говяжье жаркое – все консервы, которые можно разогреть… Да еще картошка и лук.

Она сунула Петеру кусок хлеба, густо намазанный паштетом и украшенный сверху паприкой.

– Ешьте, а то нехорошо – кофе на голодный желудок!

– Картошку? – переспросил Петер и безудержно расхохотался. – В Рим – картошку и лук? – Он поперхнулся и закашлялся.

– Смотрите не задохнитесь! – Марта не выдержала и тоже рассмеялась. Зубы у нее были красивые, белые.

– Картошку в Италию… ой, не могу!..

Женщина внезапно нахмурилась.

– Ну и будет. Венеция уже скоро, так что недолго вам терпеть мои пролетарские замашки.

– Марта… мне это очень нравится!.. – весело сказал Петер и потянулся к Мартиной руке.

– Вам-то что, вам можно… Делаете все что вздумается… Вы сюда отдыхать приехали, развлекаться. А я пять тысяч форинтов выбросить не могу. Дети с самого Рождества слышат: нету, ничего нету, вот погодите, съезжу в Италию… Вы сами себе хозяин. А я одна тащу всю семью.

– Ну да, конечно же, вы правы, – успокаивал ее Петер, – что же мне уж и посмеяться нельзя?

– Почему нельзя? Смейтесь себе на здоровье. Думаете, меня для такой жизни растили? У меня, если хотите знать, аттестат есть! – Марта выдержала многозначительную паузу. – В Софиануме училась, не где-нибудь! Понятно, надеюсь, что это такое? Монахини и фортепьяно… А вышло так – и ничего не попишешь! Мужа моего в метро задавило… Восемьсот шестьдесят форинтов в месяц, инвалидность – семьдесят пять процентов. Прибавьте троих детишек-школьников, а потом уж говорите: деньги, мол, одни на уме.

– Вы очень славный и умный человечек, – успокаивал Петер. – Я совсем не хотел вас обидеть. Обстоятельства вас прямо-таки обязывают…

– Тащить картошку в Италию… не беспокойтесь, это я и без вас знаю. Но поглядеть кой-чего мне тоже охота… чего-нибудь… Я же не варвар все-таки…

Марта вытащила зеркало и спустила прядку на лоб.

Петер тем временем предался размышлениям о собственной жизни. Холостяцкая квартира. Книги. Полки от пола до самого потолка. Слева большая картина, написанная маслом. Купил в рассрочку перед отъездом. И никто не потребует отчета. В крайнем случае, если придется, посидит на хлебе с маслом. Тетушка Кати стирает, гладит, прибирает – словом, делает все, что нужно. Обед – в заводской столовой, а по воскресеньям – в «Бороштяне». Ужин приносит дворничиха. С одеждой у него не слишком. Но это его мало волнует. Внешние детали перестали его занимать лет этак в двадцать.

А тут – пятеро на каждый кусок! Это же ад кромешный, а не жизнь. Сколько можно заработать в такой вот распивочной?

– Счастье, что у вас такие сильные плечи… что в вас столько энергии… – Петер старался говорить как можно мягче.

– Поглядели б на мои старые фото – нипочем бы не поверили, что это я. – Голос у Марты сел. – В пятьдесят третьем я работала в кассе… парфюмерный магазин, в самом центре… Весила шестьдесят один килограмм, притом в зимнем пальто. Волосы длинные, черные, вот досюда…

– А как вы попали в… на нынешнее место? – осторожно поинтересовался Петер.

– Был один такой, в управлении работал, он и устроил, когда Агоша, мужа моего, изувечило. Все думали, от меня через месяц мокрое место останется. Да не тут-то было. Жить-то надо. Зачем – не знаю, но надо… так положено!

– А муж ваш… он ничего не может?

– Ничего. И того, о чем вы подумали, тоже… – грубо ответила Марта.

– Я имел в виду работу… – смущенно буркнул Петер.

– Работа? Смеетесь, что ли! Руки-ноги у него трясутся, словно на ниточках… Даже есть сам не может. Сейчас его моя старшенькая кормит… Одним словом, плохую вы подцепили попутчицу.

– Простите, мне казалось, это не я, а вы…

– Ах да, ну конечно… Из-за этого несчастного такси. Ничего, скоро отделаетесь. Тогда уж намечтаетесь в свое удовольствие.

– Что вы, Марта! Я бесконечно благодарен вам за помощь. – Петер старался говорить как можно убедительнее. Какой смысл ее обижать? И нужна-то ей самая малость – капля сочувствия. – Без вас я нипочем не нашел бы места… а я даже не поблагодарил вас как следует… Свинья, да и только… – продолжая великодушничать, он склонился и поцеловал ей руку. – Мир?

Марта зарделась и старательно натянула юбку на колени.

– Я ведь тоже красоту люблю, – тихо сказала она. – И романтику всякую понимаю… Знаете, какие на границе горы! Говорят, очень величественные!

– В Риме непременно посмотрите раскопки… и ватиканскую картинную галерею… это недорого, – горячо заговорил Петер. – И не подумайте, что я собираюсь глазеть по сторонам и сорить деньгами… Этого в двух словах не объяснишь. За свою жизнь я столько планов понастроил – хоть собрание сочинений составляй, и никогда ничего не выходило. Был юристом, потом надоело. Мне, понимаете ли, всегда хотелось видеть, что стоит за словами… Не умею я довольствоваться предписаниями, мне нужно самому убедиться, своими глазами…

«Ну вот, – мелькнуло в голове, – только исповеди не хватало. И кому – славной, но глупой бабе!»

– Ну да, – Марта широко раскрыла глаза, – ну да, всяко бывает…

– Я не рассчитываю, что вы поймете… просто к слову пришлось. Мне скоро сорок. Я шесть раз менял работу, а должности все были солидные, это факт. Уходил всегда сам, такого не было, чтоб меня попросили. Каких только премий не получал… Сидит во мне какое-то беспокойство, а ведь я уже не тинейджер.

– Нет, – пробормотала Марта, рассеянно кивая. – Вы не тинейджер.

– А жизнь проходит! Один мой приятель в тридцать шесть свалился со стула – и каюк…

– Как Жерар Филипп…

– Вот я и хочу по крайней мере знать, что к чему. Хочу понять, что все это значило? Неужели это так уж много?

– Вы небось изобретатель какой-нибудь или писатель? Муж мой вот тоже когда-то… – вяло улыбнулась Марта. Ее разморило. Негромкая ровная речь действовала на нее усыпляюще: в распивочной она привыкла к постоянному крику.

– Я самый что ни на есть заурядный человек! Самый заурядный мужчина, если угодно. Многие думают, что быть посредственностью обидно. А между тем именно перед посредственностью стоят самые большие задачи… Знаете, чем станет когда-нибудь посредственность? – захлебываясь, продолжал Петер. Эта женщина умеет слушать интеллигентно. Поразительно.

– Нет.

– Прежде всего, заурядные люди – самые сознательные… они действуют и знают, во имя чего… Работать-то мы и теперь любим, но частенько не видим ни смысла, ни цели… Человек должен смотреть на мир осмысленно! Осмысленно! А не таращиться абы как! Италия для меня – что море для пловца. Нужно много думать, чтоб хорошенько врезалось в память, а потом все использовать… Две недели, полные смысла! Я, конечно, останусь самим собой – и все-таки не совсем… Ведь это, может статься, последний шанс… Это я просто так говорю, себе в оправдание… Я вам, должно быть, дурачком кажусь. Мы, мужчины, как-то иначе…

Голова Марты свесилась на грудь. Тонкие волоски над верхней губой ритмично подрагивали.

Петер встал.

«Еще слава богу, что она заснула, – подумал он, выглядывая в окно. – Большая удача. К чему вся эта болтовня? Пускай себе едет в Рим и покупает свое барахло, а я обойдусь консервами. Без горячего, так без горячего. Несущественно. Вот только консервного ножа нету… И кофеварка бы не помешала, что и говорить…»

Марта спала. В Тарвисио ее разбудил паспортный контроль, но потом она снова заснула и проспала Удине, Болонью…

Петер смотрел на горы. Хотел сфотографировать, но поленился доставать аппарат.

Зловещие, неуклюжие белые глыбы. Расцарапали небо.

Ему стало не по себе. Если сейчас вдруг даст о себе знать камень в почке, он даже не сможет объяснить, что с ним. Дома совсем другое дело. Дома можно сойти на любой станции и пойти домой.

В самом деле, готов ли он к этому путешествию? Хватит ли ему денег? Что за адрес? Петер судорожно ловил ртом воздух.

По возможности не обращать внимания на мелочи – так он решил еще дома, как только попросил заграничный паспорт.

В Болонье подсели итальянцы – супружеская пара. Дама время от времени бряцала длинной золотой цепью, висевшей на шее.

Марта проснулась перед самой Венецией.

– Я что, заснула? – спросила она полусонно.

– И весьма основательно. Поглядите в окно – увидите море.

Марта зевнула.

– Серое какое-то. И солнца не видать.

– Еще появится… Мне нужно собираться. Я помяну вас, когда у меня подведет живот, а вы тем временем будете лихо разжигать спиртовку.

– Нитки, иголка есть у вас? – внезапно спросила Марта. Вопрос прозвучал агрессивно.

– Нитки, иголка? Нету.

– А если что-нибудь порвется? Что делать будете? Итальянского вы не знаете… Слушайте внимательно: prego, синьора, io oglio.

– Я говорю по-английски, – перебил ее Петер, – как-нибудь разберусь… Разумеется, с ангелом-хранителем проще.

– До Рима еще целых двенадцать часов… спина разболелась… – Марта подняла глаза на багажную полку.

– Да, путь не близкий… ничего не попишешь.

– Да ну его к черту. – Марта пнула ногой радиатор. – Блевать тянет. Одни дураки итальяшки кругом.

– Никак, испугались? А вы вспомните своих пьянчужек… – Петер поспешно снимал чемоданы.

Марта согнула руку в локте.

– Мускулатура-то у меня – дай бог… Гляньте, какие бицепсы… Уж если врежу какому наглецу – век помнить будет.

– Бедные мои денежки, кто теперь будет следить за ними бдительным оком?

– Надо же: не взять ни иголки, ни ниток! С ума сойти! Хоть бы венгр какой вошел в этот чертов вагон… Не выдержу я до Рима. Одна-одинешенька… – Марта выхватила из кармана платок и протерла ладони. – Сдохнуть можно…

– Ничего… как-нибудь… – неуверенно проговорил Петер.

– Как-нибудь обойдется, – кивнула женщина. Губы у нее скривились, как у обиженного младенца, лицо стало совсем беспомощным.

– Знаете, хорошо, когда есть с кем словом перемолвиться… Я все сама могу, никого мне не надо. Не в том дело. Венецию-то зачем пропускать? Пару денечков… очень даже стоит… Рынок дешевый… Да ведь если я слезу, вы себе такого напридумываете, уж я-то вас, мужиков, знаю…

– Ну что вы, – запротестовал Петер.

Поезд двигался над водой и свистел, замедляя ход. Нельзя же вот так взять и уйти.

– Если вам хочется, почему бы и нет? Меня вы, во всяком случае, не…

– И то правда. – Марта вскочила и рванула чемоданы. Они шлепнулись на сиденье. – Не пугайтесь, я вам на шею не сяду. Погляжу, чего да как, – и айда. Буду вас кофе поить, спиртовку одолжу… с покупками помогу, если захотите.

Поезд вползал под стеклянную крышу перрона.

– Я собираюсь бродить целыми днями… кое-какие заметки… – робко пролепетал Петер.

Дорогу придется спрашивать по-итальянски. Марта сумеет.

– Мне не хотелось бы вас обидеть, но ведь всякий сам знает…

– Ясное дело, – сказала Марта, – мы же не сиамские близнецы. Будете свободны, как птичка!

– Отдал… отдал-таки за тысячу восемьсот, мошенник! Не зря полчаса потратили! Совсем новенький, не заношенный. Наденьте-ка, а я погляжу! – Марта торжествующе потрясала жилетом.

– Только не здесь, – смущенно запротестовал Петер, – да и жарко к тому же…

– Другими словами: тащи сама, а мне неохота… Ну не дура ли я после этого?

– Сколько мне еще повторять, что я чрезвычайно вам благодарен? – раздраженно буркнул Петер. Третий день одно и то же. Рынок с раннего утра и до заката. У кого после этого хватит сил на вечернюю прогулку?

У кого? У Марты. Вчера подцепила какого-то простофилю итальянца, заставила угостить себя ужином, а потом оставила с носом. «Вот чудак». Что ж, можно и так сказать.

– Я уж вижу, мы нынче не в настроении. А ведь пока что все идет отлично. Помните тот шарфик болотного цвета, ну, тот, что утром видали? Надо бы за ним вернуться. Хорошенький шарфик, да и дешевый – дешевле не попадалось.

– Марта, дорогая! Возвращайтесь! У меня ноги гудят от этого бессмысленного шатания… Я пойду домой, отдохну, а вечером доберусь наконец до площади Святого Марка.

– А кто вам до сих пор-то мешал? Мы вроде еще в поезде сговорились: каждый сам по себе. И нечего меня упрекать… Будто я виновата, что вы выдыхаетесь в два счета, – быстро заговорила Марта, размахивая руками. – Помогли бы лучше, а то нашли себе тягловую лошадь… Вот он, терилен ваш, три метра. Вам небось такой и не снился, и все удовольствие – три тыщи лир.

– Не так громко, ради бога… Вдруг кто-нибудь поймет. К чему такое унижение?

– А чтоб не лезли! Мы и так унижены – дальше некуда! Только скажешь: «Унгерия», сразу носы воротят.

– Ничего удивительного… помните, вчера, на рынке, вы сцепились с торговцем из-за каких-то паршивых ботинок? Со мной рядом стоял хорошо одетый мужчина, так вот, он указал на вас своему приятелю и произнес: pure Italia! Настолько моих знаний хватает! Бедная Италия! – с горечью сказал Петер, забирая у Марты покупки.

– Бедная Италия? Да они же кормятся за наш счет! Всю эту Венецию давно бы морем затопило, кабы не паршивые иностранцы, что скупают их барахло, – выкрикнула Марта и принялась, сопя, штурмовать ступени моста Риальто.

– С чего это вас понесло на мост? – Петер грубо дернул ее за руку. – Опять заблудиться хотите? Утром мало было? Нужно пересечь эту улочку… с покупками я на сегодня покончил, поймите же наконец. Меня уже тошнит от бесконечных пестрых прилавков.

– А меня от каналов… Вода здесь какая-то тухлая, – в ожесточении заявила Марта. – По-моему, вот он, поворот. Хотя вы ведь мужчина, вам лучше знать… Об одном жалею: нечего было квартиру дешевую вам искать. Платили бы себе по две тыщи в день…

– По-моему, я еще в Вене сообщил вам, что деньги меня мало интересуют.

Они свернули в узкий переулок и пошли вперед, отбрасывая с дороги скользкую апельсиновую кожуру.

– Совсем неплохое было место. Рядом с площадью Святого Марка. Зато теперь мы рядом с рыбным базаром. Чудный вид открывается из окна – рыба при последнем издыхании. Пауки да раки куда ни глянь…

– Все вы одним миром мазаны… – Марта наугад повернула направо. – Эту вывеску мы как будто уже видали. Значит, правильно идем… Одним миром. Насчет красоты все поговорить горазды, а коли надо пальцем пошевелить – так нет, мы лучше поспим. Я на площадь Святого Марка еще позавчера сходила. Мне-то почему сил хватает?

– Вам-то? Да вы же машина… колосс, – грубо ответил Петер. – Мы снова не туда идем! Смотрите по сторонам!

– Да ведь это подло, в конце-то концов! – Марта остановилась, с трудом переводя дух. – Я ему жратву разогреваю, рубашку нейлоновую постирала, я – то, я – се, а он что себе позволяет! У меня, между прочим, билет в кармане, от Неаполя до Капри! А я торчу тут по вашей милости… Все жалость проклятая!

– По моей милости? – Петер сделал несколько шагов, пытаясь сориентироваться, потом вернулся обратно. – Я, что ли, просил вас оставаться в Венеции? Сами же побоялись путешествовать в одиночестве.

– Я побоялась? – Марта саркастически расхохоталась и уселась на каменный выступ. – Машина… колосс… чего мне бояться?

– Тем хуже… если вы действительно такой герой. Все-то вы можете, все-то вы умеете, а вот одной побыть – это вам не по силам… Душевное одиночество называется. Штука известная. Только не идет вам это, Марта. Прямо-таки смешно, как на вас поглядишь…

Марта не отрываясь смотрела на гигантский бумажный самолет, выставленный в витрине напротив. Рядом с самолетом красовался яркий плакат: стройная девица в костюме цвета спелой сливы с пышными белокурыми волосами.

– Чего вы встали? Шли бы себе, – произнесла Марта. – Вы уже все сказали. Кожа у меня толстая… Идите домой. Я уеду поездом восемь двадцать… К утру буду уже в Риме. Я ведь все понимаю…

Петер беспомощно топтался на месте. Прохожих не видать. В какую сторону идти? И рубашка сохнет там, у Марты. Еды почти не осталось. На ресторан теперь уже не хватит, после стольких покупок. Хорошо, если хватит на Академию… а еще Ка д’Оро… Дворец Дожа… Тихие вечерние прогулки… лагуны…

Марта плакала, вытирая слезы рукавом.

– Добра от людей не жди.

Петер подошел к ней и потянул за руку.

– Ладно, Мартушка… жара, мы разнервничались… Климат такой… Не горячитесь. Разумеется, вы поедете в Рим, только не сейчас… послезавтра, когда я поеду во Флоренцию. Ну скажите же наконец, куда идти?

Марта продолжала укоризненно всхлипывать.

– Помидоров на ужин купила… мелкие… крепенькие… так небось и хрустят.

– Ну и прекрасно. Ой, как есть хочется! Ну-ну, хватит злиться… я совсем не хотел вас обидеть. Очень уж вы чувствительны. Просто мне хочется наконец хоть что-нибудь увидеть, только и всего… Время летит незаметно, а я все еще не видел ничего из того, ради чего приехал, – уныло пояснил Петер. – Скоро восемь… Давайте наконец сдвинемся с места.

– Знаете что? – внезапно сказала Марта. – Видите указатель? Это проход к пристани.

– У нас нет денег на такие вещи! Сами говорили! – съехидничал Петер. – Только con pedi^[8], пока не рухнем!

– Черт с ним. Сделаем исключение. Я плачу! Мы не пойдем домой, мы сядем на вапоретто и поедем на площадь Святого Марка. Уже холодает. На Большом канале вот-вот огни зажгутся… нет, правда! Это я в путеводителе вычитала. Увидите, какая красота! Ну, пожалуйста, ради меня… чтоб я не думала, что вы все еще дуетесь…

Петер покачал головой.

– А сумки?

– Я понесу. Я уже отдохнула. Мне ведь самой тоже хочется, будет хоть, о чем вспомнить. Двух сотен должно хватить… Послезавтра мне так или иначе уезжать, а то выбьюсь из графика.

Женщина решительно двинулась в направлении, указанном стрелкой.

Петер поплелся следом. Терпение! Есть такие нормы, которых не переступишь.

На вапоретто они вышли на палубу.

Стемнело. Окна дворцов были распахнуты, свет хрустальных люстр падал на воду. На берегу мерцали зеленые, красные, лиловые огни ресторанов.

– Красота-то какая, фантастика, да и только! – вздохнула Марта. – Ваша правда. Никаких денег не жалко.