Текст книги "Сама себе враг"

Автор книги: Анна Михалева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

17

– У меня сейчас промелькнуло такое странное чувство… – Алена еще раз бросила тоскливый взгляд на бутерброды с затвердевшей красной икрой. – Знаешь, такое очень французское чувство де жа вю… Что-то мне все это напоминает…

– Мне тоже, – усмехнулся Вадим, с трудом ограждая ее от напирающего сзади господина, который стремился во что бы то ни стало успеть заполучить положенную по случаю пластиковую рюмку с коньяком, – я даже скажу, что именно – мне это напоминает театральный буфет.

– Шутник, это и есть театральный буфет.

– Ну и какое, по-твоему, могут иметь отношение подсохшие бутерброды к Франции?

– Да дело не во Франции… – протянула она и, извернувшись, легонько отпихнула господина от стойки.

– Что вы себе позволяете?! – гневно взревела его крупная спутница, от мощного горла до мясистых колен затянутая в бордовое бархатное платье. – Вот заведешь своего, и пихайся!

Господин тут же спрятался за широкую спину своей защитницы.

– Дамы, дамы, – пропыхтел Терещенко, теперь сдерживая мощную атаку агрессорши в бордовом бархате, – мы же в театре.

– Не знаю, – неожиданно возразила та, – пока что я в буфете. А вы, молодой человек, лучше приглядывайте за вашей девицей. А то она руки по чужим мужьям запускает.

– Такой крик подняла, словно я залезла ему в штаны! – фыркнула Алена.

– Молчи лучше, – Вадим развернул ее лицом к стойке.

– Ах вот оно что! – взвизгнула за спиной дама. – Я-то хотела его просветить! Я-то думала, он как приличный человек пойдет перед спектаклем в буфет выпить водки, а он вон зачем сюда приперся. Ах ты, бабник позорный. Как был деревенщиной, так и остался!

– Да не хочу я этих бутербродов! – взмолилась Алена, изо всех сил упираясь руками в шаткую стойку.

– Я надеялся надраться шампанским, но, видно, не судьба, – посетовал Вадим и, взяв ее за руку, потащил из очереди. – И зачем люди ходят в театр? Склоку можно устроить и в магазине.

– Осень, – глубокомысленно изрекла Алена. – У шизофреников обострение.

– Так что ты там говорила про де жа вю?

– Это ты к обострениям?

– Мне просто интересно, что может напомнить тебе антикварный бутерброд.

– Дело не в бутерброде. У меня вдруг появилось чувство, что я увидела кого-то, кого уже видела раньше.

– Ничего удивительного, – усмехнулся он. – Тут, как минимум, человек двести, кого-то ты действительно могла встречать и раньше. К тому же все вы тут театралы – это я случайный посетитель…

Странно, но в этот момент Алена вспомнила первую встречу с Буниным. Они столкнулись именно в театральном буфете, и тогда она почувствовала какой-то импульс, который кольнул в сердце, а потом быстро распространился до самых кончиков пальцев. Она, как завороженная, не могла оторвать от него взгляда и в тот момент уже точно знала, что до того, как кончится первый акт, она уже окажется в объятиях этого незнакомого смуглого красавца. Ни до этой встречи, ни, к сожалению, после нее Алена больше никогда такого не испытывала. И в отношениях с Вадимом ее пугало именно то, что не было этого импульса. Они могли говорить часами, они пили чай у нее на кухне, они даже целовались, но все это походило на некий фон расследования, которое они совместно вели. Их отношения слишком напоминали альянс, основанный на деловой выгоде, а вовсе не на чувствах. Ей слишком часто приходило в голову: «А что между нами останется, когда дело «Гамлета» завершится?»

– …В сущности, это и есть основная ценность свиданий, – Алена посмотрела на Вадима, пытаясь уловить утерянную нить его рассуждений. – Когда люди женятся, они перешагивают некую интеллектуальную черту, желание познать окружающий мир вместе со всеми его выставками, музеями и театрами как-то само собой спадает на ноль, они садятся перед телевизором и начинают перемывать косточки соседям, постепенно забывая о существовании иных развлечений.

– Ты просто зануда.

– Я реалист, – он пожал плечами. – Успокаивает только одно – пока существуют театральные маньяки, которые убивают актеров, я не перестану посещать это благородное заведение.

– Скажи спасибо, что я вытащила тебя на этот спектакль, – Алена легонько толкнула его в бок, – иначе так и расследовал бы преступления, совершенные из-за трагедии, о которой знаешь только понаслышке. Правда, заранее прошу прощения за эту идею, от оригинала «Гамлета» в постановке «Сатирикона» остался только текст. Впрочем, в твоей ситуации и это не так уж плохо.

* * *

«Странно, что в жизни все случается не там, где следовало бы, – убийство в театре или любовь в буфете…» – Алена смотрела мимо сцены. Не то чтобы она не любила театр, вовсе нет. Просто трагедию «Гамлет», по стечению обстоятельств, она знала наизусть, да и эту конкретную постановку театра «Сатирикон» уже видела, к тому же была от нее не в восторге, поэтому ее одолевала скука. Чтобы как-то скрасить безрадостное времяпрепровождение, она пыталась размышлять на философские темы. Но и это давалось ей все труднее с каждой минутой. Наконец она с ужасом поняла, что веки ее позорно наливаются тяжестью, короче, близок момент, когда она совершенно неприлично задремлет, уронив голову на плечо Вадиму.

– Пойду, пройдусь, – шепнула она, с ужасом понимая, что едва ворочает языком от накатившей вялости.

– Ага, – кивнул было он, но тут же уставился на нее выпученными глазами. – Что?!

– Имею я право выйти? – тихо возмутилась она.

– Театралка! – усмехнулся Терещенко и перевел заинтересованный взгляд на сцену.

– Потом расскажешь, что было, – к великому возмущению задних рядов, она поднялась и, спотыкаясь, пробралась к выходу.

В фойе, как и ожидалось, было пустынно. Алена прошла до злополучного буфета и обратно. Потом повторила траекторию еще раз. Потом, потоптавшись у дверей, решила, что стоит, пожалуй, и третий раз совершить тот же путь, но встретилась с далеким подозрительным взглядом буфетчицы, которая от нечего делать цепко следила за ее передвижениями. Тогда Алена демонстративно развернулась к ней спиной и пошла вдоль стеклянных витрин, рассматривая исторические ценности театра «Сатирикон», с энтузиазмом начинающего модельера изучая старые, пропыленные сценические костюмы.

В этот момент позади нее раздались торопливые шаги. Кто-то очень спешил, едва не переходя на рысцу. Она обернулась и замерла, встретившись взглядом с потрясающими серыми лучами, струившимися из-под ресниц Ильи Ганина. Впрочем, лучи эти заструились не сразу. Она успела заметить ожесточенность, сменившуюся странной растерянностью. Что-то холодное и жутко неприятное перебрало каждый ее позвонок. Сердце пару раз дернулось, прежде чем продолжить свой размеренный стук. Илья улыбнулся, заиграв ямочками на щеках, и, приблизившись к ней, слегка склонил голову.

– Интеллектуально развиваешь своего следователя? – осведомился он.

– Откуда ты знаешь? – она никак не могла отделаться от ощущения какой-то неловкости, словно застала человека не в самый подходящий для этого момент.

– Чего бы тебе шататься по коридору во время спектакля? Ты ведь его наверняка уже видела.

– А тебе?

– Да тут такая дурацкая история приключилась… – он замялся, явно смутившись.

«Ну вот, – с тоской подумала она, – заставила человека оправдываться».

– Меня преследует какой-то рок – голубые уверенно считают меня своим. До начала подсел ко мне некий деятель искусств – трудно сказать каких, но при пятнистом шарфе на шее. Мы разговорились. То да се: спектакль – дерьмо, театральный мир в простое, – словом, он ругался на всех, я слушал. Потом потушили свет, и тут я чувствую его теплые пальцы на своей коленке. При всем должном уважении к его мнению я не смог выдержать этот аргумент, ну… и сбежал. Присмотрел место подальше, хотя даже не знаю, может, лучше пойти домой…

– А чего это тебя сюда принесло? – улыбнулась Алена. – Ты-то уж точно видел эту постановку.

– Да… – махнул он рукой. – Тоскливо так стало. Вот говорил, что все равно – буду играть Гамлета или нет, – а оказалось, что не все равно. Тянет. Решил: пойду посмотрю хоть, как другие играют.

* * *

Распрощавшись с Ганиным, Алена вернулась в зал.

– Ты даже не представляешь, кого я сейчас встретила!

– У тебя было жаркое свидание с тем парнем, которого приревновала толстуха в буфете? – Вадим страшно обрадовался, что она хоть и под конец акта, но все-таки явилась.

– Лучше, – похвасталась она, – я встретилась с Ильей.

– Ганиным? – он посерьезнел. – Экая новость! Поразительно, но этот человек таскается за тобой повсюду.

– У тебя предубеждение против него, – она погладила его по руке, дабы дать понять этому недотепе – ревность тут совершенно неуместна.

– Только не говори, пожалуйста, что вы случайно столкнулись в коридоре, – он осторожно высвободил руку из-под ее ладони.

– Да нет, конечно! Мы заранее договорились затащить тебя в театр и, пока ты будешь пялиться в темноте на сцену, с вожделением перемыть тебе все косточки, – фыркнула она.

– Значит, речь шла обо мне. Могу представить, как ко мне относятся после закрытия репетиций «Гамлета», – он вздохнул.

– Мы и перекинулись-то парой фраз. В основном поделились сожалением именно по этому поводу. Ганин признался, что очень хотел сыграть Гамлета. Я лично, вообще не понимаю, какой прок от прекращения репетиций!

– Это дает нам время подумать над тем, кто убийца.

– Ну и чего же вы у себя в отделе надумали за неделю? – съехидничала она.

– Мы проверяем каждого, кто был в театре в момент убийства Журавлева. Но вообще-то это секретная информация. Не стоит ее трепать на всех углах, а особенно не стоит передавать Ганину.

– Надеюсь, он вне подозрений, – скривилась Алена. – И вообще, прервать репетиции, на мой взгляд, глупый шаг. Что вы узнали о гуру, например? Могу поклясться, что ничего. И вообще, пока шли репетиции «Гамлета», все подозреваемые были у тебя на глазах. А теперь они сидят по своим домам.

– Вот и пусть посидят, – отрезал Терещенко, – авось кто-то живым останется.

– Ну надо же! – зло зашептали сзади. – По телику одни боевики, в книжках – только детективы печатают, думал, приду в театр, хоть отдохну от этой дури! Так нет, сели и болтают все о том же.

– Простите, – пробормотал Вадим.

В этот момент зал взорвался аплодисментами и загорелся свет.

– У меня создается впечатление, что я все время всем мешаю! – крикнул он Алене.

– Это мания величия, – пожала плечами она.

* * *

Фойе театра моментально набилось народом, хлынувшим из зала. Большинство сразу же ринулось к буфетам.

– Не понимаю я этого странного ритуала, – проворчала Алена, – как антракт – так в буфет. Глупость какая-то.

– Это, как ты правильно заметила, – ритуал, что-то вроде шаманского танца, – усмехнулся Вадим, – но лично я бы спустился и покурил.

– Ты куришь?

– Покажи мне детектива, который не курит, – усмехнулся он.

В курилке, расположенной меж двух туалетных комнат, тоже было немало театралов, почитающих табак наравне с искусством. Почитали они никотин очень активно, над головами гудящих в пересудах курильщиков дым стоял коромыслом.

– Мне не хочется здесь топтаться. Тем более что я не курю, – заявила Алена, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов.

– Можно подумать, твой замечательный Ганин не курит, – явно обиделся Вадим.

– Это его личное дело, – парировала она, не собираясь ему уступать. – Я тебя подожду в фойе.

Он сказал бы еще что-нибудь, скорее всего едкое, но не успел. Дверь мужского туалета распахнулась, и на пороге появился тот самый господин, из-за которого Алена повздорила в буфете с толстухой в бордовом. По виду этого господина можно было, не напрягаясь, догадаться, что он секунду назад пережил самое значительное потрясение в своей жизни. Ширинка на его брюках была расстегнута, и оттуда торчал кусок нижнего белья в зеленый горошек. Кроме того, нижняя челюсть господина практически упала на грудь, руки его лихорадочно шарили по ребрам в поисках чего-то спасительного, может быть, кармана пиджака, в котором хранился валидол, а согнутые в коленях подрагивающие ноги больше всего напоминали сейчас букву X.

Такое явление не могло не привлечь всеобщего внимания. Курильщики уставились на несчастного с едва скрываемым сарказмом во взоре. Разговоры моментально стихли. В создавшейся паузе господин с расстегнутой ширинкой издал тихий звук, похожий на скрип открывающейся двери, петли которой забыли смазать еще в прошлом веке, и, растерянно оглядев публику, робко позвал:

– Лидусик…

Дама, затянутая в бордовое, возникла из гущи народа и принялась пробираться к своему обожаемому сокровищу, расталкивая всех локтями.

Глаза господина наполнились отчаянием.

– До чего же мужики докатились, – шепнула Алена Вадиму, – уже и штаны сами разучились застегивать.

– Ну, не все же такие, – хмыкнул тот, бросив недоверчивый взгляд на собственные брюки.

– Лидусик, – громко проныл господин, – там… – он вяло махнул рукой в глубь мужского туалета. – Там человека зарезали…

Последнюю фразу он произнес с явным сомнением.

– Что?! – в один голос взревели Лидусик, Вадим и Алена.

И так же разом ринулись в уборную. Дама в бордовом первой пробралась к кабинке, где, по мнению ее спутника, находился зарезанный. Вадиму пришлось по дороге поднимать с полу пару несчастных, которых Лидусик сбила с ног, прокладывая себе путь. Пока они с Аленой прислоняли к стене одного из пострадавших, у кабинок раздался нечеловеческий крик, напомнивший Алене ее детские годы и связанное с ними посещение вольера с орангутангами в Берлинском зоопарке. Она инстинктивно съежилась, как тогда, когда на прутья решетки кинулась огромная обезьяна с точно таким же воплем. Но из-за угла, вопреки ее ожиданиям, вылетел не самец орангутанга, а все та же дама в бордовом. Она истерично отряхивалась и отмахивалась, словно за ней гналось осиное семейство. Столпившиеся у умывальников любопытствующие разом растеклись по стенам, освободив ей дорогу. Лидусик все с тем же непрекращающимся криком выкатилась вон.

– Всем стоять! – взревел Вадим, едва удерживая напор сзади. – Я следователь Московской милиции. Очистить помещение.

– Ага! – громко поддакнула ему Алена. – А я – агент Интерпола. Начинаю стрелять на счет три. Раз, два…

– Твои шуточки! – недовольно буркнул он и рванулся к кабинкам.

– Ну, должна же я объяснить свое присутствие в мужском туалете с моральной точки зрения, – пожала плечами Алена и кинулась следом.

Человек пять, до которых не дошел приказ стоять на месте, последовали за ними.

Картина, которая предстала перед нею, когда она заглянула через плечо Вадима, тут же пресекла желание шутить.

– Фу… – раздалось за ее спиной.

Смотреть действительно было неприятно.

Мужчина лет сорока сидел на полу, закинув голову. Кровь из огромной раны на шее тонкой струйкой стекала прямо в унитаз. Если бы она стекала на пол, там уже давно бы образовалась внушительная лужа, которую, без сомнения, заметили бы намного раньше. Похоже, что мужчина успел потерять значительную часть крови. По крайней мере, Алена подумала, что из столь внушительной раны кровь должна бы хлестать фонтаном. Видимо, так оно раньше и было – на белой рубашке мужчины появилось что-то вроде красного жабо. Убийца оказался предусмотрительным, расположив тело жертвы в угоду уборщицам. Для них тут особенных забот не намечалось. Вадим указал Алене на листок бумаги, приколотый французской булавкой к рукаву убитого. Потом он нагнулся и тихо прочел:

 
Быть или не быть, вот в чем вопрос.
Достойно ль смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними?
ГАМЛЕТ
 

Разумеется, послание было выполнено в том же стиле, что и все предыдущие – вырезанный текст из книги, приклеенный на лист белой бумаги.

– Иди, вызывай оперативников, – вздохнул Терещенко.

– Мне предстоит это делать второй раз, – недовольно буркнула Алена.

– Ну, хочешь, я пойду звонить, а ты тут покараулишь?

– Вопрос решен, – она растолкала любопытствующих и вылетела вон из уборной.

* * *

«Михаил Львович Бусинский, 43 лет, москвич, проживающий по адресу: Профсоюзный тупик, дом 6, квартира 10. Работающий старшим исследователем в лаборатории НИИ медицины», – Алена отложила листок в сторону и, окинув задумчивым взглядом Вадима, тупо рассматривающего падавшие снежинки через окно кабинета директора театра, добавила: – На момент гибели находился в полном одиночестве. И скорее всего даже не предполагал, что посетил туалет последний раз в жизни.

– Просто удивляюсь твоему цинизму, – ворчливо ответил ей Терещенко, – как можно шутить в таких обстоятельствах.

– Ты рассчитывал, что убийства прекратятся, как только ты заморозишь репетиции «Гамлета». Похоже, наш Гамлет с тобой не согласен.

– И что мне теперь делать? Извиниться перед ним? – Вадим отвернулся от окна и таким же тупым взглядом уставился на дверь.

– Извинения – это, конечно, излишне. Но скорее всего репетиции возобновятся. Или я не права? – усмехнулась она.

– Два сопутствующих трупа! Два! – с неожиданным ожесточением произнес Вадим. – Несчастный охранник, единственная вина которого заключалась в том, что он поволочился за Линой Лисицыной и скорее всего увидел то, что не должен был видеть. И этот Бусинский, роль которого вообще плачевна – стать случайной жертвой. Ужас!

– Так что с репетициями? – напомнила она.

– Во-первых, не мне одному решать, – он взъерошил волосы на затылке, – во-вторых, мы не можем просто так уступить требованиям этого террориста, а в-третьих, меня очень беспокоит, что тебя в этой ситуации больше всего на свете волнует вопрос о репетициях. – Он наконец удостоил ее тяжелым взглядом.

– Ух! – вырвалось у Алены, впрочем, она тут же пришла в себя и продолжила в прежнем тоне: – Это потому, что, по моему мнению, убийцу проще вычислить, когда все действующие лица трагедии соберутся вместе.

– Господи! – простонал Вадим. – Мы ведь до сих пор пока даже не знаем мотивов убийцы.

– Ну почему же. Теперь мы знаем, что он страстно желает продолжения репетиций. А это значительно сужает круг подозреваемых.

18

Корнелия долго слушала ее рассказ и наконец, округлив глаза, выдохнула:

– Поверить не могу!

– И я тоже, – грустно подытожила Алена. – Ситуация складывается так, что из всех подозреваемых в ранее совершенных убийствах на первое место выходит Ганин. Но, с другой стороны, я не представляю себе Илью в роли убийцы.

– Поверить не могу! – повторила толстуха и, заломив пухлые ручки, уставилась на нее с укоризной. – Все мои усилия коту под хвост!

– Ты-то здесь при чем? – удивилась Алена. – Тебя вообще там не было!

– Дело ведь не в убийствах, – покачала головой соседка. – Тут все гораздо серьезнее… Я-то думала, что тебе нравится Терещенко, а ты день и ночь только и думаешь о Ганине.

– Разумеется, думаю. Ведь как ни крути, а снять с него подозрение теперь не по силам даже мне. Конечно, Илья – замечательный актер и может сыграть, что угодно. Но так долго притворяться положительным парнем: честным, искренним – это даже для Лоуренса Оливье было бы слишком круто!

– Не знаю, кто этот твой Лоуренс Оливье и что вас с ним связывает, только попомни мои слова – потеряешь ты Терещенко! И вообще, ты пробовала применить на практике советы из книги «Как стать настоящей женщиной»?

– Корнелия! – горячо начала Алена, но потом, махнув на нее рукой, вздохнула: «О чем можно говорить с человеком, у которого на уме одно. Ты тут битый час, как последняя дура, толкуешь ей об убийствах, а она все о том же – как стать настоящей женщиной!» – Эти советы – дела давно минувших дней. Ничего у меня не вышло.

– А ты пыталась? – прищурилась толстуха.

– Еще как. Каждый совет применила на практике попунктно. Сейчас просто трясет, как вспомню. Настоящая женщина не должна перечить мужчине… Настоящая женщина не упустит случая показать, что она дура, – Алену непроизвольно перекосило. – Знаешь, чего я добилась, кривляясь на первом же свидании с Вадимом? Он подумал, что я издеваюсь над ним. В конце концов, пускай любит меня такой, какая я есть, или вообще не любит. Корчить из себя жертву неудачной лоботомии не по мне.

– Вот с Ганиным у тебя наверняка получается и ресницами трепетать, и улыбаться загадочно. Руку дам на отсечение, что получается, – проворчала Корнелия.

– Тут дело другое, – улыбнулась Алена, – с ним получается и еще с полусотней знакомых мужиков тоже. Это ведь профессионализм, возведенный в степень привычки. А Вадим мне нравится. Ты утверждаешь, что Вадима я люблю.

– Ничего я теперь не утверждаю, – буркнула толстуха, – поступай, как знаешь. Только мой тебе последний совет: почитай еще что-нибудь романтическое.

– Недосуг, – отрезала Алена, – мне нужно выручать Ганина, а то Терещенко засадит его в тюрьму, и тогда прощай, «Гамлет».

– Ну какое тебе дело до этого Ганина, а? – всплеснула руками Корнелия.

– Спасаю отечественное искусство. Дай нашей милиции волю, так она все театры позакрывает.

– Можно подумать, в твоих силах помешать этому процессу.

– Но возобновились же репетиции спектакля.

– Скажи спасибо убийце.

– Да уж, – вздохнула Алена. – Жаль того бедолагу, погиб так нелепо. Глупее не придумаешь.

– Кто знает. Есть такое понятие – судьба. Тут как ни крути, а она тебя приведет к такому финалу и в тот час, в который положено. Взять хотя бы моего соседа по старой квартире – жил себе человек, работал директором коммерческого банка. Сама знаешь, как директора этих банков трясутся над своей жизнью. Ну и он, разумеется, трясся – нанял телохранителей, все как положено. Покушались на него, правда, раза два, но охрана срабатывала на все сто. И что ты думаешь? Своя же жена отравила. Завела себе молодого любовника, а муженька полгода пичкала мышьяком, пока он не загнулся. И дело бы не раскрылось, если б любовник не донес. Я как про этот кошмар узнала, говорю своему Басику – давай сматываться из этого дома. Как-то неприятно, когда в соседней квартире проживает убийца. Да и вообще, флюиды нехорошие в воздухе витают, идеи какие-то в голову приходят странные… Так что, сколько отмерено, столько и проживешь, – философски закончила Корнелия.

– А ведь это может быть интересным… – мысль, которая посетила Алену в этот момент, Вадим скорее всего назовет самой идиотской мыслью из всех возможных. Но кто сказал, что даже такая сумасбродная идея не имеет права быть гениальной догадкой. В конце концов, всех гениев сначала считали сумасшедшими!

* * *

– Значит, так, – подытожил Терещенко и сосредоточенно взглянул на Алену, – в первую очередь нужно отыскать ту книжку, из которой наш Гамлет вырезал свои послания.

Изящным движением она взяла чашечку с кофе и, поднеся к губам, лукаво посмотрела на собеседника.

– Чего? – оторопел тот.

– Да так… – загадочно проронила она и сделала небольшой глоток.

– Когда ты так говоришь, мне становится не по себе.

С деланым равнодушием Алена оглядела зал кафе, того самого, в котором недавно обедала с Ганиным.

– Ну чего ты резину тянешь! – взбесился следователь. – Узнала что-нибудь?

– Так где ты собираешься искать эту книгу? – она поставила чашку на стол.

– Где, где? – проворчал он. – Что ты из меня дурака делаешь. Сам знаю, что только полоумный станет прятать главную улику рядом с местом преступления. Но не могу же я получить санкции на обыск квартир всех работников театра. Поэтому пока поищем в самом театре.

– А что дало изучение биографий?

– Да как и ожидалось: результат – полный, абсолютный, математически идеальный ноль! Кроме справок из наркологического диспансера на львиную долю служащих этого храма искусства, мы ничего не получили. В основном биографии актеров похожи на те, что вы печатаете в своих популярных журналах. С подсобными рабочими, осветителями, сантехниками и уборщицами – вообще темный лес. Многие из них работают в театре больше пяти, а то и десяти лет. Исключение, пожалуй, составляет один рабочий сцены – Василий Ляхин. Этому парню всего 21, он пришел в театр полгода назад. Да и вообще, какое значение может иметь какой-то подсобный рабочий в деле об убийствах. Нам ведь уже понятно, что наш Гамлет – из богемной среды.

– С таким же успехом он может быть просто сумасшедшим театралом, который мечтает поставить «Гамлета» на свой лад, – улыбнулась Алена. – Для начала он выбрал исполнителей. Его не устраивало решение главного, касающееся основных действующих лиц спектакля. И убийце удалось навязать свою волю режиссеру. Ему понадобилось продолжение репетиций – и репетиции возобновились.

– Ты думаешь, что он стремится стать в театре серым кардиналом?

– Пока похоже на то…

– И кто же это может быть, на твой взгляд?

– Кто угодно. Я говорила тебе о своем де жа вю в «Сатириконе»?

– Все уши прожужжала! – хохотнул Вадим. – А еще ты говорила о своей незабываемой встрече с Ганиным. Вот скажи, что понадобилось ему в коридоре во время спектакля, а? – он прищурился.

– Его версия выглядит убедительной. Поставь себя на его место, стал бы ты терпеть приставания какого-то педика?

– Странное совпадение, не правда ли? И не первое, кстати. Журавлев прервал твое интервью, сославшись, что ему срочно нужно с кем-то переговорить. Ушел и не вернулся. Настя показала, что в тот день Илья Ганин как раз за десять минут до конца репетиции вошел в театр. Потом, случай на банкете. Ганину удалось напоить отравленной водкой всех, даже нас с тобой. Но сам он не пил. А наутро Лину нашли задушенной. Теперь случайная встреча в «Сатириконе», где странным образом убили совершенно постороннего посетителя. Прибавь к этому страстное желание Ганина играть Гамлета, и все совпадения выстроятся в один логический ряд!

– Для того чтобы добиться главной роли в спектакле, Илье совершенно не нужно было идти на все эти убийства, – фыркнула Алена. – Он вообще не собирался играть в «Гамлете» после предательства Журавлева.

– Ты же сама говорила, что театр – тот же дурдом. Нормальные люди обижаются и отступают, или обижаются и борются какими-нибудь цивилизованными методами. А человек со сдвинутой крышей может натворить такое, от чего у Чекатило волосы на голове встанут дыбом.

– Хочешь сказать, что у Ганина крыша поехала?

– Как и у всех в этом театре.

– А почему ты забыл про гуру, Марию Клязьмину и Людомирова? У Клязьминой было не меньше причин устроить резню. Людомиров вообще в связи с этими убийствами поднялся от второстепенных ролей до роли Горацио. Кстати, послания от имени Гамлета – это его идея. А гуру…

– Гуру – крепкий орешек. Пять раз уже пытался поговорить с ним, и все без толку. Создается впечатление, что ему плевать на милицию, как и на все мирское. Похоже, положил он и на тот факт, что его могут признать убийцей.

– А что ты еще хотел от духовного лица?

– Я никак не разберусь ни в его сане, ни в самой его религии.

– Спроси у Федорова. Он знает ненамного больше тебя, но такие теории разовьет, что навсегда отобьет желание и близко подходить к гуру.

– И тем не менее ни Клязьминой, ни гуру, ни того же Федорова в «Сатириконе» в час убийства не наблюдалось.

– Я же говорила тебе о своем де жа вю, – напомнила Алена.

– Сколько можно повторять! – скривился Вадим. – Вполне вероятно, что твое де жа вю как раз и было связано с тем, что в толпе ты увидела Ганина?

– Если бы я увидела Ганина, так бы и сказала. И не стала бы прикрываться этим термином.

– Ты могла увидеть сотню знакомых лиц, совершенно не связанных с убийствами.

– Нет, у меня промелькнуло чувство, что я заметила кого-то, кого совсем недавно видела именно в театре. В конце концов, вспомни про песенку Элвиса Пресли: «Ты твердил, что мне показалось, а ведь мне далеко не показалось».

– Это называется ударом ниже пояса, – нахмурился Терещенко. – Запретный прием. Тогда действительно ничего не указывало на наличие песни, кроме твоих утверждений, разумеется.

– Ну, – она развела руками, – и в чем разница?

* * *

– Дьявол! – снова взревел главный. – Почему сцена стоит!

– А чего с ней будет, – лениво отозвался откуда-то снизу совершенно осипший голос главного механика.

– Романов, – проникновенно обратился к нему режиссер, – в этот момент сцена должна крутиться. Или ты забыл?

– Сейчас закрутится, – пообещал тот. – Кто же виноват, что рабочего нет на месте. У нас же все на кнопочках, только кнопочки в разных местах. А сапоги-скороходы мне не положены по должности. Ну нет сегодня у меня рабочего, подумаешь, трагедия – сцена на пять минут опоздала.

– Ты, собачий сын, срываешь мне репетицию, – устало ответил ему главный и, обхватив голову руками, упал на стул.

– Я не обязан каждого приводить на работу за руку. Один отгул просит, потому что похороны, у другого – свадьба, у третьего – зуб болит, четвертый – с похмелья, а я отдувайся за всех. Сколько раз просил увеличить штат.

– А разве тебе не прибавили рабочего полгода назад? – убитым голосом ответил ему режиссер.

– Прибавили! – под сценой что-то щелкнуло, и оставшаяся часть ответа потонула в лязге, с которым декорация поплыла в сторону. – … Так ведь его все равно нет, – закончил свою мысль механик уже в наступившей тишине.

– Я не могу здесь стоять! – взвизгнула Клязьмина и демонстративно отскочила к кулисам. – Такое ощущение, что все вот-вот на меня обрушится.

Часть декорации, изображающей серую стену замка, действительно угрожающе покачивалась над ее головой.

– Романов, – позвал главный, – когда ты смажешь все это барахло?

– Когда деньги дадите, – отозвалось снизу, – а то нагородили наверху, ни один подшипник не выдержит. В таком случае я не отвечаю за ваше искусство. Рухнет это все когда-нибудь, помяни мое слово. По нашей гнилой сцене ползать нужно, да еще с осторожностью, а вы тут пляшете. Нашли тоже Большой театр!

– Что ты хочешь сказать! – истерично поинтересовалась Маша. – Что с моей комплекцией сюда и соваться не стоит.

– Да бог с вами, девушка! Суйтесь куда угодно, только ответственность с меня снимите, – невозмутимо ответил ей механик, – а то, как прыгнут человек десять сразу, так и провалятся.

Маша не преминула пустить слезу от обиды.

– Забыл поблагодарить тебя за откровенность со следователем, – шепнул Алене Ганин. Причем в голосе его слышался большой процент язвительности.

– Не стоит, – кисло улыбнулась она, – я сказала Терещенко, что встретила тебя в коридоре «Сатирикона» еще до того, как мы нашли труп.

– Сейчас являются ко мне в гримерку всей шарашкой: следователь твой, начальник его усатый и еще трое с автоматами наперевес. «Гражданин Ганин?» – спрашивают, будто первый раз меня видят. Я им говорю: «Я». А они: «Не хотите ли сами предоставить то, что мы собираемся искать?»

– Ну? – выдохнула Алена, чувствуя сжигающий щеки стыд.

– А что я? – Илья развалился в кресле, закинув ноги на передний ряд, совсем как Журавлев, когда давал Алене свое последнее интервью. – Я им говорю: отдал бы вам, ребята, все свои сбережения героина и золотом партии бы поделился, а потом чистосердечно признался бы, куда Янтарную комнату полвека назад заныкал, да только не имею я ко всему этому никакого отношения.