Текст книги "Право на одиночество (СИ)"
Автор книги: Анна Шнайдер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)
3
Наконец я перестала предаваться воспоминаниям и встала с постели. Алиса сидела на полу и по очереди вылизывала все лапки. Я улыбнулась. В конце концов, сегодня приедет Антон – и значит, впереди у меня будет не такое уж и унылое 8 Марта, как я думала.
Антон работал фотокорреспондентом в одном известном журнале, поэтому он постоянно разъезжал по разным городам и странам, привозя мне оттуда кучу сувениров. И всегда останавливался у меня, потому что больше идти Антону было некуда: его младшая сестра вышла замуж и подселила в двухкомнатную квартиру, где жили ещё и родители, мужа, а через год родила. Так что для Антона там совсем не было места.
Возможно, это выглядит странно в глазах других людей, что на протяжении нескольких лет молодой человек останавливается у девушки на неделю и при этом они остаются друзьями. Но так оно и было. Недели, когда у меня гостил Антон, были особенными для меня – я почти забывала обо всех горестях, гуляла с ним по городу, смотрела фильмы, болтала допоздна. Он всегда спал на широком диване в большой комнате, а я – на своей кровати, в маленькой. И всем было хорошо.
Ожидая Антона, я убрала каждый уголок в квартире, протёрла пыль, сварила сырный суп, пожарила картошки и котлет. Ровно в двенадцать раздался звонок в дверь.
На пороге стоял Антон – как всегда, загорелый и улыбающийся широкой счастливой улыбкой. Не успела я ничего сказать, как он подхватил меня на руки, приподнял над собой и воскликнул:
– А вот и ты, моя пчёлка-труженица! Как же я соскучился!
Я рассмеялась. Он всегда легко поднимал меня, даже когда я весила на десять килограммов больше. И всегда называл пчёлкой-труженицей, с первого дня, когда мы сбежали с учёбы.
– И я по тебе, Антош! Ну давай, поставь меня на землю.
Продолжая счастливо улыбаться, Антон поставил меня на пол и закрыл входную дверь.
– Кушать будешь? – спросила я его тут же.
– Да погоди ты! – отмахнулся он. – Я только с самолёта, а ты мне сразу про покушать. Там же кормят!
– Ну, там всякой байдой, а у меня…
Мы вошли в квартиру, Антон положил чемодан на пол, открыл его и начал в нём рыться.
– Так-так, куда я засунул это… А ну-ка, закрывай глаза, сейчас буду поздравлять тебя с восьмой мартой!
Я смущённо улыбнулась.
– Закрывай глаза, кому говорят!
Я послушалась. В течение нескольких секунд Антон шуршал ворохом невидимых пакетов, а затем я почувствовала прикосновение к своей шее. Он откинул мои волосы и застегнул сзади что-то, очень похожее на цепочку с кулоном.
– Открывай глаза!
Да, это и был кулон – маленький изящный серебряный цветок с небольшими синими камнями. Он был немного похож на незабудку.
– Спасибо большое, Антон. Очень красиво.
– Это авторская работа, между прочим! – он с важностью поднял вверх указательный палец, как в тот день, когда подсел ко мне на третьем этаже нашего института. – Серебро с сапфирами!
У меня округлились глаза.
– Слушай, это ведь бешеных денег стоит…
– Ерунда. Ты заслуживаешь таких подарков, Наташ, ты самая замечательная пчёлка-труженица на свете.
Антон, улыбаясь, наклонился и чмокнул меня в щёку, а потом, выпрямившись, сказал:
– А на диване пакеты со всяким шмотьём, я там на распродаже накупил. Посмотри, потому что не факт, что это шмотьё тебе подходит. В прошлый раз ты была чуточку полней, чем сейчас…
Я подошла к дивану. На нём лежали три полных пакета с какими-то кофточками, брючками, костюмами…
– Слушай, мне же целый день это придётся на себя мерить…
– Ну развлечёмся как-нибудь вечерком, – Антон ухмыльнулся. – Когда погода плохая будет. А ты вообще заканчивай тут худеть-то, а? Уже кожа и кости остались, ухватить прям не за что.
Сказав это, Антон почему-то слегка покраснел. А я нарочно схватила себя за обе груди и сказала:
– Да ладно тебе, полно ещё добра!
– Пока да, но ты смотри у меня! Я всё боюсь, что приеду и увижу, что у тебя грудь к спине прилипла.
– Ну раз боишься, пошли, я тебя супом покормлю. И сама поем, обещаю.
Я схватила Антона за руку и потащила на кухню. Краем глаза я успела заметить, что Алиса уже заприметила его пакеты с одеждой и устраивалась на них. Она с детства обожала спать на пакетах.
Этот день стал для меня первым в году, пролетевшим незаметно. Я только и успевала слушать рассказы Антона про то, что он делал в разных городах Америки последние несколько месяцев, про его нескольких новых подружек, с которыми он уже успел расстаться, про новые проекты на работе…
Проговорив подряд часа четыре, Антон вдруг спросил:
– А как у тебя-то дела? А то я всё о себе да о себе. Как работа, пчёлка-труженица?
– Да, кстати, я тебе ещё не успела рассказать. Про смерть Михаила Юрьевича я тебе писала, наши там с ума посходили, думая, кого бы на его место назначить. Так что теперь у меня новый начальник.
– Ого! И как он, не тиранит тебя?
– Пока не тиранил, но он только вчера пришёл к нам на работу. Так что всё ещё впереди, – я встала со стула и потянулась за чайником. – Будешь чай?
– Конечно, буду. Только вот никаких печенек в меня уже не влезет…
– Да у меня их и нет.
– Отлично. А как у тебя на личном фронте, встречаешься с кем-нибудь?
Что-то в тоне Антона показалось мне странным. Он произнёс эту фразу нарочито небрежно, – чтобы я не подумала, что его этот вопрос волнует больше, чем нужно?
– Нет, – с моей точки зрения, эта тема себя исчерпала, но Антон считал иначе.
– Что, совсем?
– Слушай, – я рассмеялась, – как можно ни с кем не встречаться, но «не совсем»? Что за глупый вопрос, Антош?
– Я просто не так выразился, – он улыбнулся. – За тобой кто-нибудь ухаживает?
Я задумалась.
– Ну… как сказать… Не считая двух электриков-пьянчужек и одного курьера из нашего издательства, ну и ещё всяких мужиков в метро, автобусах и электричках, – никто.
– Прям даже не верится… – пробормотал Антон.
– Почему?
– Ну, ты ведь очень интересная девушка. И уже очень давно одна.
Я пожала плечами.
– Зато ты у нас всегда с кем-то. Каждому своё.
Антон молчал некоторое время, размешивая свой чай. Я всё удивлялась, чего он его размешивает – чай-то без сахара.
– Слушай, Наташ, – сказал Антон вдруг и посмотрел на меня как-то хитро, но немного смущённо. – А сколько у тебя было мужчин?
Я чуть чаем не поперхнулась. Мы с ним крайне редко говорили на такие темы, а если и говорили, то не про отношения кого-либо из нас, а так, шутили про просмотренные фильмы или прочитанные книги.
Интересно, и что я теперь должна ему ответить? Что я в своей жизни только один раз целовалась, и то – с Михаилом Юрьевичем, так что это можно не считать?
Да Антон меня на смех поднимет. Мне ведь уже двадцать четыре года, я помощник главного редактора в престижном издательстве, и тут вдруг такое.
– Что ты имеешь в виду под мужчинами? Со сколькими я встречалась?
– Нет, я имею в виду более… интимные отношения.
Я со стуком поставила чашку с чаем на стол.
– А зачем это тебе?
– Ну вот опять, – Антон развёл руками. – Этот твой любимый вопрос: «зачем?». Ну, мне просто интересно, и всё, чего тут такого.
– Хорошо, – я посмотрела ему прямо в глаза. – Восемь. Восемь мужчин.
О, мне так хотелось увидеть выражение его лица! И Антон меня не разочаровал. Его лицо вытянулось так, как будто я сказала, что лесбиянка.
Кстати, хорошая мысль. Жаль, что пришла в голову только после того, как я уже поведала про восьмерых мужчин.
– Восемь? – Антон вдруг рассмеялся. – Да ты меня обманываешь, Наташ, я никогда в жизни не поверю, что у тебя было восемь мужиков…
– Это ещё почему? – с интересом спросила я.
– Да потому что девушки, у которых количество сексуальных партнеров зашкаливает, по-другому выглядят. Они какие-то более потрёпанные, да и ведут себя по-другому. Ты же… выглядишь просто прекрасно. Такая невинная пчёлка-труженица.
Слово «невинная» меня немного напрягло.
– Ну ладно, раскусил, не было у меня восьми мужчин. Но в конце концов, я не обязана отвечать на такой вопрос, да я и не хочу на него отвечать. Вот ты мне лучше скажи, у тебя-то сколько женщин было?
Антон скрестил руки на груди и лукаво посмотрел на меня.
– А вот этого я тебе не скажу, пчёлка. Во-первых, я не помню. Это надо считать. А если я сейчас скажу тебе какую-нибудь цифру навскидку, то она вряд ли тебе понравится.
– Думаю, она намного больше, чем восемь? – рассмеялась я.
– Да уж, намного, – подмигнул мне Антон.
Выходные прошли просто чудесно, лучше не бывает. Половину воскресенья, пока шёл дождь, я примеряла на себя наряды, которые привёз Антон. Мне подошло почти всё, так что теперь я не человек, а ходячий шкаф с одеждой.
После обеда Антон поехал к родителям, поздравлять маму и сестру с 8 Марта, а я отправилась в магазин за продуктами. Когда он вернулся, мы ещё долго смотрели какой-то новый боевик, но поскольку было воскресенье, я отправилась к себе уже в девять вечера.
Порывшись в шкафу, я обнаружила, что у меня не осталось ни одной чистой ночной рубашки, все лежали в стирке. Обычно я всегда стирала в выходные, но из-за приезда Антона совсем об этом забыла.
Зарывшись в шкаф, я наконец нашла ночнушку – это была рубашка из полупрозрачной ткани телесного цвета, с кружавчиками и рюшечками, на тонких бретельках, я такие всегда не любила. Откуда у меня эта ночнушка, я уже и не помнила, возможно, она вообще принадлежала маме.
Рубашка была мне впору. Выглядела я в ней, по-моему, весьма нелепо – открытая полностью спина, из-под тонких кружев выглядывает голая грудь, да и ниже пояса тоже не обошлось без намёков. Но какая разница, в чём спать?
Тут я вспомнила, что не захватила книжку из большой комнаты, а я привыкла читать перед сном, чтобы избавиться от лишних мыслей. Я осторожно приоткрыла дверь и выглянула – Антона не было видно. Наверное, ушёл мыться.
Проскользнув к книжному шкафу, я открыла створки и начала изучать его содержимое. И вдруг услышала голос Антона из-за спины:
– Наташ, может, ты не будешь забывать о том, что у тебя в гостях всё-таки взрослый мужчина, а не девочка подружка?
Я обернулась. Антон по-прежнему сидел на диване, и как это я его не заметила?
Он уже забыл про свой боевик и просто пожирал меня глазами – всю, с ног до головы. Где-то в глубине моего подсознания мелькнула мысль, что он уже мысленно снял с меня эту нелепую рубашку, но в реальности я отвернулась к книжному шкафу и сказала:
– Да ну тебя. Ты только что вернулся из очередных объятий очередной красавицы, чего ты мне тут сказки рассказываешь… Нужна я тебе больно, по сравнению с твоими подружками я совершенно не сексуальна.
Я потянулась за нужной книжкой (она стояла на второй полке сверху), когда вдруг услышала:
– Слушай, Наташ, хочешь, я докажу, что ты очень даже сексуальна?
– Ну давай, – рассеянно произнесла я, схватив наконец книжку.
Я услышала шаги. В следующую секунду Антон резким движением развернул меня лицом к себе и прижал мои бёдра к своим.
– Чувствуешь? – сказал он тихо.
О да, я чувствовала. Как такое вообще можно не почувствовать?
Я подняла глаза и поразилась, насколько Антон переменился – глаза будто немного потемнели, а губы скривились в какой-то странной усмешке.
Мне показалось, что в моей голове что-то тикает, перекатывается, щёлкает – я лихорадочно пыталась придумать, как выпутаться из этой ситуации.
– Чувствую. Ну же, отпусти меня, Антон.
Но он меня, кажется, не слышал.
– Я же говорил, что ты очень сексуальна и становишься ещё более соблазнительной потому, что ты этого совершенно не осознаёшь…
– Антон, отпусти!
Меня уже очень давно ничего не пугало, но в тот момент я почти испугалась. Антон смотрел на меня, как в ночь после смерти моих родителей, странным безумно-страстным взглядом. И эта жутковатая ухмылка…
– Зачем? – спросил он, начиная наклонять свою голову к моей.
И тут я вспомнила, что в руках у меня по-прежнему прекрасный толстый книжный том. «Словом можно ранить, словарём – убить», – мелькнула мимолётная мысль. Я размахнулась и обрушила книжку на лоб Антона.
Слава богу, это был не словарь, и обошлось без трупов. Но я добилась своего: Антон разжал руки, и я смогла убежать прочь, в свою комнату.
Несколько минут в квартире была совершенная тишина. Я сидела на постели, боясь пошевелиться, прислушиваясь к тому, что творится в большой комнате. Там тоже было тихо.
У меня на двери нет никаких замков, но тем не менее через пять минут Антон в неё постучался, а не просто открыл. А я боялась, что в таком состоянии он проигнорирует такую мелочь, как стук в дверь, перед тем, как войти.
– Наташ… ты не спишь? – услышала я его тихий голос. – Я… могу войти?
– Если ты не будешь доказывать мне мою сексуальность, то можешь.
Он медленно зашёл в комнату. Вспомнив, что я по-прежнему в прекрасной полупрозрачной рубашке, накрылась одеялом. Вид у Антона был очень виноватый.
– Прости меня, а? Я, наверное, тебя напугал… Меня просто очень бесит, когда ты с таким пренебрежением говоришь о своей внешности. Ты очень красивая, правда.
– Угу, – буркнула я, натягивая одеяло до шеи. – Я поняла. Ты мне объяснил… наглядно.
Друг рассмеялся. Ну наконец-то передо мной прежний Антон.
– Извини, пожалуйста. Но ты не забывай, что я всего лишь мужчина, а ты очень… красивая. Не расхаживай передо мной в таком нижнем белье, там же всё просвечивает и… – он сглотнул.
– Ладно, ладно! Прости и ты, я дурочка. Мне просто показалось, что тебя нет в комнате, вот я и вошла.
– Меня и не было, я под стол залез, пульт уронил. А когда встал и увидел тебя…
– Вот не надо о том, что потом с тобой было, а? – я опять начала натягивать одеяло.
– Слушай, ну я же не насильник какой-нибудь, – он рассмеялся. – Не трону я тебя, пожалуйста, не бойся.
– Ну хорошо.
Наверное, я сумасшедшая, но мне вдруг стало любопытно, что Антон будет делать. И я откинула одеяло и встала прямо перед ним.
Прерывистый вздох – и в глазах Антона снова появилось то дьявольское выражение. Он опустил глаза, разглядывая меня с ног до головы. Я почти физически ощущала его взгляд на каждом миллиметре своего тела.
– Ну что, не тронешь? – я усмехнулась.
Антон со стоном закрыл глаза.
– Да ты просто пчёлка-искусительница! Но не волнуйся, я пока ещё способен себя контролировать… Спокойной ночи!
– Спокойной ночи! – рассмеялась я, глядя, как Антон, по-прежнему с закрытыми глазами, пытается найти выход из моей комнаты.
Через некоторое время я легла спать и, прислушиваясь к звукам работавшего в соседней комнате телевизора, анализировала произошедшее.
Так и не придя к окончательному выводу, я уснула.
Утром, когда я убегала на работу, Антон ещё спал. Друг собирался встретиться с какими-то друзьями и прийти домой практически одновременно со мной.
Я оставила ему записку на кухне:
«Дорогой повстанец! (Намёк тебе на вчерашнее. Когда-то ты утверждал, что я не умею быть пошлой. Это ли не пошлость?)
Хлеб в хлебнице, колбаса и сыр в холодильнике. Если хочешь, возьми с собой что-нибудь пожевать. Только не ешь мясо из зелёного контейнера – оно для Алисы.
Вернусь в семь.
Твоя пчёлка».
Я всегда прихожу на работу первой. Мне нравится идти по пустым коридорам, где каждый шаг отдаётся от стен и потолка, мне нравится открывать нашу со Светочкой душную комнату и кабинет Михаила Юрьевича. Хотя теперь это уже кабинет Максима Петровича.
Каждое утро у меня ритуал – я сажусь перед окном и замазываю свой возраст. В обычной жизни я не крашусь, но здесь… Когда я только начала работать в «Радуге», то не раз слышала от других людей, что слишком молода для этой должности. И поэтому я начала краситься. Косметика ведь не только исправляет недостатки и подчёркивает достоинства, она ещё и прибавляет возраста.
Чуть коснуться тенями век, затем тушью – ресниц… Припудрить щёки… И последний штрих – помада. Только я занесла тюбик над своими губами, как открылась дверь и вошёл Громов.
Он явно удивился, узрев меня на месте за полчаса до начала рабочего дня.
– Наталья Владимировна, доброе утро, – Максим Петрович улыбнулся. – Никак не ожидал, что здесь уже кто-то есть. Обычно я всегда прихожу первым.
– Доброе утро. Это в «Ямбе» вы первым приходили, а здесь будете приходить вторым, – улыбнулась ему я, откладывая помаду. Красить губы при постороннем человеке я не умею.
– Настоящий джентльмен всегда пропускает женщину вперёд, – сказал Громов и прошёл к себе в кабинет.
Почему-то от этих слов мне стало очень хорошо. И даже немного смешно.
Через пару минут на моём телефоне замигала громкая связь.
– Наталья Владимировна, зайдите ко мне, если вас не затруднит.
Только заглянув в кабинет к Громову, я поняла, что теперь всё – здесь не осталось ни следа Михаила Юрьевича. Стол был передвинут ближе к окну, папки в шкафу переставлены, новый принтер в углу и монитор на столе… Вместо обычной кучи бумаг перед нынешним главным редактором лежала лишь тоненькая папочка. И ещё краем глаза я увидела две фотографии в рамочках – кто на них изображён, разглядеть я не могла.
Максим Петрович сидел за своим столом и приветливо мне улыбался.
– Садитесь, Наталья Владимировна, – кивнул он на один из двух стульев, стоявших перед его столом.
Я села. Теперь я могла рассмотреть фотографии. На одной был сам Максим Петрович, только более молодой, он держал на руках девочку лет пяти. Вторая девочка, лет десяти, стояла рядом и держалась за его руку. Все трое радостно смеялись. На другой фотографии были те же девочки, только немного постарше, обе с букетиками – снимок был сделан явно 1 сентября.
Максим Петрович заметил, что я смотрю на фотографии, и сказал:
– Это мои дочки. Старшей сейчас шестнадцать, а младшей одиннадцать.
– Младшая очень на вас похожа. Просто одно лицо.
– Спасибо, – судя по его гордой и радостной улыбке, наш новый главный редактор очень любил своих дочерей.
Но вот странность. Целых две фотографии, и ни на одной не было жены Громова. Может, он разведён? Или она умерла?
Это удивительно, но мне стало даже немного любопытно, женат он или нет, и если женат, то почему не поставил фотографию жены вместе с фотографиями дочерей?
– Наталья Владимировна, я бы хотел… я хотел спросить насчёт той неприятной ситуации в пятницу… Я надеюсь, вы на меня не в обиде? Поверьте, я очень сожалею о своих поспешных выводах.
Так, о чём это он?
– Максим Петрович, извините, но я сейчас не очень понимаю, о чём вы говорите. В выходные произошло столько событий… Вы за что извиняетесь?
И только он открыл рот, чтобы ответить, я вдруг вспомнила. И, хлопнув себя по лбу, сказала:
– Ах, да! Максим Петрович, вообще забудьте об этой дурацкой ситуации, видите, я сама уже успела забыть. Ничего страшного.
Он радостно улыбнулся и кивнул.
– Очень хорошо. Ну, тогда перейдём к нашим делам… В первую очередь я хотел бы сказать, что Михаил Юрьевич оставил вам просто великолепные рекомендации. С такими рекомендациями вам бы на должность повыше претендовать. «Острый ум, проницательность и деликатность, умение общаться с коллективом, эрудированность и компетентность…»
На этом я прервала Громова:
– Максим Петрович, спасибо большое, не нужно зачитывать весь список!
– Хорошо, – он захлопнул свою папочку. – Сколько вы уже работаете здесь?
– Пять лет.
На лице у главного редактора появилось удивлённое выражение.
– Пять лет? Но… простите, а сколько вам вообще самой лет?
– В этом году будет двадцать пять.
Громов оглядел меня с ног до головы. Мне казалось, что он пытается сопоставить то, что видит, с заявленным возрастом. Да, я знала, что выгляжу моложе. Но если бы я успела накрасить губы, мне можно было бы дать все двадцать семь.
– У меня будет к вам большая просьба, Наталья Владимировна. Поскольку я здесь человек новый, я совершенно не знаю здешней схемы работы, правил, принципов, законов, если так можно выразиться. В «Ямбе» была другая система, это я уже понял. И я бы хотел, чтобы вы рассказали мне, как что устроено в вашем издательстве – от самого верха до самого низа. Это первое. Сможете это сделать?
– Запросто.
– Прекрасно. И второе. Я бы хотел, чтобы вы, прямо сейчас, дали мне краткую характеристику всего руководящего состава и всех заведующих. Короче говоря, всех главных.
– Характеристика какого плана вам нужна? Если дата рождения и опыт работы по специальности, то с этим лучше в отдел кадров.
– Нет, мне нужно не это. Вы прямо сейчас, в устной форме, дадите мне краткие сведения обо всём нашем руководящем составе по трём пунктам: рабочие качества (например, хороший специалист или плохой), личные качества и ваше собственное мнение об этом сотруднике.
Это была крайне необычная просьба. Я даже на миг подумала, а не хочет ли он с её помощью меня проверить? Впрочем, размышлять об этом мне было некогда.
– С чего начать? С рассказа о нашей системе или с характеристик?
– Давайте начнём с характеристик. В процессе и система выстроится.
– Хорошо. Про генерального рассказывать?
– А вы можете? – удивился Громов.
– Могу.
– Ну… тогда расскажите. Хотя я неплохо его знаю.
Я пожала плечами. Для меня это не имело значения. Михаил Юрьевич всегда учил, что трудностей не стоит бояться, и тем более – не нужно бояться говорить правду. Но если ложь принесёт спокойствие тем, ради кого она говорится, лучше солгать.
Сейчас лгать я не собиралась.
– Наш генеральный директор. Королёв Сергей Борисович. Он в издательском бизнесе уже давно, поэтому специалист хороший. Но самодур. Может уволить человека только потому, что тот ему не нравится, даже если это прекрасный работник. Моё мнение – с ним вполне можно работать, если не забывать о постоянной лести, которую на него нужно выливать, чтобы он пребывал в хорошем настроении.
Громов рассмеялся.
– Прекрасно. Я знаю Королёва уже лет десять, и точнее характеристики для него придумать сложно.
– У нас три директора, которые по своей важности идут сразу после Королёва. Это Марина Ивановна Крутова, директор по маркетингу – она заведует не только отделом маркетинга, но и отделом продвижения и рекламы. Иван Фёдорович Дубинин – технический директор, наш с вами непосредственный начальник, заведует всеми техническими службами в издательстве. Коммерческий директор – Дмитрий Иванович Васильев, он отвечает за отдел продаж. Начну с Марины Ивановны. К сожалению, как о работнике я не могу сказать о ней ничего положительного – она решительно ничего не знает и не умеет, а должность эту занимает только из-за связи с генеральным. Держит целый отдел из пяти человек, который называет отделом инноваций, – вот они и делают за неё всю работу. Личные качества Марины Ивановны так же плохи, как и её знания о процессе книгоиздания. Дальше, Иван Фёдорович…
– Стойте, Наталья Владимировна, – Громов поднял глаза от своего блокнота, где он делал какие-то пометки, пока я говорила. – А как же ваше личное мнение о Марине Ивановне?
– У меня о ней нет мнения. Как специалист она себя не проявила ни разу, раскрылась только как завистница и сплетница, но это не имеет отношения к работе, поэтому вряд ли будет вам интересно.
– Ну хорошо, давайте дальше.
Почти час я давала всем характеристики, вплоть до заведующих редакциями. В процессе я ещё и объяснила Громову всю нашу иерархию.
– Ну вот, кажется, всё, – закончив, я вздохнула с облегчением.
– Не совсем. Вы одного человека забыли, – Максим Петрович улыбнулся. – Себя. Вы ведь тоже, можно сказать, руководящий состав.
– Себя? Я ещё должна дать характеристику на себя?
– Да, думаю, это будет честно.
– Хорошо. Наталья Владимировна Зотова, 24 года, больна редким для наших дней заболеванием – любит свою работу. Хороший работник, но слишком молодой. Этот недостаток со временем пройдет. Личные качества – занудство, строгость и дотошность. Я думаю, что она не столь великолепна, как о ней отзывался Михаил Юрьевич.
Громов кивнул.
– И вот ещё о чём я совсем забыл... Совещания. Расскажите мне, куда и зачем ходил Ломов, и соответственно, куда буду ходить я.
– Хорошо... Через каждые две недели проходит совещание по новым проектам, где мы – перед смертью Михаил Юрьевич передал эти функции мне – должны рассказывать нашему отделу маркетинга и всем директорам о новых проектах из всех редакций. Если на совещании проект утверждён, на него оформляют приказ и запускают в базу издательства. Это значит, что работа над книгой начата, и она со временем будет выпущена… Хотя бывают в жизни исключения. Чтобы мы с вами не ударили в грязь лицом, все редакции за неделю до совещания должны сдать мне описания своих новых проектов, я их изучаю, затем рассказываю вам суть, и мы выносим вердикт – быть или не быть. Иногда проект заворачиваем ещё мы и даже не несём его на совещание. Кроме этого, каждую неделю по четвергам проходит летучка – совещание заведующих с главным редактором, где они получают всякие ц.у. или нагоняи.
– А вы на ней присутствуете?
– Если вы хотите, могу присутствовать, это не принципиально. Я ещё по средам встречаюсь с младшими редакторами. Зачастую младшие редакторы толковей заведующих, им проще объяснить простые истины… В принципе, вот основное, что мы с вами делаем, если не считать ещё кучу всяких бумажных дел. Служебных записок вам предстоит подписывать много, очень много… Да, совсем забыла – перед сдачей издания в печать требуется как моя, так и ваша подпись. Соответственно, если после выхода тиража обнаружится проблема, то виноват будет не только ведущий редактор проекта, но и мы тоже.
Максим Петрович постукивал ручкой по столу, будто переваривая информацию. Я его понимала – есть от чего сойти с ума. И ведь это только на словах звучало просто, а на деле там был такой прекрасный объём работы, что порой я начинала сходить с ума.
– Спасибо большое ещё раз, Наталья Владимировна… Последний вопрос… Мой секретарь, Света, – она хороший работник? Я предъявляю большие требования к секретарям, поэтому мне хотелось бы знать, что вы о ней думаете.
– Не волнуйтесь, Максим Петрович, Света – прекрасный секретарь, вы в этом скоро убедитесь. Я бы могла сказать о ней не меньше хороших слов, чем написал обо мне Ломов в своей рекомендации.
– Тогда больше не буду вас мучить. Идите, работайте, только через пару часов вы мне опять понадобитесь.
Когда я вышла от Громова, мне показалось, что я – не человек, а порубленная на щи капуста. Удивительно, но я так устала только оттого, что давала всем характеристики.
Светочка бегала вокруг стола и лихорадочно пыталась прибрать свой перманентный бардак. Руки у неё дрожали – она явно нервничала.
– Привет, Наташ, – сказала она мне, судорожно хватая какую-то стопку бумаг – издалека мне показалось, что это куча заявлений на отпуск.
– Привет. Что с тобой?
Света плюхнулась на стул и выпалила:
– Он меня уволит. Он точно меня уволит!
– С чего это ты так решила? – спокойно спросила я, открывая свою электронную почту. Восемьдесят шесть писем. Какой кошмар! У авторов началось весеннее обострение…
– Вот, – Светочка показала рукой на свой стол. – Мне сказали, что Громов страсть как не любит беспорядок… А у меня тут такой… хаос! И я ни за что не смогу его убрать, я по-другому работать не умею…
– Света, слушай, – я посмотрела на неё с укоризной, – откуда столько паники? Он хоть раз наезжал на тебя?
– Нет, но…
– После того, что я ему сказала про тебя сейчас, вряд ли он тебя уволит, – я ободряюще улыбнулась Свете. – Если только заодно со мной.
Несколько секунд Светочка продолжала смотреть на меня, а затем вскинула руки вверх.
– Спасибо, Наталья Владимировна, большое спасибо!
В этом была вся Светочка – она почему-то всегда переключалась на «Наталью Владимировну» и «вы», если хотела сообщить мне что-то серьёзное.
– Да не за что. Мне и самой не хочется подыскивать тебе замену…
За полчаса я раскидала письма по редакциям. Хотя на сайте были чётко даны электронные адреса всех структур издательства, большинство авторов почему-то упрямо писали именно на общую редакционную почту, которая принадлежала мне.
Весь этот день Громов дёргал меня примерно каждые пятнадцать минут. «А это что?», «а это как понимать?», «а с этим что делать?» – сыпал он вопросами. Особенно мне досталось, когда Светочка пошла к Максиму Петровичу со всеми своими документами – служебными записками, больничными, приказами, входящими письмами, заявлениями сотрудников, авторскими договорами, – Громов заставил меня просмотреть все эти документы вместе с ним, чтобы понять принципы нашей работы.
Мне нравилась его дотошность. В этом Максим Петрович был похож на меня. И поэтому я терпеливо объясняла каждый пункт в служебной записке, показывала, в каком углу расписаться, и рассказывала, зачем это вообще всё нужно.
К двум часам дня в моей голове начала пульсировать невыносимая боль. А самое главное – я за весь день не сделала ровным счётом ничего! Ни-че-го! Из-за того, что Громов постоянно дергал меня и отвлекал от основной работы.
Но гораздо, гораздо больше, чем он, меня бесили заведующие редакциями. Всем прям безумно понадобилось увидеть главного редактора именно сегодня! И я была вынуждена отмахиваться от них, как от мух, говоря, что сегодня он не принимает.
– Почему? – удивлялись они все по очереди.
Как же я мечтала – хоть один раз! – ответить на подобный вопрос: «По кочану!» Я представляла, каким было бы выражение лица… Но я вежливо улыбалась и говорила:
– Максим Петрович сегодня занят, вникает в дела. По всем вопросам будет принимать начиная со среды.
Мы с ним так договорились – пускать первых мегер-посетительниц со среды. Громов надеялся, что к этому времени он разберётся, что к чему.
Забегая вперёд, скажу, что он действительно во всём разобрался.
Уже в этот, самый первый, день, я поняла, что мы с Громовым сработаемся. Два книжных червя должны понимать друг друга.
