Текст книги "Темные желания"

Автор книги: Анна Рейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Он коротко поклонился и вышел.

Джоанна облегченно выдохнула, глядя ему вслед. Никакого злорадства, высокомерия или презрения, ни одной издевки по поводу ее униженных просьб прошедшей ночью. Лишь прежнее чуть холодное уважение. Она знала, знала, что будет именно так. Наверное, именно эта уверенность позволила ей так легко принять правила его игры, новой для нее. И все же где-то глубоко внутри жил тот страх, который заставил ее сейчас напряженно ждать слов мужа и который бесследно исчез после его слов.

* * *

Этой же ночью она вновь ждала его. На коленях у нее лежала книга, и, пожалуй, час или два назад Джоанна действительно ее читала, но свеча уже давно потухла, и она сидела в темноте, положив книгу на колени и прислушиваясь к звукам сонного дома.

Он услышала шаги мужа в коридоре, встрепенулась, но прошла минута, другая, полчаса… а он так и не зашел к ней. И она была расстроена и разочарована. «В этом нет ничего удивительного, – думала она. – Он ведь говорил, что желания воникают в нем далеко не каждый день. А вчерашняя ночь была… весьма богатой.» Она вздохнула и отправилась в постель.

Ее домашнее заключение продолжалось, и она могла бы возненавидеть графа и свое положение так же, как и первого супруга и первое супружество, но этого не произошло. Когда она была женой, а по сути – пленницей Лэнгфорда, то все ее помыслы были направлены лишь на то, как избежать очередного унижения, как не сойти с ума от страха. Сейчас же ей было просто скучно. Ее спасали книги и визиты сына, горничной и мужа. Во время своего первого супружества она совершенно не могла читать. И, возможно, жаждала сейчас визитов графа Гримстона только из-за скуки.

К вечеру она приказала себе не ждать слишком многого, не ждать мужа, а ложиться в постель, но он вновь пришел, как всегда, элегантный, холодный, чуть высокомерный. Окинул взглядом ее ночной наряд.

– Добрый вечер, Джоанна, – вежливо поздоровался он и протянул ей руку. – Пойдем.

– Да, милорд, – она безропотно подала ему руку и опустила глаза.

Приведя Джоанну в свою спальню, граф оставил ее стоять на середине ковра. Она искоса следила за ним. Он взял те же черные ленты, что использовал в предыдущий раз.

– Разденься, – сказал он.

Джоанна сняла с себя ночной наряд, как обычно, без суеты.

– На кровать, моя сладкая.

Он не ожидал никаких возражений с ее стороны. Как всегда. И, как это часто бывало, она удивила его, оставшись на месте, не послушавшись приказания.

– М-милорд? – дрогнувшим голосом спросила она. Если б не это мелкое заикание, он бы и не заметил, что с ней что-то не так: голос ее был, в общем, ровным, невыразительным.

– Да?

– Под «сладкой» вы имеете в виду «шлюха»?

Он мгновенно понял. Гореть тебе в аду, Лэнгфорд.

Граф подошел к жене, подхватил одну ее ладонь своей рукой и склонился в галантном поцелуе. Дыхание Джоанны в этот раз сорвалось.

– Ты определенно не шлюха, – проговорил он, выделяя каждое слово. – Ты – моя сладкая жена. На кровать. Пожалуйста.

В этом поцелуе был… какой-то дикий, бьющий по нервам диссонанс. Вот она стоит обнаженная, посреди его комнаты, готовая выполнить все, что он скажет. Вот он, полностью одетый, в одной его руке черные ленты для вполне определенных целей. И вот этот уважительный во всех отношениях поцелуй… Джоанна проглотила непонятный комок в горле и на подгибающихся ногах прошла к постели.

* * *

Утром вновь проснулась одна. Кажется, муж не хотел иметь с ней ничего общего вне постели. Мысль была обидной. Но Джоанна знала куда как более обидные вещи, которые мог бы сделать с ней муж, если бы захотел, и потому не стала заострять внимание на обиде. Гораздо приятнее было вспоминать все, что они делали этой ночью.

В следующий раз граф навестил ее через два дня. Едва завидев его, она почувствовала, как в душе встрепенулось что-то радостное. И она невольно улыбнулась, приветствуя мужа стандартным «добрый вечер, милорд». Его глаза чуть прищурились, когда он заметил выражение ее лица. Джоанна понимала, насколько неуместна сейчас улыбка: он же поведет ее не на комедию, а в свою спальню, развлекаться непристойным образом.

– Соскучилась? – спросил он.

– Да, – Джоанна опустила голову, потом твердо посмотрела на него. – Милорд, возможно, вы каким-то образом наказываете меня, но я почему-то не чувствую себя наказанной. За исключением скуки.

Он промолчал. Джоанна покусала губу и подумала, что признаваться в этом было далеко не самой блестящей идеей.

– А тебе хочется, чтобы тебя наказали? – с вежливым интересом спросил он.

По позвоночнику Джоанны пробежал неприятный холодок.

– Нет, мне не хочется, – глухо ответила она.

Он заметил, как она изменилась в лице, и слегка кивнул, успокаивая ее.

– Пойдем, – сказал он.

В этот раз он остался стоять рядом с ней посреди своей спальни.

– Раздень меня, – попросил он. Джоанна глянула на него снизу вверх и принялась исполнять приказ. Она сняла с него несколько вещей, пока не дошла до сорочки. Сняла и ее. Взгляд Джоанны остановился на обнаженной груди мужчины. Она вздохнула, облизнула губы.

– Могу я поцеловать вас, пожалуйста? – попросила она.

– Да, – разрешил он, испытывая особое удовольствие от ее просьбы. Кажется, ей действительно хотелось самой прикасаться к нему. Она начала сверху, постепенно спускаясь с нежными поцелуями ниже и ниже, пока не дошла до пояса брюк и не встала на колени. Его пальцы зарылись в ее волосы.

– Посмотри на меня, – чуть приглушенным голосом приказал он. Джоанна подняла на него взгляд. Красиво, черт побери. Несколько секунд он любовался ее влажными, чуть приоткрытыми губами, ее серьезными глазами. – Продолжай.

Она сняла с него штаны, и его плоть уперлась ей прямо в лицо. Джоанна вздохнула и снова подняла на него взгляд:

– Могу я?..

– Да, – бесстрастно согласился он, хотя эта бесстрастность стоила ему огромных усилий.

Несколько минут он наслаждался ее ласками, потом мягко отстранил ее, освобождаясь из сладкого плена ее жаркого рта.

– Тебе нравится делать это?

Ему казалось, что ей действительно нравится, но верилось в это с трудом.

– Да, мне нравится, – как-то слишком покорно согласилась она, вновь потянувшись к нему губами. Он не позволил.

– А что тебе не нравится?

Джоанна вспомнила, что когда-то давно он уже спрашивал ее об этом и что тогда она отказалась отвечать.

– Я не люблю боль. И не люблю через задний проход.

Он даже не ждал, что она ответит. Джоанна восприняла его замершее состояние по-своему.

– Но если вы хотите, милорд… – несмело предложила она.

– Нет, – он криво улыбнулся. Если бы он знал, что ей это понравится, то не отказался бы. Но Джоанна только что сказала, что не любит этот способ. Он заставил ее подняться с колен и поцеловал губы, которые только что одаривали его совершенно неприличными поцелуями, потом развернул Джоанну и повел к кровати. Лег сначала сам. – Продолжай.

Джоанна несмело улыбнулась в знак благодарности за «милость» и продолжила покрывать поцелуями его тело. Она и так уже была сверху, он просто закончил игры наиболее естественным в этом положении способом: усадив ее на себя, словно наездницу.

– Сейчас, Джоанна, – настойчивым шепотом приказал он. Ее глаза неуверенно забегали. Он помог ей, руками приподняв ее бедра и снова опустив на себя, встречая снизу ее бедра своими. Джоанна испуганно вздрогнула. Черт, ему не нравилось, когда она пугалась. Он уже понял, что нашел еще одну вещь, которой она никогда не испытывала: будучи в постели сверху, она никогда не действовала сама. Он точно помнил, что сам уже занимался с ней любовью в похожих позах, но тогда он двигался сам.

– Руки убери за спину, – приказал он, продолжая свои движения.

– В этой позиции, – с коварной, едва заметной, ухмылкой пояснил он, – очень приятно смотреть на женскую грудь.

Он чувствовал, как она, уловив смысл и ритм, сама стала двигаться ему навстречу.

* * *

Утром граф проснулся раньше своей жены. Как обычно. И уже привычно выбрался из-под одеял, стараясь не разбудить ее. Чтобы не нужно было разговаривать с ней. Чтобы не нужно было признавать очевидное.

Но когда спустя час лакей принес ему визитную карточку Хатклиффа, граф Гримстон был вынужден сказать себе, что от правды скрыться невозможно.

– Что вам угодно? – холодно спросил он гостя. – Время для визита крайне неподходящее.

– Я прошу у вас позволения поговорить с вашей женой, – не менее холодно ответил виконт. – Просто чтобы убедиться, что она еще жива.

Граф вздернул брови, одарил Хатклиффа неприязненным взором, коротко кивнул и вышел.

Он поднялся в спальню Джоанны. Она сидела на полу и со смешными звуками передвигала по ковру игрушечного солдатика. Рядом сидел Патрик со своей «армией» и критиковал женскую манеру ведения военных действий.

Джоанна удивленно подняла глаза на мужа.

– Спустись, пожалуйста, вниз, Джоанна. К тебе посетитель.

– Но… – прикусив губу, она покосилась в сторону сына.

– Не беспокойся об этом.

– Хорошо, милорд, – напряженно выговорила она и с улыбкой посмотрела на сына. Улыбка ее увяла, потому что сын смотрел на графа… не очень хорошо. Граф смотрел на пасынка тоже не с самым ласковым выражением лица.

– Патрик, собери игрушки, пожалуйста, – ласково попросила она.

– Хорошо, мама, – напряженно ответил мальчик.

– Увидимся вечером, дорогой, – она поцеловала сына и заметила, что муж смотрит на нее как-то… странно.

– Милорд? – обратилась она к нему.

Граф замедленно кивнул и нехотя подал ей руку, чтобы проводить вниз. Вместе с ней он вошел в гостиную, где Джоанну ожидал гость.

– Лорд Хатклифф? – безмерно удивилась она. Граф отпустил ее руку.

– Виконт хотел поговорить с тобой, – сообщил он очевидный факт и, поклонившись, удалился, оставив свою жену и ее «любовника» наедине.

Хатклифф поцеловал ей руку.

– Миледи, с вами все в порядке? – обеспокоенно спросил он, продолжая удерживать ее ладонь в своей руке.

– Да, конечно. Чем обязана вашему визиту? – она лишь боялась, как воспримет этот визит ее муж.

– Я хотел убедиться, что с вами не случилось ничего плохого. Ваш муж обладает… дурной славой.

– Это всего лишь дурная слава. Да, я под домашним арестом и впервые за неделю спустилась вниз, но, поверьте, страдаю лишь от скуки, – Джоанна криво улыбнулась. – Согласитесь, не такая уж большая расплата за этот мой… розыгрыш.

– Возможно.

– Возможно? Для какой-нибудь другой женщины это могло стать действительно ужасным наказанием, но, поверьте мне, я знаю разницу между тем, что кажется ужасным, и тем, что является ужасным.

Хатклифф вынужденно кивнул.

– Как скажете. Мне остается только верить вам. Но если вам нужна будет помощь, любая помощь, прошу вас, помните, я всегда помогу вам.

– Благодарю вас, – улыбнулась Джоанна с искренней симпатией. – Но нет никакой необходимости беспокоиться обо мне. Не хотите чаю?

Хатклифф взглянул на закрытые двери гостиной.

– Нет. Не буду испытывать терпение вашего мужа. До свидания, леди Гримстон.

– До свидания, – с искренним облегчением попрощалась она.

Хатклифф вышел, коротко кивнул на прощание графу Гримстону. Гримстон проводил гостя взглядом, потом вошел в гостиную. Джоанна казалась несколько обеспокоенной.

Он не мог держать ее взаперти всю жизнь, как бы ему ни хотелось.

– Твое наказание окончено, – сухо сообщил он.

– Окончено? – она не поверила своим ушам. Не после этого… визита.

– Окончено, – твердо повторил он. – Ты можешь ходить куда и когда хочешь, общаться, с кем захочешь.

Он хотел уйти, но Джоанна остановила его:

– Милорд!

– Да?

– А где я… сплю?

– Со мной, – четко сказал он, давая понять, что выбора в этом вопросе у нее нет, не было и не будет. Он дождался ее неуверенного кивка и вышел из гостиной.

Неуверенность Джоанны заключалась лишь в том, что она сомневалась, правильно ли муж понял ее вопрос. Она всего лишь хотела спросить, спит она в его спальне или же в своей. И только ли спит. Что ж, придется оставить выяснение этого вопроса до вечера.

* * *

Вечером, войдя в его спальню, Джоанна нервничала чуть больше обычного, потому что не знала, вернулись ли они к тем отношениям, что были до ее эксперимента, или нет. Она пыталась понять, что думает ее муж, но не смогла. Настроение графа беспокоило ее, она не знала, какие последствия может иметь его нынешнее непонятное состояние. Ей казалось, что в нем копилось какое-то напряжение – которое могло разразиться неожиданной грозой. Она была бы рада, если бы он воспользовался ею, чтобы хоть немного расслабиться, но он всего лишь уснул рядом с ней – так, как было раньше. Вот только даже во сне его тело было жестким, а рука, лежавшая на ее животе, была заметно напряжена.

Утром он сообщил ей, что этим вечером они должны побывать на одном приеме. Джоанна была полностью согласна с мужем – она полагала, что должна появиться в свете после своего долгого отсутствия живой и счастливой.

Собираясь вечером, она позволила горничным затянуть на ней корсет. Просто пытка какая-то… Ну не было у нее осиной талии, какую положено иметь любой элегантной графине. Взглянув на себя в зеркало, Джоанна поморщилась. Большое зеркало с идеальной поверхностью и совершенной отделкой отражало обычную женщину, не идеальную и не совершенную. Утешала лишь одна мысль: граф взял ее в жены не затем, чтобы она олицетворяла картинку из модного журнала. Если бы он хотел в жены одну из тех модниц, то давно бы женился. «Никто из них не достоин графа, только ты,» – подбодрила Джоанна сама себя и изобразила гордую, довольную улыбку, которую и должна была демонстрировать всему высшему обществу.

Ради репутации мужа она блистала: притворялась красивой и самой привлекательной женщине на балу, которой вовсе не нужны модные вещи, чтобы иметь успех, танцевала, очень осторожно флиртовала, между делом сообщая, как обидно простудиться в разгар сезона… Как ни странно, ей верили. Или, скорее, делали вид, что верили, ибо так было удобнее.

Иногда вдруг ловила на себе бесстрастный взгляд мужа с другого конца зала. В таком случае она немедленно извинялась перед своим собеседником или пратнером по танцу и направлялась к графу. Но не успевала дойти до него: он исчезал.

Когда бал подходил к концу, граф Гримстон сам подошел к ней, сообщая, что им пора ехать домой. Джоанна немедленно согласилась, одарив мужа искренне счастливой улыбкой: он, в конце концов, спасал ее от утомительного притворства. Хотя некоторые, возможно, истолковали это «счастье» по-своему.

– Тебе понравилось на балу? – спросил граф в карете.

– Да, милорд, благодарю вас, – она улыбнулась ему.

Он секунду помедлил, прежде чем ответить:

– Я рад.

Несколько минут они ехали молча, пока карета не подъехала к крыльцу их дома – бал давали в доме, расположенном на соседней улице.

В холле граф попросил Джоанну пройти с ним в библиотеку.

– Я хочу кое-что сказать тебе, – объяснил он. Джоанна кивнула, и муж, взяв ее под руку, проводил ее в библиотеку, плотно закрыв за ними двери. Он подвел ее к дивану. – Садись. Выпьешь чего-нибудь?

Себе он тем временем наливал виски.

– Нет, благодарю вас. Я выпила достаточно шампанского на балу, – уверила его Джоанна и забеспокоилась, задумавшись о своих собственных словах и о поведении мужа.

– Возможно, я выпила лишнего и вела себя неправильно? – она тревожно посмотрела на него.

Граф, глотнув виски, скривился: она ожидала очередного подвоха. Наказания, выговора…

– Нет, – он облокотился о каминную полку и глядел прямо на жену. – Ты была прекрасна. Прекраснее любой другой женщины.

Заметив, что камин не горит, он неожиданно спросил:

– Ты любишь лето?

– Ч-что? – растерялась Джоанна.

– Ты как-то сказала, что не любишь зиму. Ты любишь лето?

– Н-нет, – она попыталась собраться с мыслями. – Я не знаю. Просто летом не нужно беспокоиться о теплой одежде, и о дровах, и… – она неопределенно махнула рукой, – и о других вещах.

– Понятно.

Он снова глотнул обжигающего виски.

– Джоанна…

Он дождался, пока она взглянет на него.

– Я люблю тебя, – сообщил он.

Услышав это, Джоанна оцепенела. Любит… Любит?.. В глазах его не было насмешки, не было желания угодить. Обычный его бесстрастный, серьезный взгляд. Граф просто сообщил факт. Как, например, мог бы сказать «солнце встает каждое утро». Словно это было так же просто и так же неоспоримо.

Джоанна вздохнула, словно собираясь что-то сказать, но так и не сказала, потому что признание графа лишило ее всех мыслей. Она еще раз вздохнула и сказала то единственное, что мучило ее уже два дня:

– Вы не выглядите счастливым.

Граф криво улыбнулся.

– Это потому, что любовь редко приносит счастье. Коварное чувство, очень… – он поболтал виски в бокале, – предательское. Твой первый муж говорил тебе о любви?

Джоанна нервно сглотнула и решительно отогнала вдруг нахлынувшие воспоминания.

– Да, говорил.

Граф медленно кивнул, словно откладывая некое понимание на полочку своей памяти.

– А ты признавалась ему в любви?

– Да, – Джоанна горько улыбнулась, глаза ее смотрели вниз, на собственные нервно сжатые пальцы. – Я ведь говорила вам, я выходила замуж по любви.

Он подошел к ней, расцепил ее сплетенные в замок, побелевшие пальцы. Поднес одну руку к губам и поцеловал, потом коснулся губами ладони, потом прижался к губам Джоанны, одаривая нежнейшим из поцелуев.

– Я люблю тебя, – тихо повторил он, понимая, что у Джоанны есть все причины, чтобы не отвечать ему взаимностью и вообще бояться самого названия этого чувства, которым многие так беззастенчиво и фальшиво пользуются. Джоанна от неловкости опустила глаза. Он приподнял ее подбородок, заставляя вновь встретиться с ним взглядом. – Ты веришь мне?

– Да, – шепнула она. – И я верю, что вы не причините мне вреда.

«… прикрываясь словами, что все это из-за любви,» – закончил он мысленно за нее. И улыбнулся, довольный тем, что Джоанна так хорошо его понимала. Понимала его опасения. Он сознавал, что рисковал утратить ее хрупкое доверие, признаваясь в чувстве, к которому сам до сих пор не привык. Но он пошел на этот риск… неизвестно зачем. У него не было ни малейшей надежды, что Джоанна вдруг ответит на его признание. Он точно знал, что скорее смутит ее, чем порадует. И все-таки… оказалось невозможно молчать об этом. Он сказал себе, что постарается говорить о своей любви пореже… раз в год, может быть.

– М-милорд? Означают ли ваши слова… что мы вновь будем просто спать вместе, как первые несколько месяцев после свадьбы?

Он задумчиво поглядел на нее. Готов ли он поддаться на этот эмоциональный шантаж? Неужели Джоанна вот так беззастенчиво, сразу готова воспользоваться его признанием?

– Если ты хочешь этого, – слегка кивнул он. Просто потому, что этот же самый ответ он дал бы в любом случае.

Джоанна отрицательно покачала головой.

– Нет, наоборот. Я обнаружила, что… схожу с ума от беспокойства, когда вы так редко делаете со мной… разные вещи, – она умоляюще посмотрела на него.

Гримстон усмехнулся. Это был не эмоциональный шантаж. И не попытка воспользоваться его признанием в свою пользу. Джоанна слишком мало знала об этом. И вовсе не думала, что влюбленный мужчина готов сделать все на свете ради любимой. Она умоляла… пожалеть ее.

– Как пожелает дама, – ответил он, вдохнув запах ее волос. – Просто помни, мне не восемнадцать лет, чтобы желать этого каждый день. Здесь нет повода беспокоиться, даже если я неделю ничего не хочу от тебя. Или даже месяц.

– Хорошо, – она очень постаралась поверить ему. Она ведь, кажется, уже выяснила, что Гримстон совершенно не похож на ее первого мужа.

* * *

Этой ночью граф ничего не захотел от жены, зато следующей взял у нее многое. Она заснула в его постели. Утром он заставил себя дождаться ее пробуждения. Открыв глаза и заметив его, Джоанна улыбнулась.

– Доброе утро, – сказала она. Он, уже полностью одетый, наклонился, чтобы поцеловать ее. Джоанна потянулась ему навстречу, с радостью принимая поцелуй.

– Доброе утро, – ответил он, закончив поцелуй, и провел ладонью по ее щеке. – Я ухожу, вернусь к обеду.

Они попрощались.

К сожалению, разговор с одним старым и упертым политиком неимоверно затянулся, к тому же оказался совершенно пустым, и домой граф вернулся спустя пару часов после обещанного срока, измотанный и несколько раздраженный потерей времени. Он догадывался, что Джоанна, вероятно, ждала его. Неприятно было чувствовать себя обманщиком даже в такой мелочи.

Он отдал перчатки Фипсу.

– Где графиня? – спросил он у лакея.

– Ее сиятельство в музыкальной комнате, – с поклоном ответил Фипс.

Граф поднялся на второй этаж. Из музыкальной гостиной доносились странные звуки, словно клавиши рояля протирала служанка. Впрочем, звуки не шли по возрастающей или по ниспадающей, они сладывались в резкие диссонансы, возвращались к началу, путались и сбивались в кучи. Судя по всему, Джоанна была не в настроении. Граф тяжело вздохнул и вошел в комнату. Джоанна задумчиво посмотрела на него и слегка улыбнулась в знак приветствия. На ее лице не читалось ни обиды, ни разочарования.

– Я опоздал, прости меня, – граф поцеловал ей руку. – Меня задержал этот старик Лестер. Ума в нем не осталось ни грамма, но к его мнению по-прежнему все прислушиваются. – Граф вздохнул. – Что заставляет меня серьезно сомневаться в здравом уме остальных членов высшего общества.

Джоанна ответила улыбкой.

– Надеюсь, вы сумели добиться от него… того, чего хотели, – с искренней симпатией сказала она. Ей случалось общаться с бароном Лестером на балах.

– К сожалению, нет. Насколько он стар, настолько же упрям.

Граф бросил взгляд на пустое место для нот.

– Ты любишь играть? – он сменил тему. Обсуждение Лестера не представляло для него никакого интереса, а вот дневные занятия Джоанна очень его интересовали.

Джоанна едва заметно поморщилась и опустила глаза.

– Меня учили музыке, как и всех других девушек, полагаю. И рисованию. И вышиванию. Но по-настоящему хорошо меня выучили только одной вещи, – она взглянула на него с циничной усмешкой.

– Понимаю…

– Могу я задать вам вопрос?

– Да, конечно.

– Мой муж… я хотела сказать, мой первый муж, иногда рассказывал кое-что, когда был в добродушном настроении. Он однажды сказал, что почувствовал вкус к… к розге, когда учился в школе для мальчиков. Сказал, что он не один такой, что многие мужчины…

Граф кивнул, понимая, что хочет сказать Джоанна.

– На самом деле он часто бил меня, для него это было основным развлечением. Но для вас… – она внимательно посмотрела ему в глаза. – Для вас главное другое?

Он снова кивнул.

– Почему? Вы действительно не испытываете желания взяться за… розгу или кнут? – она через силу заставила себя выговорить эти слова.

Граф тяжело вздохнул. Он подошел к Джоанне и осторожно обнял ее. Она не сделала попытки отстраниться, наоборот, доверчиво прислонилась к нему.

– Очень смело с твоей стороны говорить об этом. Я не люблю думать об этом. Я просто смирился с этой стороной своей натуры. Когда-то пытался бороться, – он усмехнулся. – Потом решил, что до тех пор, пока мои желания не причиняют вреда никому другому, я могу давать им волю. Возможно, разница между мной и твоим бывшим мужем только в этом. Но тебе не стоит беспокоиться, что я вдруг начну бить тебя. Я никогда никого не порол, хотя некоторые дамы намекали на такую возможность. Я просто… не хочу.

Джоанна тихо вздохнула в ответ.

Граф поцеловал ее в волосы и спросил:

– Как ты думаешь, миссис Джонс умеет играть?

– Я не знаю, – слабым голосом отозвалась Джоанна. В последние годы единственным человеком, с кем ей приходилось обниматься, был ее сын Патрик. И сейчас она наслаждались совершенно невинными, очень нежными и очень надежными объятиями мужа. И думать о чем-либо еще просто не хотелось. К великому ее сожалению, муж отстранился.

– Давай узнаем.

Он позвонил. Через лакея пригласил миссис Элизабет Джонс присоединиться к ним в музыкальной гостиной. Лиз прибежала через несколько минут, запыхавшаяся и немного встревоженная. Перевела взгляд с вечно непроницаемого графа на слегка рассеянную графиню и обратно.

– Милорд?

– Вы умеет играть, миссис Джонс? – граф указал на рояль.

Элизабет бросила на рояль быстрый, боязливый взгляд.

– Меня учили когда-то, но это было давно, милорд.

– Вы могли бы сыграть вальс?

– Сейчас?

– Да, сейчас.

– Я не знаю… без нот…

– Попробуйте, – он видел во взгляде Элизабет не только страх, но и неудержимое желание сесть за инструмент. Человек с таким желанием играть просто не сможет удержаться от его предложения.

Элизабет несмело села за рояль, нежно, едва касаясь, пробежала пальцами по клавишам. Взяла несколько пробных нот и заиграла вступление к вальсу, который был популярен несколько лет назад. Заиграла медленнее, чем надо, несколько раз сбилась и прекратила.

– Можно, я начну сначала? – робко спросила она у графа. Он кивнул. Во второй раз у Элизабет получилось несравненно лучше. Хотя она и ошибалась изредка, но не настолько, чтобы оскорбить чей-нибудь слух. Когда граф уверился, что миссис Джонс больше не прервется, он повернулся к жене, с радостью в глазах наблюдавшей за горничной.

Он протянул Джоанне руку:

– Окажи мне честь.

– С радостью, лорд Гримстон, – она протянула ему руку, позволила ему заключить себя в объятия и отдалась танцу.

Через несколько минут Элизабет сбилась с ритма, но, закусив губу, заставила себя закончить музыкальную фразу и придать видимость окончания мелодии. Граф и графиня легкими шагами исправили эту ошибку, словно даже не заметив, и остановились, когда кончилась музыка.

– Благодарю вас, миссис Джонс, – вежливо сказал граф, даже не глядя в сторону Лиз. Он глядел на жену. На свою прекрасную, чудесную, изумительную женщину. Наградив ее нежнейшим из поцелуев, он повернулся к Элизабет.

– Вы должны чаще тренироваться, миссис Джонс. Вы очень недурно играете.

– Благодарю вас, милорд, – Элизабет опустила глаза. Она была растрогана до глубины души.

– Возможно, вам следует преподавать музыку, место горничной явно преуменьшение ваших возможностей.

– Спасибо, я довольна своим местом.

И уж совершенно точно она не собиралась менять работу. Где еще ее бы взяли на работу с двумя детьми, без рекомендаций? А преподавать музыку в доме графа явно было некому. Разве что Патрик… но Элизабет казалось, что у мальчика нет склонности к музыке.

– Благодарю вас, миссис Джонс.

Когда Элизабет вышла, Джоанна подняла на мужа встревоженный взгляд:

– Милорд? Кажется, я сегодня… умудрилась оскорбить нескольких очень влиятельных женщин.

– Вот как? – он с трудом мог себе это представить.

– К сожалению, это так, – Джоанна высвободилась из его объятий и отошла на несколько шагов. – Они приезжали с утренним визитом, и поначалу разговор шел весьма неплохо, а потом… они стали рассказывать всякие небылицы, и я прогнала их. Весьма бесцеремонно.

– Это твое право. Ты хозяйка в этом доме.

– Но дело в том, что… – она посмотрела ему в глаза. – Вы были в «Колокольчике»?

Судя по безнадежному взгляду Джоанны, она знала, что это за место. И, кажется, великосветским сплетницам удалось найти в его поведении то единственное, что могло вызвать у Джоанны отвращение к нему. Правда, она уже была его женой и уйти от него не могла. Но есть ли худшее наказание, чем видеть отвращение в глазах женщины, которую любишь? Видеть еженощно, ежечасно?

– Да, – коротко ответил он.

– И… и что вы там делали?

Граф скупо улыбнулся: в этом была вся Джоанна. Для любой другой женщины было бы достаточно одного этого слова, чтобы поверить в худшее. Поскольку он не хотел усугублять сомнения Джоанны, то воспользовался ее вопросом, чтобы пересказать события в двух словах:

– Я пробыл там три минуты. Этого оказалось достаточно, чтобы спасти юного мистера Джеймса Стоуна из объятий порока.

Джоанна поверила ему сразу и безоговорочно, он читал это доверие в ее глазах.

– А девушка, которую вы купили? – спросила она уже скорее из любопытства, чем из страха.

– Мисс Фитцджеральд с компаньонкой и своим братом благополучно уехали в одно из моих дальних шотландских поместий. Он должен мне некоторую сумму денег, и юная леди совершила огромную глупость, пытаясь вызволить брата из долговой тюрьмы, – сухо закончил он.

– Глупость… Милорд… вы считаете глупостью, если кто-то жертвует собой ради любимого человека? Ради брата?

Ему не хотелось углубляться в данную тему. Едва Джоанна задала этот вопрос, он моментально почувствовал все подводные камни и опасные течения возможного разговора.

– Иногда подобная жертва оправданна, но не в этом случае, – ответил он. И не удержался от нотации. – Фитцджеральд старше сестры. Он был обязан позаботиться о ней и ее будущем, а не проигрывать их небольшое наследство. И уж тем более не ставить свою невинную сестру в подобное положение.

Джоанна опустила голову и сжала губы. Он ждал.

– Да, вы правы, милорд, – она подняла на него смягчившийся взгляд. – В этом случае вы правы.

Он приподнял ее подбородок и коснулся губами ее рта.

– Моя разумная жена, – пробормотал он.

* * *

Через несколько дней ему вдруг пришло в голову повидаться с Джоанной в середине дня и пригласить ее на прогулку. Чаще всего он виделся с ней ночью или за завтраком, все его время занимал этот законопроект, нудный, но необходимый. И он просто соскучился по жене, и потому, как только у него выдался свободный день, отправился к ней.

Фипс сообщил ему, что леди Гримстон с детьми находится в классной комнате.

С детьми?

Войдя в классную комнату, в которой много лет назад и сам занимался с учителем, граф обнаружил, что та сильно переменилась. Из нее исчезли дух унылой скуки, грозные изречения о непослушании и строгие портреты. Зато появились новые парты в количестве восьми штук, красиво разукрашенный алфавит на стене, окруженный огромным количеством детских рисунков, новый глобус, красивые книги и множество других мелочей, которые нельзя охватить одним взором, но которые создавали неповторимую картину, согревающую сердце. Шесть парт из восьми занимали дети. Его приемный сын Патрик, Джеймс Стоун… А кто же были остальные четверо?

При появлении лорда учитель встал, вежливо поклонился и поприветствовал своего работодателя. Граф заметил в глазах учителя странную смесь долго скрываемого недовольства и облегчения.

– Добрый день, милорд.

– Добрый день, мистер Симмонс, – ответил лорд Гримстон на приветствие учителя и обратил свой взор на жену, которая сидела за седьмой партой. Джоанна, слегка смутившись, закрыла книгу, лежавшую перед ней.

– Добрый день, милорд, – поздоровалась она и встала из-за парты, точно гувернантка, приветствующая хозяина.

– Представь мне детей, Джоанна.

– Это дети Элизабет Джонс, Саманта и Джон, – она положила ладони на плечи двух белокурых детей. Девочке было лет восемь, на вид она была самой старшей из детей, мальчику же было года четыре, он казался самым младшим.