Текст книги "Расскажи мне (СИ)"
Автор книги: Анна Погода
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
"Всё то время, пока её искали, отец и Рита не спали, почернели все, а я получил самые тяжёлые воспоминания, Только позже я понял смысл материных слов: "Это нам с тобой расплата за Надю". Она считала, что за разрушение чужой семьи надо платить.
Мерзавец девочку оглушил, закинул в багажник и мчался по трассе в другой регион, пока все силы были брошены на поиски ребёнка здесь, в городе. Как Ваське удалось освободиться от кляпа и от пут – мы не знаем. Но всем нам повезло. Когда эта тварь поздним вечером уже подъехала к своему гаражу, там оказался его сосед, Услышав нейтральный разговор, она закричала и забилась в багажнике, своим детским умишком поняв: где её спасение.
Егор докурил и раздавил окурок в пепельнице, отошёл от окна и начал рассказывать дальше, но голос его чуть подсел, глаза же были наполнены такой болью, что Павел сразу отвёл взгляд.
" Василиса перестала говорить на какое-то время, часто просыпалась в истерике по ночам и даже одно время слегка заикалась, но потом оказалось, что ничего не помнит их тех бесконечных часов ужаса. Провал в памяти. Годам к девяти, когда мы переехали в этот дом и познакомились с тобой, уже ничего не напоминало в ней того ребёнка с замороженным взглядом. С ней не сделали ничего гадкого, но избили: синяки на теле и на лице служили этому подтверждением. Но память может вернуться, чего мы боимся до сих пор. Страх за неё уже въелся в нас: ведь мы трое все эти годы, хоть не обсуждали больше тот кошмар, всячески оберегали её. Васька росла без наказаний, купаясь во всеобщей любви. Может быть, от этого и выросла немного балованной".
– Почему ты никогда не рассказывал об этом? Ведь мы друзья столько лет.
– Это тяжело до сих пор даже вспоминать. Те полторы суток, что мы не видели её, были бесконечным адом, который неизвестно когда и чем мог закончиться. Мне трудно объяснить – это надо пережить.
4.
Сообщение о том, что Василиса собралась слетать в Турцию в конце августа, вызвало нешуточный домашний переполох за семейным ужином.
– Отец, не давай ей денег,– потребовал Егор,– одна она полетела. Ага! Щас!
– Ах ты, предатель,– Василиса надулась.
– Он прав, – перепалку прекратил строгий голос родителя.
– Мамааа,– в ожидании поддержки.
– Родная, одна ты не можешь лететь,– ещё одна попытка вразумить дочь.
– Трое против одной меня? Это честно? -девчонка, обиженная и возмущённая, умчалась с кухни. Егор пришёл первый, устроился с удобством на её диване, подложив подушку под спину, вытянув перед собой крепкие ноги и удерживая затылок сцепленными ладонями.
– Я никого не звала,– сидя на широком низком подоконнике у приоткрытого окна, она поймала насторожённый взгляд брата и желая вызвать его на ссору, пересела так, что опасность опрокидывания вниз не казалась такой уж невероятной, а тот поднялся и сдёрнул её с окна.
– Чего ты добиваешься? Опять не по-твоему? Может быть, пора повзрослеть и не нервировать родителей своими выходками?– негодование в интонациях голоса и страх в серых глазах.
– Прости. Ты испугался за меня?
– Не делай так больше.
– Не буду, обещаю.
В комнату с удивлёнными глазами зашёл отец и увидел обнявшуюся парочку.
– В чём дело? Егор, не поддавайся на её уловки. Ты же только что был против,– игнорируя обиженное лицо дочери, выглядывающее из-за плеча заступника.
– Егор,– отец не уходил.
Парень выпустил сестру из рук и вышел из комнаты, а упрямица раздражённо плюхнулась на диван.
– Вася, почему ты отказалась лететь с Егором?
– Парни едут с девушками, а я рядом бедной родственницей?– она насупилась и отвернулась.
– Это гораздо безопасней.
– Чтооо?– возмущённо свела бровки.– Я с ними? – представила себе целующуюся парочку: Павла с Кариной и почувствовала дурноту. Лену ещё можно вытерпеть, но Карину... увольте.
– Вася.
– Пап. Что же мне делать? Вы с мамой поедете в октябре, когда я уже буду учиться, Егор с Пашкой едут с девчонками, а я? Меня в кладовку запереть и ключ выбросить? Мы же были там.
Старший Морозов посмотрел виновато.
– Не сравнивай, мы ездили семьёй, а ты одна. Мать вся изволнуется.
– Хорошо, я поеду с Ромкой.
– Ещё того не лучше,– нахмурился отец.
Васька обиженно выдернула, захваченную было руку из отцовской ладони, прихватила мобильник и, хлопнув дверью, пулей вылетела во двор.
– Ромчик?– присев на скамейку за кустами шиповника.
– Привет, что случилось?
– Приезжай, только возьми для меня куртку, я около дома сижу в одной футболке. Поторопись.
– Лечу, крошка.
Они мчались по вечерним улицам, пока ещё не освещённым, к Ромкиному дому, объезжая оживлённые улицы. Смеркалось, включались фонари, зажигались разноцветные рекламы, встречный ветер проказливо бросал в лицо смесь запахов уставшего за день города: тёплого асфальта, утомлённой солнцем листвы деревьев, автомобильных выхлопов и настоявшимися ароматами цветущих растений.
– Где родители?– спросила Вася, снимая джинсовую куртку, которая доходила ей почти до середины бёдер, и скидывая кеды.
– В гостях,– Ромка всем корпусом прижал её к стене и начал жадно целовать.
Василиса ещё не перешла ту черту, после которой могла считать себя состоявшейся женщиной, но Роману позволялось многое: он положил её мягкую ладошку себе на натянувшуюся ширинку. Девчонка не вздрогнула и не отдёрнула руку, а ласково погладила его, но, тем не менее, твёрдо произнесла:
– Нет.
– Даааа,– он не отпускал её ладонь.
– Прекрати, или я уеду.
– Ведьма,– произнёс Ромка разочарованно, но затих, а потом утащил Васю на диван. – Боишься?– улыбнулся и успокаивающе провёл пальцем по щеке.
– А ты считаешь, что я сплю и вижу, как отдаться парню в чужой квартире, при этом постоянно опасаясь быть застуканной его родителями на самом интересном месте?
– Прости. Но мы уже давно вместе.
– Ром, я не могу так: прячась и торопясь куда-то.
О том, что ей самой вовсе даже не хочется спать с Ромкой, знать парню не полагалось. Василису что-то удерживало от этого шага, какой-то внутренний страх, которому она не могла найти объяснения. Ситуацию усугубляла его настойчивость, переходящая порой почти в требовательность, что было совершенно неприемлемо. И плевать, что некоторые уже давно попробовали этот сладкий запретный плод. Что-то назревало в их отношениях, что-то должно было произойти ... "Ну что ж, придётся расстаться",– решила она про себя.– " Жаль".
– Вась, я – взрослый мужик. Поехали на дачу в выходные.
– Не дави.
***
Было уже ближе к полуночи, когда она вернулась, и дома её ждали грандиозные разборки. Родственники, все трое выстроились в прихожей, пока она разувалась, и смотрели осуждающе. А отец чуть ли не впервые наорал:
– Почему не отвечала на звонки?
Василиса озадаченно вытащила мобильник из заднего кармана джинсов, просмотрела пропущенные звонки и с досадой осознала, что на некоторое время оставляла телефон в кармане Ромкиной куртки.
– Посмей только ещё раз такое вытворить!– отец гневно сверкал глазами.
– Что такого случилось– то? Я была со своим парнем, вернулась живая и невредимая, а на меня спускают всех собак!
И тут её ударили. Это было неожиданно, больно, обидно и несправедливо. Щека сразу налилась жаром и тяжестью, а отец стремительно ушёл к себе. Мама выглядела растерянной, Егор опасливо застыл в ожидании: что сейчас сделает сестра. А Вася ничего не делала, а стояла, широко распахнув ошарашенные глаза, и никак не могла взять в толк: за что? За что её ударили? Это было настолько ужасно и оскорбительно, что первой её мыслью было бежать, куда глаза глядят, уйти из дома. Решимость росла параллельно с усиливающейся болью. Она опустила голову, пряча готовые пролиться слёзы, медленно развернулась и скрылась в своей комнате. Варианты побега из семьи загружались в мозг с сумасшедшей скоростью и точно с такой же скоростью сбрасывались "в корзину". Она не хотела видеть отца и точно так же понимала, что одной ей пока не прожить: надо учиться. Кто-то постучал и толкнул дверь, но Василиса упёрлась в неё спиной, присела, обхватив колени руками, и уткнулась в них лбом. Даже задремала. Понимала, что надо встать, набрать льда в морозилке и приложить к щеке, а то завтра будет синяк, но выйти из комнаты не могла. Теперь все, кто за дверью, были её врагами, несмотря на то, что ударил отец.
Она в очередной раз пресекла попытку открыть дверь и легла вдоль неё, укрывшись немного колючим шерстяным пледом, который стянула с дивана, сквозь сон слышала шаги, вроде даже тихий мамин плач, но странная отрешённость навалилась на неё, жило только чувство жизненной необходимости не допустить до себя никого. Тягучей чернотой навалился сон, в котором перемешались панический страх перед болью и беспомощностью, где она стояла на краю бездны в темноте, одинокая и наполненная диким ужасом, на грани сумасшествия. Василиса проснулась от собственных криков и рыданий и увидела лица, склонившиеся над ней, со сна и в полутьме никого не узнала и закричала ещё сильней, отбиваясь от мужских рук – их было так много! Что им надо от неё?!
– Нееет!– подскочила и бросилась в угол комнаты, отгораживаясь от этих враждебных рук компьютерным креслом, задыхаясь и всхлипывая, и только когда комната опустела, немного успокоилась и включила настольную лампу.
Дверь тихонько приоткрылась, и в комнату мягкими шагами зашёл брат с не выразимым словами состраданием на лице.
– Не подходи,– она выставила руки перед собой,– не подходи.
Понурая фигура так же мягко и неслышно исчезла в коридоре, прикрыв за собой дверь, а Василиса присела на подоконник, сжавшись в комок. Мозг ещё не забыл всепоглощающий животный ужас, накрывший её во сне.
***
Егор метался в поисках выхода. "Пашка – вот кто сможет успокоить сестру, его она услышит". Ночной звонок друга вырвал Муромова из глубокого спокойного сна.
– Случилось,– произнёс Егор глухим голосом.
Не помня себя от тревоги, парень добежал до парковки, прыгнул в знавший лучшие времена седан и домчался до знакомого дома. Морозовы встретили его подавленным молчанием, а Егор произнёс с тоской, показав головой на Васькину дверь:
– Там, сама не своя.
Павел, глубоко загнав собственный страх внутрь, шагнул в приглушённый свет её комнаты и обмер: на подоконнике сидела Василиса, растрёпанная, зарёванная, с красной распухшей щекой и наполненными детской беспомощностью глазами. Лицо несчастного, испуганного и страдающего существа, показалось ему незнакомым.
Пухлые губы задрожали и искривились, как только она увидела Павла и свалилась в протянутые руки, едва тот произнёс:
– Васька, иди ко мне.
***
Ни слова не говоря, Павел увёз её к себе и не отвечал на звонки до тех пор, пока не раздел (отчего-то это казалось вполне естественным), не обтёр её влажным полотенцем и не уложил в свою постель. Приложил холод к распухшей и явно болезненной щеке. Всё это время девчонка не открывала глаз, но реагировала на его слова и осторожные прикосновения.
Егор приехал ранним утром: угрюмый, серый и расстроенный, а его невесёлый рассказ не занял много времени. Склонив головы, парни сидели на тесной кухне. Павел закурил и отправил пачку по гладкой столешнице в сторону друга.
– Что будем делать?
– Понятия не имею. Мать в шоке, отец молчит, а я поехал к тебе на разведку.
– Спит. Пусть очухается, а потом посмотрим: что делать. Вы ведь не собираетесь заталкивать её в клинику?
– С ума сошёл? Конечно, нет,– вскинулся Егор.– В детстве пробовали её таскать по врачам, бабкам, пока одна из них не посоветовала оставить ребёнка в покое, пошептала какие-то молитвы, дала какие-то травки. Мать с тех пор в церковь начала ходить.
– Ну, значит, пусть у меня поживёт, успокоится, – Павел немного пришёл в себя. Дикая ночь выбила всех из привычной колеи, а у него самого до сих пор стояло перед глазами лицо до безумия испуганного ребёнка.
Парни осторожно вернулись в комнату. Егор бросил взгляд на валяющийся у стены матрас, на котором Пашка досыпал ночь, и уставился на сестру. Она размеренно и тихо дышала, отёкшая алая щека изменила лицо, отдельные короткие прядки волос прилипли ко лбу, одеяло натянуто до подбородка, но одна босая ступня выставилась наружу, красный лак на ногтях пальчиков казался капельками крови. Парни стояли молча, тревожась о пробуждении и надеясь, что она "заспит" вчерашний кошмар. Нежные веки задрожали.
– Привет. Пить хочу,– произнесла она тихо, а брат исчез, чтобы тут же появиться с кружкой воды.
– Я долго спала?
Всё ещё было непонятно: помнит она вчерашний вечер или нет. Егор вышел и заговорил с кем-то по мобильнику.
– Паш?
Он присел рядом и взял за руку.
– Что, малыш?
Васька вымученно улыбнулась, но тут– же сморщилась и поднесла ладошку к щеке.
– Больно,– произнесла тоном обиженного ребёнка.
Павел хмыкнул – пусть капризничает, огрызается, строит глазки, фыркает, настаивает на своём, используя запрещённые приёмы, но будет прежней. Он больше не хотел никогда видеть её такой, как вчера.
***
Умываясь в чужой ванной, Василиса не узнала себя в отражении зеркала. И дело было не в припухшей слегка посиневшей щеке, а в глазах, в которых поселилась не только обида и смятение, но ещё и мудрость взрослого человека, который познал настоящую боль.
Ночной сон выбросил из памяти кадры фильма ужасов, который она сама смотрела пока отрывками и только одним испуганным глазом. Кому по силам излечить её от тех старых кошмаров? Кто сможет прикоснуться и не сойти с ума от состояния полного одиночества, беззащитности, отчаяния на грани безумия и ощущения бесконечности этой пытки? Только она сама.
Выйдя из ванной, Вася увидела растерянность в глазах Егора и тревожную настороженность Павла, но не знала, что с этим делать. Была ещё мама, приехавшая следом за Егором и захотевшая с ней поговорить. Они крепко обнялись, и Василиса постаралась быть той, какой больше не была. Само собой явилось понимание и необходимость уверить близких в том, что вчерашний вечер она забыла, заспала и проснулась всё той же беспечной Васькой. По– другому никак. Ни один родитель не переживёт такого рассказа собственного ребёнка.
И ещё: она не может сейчас вернуться домой, туда, где застал её кошмар и туда, где были руки, ударившие её. Как будто детская боль из прошлого увидела носителя страданий в настоящем. Василиса не могла пока видеть отца.
Она ясно осознала, что её жизнь изменилась, а земля не сошла со своей оси. Для всех остальных всё по-прежнему. Пора и ей взрослеть. Что у неё есть? Кто у неё есть? Кто никогда не сделает ей больно? Егор. У неё был Егор. И мама. Тяжёлая отцовская рука как-то враз отдалила её от него. Была ещё Машка, которая пока ничего не знала. Был Павел, который после вчерашней ночи уж точно не посмотрит на неё, как на девушку. Она для него "почти сестра". Пусть так. Есть Ромка. Надолго ли? Вася устала от его ревности, претензий и активных притязаний на близость.
Тем же днём они втроём обедали на кухне Павла, ни словом не касаясь вчерашнего вечера. Прибрав посуду, все устроились в комнате, "почти брат" отдал ей свой ноутбук, и Вася искала: что бы такое почитать или посмотреть, чтобы хоть немного отвлечься, но измученный событиями мозг поступил по-своему, и только почувствовав мужские руки, укладывающие её на диван, она поняла, что уснула.
Парни ушли на кухню, а она плавала в дремоте, периодически проваливаясь в настоящий сон. Просыпалась в тревоге и снова засыпала. Её разбудили знакомые голоса, среди которых хорошо угадывался отцовский: приглушённый и тревожный. Василиса зажмурилась и свернулась клубком под пледом, пахнувшим Павлом – это было детской потребностью спрятаться от чего-то страшного, чему она не могла пока противостоять.
– Она спит. Пусть остаётся пока у меня,– парень тихо убеждал.
Слёзы облегчения потекли сами собой, обжигая саднящую левую щёку.
– Но, Паша, как же так?– разочарованный родной голос вызвал раскаяние.
Набравшись мужества, Вася поднялась и вышла в коридор, прямо встретила потерянный взгляд родителя. Одна ночь добавила ему морщинок у рта, он осунулся и казался сейчас старше своих лет, а сейчас смотрел на неё, умоляя о прощении. Шаг навстречу – она, всхлипнув, ткнулась лбом ему в плечо и обняла за талию, отдавая свою боль и принимая его. Его боль была больше – она поняла это сразу, едва заглянув в страдающие глаза.
– Поедем домой?– спросил, наконец, отец.
Василиса помолчала и отошла к стене, повторив обычную позу брата: лодыжки скрещены, руки в карманах джинсов – и отрицательно помотала головой.
– Завтра.
"Может быть"– добавила про себя.
***
Вечерняя сцена с участием Морозовых явилась приличным испытанием даже для железных нервов Павла, и сейчас он хотел только, чтобы все ушли и оставили уже Ваську в покое. Она была вымотана душевно и нуждалась в отдыхе.
– Иди под душ и ложись спать,– хозяин квартиры протянул ей свой халат и ободряюще улыбнулся. А потом напоил обжигающим чаем с мятой.
Недосып сказался, и он уснул, почти сразу же, как только девчонка устроилась на его диване.
– Паш?
– Ммммм?
– Спасибо.
– Спокойной ночи, малыш.
Павел уснул и в странном своём сне то ли оправдывался перед кем-то, то ли пытался кому-то объяснить своё состояние: "Я не понял, как это произошло и когда".
Он неожиданно проснулся среди ночи, долго лежал, прислушиваясь к Васькиному дыханию, вышел на кухню покурить, смял раздражённо пустую пачку и выбросил её в мусор. В комнате был новый блок, но он сейчас ни за что не пошёл бы стучать дверцами секретера, чтобы достать его оттуда. Распахнув настежь окно, он стоял в одних боксерах, окутанный ночной зябкой темнотой до тех пор, пока не услышал лёгкие шаги и встревоженный тихий голос:
– Паш, что?
Он вдруг смутился и не обернулся, осознав, что стоит в одних боксерах, почти голый.
– Иди, малыш, ложись. Всё хорошо.
Павел вернулся в свою постель через несколько минут и уснул почти сразу.
***
Василиса жила в его квартире уже четыре дня. Муромов с утра уезжал на работу, возвращался к вечеру к накрытому столу. Что-что, а готовить Василиса научилась. Мама работала по сменам, и волей-неволей приходилось вставать к плите. Правда, у Василисы было подозрение, что таким образом из неё пытаются сделать примерную хозяйку, что подтвердилось лишь однажды, когда братец выдал:
– Я не хочу потом краснеть перед твоим будущим мужем.
Василиса разговаривала с Романом по телефону, ничего толком ему не объясняя, а заявляя только, что не в состоянии встретиться с ним сейчас, потому что пришлось срочно уехать. Ромка бесился, но ничего поделать не мог. Машка ахала и предлагала помощь: "Что надо, Вась?".
– Не говори Разину: где я. Ври одинаково со мной: пришлось срочно уехать по семейным обстоятельствам. Тем более, что это почти правда.
Ежедневно приезжал Егор то с вещами, то с продуктами, то с так любимыми ей нектаринами. Синяк постепенно приобретал радужный цвет, не вызывая, однако, никаких комментариев или жалоб: она просто подходила к зеркалу, равнодушно разглядывала себя, мазала пахучей мазью щёку и радовалась, что живёт у Павла.
– Малыш, мне надо по-быстрому на одну встречу сгонять, а потом я вернусь и отвезу тебя домой. Идёт?
– Угу. Я пока ужин приготовлю.
Пребывая в приподнятом настроении, после того, как Василиса снова стала собой, Павел совершенно забросил Карину, отнекивался от встреч, объясняя свою занятость просто:
"Дел по горло",– и даже не утруждал себя ответом на возмущённое: "Каких ещё дел?".
Появившись через пару часов с широкой улыбкой в дверях собственной квартиры, Муромов первым делом, втянул в себя витающие вокруг аппетитные запахи рыбного пирога с сайрой (своего любимого), а скинув ботинки, заметил лишнюю пару женских туфель. Медленно поднял глаза и встретился взглядом с Кариной.
– Где Василиса?
– Что она здесь делает?
– Васька!– Павел отодвинул в сторону подругу и нашёл пропажу в ванной. Девчонка держала пылающую красным ладонь под струёй воды, а расплывающийся синяк не мог скрыть бледность щёк.
– Есть что-нибудь от ожогов?– повернула голову в сторону хозяина квартиры.
– Нет,– растерянно,– аптека внизу. Я быстро.
– Анальгетик прихвати,– вдогонку.
– Теперь ты ему скажешь, что это я виновата?– насупленная Карина появилась в дверях ванной.
– Уйди,– Васька даже не оглянулась.
– Хамка.
Дверь хлопнула, а Вася прислонилась плечом к стене, удерживая пострадавшую конечность под холодом воды.
– Быстро ты,– подставляя красную, как свёкла, руку под струю пены и превозмогая боль.
– Что случилось, малыш?– Павел перевязывал руку и заглядывал в глаза. Девчонка явно страдала.– Может, в больницу?
– Нет. Таблетку дай,– тихо,– даже две.
Василиса была уведена в комнату и усажена на диван.
– Сейчас пройдёт,– согнутая в локте правая рука подхвачена второй ладонью и устроена, как в люльке. Голова откинута на спинку дивана, глаза прикрыты, лицо отрешённое.
– Может мне кто-нибудь объяснить, что здесь произошло?– вопрос адресовался Карине.
– Я не виновата!
– Что случилось?– стараясь говорить спокойно.
– Она сама.
– Что, мать твою, "сама"? Сама себе кипятком на руку плеснула?– повысив голос и с угрозой наступая на присмиревшую Карину.
– Не ори, пожалуйста,– подала голос Василиса и, сменив положение тела, легла, отвернувшись к стене. Павел прикрыл её пледом, присел на корточки, погладил по волосам.
– Малыш, что случилось?– ласково-встревоженно.
– Говорю же, что она сама,– влезла в разговор Карина.
– Я не с тобой разговариваю,– не убирая руку с Васькиной головы и успокаивающе перебирая спутанные тёмные прядки.
Обе молчали. Павел прошёл на кухню. Электрический чайник валялся в луже воды на полу. Карина появилась следом.
– Что она делает в твоей квартире?
– Живёт. Есть ещё вопросы?– зло глядя на вою бывшую. И даже разговоров не могло идти о совместной поездке в Кемер после сегодняшнего вечера– он завтра же сдаст свою путёвку. Карина хочет – пусть едет одна.
– Ты её колошматишь?
Павел темнО прищурился. Ваське хватило тычков а, по всему выходило, что Карина имела самое непосредственное отношение к опрокидыванию злополучного чайника.
– Что ТЫ ей сделала?– собираясь всё выяснить.
– Я просто хотела выставить её из чужой квартиры. А она в это время наливала себе чай. Ты же не считаешь, что я специально плеснула ей кипятком на руку?
Картинка прояснилась.
– Ты здесь хозяйка, чтобы выгонять кого-то?
– Я твоя девушка.
– Больше нет.
– Паш, вызови мне такси, я домой поеду,– бледная Василиса стояла в проёме дверей кухни.
– Нет, малыш, иди, приляг. Карина уже уходит.
– Разумеется, я ухожу, а ты об этом ещё пожалеешь. Ещё придёшь и извинишься, а я ещё подумаю: простить тебя или нет.
– Дверью, пожалуйста, не хлопай, а то и так от тебя слишком много шума,– обнимая Васю и уводя её в комнату.
– Больно?– прижал к себе.
– Пройдёт. Увези меня домой,– вяло.
– Забрал с синяком, верну с синяком и с ожогом. Меня же прибьют на пороге,– не отпуская из объятий податливое тело и стыдясь так некстати проснувшихся желаний.
– Ты поссорился из-за меня с Кариной,– констатация факта.
– И хорошо.
– Пойдёшь мириться?
Фырканье вместо ответа.
– Паш?– Вася не делая попыток вырваться, пригрелась у его груди.
– Малыш, тебя это волнует?
– Нууу. Чувства глубокой вины не испытываю, однако я имею к вашей ссоре непосредственное отношение, – слабым голосом.
– Зачем ты ей открыла?
– Это же Карина.
– Да хоть Дед Мороз. Меня нет дома – нефиг делать.
– Пашка, вези меня домой.
***
Дома ахи, вздохи, сочувствие, всеобщее желание обласкать и пожалеть.
– Больно?– Егор присел и помог расшнуровать кеды.
Сестрица была бледна, синяк разливался многоцветьем по обычно свежему, святящемуся здоровьем лицу, рука-страдалица устроена на подушке, голова откинута назад и только в тусклых глазах отражается боль и усталость.
– Спать. Я хочу спать.
Из комнаты вышли все, кроме матери, присевшей рядом и поглаживающей спину своего несчастного ребёнка.
– Я виноват, не досмотрел,– Павел корил себя и был в этом уверен.
– Брось, она не маленькая. А Карина ещё придёт и устроит тебе допрос с пристрастием.
– Не пугай пуганых. Как придёт, так и уйдёт. Хозяйка, блин. Кстати, я не еду с тобой и Леной в Кемер. Карина пусть решает сама за себя.
– Да брось, Паш. Полгода собирались провести отпуск с девчонками.
– Тебе надо всё объяснять? Я никуда с НЕЙ не еду.
5.
Утром объявился Роман. Он стоял на пороге во влажной от дождя кожаной куртке и таких же штанах, вся сердитость схлынула с его лица и сменилась недоумением, как только парень разглядел подружку в ярком свете прихожей: а Василиса прислонилась спиной к прохладной стене и придерживала на весу забинтованную ладонь другой рукой – так было легче.
– Тебя пытали?– пошутил неудачно, протянул руку, чтобы прикоснуться к здоровой щеке. Потянулся за поцелуем, но услышал:
– Не смешно.
– Кто это сделал?– недоумение сменилась гневом.
– Сама,– равнодушно глядя на поражённого парня,– пошли в комнату.
– Можно поцеловать?
Василиса подставила здоровую щёку и устроилась на старом диване, Ромка напротив, в кресле так, чтобы видеть её.
– Крошка, что случилось?– по-настоящему, встревожившись. А он-то всё это время продумывал серьёзный разговор, подозревал чёрт знает что и дико ревновал.
– Шла, поскользнулась, упала...дальше знаешь.
– Я серьёзно.
– Руку ошпарила кипятком из чайника.
– Синяк?
– Бандитская пуля,– спокойно.
– Кто это сделал?
– Кто бы ни сделал, тебя это не касается,– тоном, каким отделываются от кого-то надоевшего.
– Я твой парень.
– У меня хватает защитников.
– Я всё равно узнаю.
Она рассмеялась лениво – снисходительно:
– И что сделаешь?
– Изобью.
– Иди уже, Рома, я устала, рука беспокоит, голова болит и вообще – я не в настроении.
– Я завтра приеду,– Ромка ушёл, но перед этим всё-таки вырвал у Василисы поцелуй, прося прощения за несправедливые подозрения и намереваясь выполнить обещание и всё узнать. Правду знала только Маша, которая распахивала на каждый его вопрос фальшиво-наивные глаза и отвечала одинаково:
– Ром, я понятия ни о чём не имею.
***
Муромов не ждал гостей, и появление Карины субботним днём вызвало недоумение. Последний разговор, состоявшийся не далее, как три дня назад, не оставлял сомнений, что он сам говорил всерьёз: " Ничего не получилось. Прости".
– Паша, давай поговорим?– бывшая подруга заглянула вглубь квартиры и уверилась, что они одни.
Тот молча отошёл в сторону, пропуская её внутрь, закрыл дверь и всё так же молча прошёл в комнату; она – за ним, даже плащ не сняла, не разулась и не сбросила с плечика ремешок сумочки.
– Считаешь: есть о чём? – и что он в ней нашёл когда-то?
Она не присела, как обычно, а стояла напротив, всё ожидая, что Павел притянет её к себе, поцелует и скажет: "Прости".
Не дождалась и, собравшись с силами, спросила:
– Что я сделала не так? Это из-за Василисы? Я вообще в шоке от того вечера.
– Я ничего больше не хочу. Так бывает. Что тут обсуждать?
– Это ведь неправда? Этого просто не может быть.
– Карина, солнышко, всё прошло.
Павел не хотел видеть слёз, которые вот-вот должны были пролиться из обиженных глаз, и искривлённого в плаче яркого рта, который он целовал когда-то. А ещё когда-то ему нравились подрагивающие уголки её губ, когда Каро обижалась. Тогда хотелось сказать ей что-нибудь ласковое и обнять. Сейчас пусто. Как будто Васька перетянула на себя все его желания.
– Хочешь, я отвезу тебя домой?
– Обойдусь,– знакомо дрогнул рот.
***
Побродив по квартире, казавшейся такой пустой без Василисы, Павел обулся и спустился в пасмурный двор к машине, чтобы поехать к Морозовым. Потребность быть в курсе её выздоровления стала привычной, и он не видел в этом ничего странного, а последнее происшествие сделало её совсем "своей". Дерзкая, непокорная, избалованная донельзя вниманием, но такая ...он не мог подобрать определения. Непостижимая? Непонятная? С какой-то тайной в глубине бесподобных глаз.
То, что Муромов увидел, подъехав к знакомому подъезду, затопило мозг холодной ненавистью. Васька! Васька с забинтованной рукой, в коротком лёгком платьице, без шлема, впопыхах усаживалась позади этого идиота -Романа на байк, а тот, не медля ни секунды, рванулся с места в сторону проспекта. Павел догнал их у следующего светофора. Дальше только темнота перед глазами, безжалостная ярость мужской драки, крики девчонки и прохожих.
– Пошли,– лицо и кулаки в крови, своей и чужой, но он тащит упирающуюся и вопящую Василису за собой, запихивает её в машину, пристёгивает ремнём безопасности, рычит и грозит всеми возможными карами, садится за руль и везёт домой, оставив жестоко избитого соперника лежать у дороги.
– Ты чокнулся? Ты зачем Ромку избил?– с полыхающим гневом лицом Вася смотрит на Павла, не в состоянии так сразу понять: с чего это он так рассвирепел.
– Мало ещё,– прикоснувшись к собственной разбитой брови,– платок дай.
Понимая, что сейчас больше ничего не добьётся, она немного присмирела, обдумывая свои дальнейшие действия; дождалась, когда старая Фиеста остановится около её подъезда, вышла и демонстративно направилась к автобусной остановке. Пришлось Павлу догонять её, перекидывать через плечо и тащить, вопящую и колотящую его по спине одной рукой, Ваську домой. Сгрузил её с плеча на пороге, закрыл дверь и загородил её спиной.
– Никуда не поедешь.
– Придурок! Пусти! Мне надо к Ромке!
На крики вышел Егор не сразу
– На, держи её, – Павел передал брыкающуюся девчонку другу, а сам отправился в ванную приводить себя в порядок, – аптечку только дай,– крикнул через приоткрытую дверь.
– Эй,– Егор удерживал сестру двумя руками.
Вышел из кухни отец и смотрел в полном недоумении на орущую дочь, растерянного сына и Павла с разбитым лицом, который выглянул из ванной, чтобы поздороваться.
– Что случилось?– стараясь говорить спокойно.
– Он избил его! В кровь! Ненормальный! Налетел, стащил нас байка и начал драку,– Василиса кричала, тыкая пальцем в сторону Павла.
– Он увёз её без шлема, с больной рукой, которой она ещё полностью не владеет, в лёгком платье. Куда, спрашивается?
– Вы идиоты?– подключился к ору Егор, глядя в сторону кипящей негодованием сестры.
Та дёрнула плечом и понеслась к себе, на ходу доставая мобильник из кармана короткой джинсовой курточки.
– У неё даже коленки синие были, когда я её стащил с мотоцикла,– не унимался Павел из ванной.
– Не ври!– крикнула из своей комнаты Василиса.
Отец хмурился.
– Роману здорово досталось?
– Он живее всех живых. Посмотрите: что он со мной сделал,– Пашка продемонстрировал собственное лицо.
– Хорош,– посочувствовал Егор, качая головой и цокнув языком.
– Так ему и надо,– злая, как мегера, Васька, решительно промаршировала к входным дверям, уже переодетая в джинсы.
– Ну, нет. Я тебя не для того домой приволок, чтобы ты снова умотала хрен знает куда,– Павел подтащил девчонку к себе и вместе с ней отправился в гостиную, сел на диван и силой удерживал её, прижимая к себе и совершенно игнорируя удивлённые взгляды мужчин Морозовых.
