Текст книги "Маньяками не рождаются (СИ)"

Автор книги: Анна Майская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

– Нельзя пока. Подожди, я приеду.

Охранник увёл девочку назад, а Вера остановила такси. Денег у нее было немного, но доехать хватало. Дома были родители. Мать случайно заскочила на обед, и прилегла отдохнуть, поспала и теперь стояла на выходе.

– Ты что это с вещами?

– Да, – ответила дочь.

– А ребёнок?

– Он не отдал мне дочь.

– Возьмем через суд, – вмешался отец.

– Какой суд? – взревела мать. – Что снова развод? Второго ребёнка потерять хочешь?

– Не потеряю. Дочь я ему не отдам.

– Ладно, вечером поговорим, сейчас мне некогда.

После ухода неприветливой матери, отец расспросил Веру о случившемся, и она ему все рассказала, без утайки. Он был единственным человеком сейчас, кому можно было довериться. Её состояние и нравственное и физическое внушало страх. Сломленное существо, родное, беззащитное находилось рядом с ним. Он поклялся себе не давать её в обиду никому.

– Мама плохо знает Павла, потому и заступается за него.

– Не расстраивайся, дочка, ты сегодня же составишь заявление о разводе в суд, и мы с тобой завтра отдадим его на рассмотрение.

Вечером отец вызвал мать в кухню, запер дверь и они долго говорили неизвестно о чем. Но только после этого разговора мать больше не цеплялась к Вере и даже изрекла:

– Ишь чего захотел, дочь отобрать. Не выйдет, господин хороший.

Василий получил письмо из Канады. Быстро пришло, быстрее, чем обычная почта доставляет местную корреспонденцию. Алексей подробно написал обо всём, что знает.

– Здравствуйте, Василий. Я очень рад, что вы занялись судьбой мальчика. К сожалению, сам я оказался малодушным и оставил всё как есть. Но до сих пор не могу забыть тех событий. Я и моя жена Рая, находились в отпуске и отправились путешествовать по родному краю на машине. Был медовый месяц, радужные надежды застилали действительность. У нас не было составленного заранее маршрута и мы, проезжая очередной отель, останавливались на ночь, а утром дальше колесили по лесным дорогам. Я начал тогда книгу о флоре и фауне данной местности и мне крайне пригодилась эта поездка. Однажды мы углубились в сторону просеки по лесу километров на семьдесят. Я вёл точный дневник: где и как мы были, что нового видели и обязательно сколько километров от того или иного места проехали. Дорога была ровной, но уже зарастающей, хотя видно, что за нею смотрели, ухаживали и это было странно, так как по пути не было ни одной деревни или хутора. На спидометре было семьдесят километров, когда вдруг дорога стала уже и раздвоилась – направо и налево. Я повернул налево. Не успели мы проехать полдесятка метров, как из кустов на дорожку выскочил мальчик лет трёх. Мы удивились и остановились. Он сообщил нам, что идет смотреть телевизор и это показалось довольно странным слышать подобный ответ в лесу. Сообщил, что у него нет "родителев", только коза, кот и собака. Да еще дед Роман. Так же мы узнали, что они спят, там в лесу и, конечно, не поверили ему. Вышли из машины, аукали, подождали. Кроме ветра в верхушках деревьев, не было никаких звуков. Я решил взять мальчика с собой и увезти его в милицию в ближайший город, из которого мы и приехали только что. Мальчика накормили и он вскоре уснул. В отделе милиции мне сказали, что если я не уберусь со сказочкой о козе и бегающем по лесу ребёнке, меня привлекут к уголовной ответственности за похищение за его.

– Много вас таких, – сказал пожилой дежурный милиционер. – Сначала крадёте, а потом, что-то срывается и вы напопятную. – Если не хочешь ночевать в КПЗ, вали отсюда парень, да к тому же ещё и не наш. Не добавляй нам работы.

Выйдя из милиции я увидел усталого малыша, недоуменное выражение лица жены и решил ехать домой. Все-таки областной центр, родной город, друзья, что-нибудь посоветуют. Так мы и приехали домой. Мне всю дорогу не давала покоя мысль, что я плохо осмотрел местность и может быть действительно, где-то там невдалеке есть какой-нибудь хутор. Отдохнув немного я снова проконсультировался в милиции и мне дали знать, что я не имел права забирать ребёнка оттуда, где по его утверждению, имеется дед, коза и даже телевизор.

– Это называется похищением человека, – объяснили мне вежливо.

Там у них начались свои заморочки с вызовом на место преступления и я ушёл домой. Хорошо подумав, мы с женой решили, что она останется с Васильком дома, малышу трудно снова вынести дальнюю дорогу, а я вернусь назад на то место, где нашёл его. Прошло не более двух суток, когда я подъехал в посту ГИБДД на окраине города, так как не мог точно отыскать дорогу, куда мы свернули в прошлый раз. Недоверчивый гаишник, немолодой посмотрел мои документы, записал данные и отпустил, показав примерный путь. Он утверждал, что там никого нет.

Я все же решил посмотреть всё сначала. Выехал на просеку и отсчитал все семьдесят километров. Снова свернул налево. Метров через сто пятьдесят за деревьями обнаружилась большая поляна с домом посередине. Я вышел из машины. Все было как и говорил мальчик. Налицо значились собака и коза. Не хватало только кота и людей. Дверь в дом была открыта. Я вошёл и голова закружилась от увиденного. На полу лежал мёртвый человек вниз лицом. Старик неподалёку от него ещё видимо был жив, чуть-чуть постанывал. На диване лежал с пулей в виске молодой парень. Пистолет валялся прямо под рукой, свесившейся с дивана. Слабый женский голос позвал меня. Я вошел в другую комнату и увидел мертвенно-бледную девчушку.

– Настя? – спросил я.

– Откуда вы меня знаете? – слабо прошелестел ее голос.

– Василёк рассказал.

– Где он?

– У нас дома, не беспокойтесь.

Я немедленно начал действовать. Телефон в этой зоне не работал и мне пришлось отъехать километров двадцать пять. Хорошо, что гаишник дал свой номер телефона.

Он услышал меня и я рассказал, что случилось и где нас найти. Очень скоро приехали врачи, милиция, прокуратура. Их сопровождал мой уже знакомый гаишник. Иначе бы мне быть виновным в этой потасовке. Всех их увезли в больницу, одного, как выяснилось, бандита в морг, а я остался хозяйничать с животными. Место жуткое, хотел было сесть и уехать, но они все трое уселись рядышком передо мной и смотрели на меня печально и обречённо. У старого пса в глазах были слёзы. Мне девчонка дала свой городской адрес и ключ от дома. Я накормил орду, открыл дверку машины и они, видимо привыкшие к автомобилю, сами зашли и уселись где положено. Для козы нарвал веток и травы. Взял запасы консервов и хлеб с крупами. Надо было их чем-то кормить по приезде домой. Доехали благополучно, Дом отыскал. Потом разыскал всех в больнице. Молодой парень, Сергей, бывший пограничник, был жив, но находился в коме. Настя потеряла много крови, но уже разговаривала и вскоре собиралась домой. Дед Роман, жёлтый, безучастный был плох. Мне показалось, что он не выживет. Вскоре прилетела самолётом Нюра с детьми и я сдал свой пост. Пообещал, что пока Василек побудет у нас, а как только они решат вопрос с жильём, здесь им нельзя было оставаться, сразу же заберут его к себе. Я полный радужного счастья, что оказал людям помощь, практически спас их от гибели в лесу, подъезжал к дому. Дома меня оглушили страшной вестью: Василёк исчез. Мы его искали везде целыми днями. Все было безрезультатно. Я сообщил об этом Нюре и она решила, что его все-таки разыскали те негодяи, которые наделали столько бед на хуторе. А потом мы с Раей выехали в Канаду. Вот и вся моя история. Буду рад, если это хоть чем-то поможет вам.

Алексей Егоров.

Итак, теперь Василий знал с чего начинать. Есть адрес дома женщины, которая воспитывала ребенка, милиция, отправившая в больницу раненых. Значит нужно ехать. Вот только со временем как будет. Заработанного сверхурочно – не пересчитать, а коснётся личных дел и на тебе, некогда. Можно увязать дело бандита Андрея Зотова, может и прояснится тогда, куда исчез его напарник Заур. Хотя «глухарь» пылится много лет на полке архива и поднимать его вряд ли кто захочет. «Нет трупа – нет дела». И всё же, поделившись сомнениями в отношении нескольких дней отпуска с Юрой Подрезовым, решился пойти на «ковёр» к начальству. Странно, но страхи оказались напрасными.

– Очень надо? – спросил его полковник.

– Очень, – ответил Василий.

– Другого бы не отпустил, а тебя пожалуйста. Слишком ты хорош для мента. Не растерял сострадания и чести.

Василий собрался на поиски родителей Василька. Отец с матерью одобрили благое дело. Анна Ильинична втайне надеялась, что таковых не окажется и они спокойно смогут взять к себе на усыновление понравившегося парня. Прямо прилипли к нему сердцами. Еженедельно выходные он проводил с ними. Парнишка тоже привык к семье и ему всё труднее становилось ожидать следующей субботы. Он не слушал увещеваний Анны Ильиничны о том, что она сама вымоет посуду, или повесит выстиранное белье. Василёк был непреклонен. Молча забирал из рук женщины таз и шёл развешивать белье на площадке возле дома. Играючи мыл посуду и при этом рассказывал, что-нибудь забавное. При очередном прощании с ним она вопросительно смотрела на мужа, но он после ухода мальчика говорил ей:

– А если отыщутся его родственники, как расставаться будешь? Сын недаром поехал на их поиски.

ВАСИЛИЙ ВЫХОДИТ НА СЛЕД ВАСИЛЬКА

Василий приехал в город и сразу же пошел в районное отделение милиции, чьи сотрудники вывозили с хутора пострадавших. Было много новеньких и не сразу нашли того, кто был нужен. Дело подняли и вскоре Василий стал обладателем адресов Сергея, Насти. Он приехал на улицу Сиреневая, нашел нужный ему дом и постучал в ворота. На стук вышла женщина.

– Вы Нюра? – спросил он.

– Нет, мы здесь недавно живём, купили этот дом у бывших хозяев.

– А где они сейчас, не знаете?

– Нет. Больше ни разу не встречались. Они отсюда уехали.

В паспортном столе ему удалось выяснить из формы N9 о том, что такая-то гражданка выехала по адресу такому-то. Это был областной центр. Василий развернул машину и двинулся по направлению указанного адреса. Вечером того же дня он входил в ворота особняка и сразу же понял, что попал в точку. Во дворе был пёс, но не тот старый Казбек, о котором он наслышан, а новый игривый доберман "Щеголь" и старый кот, точно тот самый, только дряхлый, с облезлыми ушами, жмурящийся на солнышке.

– Питер, – прозвучал голос женщины. – Питер, ты почему не выпил молоко?

– М-ры-м, – ответил кот и снова зажмурился.

Полненькая, симпатичная женщина вышла к Василию.

– Здравствуйте, я бы хотел поговорить с Анной Федоровной .

– Это я, проходите.

Василий прошел в прохладную комнату и сел в предложенное кресло.

– Я к вам по необычному делу.

– Слушаю вас.

– Вы знали Василька, маленького ребёнка?

Женщину словно ужалили. Она вскочила и показала гостю на дверь.

– Уходите.

– Простите, я друг, ищу родителей ребёнка. Он находится в детском доме в Каменьграде и частенько бывает у нас. Мы всей семьей к нему привязались и хотели бы усыновить его. Но вдруг его родители где-то тоже разыскивают сына.

Нюра села. Она смотрела на посетителя и не знала как себя вести, чтобы не навредить парнишке. Василий достал удостоверение и показал ей.

– Майор милиции, – задумчиво сказала она. – Вот что Василий. Пойдемте ужинать, там и решим, что нам с вами делать.

– А Казбека уже нет? – спросил Василий.

– Значит вы действительно знаете Василька, – сказала женщина. – Казбек умер от старости. Роман от побоев. Стар был.

Пришел её муж. Достали вина. Прибежали Дарья с Витей. Дети симпатичные. Дарья, почти взрослая девушка. Они без умолку вспоминали о хуторе и рассказывали разные случаи о жизни, пока они наведывались в гости. А это было каждую неделю.

– Я вот что вам скажу, – промолвила Нюра, – человек вы, кажется хороший. Только давайте не будет торопить события. А что если там, или здесь, остался кто-то заинтересованный в мальчике. Ведь кто-то его опекал. Тратил деньги, благоустраивал хутор. Я знаю, что здесь были замешаны бандиты, в частности Хан, Жорик, наш дальний родственник и другие. Но все они были пешками. Меня узнала откуда-то Гейша. Она привезла маленького и сказала, что у него умерла мать, а отец ранен после перестрелки. Вот я и растила малыша. У меня трое детей, жить было нечем, и я согласилась ухаживать за ним. Как родного сына берегла. Условием было – присутствие ребёнка на хуторе постоянно. Даже козу персональную для него купили.

Я не могу больше ничего сказать вам. Кто его родители – не знаю. Живы ли они, тоже не знаю. С тех пор, как ранили моего племянника и дочь, я не ищу Василька. Сама живу как на иголках, все ожидаю, что меня найдут.

– Хана и Гейши нет в живых, они погибли при перестрелке.

– Очень хорошо, я их больше всего и боялась. А главный?

– Кто у них был главный, Анна Федоровна?

– По имени не знаю. Только один раз приезжал вместе с ними на хутор. Из машины не выходил. Окна тонированные, тёмные. А Настя, дочка моя в переднее стекло заглянула во внутрь и увидела его. Говорит, там красивый дядя сидит в машине. Я думала ей померещилось. Но когда Хан садился в машину, я услышала как он сказал кому-то внутри:

– Все в порядке, босс.

– А где сейчас ваша дочь?

– Учится на юриста в Каменьграде.

– У нас?

– Да. Захотела в филиал Московского института, а это только там.

– Скажи лучше к Сане поближе, – вмешался подслушивающий Виктор.

– Болтун – находка для шпионов, – отрапортовала Дарья.

– У вас не осталось никаких вещей от ребёнка?

– Нет, – соврала женщина.

Они после случившегося больше не были на хуторе, боясь за других детей и она промолчала о вещах из роддома. Кто их знает, может давно ничего там нет, а человека обнадёжу. Хозяин дома слушал, не вмешиваясь в разговор. После ужина Василий стал прощаться.

– Я обязательно найду вашу дочь и передам ей привет от вас. И возьмите, пожалуйста, мою визитку. Тут и служебный и домашний телефоны. А мне, если можно дайте ваш. Хозяин достал из пиджака маленькую визитку и Василий прочел вслух: "Начальник областного строительно-монтажного управления". Провожали его всей семьей до машины. Доберман сунул влажный нос ему в руки, а уважающий себя кот только чуть приоткрыл один глаз, словно сказал:

– И чего такую шумиху подняли, приехал человек и уехал, какое мне до него дело?

Но вслух Питер ничего сказать не мог и только повернулся на другой бок.

– Мне этот парень понравился, – сказала Нюра. Нужно будет расспросить Настю, не следят ли там за ней. Мало ли что.

– У страха глаза велики, – обняв ее, промолвил муж. – Парень действительно стоящий, если беспокоится о чужом ребенке.

СЕНСАЦИЯ ИЗ ЗАЛА СУДА

Павлу пришла повестка в суд на развод.

– Стерва, – пробормотал он, расписываясь за получение. – Ну что ж, завтра газеты закричат о сенсации. Госпожа Вера получит по заслугам. Поздно будет, голубушка, сама захотела, – ворчал он.

У Юры Подрезова было дело в суде. Его вызывали на 11 часов утра. Необходимо было его пояснение по уголовному делу. Он пришел за пятнадцать минут раньше. У двери судьи увидел отца Веры.

– Здравствуйте, Геннадий Алексеевич! Вы тоже по уголовному делу?

– Нет, я с дочкой по разводу.

– Вера разводится?

– Да. Подала заявление. Муж дочь не отдаёт.

– Странно, – пробормотал Юра, – вроде было у них хорошо.

– Никто не ведает этого. Мы недавно узнали, как она живет. Всё молчала.

Вышла секретарь и пригласила свидетеля Полякова. Юра вошёл в кабинет судьи, его дело слушалось тем же судьёй Епифановым.

– Свидетель Поляков, что вы скажете по поводу проживания ребёнка после развода.

– Ребёнок должен жить с матерью.

– Закон не утверждает этого столь категорично.

– Мать в девочке души не чает. Особенно после случившегося с первым ребёнком.

– А что случилось с первым ребёнком? – монотонно спросил судья.

– Его похитили из роддома на второй день после рождения.

– Нашли?

– Нет. Ищем до сих пор. Дочь три года не могла придти в себя от ужаса. Конечно же девочка должна жить с ней.

– А у матери есть возможность содержать дочь?

– Каждая мать прокормит своё дитя. Она же не на улице будет жить, а с нами.

– У девочки будет отдельная комната?

– Она будет жить вместе с матерью.

– По справке отца у него в доме двенадцать комнат и прислуга. Материальная обеспеченность. Согласно нашего запроса ваша дочь нигде не работает и не имеет постоянного дохода. На что вы рассчитываете, если сами являетесь безработным?

– Я подрабатываю, где могу. Дача наша приносит доходы.

– В данном случае суд решает, где будет лучше для ребёнка. В доме отца, или на квартире у родителей матери?

– Я вас прошу...

– Суд выслушал ваши доводы, и приходит к выводу, что мать ребёнка содержать пока не может.

– Разрешите сказать, – закричала взволнованная Вера.

– Не разрешаю. Мы вас уже выслушали. У отца дочери есть вопросы к матери или ходатайства к суду.

– Есть, – ответил Павел, поднимаясь с места.

Юра вдруг увидел, что Крутых сидит на скамейке рядом с корреспондентом местной газеты "Время".

– Скажите, пожалуйста, Вера Геннадьевна, сколько вы имеете рабочего стажа после окончания института?

– Семь месяцев, – ответила она.

– И почему вы не работали? Вам что-то мешало? – продолжал он.

– Рождение сына. После его похищения я не могла ни физически, ни психически думать о работе.

– Позвольте усомниться в ответе гражданки Поляковой-Ивановой-Крутых. Она действительно три года проливала слезы, терроризировала всех, чтобы её жалели...

– Крутых, я делаю вам замечание...

– Позвольте закончить, ваша честь и вы поймёте, почему я так говорю. Перед ней все ходили на цыпочках, ублажали, подавали еду в постель, выносили капризы, оскорбления, а она всё более и более входила в роль несчастной матери.

– Что ты говоришь?! – крикнула Вера, – опомнись!

– Я говорю и отвечаю за свои слова. Ребёнок не был похищен. Она сама письменно отказалась от него в роддоме и передала за деньги людям, пожелавшим его усыновить.

Раздался невыносимый шум. Вера громко рыдала. Геннадий Алексеевич ворочал головой, переводя взгляд с Павла на дочь. Юра в ужасе привстал и не знал, что ему делать. Шокированный небывалым скандалом судья, успокаивал присутствующих.

– Тихо! – крикнул он так громко, что сорвал голос.

Все смолкли. Это была зловещая тишина ожидания обличения виновной в столь неслыханном обвинении.

– У вас есть доказательства?

– Вот они!

И Павел положил перед судьей какую-то бумагу.

– Вера Геннадьевна, подойдите сюда, – пригласил ее судья.

Вера встала, шатаясь подошла к столу и, судья, подав ей бумагу, спросил:

– Это ваш почерк?

– Мой.

– Заявление написано вами?

– Да, – ответила она.

Подпись ваша?

– Моя.

– Секретарь, занесите в протокол сказанное гражданкой Крутых под роспись.

Веру заставили расписаться. Всех интересовало, что там в заявлении. Судья взял бумагу в руки и громко прочёл заявление от гражданки Ивановой Веры Геннадьевны об отказе от ребёнка и передаче его в руки усыновителей. А также обещание никогда не искать и не предпринимать мер к возвращению ребенка назад. Дата. Подпись. Роддом N1.

Ужасное молчание повисло над залом суда. Глухой нервный ропот негодования исходил от присутствующих на заседании людей. Геннадий Алексеевич онемел, ноги стали ватными и не слушались. Он видел, как Вера заваливается набок. Секретарь выскочила, чтобы вызвать скорую помощь.

– Опять трагедию разыгрывает перед вами. Актриса. Она три года вот так всех заставляла на цыпочках перед нею ходить.

Юра молча поднялся со своего места, схватил не ожидающего такого подвоха Павла за шиворот и, поддав под зад коленкой открыл дверь. В коридоре он врезал ему ещё и вышел на улицу. У него сердце разрывалось от боли за Василия. Но он пока ничего не мог думать о поступке Веры.

– Может это провокация?

Но ведь она признала свое заявление, подпись признала. Юра шел, курил, останавливался и не знал куда ему пока деваться. Он не мог рассказать всего Василию, слишком страшной была правда.

– Она может покончить с собой? – вдруг испугался он. – Нет, Василия нужно найти, что-то предпринять, пока этого не сделает пресса.

– Господи, – простонал верный друг. – Неужели женщины настолько коварны?

– Он шел долго. Присаживался на скамейках, вскакивал, бежал, останавливался. Можно было подумать, что этот человек вдребезги пьян.

Василия он нашёл в кабинете. Тот стоял у окна и курил. Юра увидел, что его друг взволнован не менее его самого.

– Мне позвонил Самохвалов из газеты "Время" и рассказал, что было на суде.

– Я там был.

– Значит правда, то что завтра появится в печати?

– Да. Со слов Крутых и её заявления.

– Она что же не опровергла, не объяснила ничего?

– Ей стало плохо, она не смогла говорить, вызвали скорую

– Увезли в больницу?

– Не знаю. Я этому поддал под зад. Башкой двери открыл. И ещё пару раз врезал в коридоре.

– При свидетелях?

– Прямо в зале заседания башкой, а остальная часть в коридоре, без зрителей.

– Девочку оставили ему?

– Конечно.

– Что ты думаешь по этому поводу?

– Не знаю.

– Веришь тому, что было сказано?

– Не знаю. Она же признала свою подпись и заявление в целом.

– Не понимаю, как такое могло случиться. Тут что-то не так.

– В тебе говорит любовь. Факты – против неё.

– Она может покончить с собой.

– Может.

– Этому надо помешать.

– Но как?

– Я пойду к ним домой.

– Думаешь примет твоё утешение?

– Это не важно, главное уберечь от необдуманного поступка.

Василий сел в автомобиль и остановился у подъезда Вериного дома. Он позвонил в дверь. Открыла Таисья Васильевна.

– Порадоваться пришёл?

Василий молча отстранил женщину в сторону и вошёл в комнату. Вера полулежала на диване. Слезы беспрерывно текли из глаз, она их даже не вытирала. Василий опустился на диван и взял ее руку.

– Маленькая моя, успокойся, я разберусь с этой чудовищной ложью.

Он гладил её по голове, плечам и она открыв глаза, хрипло спросила:

– Ты мне веришь?

– Конечно верю, только тебе. Там не было ни одного слова правды. Успокойся, пожалуйста.

Она прильнула к нему, как маленькая обиженная девочка и громко зарыдала. В комнату вбежала мать, за ней отец.

– Я подумала, – что...

Увидев картину представшую перед глазами родители предпочли исчезнуть, не мешать. И это остановило отчаявшуюся Веру.

– Ты спас меня сегодня.

– Поэтому и приехал.

– Ты правда разберёшься?

– Конечно. Ты сейчас отдохни, а завтра...

– Я не могу ждать завтра, иначе сойду с ума. Ты хочешь знать откуда взялось это заявление об отказе от ребёнка?

– Да.

– Я его написала, но для другой женщины, с моими данными, из детского дома она, не могла воспитывать малыша и попросила меня написать это проклятое заявление.

– А почему не сама?

– У неё была сломана рука. Я у главврача в кабинете написала вместе с ней эту бумагу. А он попросил и подпись поставить. У неё правая рука не действовала.

– Ты мне никогда этого не рассказывала.

– Когда было разговаривать, если сына украли. Я вообще не придала этому значения и забыла обо всём.

– Ты помнишь внешность этой женщины?

– Конечно. Как будто сегодня с ней рассталась.

– Ты хорошо рисуешь, не можешь набросать портрет?

– Смогу. Только сейчас руки трясутся.

– А главврач. Это тот самый старичок?

– Нет, он был средних лет, на киноактера похож.

– Ты больше не встречала эту женщину?

– Однажды видела из машины, она садилась в автобус.

– Какого маршрута?

– Не помню. Но он останавливается на площади Победы. В сторону реки.

– Фоторобот создать поможешь?

– Наверное. Хотя черты лица теперь уже нечёткие, размытые, столько лет прошло.

– Ты подумай, а мне пора.

– Ты приедешь? – с надеждой спросила его Вера.

– Обязательно, скоро.

Она осталась одна. Шквал страдания, ненависти, стыда, ужаса вновь зажали в тиски. Она вдруг поняла, что ненавидит жизнь, такую несправедливую. Машинально пошла на кухню и там обнаружила таблетки сильнодействующего успокаивающего средства. Сердце разрывалось от боли за дочь.

– А вдруг и она так же думает, – пришла ей в голову подленькая мысль.

Подошла к телефону, набрала номер. Услышала детский голос.

– Алло.

– Доченька, – заплакала Вера.

– Я тебе не доченька. Ты скверная, продала братика.

Вера уронила трубку. Не мигая, уставилась на свое отражение в зеркале. На нее смотрела бледная, испуганная, сломленная нравственно женщина.

– 0на истинная дочь своего отца, – подумала несчастная. – Прекрасно обойдётся без меня. Я всё потеряла и мне нет места в этом подлом обществе. Каждый будет показывать на меня пальцем. Смеяться.

Она даже головой замотала в отрицании представленной картины.

– Нет! Нет! Нет! – закричала она в ужасе и, подойдя к графину с водой, выпила из пузырька горсть горьковатых таблеток.

– А вдруг они не помогут? Надо предпринять что-то более серьёзное.

Вера подошла к бритвенному прибору, отец до сих пор брился, используя станок с лезвиями, вытащила из упаковки новое лезвие и открыла воду в ванной. Легла, положила руку на край, задрала рукав, зажмурилась и полоснула себя по сгибу руки. Потом ещё и ещё для уверенности. Боли она не чувствовала, но увидела как кровь расходится по воде. Вдруг ей стало тошно и мерзко. Какая-то ужасная слабость влилась внутрь, липкий холодный пот выступил на лице. Мгновения превратились в гулко стучащие удары собственного сердца. Наконец, свет померк и ей стало всё безразлично. Угодливое сознание отключилось.

Геннадий Алексеевич отсутствовал недолго. Он сидел в углу двора на скамеечке и не мог подняться. Тяжесть давила его, не тяжесть тела, а тяжесть дум, пережитого в суде. Он видел как уехал Василий. И надо бы пойти, не видеть любопытных глаз, которые скоро начнут окружать его. Он поймал себя на мысли:

– Да ведь я больше боюсь пересудов, чем думаю о состоянии дочери.

Посидев еще некоторое время, он медленно встал, и словно дряхлый старик, потащился по лестнице. У двери полез в карман за ключом, ключа не оказалось. Он вспомнил, что оставил его на столе дома. Позвонил в дверь. Подождал. Ответа не было. Противная мыслишка о дочери скользнула в его голове. Он настойчиво зазвонил, застучал, но ответа не было. Рванул к соседям, их балкон был общим и только отделялся низенькой перегородкой. Дверь открыла соседка. Увидев Геннадия Алексеевича, испугалась.

– Можно мне на балкон, я ключ забыл, – а сам уже шагал по комнате.

– Что случилось, Гена? – спрашивала она, едва поспевая следом. Он вошел через балкон и пробежался по комнатам. Веры не было. Заглянул в ванную и увидел мертвенно-бледное лицо в кроваво-красной воде, набравшейся до краев. Идущая следом соседка, медицинская сестра, немедленно отключила воду. Пережала место над раной попавшимся под руку матерчатым жгутом и крикнула оцепеневшему Геннадию Алексеевичу:

– Неотложку, срочно. Скажите срочно!

Она что-то там колдовала над распростертым телом Веры. Вода стекала с дивана на ковер. Рёв неотложки известил о прибытии. Почему-то вместе с ними приехала милиция, незнакомые люди. Врач объявил:

– Пока жива, срочная госпитализация.

Веру погрузили на носилки. Геннадий Алексеевич поехал с ней.

В операционной Вере зашили порезанные вены. В палате её окружили соседки и она словно из-под земли слышала их голоса, далекие и ей казалось, что слова опускаются на голову маленькими молотами и бьют её. Зловещий шёпот начинал звучать громче по мере вливания в неё содержимого капельницы.

– Это та, которая продала своего ребёнка в роддоме, – услышала она.

– Ну и сдохла бы, нашли кого спасать.

– Тише вы, она уже понимает.

– Ну и пусть понимает, волчица.

По щекам Веры потекли слезы. Она не смогла выдержать досужих переговоров. Волна поднявшегося изнутри гнева невинности собрали все силы. Она приподняла голову, потом руки, так, что иглы вышли из её вен и завыла по-звериному. Прибежавший врач понял ситуацию и выгнал всех из палаты. Но Вера потеряла над собой контроль и билась как большая рыба на берегу, которой нужен был воздух. Пришлось приглашать на помощь санитарку и медсестру. Ей срочно вкололи успокоительное и когда она заснула, возобновили вливания. Никакие уговоры не действовали на активных кумушек. Они потребовали убрать из палаты эту даму, или им придется уйти из больницы.

– Какие вы жестокие и несправедливые, – урезонивал их главврач.

Но он знал одно. Состояние пациентки было неудовлетворительным и эмоциональное и физическое и решил направить ее в психиатрическую больницу. Другого выхода не было. По крайней мере там не будет демонстраций. Веру на носилках, с капельницей, перевезли в психушку и поместили в одноместную палату.

– Случай неординарный, видимо ему есть объяснение. Нельзя травмировать больную.

– Я понаблюдаю за ней, не беспокойтесь, – пояснил психиатр коллегам из городской больницы.

Просмотрев историю болезни новой пациентки, Георгий Емельянович, ведущий психиатр больницы, задумался. Нежелание жить трудно поддается лечению, скорее рецидивы все-таки иногда доделывают начатое задуманное. А тут примешано чувство стыда, общего морального площадного избиения. Еще не разобравшись в сути происходящего, люди вынесли свой беспощадный приговор. Её нужно поберечь от контактов, которые снова могут нанести непоправимый вред. Внешне женщина выглядела чистой, прекрасной, одухотворенной нервной натурой. Но жизнь показывала контрасты между внешностью и содеянным. Через несколько часов, вполне достаточных для сна, он вошел в палату. Вера уже проснулась и смотрела на него. Санитарка, дежурившая в палате, встала и вышла.

– Меня зовут Георгий Емельянович, я врач-психиатр.

– Психиатр, – повторила Вера тихо.

– Не бойтесь этого звания. Сейчас я именно тот, кто больше всего нужен.

Вера слушала молча. Она решила свою судьбу и сейчас ей было безразлично, что скажет этот приятный человек с глазами, проникающими в душу, среднего возраста, с хорошими манерами.

– Вы решили, что ваша жизнь закончена и всё это, благодаря мнению кумушек, рассуждающих о неведомых им явлениях со своего потолка. Я уверяю вас, время разберется, кто прав, кто виноват. Я абсолютно отторгаю людскую молву и понимаю вас.

– Вы, доктор, а это как священник-утешитель, – мрачно промолвила Вера. – Не заткнёшь рот каждому, кто захочет посудачить обо мне.

– Но жизнь одна, вы можете продолжить её где-нибудь далеко отсюда.

– От себя не убежишь.

– Вы можете рассказать мне всё?

– Сейчас нет.

– Хорошо, я подожду. Мы с вами разберемся вместе в ситуации и я помогу вам.

– Мне может помочь только Господь Бог.

– Вот и хорошо, что вы верите. Может случиться чудо, которое сразу же излечит вас.

– Я жду этого чуда уже двенадцать лет. Оно пока задерживается.

– Не будьте маловерны, позвольте провидению вмешаться в вашу судьбу.

Вера заплакала. Она не могла остановить потока слез и сквозь них что-то отрывочно говорила, высказывала свою боль. Мудрый доктор слушал и понимал, что эта женщина ни в чем неповинна, попала в сложный переплет обстоятельств, где нужна не только врачебная помощь, но и сотрудников правопорядка. Пока же она в глазах людей выглядела преступницей. Они проговорили довольно долго.