Текст книги "Маньяками не рождаются (СИ)"

Автор книги: Анна Майская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Обескураженные, шокированные жена и сын покойного метали гром и молнии. Необходимо было через суд восстанавливать справедливость, оспаривать завещание. Это было стыдно, но без суда оставалось мизерное содержание. Любовь Ивановна теряла власть на производстве, Павел лишался безразмерных доходов. До полугода, когда наследники получат доступ к наследству было более четырех месяцев.

– Вполне хватит для судебных разборок, – подумала Любовь Ивановна.

– Я отсужу всё, что он передал по своему бессовестному завещанию, – решил сын.

Оба, полные решимости действовать, садились каждый в свою машину. Любовь Ивановна знала о существовании супружеской доли и явно хотела выиграть раунд у покойного супруга. Но суды. Эта мысль угнетала её.

– В конце концов как говорят: "Стыд не дым, глаза не ест".

Сначала нужно выиграть, а потом распродав все, уехать жить подальше от ненормального сына с его замашками садиста, вернее маньяка.

– На что он способен мне прекрасно известно. Я могу стать его жертвой вместе с Александром, которого он так не любит.

– Ты играешь с огнём, мать, – говорил вслух Павел. – Судись, отсуживай, а я потом все получу по наследству от тебя. – Ты хитрая бестия, но меня тебе не обмануть, вместе со своим любовником загремишь к отцу на тот свет.

Он знал председателей всех трех судов. Тот район, где находилось его имущество и недвижимость были в компетенции председателя Заозерного суда. Павел через своих юристов уже давно вышел на него и когда необходимо было решить вопрос по тому или иному делу, знал через кого обратиться и сколько это будет стоить. Сейчас нельзя было жадничать, слишком о больших деньгах шла речь. Но соперничать с областным управлением милиции он тоже не хотел. Хотя, как понимал, милиция должна отказаться от такого наследства. Кто знает, как оно будет. Старый друг отца приезжал на похороны. Генерал тоже терял здоровье и мог уйти на пенсию. С ним просто необходимо прямо поговорить об этом. Павел прекрасно знал от отца, что тот платил пятнадцать процентов "за крышу", что явно противоречило закону. Именно на этом он и собирался "сыграть" с генералом по делу наследования по завещанию. Время ещё было и спешить не надо. До полугода со дня смерти отца никто не мог вступить в наследство. И пока дела шли по-старому. Приехав к себе на фирму, он сразу же вызвал к себе Нину. Та появилась перед ним в соблазнительной короткой юбчонке, явно не для юриста, бывающего в серьёзных заведениях.

– На кого ты похожа? Школьница, или кокотка?

– Так уж и кокотка?

– Я запрещаю тебе ходить на работу в коротких юбках.

– Может мне монашкой нарядиться?

– Лучше монашка, чем прости-прости...

– Договаривай, ты считаешь, что короткие юбки носят только шлюхи?

– Знаю, что в областной суд тебя в таком виде не пустят.

– Нам пока нечего делать в областном суде.

– Я тебе сказал и повторять больше не буду. Иди и переоденься.

– Даже так?

– Посмотри на других наших девчонок, они не ходят так, как ты, не демонстрируют перед стариками свои прелести. Кто согласится отдать деньги такому юристу, у которого зад оголён до предела и титьки наружу вылезли?

Оскорбленная Нина ушла домой переодеваться. В маленьком коллективе не было секретов. Да еще Ниночка обзавелась здесь же подругой и делилась с ней обо всем. Та в свою очередь дружила с Андреем и все рассказывала ему. Дарья Андрею, Андрей своему коллеге Алексею. И таким образом весь коллектив наблюдал за бурно развивающимся романом. Павел об этом не знал, ему в голову не приходила мысль, что его пассия рассказывает обо всем и все втихаря наблюдают за спектаклем, разыгрываемом в стиле драмы. Все знали о жене и дочери, но знания не мешали судачить о превратностях жизни. Ниночка задрала высоко свою легкомысленную голову и напропалую флиртовала с шефом прямо на виду. Девушка, обиженная судьбой, по имени Наташа, сидела в своем дальнем углу и её унылый нос, похожий на нос Буратино, но в уменьшенном виде, был опущен в строчки на бумаге. Сидит человек и пишет. Заявление, жалобу, да мало ли что мог писать юрист на работе. Физиономия отражала злорадство. Ей очень хотелось бы присутствовать в доме, когда Вера получит её послание. Эту чертовку Ниночку нужно поставить на место. А потом она что-нибудь придумает для шефа, покажет его любимую во время свидания с другим. На неё не обращали внимания, когда шушукались по секрету друг с другом. Молчаливая, незаметная, что с неё возьмешь. Работает себе, никому не мешает. Удобная. В любой момент заменит тебя на процессе или съездит в суд по чужим делам. Никогда никому не отказала в просьбе. Только единственное о чем её никто не просил – придти на свидание. Зная свою "красоту" она привыкла к насмешкам в школе, безразличию в институте и теперь компенсировала беспощадное отношение к ней своей незаменимостью. И действительно без Наташи невозможно было представить себе работу. Было много различных просьб и в ответ на выполнение очередного задания она слышала в ответ:

– Ты настоящий друг. Спасибо, выручила.

Так Наташа Бурлакова стала ушами, глазами, тайником чужих секретов, незаменимым человек для всего коллектива.

Вера получила письмо без обратного адреса. Она повертела его в руках, сначала хотела выбросить, но любопытство оказалось сильнее и она открыла злополучное послание. Письмо было напечатано на компьютере. Его содержание в грубой форме "открывало" глаза зачуханной жене на всемогущую фаворитку мужа, собирающуюся занять её место.

– Ничего себе, послание.

Грязное, отвратительное, но правдивое. Не мог человек врать о таких очевидных вещах: квартире, где иногда, а теперь зачастую оставался на ночь Павел, о бесконтрольности любовницы по работе, самовольном диктате от имени босса. О покупке бесконечных нарядов, обедах в ресторане на виду у всех. И главное о ней, Вере, отзывы были самые не лестные. Оказывается она загубила жизнь такому прекрасному парню, как Павел. И ребенок у неё еще неизвестно чей?

Оскорбленная Вера ждала домой своего гулящего мужа. Сильно задели слова о дочери. И в сердце шевелилась ревность, самая настоящая, циничная ревность, до банальности бабья, ненавистная. Вера собиралась всё ему высказать и попробовать поговорить серьёзно. Павел явился навеселе и начал играть с дочерью.

– Ты не знаешь, почему наша мама сердитая? – спросил он у Элины.

– Спроси сам, – ответила дочь.

Он подошел к ней и заглянув в глаза попытался обнять за плечи. Она вывернулась, взяла со стола письмо и протянула его мужу.

– Ответ здесь.

Пока он читал, она вышла в гостиную. Павел ринулся вслед за ней.

– Ты что, поверила анонимке?

– Я верю своим глазам и сужу по твоим поступкам.

– И что же рассказывают тебе твои глаза?

– То, что ты безнравственный чурбан.

– О, простите меня высоконравственная двумужняя жена, принимавшая любовника, еще будучи замужем. Ты забыла, что была от меня беременна в доме мужа? Или здесь правду пишут и ребёнок не от меня?

– Негодяй, ты слышишь, негодяй! Я уйду от тебя с Элиной немедленно.

– Забудь слово "уйду". Или уходи одна. Я не отдам тебе дочь, слышишь, никогда.

– Это мы еще посмотрим. С гулящим отцом суд вряд ли оставит ребёнка.

– Святая невинность, посмотрите на неё. Да чем ты кормить дочь будешь? За свою жизнь ты полгода проработала. Тогда Василия терроризировала, а теперь меня. "Анна на шее". Да ребёнок с тобой загнётся. Или ты уже себе кого снова присмотрела?

Вера подбежала к нему и с размаху выдала пощечину, но он увернулся и она упала на диван, Павел схватил ее за руку, больно вывернул и ударил по лицу. Синяк был гарантирован. Он сказал ей жёстко и конкретно:

– Побежишь жаловаться, убью. А про дочь забудь. Не отдам я истеричке своего ребёнка. Подумай хорошенько, что для тебя лучше, жить у родителей без Элины, или здесь со мной и с ней.

Он вышел. Примирения не могло быть, потому что она услышала как хлопнула дверь внизу, а шум мотора объяснил, что Павел уехал. Она не знала что делать? Он действительно всемогущ и отберёт у нее дочь. Но она же может устроиться на работу и спокойно жить с ребёнком.

– На мизерную зарплату? Которой не хватит даже на колготки?..

Жить под градом насмешек матери ей не хотелось.

– Куда уйти, кто и что меня ждёт? Но и здесь невыносимо оставаться. Он оскорбил меня, унизил, а я раздумываю, что делать?

Спать легла, заливаясь слезами. Они сами подкатывали и лились ручьем. Её рыданий никто не слышал. Девочка спала. Свекровь и муж уехали к своим зазнобам. Если бы у неё не было дочери, она немедленно ушла бы отсюда, но как жить без малышки? И сочла невозможным допустить такую мысль.

– Как он мог уехать после всего?

Павел приехал в пять часов и вошел в спальню. Наклонился к ней и почувствовал слёзы. Он все еще любил эту женщину и просто понимая, что она его собственность, как рубашка, галстук, другие любимые вещи, перестал уделять ей должное внимание. Он как когда – то раньше взял её на руки и носил по комнате. Потом прилег рядышком и попросил прощения.

– Я люблю тебя, глупышка, просто мы перестали понимать друг друга. Я никогда тебя не отпущу, слышишь, никогда. Ты моя единственная, нужная мне женщина.

Она слушала его слова и перестала думать о том, что до его приезда казалось таким главным и примирение – невозможным. Её любили, она это знала теперь и их ссора была спровоцирована анонимкой. Ей так хотелось думать, и она думала именно так. Мир успокаивал самолюбие и давал надежду на будущее счастье с ним, Павлом.

Василий после встречи с Верой точно получил выстрел в сердце. Он до сих пор не смог забыть её. То, что она несчастлива в своей семейной жизни было очевидно.

– Ей некуда деваться, – подумал он. – Столько пережила, теперь неурядицы, как личность не состоялась.

Он вспомнил время, связанное с похищением сына и теми тремя годами жизни в аду домашней тюрьмы для неё, развод, новое замужество, дочь. Она не выглядит женщиной счастливой. Скорее какой-то потерянной. Жаль что не удалось поговорить. В отделении его ждала новость: позвонили из пригорода и сказали, что видели парня, похожего на Хана, которого разыскивает милиция. Приехали к звонившему. Это был сосед Павла по даче, неугомонный старик.

– Проходите, пожалуйста, – предложил он гостям. – Я вчера глянул в окно, а у ворот дома напротив стоит мужчина, черненький, красивый, с гибкой фигурой. Прямо копия с протокола, так похож на того, кого вы ищете.

– Хозяин дачи объявился?

– Нет. Тут иногда приезжает женщина с мужчиной, но она лет под пятьдесят, хоть и размалёвана, с ней ханурик помоложе. Они бывают несколько часов, иногда остаются на ночь. Больше никого.

– А тот, похожий на Хана, заходил в дом?

– Нет, покрутился и сел в машину. Там находилась молодая женщина, на Шехерезаду похожая. Брови дугой.

– Номер помните?

– Такси? Конечно.

Въедливый сосед полез в стол и достал бумажку с номером такси.

– Вы в следующий раз нам позвоните, когда дама с гостем приедет сюда.

– Обязательно.

Таксиста, молодого парня нашли быстро. Он долго отнекивался, но ехать в отдел не захотел и сказал, что такую парочку высадил возле гостиницы "Центральной". На фотографии он Хана признал не совсем, заявив:

– Может и он, кто их разберет, я не присматривался к нему.

– А женщина?

– На ней была шляпа с полями, прикрывавшими лицо. Её я совсем не рассмотрел.

Ясно было одно, Хан поработал со свидетелем или же был в парике, с наклеенной бородой, и тёмных очках.

– Нужно установить за домом слежку.

– Где мы людей возьмем?

– Остается контакт с Холмсом по соседству.

Милицейские будни шли своим обычным ходом. Преступление. Раскрытие (не всегда), тренировки в спортзале. Личного времени было мало, но когда оно находилось Василий не знал куда его девать – это свободное время. Он прекрасно чувствовал себя пока был занят, малейшее высвобождение начинало испытывать его подлой памятью, обязательно подкидывающей как нарочно воспоминания, от которых он бежал прочь. Сегодня он ехал к отцу на помощь. Дача находилась в пятнадцати километрах от города и он быстро домчался. Мать была там с вечера. Василий вошел в калитку и увидел мальчика, вернее подростка с волевым выражением лица. Одет он был в шорты и майку. На голове белая отцовская кепка.

– Здравствуй, тезка, – приветствовал он гостя.

– Здравствуйте, – ответил Василий и протянул ему загорелую руку.

– Мы с тобой заочно знакомы, а сегодня только встретиться удалось.

– Ваша занятость похвальна. Только праздный человек способен на плохие поступки.

– Твоя теория?

– Общая. Выводы из наблюдений. Вы надолго, Василий Андреевич, – спросил его гость.

– Зови меня Василием.

– Хорошо. Вы еще молоды и это не будет фамильярностью.

Прошли в дом. Анна Ильинична хлопотала вокруг стола, спешила с обедом.

– Я помогу вам, – Василёк подошёл к ней, взял в руки картофель и нож.

– Я сама, – запротестовала женщина.

– А это вы зря, – рассудил парнишка. – Трое мужчин, голодных и одна женщина, которая совсем не обязана одна готовить обед.

– Ничего. Я успеваю. Уже всё варится.

– Да? Хорошо.

Они с Василием отправились к деревьям, где были привязаны гамаки. Там же стоял маленький столик под увитой виноградом крышей. Гамаки помимо деревьев были закреплены с угла к стойке крыши. Уютно покачиваясь, Василёк сказал:

– Тут так же мирно и красиво как было у нас в лесу.

– Ты помнишь это?

– Мои приёмные родители не дали мне забыть всего, что я должен был запомнить. Мы ежедневно прокручивали, как сказку перед сном, мои воспоминания и это прочно укрепилось в памяти. Как таблица умножения или алфавит. Я прекрасно помню все образы, может быть они несколько видоизменены, но я уверен, очутись я там снова, сразу узнал бы всех. Их невозможно забыть. Что-то очень чистое, далёкое, словно пришло ко мне сегодня вновь. Это ваш сад так подействовал на мое воображение. Я раскис, как кисейная барышня.

– У каждого есть слабые места.

– Даже у таких как вы, закаленных оперуполномоченных уголовного розыска?

– Все мы люди, – вздохнул Василий.

– Можно вас спросить?

– Конечно. Только не вас, а тебя.

– Хорошо тебя. Вы хорошо искали своего пропавшего сына?

– Хорошо. До сих пор ищу. Видимо тот, кто его похитил, слишком крепко подготовился к этому варварству.

– А вы не, я имею ввиду вашу семью, не пытались дать обстоятельный материал в газете? Центральной, так как тот, кто это сделал не может держать теперь уже большого мальчика здесь, в городе?

– Нет. Было много шумихи сразу после совершения дикого преступления, телевидение, газеты были подключены в течении длительного времени, но никаких новостей о пропавшем похитителе мы не узнали.

– Это было в масштабе города?

– И области тоже.

– И все-таки нужно было подключить прессу центральную.

– У нас даже фотографии сына не было. Ему исполнилось всего два дня.

– Извини, а почему расстался с женой?

– Это слишком деликатная область и тебе не понять...

– К сожалению, мне пришлось постигать всё самому. Я в свои годы уже изучаю психологию, пытаюсь найти оправдание поступку моих родителей, если они живы.

– Мне приходится встречаться с мерзостями жизни по работе.

– А мне по самой жизни. Накормить и обуть человека, дать ему одежду – это так мало. Человек рождён жить в обществе, но не в толпе. Когда вокруг тебя много людей, но ты конкретно никому не нужен – это очень плохо. Безразличие к твоему горю или радости делает человека замкнутым, достает из глубин души все пороки. Наши многие ребята озлоблены, ненавидят всех подряд, попадают в тюрьму, а им всего-то нужно было обычное человеческое тепло. Крайне необходимо, чтобы вечером кто-то подошёл к твоей постели и пожелал "Спокойной ночи". Мне редко приходилось оставаться наедине со своими мыслями. Повезло, что был дед Роман и окружающие нас люди, потом люди, которых я считал своими родителями. Демьян – вундеркинд превратил меня в достойного ученика. Всеми знаниями я обязан только ему. Моими учителями были книги. Не чтение без разбора, а постоянная подборка нужной литературы для меня Демьяном. Мы с ним обсуждали классику, говорили о политике, учили естествознание и физику. Он выучил меня грамоте. По видимому есть истина в непререкаемой фразе – "Пути Господни неисповедимы". Сейчас мне встретились вы. Ваша семья для меня – как глоток свежей воды в зной. Я припоминаю родники деда Романа. Так вот вы все для меня такой родник.

Василий слушал исповедь мальчика и молчал. Ему было жаль этого прекрасного парня. Нужно будет немедленно начать поиски его родителей. Может быть они живы, или есть кто-то из родственников, тем более, что Вася помнит многие факты своей биографии. Помнит фамилию приемных людей, которых правда уже, вероятно нет в живых, иначе бы он не оказался снова в детском доме.

– Обед готов! – прозвучал голос Анны Ильиничны.

Они встали и пошли, двое мужчин, каждый со своими мыслями, которые сходились в одном: судьбе Василька.

Обед был превосходным. Семья редко бывала в полном составе и Анна Ильинична светилась от счастья. Мужчины и старые и малые уплетали салат, борщ, жаркое, приготовленное так как его любит сын.

– Ого, жаркое, – проговорил Василёк. – Я люблю его, но у нас не готовят такие блюда. Это моя приёмная мама баловала нас.

– Я тоже,– с полным ртом отвечал Василий.– Я тоже люблю его. Мама готовит особенно вкусно.

– Расхвалили, смотрите, испорчусь и разучусь готовить.

Пили вишневый компот. Анна Ильинична смотрела на подружившихся сына и мальчика и думала, что её внук сейчас где-то тоже может быть находится у людей и те его угощают. Андрей Иванович предложил порыбачить.

– Тут недалеко пруд есть. Его скоро собираются приватизировать, но мы пока успеем наловить рыбы на уху.

– А я не умею рыбачить, – признался Василек. – Никогда на рыбалке не был.

– Вот и узнаешь, что это такое. Пойдешь?

– Конечно. "Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать".

– У тебя на всё есть в ответе пословица или поговорка, – заметила Анна Ильинична.

– Русский язык могуч своим многообразием. У многих слов несколько смыслов, оттенков и поэтому он считается самым гибким языком в мире.

– Ты знаешь ещё какой-нибудь? – спросил Василий.

Василёк ответил ему на английском, который Василий знал не плохо и мог объясняться со словарём. Его поразила легкость разговорной английской речи.

– Молодец, – похвалил он парня.

– Во всём этом заслуга моего старшего друга Демьяна. Я немецкий знаю и свободно читаю, перевожу. А разговаривать не с кем, приходится самому себе перед зеркалом задавать вопросы и отвечать на них.

– Я изучал английский.

– А я немецкий, – вмешался Андрей Иванович. – Мне приходилось переводить труды ученых для наших инженеров. Я свободно говорю и мы с тобой, Василий – маленький, можем разговаривать по-немецки.

Они тут же перешли на доступный им язык и уже не говорили по-русски.

– Вот так, современный молодой человек. Свободно владеет двумя языками в двенадцать лет. И при этом живёт в детдоме, – сокрушалась Анна Ильинична, отправив рыбаков и занимаясь мытьём посуды.

Василёк сиял от счастья. Ему понравилось на рыбалке, но сам процесс вызвал недоумение.

– А вдруг им больно?

– Рыбам? – спросил Андрей Иванович. – Но в святом писании...

– написано, что Господь создал рыбу, птицу, скот на прокорм человеку, – продолжил мысль мальчик.

– Ты что же и Священное писание читал? – удивился Василий.

– Не зная основ веры христиан невозможно иметь представление о культуре наших предков. Кстати всеми десятью заповедями просто воспользовались большевики, переделав их в коммунистические заповеди. Идея замечательная, а народ любит слушать обещания "золотых" ораторов. Золотые они потому, что дорого обходятся легковерным людям. Идея коммунизма сама по себе прекрасна, но утопическая на сто процентов, потому, что объявить о приходе коммунизма в определенный день – бессмысленно. Самое главное в создании нового общества – воспитание поколения, способного трудиться во благо других и не брать ничего лишнего для себя. При том каждый должен уметь считать, отработал ли он сегодня то, что взял для себя домой. Только равновесие чёткого труда, компенсирующего затраты с перевесом в долю общей собственности может дать предпосылки к такому государственному устройству.

Василий и Андрей Ильич слушали ребёнка и диву дивились. Маленький человек думал об устройстве общественного строя, который бы действительно дал возможность стать счастливыми всем людям. Само то, что он думал не только о себе, а о других делало, его необычным, сверх умным.

– Ты прав, – заявил Василий. – Всё должно начинаться с воспитания нового поколения.

– Но пока образование у нас загнано в угол, – раздумывая об услышанном констатировал факт Андрей Ильич.

– Слишком равнодушно общество к детям, снова продолжил мысль Василёк. – Система больших детских домов неоправданно грубая. Невозможно стать полноценным членом общества, если в детстве получаешь только обиды и не видишь выхода. Столько наших выходцев из детдома становятся добычей криминала и уже идут потом по этой дорожке.

– Все правильно. Я достаточно насмотрелся на категорию беспризорных или вышедших из "инкубатора" – как мы называем детский дом, преступников.

– Мы с вами удалились от рыбалки, того, зачем пришли сюда.

– Для меня человеческое общение дороже, – удивил его Василёк.

Рыбы они не наловили, но пришли домой к ужину счастливые и усталые. Андрей Ильич был доволен тем, что Васильку понравилось на природе, Василий отдыхом, редким явлением в его беспокойной жизни и знакомством с необычайно одаренным маленьким философом, Василёк от хорошей беседы и, как ему показалось, от того, что у него появились настоящие взрослые друзья. Утром в понедельник они должны быть на своих местах в городе, и Василий повез их домой на своём автомобиле.

– В следующий раз я буду учить тебя водить машину, – сказал он Васильку.

– Опоздали. В школе нас научили вождению и разделу по механике. Меня по возрасту не хотели брать в группу, но я настоял. Теперь дело за практикой. Её я не могу получить нигде кроме вас.

– Тебя.

– Хорошо, тебя, – согласился этот ребёнок-взрослый.

Василий довёз его до детского дома и зашёл, чтобы познакомиться поближе с окружением Василька. Орава детей и взрослых парней под восемнадцать лет высыпали встретить его. Они окружили машину и с любопытством рассматривали того, с кем вернулся их коллега. Воспитательница вышла тоже во двор и Василий познакомился с молодым педагогом Ириной. Она работала недавно, умела переживать за детей, пока ещё безразличие и лень не тронули её рвущуюся к переменам душу. Девчушка была невысокого роста, с короткой стрижкой, платье ниже колен, но облегающем формы, довольно выразительные, и почти не отличалась от воспитанников. Некоторые из них были на голову выше своей наставницы.

– Спасибо, что доставили Василька лично.

– Я обязан это делать.

– Вы употребили несовершенную форму глагола. Означает ли это продолжение вашего знакомства с мальчиком?

– Конечно. Вся семья удивлена его знаниями.

– И только?

– Я пока не могу ничего сказать более.

Ребята разошлись кто куда, а они стояли и разговаривали у машины. Василию понравилась девчушка, не испорченная современными критериями поведения в обществе. Видимо она была или маминой дочкой, или же родилась в селе.

– Тургеневская девушка, – подумал Василий. – Такие теперь редко встречаются.

– Хороший человек, – подумала о нём Ирина. – Васильку повезло с новыми знакомыми.

– До свидания, – сказал Василий и протянул ей визитную карточку с телефоном. – Позвоните, если что-то экстренное.

– А если просто?

– Тоже позвоните.

Он уехал и впервые за время его разведенной жизни думал о девушке как о человеке, явно понравившемся ему. Домой он вошел с улыбкой на лице, чем удивил маму. Она уже забыла, когда видела эту беззаботную улыбку на лице сына.

– Чему ты радуешься? – спросила его мать.

– Хороший сегодня день, – сказал он загадочно.– А в хороший день встречаются хорошие люди.

– И кто же эти люди?

– Те, кто работают в детском доме.

– Она или он?

– Какое это имеет значение. Хороший человек и всё, – уточнил Василий и уехал на службу.

Вечером он снова был в хорошем настроении. Шутил, что-то напевал, но усталость, накопленная годами, потянула его в спальню.

Вскоре он заснул и когда мама вошла, чтобы выключить свет, то увидела на лице спящего сына счастливое выражение лица. Такого давно не было. И мать серьезно призадумалась над вопросом, кто же так благотворно повлиял на сына? Но тут, вероятно, можно было ответить однозначно:

– "Ищите женщину".

На этой мысли Анна Ильинична успокоилась и тоже легла спать.

Хан позвонил Павлу и назначил ему встречу за их домом у калитки, той самой, где они когда-то провернули дело с миллионом баксов. Павел приехал скоро.

– Что случилось, зачем ты явился?

– Сам знаешь за чем, – вызывающе ответил Хан.

– Не знаю и не хочу знать.

– Не зарывайся, голубь, ненароком крылышки свяжут

– Ты меня пугаешь?

– Ставлю конкретно задачу. Мне необходимо два лимона, чтобы свалить с Гейшей заграницу.

– Хотеть не вредно.

– Я специально приехал и не уеду без денег.

– И что же ты сделаешь?

– Отправлю прокурору письмо.

– А сам не боишься оказаться рядышком со мной?

– Я успею свалить, а вот ты закончишь свою весёлую жизнь в тюряге, жаль, что наложили мораторий на смертную казнь. Тебя бы обязательно приговорили к такому зрелищному мероприятию.

– А ты превратился из бандита в шантажиста? Потерял свою квалификацию? Или страх не даёт тебе добыть денег как раньше разбоем?

– Зачем рисковать, если есть такой благородный друг как ты, крадущий детей у друзей.

– Кстати, где мальчишка?

– Не имею понятия. Я тогда свалил, жареным запахло. Ты получил документы? Их тебе Гейша отправила.

Павел промолчал. То, что о ребёнке ничего не известно, его вполне устраивало. Ему не нужен был чужой щенок, как он выражался, но и деньги платить Хану он тоже не собирался. Нужно только выиграть время.

– Денег нет и не будет. Отец умер и оставил завещание не в мою пользу. Свои трудовые накопления он передает родной милиции, областному управлению.

– С ума сдвинулся? – присвистнул Хан.

– Теперь еще четыре месяца до вступления в наследство и мне нужно убедить мента отказаться от доли.

– А если не откажется?

– Буду нищим. Мне ничего не достаётся. Даже дом отец оставил моей дочери. Я не могу им распорядиться.

– Оформишь опекунство и потихоньку продашь, своих нотариусов навалом.

– До этого ещё далеко.

– Мне нужно где-то надежно залечь, – настойчиво сказал Хан.

– Тебя мой дом не устраивает? Ты же там ориентируешься не хуже меня.

– Мне показалось, что твой сосед усёк меня. Фотографии по всей России как знаменитого актера демонстрируют.

– Ты точно, говоришь о соседе?

– Куда точнее и тот парень что нас привез, таксист, Гейшу разглядывал.

– Да. Её брови трудно перепутать с другими.

– А ты, что же помнишь какие у неё брови?

– У меня по-твоему глаз нет, или твоя Гейша не заслуживает внимания?

– Кончай базар, говори что делать будем?

– А ты попробуй с другой улицы попасть в дом. Там тоже калитка есть.

– Давай ключ.

– Пожалуйста.

Павел снял со связки ключ и отдал ему.

Он стоял и смотрел вслед уезжающему Хану с изменённой до неузнаваемости внешностью и думал о том, как ему отвязаться от этого видения. Денег нет, да и были почему от должен был их отдавать тому, кому больше ничего не должен. Но с Ханом спорить трудно. Пока есть причина, смерть отца и препятствия в получении наследства. Но так просто они с Гейшей от него не уедут. Пока Павел не знал, что ему делать, но время на обдумывание угрозы было.

– "Утро вечера мудренее", – решил бедняга и покатил по делам.

Он еще раз вспомнил о соседе и решил, что там появляться ему пока не стоит. Есть выход, правда, так как его дом расположен был на территории двух улиц и с другой стороны соседу был недосягаем. Высокий сплошной забор скрывал любую видимость с улицы, только нужно было законсервировать въезд со стороны Лесной. Поэтому в милицию не поступали звонки от их нового добровольного агента. Обо всем этом не знала Любовь Ивановна. Она все же иногда наведывалась сюда, но чрезвычайные обстоятельства с наследством закружили её и до свиданий в тайном доме не было времени. Обходились городской квартирой. Мать и сын искали пути к судебным властям, чтобы наверняка получить желаемое решение по данному вопросу. А сейчас Павел звонил с мобильного, пользуясь записной книжкой умершего отца генералу и попросил у него аудиенции. Ему назначили встречу через неделю на четырнадцать часов в здании областного управления внутренних дел.

– Посмотрим, что вы запоёте, господин генерал, узнав, что я владею тайной "крыши", – злорадствовал Павел.

Мысленно он частенько разговаривая с генералом. Ему казалось, что он видит его испуганное лицо и, конечно же, тот сразу же отречётся от всякого наследства, потому что наследником должен быть только он, Крутых Павел Игнатович и тогда все узнают в его владении, кто он такой.

– Уволю все стадо послушных отцу овец, – свирепел он при мысле о том, как его ловко оставили "с носом".

– Мать хороша, не могла бывать почаще у него в больнице, он в последний день жизни изменил свое завещание.

Мысли его лихорадочно работали, но ничего утешительного пока найдено не было.

– Стоп! Господин юрист! Ты совершенно забыл, что на экзаменах у тебя была тема "Наследство". Отменить завещание можно, признав отца "не отвечающим за свои действия под влиянием наркотических средств". Ему же ставили в последнее время обезболивающие средства, вот оно, завещание. Конечно, его можно будет оспорить, но только в суде, если добровольно не откажется генерал и прилипалы-акционеры, вновь испечённые. Видите ли ухватили счастье за хвост. Отняли акции у законных жены и сына. Не выйдет, господа хорошие. Не выйдет.

На душе у Павла повеселело, но новая неожиданность – Хан с Гейшей, отравляли само существование в жизни.

– Что-нибудь надо придумать, надо, – думал он, лихорадочно отыскивая в мозгу нужные адреса, имена, кто мог бы справиться с шантажистом.

– Он может мне навредить, этого допустить нельзя.

В это же время Хан с Гейшей въезжали в дом с другой улицы, никак не предусмотренной соседом, поджидающим гостей и хозяев у парадного. Этот въезд был тщательно законспирирован. В полутора метрах от ворот, на расстояние их открытия был маленький забор палисадника, куда можно было въехать под шатер зелени, открыв дверцу железного ограждения. На протяжении всего приусадебного участка здесь не было тротуара. Он был вынесен за зеленые насаждения и был похож на тропинку. Это была не городская улица, дачная, никто не придирался к причудам хозяев. Дом располагался посредине улиц и поэтому тот дотошный сосед не мог обойти его вокруг. Неприступные ограды не допускали видеть чужие владения. Здесь была земля "крутых" деятелей. Гости спокойно выждали время, когда полностью обезлюдела улица и теперь была свободной. Машина нырнула под свод зеленого занавеса. Во дворе, который был не виден с парадного входа находился флигель, где шло заседание двух заговорщиков, решивших по полной программе "обидеть" ранее хозяина, а теперь просто Павла.