Текст книги "По льду (СИ)"
Автор книги: Анна Кострова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)
– Литвинов, виноват ни Паша, ни я, – встрял Ильин. – А ты. Ты постоянно требуешь от нас чего-то на льду. Это чтобы не оплошать перед отцом? Мы все знаем, что ты стараешься ему угодить. Ведь за промахи он тебя бьет? – он указал на пластырь, прикрепленный к левой скуле.
– Так, стоп! – выкрикнул Сергей Петрович. – Это уже чересчур. Ребят, давайте высказываться только в мягкой форме и не переходить на личности, – он положил руку на плечо Коли, заметив, как тот нервно перебирает пальцы. – Достаточно, капитан.
Слово передавалось по кругу, пока все мнения не были услышаны. Высказывания были разными, но в грубость больше не переходили. К теме Литвинова больше не возвращались, чему он был рад. Тема отца явно не касалась разлаженности команды. К концу всем стало легче: недомолвок не осталось. И Сергей Петрович надеялся на то, что высказанные мнения будут учтены и благоприятно повлияют на исход следующих игр. Звягинцеву не хотелось, чтобы в октябре они оплошали: терять Литвинова он был не намерен.
***
Николаю не спалось. Он продолжил сидеть у костра, когда все разошлись по палаткам. Прутом он чертил какие-то узоры на земле и размышлял над словами Сергея Петровича. Может ли быть он счастлив со стальным ножом в горле? Хватит ли у него сил вскарабкаться на вершину Олимпа и одолеть отца? Много ли сил понадобится, чтобы порвать ту металлическую цепь, что связывала его с отцом? Он не ведал. Но решил пытаться дальше.
Из размышлений Литвинова выдернул женский визг. Он качнул головой, чтобы отогнать мысли, и обернулся. Там, выскочив из палатки, визжала Костенко и, завидев Николая, с криком помчалась к нему. Литвинов встал и перехватил ее, левой рукой обогнув ее спину. Расстояние между ними сократилось до миллиметра.
– Т-ш-ш, – прикрыв ее рот ладонью, зашипел Коля. Аня рукой упиралась ему в грудь. – Команду разбудишь.
– Я не могу там спать, – зашептала Костенко, когда Николай убрал свою руку.
– Почему?
– По мне ползало огроменное усатое насекомое! Это было ужасно, – Аня, отпрянув, встряхнула руки, будто бы пыталась что-то сбросить с себя, тем самым вызвав улыбку на лице Литвинова. – Я есть хочу…
Николай удивленно вскинул бровь и усмехнулся. Все-таки эта девушка казалась ему по-детски забавной.
– Есть? Так поздно?
Костенко обиженно посмотрела на него, будто бы не понимала, к чему такие глупые вопросы. Ее пухлые губы приняли огорченно-надутое положение, а руки скрестились у груди. Она отвела взгляд в сторону.
– Когда я нервничаю, я всегда хочу кушать. Тебе жалко что ли?
– Вовсе нет. Но мне нечего тебе предложить, – Николай пожал плечами. – Вечерние запасы съедены.
– Зефир! – воскликнула Аня и подняла указательный палец вверх. – Можно пожарить на костре зефир! – она радостно запрыгала на месте, хлопая в ладоши.
– Думаешь, углеводная бомба нивелирует воспоминание об усатом насекомом?
Костенко перестала прыгать и пнула Литвинова в плечо. Она надеялась на каплю сочувствия и сострадания, ведь с детства обзавелась инсектофобией. А вместо этого получала подтрунивания в свой адрес. Неужели так сложно проявить хоть каплю эмоций?
– Ты словно робот без чувств! – с укором выпалила Костенко. – Я надеялась хоть на каплю сопереживания!
– Это называется сдержанность, – спокойно ответил Литвинов и отправился за пачкой зефира, лежащей в сумке для продуктов.
Аня присела на складывающийся черный стул и подставила руки к костру. Несмотря на то, что на ней была теплая черная толстовка и жилетка, ночная прохлада отзывалась в ее теле. Вкупе с холодом ее немного потряхивало от того, как какое-то усатое насекомое ползло по ее руке несколько минут назад. Теплота, исходящая от языков пламени, помогла ей согреться и успокоиться.
– Не представляю, как можно плавить зефир, но тебе повезло, что пачка осталась нетронутой, – сказал Николай, присев на стул. В руках у него был чистый шампур и шуршащая упаковка со сладостью.
– Ты никогда не пробовал жареный зефир?
– Нет. Я вообще ни разу в жизни не ел ни фастфуд, ни сладости. Отец запрещал, – нанизывая зефир на шампур, вымолвил Коля.
Аня расширила глаза от изумления.
– Какое упущение! Попробуй обязательно!
Николай вытянул руку вперед. Шампур с нанизанным зефиром возвысился над костром. Разогреваясь, зефир увеличивался в размерах и менял окрас с белого на коричневый. Он становился все более тягучим и воздушным. Когда капли плавящегося зефира стали падать в костер, Николай отдернул руку от огня и протянул шампур Костенко. Аня, взяв его в руки, откусила тягучий и воздушный зефир, отдающий теплом, и прикрыла веки. Доза углеводов определенно снизила уровень тревоги.
– Почему так смотришь? – поедая зефир, спросила Аня. Ее распущенные волосы немного липли к лицу, и она махом головы попыталась откинуть их назад. Николай смотрел на нее любопытным взглядом.
– Просто впервые вижу человека, настроение которого зависит от жареного зефира.
– Ты просто не знаешь, что это такое! Попробуй! – звонко сказала Аня, протянув остатки жареного зефира, нанизанного на шампур.
Николай потянулся вперед и откусил немного зефира, который был настолько тягучим, что прилип к нижней губе. Сладость, растворившаяся на языке, пришлась ему по вкусу. Он признал для себя, что жареный зефир – вполне сносный деликатес. Коля откусил еще кусочек и застыл, когда Аня большим пальцем провела по его нижней губе. Его глаза рассеянно забегали по ее лицу, а пальцы вжались в собственные бедра. Неожиданная волна мурашек накрыла его. Откашлявшись, он выпалил:
– Боюсь, твой парень придет в негодование, если узнает об этом.
– Мой…кто? – выпрямившись, переспросила Костенко.
Николай кивнул головой в сторону зеленой палатки, в которой спал Любимов.
– Федя. Он же твой парень.
В ночной тишине раздался заливистый смех.
– С чего ты так решил?
– Ну, вы достаточно тесно общаетесь. Вы вместе живете. И он осыпает меня предупреждениями в твой адрес, – все также серьезно говорил Николай.
– Это не доказывает ничего. Федя – мой лучший друг. Не более и не менее. Мы с ним из одного города. Думаю, ты знаешь, что в прошлом сезоне он играл за «Черных Драконов». Мы познакомились с ним еще в Нижнем Новгороде. Я заканчивала последний курс Института филологии и журналистики, а Федя тогда играл в местной команде в КХЛ. Институт организовал поход на матч. Так и завязалось общение.
– И почему он ушел из «Черных Драконов»?
Аня отложила опустевший шампур в сторону и тяжело сглотнула. Ее губы вздрогнули, а щеки залились краской.
– Обстоятельства.
Николай смерил Аню блуждающим взором. Какими должны быть обстоятельства, чтобы Любимов покинул успешную команду, а она поехала за ним? Шестеренки в мозгу пришли в движение. Литвинов возобновил в памяти их приезд в Нижний Новгород, напуганный взгляд Костенко и ее заточение в номере отеля, когда «Лисы» выбирались на тренировку. Если Феди не было рядом, она никуда не выходила, словно боялась где-то засветиться. Вспомнились Николаю и отрывки разговора, услышанного в раздевалке. Когда мы будем в Нижнем Новгороде, просто держись всегда рядом со мной. Помнишь, этим летом я обещал тебе, что вытащу тебя из этого кошмара? Так вот, я всегда держу свои обещания. Вопрос вырвался из его уст сам собой.
– Что напугало тебя в Нижнем Новгороде?
Аня долго смотрела на Николая после этого вопроса, будто бы не могла решиться: рассказать или промолчать? Заглянув в его глаза, которые в этот момент лучились добротой, почему-то хотелось выбрать первое.
– Неприятное прошлое, от которого я пытаюсь бежать.
Костенко думала, что Литвинов будет расспрашивать, но тот, поджав губы, слабо кивнул головой. Быть может, ему и хотелось узнать, что произошло с ней в Нижнем Новгороде, однако он не мог нарушать ее личные границы. Он видел, как прошлое тяготило ее и заставляло ее сердце биться быстрее. Как ладони потели и как щеки от беспокойства и возбуждения пылали огнем. Как лихорадка била внутри, а глаза беспамятно метались по сторонам. Коля ощутил малую схожесть между ними: вопреки происходящему они старались не убить в себе человека.
– Тогда можно встречный вопрос? – поежившись на стуле, поинтересовалась Костенко. Раз уж сегодня ночь маленьких откровений, то ей бы тоже хотелось получить ответ на свой вопрос.
– Можно, – чертя прутиком круг на земле, ответил Литвинов.
– Я наблюдаю за тобой уже месяц. С того момента, как попала к вам в команду. Почему ты всегда сдерживаешь свои эмоции и показываешь их только на льду? Почему так стараешься добиться чего-то в хоккее, ставя другим сферам жизни самый низкий приоритет? Почему так?
Николай отбросил прут в сторону и оторвал взор от земли. Действительно ли она хочет знать хотя бы полуправду того, почему он вынужден себя так вести? Что ж. Даже полуправда может разрушить ее миф о «счастливой» жизни богатых людей.
– Когда ты сын известного человека, у других на твой счет всегда завышены ожидания, – начал Коля, глядя, как почти догорел костер. – Это касается и эмоций, и достижений. Ты можешь мечтать о чем-то особенном, только иногда вынужден поступать по-другому. Ты хочешь что-то чувствовать, но другие могут истолковать твои эмоции неправильно. Сверху наваливаются и другие обстоятельства. В итоге ты перестаешь чувствовать.
– А хоккей?
– Даже в хоккее я вынужден быть марионеткой в чужих руках. Я действительно люблю этот вид спорта. Только есть определенные правила, по которым я играю. Если не следовать им, то мне не вскарабкаться на вершину. Без хоккея я вообще перестану что-либо чувствовать.
Такого ответа было достаточно. Оставалось только предположить, какие выводы сделала Аня насчет Коли: сначала ее глаза потухли, а потом приняли спокойное выражение. Она смолкла и подняла голову высоко вверх. Растущий желтый полумесяц расположился на темно-синем небе, усыпанном многочисленными звездами. Дрова в костре уже не трещали, а языки пламени не разлетались по сторонам из-за поднявшегося ветра. Остались только черные угли. Где-то внизу, в воде, барахтались байдарки и катамараны. Высоко в небе что-то красное мерцало с угасающей силой.
– Подожди, я кое-что принесу, – сказала Аня и исчезла. Николай молча кивнул.
Вернулась она с теплым пледом в руках. Присев обратно на стул и расправив плед, Аня протянула другой его край Коле. Их стулья находились достаточно близко, но все равно пришлось прижаться друг к другу, чтобы плед обхватил обоих. Укрывшись, они уставились на звездное небо.
– Знаешь, почему звезды падают? – склонив голову набок, спросила Костенко.
– Потому что при попадании в атмосферу Земли они сгорают из-за трения с воздухом. Это всего лишь падающие камни.
– Ну и зануда! – она толкнула его в плечо, и Николай уловил лавандовый запах, исходящий от ее длинных волос. – В тебе говорит голос науки. А древняя легенда гласит, что каждый человек имеет свою звезду. Она загорается на небе в момент, когда человек рождается на свет. Когда человек умирает морально, она угасает. В такой момент важно загадать самое заветное желание.
– Хочешь сказать, что падающая звезда способна подарить человеческой душе второй шанс?
– Не исключено. Фитилек еще может зажечься изнутри, даже если кажется, что в тебя вонзили стальной кинжал. Главное – верить.
Николай ощутил, как ее теплая ладонь легла ему на грудь, в область сердца. Он сглотнул и постарался дышать не так прерывисто. Еще никто не находился рядом с ним так близко, как Аня. В этот момент он почувствовал нечто странное, что никогда ранее не испытывал: спокойствие и легкость рядом с другим человеком. Ключи, которые закрывали дверь в мир под названием «душа», медленно зашевелились в заржавевшей замочной скважине. И от этого Николай ощущал себя странно вдвойне.
– Должно быть, в школе ты очень любила астрономическую дисциплину, – продолжив смотреть на луну, твердил Коля, делая вид, будто бы не заметил ее руку у себя на груди.
– С научной точки зрения нет. Мне нравилось изучать легенды созвездий. Хочешь, расскажу про Большую Медведицу?
Литвинов кивнул и перевел внимание на созвездие.
– Большая Медведица является жертвой любовной истории. Некогда дочь Аркадского царя Ликаона – Каллисто – повстречалась с Зевсом. Она была очень обворожительная и сумела покорить его сердце. У них появился сын. Данный факт не укрылся из внимания ревнивой супруги Зевса. Гера решила отомстить разлучнице и лишила ее женской красоты, превратив в уродливую медведицу. Ее чуть не погубил собственный сын, когда увидел ее в таком обличии. Влюбленный Зевс спас ее, вознесся Каллисто на небо.
Во время рассказа Николай попеременно переводил взгляд с Большой Медведицы на Аню, которая повествовала так воодушевленно, что ее глаза искрились. Ее нежный голос пролетал мимо его ушей, а искренность и эмоциональность поражали. Этой ночью он узнал, что испытывать какие-то эмоции – это неплохо и даже возможно. Эта девушка определенно располагала к себе и переворачивала его обычный расклад. Это было странно и ново одновременно.
– Представляешь, он любил ее даже в образе гадкой медведицы! – закончив рассказ, воскликнула Аня.
– Но любовь их была неправильной и горькой. Разве это хорошо?
Костенко закусила губу и призадумалась. Не найдя ответа, выпалила:
– Вечно ты все очерняешь! Ну тебя!
Остаток ночи они провели в молчании. Аня любовалась мерцанием звезд, положив голову ему на плечо, а Коля размышлял о событиях сегодняшнего дня. Для него этот день оказался весьма насыщенным не только на события, но и на эмоции. И Николай извлек один важный урок. Фитилек еще может зажечься изнутри, даже если кажется, что в тебя вонзили стальной кинжал. Главное – верить.
Николай повернул голову, желая что-то спросить, но заметил, как веки Ани прикрыты и как она сопит. Дело уже близилось к утру. Аккуратно выбравшись из-под пледа, он подхватил ее на руки и унес в палатку. Уложив ее в спальный мешок и включив подогрев, Коля долго стоял у ее палатки, размышляя над тем, как поступить. Уйти или остаться? Немного поразмыслив, принес свой спальный мешок и устроился рядом. Кажется, она боится насекомых.
Глава 8
Пробуждение следующим утром было поздним. Николай провалился в сон к пяти утра, и его организм требовал отдыха. Он едва разлепил веки, уловив чужие шаги вокруг палатки. «Лисы» уже бодрствовали и, по предположениям Литвинова, готовились к завтраку и отъезду: отбыть нужно было в двенадцать часов дня, чтобы приехать в Минск и приступить к запланированной тренировке. В сетке расписания «Лисы» занимали лед с двух часов дня до четырех.
Николай хотел потянуться и взглянуть на часы, но ощутил, как правая рука, выпавшая из спального мешка ночью, замлела и покоилась на чужом плече. Повернув голову вправо, он обнаружил рядом с собой Аню, которая придвинулась к нему и, как ни в чем не бывало, обнимала его. Ее левая рука пряталась где-то в спальном мешке, а правая – лежала на его груди вместе с головой. Николай попытался аккуратно вылезти, но попытка оказалась тщетной: Костенко еще крепче придавила его к земле. Пришлось пролежать так еще пару минут.
– А где Литвинов? – донесся до ушей Николая голос тренера в шуме металлических котелков.
– Понятия не имею. Может, ушел на прогулку? – ответил кто-то из команды. Коля был полусонным и с трудом мог разобрать, кто говорил.
– Ладно, – сомнительно ответил Звягинцев, и Николай знал почему. Вряд ли на прогулку уходят со спальным мешком. – А Аня Костенко?
– Должна быть в палатке. Я позову, – откликнулся Федя. Его голос Литвинов не мог спутать ни с чьим другим.
Сердце Николая пропустило удар. Мимолетная паника скользкими щупальцами взяла его в свой плен. Кровь прильнула к щекам, а тело охватил неведомый жар. Он не знал, куда ему деться. Попытался увеличить расстояние между ним и Аней, но спальный мешок сковывал движения, а молния, как назло, заела. Он чувствовал себя так, будто был пойман с поличным за какой-то шалостью.
Тканевая дверца в палатку распахнулась – и мелированная курчавая макушка появилась изнутри. Зелено-голубые глаза Любимова расширились от изумления. Николай хотел оправдаться, но слова застряли в горле. Федя окинул его уничтожающе-недоверчивым взглядом и высунулся из палатки. Посмотрел на «Лисов», а затем снова на Колю, словно не знал, как быть и ему. В итоге Федя устремил на Колю испепеляющий взор, по которому Литвинов понял, что его зовут на разговор, и задернул тканевую дверцу.
– Она скоро выйдет, – бросил команде Федя. – Любит долго поспать.
Литвинов облегченно выдохнул, прикрыв веки. Расстегнул неподдававшуюся ранее молнию и вылез из спального мешка. Интенсивно потер руками лицо, пытаясь взбодриться, и запустил пятерню в волосы.
Чем ты думал, когда решался на это? Последние остатки инстинкта самосохранения умерли в сладких легендах о созвездиях? Ее беззаботность, искренность, жизнелюбие и лавандовый аромат ударили в голову? Или ощущение безопасности рядом с ней парализовало разум? Болван. Молись, чтобы отец ненароком ничего не узнал. Иначе мимолетная слабость будет стоить тебе очень дорого.
Когда Николай высунул голову из палатки, все Лисы, кроме него и Феди, собрались у костра. Как оказалось, время было почти полуденное. Литвинов постарался незаметно выскользнуть из палатки и спрятаться за нее. Насколько неуловимо получилось выйти, Коля не знал. Да и это было уже неважно. Там, с обратной стороны, его ждал Любимов.
– Вы же не встречаетесь, – спросил Федя или утверждал, Коля так и не понял.
– Нет, с чего ты взял?
Федя сложил руки на груди и осмотрел мысы своих кроссовок, которые немного запачкались землей. Его грудь заметно подымалась и опускалась. Расширившиеся ноздри выпускали пар. Он определенно был зол.
– Тогда почему ты ночуешь в ее палатке?! Мне казалось, тренер ясно дал понять, как распределены места.
– Так вышло, – пожав плечами и засунув руки в карманы спортивных штанов, бросил Литвинов. Оправдываться он не собирался.
– Подумай в следующий раз получше, – Федя опустил руки по швам, развернулся и обогнул палатку.
– Почему ты постоянно выставляешь мне ультиматумы? – нагнав Любимова, спросил Коля.
– Потому что не хочу, чтобы ей разбивали сердце, – буквально сквозь зубы процедил Федя.
– Разве я похож на такого человека?
– Прости, но ты похож на того, кто не умеет любить.
Николай смолк. Слова, с укором брошенные в его сторону, застряли в мыслях. Он будто бы получил удар под дых. Прости, но ты похож на того, кто не умеет любить. Коля вздохнул. Это потому, что меня не учили любить. Мне всегда запрещали то, что вы называете любовью.
– Возможно. Но тебе стоит получше узнать меня, чтобы понять, что ты ошибаешься.
– Время покажет, – сухо сказал Федя, когда они уже были около «Лисов».
Команда обернулась и любопытными взглядами смерила Колю. Кто-то даже улыбнулся, а кто-то опустил глаза в подсохшую траву. Складывалось впечатление, будто бы «Лисы» видели то, что Николай пытался скрыть. Большую неловкость Литвинов испытывал перед Сергеем Петровичем.
– А вот и пропажа, – произнес Звягинцев, погрузив ложку в тарелку с овсяной кашей и лесными ягодами. – Садись. Надо подкрепиться. Отправление через полчаса.
Николай присел на свободный стул и перенял тарелку с овсяной кашей из рук Ильина. Петя виновато посмотрел на него, возобновив в памяти вчерашнюю перепалку. Ильин сознавал, что перегнул, и взором, а затем и словами, попытался извиниться.
– Прости за вчерашнее. Кажется, я сболтнул лишнего.
Коля, не поднимая глаз с тарелки и пережевывая, ответил:
– Все нормально. Человек на эмоциях может наговорить всякого. Моя задача, как капитана, принимать любую критику адекватно. В конце концов, что бы вчера ни было сказано, это может помочь нам собраться.
Николай действительно так считал, пусть слова и задели его вчера. Петя произнес слабое «спасибо» и включился в разговор, который завела команда. Коля же продолжил молча есть. Говорить отчего-то не хотелось. Смущение до сих пор не покинуло его.
– Всем привет, – прозвучал громкий голос над головой.
Литвинов оторвал взор от тарелки и уставился на Костенко. Ее лицо озарила лучезарная улыбка. Она вела себя легко, будто бы ничего и не произошло. Обошла Федю и Пашу, что сидели рядом, и заняла свободное место возле Николая. Поперхнувшись, Коля смерил ее вопросительным взглядом. Из двух свободных мест выбрать то, что ближе ко мне? Выбор показался странным. Щеки снова порозовели, а глаза растерянно забегали у мысов кроссовок. Куда подевалась былая уверенность? Раньше ты так себя не вел. Болван. Болван. Болван. Соберись.
– Ты не против, если я здесь присяду? – уловив его замешательство, спросила Аня.
– Нет. Вовсе нет, – скомкано ответил Литвинов и поставил пустую тарелку к себе на колени.
«Лисы» замолкли и переглянулись между собой. Но Сергей Петрович тут же заговорил, будто бы знал то, о чем только могла догадываться команда.
– Так, парни, пора обсудить наши планы на октябрь, – команда тут же перевела взор на Звягинцева. – Наше положение очень хлипкое. За этот месяц нам нужно подняться, как минимум, на двенадцатое место в турнирной таблице. А, значит, следующие игры в нашем дивизионе должны обойтись без поражений.
– Но Сергей Петрович… – начал Ильин и замялся под суровым взглядом главного тренера.
– Никаких возражений. В МХЛ мы были лидерами. За пять лет мы добились уважения и противников, и болельщиков. Так что же мешает это сделать сейчас?
– Наши ресурсы… Команды в нашем дивизионе объективно сильнее, – сказал Ильин.
– Не стоит сомневаться в наших силах, – возразил Звягинцев. – Если бы Валерий Харламов отчаялся в самом начале своего пути, то не стал бы легендой под номером семнадцать. Если бы в 1972 году сборная СССР не поверила бы в себя, то не одержала бы верх над Канадой.
– Но ведь это другое… Мы играем против сильных соперников только месяц.
– Это не мешает нам. Петь, ты для чего вообще играешь хоккей?
Ильин замялся. Он будто бы постыдился назвать истинную причину, о которой знал только Литвинов. Пете хоть и нравился данный вид спорта, но держало его не стремление добиться чего-то, а желание помочь родной матери протянуть хотя бы еще пару лет. Заболевание матери Ильина удалось перевести в ремиссию, но лекарства, которые поддерживали бы это состояние, стоили недешево. Петя жил как на пороховой бочке, поджидая, когда та рванет. Его карие глаза сначала посмотрели на Колю, затем на тренера. Уста приобрели форму буквы «о», но Ильин не вымолвил ни слова.
– Парни, такой настрой мне не годится. Я не для того вытащил вас сюда, чтобы выслушивать уныния. Я не хочу слышать ваши «не сможем», «они сильнее», «мы играем только месяц». Я хочу видеть в глазах каждого мотивацию и стремление сделать лучше для команды. Иначе нам придется распрощаться с некоторыми, – Сергей Петрович встал со стула. – А теперь доедайте и собирайтесь. Лед не дремлет.
***
Выехать ровно в двенадцать часов дня не удалось. Выселение из палаток заняло чуть больше времени, чем все предполагали. Хозяин кемпинга прибыл на место с опозданием, а осмотр палаток и всего того, чем они пользовались, отсрочил отъезд. Вдобавок к этому возникли какие-то неполадки с клубным автобусом: барахлил двигатель. Водитель суетился, достав перчатки и чемодан с инструментами. Его озадаченное лицо вызывало нервозность у Сергея Петровича, который постоянно поглядывал на наручные часы.
– Что-то серьезное? – уточнил Звягинцев.
– Немного барахлит двигатель. Решение проблемы потребует времени, – ответил водитель, почесав затылок.
– Надеюсь, эта проблема не воспрепятствует тренировке.
Заслышав, что выезд отменяется, «Лисы» вышли из автобуса и скучковались на поляне. Николай этому не обрадовался по нескольким причинам. Во-первых, если они не выедут хотя бы через полчаса, то тренировочное время сократится. А, во-вторых, он боялся снова столкнуться с Костенко. С ее бирюзовыми глазами. С пронзительным взглядом. С невинной улыбкой. С ее забавностью и… наивностью. Особенно его настораживало последнее. Опрометчиво с ее стороны было полагать, что между ними что-то может получиться. Весь месяц Аня приближалась к Коле семимильными шагами. Изучала его при каждом удобном случае. А этой ночью подобралась слишком близко. Настолько, что Николай на мгновение сам поверил в существование «того самого».
– Коль, с тобой все в порядке? – хлопнув того по плечу, поинтересовался Миронов.
Литвинов вышел из задумчивости и растерянно посмотрел на Лешу. Обогнул автобус с другой стороны и оперся на черно-рыжий металлический корпус. Руки по обычаю скользнули в карманы спортивных штанов. Воровато оглянувшись по сторонам, низко посаженным голосом Коля выпалил:
– Не знаю.
Леша насупился и непонимающе уставился на него. Таким он Литвинова не видел никогда.
– Этой ночью что-то случилось, да? Мы не могли тебя найти.
Николай сглотнул.
– Да. Я повел себя нетипично. И теперь мне очень неловко.
Леша хитро улыбнулся и с прищуром посмотрел на Литвинова. Наклонившись к нему, он не постеснялся высказать свои предположения.
– Дай угадаю. Догадки всей команды оказались истинными фактами? Эту ночь ты провел с нашим пресс-секретарем?
Николай закашлялся, будто бы подавился чужими словами. Жар пробил все тело, а волнение растеклось по венам. Болван. Теперь об этом знает вся команда. Осталось засунуть голову в песок, как страус, и ждать, пока все уляжется.
– Не молчи, иначе моя фантазия примет неожиданные формы, – язвил Миронов. Его забавляла реакция Литвинова, который краснел, как школьник.
– Т-ш-ш, – зашипел Коля и уперся ногой в автобус. – Ничего между нами не было! То есть… Там все так неожиданно вышло. Сначала она выскочила с криками из палатки, потом мы много говорили, а потом… Я почему-то почувствовал себя должным остаться рядом с ней в палатке…
– Почему?
– Оказывается, она жутко боится насекомых. Не знаю, как объяснить, потому что сам ничего не понимаю. Но все нутро твердило о том, что мне нужно остаться с ней.
– Для тебя это ново?
– Ново и катастрофично! Мне теперь неловко перед всей командой и в особенности перед Сергеем Петровичем!
– Тебе нечего стыдиться, Коль. Между мужчиной и женщиной часто возникает влечение, – успокаивал его Миронов и в душе радовался тому, что Костенко впустила в мрачный замок Николая тонкий луч белого света.
– Нет ничего такого, о чем ты говоришь, – сухо выпалил Литвинов. – Ты же знаешь, что всякие чувства мне чужды. Единственное, что меня заботит, – это хоккей. А это…
– Ты сам уже сомневаешься. Это видно по твоим глазам и поведению. Не отрицай очевидное.
– Между нами нет «того самого»! – возразил Литвинов.
– Пока нет, – отчеканил Леша. – Но признай, что с Аней ты ощущаешь себя по-другому.
Слова, вылетевшие из уст Миронова, отскочив от стенки автобуса, попали в сердце. Острие правды сделало в сердце прорезь, отчего колющая боль пронзила внутренности. Николая будто бы перетряхнуло. Как бы ему ни хотелось, отрицать слова Леши не имело смысла. Они были правдивы. Но признание того, что с Аней весь мир выглядит по-иному, время летит по-другому, а в чемодане эмоций пополнение, не облегчало состояние Литвинова. Наоборот, осознание отягчало.
– В команде все заметили, какая химическая реакция происходит, когда вы рядом. Взять хотя бы сегодня. Знаешь, как сильно был наэлектризован воздух, когда она села рядом с тобой?
– Леш, прекрати, прошу… – Николай запустил пятерню в волосы и поднял голову к небу, будто бы на девственно-чистом сером полотне был ответ.
– Почему ты не хочешь впустить в свою жизнь то, что так стучится в твою дверь?
– Потому что я похож на того, кто не умеет любить, – повторил он слова Феди и, отпрянув от автобуса, развернулся.
Водитель как раз сообщил об исправности двигателя Звягинцеву, и Сергей Петрович приказал всем рассаживаться по местам. «Лисы» под обсуждения попадали на сиденья. Рев мотора оповестил о готовности к отправлению. Водитель плавно надавил на педаль газа, и в следующую минуту он вырулил с поляны на дорогу. Включилось радио. Популярные музыкальные треки раздались в динамиках.
В автобусе Николай занял последние четверные кресла. После недавнего разоблачения ему захотелось побыть наедине со своими мыслями. Он откинулся на спинку кресла и открыл роман Толстого. Первые минуты чтения были бессмысленными. Как бы Коля ни пытался собрать буквы в слова, а слова – в целые предложения, он никак не мог уловить суть повествования. Его концентрация распределилась в собственные мысли, а не в чтение. Разум периодически отключался и отсылал Николая в воспоминания прошедших суток. Внутренний конфликт довлел на него с нарастающей силой.
Захлопнув книгу, Коля прошелся пальцами вдоль шероховатого корешка, а затем уставился на обложку коллекционного старинного издания. Красиво выгравированные буквы золотистого цвета ненадолго привлекли его внимание. Однако навязчивые мысли продолжали лезть в голову вместе с отголосками фраз Леши.
Догадки всей команды оказались истинными фактами? Эту ночь ты провел с нашим пресс-секретарем?
Литвинов сжал пальцами книгу, а затем резко распахнул ее. Закладка улетела куда-то вниз. Но ему безразлично.
Между мужчиной и женщиной часто возникает влечение.
Ложь. Произошедшее ничего не меняет. Это не влечение, а обязательство, присущее правильному воспитанию. Точно. Это что угодно, но не влечение. Ведь он ничего об этом не ведает.
Николай стиснул челюсти и, разгладив ладонью страницы, принялся читать. На этот раз ему удалось сосредоточиться. Пейзаж Лысых Гор нарисовался в голове: аллея на подъезде к дому, каменная дорожка, сторожка, сад со сливами и липами, оранжерея, скамейка, на которой любит сидеть старый князь Болконский. От имения веяло уютом, и на короткий миг Коле захотелось того же: оказаться на той же лавочке среди кустов роз и магнолий и без умолку болтать с матерью об обыденных вещах. Мне хотелось бы, чтобы ты научила меня обычным вещам, мама.
Страница перелистывалась за страницей. Погрузившись в чтение, Литвинов не заметил, как на сиденье перед ним оказалась Костенко. Стоя на коленях, Аня перекинулась через спинку, облокотившись на нее, и пристально изучила обложку старинного издания. Не получив никакого внимания, протянула руку вперед и указательным пальцем коснулась корешка книги.
– Эй, ты теперь будешь меня избегать? – полушепотом спросила Аня.
Николай оторвался от книги, прижав ее к груди, и наклонился вперед.
– Я чувствую себя очень неловко, – его щеки снова порозовели.
Костенко улыбнулась и смерила его удивленным взором, будто бы никак не могла взять в толк, почему Коле неловко от заурядной ночевки.
– Ночевать со мной в палатке было вполне прилично и … героично! Ты ведь знал, что я боюсь насекомых.
