Текст книги "По льду (СИ)"
Автор книги: Анна Кострова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
Николай притормозил и вышел из машины. Рядом никого не было, потому, насторожившись и оглянувшись по сторонам, направился к домику. Стеклянная входная дверь была тонированной, поэтому, из любопытства заглянув внутрь, он ничего не увидел. Сперва Коля постучал в дверь (должен же там кто-то быть, раз в морозном воздухе развеивается серый дым), а затем надавил на ручку. Дверь оказалась незапертой. Он переступил порог, завернул налево и оцепенел.
Ноги одеревенели и вросли в пол. На лице застыло непонимание, сменившиеся удивлением. Второй раз за день он испытал букет эмоций. Перед ним стояла вся команда, тренер и Аня. «Лисы» держали в руках нарисованные цветной краской плакаты с поздравлениями. Леша выстрелил из хлопушки. Блестящее радужное конфетти осело на деревянный пол, покрытый лаком. Вслед раздалось: «С Днем Рождения». А затем и радостный гул сотряс стены.
Ошарашенный таким жестом, Николай улыбнулся. Не знал, куда деваться от избытка внимания в его сторону. Когда он обвел команду взглядом, пазл в его голове сложился. Стало понятно, почему «Лисы» скоропалительно ретировались из раздевалки, почему Сергей Петрович задержал его на льду после тренировки и почему Аня не выходила до обеда на связь. Они готовили для него сюрприз. Первую настоящую вечеринку в честь Дня Рождения.
Дом был украшен цветными лампочками и светодиодными лентами, которые пока не мерцали из-за дневного света. В углу, под лестницей, ведущей на чердак, на заваленном декоративными подушками мини-подиуме, были расставлены подарки. Комнату оснастили звуковой аппаратурой, а продолговатый стол сервировали на девятнадцать человек.
– Я говорила тебе, что этот день станет для тебя особенным и живым на эмоции? – приблизившись к Коле, сказала Аня. Став на носочки, она обвила его шею руками. – Вчера ты сказал, что никогда не праздновал этот день. Я решила исправить это упущение. Надеюсь, ты не против.
Против? Да как Коля может быть против этого? Вдали от городской суеты, в сосновом лесу, его окружали играющую важную в жизни роль люди: команда, ставшая семьей, тренер, заменивший отца, и девушка, ставшая целой Вселенной для него. В такой миг он ощущал себя самым счастливым человеком на свете.
– Ты не представляешь, что ты для меня сделала, – только и смог вымолвить Коля, окидывая команду взглядом.
– Это еще не все, – Костенко опустилась на пятки и повернулась лицом к «Лисам». – Впереди командная фотосессия. Вы же взяли форму?
Парни кивнули головами и удалились переодеваться.
– Командная фотосессия? – удивился Николай. – Что еще ты задумала?
– Просто подумала, что здорово будет сделать кадры в неформальной обстановке. Посмотри, в каком прекрасном месте мы находимся, – она ткнула пальцем в панорамное окно. – Впереди у вас сложная игра, поэтому я хочу, чтобы вы отдохнули и позабыли на миг о том, что такое ответственность. Нести это бремя тяжело. Нужно иногда уметь притормозить и разрешить себе расслабиться. К тому же Сергей Петрович одобрил.
Коля притянул Аню к себе и коснулся изгиба ее губ, погружаясь в опьяняющий поцелуй. Не мог не согласиться с ней. Не мог не поблагодарить ее за то, что так внимательна к нему, к его словам, к его увлечениям. Ко всему.
– Сергей Петрович тоже будет в форме, – отстранившись, сообщила Аня.
– Ты шутишь?
– Нисколько.
Костенко на самом деле не шутила, потому что в дверях вырос Сергей Петрович в форме и поторопил Литвинова. Коля мотнул головой и выбежал за сумкой в машину. Кое-кто из команды уже вышел на улицу и пинал коньками снег, потому он решил ускориться. Пробегая по лестнице на спальный чердак, он уже не обнаружил в гостиной Костенко и махнул рукой. Эмоции нескончаемым потоком обдавали его. Этот День Рождения он действительно запомнит.
Фотосессия выдалась довольно-таки веселой. Парни во главе с тренером были охвачены задором. Они корчили лица, дурачились со снегом, ставили друг другу рожки, громко хохотали и трепали близ стоящих игроков по волосам. В такие моменты Аня забывала, что они профессиональные хоккеисты КХЛ. Возраст в такие мгновения не имел значения. Парни, которые шли в нападение на льду, сохраняя суровое выражение лица и максимальную концентрацию, были в облике беззаботных подростков. Костенко управляла парнями в кадре и едва успевала щелкать на кнопку. Снимки творились за снимком. Один раз даже пострадала она сама, когда Федя осыпал ее снегом.
– Эй, только не трогайте фотоаппарат и меня, – скомандовала Аня. – Еще успеем заняться ребячеством!
Но было уже поздно: «Лисы» подхватили лейтмотив Любимова и стали валить друг друга в снег. Костенко даже удивилась, как можно бегать на коньках, но потом сообразила, что на лезвии стоит защита. Она пыталась ретироваться в дом, но снежный ком полетел в ее сторону. Аня попробовала увернуться, спрятав фотоаппарат под теплую жилетку, как поскользнулась и упала навзничь. Тот, кто отважился прикрыть ее от удара, тоже полетел вниз.
Распахнув веки, Костенко увидела перед собой нависшего Колю. Его руки упирались в снег, мускулы тела напряглись. Лицо обдавало жаром от плотской близости. Аня облизнула пересохшие губы и поняла, что это было фатальной ошибкой. Теперь Николай смотрел на приоткрытые уста. В глазах томилось желание поцеловать ее.
– Так странно, – спонтанно сказала она, чтобы отвлечь его от прилюдного поцелуя. Часть команды уже ушла переодеваться, а часть наблюдала за ними.
– Что именно кажется тебе странным?
– Ты родился в январе, но совсем не похож на этот студеный месяц.
Николай улыбнулся. В такой момент, когда их тела соприкасались через плотную ткань одежды, губы находились в нескольких милиметрах, а сердце издавало кульбиты, она завела поразительную беседу о месяце его рождения. Коля провел по русым волосам, наполовину спрятанным под шапкой, и поинтересовался:
– И с каким же месяцем я у тебя ассоциируюсь?
– С мартом. В эту пору все оживает и возвращается к жизни. Ты не холодный и не отчужденный, как январь. Так может показаться только в первые минуты. Ты как зацветающий подснежник, как первое дыхание.
Коля сглотнул. Такое сравнение взбудоражило внутренности и сбило дыхание. Эта девушка невероятно влияла на него. Так, как никто другой. Рядом с ней хотелось быть тем самым подснежником.
– Открыть тебе тайну? – Николай опустился на предплечье, провел большим пальцем по скуле и плавно перешел на оголенный участок шеи.
Аня, затаив дыхание, кивнула.
– Ты делаешь меня таким. Ты моя слабость. И я не стыжусь этого.
Костенко знала это, но не прочь была услышать это наяву. Слова Коли ласкали девичьи уши. Пришло осознание полного счастья, потому что парень, так нежданно-негаданно свалившийся на ее голову, признался ей в чувствах. Снова.
– Здесь очень прекрасный воздух, – улыбнулась она.
– И чем здесь пахнет?
– Здесь витает аромат любви.
Едва Николай поцеловал ее, как за спиной кто-то прокашлялся. Литвинов отпрянул, упав сначала на спину, а затем присев. Над ними возвышался Федя. Мечущий взор выражал его недовольство, которое тот даже и не пытался скрыть хотя бы сегодня. В руках он держал металлическую решетку и набор шампуров.
– Пора готовить мясо. Уже вечереет.
Коля ждал, пока Федя уйдет. Однако Любимов и не собирался оставлять их наедине. Он словно врос в снег. Осознав, что тот не отстанет, Николай поднялся и протянул Ане руку. Костенко, поправив съехавшую шапку, вложила ладонь в мужскую руку и поравнялась с его плечами.
– Я переоденусь и помогу, – сказал Литвинов и удалился.
Вскоре был распален мангал. Языки пламени метались из стороны в сторону из-за разразившегося студеного ветра. Снег уже не сыпал. Солнце зашло за горизонт, уступив место вечерним сумеркам. Небо окрасилось в малиново-оранжевое полотно, предвещая на ночь сильный мороз. Пока парни готовили мясо, Аня сделала пару снимков заката, а затем скрылась в доме, чтобы сделать овощную нарезку. Там же настраивали звуковую аппаратуру и включали светодиодные ленты «Лисы».
– Я вижу, как она счастлива с тобой, – нарушил тишину Федя. Кроме него и Коли никого рядом не было. – Поэтому наш разговор тем днем должен остаться в тайне.
– Я и не планировал ничего рассказывать. Так же, как и не думал запрещать вам общаться, – Николай перевернул решетку и помахал картонкой, чтобы распределить пар.
– Скажи только одно, и я, возможно, перестану смотреть на тебя с презрением.
Коля с интересом уставился на Федю.
– У тебя серьезные намерения насчет нее? – спросил Любимов.
– Ты к чему ведешь? – прилетел встречный вопрос.
– Я знаю, что эти три месяца были непростыми для вас. Между вами были легкое недоверие и временами проскакивал холод. Я даже подумал, что вы отдалитесь и расстанетесь. Но вижу химию между вами, – признался Федя.
– Тебе незачем бояться, что я причиню Ане боль. Мои намерения я обозначил давно. Не планирую сдавать назад, – на самом деле Коля хотел сказать, что не даст ему шанса на завоевание ее сердца, но смягчился, чтобы не распаливать конфликт. Уж слишком хорошее настроение.
Тишина. На этом диалог закончился. Пока мясо на решетке пускало естественный сок и доходило до нужной кондиции, Федя и Коля стояли порознь, даже не глядя друг другу в глаза. Наверное, Любимов пытался сдержать слово и не смотреть на Литвинова с презрением, хотя внутри вел борьбу с самим собой и ненавистью к сокоманднику. Николай же попросту сконцентрировался на вечере.
Когда на улице стемнело, в доме зажглись светодиодные ленты холодного белого цвета. Из массивных колонок раздалась музыка, сотрясающая стены. Стол был укомплектован едой и безалкогольными напитками. Посыпались поздравления, сопровождавшиеся стуком пластиковых стаканчиков. Задор, развязные танцы, мужской гогот – все это стало незаменимыми атрибутами вечеринки. Хоть Николай ни разу не был на таких мероприятиях (больше посещал официальные вечера в компании отца), все равно ему это нравилось. С шеи будто бы сняли гильотину. Он ощутил свободу.
***
К полуночи музыка утихла, а дом опустел. «Лисы» вместе с Сергеем Петровичем разъехались по домам: все-таки в 11:40 был рейс, перед которым надо было хорошенько выспаться. Проводив гостей, Аня и Коля остались одни в лесном домике. Треск дров в мини-печи на чердаке не позволял безмолвию зародиться в стенах. На подоконнике стояли красивые канделябры с ажурными узорами и маленькие металлические часы, отбивающие ритм. За окном снова пошел снег, придавая магический шарм этой ночи. Все же здесь было уютно.
– Я так и не смогла вручить тебе подарок, – забравшись с ногами на двуспальную кровать, сказала Аня. В руках у нее был презент.
Николай обернулся, упершись левой рукой в матрас, и окинул взглядом внушительных размеров подарок.
– Я не знала, что еще тебе можно подарить. Мне показалось, что у тебя уже все есть. Поэтому я хочу подарить тебе нашу Вселенную.
Аня протянула ему подарок, подмяв под себя ноги. Николай аккуратно снимал подарочную упаковку, пока не предполагая, что именно она подразумевает под их Вселенной. От предвкушения глаза загорелись. Ладони зудели. Впервые в жизни его охватило любопытство. Любознательность сменилось трепетом в груди и пылающим жаром, когда перед собой Коля увидел холст. Холст в виде их звездной карты. Темно-синее полотно разбавлял силуэт огромного полумесяца, заполненного мерцающей пылью, с тремя объемными звездами внутри серпа. Под рисунком косым шрифтом было написано его имя, а чуть ниже стояла дата. Тот самый день, когда они впервые встретились и по стечению обстоятельств Николай отвез ее в магазин техники.
Именно в этот день начала зарождаться наша Вселенная. Под этим небом мы обрели наш дом.
Гласила фраза чуть ниже.
Подарок тронул за душу. Настолько чувственным был этот момент, настолько сокровенным, что в глазах начали собираться слезы. Новый рубеж его жизни с самого начала наполнялся рядом незабываемых событий, одно из которых – сегодняшняя вечеринка, закончившаяся вручением задушевного подарка. Коля сидел неподвижно, разглядывая холст, пока Аня не придвинулась к нему и не обняла его со спины, оставив легкий поцелуй на плече.
– Спасибо, – замешкавшись, произнес Николай. – Не только за подарок, но и за сегодняшний день. Ты не должна была этого делать.
– Не говори так. Я хотела, чтобы ты познал, что такое настоящий День Рождения в кругу небезразличных тебе людей. Не стоило труда организовать все это ради того, кого любишь.
Николай отложил холст в сторону и полубоком развернулся на кровати. Аня сменила положение, уложив ноги на его колени. Теперь она отчетливо видела переливание его глаз в освещении свечей и огня от печи. Его глаза выражали благодарность, тепло и… любовь. Безграничную и бесконечную. Ту, о которой так красиво пишут в книгах.
Коля накрыл ее бедра ладонями, а она уложила руки и голову на его плечи. Она прижималась к нему так крепко, словно желала раствориться в нем без остатка. Вместе они смотрели на вид за окном: кружащиеся в неизвестном танце белые хлопья, возвышающиеся в ряд зеленые сосны и покрытое коркой льда озеро. Хотелось продлить этот момент на несколько дней. Хотелось остаться в этом доме не только на одну ночь. Но через одиннадцать часов их ждал перелет, отчего вдруг Аня изменилась в лице. Она вспомнила слова Сергея Петровича про будущего соперника, на нее вдруг накатило тревожное состояние.
– Сегодня мы вылетаем на игру с «Викингами», – сказала Аня, прервав уютное безмолвие и убрав голову с его плеча. – У меня какое-то нехорошее предчувствие. Щемит в груди, и я очень сильно боюсь за тебя.
– Эй, – он подцепил пальцем ее подбородок. – Ты чего? Это будет обычная игра. Да, возможно, с ожесточенными приемами. Но я справлюсь. Я не раз падал на льду, не раз меня прижимали лицом к плексигласу. Однако я стойко выдерживал это. Я же сейчас сижу перед тобой.
Коля улыбнулся в надежде успокоить Аню. И все же улыбчивость нисколько не утешала. Она по-прежнему была обеспокоена предстоящим матчем с «Викингами». Еще никогда ранее Костенко не испытывала такое опасение, как перед этой игрой.
– Просто пообещай, что не будешь вестись на провокации и будешь осторожен. Так мне будет спокойнее, – она нежно и бережно провела носом по его скуле.
Молчание. Он уже обещал это однажды. И сейчас все повторялось вновь. Дать обещание, которое от него не зависело?
– Коля, прошу, – взмолилась Аня.
– Все будет хорошо, – выказал нечто нейтральное Николай и поцеловал ее в макушку.
Глава 23
But sweet dreams can turn into nightmares
Но сладкие сны могут превратиться в ночные кошмары,
When our heroes are no longer out there
Если наших героев больше нет рядом.
I'm sorry to say that the smiles that I give you
Мне жаль это говорить, но улыбки, что я дарю тебе,
One day will be tears in your eyes
Однажды станут слезами в твоих глазах.
I'm sorry to give you these memories
Мне жаль, что я дарю тебе эти воспоминания,
'Cause memories like this will one day make you cry
Ведь такие воспоминания однажды заставят тебя плакать.
Lukas Graham – Stick Around
Больничный запах разъедал легкие и удручающе воздействовал на Аню. В палате пахло фенолом: недавно здесь была уборщица и дезинфицировала помещение. Вдобавок к специфическому запаху антисептического раствора в воздухе застоялось лекарственное зловоние. Нахождение среди четырех белых стен, давящих на черепную коробку, приравнивалось к пытке. Особенно, когда дни и ночи были бессонными.
Аня держала в руках стакан с кофе, от вкуса которого уже тошнило, но напиток был единственным источником энергии для нее в последние три дня. Сделав глоток, она поморщилась и отставила стакан в сторону. Кажется, на сегодня хватит. Пусть усталость и валила ее с ног, травить организм не хотелось. Все-таки она нужна ему.
Придвинув стул к больничной койке, Аня присела и накрыла неподвижную ладонь Коли своей. Как и прежде, он находился в бессознательном состоянии. Врачи называли это комой, говорили, что его организм переключился в автономный режим после пережитой черепно-мозговой травмы. Процессы дыхания и сердцебиения не были нарушены, но Николай никак не реагировал на внешние раздражители. Прогнозировать что-либо они не могли. Незнание только убивало, последние силы иссякали.
Аня не помнила, когда в последний раз нормально спала. Кажется, ей удавалось вздремнуть несколько часов на стуле, но она постоянно подрывалась с места: надеялась, что Коля откроет глаза. Не помнила, когда в последний раз ее желудок видел пищу. Аппетита вовсе не было, да и как кусок мог лезть в горло в момент, когда мужчина всей ее жизни находился в коматозном состоянии? Крепко сжимая его ладонь, она размышляла лишь о скорейшем выздоровлении и о том, что будет, когда Коля узнает, что этот сезон для него окончен.
Дверь в палату приоткрылась, в проеме показалась голова Леши. Пока «Лисы» задерживались во Владивостоке, Миронов бывал в больнице чаще всех. Он переживал не только за друга, но и за его девушку. Видел, как лицо Ани осунулось, под глазами залегли тени. Постоянное пребывание в больничных стенах изнуряло ее, но никто не мог вытащить ее из палаты. Она уверяла, что должна быть с Николаем на тот случай, если он очнется. Оспаривать ее слова никто не стал: все видели, как ей тяжело.
– Никаких изменений? – осведомился Леша, юркнув в палату. В руках он держал сэндвичи.
– Никаких, – беззвучно ответила Аня. Разговаривать не хотелось.
Подойдя к подножию кровати, Миронов протянул ей сэндвичи.
– Тебе нужно поесть.
– Ничего не хочу. Спасибо, что приходишь сюда, – вымученная улыбка промелькнула на ее устах.
– Послушай, я знаю, как тебе сейчас тяжело. Но нельзя же игнорировать такие базовые потребности, как еда и сон. Не думаю, что он хотел бы этого, – Алексей с сочувствием посмотрел на Колю, глаза которого были прикрыты.
Неуемность Леши заставила Аню раскрыть пакет и откусить сэндвич. Вкуса она не почувствовала, но кусок не выплюнула. Медленно пережевывая, она возвращалась мыслями в тот день, когда все пошло не так. В тот день, когда плохое предчувствие не подвело ее.
Хоккейная тройка Ильин-Федоров-Литвинов вновь была в сборе. Петя оправился после вывиха как никогда вовремя. В игре с «Викингами» каждый хоккеист был на вес золота, тем более лидерскую тройку заменить было некем. Не только потому, что «Лисы» являлись малочисленной командой в КХЛ, но и потому, что каждый из них владел своеобразным стилем игры. Например, Ильин, центральный нападающий, был крайне азартен и вел партнеров за собой. На площадке Петя выполнял много черновой работы, отрабатывая в обороне, и мастерски играл на подборе. Федоров был физически развитым, хорошо отражал удары и был настойчивым на льду. А Литвинов отличался неповторимым стилем обводки, смелым ходом на защитников и неуступчивым спортивным характером: он шел напролом, если ему нужно было достичь цели. Он хорошо забивал голы, но и отдавал много шайб партнерам. Словом, они втроем чувствовали друг друга на льду и понимали все без слов.
Установка на второй период была очевидной: отыграть две шайбы, которые «Викинги» сумели забросить за прошедшие двадцать минут. Впереди было много времени, поэтому требование Звягинцева не казалось им невыполнимым. До выхода на лед Ильин, Федоров и Литвинов оговорили тактику, с которой начнется вбрасывание. Им нужно было обвести нападающих и прорваться через защиту во что бы то ни стало. Если атаковать «Викингов» с первых секунд, то это может вызвать эффект неожиданности и сыграть им на руку. Однако тогда парни еще не знали, что главный тренер «Викингов» дал установку, которая приведет к необратимым последствиям. Играть жестко, чтобы выбить дух победы у «Лисов». Травмировать, если надо. Но не отступать.
Свисток. Арбитр бросил шайбу. Послышался стук клюшек друг о друга, плавно перетекающий в скрежет коньков. Трибуны ледовой арены замерли в предвкушении: с первых секунд второго периода чувствовалось напряжение. Ильин сделал обманный маневр, загнав оппонента в тупик, а затем ловко передал шайбу Федорову. Тот, напирая на соперника всем телом, пытался добраться на Литвинова, который уже стоял на пятаке в ожидании шайбы. Соперник будто бы считал их план и толкнул Литвинова так, что его лицо соприкоснулось с плексигласом. Плечо противника прижимало его крепче к ограждению, но защита на спине не дала ощутить полноценную боль. Все, что испытал Коля, – это негодование, смешанное с желанием показать «Викингам», кто здесь главный.
Судья остановил игру и назначил новое вбрасывание, ставшее для Николая шансом реализовать задуманное. Только вот он не знал, что попытка принести шайбу команде обернется травмой для него. В момент очередного накала страстей, когда Коля вел шайбу, обманув противника, на него со всей влетел игрок «Викингов», перебросив через спину так, что Литвинов приземлился навзничь, ударившись головой об лед. Он ехал по льду по направлению к борту и чувствовал, как кожа головы соприкасается с чем-то холодным: в миг противостояния застежка расстегнулась, а шлем после приземления сполз. Николай попытался остановить собственное скольжение, однако было поздно. Удар о борт – последнее, что он помнил. Далее кромешная тьма.
Не доев сэндвич, Аня положила его на тумбочку, потянувшись на стуле, и спросила:
– Как думаешь, в тот день могло все обернуться иначе?
Костенко до сих пор бредила страхом, когда в памяти воспроизводилось падение Коли. В тот момент время словно замедлилось. Она помнила, как подскочила с места и прикрыла ладонями глаза от испуга. Не забыла тот шок, когда спортивный врач выбежала на лед после остановки игры. Перед ее взором стояли носилки, на которых Николая уносили с арены, в ушах звенела сирена скорой помощи. Раньше она думала, что Нижний Новгород стал ее ночным кошмаром. Теперь была убеждена, что Владивосток и того хуже.
– Не знаю, – Леша пожал плечами. – Не уверен. Коля всегда идет напролом, когда речь идет об очках в турнирной таблице.
– Но он же обещал… – сипло сказала Аня. Слезы вновь собрались в глазницах. – Обещал, что не будет идти на поводу у соперника… В ночь перед отлетом у меня было плохое предчувствие… Коля обещал, что все будет хорошо… – пальцы сжали переносицу, не дав слезам скатиться по щекам.
– Т-ш-ш, – успокаивающе прошипел Миронов. Он стал медленно приближаться к ней, как вдруг замер.
Николай открыл глаза, часто моргая и пытаясь привыкнуть к свету. Голова гудела, пошевелиться было трудно. Он приоткрыл рот, но ничего не сказал: в горле пересохло. Перед глазами стояла пелена, поэтому требовались усилия, чтобы разглядеть, кто был вокруг.
– Очнулся, – в унисон произнесли Аня и Леша.
Аня приподнялась со стула и обхватила его лицо руками. Она была так рада выходу Коли из комы, что не переставала улыбаться. Прижавшись к нему, она коснулась носом его щеки и втянула воздух. Пусть от него и пахло больницей, а не мятой и кедром, как прежде, она ощущала, как внутри нее все оживало от легкого прикосновения к нему. Наверное, Вселенная услышала ее мольбы.
– Я позову врача, – отозвался Леша, подумав, что сейчас им стоить побыть наедине.
Аня смолчала. Настолько была увлечена пробуждением Коли. Нежно исследовала губами его лицо, зарывалась пальцами в светлые взлохмаченные волосы. Она так соскучилась по прикосновениям. Вот только ничего не получила от него взамен. На миг Аня отпрянула и заглянула Николаю в глаза. От увиденного сердце издало удар и медленно опустилось в пятки. Его взгляд был пустым. Он смотрел на нее, как на незнакомку, и, кажется, вовсе не понимал ее действий. Тактично молчал, чтобы ее не обидеть, и с нетерпением ждал прихода врача, чтобы избежать неловкости.
Со страхом Аня задала вопрос, на который заведомо знала ответ.
– Рада, что ты пришел в себя. Ты помнишь, что произошло?
Николай постарался отрицательно мотнуть головой, не отрывая ее от подушки, но не вышло: ломающую от боли шею сковывал бандаж. Он не помнил ничего, словно из памяти вырезали значительный кусок его жизни. Настолько огромный, что он не узнавал свою девушку. В ушах снова раздался звон, отчего Коля зажмурил веки. Но это не избавило его от страданий. Звон усиливался так, что он схватился за одеяло.
В палату вплыл доктор вместе с Мироновым. В руках он держал какие-то бумажки.
– Я рад, что вы очнулись, Николай. Как вы себя чувствуете?
Вопрос, прилетевший Коле, расстроил Аню. Закусив губу, она встала с кровати и отошла к окну. Пыталась не заплакать, сжимая полы вязаного свитера.
– Не очень, – хрипло сказал Литвинов. – В ушах звенит, а по голове будто бы прошлись кувалдой. Еще тяжеловато пошевелить шеей.
Доктор старательно записал показания Литвинова в протокол осмотра и ответил налегке:
– Так бывает после черепно-мозговых травм на льду. При ударе вы потянули шею, поэтому во избежание каких-либо повреждений мы надели бандаж. Какие еще симптомы?
Допрос врача утомлял, но Николай держался. Он хотел, чтобы доктор, с противной родинкой у носа и проплешиной у висков, и незнакомка скорее покинули палату. Желал поговорить с Лешей, а позже и вовсе отдохнуть.
– Я плохо помню, что произошло. И, кажется, речь не только про лед, – он замедлил речь, стараясь подобрать слова. – Какие-то моменты моей жизни стерлись из памяти, – кроткий взгляд был направлен на Аню, стоявшую к нему спиной.
– Эм… – тон врача-мужчины был до омерзения спокойным. – Что последнее вы помните?
Николай прикрыл веки, напрягая память. Мыслительный процесс давался ему тяжело, сопровождаясь приступами головной боли, пульсированием в висках и учащенным сердцебиением. Но он сознавал, что его слова важны для пожилого врача, пусть доктор Коле вовсе и не нравился.
– Ну, начало хоккейного сезона. Закончились тренировочные сборы. Команда попала в КХЛ.
Леша поперхнулся, прикрыв рот кулаком, и метнул взор в сторону Ани, которая ухватилась за подоконник пальцами, чтобы не упасть. Ее шатало из стороны в сторону, но она не подавала виду.
– То есть то, что было пять месяцев назад? – переспросил Миронов, желая, чтобы это оказалось ложью. Но это была не иллюзия.
Коля слабо пожал плечами и приподнялся на локтях. Но доктор сказал, что ему не стоит напрягаться и лучше соблюдать постельный режим, иначе от резких движений к всеобщей слабости добавится тошнота.
– Вы знаете людей, которые находятся в палате? – спросил доктор.
– Только его, – Литвинов, борясь с головокружением, посмотрел в сторону Миронова. – Это мой друг, – пауза. Коля облизнул нижнюю губу. Его мучила жажда. – Девушку, к сожалению, не помню.
В это же мгновение Костенко подорвалась с места и выбежала из палаты. Все, что Коля успел заметить, – это слезы, которые она сдерживала, и окутавшие ее тени печали. Раз она целовала его, когда он пришел в сознание, это значило только одно: незнакомка – его девушка. Этот факт не укладывался в его голове. Леша растерянно оглянулся, не зная, как поступить: рвануть за Аней, чтобы успокоить, или остаться с другом. Тело решило за него, придя в неподвижность.
Пожилой врач, закончив черкать ручкой в протоколе, отложил сводку о пациенте в сторону и достал из кармана белого халата маленький фонарик. Склонившись над Николаем, он посветил в глаза, а затем констатировал факт:
– После травмы у вас было сильное сотрясение, которое сопровождается провалом в памяти. Гарантировать что-либо сейчас сложно. Но со спортом придется повременить.
Глаза, полные отчаяния, забегали по старческому лицу. Не успел Коля прийти в себя, как тут же пережил потрясение: о хоккее придется забыть. Заключение врача царапало душу. Отсутствие воспоминаний должно было ранить. Но нет. Николая не тревожили провалы в памяти. Он думал об упущенной возможности в этом сезоне.
– Николай, не смотрите на меня так. До конца сезона вы вне игры.
Коля сглотнул и прикрыл веки. Вновь приступ головной боли заставил его поморщиться. А, может, он зажмурился из-за болезненного осознания того, что его спортивная карьера прервана на неопределенный срок.
– Доктор, когда его выпишут? – спросил Леша, словив на себе недовольный взгляд, и пояснил: – Наша команда вылетает из Владивостока завтра.
– Ну, как врач, я рекомендую сначала сделать сканирование головного мозга, чтобы избежать серьезных осложнений. А уж потом думать о перелете, – мужчина поправил очки в тонкой золотистой оправе.
– Но это возможно? – осторожно спрашивал Миронов.
– Если вы обеспечите вашего приятеля обезболивающими препаратами, чтобы снизить болевые ощущения при взлете и посадке, то можно. Но повторюсь, что сначала мы проведем МРТ, – ледяным тоном говорил доктор. – Сейчас ему нужно отдохнуть.
Леша спорить не стал и махнул Литвинову рукой на прощание. На смугловатой коже мелькнула слабая улыбка.
– Ты еще зайдешь? – бросил вслед Коля. – Хочу поговорить.
– Зайду, друг, обязательно зайду, – пообещал Миронов и скрылся за дверью вместе с дотошным врачом.
***
К вечеру, когда санитарки разносили ужин по палатам, в больницу приехали Аня и Леша. Они одномоментно переступили порог, немного запнувшись в дверях. В руках у них были апельсины и чистая одежда. Миронов был улыбчив, стараясь подбодрить друга, а вот Костенко была задумчивой и удрученной. Разум отказывался воспринимать тот факт, что Коля забыл ее. Провалы в памяти, как острие ножа, беспощадно терзали внутренности. Сейчас их любовь – это лишь ее воспоминания, которые ранили сильнее любого огнестрельного оружия. Она сознавала, что ей нужно набраться терпения. Но не знала, откуда брать силы в моменты, когда Николай одаривал ее безразличным взором.
Пока Леша клал апельсины на прикроватную тумбу, Аня вешала новую одежду на стул, разглаживая швы. Рукав свитера случайно задрался, оголив лишь крошечную часть запястья, которой было достаточно, чтобы вызвать слезы. Полумесяц. Символ их любви. Точнее, уже только ее любви. Она застыла на месте с наклоненным вперед корпусом, подобно кукле, прокручивая сладостный миг, когда они сорвались с места и поехали в тату-салон. Чувство былого счастья копьем пронзило грудную клетку.
– Ты хотел поговорить, – донесся до ее ушей голос Леши.
Миронов придвинул второй стул к койке и присел, опершись руками на спинку. Подбородок лег на ладони.
– Да, но… – Николай обратился к Ане. – Вы не могли бы оставить нас наедине?
Обращение на «вы» резало слух. Они были друг другу чужие. Аня выпрямилась и тыльной стороной ладони смахнула падающие на его одежду слезы. Ничего не сказав в ответ, на негнущихся ногах она направилась к двери. Хотелось кричать от несправедливости, подбежать к Николаю и хорошенько встряхнуть его. Хотелось спросить, как он мог выкинуть ее из сердца, как мог с арктической стужей и опаской взирать на нее. Так не должно было быть. Несправедливо. Больно. Невыносимо.
