Текст книги "По льду (СИ)"
Автор книги: Анна Кострова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
– Но… – хотел возразить Коля.
– Благодарим вас, – вклинилась Аня и переняла часть заказа из рук кавказца.
– Хорошего вечера! – бросил вдогонку кавказец.
От центрального входа в парк Победы набережная Комсомольского озера подсвечивалась яркими огнями фонарей. Слева располагались катамаранная станция и прокат спортивного инвентаря. Летом вдобавок к этому между островками курсировал двухпалубный корабль. Где-то вдалеке светодинамический фонтан разбрызгивал струи воды, символизирующие наполненные ветром паруса. На восточном берегу располагался пляж, испещренный аллеями и дорожками. На южном, куда добраться можно было только на катамаране, – возвышались красивые леса и располагалась аллея Победы. С одной стороны фигурировал «Дом Чижа», а с другой – привлекало внимание Троицкое предместье с красными черепичными крышами, узкими улочками и брусчаткой.
Присев на лавочку возле набережной, подсвечиваемой холодным светом, Николай обхватил двумя руками стакан горячего чая с лимоном и спросил:
– Теперь ты не упадешь в обморок?
Аня, вытерев рот салфеткой, отрицательно мотнула головой.
– Пока в мой организм поступает вкусная еда, обмороку не бывать.
Коля усмехнулся, отчего Аня толкнула его локтем в бок. Осознав, что шутить на тему еды с ней не стоит, он отпил немного чая и устремил взор вдаль. Есть поздним вечером жирную пищу никогда не входило в его планы. Он и кебаб-то никогда не ел до этого вечера. Но почему-то, находясь рядом с Аней, Коля забывал о правилах, словно их никогда и не существовало. Отец всегда держал Николая в ежовых рукавицах, заставляя его следовать режиму и подчиняться. Поэтому Коля никогда и не ведал, каково это сидеть под ночным небом, есть неправильную еду и болтать без умолку о разных вещах. Теперь он знал, что это неплохо.
– Знаешь, здесь очень красиво, – дожевав кебаб и скомкав фольгу, сказала Аня. – Жаль, что я не взяла с собой фотоаппарат. Так бы сделала пару снимков для портфолио.
– Хочешь осуществить мечту быть фотографом? – отставив пустой стакан в сторону, поинтересовался Николай.
– А кто не хочет. Мечтать – это прекрасно. Еще прекраснее идти к этой мечте, не опуская руки, если однажды пришлось пасть на колени. Сдаться в начале пути – глупо.
– А ты настойчивая, – уголки его губ слегка шелохнулись.
Повернув корпус в сторону Николая, Аня изогнула бровь и с удивлением взглянула на него, будто бы собиралась бросить в него претензию.
– А по-твоему я не могу быть такой?
– Не пытайся прожечь меня взглядом, – не прерывая зрительного контакта, вымолвил Коля. – Безусловно, можешь. Просто Федя сказал, что ты с виду кажешься стойкой, но на самом деле хрупкая, как фарфоровая кукла.
Аня опустила взор на колени и обхватила их руками, сделав пару круговых движений по бедру, словно пыталась унять волнение.
– Иногда мне кажется, что тебе стоит поменьше общаться с моим лучшим другом.
– Это отчего же?
– Иногда он слишком много болтает, а иногда проявляет чрезмерную заботу, – ответила Аня.
– Полагаю, у него есть на это основания, – сказал Николай и, заметив неловкость Ани, перевел тему. – Знаешь, если тебе так важно сделать новые фотографии, то мы как-нибудь можем приехать сюда еще. Может, даже завтра, если дело срочное.
Костенко развернула корпус в прямое положение и прислонилась спиной к скамье. Голова наклонилась набок, ее правая рука скользнула по лицу от щеки к брови, а уста расплылись в милой улыбке. Веки на миг прикрылись.
– Почему ты улыбаешься? – облокотившись левой рукой на деревянную спинку, поинтересовался Коля.
– Прогулки с тобой мне нравятся больше, чем с Петей, – призналась Аня, приоткрыв веки.
– Удивительно. Мне казалось, вы с ним поладили. И чем же отличаются прогулки со мной?
Аня призадумалась, выдерживая паузу. Обхватив двумя пальцами подбородок, возвысила голову к небу. Звезды рассеялись по всему пространству и каждую секунду то потухали, то зажигались вновь. Полная луна закрепилась на горизонте, давно сменив потухшее осеннее солнце. Ее очертания были крупногабаритными, отчего сероватые блики в центре виднелись невооруженным глазом.
Аня перевела взор с полной яркой луны на руку Николая и перевернула его ладонь навзничь.
– Легкостью, искренностью и… – аккуратно очерчивая контур полумесяца на его ладони, говорила она, – атмосферностью.
Николай задержал дыхание. Ее легкие прикосновения щекотали кожу ладони. Наблюдая за прорисовкой полумесяца, он сглотнул, но руку не одернул. Коля теперь сознавал, что это значит, и опасался этого. Он хорошо помнил угрозу Александра Юрьевича.
– Разве это бывает не во всех прогулках? – спросил он, когда Аня отвела взор от его ладони и уставилась на него.
– Только с тобой, – пожав плечами, призналась она. – Ты хотя бы не пытаешься одарить меня нелепым комплиментом, или рассказать глупый анекдот, чтобы рассмешить, или сократить между нами расстояние до непозволительно близкого, или раздеть меня взглядом в отличие от него.
– Там, в автобусе, мне показалось, что ты добивалась именно этого.
– Да я просто хотела тебя позлить! Я жутко обиделась на тебя за то, что ты хотел выстроить между нами границу.
– И что изменилось сейчас? – вытянув руку из-под ее ладони, спросил Николай. Его левая рука больше не опиралась на скамью, а корпус принял ровное положение.
– Ты больше не пытаешься, – на выдохе произнесла Аня. – Почему?
– Думаю, иметь друзей неплохо, – заключил Коля. – Особенно тех, кто пытается внести яркие краски в твою не самую лучшую пору.
– Краски, значит… Тогда посмотри на небо.
Николай поднял голову и уставился на темно-синее полотно, усыпанное звездами.
– Видишь Венеру?
Коля качнул головой. Он знал, что Венеру можно увидеть только два раза: на восходе солнца и вечером. Однако кроме большой луны, не заметил ничего мерцающего. Аня придвинулась к нему, коснувшись его плеча, и указательным пальцем пыталась направить его взгляд в нужную точку.
– Знаешь про нее легенду?
Он снова отрицательно замотал головой.
– Ты же знаешь, что легенды и я – несовместимые вещи.
– Тогда слушай. Не можешь же ты оставаться в неведении! Это еще одна красивая легенда о любви Венеры-Афродиты и юного охотника Адониса, – опершись на его плечо, лепетала Аня, не сводя взгляд с неба.
Коля улыбнулся. Эта девушка была полна романтизма. Откуда в ней были эти черты, он не ведал точно так же, как и не знал, где она берет силы на это светлое чувство. Ее мягкий голос улавливался прямо возле его уха, и Николай ощутил приятные покалывания в области груди. На мгновение ему захотелось, чтобы время сейчас заработало по-иному: либо замедлилось, либо остановилось вовсе.
– Венера появилась на свет из морской пены. Эта девушка считалась поистине красивой и притягательной. Ветер принес богиню с золотистыми волосами на побережье Кипра, где она была встречена местными богами, подарившими ей драгоценную диадему. Куда бы ни ступала нога Венеры, всюду из земли пробивались красивые цветы. Однажды Венера повстречала простого смертного охотника по имени Адонис. Она полюбила его настолько сильно, что, находясь рядом с ним, забывала абсолютно обо всем: о своем божественном происхождении, о силе своей красоты. Рядом с Адонисом Венера ощущала себя бессильной и слабой, утопая в чарах любви. Отправив в один день возлюбленного на охоту, она не знала, что он уже не вернется. На Адониса напал зверь. Когда Венера узнала об этом, то незамедлительно отправилась на его поиски. Она сбивала в кровь свои ноги о колючки и коряги. Из тех мест, куда попадали капли алой крови, вырастали розы. С тех пор розы и Венера считаются символами истинной любви. И Венера сияет на небе для своего любимого.
– Откуда ты знаешь столько легенд? – полюбопытствовал Николай, когда Аня отпрянула от него.
– В детстве я очень часто оставалась одна дома. Отец растил меня один, так как мама умерла еще при родах, и много работал. У него была своя фирма в Нижнем Новгороде. Много сил ему пришлось отдать, чтобы взрастить это детище и обеспечить меня достойным образованием, – Аня сомкнула руки в замок и уронила их на колени. Корпус подался немного вперед, а глаза блуждали по асфальту. – Он подарил мне сборник по мифологии, чтобы я не скучала. Я приходила домой после школы, делала уроки и потом до позднего вечера не выпускала этот сборник из рук. Мне хотелось этими знаниями впечатлить отца. Он часто приходил домой выжатым, словно лимон. И мои рассказы заставляли его улыбаться. Теперь я знаю все легенды от корки до корки.
– Тогда нужно отдать должное твоему отцу. Эти легенды действительно впечатляют, – сознался Николай. – Я не любитель таких фантазий и выдумок, но…
– Но эти истории могут растопить холодное сердце такого Мистера Серьезности, как ты? – пошутила Аня, толкнув Литвинова в плечо.
– Возможно, – Коля поджал губы и отвел взор в сторону.
Нежданно-негаданно с неба посыпались крупные капли дождя. Николай подскочил с лавочки первым. Сетуя на погоду, он мигом стянул с себя кожаную куртку и создал купол над их головами. Капли били по ним так сильно, что вещи прилипали к телу. Коля ощущал, как легкая дрожь пробивала его тело. Быстрым шагом они направились вперед. Расстояние до машины было приличным.
– Ты ведь сейчас замерзнешь, – уловив шмыгание носом, твердила Костенко.
– Не больше, чем ты, – буркнул Николай. – Просто возьми край куртки левой рукой, а правую ладонь дай мне.
– Мы побежим?
– Варианты искать не приходится.
Аня повиновалась: пальцы левой руки вцепились в край кожаной куртки, а правая ладонь подалась крепкой хватке Николая. Рука об руку, нога в ногу – они побежали по набережной Комсомольского озера, изредка поглядывая друг на друга.
Глава 12
Никогда не игнорируй человека, который заботится больше всего о тебе. Потому что в один прекрасный день, ты можешь проснуться и понять, что потерял Луну, считая звезды.
Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький принц»
На утро у Николая поднялась температура. Проведенные в холодном погребе дни и вчерашняя прогулка поспособствовали ухудшению здоровья. Горло раздирало от сухости, тело охватил озноб. Проснувшись в поту, Коля кое-как разлепил веки и, опершись на локти, приподнялся, чтобы проверить, который сейчас час. Наручные часы, лежавшие на прикроватной тумбе, показывали полуденное время. По обычаю в такой час «Лисы» заканчивали утреннюю тренировку и разъезжались по своим делам до вечера. Рухнув плашмя на подушку, Николай осознал, что соскучился по спортивному распорядку. Если бы не ватная голова и не обдающий кожу жар, он бы уже завтра отправился на тренировку, облачился в хоккейную экипировку и скользил на бешеной скорости по льду. Только вот теперь об этом ему придется забыть, пока простуда не покинет его.
Повернувшись на бок, Николай потянулся за мобильником. Предупредить Сергея Петровича казалось ему важнее, чем вызвать личного терапевта на дом для назначения лечения. Не потому, что Коле было плевать на свое здоровье. А лишь потому, что однажды поневоле он подвел команду. И оставить «Лисов» в неведении во второй раз было бы предательством. Не вглядываясь в всплывающие на дисплее уведомления, он перешел в режим быстрого набора и нажал на номер тренера. Послышались протяжные гудки.
– Алло, – прижав плечом телефон к уху, сказал Звягинцев.
– Здравствуйте, Сергей Петрович. Это Коля, – вяло вымолвил Литвинов.
– Судя по твоему голосу, дела у тебя плохи.
– Верно. Иммунитет у меня отвратительный… – на той стороне раздался томный вздох. – Но не волнуйтесь, к игре с «Ледяными Королями» я буду в строю.
Молчание. Звягинцев не произнес ни слова. То ли его что-то отвлекло, то ли он готовился вынести Литвинову приговор, который ударит по нему с удвоенной силой.
– Сергей Петрович…
– Коля, ты же в курсе, что игра с «Ледяными Королями» состоится через три дня?
Николай оторопел. Он совершенно потерял счет во времени. Свернув телефонный звонок и заглянув в календарь, он сначала удивился, а потом разозлился. Звягинцев говорил правду. Из-за отца Коля выпал из хоккея на восемь дней, а из-за простуды – еще как минимум на три. Крепко сжав челюсти, он попытался подавить те недобрые слова, которые норовили сорваться с его уст. Вернувшись к звонку, Николай истошно произнес:
– Да, тренер.
– Я понимаю, как тебе сложно без хоккея. Но и без подготовки я не могу выпустить тебя на лед, тем более в таком состоянии, – в его руке щелкнула шариковая ручка. – Я хочу, чтобы ты услышал сейчас одну вещь. Твое отсутствие в следующем матче – это не значит подвести команду. Это значит помочь ей в другой раз. Матчи для тебя не заканчиваются, пойми. Ты по-прежнему в команде. И «Лисам» нужен здоровый капитан, понимаешь?
Доля истины блеснула в словах главного тренера. Николай вдумывался в высказывания Звягинцева и с каждым мгновением сознавал, что тот прав. Однако чувство вины не собиралось покидать его: он продолжал пожирать себя изнутри. Возможность играть в хоккей медленно ускользала от него, словно плавающий в море корабль. И Коле становилось досадно от того, что он не в силах на это повлиять.
– Твое молчание означает «да, тренер, я понимаю»? – поинтересовался Звягинцев после затянувшейся паузы.
– Да, тренер, я понимаю, – повторил Литвинов.
– Хочу верить, что это так. Но еще больше желаю, чтобы ты немедленно вызвал врача! – Сергей Петрович настолько хорошо знал Колю, что не сомневался в том, что врачу тот не звонил.
– Да, тренер, – ответил Николай и отключился.
Следующий звонок был адресован личному терапевту семьи Литвиновых – Владимиру Андреевичу. Попова Коля знал с детства. Это был низкорослый мужчина пятидесяти пяти лет от роду, с длинной треугольной бородой, собранной силиконовой резинкой у основания, в круглых очках на переносице и без волос на голове. Старость не пощадила Попова, хоть тот и вел здоровый образ жизни: генетически он был предрасположен к облысению.
Что Николаю нравилось в терапевте больше всего, так это его прямолинейность. Попов ни разу не пытался увильнуть от вопросов, которые сыпались ему на голову, или подобрать деликатные слова. Что видел, то и говорил. Как-то в детстве Колю настиг период извечных «почему», и его любознательность не знала границ. Он забрасывал врача нелепыми вопросами и всегда получал честный ответ. Владимир Андреевич часто посещал их, особенно после смерти Веты Литвиновой, и стал для Николая другом. И некоторые качества – честность, воспитанность и прямолинейность – он перенял от Попова.
Новость о простуде не обрадовала Владимира Андреевича. Он тягостно вздохнул в трубку и сообщил о своем скором приезде, попросив Николая соблюдать постельный режим и не выходить на балкон в испортившуюся погоду. Хотя Коля и не собирался: за окном кучево-дождевые облака затянули некогда ясное небо, дымчатая пелена перекрыла обзор. Все, что мог видеть Николай сейчас, – это небольшой кусочек участка, на котором садовник сгребал в кучу опавшие листья. Потерянной листвы было не так много, однако она все равно портила ровный газон.
Совершив важные звонки, Коля принялся чистить уведомления, нападавшие из мессенджеров. В самом верху висело сообщение от Ани. Время отправления – девять утра. Долго же ей пришлось ждать ответа, подумалось ему, когда он вспомнил, что до полудня оставались считанные минуты.
Аня: Доброе утро. Я получила предложение о фотосъемке! Поверить не могу! Сегодня у меня намечается довольно-таки продуктивный день. Но ведь это не нарушит наши вечерние планы? К девяти я буду уже свободна.
Николай улыбнулся: возможности для роста, которые выпали ей, радовали и его. Но он молниеносно закусил губу от досады: выполнить данное вчера обещание у него не получится, как бы сильно ему этого ни хотелось.
Коля: Утро не такое уж и доброе, когда человеку приходится давать отказ.
Аня: Что-то случилось?
Коля: Кажется, вчерашний дождь добил мой иммунитет. Несмотря на действие температуры и раздирающий кашель я поздравляю тебя.
Аня: Спасибо…
В полученном сообщении Николай читал сплошное сожаление, будто бы Аня чувствовала себя виноватой в его болезни. Хотя ее вины здесь не было. Он бы написал в ответ что-нибудь, что не вызывало бы у нее столько сожаления, но вместо этого заблокировал дисплей и отложил телефон в сторону. Смолящая температура заставила его погрузить ватную голову на подушку и снова уснуть.
Ближе к часу дня в дом Литвиновых заглянул Попов. Разразившийся ливень тарабанил в черный зонт, подкладка которого износилась со временем. Немного проржавевшие спицы заскрипели под натиском его рук. Владимир Андреевич надавливал на зонт, пытаясь его сложить, однако металлические спицы оказались не податливыми. В доме Литвиновых никто не понимал, почему врач так привязан к этому старью, которое легко можно было заменить. Однако для Попова это был не просто антиквариат и пережиток прошлого. В какой-то степени этот зонт напоминал ему о былой молодости и прогулках с Ветой Литвиновой и Колей в периоды, когда Александр Юрьевич пропадал на работе.
Будучи встреченным экономкой Екатериной Андреевной, он вежливо поприветствовал весь персонал. Верхняя одежда отправилась на стойку-вешалку, а зонт был подвешен вверх тормашками. Не разуваясь, ведь в этом доме так не принято, по закрученной лестнице поднялся на второй этаж. Поскольку у Литвиновых врач бывал часто, то дезориентации не произошло: он сразу завернул налево, в комнату Николая.
– Привет заболевшим, – сказал Владимир Андреевич, крепко сжав чемодан с медикаментами в руке.
– Здравствуйте, Владимир Андреевич, – через кашель изрек Коля. Он только проснулся под стук обуви и пытался проморгаться, чтобы картина перед глазами была менее расплывчатой.
– Ну, рассказывай, как так вышло?
– Просто попал под дождь вчера, – без лишних деталей вымолвил Николай.
Попов недоверчиво нахмурился и смерил его изучающим взглядом. Он знал с детства, что Коля обладает стойким иммунитетом. Чтобы его ослабить, нужно было нечто большее, чем просто проливной дождь. Но излишних вопросов задавать не стал. Владимир Андреевич обогнул двуспальную кровать и, оказавшись на правой стороне, присел на ее край. Поставив чемодан на колени, он внимательно осмотрел его содержимое, а затем выудил градусник.
– Измерь пока температуру, а я приготовлю все для забора крови, – констатировал Попов, вручив Коле термометр.
Николай сунул градусник под мышку и стеклянными глазами уставился на врача, который корпел над пробиркой и шприцом для забора крови. Глядя на Владимира Андреевича, он пытался понять, можно ли ему доверить то, о чем так рьяно хочет поведать его душа. Хоть Попов и был для Николая ближе, чем его отец, но откровенничал он не часто. А если быть точнее, то практически никогда. Однако с появлением Костенко в его жизни стало нечто меняться. Она будто бы медленно, но верно подбирала ключи от потайной двери, за которой скрывалась его истинная сущность. И Николай начал учиться доверять окружающим.
Электронный градусник вмиг запищал, не успел Коля о чем-то подумать. Достав термометр, он не приложил усилий, чтобы вглядеться в цифры, а просто отдал градусник Попову.
– Уф, – врач покачал лысой головой. – Почти под сорок. Ну и веселая же у тебя была прогулка вчера. Надеюсь, твой напарник не страдает так же, как и ты.
Николай выдавил улыбку и прикусил нижнюю губу.
– Вроде бы нет. Иначе бы она мне сказала.
– Значит, девушка? – тепло улыбнувшись, уточнил Попов.
Коля осознал, что невольно проболтался. Но лукавить не стал. Владимир Андреевич должен понять его лучше, нежели его отец. Несмотря на то, что Попов в зрелом возрасте был до сих пор один, Николай отчего-то был уверен, что когда-то в молодости Владимир Андреевич очень сильно любил.
– Мг, – промычал он, потирая пальцы.
– Ну и как же зовут ту счастливицу, что открыла путь к твоему холодному сердцу?
– Аня, наш пресс-секретарь.
– Должно быть, она хорошая? – спросил Попов, вытянув наконец пробирку, иглу и жгут из чемодана.
– Я бы сказал, что удивительная, искренняя, добрая. Ее улыбка отражается в глазах. Когда она смеется, сияет все вокруг. Стоит ей огорчиться, как все омрачается. Она как надежда на то, что этот мир не настолько пропитался тщеславием, бесчестием и гневом, – Николай говорил и представлял перед собой ее образ. Но мечтательная улыбка вмиг превратилась в мрачную, стоило ему вспомнить наказ Александра Юрьевича.
– У-у-у, да у тебя тут на поэму наберется, – пошутил Попов. – А что говорит отец?
– Он не понимает меня, как и всегда. Считает, что моя партия – это девушка моего же круга. В общем, он человек без сердца.
Николай ожидал ответной реакции от Попова, но врач никак не отреагировал на высказывание. То ли не хотел затрагивать личность Александра Юрьевича, на которого работал, то ли тема оказалась для него болезненной. Владимир Андреевич сменился в лице, хотя сдавленной улыбкой пытался не выдать себя.
– Сейчас возьмем кровь, затем проведем аускультацию и сделаем жаропонижающий укол, – констатировал врач и натянул латексные перчатки.
Коля, опираясь на руки, выпрямил корпус и протянул левую руку вперед. Попов перевязал его руку. Пальцы сжались в кулак. Рука упала на подушку, имитирующую клеенчатый валик. Как только игла была введена в вену, темно-красная кровь заполнила шприц, а затем и стеклянную пробирку. Действия врача были четкими и безо всяких промедлений, так как он знал свое дело.
– Владимир Андреевич, вы ведь давно знаете нашу семью, – начал Коля, прижав вату к проколотой вене.
– Ну, достаточно, – закрыв пробирку и спрятав ее в чемодан, протянул Попов.
– Скажите, мой отец способен на любовь?
Врач нахмурился и озадаченно взглянул на Николая. Вопрос заставил его тело напрячься.
– Ты к чему это спрашиваешь?
– Да так…
Владимир Андреевич со стетоскопом в руках подошел к нему и, похлопав по плечу, выдал:
– Э, друг, нет. Из-за чего-то эта мысль ведь посетила тебя.
– Отрывками вспоминая счастливые моменты моего мимолетного детства, я думаю, что он любил мою мать. Но глядя на него сейчас, я сомневаюсь в том, что ему знакомо это чувство.
– Ну, твой отец – очень своенравный человек. Характер у него тоже непростой. Он всегда с укоризной относился к людям, даже к твоей матери. Ставил себя выше других. Однако могу сказать тебе вот что: Вету он очень сильно любил. Я бы даже сказал, что был ею одержим. Ее гибель подкосила его… – он немного замешкался и с горечью в глазах посмотрел на Николая.
– Владимир Андреевич, как умерла моя мать? – после короткого промедления спросил Коля. – Я ничего не могу вспомнить с того вечера. Все как в тумане… Я пытался узнать у отца не один раз, но он молчит и запрещает говорить об этом. Вы ведь должны знать.
В комнате раздался приглушенный вздох, слившийся с шумом дождя за окном. Где-то отдаленно повторился раскат грома. Темно-синее полотно окрасилось в ярко-оранжевый цвет на короткое мгновение. Повисло молчание.
– Не стоит ворошить прошлое, Николай. Прошлое лучше не помнить. Оно не имеет значения для твоего настоящего и, тем более, будущего, – произнес Попов.
Коля стиснул зубы, едва Владимир Андреевич успел договорить. Неприкрытая злоба от несправедливости нарастала в нем с каждой секундой. Николай чувствовал, что Попов знает все подробности смерти матери, однако никак не мог взять в толк, почему он умалчивает. Так ли прозрачна гибель Веты Литвиновой? Николай уже усомнился и выпалил:
– Да что такого произошло в тот вечер, о чем я не могу знать в уже осознанном возрасте?
Но Попов смолчал, так ничего и не выдав. Просто сделал укол, который должен был сбить жар, и велел Коле отдыхать. На прикроватной тумбе оставил лекарства и рекомендации по их применению в течение нескольких дней. Пообещав заглянуть к нему через пару дней для оценки его состояния, Владимир Андреевич закрыл чемодан с медикаментами на защелки и безмолвно покинул комнату.
***
Когда Николай снова проснулся, было уже четыре часа вечера. Следы от раскатов грома исчезли так же быстро, как и признаки сильного дождя. Небо не заполняли хмурые тучи. Жар покинул Николая, оставив ощутимую слабость во всем теле. Темная футболка прилипла к его торсу и спине, отчего он ощущал легкую скованность. Раскрыв заспанные веки, Коля никак не ожидал увидеть перед собой Аню. От неожиданности даже немного дернулся.
– Не думала, что ты испугаешься, – сказала Костенко, стоя у окна.
На долю секунды Николай засомневался в том, что его разум чист. Прокрутил в голове их переписку: ее здесь точно не должно быть. Приподнявшись и опершись на спинку кровати, он мотнул головой, пытаясь отогнать видение. Однако Аня не была миражом. Она настоящая. Здесь и сейчас она подходит к подножию кровати и останавливается, с упором разглядывая его.
– Думаешь, что из-за жара начал галлюцинировать? – изогнув бровь, поинтересовалась она. – Но я правда здесь.
– Ты как здесь?
– Пришла тебя навестить. Подумала, что нехорошо будет, если ты проваляешься в кровати несколько суток в одиночестве.
– И давно ты пришла?
– Около получаса назад. Екатерина Андреевна пустила меня. Сказала, что ты скоро должен проснуться.
– А… – протянул Николай, но Аня будто бы прочитала его мысли и опередила его.
– Твоего отца нет дома.
Коля облегченно выдохнул, а потом посерьезнел. Окинув себя кротким взором, осознал, что вид его отнюдь не презентабельный: заспанный и болезненный. Пряди, которые Коля по обыкновению зачесывал назад, были мокрыми и падали на лоб, лицо было до невозможности липким. Он не желал, чтобы Аня видела его таким. Ему хотя бы освежиться. Когда Николай снова послал ей взгляд, она поняла его без слов.
– Я пока погуляю минут десять, ладно?
– Спасибо.
Дверь за Аней захлопнулась, и Коля подскочил с кровати. Ноги на скорости понесли его в ванную, чтобы наспех освежиться и смыть с себя остатки болезненной лихорадки, что пробивала его тело с самого утра. Через несколько минут Николай выглядел намного лучше, не считая покрасневших глаз. Выглянув из ванной комнаты, он обнаружил, что Аня сидела на краю его кровати со стаканом в руках. Обернувшись на его шаги, она вымолвила:
– Я тут немного похозяйничала и принесла тебе молоко с медом и корицей. Тебе будет полезно.
– Молоко с медом и корицей? – полюбопытствовал Николай, закинув пятерню в мокрые от воды волосы. – Спасибо.
Литвинов присел на кровать и взял стакан с молоком из ее рук. Жест с ее стороны был незначительным, но тепло разлилось у него внутри. Такой заботы он не помнил с того времени, как погибла его мать.
– Думаешь, это странное сочетание? – спросила Аня.
– Не знаю, – Николай пожал плечами. – Не пробовал.
– Мой отец всегда давал мне горячее молоко с медом и корицей, будь то обычная простуда или грипп. Он сажал меня на диван, укутывал в плед, включал «Том и Джерри» и говорил пить. Хотя я не особо любила теплое молоко…
– Из-за травмы в детском саду? Небось тебя заставляли пить молоко с пенкой, – сделав первый глоток, съязвил Николай.
– Я бы не шутила со мной на эту тему, – с легким прищуром сказала она.
– И как же твой отец уговаривал тебя пить теплое молоко, если ты его терпеть не могла? – он с интересом воззрился на Аню.
– Он сказал, что это волшебный отвар, который унимает боль. Грустно и кошки скребут на душе – молоко с медом и корицей. Промерзла до нитки – молоко с медом и корицей. Заболела – молоко с медом и корицей.
– И как, помогало?
– Практически всегда. Из моих уст это прозвучит как-то занудно, но, когда меня бросил парень, вместо вина я заливала в себя молоко с медом и корицей.
Допив целебный напиток, который пришелся ему по вкусу, Николай отставил стакан в сторону и улыбнулся, даже здесь восхищаясь ее незаурядности. Теперь он точно сознавал, что Аня не похожа на других. В ней было то, что отличало ее от других. Она следовала своим увлечениям, не боялась говорить о нелепых моментах своей жизни и не скрывала свои недостатки. Какое-то мгновение они молча смотрели друг на друга, не замечая, как искрились и светились их глаза.
Зазвенел телефон, и Аня первой прервала их зрительный контакт. Она встала с кровати и подошла к окну, приглушенным тоном переговариваясь со своим собеседником. Николай не вслушивался в то, что она говорила, и просто глядел в окно. То, что его беспокоило, он сбросил с себя, когда Аня завершила звонок.
– Это ведь так важно для тебя, – с хрипотцой вымолвил Николай и перевел взор с окна на нее. – Почему ты отказалась от фотосъемки и приехала ко мне?
Аня развернулась к нему лицом и выдержала паузу.
– Нет ничего важнее тебя.
– Что? – неожиданное высказывание из ее уст повергло его в легкий шок.
Аня подошла к кровати и присела на край. Она плавно моргнула и, поджав на миг губы, подрагивающими от волнения пальцами потянулась к его лицу. Легонько и нежно, будто бы она прикасалась к чему-то хрупкому, Аня провела правой ладонью по скуле Николая. Она не смыкала веки и не прятала взгляд. Со всей искренностью и чувствительностью Аня смотрела в его глаза, которые блуждали то по серым стенам, то по полу. Коля всячески избегал зрительного контакта, потому что боялся того, что они говорили.
– Не думала, что скажу об этом при таких обстоятельствах, но ты понравился мне еще при нашей первой встрече, – ее палец прошелся по его губам. – Такой правильный. Такой сдержанный и ответственный, – она улыбнулась и подсела к Николаю еще ближе, подхватив пальцем его подбородок. – В твоих глазах я вижу вечность. Находясь рядом с тобой, я забываю о том, что со мной могло случиться прошедшим летом. Только рядом с тобой мне дышится спокойно.
Аня вздохнула с грустью и, прикрыв веки, приткнулась лицом к его лбу. Ее руки опустились вниз и наощупь принялись выискивать ладони Николая. Нащупав его руки, Аня стала перебирать его пальцы, крепче сжимая их в своих ладонях. Дыхание в какой-то момент сбилось, и ее грудная клетка начала вздыматься чаще обычного.
Николай выдернул правую ладонь из-под ее руки, приложил палец к ее губам и шепотом заговорил:
– Т-ш-ш, молчи, прошу, молчи. Не заставляй мое сердце снова биться. Не заставляй меня идти на неоправданный риск.
– Для тебя любовь – это неоправданный риск?
Коля подался назад и уткнулся лицом в ладони. С тяжестью вздохнул и сглотнул подкатывающий к горлу ком. Изъясняться оказалось сложнее, чем можно было это представить.
– Эта сфера всегда была для меня под запретом. Единственное, что у меня было, – это хоккей. Я не уверен, что умею правильно любить. Я не знаю как.
– Я научу тебя любить, – без раздумий произнесла она. Так отчаянно еще никто не бросался на любовную амбразуру.
– Ты в меня так влюблена?
– До безумия. Твой голос звучит у меня внутри.
– Нельзя, Аня, нельзя! Любить меня – самоубийство! – повысив тон, мучительно кричал Коля. – Я для тебя безнадежный случай…
