Текст книги "Пленница греха"
Автор книги: Анна Кэмпбелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Он устроился удобнее.
– Гидеон…
Когда он повернул голову на подушке, она увидела, как блеснули его глаза.
– Спокойной ночи, Чариз.
В голосе его звучала обида. Ему не нравилось, когда им манипулировали. Когда принуждали к близости. Она не могла его за это осуждать.
Но он здесь. Рядом с ней в постели.
Это ее первая победа. Теперь надо придумать, как разжечь в нем страсть, чтобы в следующий раз, когда они будут делить эту постель, он прикасался к ней.
Жаль, что она так мало знает о мужчинах. На помощь ей мог прийти разве что инстинкт. То, что произошло между ними прошлой ночью, было пропитано болью и стыдом. Но те чувства, которые Гидеон возбуждал в ней, должны найти свое выражение. В этом акте должно быть удовольствие. Недаром все люди стремятся совершить его?
Возможно, в скором времени Чариз это выяснит.
– Спокойной ночи, Гидеон, – сказала Чариз, обхватив себя руками, чтобы ненароком не дотронуться до него.
Глава 16
Со времен Рангапинди ужас и боль отравляли сны Гидеона. Этот сон принадлежал иному, благостному миру. Тонкие руки обнимали его. Нежная женская грудь была у него под щекой. Женщина дышала в одном с ним ритме.
Ощущение отверженности, которое испытывал он всякий раз, когда просыпался, исчезло. В этой чарующей фантазии он снова стал частью человеческой расы.
Господи, не дай ему проснуться.
Пока не надо.
Гидеон крепче сжал женскую талию и уткнулся лицом в роскошную грудь. Перечно-цветочный аромат щекотал ему ноздри.
Знакомый запах.
Он знал, кто ему снится. Он с самого начала это знал.
– Чариз, – прошептал он, уткнувшись губами в тонкий шелк, прикрывавший ее грудь.
Чариз провела рукой по его волосам, убрала прядь со лба.
Нежность этого жеста резанула его по сердцу, у него перехватило дыхание.
Физические подробности этого сна были такими насыщенными. Такими реальными.
Слишком реальными.
Он знал, что не спит. Краткое тепло было жестокой насмешкой. Запах Чариз превратился в приторную вонь разлагающейся плоти. Вместо ее нежных пальцев он чувствовал мертвую хватку смерти.
Тошнота поднималась к горлу. Он откатился в сторону и повернулся к ней спиной.
– Проклятие, – простонал он, закрыв лицо дрожащими руками, опасаясь, что его сейчас вырвет.
– Гидеон?
В голосе ее была тревога.
Но как ни плохо ему было сейчас, он успел заметить, что сильно возбужден. Он был тверд, как дуб. Особенность его недуга заключалась в том, что тело его продолжало реагировать на внешние раздражители, как тело нормального двадцатипятилетнего мужчины.
– Гидеон, ты в порядке?
– Да.
Он лгал.
Сквозь задернутые шторы в комнату проникал солнечный свет. Зашуршали простыни – она приподнялась на колени. Чертовски многозначительный звук. Желание бурлило в крови, настойчиво требуя утоления, и зов желания отчасти заглушил воющих в его голове демонов. Он даже не знал, что сейчас терзало его сильнее – желание или демоны.
– Я не верю тебе.
Матрас прогнулся – она подвинулась ближе к нему. Затем – да поможет ему Бог – жаркое прикосновение ее руки к напряженной спине.
Он замер, напрягся еще сильнее, борясь с желанием опрокинуть ее на спину и утолить ненасытное желание.
– Ты что, не знаешь, что меня не надо трогать? – процедил он сквозь зубы.
– Я знаю, что ты провел ночь, лежа в моих объятиях, – тихо произнесла она, не убирая, черт ее побери, руки.
Его прошиб холодный пот. Теперь там, где она касалась его, возникло целое озеро жара, и это озеро просачивалось в кровь, доводя ее чуть ли не до кипения.
– Я спал, – прорычал он, наслаждаясь ее прикосновением и ненавидя его.
– Я знаю, – терпеливо сказала она, поглаживая его спину медленными круговыми движениями.
Она искушала его, провоцировала. Мучила. Член его дрожал от желания оказаться в ней.
– Проблема в твоей голове, а не в твоем теле, – сказала Чариз.
Как могла она говорить так спокойно, когда он был на грани срыва?
Надо бежать от нее, пока не поздно. Гидеон вскочил и обернулся к ней:
– Я знаю. Но то, что чувствую, не плод моего воображения. Господи, Чариз, если бы я мог…
Он замолчал и судорожно втянул в себя воздух.
Чариз побледнела. Она опустилась на колени на смятые простыни в этой своей соблазнительной ночной рубашке. Гидеон упорно старался не замечать, как упирается ее грудь в прозрачный шелк. Он потерпел поражение. Глаза его пировали на этих роскошных округлостях. Рот наполнился слюной. Он сжимал и разжимал кулаки, только бы не схватить ее.
– Неужели ты не понимаешь, что это означает? – спросила Чариз, словно не замечая его нетерпения.
Голос ее перекрывал громкий стук его сердца. Он почти не слышал ее. Может, он пропустил что-то из того, что она сказала, пока пялился на нее как взбудораженный подросток?
– Гидеон?
Он повернулся и распахнул шкаф.
Теперь, когда она не притрагивалась к нему, желание грозило одержать над ним верх.
Гидеон нащупал то, что хотел, и, повернувшись к Чариз, швырнул ей желтую пелерину.
– Ты замерзла.
Чариз поймала накидку и вопросительно посмотрела на него. Надежды его оказались напрасными – она не стала прикрывать свое тело.
Проклятие, за окном февраль. Неужели у этой женщины нет ни капли здравого смысла? Сквозь шум в ушах он пытался сконцентрироваться на том, что она говорила.
– …и тогда ты свободен.
– Свободен?
Ее нежные розовые губы сложились в узкую, полоску.
– Ты слушаешь?
Вверх по спине пополз жар. Он заставил себя уставиться на картину на стене. Безобидный пейзаж. Но он его не видел. Перед глазами стояла Чариз, какой он увидел ее, проснувшись: розовая, со слегка встрепанными после сна волосами.
– Конечно, слушаю.
Она хмыкнула, выражая сомнение. Он не мог сопротивляться желанию смотреть на нее. Но, поддавшись искушению, тут же об этом пожалел. Она стояла на коленях на кровати перед ним и была слишком доступна.
– Это важно, – сказала она.
– Что?
Она перестала улыбаться.
– Когда ты забываешься, то становишься свободным.
Гидеон нахмурился.
– Я никогда не забываюсь.
– Нет, забываешься. Ты забываешься, когда дерешься, забываешься во сне. Возможно, если бы ты сильно хотел, мог бы забыться в…
– В хорошем сексе? – закончил он за нее с сарказмом. В нем опять заговорило отчаяние. – В Лондоне кто только из врачей не ковырялся в моей голове. И ни один не предложил лечение сексом. Возможно, им следовало бы подумать над таким способом лечения. Даже если бы метод не сработал, пациенты не были бы на них в обиде. Ты, черт возьми, прикроешься наконец? – сорвался он на крик.
Чариз подняла пелерину и демонстративно бросила ее на пол.
– Нет.
Плавно она присела на бок, изящно вытянув ноги. Будь перед ним более опытная женщина, он бы решил, что это особая уловка, прием обольщения.
Он не будет на нее смотреть. Он не будет на нее смотреть.
Но он не мог отвести от нее глаз.
Рубашка задралась, обнажив узкие лодыжки и точеные икры. Позапрошлой ночью он скользнул между этими стройными ногами и…
В сознании его словно со стуком захлопнулась дверь перед этими воспоминаниями. Он причинил ей боль и опозорился. Он не смог бы пройти через все это вновь даже за все золото мира.
Чариз опустила ноги на пол и встала. По-прежнему с искушающей медлительностью. Увы, подол рубашки закрыл босую ногу. Но, да поможет ему Бог, один вид ее пальца на ноге, такого розового и совершенного, заставлял его думать о жарких схватках и мятых простынях.
Даже в те, первые годы в Индии ни одна женщина так сильно его не возбуждала. Он судорожно сглотнул и заставил себя сказать то, что должен был сказать:
– Чариз, мы это уже проходили. Тут ничего не поделаешь.
Он старался говорить спокойно, разумно, сдержанно. Что было непросто, когда сердце колотилось, как бешеное, и он не мог оторвать взгляда от женщины, стоявшей всего в нескольких футах от него. Один шаг в ее направлении, и он может схватить ее.
– Это ты так говоришь, – тихо сказала она.
У нее всегда такой хриплый голос? Или у него что-то случилось со слухом? Он сжал кулаки, моля небо дать ему сил.
– То, что случилось… изменило меня. Я не полноценный мужчина.
Эти греховно густые ресницы прикрыли вуалью ее глаза. Он не помнил, чтобы до сих пор видел кого-то в таких мельчайших подробностях. Было так, словно весь свет мира светил лишь на нее.
– Той ночью ты производил впечатление полноценного мужчины, – спокойно сказала Чариз.
Боже милосердный. Как могла она напоминать ему об этом? Это должно было произойти всего раз. Но член его шевельнулся.
– Ты знаешь, что я имею в виду, – огрызнулся он.
– Ты знаешь… Что ты делаешь, черт возьми?
– Расплетаю косу, – как ни в чем не бывало, ответила Чариз.
– Не смей, – сдавленно прорычал он.
– Мне надо расчесать волосы щеткой и поднять их наверх.
– Черт тебя дери, ты не для этого их распускаешь.
Желание становилось невыносимым.
Он поднял руки, чтобы прикоснуться к этой роскошной шелковистой массе. И замер. Он чувствовал себя самым последним дураком на земле.
– И зачем, по твоему, я это делаю?
Она тряхнула головой, и волосы рассыпались по плечам.
– Ты хочешь… меня соблазнить.
Он вел себя словно старая дева. Мозг его прожигали картины того, как эти шелковистые пряди обвивают его в то время, как он раз за разом погружается в ее тело.
– Ты сказал, что соблазнить тебя невозможно.
– Я никогда этого не говорил.
– В таком случае, что тебя останавливает?
Она прикоснулась рукой к тонкой ленте у горловины рубашки.
– Черт, не смей этого делать.
Надо немедленно ретироваться.
– Почему?
Губы его приоткрылись, когда лиф ее распахнулся, обнажив ложбинку между грудями. Он заставил себя сосредоточить взгляд на ее лице. Сердце остановилось. Решимость, которую Гидеон увидел в ее глазах, потрясла его.
Если он хочет сохранить хотя бы жалкие остатки достоинства, то должен немедленно убраться отсюда. Она сама не знала, на что толкает его.
– Я подожду в гостиной, пока ты оденешься.
– Трус, – тихо, но внятно произнесла Чариз.
– Чариз, я хочу, как лучше.
Он пытался вспомнить, почему не может прямо сейчас прыгнуть на нее и взять то, что хочет.
– Герой Рангапинди бежит в кусты?
– Я не герой, – прорычал он.
И повернулся, чтобы сбежать, не в силах выносить вид тела, которым хотел обладать. Тела, которое она выставляла ему напоказ, словно приглашая его на пир, оставаясь при этом недостижимой, как звезды.
– Я закажу завтрак.
Он ждал, что она станет спорить с ним, умолять, возражать. Но она молчала, видимо, осознав, что все попытки соблазнить собственного мужа обречены на провал.
Он протянул руку к двери, но тут услышал торопливые шаги за спиной. А потом ослепительный, ни с чем несравнимый миг, когда она прижалась всем телом к его спине.
У Гидеона перехватило дыхание, все поплыло перед глазами.
– Не уходи, – попросила она.
Он закрыл глаза, застонал, чертыхнулся и ударился головой о дверь. Острая боль не прочистила ему мозги.
Кожу его защипало от контакта, но сексуальный голод затопил воющих демонов. Теперь он мог касаться ее без опаски.
Гидеон втянул в себя воздух.
– Пожалуйста, отойди.
Однако Чариз еще крепче прижалась к нему. Ее била дрожь.
– Ты уйдешь.
– Я должен. Ради Бога, Чариз, уйди.
Несколько секунд она продолжала стоять, прижавшись к нему всем телом, затем неохотно отпустила его.
Желание его разгорелось с новой силой.
Чариз быстро сняла ночную рубашку и швырнула ее в угол.
– Проклятие, Чариз, – выдохнул он, шагнув к ней.
Без одежды она была… божественна. Стройная шея, прямые плечи, длинные грациозные руки, высокая грудь с розовыми сосками. На плоском животе нежная ямочка пупка.
Он опустил взгляд на треугольник у скрещения ног и судорожно сглотнул.
Она опустила взгляд вниз, на его брюки, а потом посмотрела ему в глаза.
– Ты хочешь меня. Я знаю.
Голос ее дрогнул. Он хотел возразить ей, но горло сжал спазм.
Сердце бешено стучало. Оно выстукивало два слова. Вновь и вновь. Возьми ее. Возьми ее. Возьми ее.
– Я… я тебе нравлюсь?
Он открыл рот, чтобы что-то сказать.
Чариз не шевельнулась, продолжая смотреть ему в глаза.
Гидеон шагнул к ней, подхватил на руки и отнес на кровать.
Гидеон превратился в зверя. Яростного. Голодного. Отчаянного.
Он опустился на колени между ее ногами. Грубо откинул густую прядь золотистых волос, которая упала на ее грудь. Демоны заклинали его остановиться, но ревущее желание оградило его от них стеклянной стеной.
Он сжал ее бедра руками в перчатках и прижался губами к ее животу. Вкусом она напоминала мед с едва уловимым оттенком мускуса.
Он взял губами ее сосок, лизнул его, втянул в себя. Чариз вскрикнула и прогнулась ему навстречу.
Он не мог медлить. Он чувствовал, что идет по лезвию ножа. Губы его сомкнулись вокруг второго ее соска. Он прикусил его. Чариз положила руки ему на плечи.
Господи, если она его оттолкнет, что он будет делать?
Но ее пальцы впились в его влажную рубашку, сжимаясь и разжимаясь в одном ритме с его губами, терзающими ее грудь.
Он рванул застежку на брюках. Гул в его голове был таким громким, что он едва расслышал, как с треском порвалась ткань.
Безжалостно сжимая ее бедра, он приподнял ее навстречу себе и вошел в нее.
Жар.
Наслаждение.
Небо даровало ему покой на одно хрупкое сияющее мгновение.
Он впитывал ее всеми истосковавшимися органами чувств. Ее запах. Тихий шелест ее дыхания. То, как она дрожала под ним.
Он приподнялся и посмотрел на нее. Глаза ее были закрыты, лицо напряжено. Проклятие, должно быть, он причинил ей боль. Следуя тем принципам, которым был верен, Гидеон должен был выйти из нее и оставить ее в покое.
Он стал выходить из нее. Он собирался прекратить этот фарс. Но когда его распухшая плоть стала выскальзывать из нее, он испытал мучительно-острое наслаждение.
И снова вошел в нее. Жестко. Требовательно. Безжалостно.
Она сжалась вокруг него. Казалось, она не хочет его отпускать.
Чариз застонала, и этот стон эхом отозвался в его груди. Она выше приподняла бедра, запрокинула голову, прогнулась и снова застонала.
Он вышел из нее и вошел вновь. Один толчок следовал за другим.
Наконец последний толчок.
Он излил в нее свою муку, свою тоску и свой гнев.
И, задыхаясь, тяжело опустился на нее.
Гидеон был в полном изнеможении.
«Господи, что я наделал?» Он со стоном перекатился на спину. То, что он испытал только что, по силе ощущений превосходило все испытанное им ранее.
Гидеон посмотрел на Чариз.
– Ты в порядке? – ворчливо спросил он.
Чариз облизнула губы, и это, казалось бы, безобидное движение усилило его желание.
Она не делала никаких попыток прикрыть наготу. Сознание того, что она лежит рядом с ним обнаженная, усиливало его желание.
– Спасибо, в полном порядке.
Гидеон нахмурился. Вежливо-отчужденный тон Чариз встревожил его.
Он приподнялся на локте и заглянул ей в лицо.
– Я набросился на тебя, как голодный пес на кость.
– Ты не дрожишь. Тебя не тошнит. Ты не покрываешься потом.
Он нахмурился:
– Я переживаю из-за тебя. Забудь обо мне.
– Ты забыл о себе.
– Так это был эксперимент? Наглости тебе не занимать.
Она наклонилась, так что тяжелая масса волос упала на лицо, не давая ему разглядеть его выражение.
– Я не представляла, как еще можно проверить свою догадку.
– И в обмен тебя отделали по-королевски.
Она вскинула голову и посмотрела ему в глаза. Он судорожно втянул воздух.
– Надеюсь, вы остались довольны собой, мадам, – с сарказмом произнес он.
– Разумеется, я собой довольна. Довела мужа своего до того, что он обезумел от желания. Гидеон, ты дотрагивался до меня.
– Проклятие, Чариз. Я не просто до тебя дотрагивался. Ты заслуживаешь большего.
Она схватила его за предплечье.
– Мне плевать на то, чего я заслуживаю. Я хочу тебя. И мне плевать, каким способом я этого добиваюсь. – Она снова улыбнулась. – Это было восхитительно.
– Восхитительно?
Гидеон ушам своим не верил.
– Конечно, восхитительно. Ты выглядел так, словно умрешь, если не прикоснешься ко мне. В следующий раз у тебя получится лучше.
– Ты уверена в том, что будет следующий раз?
– Я обнаружила твою слабость. Ты бессилен перед моей наготой.
«Она права», – подумал Гидеон. Она продолжала загадочно улыбаться.
– Как я могла сомневаться в том, что ты меня хочешь?
Он невесело рассмеялся:
– Я всегда хочу тебя. Чариз, я люблю тебя.
Глава 17
Гидеон пришел в ужас от того, что сказал. Он отдал бы на отсечение левую руку за то, чтобы вернуть свои слова обратно. Но было слишком поздно.
Он отшатнулся от Чариз и вскочил на ноги. Поднял с пола ее ночную рубашку и швырнул на край кровати.
– Ты любишь меня? – прошептала она.
Она смотрела на него громадными сияющими глазами. Губы ее приоткрылись. Она выглядела такой счастливой, что ему было больно смотреть на нее. Беда случилась, она была непоправимой, и смысла говорить ей о том, что он солгал, не было. Хотя для них обоих было бы лучше, если бы она поверила в то, что он обманул ее, признавшись в любви.
Все то, что делало его жизнь с ней невозможной и мечту о счастье с ней недосягаемой, не исчезло, как бы ни томился он от любви к ней. Одна страстная схватка, рожденная отчаянием, не меняла жестокой реальности его существования. Он не был и никогда не будет нормальным мужчиной. И если она готова связать свою жизнь с ним сейчас, то однажды горько пожалеет об этом.
Он не смог бы спокойно наблюдать за тем, как ее любовь превращается в ненависть, затем в отвращение, что неизбежно произойдет, когда она осознает, чем пожертвовала, связав свою жизнь с калекой и безумцем.
Вновь он мысленно выругал себя за то, что сделал признание, что навсегда изменило ситуацию между ним и его красивой, находящейся в плену трагических заблуждений женой.
– Это не важно, – сказал Гидеон.
Между бровями ее пролегла крохотная складка.
– О, Гидеон.
В тоне ее он услышал нотки жалости, но ее жалость ему не нужна, она оскорбительна.
И чтобы не смотреть на нее, неотразимо прекрасную, Гидеон, опустив глаза, сосредоточенно застегивал брюки. Руки в перчатках сильно дрожали. Его состояние было сродни тому, которое он испытывал во время приступа своего недуга, с той лишь разницей, что на этот раз он дрожал не потому, что прикасался к ней, а потому, что хотел к ней прикоснуться.
Он поднял взгляд и тут же приказал себе не обращать внимания на то, что она раздета. Ее нагота сильно его отвлекала.
– Чариз, надень рубашку.
Она нетерпеливо поджала губы.
– Ты не ответил на мой вопрос.
Он вздохнул и провел рукой в перчатке по волосам.
– Лучше бы этого всего не было.
– Почему?
– Ты наденешь эту чертову рубашку? – в отчаянии воскликнул он.
Чариз грациозно нагнулась, подхватила рубашку и натянула ее.
– Ну вот. Так лучше?
– Не сказал бы.
Он судорожно дышал, раздувая ноздри и сжимая кулаки. Он вновь горел от желания овладеть Чариз прямо сейчас. Ее сопротивление лишь разжигало его вожделение. Он был ненасытным сатиром. Будь у этой девушки хоть капля здравого смысла, она бежала бы от него без оглядки.
– Не понимаю, в чем проблема, – упрямо сказала она. – Ты любишь меня. Я люблю тебя.
– Ты не любишь меня, – огрызнулся он.
Чариз закатила глаза. Внезапное превращение искусительницы в надутую школьницу могло бы вызвать у него улыбку, если бы у него не было ощущения, словно она сдирает кожу с его душ и.
– Разумеется, я тебя не люблю, – с сарказмом сказала она. – Я тупая курица, у которой мозгов не хватает даже на то, чтобы себя прокормить. А ты полное ничтожество. Презренный трус, которого хныкающим вытащили из ямы, тогда как любой другой на его месте счел бы то, что ты перенес, сущим пустяком.
– Чариз, – угрожающим тоном тихо произнес он.
Ее насмешка больно ранила его. Тем более что в насмешке ее слышались отзвуки искренней озабоченности.
– Ты заходишь слишком далеко.
– Мы любим друг друга. Почему же ты стоишь так далеко от меня?
Она посмотрела на него из-под опущенных ресниц, и кровь вскипела в его венах. Проклятие, она могла бы давать уроки Цирцее. Он расправил плечи и напряг мускулы, словно готов был драться с самим собой, только бы не броситься на нее.
– Потому что я не могу прикасаться к тебе и не сходить при этом с ума.
Тело его сводило от желания.
Она перекинула ноги через кровать и стала прямо перед ним.
– Я дотрагивалась до тебя прежде, и ты не замечал.
– Ты…
Он отшатнулся, словно она притронулась к нему сейчас. Он едва заметил, что она взяла его за руку. Когда в последний раз он мог сказать, что едва заметил, что кто-то взял его за руку?
Господи, неужели она права, утверждая, что сексуальное возбуждение дает ему передышку? Ни один врач не предлагал ему этого. С тех пор как он вернулся из Рангапинди, он не мыслил, что в жизни его может быть секс. Он искренне считал, что, каким бы безрадостным ни было теперь его существование, он обречен на целомудрие длиною в жизнь. Неужели он ошибся?
Он заклинал свой одурманенный желанием мозг сделать логическую выкладку из имеющихся фактов. Он только что совершил акт самой интимной близости со своей женой. Он был далек от невозмутимости – в нем бушевали эмоции, он был расстроен и был сильно возбужден. Но если он и чувствовал себя плохо, то это из-за того, что его мучила совесть, а не воспоминания времен Рангапинди.
И словно она знала о том, что он наконец воспринял ее идею всерьез, она шагнула к нему и прижала ладонь к его сердцу. Щеки ее пылали.
– Гидеон, то, что произошло между нами, было чудесно.
Он напрягся, ожидая знакомой реакции: приступа тошноты. Но он чувствовал только тепло ее руки и твердость своего члена, который определенно одобрял ее план нормального брака.
– Чудесно? – с недоумением переспросил Гидеон.
Чариз кивнула и улыбнулась ему так, что им снова овладело желание.
– Да, чудесно.
Надежда, до сих пор обходившая его стороной, прокралась в его зыбкую жизнь. Неужели он все-таки изменился? Он боялся даже думать об этом. Внезапный луч света в кромешной тьме его существования ослепил Гидеона, привел в замешательство.
Почти не веря в то, что может сделать это, он поднял руку в перчатке и положил на ее руки. Сквозь тонкую кожу он ощутил жар ее кожи и отдаленное эхо жизни и радости.
На одно запретное мгновение он позволил себе погрузиться в сияние ее ореховых глаз. Рука его дрожала, но слабость была не физической, а эмоциональной.
Голос его звучал хрипло и робко, когда он сказал:
– Перемирие.
Гидеон любит ее.
Чариз едва могла в это поверить. Сердце ее наполнилось радостью. Наконец у нее появился шанс завоевать то, чего она от всей души желала.
Они с Гидеоном провели вторую половину дня, катаясь в наемном экипаже. Когда Гидеон предложил выбраться на воздух, она с радостью согласилась. В тесном экипаже они очень остро чувствовали друг друга, но скорость и свежий воздух делали пребывание в столь тесном контакте выносимым.
Почти выносимым.
Гидеон остановил экипаж на вершине холима. Внизу простирались поля, вдали серебрилось море.
Гидеон любит ее.
– Как здесь красиво!
Чариз отважилась сжать руку в перчатке вокруг его предплечья.
Поскольку он не отшатнулся, она наклонилась к нему, с умыслом потерлась об него грудью. И была вознаграждена, услышав, как он затаил дыхание.
Те страстные минуты в его объятиях многому ее научили. Чариз поняла, что может возбудить в нем желание, от которого он едва не сходит с ума. Что он может прикасаться к ней с глубочайшей интимностью. Что ощущение того, как тело ее мужа вонзается в нее, дарит ей восторг возбуждения, сильнее которого она никогда не знала в жизни.
Теперь ей был знаком запах его возбуждения, знакомы те звуки, что вырываются из его горла, когда он входит в нее, знакома сила, с которой он вталкивает себя в нее. Нельзя сказать, что опыт был приятен во всех отношениях. Он был груб, и она еще не привыкла к мужской страсти.
Он вколачивал себя в нее, словно кавалерийский отряд, атакующий вражеские позиции. Наверное, она должна бы испытать страх, даже ужас.
Однако каждое мгновение этой жаркой, потной схватки доставляло ей неизмеримое наслаждение. Ей нравилось чувство соединения их тел. Ей нравилось смотреть, как он становится рабом своего желания.
Она хотела, чтобы все повторилось вновь. И поскорее.
Рука его стала жесткой и напряженной под ее пальцами, но он не отстранился.
– Хорошо выбраться из города, – сказал Гидеон.
– Тебе досаждает обилие людей?
Чариз пристально посмотрела на него. Весь день он был поглощен своими мыслями, но признаков болезни он не проявлял. То, что случилось этим утром, явно его обеспокоило. Она не сомневалась в том, что он получил физическое удовлетворение. Но на душе у него было неспокойно.
– Немного.
Она не сразу поняла, что он ответил на ее вопрос.
– Лондон, должно быть, был для тебя кошмаром.
Он посмотрел вдаль над головами коней, и руки его сжали поводья.
– Да.
– Как тебе удалось это вынести?
Он пожал плечами.
– У меня не было выбора. Монарх приказал. Я подчинился. Я пил. Принимал опиум, когда алкоголь не помогал. Отменял все встречи, которые мог. Талливер и Акаш помогали.
– А теперь мы в Сент-Хельер.
Он улыбнулся.
– Поверь мне, переносить Сент-Хельер куда легче, чем Лондон.
– Не переживай. Скоро мы вернемся в Пенрин.
– Боже мой, мадам, вы говорите как жена.
– Я и есть жена, – тихо произнесла Чариз. – Хотела бы я, чтобы ты меня поцеловал.
Гидеон ничего не ответил. Чариз ждала, что он замкнется в себе, как это часто бывало. Но озорной огонек в его глазах заменил огонь чувственности.
Он закрыл глаза и прикоснулся губами к ее губам.
Чариз застонала от нетерпения и подалась ему навстречу. Никаких признаков обычного для него стремления избежать физического контакта не наблюдалось. Чариз мысленно возблагодарила Господа.
– Ты дразнишь меня, – хрипло проговорила Чариз.
– Есть немного. Сними шляпку, чтобы я мог сделать это, как подобает.
– Скорее, – сказала Чариз.
Он тихо рассмеялся и положил ей руку на затылок.
– Ты такая горячая, – пробормотал он.
– Тебе не нравится?
– Я этого не говорил.
– Гидеон…
– Тсс.
Нежная улыбка играла у него на губах. Очень нежно он прикоснулся губами к уголку ее губ. Он поцеловал ее в кончик носа. Коснулся губами ее подбородка. Между бровей.
– Поцелуй меня! – едва ли не со слезами воскликнула она.
Она не могла ждать.
– Я целую тебя.
Чариз дрожала от нетерпения.
– Поцелуй меня, как положено, – взмолилась она. – Или я сойду с ума.
– Мы оба сумасшедшие, – сказал Гидеон. – Да поможет нам Бог.
И так же внезапно мир обратился в пламя. Его губы накрыли ее губы с яростью страсти.
Она вскрикнула. Потом застонала от наслаждения. Она сдалась на его милость, приоткрыв губы.
Но он продолжал неукротимый натиск. Он просунул язык между ее губами. Затем лизнул их изнутри. Она замерла и напряглась.
Внезапно он поднял голову.
– Все в порядке, – ласково произнес Гидеон.
Чариз застонала и прильнула к нему.
– Какая сладкая маленькая женушка.
– Ты мучаешь меня, – сердито сказала Чариз, пытаясь поймать его губы губами.
– Ты мучила меня не один день. Я никогда не думал, что буду вот так тебя касаться.
– Но ты хотел?
Руки его скользнули вниз по ее спине, и он привлек ее к себе. Губы его, прижатые к ее губам, приоткрылись. Нежнее, чем раньше. Теперь она была готова принять в себя его язык.
Короткая атака. Отступление. Снова набег и более тщательное исследование.
За закрытыми веками вспыхнул ослепительный свет. Обжигающее наслаждение прокатилось по телу. Существовали лишь его губы, его язык, их обжигающее ласки. Она вскрикнула и прижалась теснее к нему, шире приоткрыв губы.
Он провел ладонями вверх и вниз по ее спине, и, где бы он ни касался ее, возникал новый жаркий водоворот чувств. Язычки пламени лизали ее кожу. И губы его, и язык продолжали властвовать над ее ртом, даря бесконечное наслаждение.
Робко она толкнула язык навстречу его языку. Он застонал от наслаждения и крепче сжал ее в объятиях. Язык ее осмелел, и вскоре то, что было его вторжением на ее территорию, превратилось в чувственный танец.
– Коляска не годится для занятий любовью, – сказал Гидеон.
– Вернемся в гостиницу?
Чариз прижалась к нему. Они любят друг друга. Чего еще желать?
