Текст книги "Рассказы из убежища"
Автор книги: Анна Франк
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Пучина гибели
22 февраля 1944 г. Вторник.
Не пугайтесь, я вовсе не собираюсь нагромождать примеры, раскрывающие вышеприведенное заглавие, и причина, почему я его выбрала, заключена лишь в том, что вчера я вычитала эту фразу в одном журнале.
Вы, конечно, спросите, в связи с чем, – и я тотчас вам отвечу. Заглавие «Пучина гибели» имело отношение к фильму, где был ряд кадров с обнаженными людьми, и критики, судя по всему, сочли это не слишком пристойным. Я ни в коем случае не хочу утверждать, что для этого не было никаких оснований, но в принципе мое мнение таково, что здесь, в Голландии, люди осуждают все то, что, по их мнению, недостаточно прикрыто.
То, что здесь господствует, называют церемонностью, и, с одной стороны, может, это и хорошо, но, с другой стороны, если детям внушать, что все, хоть как-то связанное с обнаженностью, неприлично, то со временем безусловно дойдет до того, что молодежь задаст себе вопрос: «Да что они все, спятили?»
И я не могу с этим не согласиться. Добропорядочность и чопорность могут зайти чересчур далеко, в Нидерландах именно это и происходит. Подумайте сами, разве это не парадоксально: стоит кому-нибудь произнести «обнаженный», как на него тут же оглядываются, словно он самый недостойный человек на свете.
Не следует думать, что я впадаю в крайность и хочу, чтобы вернулись времена первобытных народов и мы ходили бы, прикрывая себя только звериными шкурами. Вовсе нет. Но веди мы себя чуть-чуть свободней, чуть-чуть естественней – и тогда все стало бы более непринужденным.
А теперь я задам вам вопрос: «Разве вы прикрываете цветы сразу же, как только сорвете, и никогда не говорите о том, как именно они выглядят?»
Я думаю, что различия между природой и нами не так уж и велики, и поскольку мы, люди, являемся частью природы, почему мы должны стыдиться того, во что нас одела природа?
Ангел-хранитель
22 февраля 1944 г. Вторник.
Много-много лет тому назад на краю большого леса жили-были старушка и ее внучка. Родители девочки умерли, когда она была еще совсем маленькой, и теперь о ней заботилась бабушка.
Домик их стоял один-одинешенек, но это их совсем не печалило, они были довольны и счастливы.
Однажды утром старушка не смогла подняться с постели, так у нее все болело. Внучке было уже четырнадцать лет, и она, как могла, ухаживала за бабушкой.
Прошло пять дней, и бабушка умерла. Теперь девочка осталась совсем одна в опустевшем доме. Она никого не знала поблизости, да и не хотела звать кого-либо на помощь. Она сама вырыла глубокую могилу у подножия старого дерева в лесу и схоронила там свою бабушку.
Когда бедная девочка вернулась домой, ей стало так одиноко и грустно, что она бросилась на кровать и горько заплакала. Она пролежала весь день и только вечером встала, чтобы приготовить себе что-нибудь поесть.
Так и шло день за днем. У бедной девочки ни к чему душа не лежала, она только тихо грустила о своей милой бабушке. И тогда случилось такое, что сразу все изменило.
Была ночь, и девочка спала, как вдруг перед ней появилась ее бабушка: вся в белом, седые волосы спускались до плеч, и в руке она держала фонарик. Девочка смотрела на нее со своей постели и ждала, пока бабушка заговорит с нею.
– Моя милая девочка, – услышала она слова бабушки, – вот уже четыре недели я смотрю на тебя целыми днями и вижу, что ты, если не спишь, все время плачешь. Это нехорошо, и я пришла сказать, что тебе надо опять сесть за работу – прясть, привести дом в порядок. И ты должна быть снова красиво одета!
Не думай, что раз я умерла, то больше о тебе не забочусь. Я на небесах и все время смотрю на тебя сверху. Теперь я – твой ангел-хранитель. Как и раньше, я никогда тебя не оставлю. Делай свою работу с любовью и не забывай, что с тобой всегда твоя бабушка.
После этих слов бабушка исчезла, и девочка снова уснула. Наутро, проснувшись, она сразу же вспомнила все, что сказала бабушка, и ей стало так радостно на душе! Ведь она почувствовала, что больше не одна.
Она снова взялась за работу, пряла, продавала пряжу на рынке и всегда прислушивалась к советам бабушки. Позже, много позже она снова уже не была одинока. Она вышла замуж за работящего мельника. Она была благодарна своей бабушке за то, что та никогда не покидала ее. И она знала: пусть она теперь не одна, ее ангел-хранитель все равно не покинет ее до самой смерти.
Счастье
12 марта 1944 г. Воскресенье.
Перед тем как начать саму эту историю, я должна коротко рассказать, как протекала до сих пор моя жизнь.
Матери у меня нет (я, собственно говоря, ее никогда и не знала), а у отца для меня слишком мало времени.
Моя мать умерла, когда мне было всего два года, и отец отдал меня хорошим людям, у которых я пробыла целых пять лет. В семь лет я попала в интернат, где и оставалась, пока мне не исполнилось четырнадцать. Тогда я, к счастью, должна была оттуда уйти, и отец взял меня к себе.
Сейчас мы вместе с ним живем в пансионе, и я учусь в лицее. В моей жизни все шло вполне обычно, пока… да, пока не появился здесь Жак.
Я познакомилась с Жаком, когда он вместе с родителями поселился в этом же пансионе. Сначала мы несколько раз встречались на лестнице, потом как-то случайно в парке, а после этого часто вместе ходили в лес.
Мне он показался славным молодым человеком, пожалуй, только несколько тихим и застенчивым, но думаю, что как раз это меня в нем и привлекало. Мы все чаще гуляли с ним, а теперь он уже и сам приходит в мою комнату, а я захожу к нему. До Жака ни с одним из мальчиков я не была близко знакома и очень удивилась, когда заметила, что он вовсе не хвастун и не бахвал, какими казались мне все другие мальчики из нашего класса.
Я стала думать о Жаке после того, как много и долго размышляла о самой себе. Я знала, что его родители вечно ссорятся между собой, и видела, какие это причиняет ему неприятности, потому что главные черты его характера – любовь к покою и миру.
Я часто остаюсь одна и чувствую себя тоскливо и одиноко – ведь мне так не хватает матери и у меня никогда не было настоящей подруги, которой можно обо всем рассказать. У Жака – то же самое; у него тоже никогда не было близких друзей, и, как мне кажется, он тоже нуждался в ком-нибудь, кому мог бы довериться. Но мне не удавалось с ним сблизиться, и мы все время говорили с ним о всякой ерунде.
Но вот однажды он под каким-то предлогом зашел ко мне, когда я сидела на полу, подложив под себя подушку, и смотрела на небо.
– Не помешаю? – спросил он тихо, как только вошел в комнату.
– Да нет, – ответила я, поворачиваясь к нему. – Можешь сесть рядом. Правда, ведь прекрасно вот так сидеть и мечтать?
Он встал у окна, прислонившись головою к стеклу, и ответил:
– Да, я так тоже часто мечтаю. Сказать, как я это называю? Смотреть в мировую историю.
В изумлении я глянула на него:
– Знаешь, по-моему, потрясающе сказано. Я это запомню.
– Да.
Он смотрел на меня с той редкой улыбкой, которая меня всегда немного сбивала с толку; во всяком случае, я никогда не могла понять, что, собственно, у него на уме.
Потом мы опять поговорили о всяких пустяках, и через полчаса он ушел.
В другой раз, когда Жак зашел ко мне, я снова сидела на том же месте, и он опять встал у окна. Погода в тот день стояла на редкость прекрасная, небо было синее-синее (наши окна находились на такой высоте, что других домов мы не видели, во всяком случае, мне внизу ничего не было видно); на голых ветвях каштанов, которые росли перед нашим домом, висели капли росы, и, когда ветки раскачивались, они всякий раз ловили луч солнца; чайки, другие птицы стремительно пролетали мимо нашего окна, и отовсюду доносились их крики и щебетанье.
Сама не знаю почему, но, во всяком случае, мы оба не могли вымолвить ни слова. Мы были вместе в одной комнате, и к тому же довольно близко друг от друга, но при этом каждый из нас почти не ощущал присутствия другого. Мы смотрели и смотрели на небо и говорили сами с собой. Я говорю «мы», потому что уверена: он чувствовал то же самое, что и я, и так же, как и я, не мог прервать тишину.
Мы просидели так с четверть часа, пока Жак произнес первые слова. Он сказал:
– Когда видишь такое, разве не глупо снова и снова ссориться из-за каких-то мелочей? А я никогда не осознаю этого!
Он смотрел на меня чуть-чуть смущенно и, очевидно, боялся, что я его не пойму, но я была вне себя от счастья, потому что он ждал ответа и я наконец-то могла поделиться своими мыслями с тем, кто их понимает. Я ответила:
– Знаешь, что я всегда думаю? Глупо ссориться с людьми, которые тебе безразличны, – с людьми, которые тебе небезразличны, все по-другому. Их любишь, и, если они начинают ссориться или дают повод для ссоры, это скорее причиняет боль, чем злит.
– Ты тоже так думаешь? Но ведь ты сама не так уж и часто ссоришься?
– Нет, но достаточно, чтобы понимать, как все это выглядит! И самое плохое, я думаю, заключается в том, что большинство людей в мире в общем-то одиноки!
– В каком смысле?
Теперь Жак пристально смотрел на меня, но я решила все-таки продолжать, – может, я смогу ему этим помочь.
– В том смысле, что большинство людей – не важно, есть ли у них семья или нет, – внутренне одиноки. У них нет никого, с кем они могли бы поговорить о своих чувствах и мыслях, а как раз этого мне больше всего не хватает.
Жак лишь сказал в ответ:
– Мне тоже.
Мы опять уставились в небо, а потом он продолжил:
– Людям, у которых нет никого, с кем они, как ты говоришь, могли бы отвести душу, многого, очень многого не хватает. Я это понимаю, и именно это так часто меня угнетает.
– Ну, я так не думаю. Не в том смысле, что тебя никогда ничего не должно угнетать, – тут уж, как говорится, ничего не поделаешь, – но настраиваться заранее, что тебе будет грустно, вовсе не стоит! Ведь то, чего ты ищешь, когда тебе грустно, – это же именно Счастья! Пусть тебе еще многого не хватает, потому что у тебя никого нет, с кем можно поговорить, но ведь Счастье, которое в тебе самом – если ты хоть раз в жизни нашел его, – никогда не исчезнет. Я говорю не о земных вещах, а только лишь о духовных. Я уверена: если ты хоть раз нашел Счастье в себе самом, то оно долго может оставаться скрытым, но исчезнуть оно не может!
– Но как же ты нашла свое счастье?
Я встала.
– Пошли со мной! – сказала я и повела его на чердак, где был один уголок с окошечком. Наш дом был очень высокий, и, когда мы оба поднялись на чердак и приникли к окну, нам открылся большой кусок неба. – Вот смотри, – сказала я. – Если ищешь Счастье в себе самом, нужно выйти на улицу в такой день, когда солнце и голубое небо. Даже если стоять перед таким окном, смотреть поверх всего города и видеть безоблачное небо, как сейчас, то в один прекрасный день обязательно найдешь свое Счастье.
Я тебе расскажу, как это случилось со мной. Меня отдали в интернат, где мне всегда было противно, и чем старше я становилась, тем противнее. И вот как-то в свободный день я пошла совсем одна в поле. Я сидела себе и о чем-то мечтала; потом подняла глаза и увидела, что погода стоит необыкновенная, а я этого и не замечала, потому что слишком уж была занята собственными горестями.
И когда я посмотрела вокруг и поняла, что все так прекрасно, во мне вдруг смолк голос, говоривший о неприятностях. Все мои мысли и чувства были о том, как прекрасно все вокруг, и о том, что в этой красоте и заключена правда.
Так я сидела с полчаса, и когда наконец встала, чтобы вернуться в эту ненавистную школу, то совсем не чувствовала себя угнетенной, – наоборот, мне все казалось прекрасным и добрым, каким оно и было на самом деле.
Потом я поняла, что тогда впервые нашла Счастье в себе самой, потому что – в зависимости от обстоятельств – Счастье может находиться повсюду.
– И ты изменилась? – спросил он тихо.
– Настолько, что была этим вполне довольна. Конечно, бывает, я и поворчу, но такой тоски, которая тебя поедом ест, уже никогда больше не было – ведь я теперь понимала, что тоска приходила от жалости к себе самой, а Счастье наступает от радости.
Я говорила, а он смотрел в окно и, по-видимому, был погружен в свои мысли, потому что ничего не ответил. Потом он вдруг обернулся и взглянул на меня:
– Я еще не нашел своего Счастья, но зато нашел что-то другое: того, кто меня понимает!
Я прекрасно поняла, что он имел в виду, и с тех пор уже не была одинокой.
Страх
Суббота, 25 марта 1944 г.
Ужасное время я переживала тогда. Вокруг бушевала война, и никто не знал, не приблизился ли последний час его жизни.
Мои родители, братья и сестры вместе со мной жили в городе, но мы все время ждали, что нас эвакуируют или что нам придется бежать. Днем не утихала стрельба и пушечная канонада, ночью мелькали какие-то таинственные вспышки и, словно из глубины, слышались глухие раскаты.
Не могу описать всего, я уже не помню с точностью жуткую сумятицу этих дней, знаю только, что целый день я только и делала, что дрожала от страха. Мои родители всячески старались меня успокоить, но ничего не помогало: страх был и внутри, и снаружи, я ничего не ела, плохо спала и все время дрожала.
Так продолжалось целую неделю, пока не настала та ночь, которую я помню так, словно это случилось вчера.
В половине девятого, как раз когда стрельба немного утихла и я, не раздеваясь, прилегла на диван, чтобы хоть немного вздремнуть, нас вдруг до смерти перепугали два сильных удара. Словно от укола иголкой, мы все вскочили и бросились к двери.
Даже мать, всегда такая спокойная, побледнела. Удары повторялись почти с одинаковыми промежутками, и вдруг – грохот, дребезжание, крики, и я стремглав бросилась прочь. С рюкзаком на спине, полностью одетая, я бежала по улице – прочь, прочь отсюда, прочь от этой ужасной, горящей массы.
Куда ни глянь, со всех сторон бежали с криками люди, горящие дома ярко освещали улицу, и все вокруг выглядело пугающе раскаленным и красным.
Я не думала ни о родителях, ни о братьях и сестрах, а только о себе, о том, что нужно бежать прочь, прочь отсюда. Я не чувствовала усталости. Охваченная страхом, я не заметила, как потеряла рюкзак, и продолжала бежать.
Невозможно сказать, сколько времени я бежала, видя перед глазами одну и ту же картину: полыхающие дома, искаженные от ужаса лица – и страх, страх повсюду. Но вдруг мне показалось, что вокруг поутихло; я огляделась, словно очнувшись от сна, и никого и ничего не увидела. Ни пожаров, ни бомб, ни людей.
Я остановилась и внимательней посмотрела по сторонам; я очутилась среди травы, над головой мерцали звезды и сияла луна, ночь стояла ясная, было свежо, но не холодно. Не слышно ни звука; смертельно уставшая, я села на землю, расстелила одеяло, которое все еще держала в руках, и положила на него голову.
Я смотрела на небо и поняла вдруг, что больше не чувствую страха. Напротив, я совсем успокоилась. Самое невероятное заключалось в том, что я вовсе не думала о своей семье и не испытывала никакого желания увидеть ее. Мне хотелось лишь покоя, и вскоре я заснула среди травы, под открытым небом.
Когда я проснулась, солнце уже взошло. Увидев в свете дня знакомые дома городской окраины, я тотчас же поняла, где нахожусь.
Я протерла глаза и еще раз огляделась. Поблизости никого не было видно, только одуванчики и листья клевера средь травы окружали меня. Я еще немного полежала на своем одеяле, раздумывая о том, что мне следует делать, но мои мысли снова и снова возвращались к удивительному чувству, охватившему меня ночью, когда я одна сидела в траве и не испытывала никакого страха.
Потом я все же разыскала родителей, и мы все вместе перебрались в другой город. Теперь, когда война давно уже кончилась, я знаю, почему под этим необъятным небом мой страх исчез сам собою.
Оказавшись одной среди природы, я поняла, почти бессознательно, что страх ничем не может помочь, что он бесполезен и что каждому, кто ощущает такой страх, как я испытала тогда, самое лучше – посмотреть на Природу и осознать, что Бог гораздо ближе к нам, чем думает большинство людей.
С тех пор, хотя вокруг меня еще не раз падали бомбы, я никогда больше не испытывала настоящего страха.
Дай!
Воскресенье, 26 марта 1944 г.
Кто из людей, обитающих в теплых и уютных квартирах, имеет представление о жизни, которую приходится вести нищим?
Кто из всех этих «милых» и «добрых» людей когда-либо спрашивал себя, какова жизнь столь многих детей и взрослых вокруг? Ну хорошо, каждый подает иной раз грош нищему, но обычно он грубо сует монету ему в руку и захлопывает дверь. К тому же в большинстве случаев доброму жертвователю противно дотрагиваться до руки нищего! Что, разве не так? А еще удивляются, что нищие наглые! Да разве каждый не стал бы таким, если бы с ним обращались скорее как с собакой, чем как с человеком?
Плохо, очень плохо, что в такой стране, как Нидерланды, которая претендует на то, что в ней действуют хорошие социальные законы и живут безупречные граждане, люди позволяют себе так относиться друг к другу. Для большинства состоятельных граждан нищий – кто-то ничтожный, кто-то противный и неухоженный, наглый и невоспитанный. Но кто из нас хоть раз задался вопросом, как эти люди стали такими?
Сравните-ка своих собственных детей с детьми нищих! В чем разница между ними? Ваши дети хорошенькие и опрятные, их – неухоженные и безобразные. И всё? Да, именно, в этом вся разница, но ведь если нищего ребенка одеть в хорошее платье и обучить хорошим манерам, то никакой разницы вовсе бы не было!
Все люди рождаются одинаковыми, все они беспомощны и непорочны. Все люди дышат одним и тем же воздухом, многие веруют в одного и того же Бога. И все же, и все же различие для многих так неописуемо велико. Оно велико, потому что столь многие люди не пытались себе уяснить, в чем именно заключается различие между ними; сделай они это, то очень скоро поняли бы, что никакого различия здесь вовсе и нет!
Все люди рождаются одинаково, все люди умрут и ничего не сохранят от своей земной славы. Все их богатство, вся их власть и все их величие – лишь на столь немногие годы. Почему же нужно с таким упорством держаться за преходящее? Почему те, кто имеют столько всего для собственных нужд, не могут поделиться излишками с ближними? Почему эти короткие годы жизни здесь, на земле, людям должно быть так плохо?
И самое главное – ведь можно хотя бы то, что даешь, не швырять человеку в лицо! Каждый имеет право на дружеское обращение. Почему к богатой даме нужно обращаться более любезно, чем к бедной? Разве кто-нибудь докопался до различия между ними?
Не в богатстве и власти заключается величие людей, но в их доброте и характере. Все люди – всего только люди, все они ошибаются, у всех свои слабости, но и все они при рождении наделены доброжелательностью. О если бы только они стали взращивать эту черту, вместо того чтобы ее выкорчевывать, и к беднякам относиться тоже по-человечески! Ведь людям нужны не только золото или имущество, и не каждый может одарить ими.
Все начинается с малого, и здесь тоже можно начинать с малого. Уступи, например, место в трамвае не только богатой даме с ребенком, не обойди своим вниманием и бедную мать. Скажи: «Простите!» – если случайно наступишь на ногу бедной женщине, точно так же, как если бы перед тобой оказалась богатая дама.
Это требует так мало усилий, но значит так много! А маленькие побирушки, которых и без того уже обделила судьба, – почему не проявить к ним немного участия?
Каждый знает, что хорошему примеру хочется подражать; подавай же хороший пример – глядишь, и другие тебе последуют. Все больше людей станут любезнее и щедрее, и в конце концов никто уже не будет смотреть сверху вниз на бедняков.
О, если бы мы сумели пойти так далеко! Если бы Нидерланды, потом вся Европа, а там и весь мир пришли в конце концов к пониманию того, что они поступали несправедливо! Если бы пришло время, когда люди станут по-доброму относиться друг к другу и осознают, что все равны и что все преходяще на земле!
Как было бы прекрасно, возьмись все люди, не теряя ни минуты, за то, чтобы постепенно изменить мир! Как было бы прекрасно, если бы и великие, и малые внесли свою долю в то, чтобы люди повсюду поступали по справедливости!
Поразительно, но большинство людей ищут справедливости где угодно и ворчат из-за того, что так мало ее выпадает на их долю. Открой глаза, будь прежде всего сам справедлив! Сам отдай то, что надлежит дать! У тебя всегда, всегда найдется, что дать другому, пусть это будет всего лишь любезность! Если бы все одаряли друг друга любезностью и не скупились на дружеские слова, в мире было бы гораздо больше любви и справедливости!
Дай – и ты получишь взамен гораздо больше, чем когда-либо мог представить. Дай, дай снова и снова, не падай духом, стой до конца! Дай! Никто еще от этого не обеднел!
Если поступать так всегда, то через несколько поколений уже не потребуется проявлять сострадание к нищим, потому что их и вовсе не будет!
Места, богатства, денег и красоты достаточно в мире. Бог сотворил столько, что хватит для всех! Давайте же разделим все это по справедливости!