Текст книги "Рассказы из убежища"

Автор книги: Анна Франк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Анна Франк

От переводчика

Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России».

Издательство благодарит за содействие Фонд издания и перевода нидерландской литературы.

* * *

Читатели всего мира давно знакомы с «Дневником» Анны Франк, описывающим жизнь случайно образовавшегося сообщества из восьми человек, евреев, которые более двух лет безвылазно скрывались в своем амстердамском Убежище перед тем как их отправили в концлагерь.

Книга «Рассказы из Убежища» значительно расширяет и углубляет наши представления о самой Анне Франк, о которой, казалось бы, мы всё уже знаем. Но кроме того, она дает новое понимание отношения человека к истории.

Эта книга, так же как и «Дневник», абсолютно уникальна тем, что каждый из нас неминуемо читает ее с конца. Это качество превращает ее в поразительный детективный роман, где читатель, поневоле зная конец, вопреки собственному рассудку, в извечном протесте против неотвратимости смерти настойчиво убеждает себя в том, что здесь этот конец все-таки будет другим!

Читая эту книгу, мы проникаемся таким чувством бессмертия, что смерть «литературных» персонажей, в число которых входит и автор – сама Анна Франк, – физическая их смерть, как будто меркнет для нас, кажется неправдоподобной. Но вместе с этим мы не можем не понимать, что чувство бессмертия, с такою энергией излучаемое книгой и охватывающее читателя, парадоксально поддерживается именно тем, что мы изначально знаем, какой ужасный конец уготован был этим людям, совсем не похожим на литературных героев.

Анна Франк настолько живо и с такой непосредственностью запечатлевает доступную ей действительность, что всякая преграда между текстом и нашим восприятием этого текста полностью исключается. Наш собственный инстинкт жизни, чувство самосохранения не позволяют допустить – именно потому, что мы знаем, чем все это кончилось, – что эта живая действительность вообще может исчезнуть. Она описана с такими подробностями, вплоть до таких мелочей, что поневоле кажется сном. Это такой реализм, который по самой своей природе становится сюрреализмом. Не фантасмагорическим сюрреализмом Дали, а устрашающим сюрреализмом Платонова – с той, однако, разницей, что у Платонова это искусство, открывающее нам иные миры, а у Анны Франк – белая магия, побуждающая нас открывать в самих себе наше второе «я».

Вчитываясь в мельчайшие подробности жизни обитателей Убежища и отношений, возникающих между ними, мы бессознательно включаем все это в свой собственный опыт, автоматически отождествляем с собою и со своими реакциями. Таким образом, и «Дневник», и сюжеты этой книги неизбежно становятся убийственно жестокой, но и окрыляющей машиной времени.

«Рассказы из Убежища» – мимолетные зарисовки и милые детские сказки, написанные с живым чувством и искренностью. Литературное мастерство автора не может не вызывать нашего изумления.

Поражает, насколько серьезно Анна Франк, в сущности еще девочка, судит (язык не поворачивается сказать: судила) о вопросах морали и свободы воли. Ее богословские рассуждения возвращают нас непосредственно к Книге Иова.

Написанное Анной Франк читали и будут читать миллионы людей. В амстердамское Убежище, превращенное в музей, всегда стоит длинная очередь – в большинстве своем молодежь. Разве это не свидетельство чуда, совершенного девочкой-подростком, вложившей все наши жизни в двадцать пять месяцев своего заточения!

* * *

В нидерландском издании помещено введение Герролда ван дер Строома с кратким обзором всего написанного Анной Франк («Дневник», «Рассказы из Убежища», начало романа «Жизнь Кади»), Первая публикация «Дневника» (в сокращении) состоялась в Нидерландах в 1947 г. Понадобилось несколько десятков лет, чтобы опубликовать все ее наследие полностью.

Анна Франк родилась в Германии во Франкфурте-на-Майне 12 июня 1929 года. Свой первый «Дневник» она начала вести в Голландии в амстердамском Убежище в день своего тринадцатилетия, 12 июня 1942 г. Сохранилось несколько версий этого дневника; последняя запись сделана

1 августа 1944 г., за три дня до ареста.

Во введении Г. ван дер Строома мы читаем: «Анна Франк, ее семья и четверо других затворников в доме на Принсенхрахт, 263, в Амстердаме были арестованы 4 августа 1944 г. в результате предательства. К этому времени они уже более двух лет тайно скрывались в своем Убежище. Из-за внезапного вторжения СД [1]1
  СД ( сокр. нем.Sicherheitsdienst – Служба безопасности в нацистской Германии (Здесь и далее, если не указано иное, примеч. переводчика.).


[Закрыть]Анна, конечно, не имела возможности разобрать свои рукописи, спрятать их в надежное место или, в крайнем случае, уничтожить. Подобную судьбу она разделяет с другими авторами, имевшими несчастье уйти из жизни или в юности, или так же внезапно: с Вергилием, Шелли, Кафкой… Ей, однако, выпал более жестокий жребий: она умерла в конце февраля или начале марта 1945 г. в ужасных условиях в концентрационном лагере Берген-Бельзен».

Помимо «Дневника», до нас дошла небольшая книжка «Замечательные высказывания», куда Анна переписывала понравившиеся ей цитаты – из трагедии Гёте «Эгмонт», из «Школы князей» Мультатули, из произведений средневекового нидерландского поэта Якоба ван Марланта, «Саги о Форсайтах» Джона Голсуорси и др. Кроме того, сохранилась воспроизводимая здесь тетрадь, названная Анной «Коротенькие рассказы и Происшествия из Убежища», а также отдельные разрозненные заметки и четыре коротких рассказа, написанных на отдельных листках. Как отмечает Г. ван дер Строом, «Анна начала писать рассказы в возрасте тринадцати с половиной лет – спустя полгода после того, как приступила к своему „Дневнику“, – и писала их почти до пятнадцати лет. Старше пятнадцати она уже не была никогда».

Анна работала и над романом «Жизнь Кади». Читаем у Г. ван дер Строома: «То, что роман остался неоконченным, можно ясно заключить как из дошедшего до нас текста, так и из обозначенной Анной линии повествования. Но почему она его не окончила: из-за препятствий, которые, вероятно, испытывала при писании, или же из-за ареста SD – установить уже невозможно».

«Вероятно, он никогда не будет окончен или попадет в корзину для мусора или в печку», – опасалась Анна в апреле 1944 г. Первый страх оправдался, второй – нет.

Когда именно Анна приступила к рукописи своего романа, нам не известно. Во всяком случае, 17 февраля 1944 г. она дала прочитать семнадцатилетнему Петеру ван Пелсу, одному из обитателей Убежища, «кусок про Кади и Ханса о Боге»; отрывок охватывает почти половину ее – незаконченного – романа, который тогда насчитывал 23 страницы. «Я… хотела дать ему убедиться, что описывала вовсе не только всякие забавные вещи». Два месяца спустя она жалуется своей Китти [2]2
  Вымышленный адресат «Дневника» Анны Франк.


[Закрыть]: «Многое из „Жизни Кади“ неплохо, но в целом все это ерунда!» И признается: «Над Кади я уже давно не работала, в мыслях я точно знаю, как оно будет дальше, но все что-то не ладится». Еще месяц спустя она описывает суть продолжения, и заканчивает интригующей фразой: «Это вовсе не сентиментальная чепуха, потому что здесь переработан роман о жизни отца».

В нидерландском введении указывается, что «Рассказы из Убежища» и «Жизнь Кади» печатаются точно по рукописи: «Наше издание охватывает чистовики и не пытается „заглядывать через плечо“ автора в его мастерскую».

И рассказы, и сказки, и незавершенный роман – волей-неволей автобиографичны. За описываемыми событиями и персонажами стоит сама Анна, ее видение жизни, ее чувства, ее страстное, неосуществимое желание вырваться на волю, оказаться среди природы. Нас покоряет ее жизнерадостность и ощущение полноты бытия. Ее наблюдательность сочетается с юмором, ее суждения и оценки не по годам зрелы и проницательны.

Несколько слов о стилистических особенностях текста. Родной язык Анны Франк – немецкий. После прихода к власти нацистов семья переселилась в Голландию. В пять лет Анна пошла в детский сад, а затем в школу, год проучилась в открытом во время немецкой оккупации Еврейском лицее. Она пишет по-нидерландски на хорошем литературном языке, прекрасно передает разговорную речь, часто употребляет пословицы и поговорки. Однако у нее нередко встречаются германизмы, как в лексике, так и в синтаксисе (намеренно – в прямой речи некоторых персонажей), а также и некоторые неточности в применении устойчивых выражений. Порой она ошибается в орфографии, в употреблении предлогов и местоимений – эти ошибки были исправлены в нидерландском издании. Анна Франк редактировала свои тексты и переписывала их начисто, но не всегда эта работа доводилась до конца. В переводе мы старались максимально сохранить и передать дыхание и особенности живого, естественного языка автора, «наиболее прославленной писательницы уже ушедшего века».

* * *

Переводчик выражает искреннюю благодарность за помощь, оказанную ему в процессе работы, д-ру Сибрену Бринку, сотрудникам Дома-музея Анны Франк в Амстердаме, а также жене Валентине, внимательно читавшей текст перевода и делавшей ценные замечания.

Дмитрий Сильвестров

Рассказы из убежища

Вломились?

Среда, вечер, 24 марта 1943 г.

Мама, папа, Марго и я так уютно сидели все вместе, как вдруг вошел Пит и зашептал что-то отцу на ухо. Я услыхала только, что на складе упала бочка и что кто-то возится с дверью. Марго тоже так поняла, но постаралась меня успокоить, потому что я побелела как мел и страшно разволновалась.

Мы трое остались ждать, а папа с Питом пошли вниз. Не прошло и двух минут, как мефроу ван П. поднялась к нам; она сказала, что Пим [3]3
  Прозвище Отто Франка, отца Анны.


[Закрыть]попросил ее выключить радио и осторожно подняться наверх. Но, как всегда бывает, когда хочешь идти как можно тише, ступеньки старой лестницы именно сейчас скрипели в два раза громче. А еще через пять минут пришли Пит и Пим, белые аж до кончика носа, и рассказали о своих злоключениях.

Они уселись под лестницей и стали ждать, однако без всякого результата, как вдруг послышались два громких удара, словно в доме захлопнулись две двери. Пим одним махом взлетел наверх, а Пит сначала предупредил Пф-ра, который после долгой возни и шума наконец также прибыл наверх. Потом мы в одних чулках поднялись на этаж выше к семейству Пелсенов. Менеер, сильно простуженный, уже лежал в постели, так что мы все столпились у его ложа и шепотом стали рассказывать о наших догадках.

Стоило ему закашляться, как мефроу П. и я прямо умирали со страху, и это длилось до тех пор, пока кому-то не пришла в голову блестящая идея дать ему кодеин, и кашель тотчас же прекратился.

Мы все ждали и ждали, но больше ничего не услышали и решили, что воры, услыхав в доме, вообще-то пустом, чьи-то шаги, просто удрали.

Беда в том, что приемник внизу все еще был настроен на Англию и к тому же около него мы удобно расставили стулья. А если дверь взломана и кто-нибудь из противовоздушной обороны это заметит и заявит в полицию, то начнется такая свистопляска, которая может иметь самые неприятные последствия. Наконец менеер ван П. встал, надел брюки и пиджак, водрузил на голову шляпу и осторожно спустился за папой вниз, а сзади шел Петер, вооружившийся громадным молотком для острастки. Дамы (в том числе Марго и я) остались наверху и напряженно ждали, пока через пять минут не появились мужчины и не сказали, что в доме опять все спокойно.

Мы решили не открывать краны и не спускать воду в уборной, но так как встряска почти всем нам подействовала на желудок, то можно себе представить, какая вонь стояла в уборной, когда мы все по очереди там отметились.

Ну и, конечно, стоит хоть чему-то случиться, как несчастья так прямо и сыплются. Вот и сейчас: во-первых, перестали играть колокола на Вестерторен, а они всегда давали такое чувство покоя. К тому же менеер Воскёйл вчера вечером ушел раньше обычного, и мы точно не знали, смогла ли Беп достать ключ и не забыла ли она запереть дверь.

Шел еще вечер, а мы так и оставались в неведении, хотя всё же слегка успокоились: ведь с четверти девятого, когда вор к нам забрался, и до половины одиннадцатого все было тихо.

А хорошенько подумав, мы решили, что просто невероятно, чтобы вор стал ломиться в дверь ранним вечером, когда на улице еще могут быть люди. К тому же кому-то пришла в голову мысль, что, вполне возможно, это возился с чем-то кладовщик по соседству – в помещении фирмы «Кег», – ведь когда волнуешься, да еще стены тонкие, любой звук нетрудно принять за что угодно, тем более и воображение вовсю разыгрывается при таких-то обстоятельствах!

Мы легли, но сон ни к кому так и не шел. Отец, мать и менеер Пф. все время оставались настороже, а я почти без преувеличения могу сказать, что глаз не могла сомкнуть.

Наутро мужчины спустились вниз проверить, заперта ли дверь, но все было в порядке!

Случившееся, далеко не из приятных, мы, разумеется, в самых ярких красках описали всей нашей конторе – легко смеяться над такими вещами, когда все уже позади, и только Беп приняла наш рассказ всерьез.

N. B. На следующее утро оказалось, что уборная совсем засорилась, и отцу пришлось все рецепты блюд из клубники (наша теперешняя туалетная бумага) + несколько кило какашек длинной деревянной палкой выковыривать из унитаза. Палку потом сожгли.

Зубной врач

Среда, 8 дек. 1942 г.

Сегодня нам устроили самое лучшее представление из всех, которые я когда-либо видела. Мать гладила, а мефроу ван П. предстояло подвергнуться зубоврачебной процедуре. Пф. начал с важностью распаковывать свой саквояж (это в первый раз он собирался здесь им воспользоваться); ему пришлось взять одеколон для дезинфекции и вазелин вместо воска. Мефроу П. уселась на стул, и Пф. начал разглядывать ее рот; всякий раз, когда он постукивал по ее зубу, бедная женщина вздрагивала и издавала какие-то невнятные звуки. После длительного обследования (во всяком случае, для нее, потому что на самом деле все длилось не более двух минут) Пф. начал вычищать дырку. Но куда там! – об этом и думать было нечего. Она стала отбиваться руками и ногами, в какой-то момент Пф. выпустил из рук крючок… и тот так и остался торчать у нее в зубе. Вот теперь уж началось нечто просто невообразимое. Мефроу П. кидалась из стороны в сторону, вопила (что есть сил, да еще и с инструментом во рту), пыталась вытащить крючок и только все глубже всаживала его в зуб. Менеер Пф. стоял невозмутимо, руки в боки, и смотрел на весь этот цирк. Остальная публика так и покатывалась от хохота. Конечно, нехорошо: уж я-то орала бы гораздо сильнее. После бесчисленных дерганий, выкручиваний, стонов и воплей крючок наконец-то удалось вытащить, и менеер Пф., словно ничего не случилось, продолжал работу с невозмутимым спокойствием. Он все сделал так быстро, что мефроу П. просто не успела начать все сначала. Правда, у него было столько помощников, как никогда в жизни; два ассистента – не шутка: менеер П. и я потрудились на славу! Все это выглядело, как средневековая сценка с какими-то шарлатанами.

Но вот терпение пациентки подошло к концу – ей срочно потребовалось присмотреть за «ее» супом и за «ее» едой. Одно можно сказать наверняка: к зубному врачу мефроу П. теперь и близко не подойдет!

Последнее, конечно, не сбудется.

День колбас

Пятница, 10 дек. 1942 г.

Менеер ван П. раздобыл кучу мяса. Сегодня он хотел сделать колбаски для жаренья и гелдерскую колбасу, а завтра – свиную. Забавно было смотреть, как куски мяса проворачивались через мясорубку, дважды и трижды, потом в фарш добавляли всего, что только можно, и снова проворачивали через мясорубку, а затем с помощью широкой воронки наталкивали в кишки. Жареные колбаски с кислой капустой, карт, и луком съели прямо за обедом; гелдерскую колбасу привязали под потолком к палке, подвешенной на двух веревочках. Всякий, кто, входя, видит эту выставку колбас, начинает хохотать, это и впрямь препотешное зрелище.

Здесь был ужас какой разгром: менеер ван П., в фартуке своей жены, во всем своем дородстве (он казался еще толще, чем был на самом деле), возился с мясом; кровавые руки, голова и фартук в крови – живодер, да и только. Мефроу П. делала несколько дел сразу: ей нужно было учить нидерландский язык, варить обед, присматривать за всем, вздыхать и жаловаться – у нее (так она говорит) Сломано верхнее ребро. Такое случается, когда делают все эти идиотские упражнения, занимаясь гимнастикой.

У Пф. воспалился глаз, и он у печки делал себе примочки с настоем ромашки. Пим сидел на стуле в узкой полоске солнца и ерзал из стороны в сторону: у него болела спина и он сидел как-то вкривь и с сердитым лицом – вылитый страдалец из богадельни. Пит играл с кошкой: то приманивал ее кусочком мяса, то отбегал от нее. Мать, Марго и я занимались чисткой картош. Но то и дело отвлекались, чтобы поглядывать на ван П-на.

Блохи

Среда, 7 июля 1943 г.

У нас новая напасть – блохи у Муши. Мы раньше не знали, что кошачьи блохи переходят и на людей, но, увы, это так.

Вчера я подловила наверху одну из них у себя на ноге, десять минут спустя, внизу, еще одну, а вечером на постели Пф-ра снова одна прыгнула мне на ногу. Она проскочила у меня между пальцами: они ужасно проворные. Сегодня утром я стояла перед шкафом и одевалась, так эта дрянь опять по мне пробежала. Чтобы блохи и прыгали, и бегали – такого я в жизни не видела. Я ее ухватила и вроде бы раздавила, но эта мефроу тотчас же ускакала. Мне осталось только вздохнуть, снова раздеться и обследовать свое тело и свою одежду, пока я все-таки не отыскала блоху у себя в трусах. Секунда, и она была обезглавлена.

А помнишь?

Воспоминания о школьных днях в Еврейском лицее.

А помнишь? Какие прекрасные минуты, когда я могу вспоминать и рассказывать о школе, учителях, всяких приключениях и о мальчиках. Когда мы еще жили нормальной жизнью, как все было чудесно!

Этот один год в Лицее был для меня просто великолепным. Учителя, всё, что я там учила, шутки, взгляды, влюбленности и обожатели.

А помнишь?Когда я как-то в полдень из города пришла домой и в почтовом ящике лежал пакетик «d’un ami R.» [4]4
  От друга Р. (фр.).


[Закрыть]. Он мог быть только от Роба Коэна, ни от кого другого. В пакетике лежала брошка, не меньше чем за 2,5 гульдена, супермодерная. Отец Роба торговал всякими такими вещами. Я проносила ее два дня, а потом она поломалась.

А помнишь?Как Лис и я стали предательницами. Нам дали классную работу по французскому. Я знала все довольно неплохо, а Лис – нет. Она все списала у меня, а я еще смотрела, чтобы все было правильно (у нее). Она получила между 5 и 6, а я между 4 и 5, потому что с моей помощью она сделала все чуть-чуть лучше. Из-за отметок 5/6 и 4/5 для нас обеих вышел большущий 0 [5]5
  Отметки 5/6 и 4/5 означают соответственно «между пятью и шестью» и «между четырьмя и пятью» – низкие баллы в голландской системе школьных оценок.


[Закрыть]. Возмутительно! Мы попытались всё объяснить г-ну Премсела, и в конце концов Лис сказала: «Да, а весь класс держал книжки под партой!» Премсела пообещал не наказывать весь класс, если те, кто списывал, поднимут вверх палец. Примерно десять пальцев, конечно меньше половины, поднялись вверх. Через три урока нам неожиданно снова дали контрольную. А Лис и меня стали бойкотировать как предателей. Скоро я уже больше не могла этого переносить и написала длинную петицию всему классу IL _II [6]6
  Первый класс лицея, вторая группа.


[Закрыть], чтобы дело как-то уладить. Две недели спустя все было забыто.

Письмо это примерно следующее:

Ученикам класса IL _II.

Этим письмом Анна Франк и Лис Хослар приносят свои искренние извинения ученикам класса IL _IIза свое малодушное предательство на контрольной по французскому.

Все произошло так быстро, что мы даже не успели хорошенько подумать, и мы полностью признаём, что только мы обе должны быть наказаны. Нам кажется, что с каждым такое может случиться, когда в раздражении выпалишь какое-нибудь слово или фразу, совершенно не думая о неприятных последствиях. Мы надеемся, что класс IL _IIименно так воспримет случившееся и отплатит злом за добро [7]7
  Любопытная оговорка; известное выражение звучит ровно наоборот.


[Закрыть]. Тут уж ничего не поделаешь, и обе виновницы не в силах вернуть то, что сделано.

Мы не стали бы писать это письмо, если бы и вправду не жалели о том, что случилось. И мы просим тех, кто нас сейчас бойкотирует, покончить с этим, потому что наш поступок не настолько ужасен, чтобы навеки относиться к нам как к преступницам.

Если же кто-то все еще не может закрыть глаза на то, что мы сделали, пусть подойдет к нам и во всеуслышание выскажет свое мнение или же попросит нас о чем-нибудь таком, что в наших силах, и мы всё исполним.

Мы надеемся, что все ученики класса IL _IIзабудут эту историю.

Анна Франк и Лис Хослар.

А помнишь?Как С. N. сказала в трамвае Робу Коэну, а Занне Ледерманн услыхала и потом мне рассказала, что лицо у Анны гораздо красивее, чем у Й. Р., особенно когда она улыбается. А Роб ответил: «А почему, С., у тебя такие большие ноздри?»

А помнишь?Как Морис Костер явился к Пиму, чтобы попросить разрешения встречаться с его дочерью?

А помнишь?Как Роб Коэн и Анна Франк бойко переписывались, когда Роба положили в больницу?

А помнишь?Как Сэм Соломон все время ехал за мною на велосипеде и хотел дать мне руку?

А помнишь?Как А. В. поцеловал меня в щеку, когда я пообещала ему, что никому ничего не расскажу о нем и Е. Г.

Хочется думать, что наше беззаботное школьное время еще вернется когда-нибудь.