Текст книги "Держаться за звезды (СИ)"
Автор книги: Анна Есина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
– Могу попробовать, если согласишься сесть за руль. Но ничего не гарантирую, я, знаешь ли, не компьютерная программа с поисковой строкой, в которую можно ввести любой запрос. Тут нужен настрой, концентрация...
– Хорошо, я поняла, – перебила Яна утратившего боевой задор мужчину. – В любом случае, это не сработает. Я не умею водить.
– Не паникуй, всё будет хорошо, – решил поддержать её Саша.
– Это ты от лица кого говоришь? Провидца – прости за пафос – или?..
– Скорее "или", потому что мои способности в твою сторону работают абы как. Если интересно, могу поведать свою теорию на сей счёт, так сказать, для разряжения обстановки. – Яна неоднозначно мотнула головой, всматриваясь вдаль в поисках подозрительного автомобиля беглого мужа, несущегося с несусветной скоростью. Приблизительным ориентиром ей служили серебристые седаны с тонированными стёклами заднего вида – таким был автомобиль Лёни два года назад: опель "астра", если она правильно помнила название. А зная Шигильдеева, резонно предположить два варианта: либо он по-прежнему ездит на лошадке производства немецкого автопрома, либо приобрёл похожую. К изменениям сей субъект, окончательно разрушивший выданный ему ранее кредит доверия, относился резко отрицательно. Всё в его скучной рутинной жизни цвело избитыми полутонами привычки. Он вставал и ложился в одно время, обедал и ужинал по расписанию, ходил в одну и ту же парикмахерскую к знакомому мастеру, читал и помногу раз перечитывал одни и те же книги, подолгу не менял гардероб, привязываясь к вещам так, будто свитера, рубашки и брюки становились неотделимой частью его самого, близкими родственниками, с которыми стараешься держать связь, притом связь очень тесную, тесную настолько, что и подумать боишься о недельной разлуке. И вдруг перемены. Яна вспомнила вечер их последней встречи, его причёску, похудевшее лицо, посвежевший вид, новые сверкающие лживой позолотой звёздочки на погонах. Так ли хорошо она знает этого человека?
Саша о чём-то говорил. Она улавливала отдельные слова, но не вдумывалась в общий смысл, отдавая предпочтение размышлениям на тему Лёни и его поступков. Почему он так жесток к ней? За что мстит столь изощрённо? Отчего запрещает видеться с сыном? Она ведь не желала дурного, приехала поговорить, выстроить хлипкий мостик понимания между собой и его семьёй, хотела сообщить, что более не держит зла, что простила их и готова начать сначала. Ей виделась их дальнейшая жизнь в тёплом свете: она станет воспитывать сына, дозволит малышу встречаться с отцом, навещать бабушку, даже бывать у тёти, если последняя сама того пожелает. И ни единой претензии, она вычеркнет прошлое из дневника памяти, сожжёт все чёрные страницы...
Саша догнал иномарку цвета пожарной машины с жирным знаком "плюс" на багажнике. Какая это марка, задалась мысленным вопросом Яна. Кажется, шевроле. Сердце сжалось в груди, будто учуяв угрозу, исходящую неизвестно откуда. Их автомобиль перестроился на полосу для встречного движения, двигатель взревел, набирая обороты. Поравнялись с алым дорожным спутником. Что-то заставило девушку посмотреть на водителя, находящегося по ту сторону, за стеклом. Им оказалась светловолосая барышня с невыразительным лицом, черты которого словно затёрли ластиком. Яне был виден лишь профиль, но вот его обладательница повернулась, точно отвечая на направленный на себя взгляд, безразлично скользнула глазами по вырывающейся вперёд Сашиной машине и вернулась к созерцанию дороги. Это длилось секунду, а то и меньше. Однако для Яны всё прояснилось. Недостающие части паззла легли в отведённые им места, закрыв проплешины в картине. Новый облик – новая женщина – новая машина. Яркая жизнь. Яркие цвета. Кричаще алый шевроле.
– Остановись, пожалуйста, – попросила она, подивившись ясности и спокойствию собственного голоса. Опережая возможные вопросы, девушка добавила, – Всё в порядке, просто сбавь скорость и встань у обочины.
Для большей доходчивости он положила ладони ему на плечо, а после откинулась на сиденье и сосредоточилась на мысленных картинах. Серое полотно асфальта, петляющее вдоль белых простыней убранных полей. Заснеженные ели по бокам. Ей не нужны жертвы, поэтому прочие автомобили она вытолкнула из сознания, так или иначе заставив водителей сбавить скорость или же наоборот её набрать – единственным её требованием к ним было поскорее убраться с участка "икс". На шоссе остались двое: чёрное авто Саши и столь кстати замеченный Яной шевроле. Если смотреть на всё происходящее с высоты птичьего полёта, обе машины напоминали драгоценные камни, неловко навешанные на атласную ленту: изумительно искусной огранки оникс и глубокий в своём природном сиянии рубин. И с неба на них, нежданно-негаданно, посыпались глыбы сине-зелёного льда. Глыбы гигантских размеров, не имеющие даже отдалённой схожести с осадками. Не град и уж тем более не снег. Это были рубленые куски айсберга, каждый размером с корову. И падали они с огромной высоты. И грохот стоял такой, что вибрировали оконные стекла и дрожал пол в салоне автомобиля. Чудовищные вмятины проделывали они в асфальте, хаотично сваливаясь туда и сюда, ложась друг на друга, сооружая баррикаду, которую невозможно обойти или объехать. Она возникла за секунду, отрезав путь к городу. Точно такая же преграда появилась и за ними, захлопнув магический капкан. Яна и Саша, а вместе с ними и все, кто находился в салоне шевроле, очутились внутри этой ловушки, словно деликатесные рыбы, по глупости угодившие в рыбачью сеть.
Саша среагировал моментально. Начав торможение по просьбе своей странной пассажирки, он попросту вдавил педаль тормоза в пол, упёршись в неё обеими ногами, едва в сотне метров от их капота разорвалась на осколки первая льдина. Остальное сделала умная антиблокировочная система. Машину занесло, развернуло на девяносто градусов, протащило боком несколько метров, и всё закончилось лёгким испугом. Они остановились на безопасном расстоянии от нешуточной угрозы.
Девушка за рулём шевроле сноровкой и выдержкой явно не отличалась, да и откуда ей было знать, что на дорогах случается ТАКОЕ, тогда как Саша догадывался, что задумала знакомая ведьма. В итоге бедняжка потеряла управление автомобилем, запуталась в педалях, находясь на грани истерики, выпустила рулевое колесо из рук, бестолково схватилась за рычаг стояночного тормоза. Она явно спутала его со стоп-краном, какой встречается в поездах, и потому усиленно дёргала его вверх, надеясь на некое чудо. Мужчина и ребёнок, сидящие на заднем сиденье, не придавали большей уверенности её разрозненным действиям и вносили ещё больше сумятицы. Первый орал что-то не своим голосом, пытался протиснуться через проём между передними креслами и лично выровнять ситуацию, тянул руки к рулю, а, видя, что словами от девушки ничего добиться нельзя, дважды ударил несчастное потерянное создание по щекам. Двухгодовалый Данил, как и подобает несмышлёнышу, верещал на ультразвуке, яростно требуя внимания, успокоения и ласки, на которую потерявшие разум взрослые были неспособны.
Единственным человеком, сохранившим внешнее спокойствие, оказалась тучная женщина средних лет, чинно расположившая свою объёмную фигуру в кресле подле водителя. Она не визжала, не охала, не стенала. Потому что ждала чего-то подобного, знала, что именно этим всё закончится. И готовилась принять смерть с гордостью, словно дорогую подругу.
И вдруг впереди показалась она, эта гадкая девчонка, чудище в человеческом обличии, волк в овечьей шкуре. Размеренной поступью признанной победительницы она шла по дороге, полы расстёгнутого пуховика цвета грязных одуванчиков развевались на холодном ветру, будто крылья хищной птицы. На лице её играла торжествующая улыбка, она чувствовала себя уютно среди всего этого хаоса и разрушения, среди тонн сухого и ломкого льда, отрезавшего их путь к спасению. И в глазах её, этих двух огненно-зелёных лампах, которые просвечивают тебя насквозь, словно рентгеновские лучи, и видят всё, что сокрыто на душе, в них плескалась жажда отмщения. Что ж, настал её черёд быть законодателем правил. Старуха хмыкнула.
Траектория автомобиля, неумолимо несущегося в кювет, резко выровнялась. Стрелка спидометра упала до нулевой отметки. И Света, и торчащий в проёме кресел Лёня, и сама Римма Борисовна подались по инерции вперёд. Мотнулась и голова надсадно орущего и испуганного всем происходящим Дани, однако ремни безопасности детского сиденья уберегли кроху, он остался цел и невредим.
Света крепко приложилась грудью о руль. Лёня с воплем вывалился в переднюю часть салона. Раздался хруст, похожий на звук переломленного карандаша. Пластик или чьи-то кости? Можно лишь гадать. Римма Борисовна ударилась головой о торпеду и затихла, кажется, вовсе не дышала.
Яна подошла к стоящему поперёк дороги алому седану, спокойно открыла заднюю дверь, выпустив в промозглый декабрьский день всю мощь крика смертельно испуганного ребёнка. Не мешкая ни секунды, она магией перерезала ремни, надёжно удерживающие сына на месте, и подхватила кроху на руки, прижав к груди столь трепетно и нежно, что от этого объятия всё внутри неё воспарило к облакам, а из глаз потоком хлынули слёзы. Будто ощутив её эмоциональную нестабильность, мальчонка зашёлся в плаче, засучил ручками и ножками, стал вырываться.
– Тише, тише, мой хороший, мой родной, мой замечательный, – рыдая в голос, зашептала ему мама скорее мысленно, нежели вслух, однако этот светлый комочек жизненной энергии, услада для любого даже самого чёрствого сердца, кажется, её услышал; склонил голову в яркой синей шапочке Яне на плечо и принялся лихорадочно всхлипывать.
Девушка, между тем, со всех ног мчалась к брошенной машине и Саше, который по её просьбе остался ждать в салоне, дав ей прекрасную возможность разобраться во всём самой. С ритмичного шага она перешла на бег, затем ускорилась ещё и ещё и смогла успокоиться, лишь оказавшись внутри автомобиля, где пахло так здорово: защищенностью, сбывшимися надеждами, счастьем, которого она так долго ждала, о котором мечтала бессонными ночами, которым бредила во сне и наяву. Она верила в это всей душой, знала, что если справится сейчас, в будущем ей не придется ничего опасаться. Именно поэтому она передала сынишку Саше, а сама вернулась к шевроле оттенка крови. Сие сравнение пришло на ум неспроста. Ей предстояло сделать главный выбор в жизни – решить судьбы запертых внутри людей. Обездвиженных, в той или иной степени изнывающих от боли. Нет, не она им её причиняла, если мыслить глобально. Травмы были получены ими в аварии, и всё же, всё же...
Сбросив магические оковы с человека, которого когда-то звала любимым мужем, девушка навалилась руками на капот, оставив пальцы широко расставленными (так она лучше чувствовала свою силу и ловила малейшие колебания в воздухе, с аптекарской точностью вычленяя нотки опасности). И приготовилась ждать сколь угодно долго.
Лёня тут же вскинул голову. Лицо пряталось за белой маской бинтов, но глаза, выглядывающие сквозь прорези... О, нет, он не ослеп, о чём так переживала и чего так боялась его матушка. Он прекрасно видел, ясно и чётко, к тому же неплохо соображал, не смотря на пережитый шок. И то, что он видел, ему совершенно не нравилось. Её ликующая улыбка хозяйки миллиона судеб. Её лицо порочной дьяволицы. Её решительность и неумолимость. Всё это выводило из равновесия, в котором он привык пребывать в любых ситуациях. Злило. Чего хочет эта испорченная женщина?
Мужчина сумел выбраться из тесной западни кресел, не спуская глаз с бездействующей жёнушки, сел на заднее сиденье, заметил пропажу сына. Стиснул зубы в ярости. Нет, только не это... не его сын в лапах горгульи, которая намеревается передать ему эти губительные силы в скором времени. Он схватился за ручку дверцы, дёрнул, потерпел неудачу и навалился на окаянную плечом, после чего не слишком изящно вывалился наружу с нечленораздельным криком:
– Отдаймнеего!
Не ведая страха, Лёня накинулся на девушку с кулаками, защищая то единственное и самое ценное, что было у него в жизни – дитя. Но оказалось, что он молотит руками воздух. Невидимая сила, которой ему нечего было противопоставить, удерживала его на расстоянии от ненавистной брюнетки, и не существовало ни единого шанса, что хоть один его удар достигнет цели. Она была чудовищно сильна, даже сильнее, чем они могли себе представить. Его прабабушка – первая и, к счастью, последняя носительница редкого, если не сказать эксклюзивного дара, женщина, с которой начались все их проклятья и бедствия – скончалась бы от зависти, увидев трюкачества этой совсем юной девчонки. И такая смерть была бы куда более милосердной, нежели та, что постигла деревенскую колдунью в далёком прошлом.
– Слушай меня очень внимательно, Лёнечка, – продолжая плотоядно ухмыляться, обратилась к нему Яна. – С этой самой секунды ты раз и навсегда исчезаешь из моей жизни. Не звонишь, не пишешь, не ищешь встреч ни со мной, ни с моим сыном. Всё верно, дорогой мой, теперь – отныне и впредь – это ТОЛЬКО МОЙ ребёнок. Своё право называться его отцом ты утратил ровно в тот момент, когда позволил своей сбрендившей мамаше запереть меня в том доме. Когда я валялась перед тобой на коленях, зацеловывала руки и молила пустить меня к сыну, помнишь? Когда просила позволить вернуться. Я клялась, что буду лучшей женой, какую ты можешь пожелать, что ты никогда и ни о чём не пожалеешь. Но ты посмеялся надо мной и оставил в этом аду, там, где меня избивали, морили голодом, унижали, а в итоге заживо похоронили в лесной яме. Они закопали меня, понимаешь ты это или нет?! ЗАКОПАЛИ! И потому я сейчас жестока с вами. Не столь жестока, какой могла бы быть, и ты это знаешь, и, надеюсь, благодарен мне за великодушие. На досуге посмотри значение этого слова в словаре, думаю, всей твоей семье стоит выучить столь глубокомысленный термин.
Возвращаясь к условиям нашего перемирия. Вы все, я подчёркиваю, ВСЕ оставляете меня и Данечку в покое, не смеете даже смотреть в нашу сторону, дышать с нами одним воздухом и приближаться ближе одного километра. И только в этом случае я сохраню вам то, за что вы так усиленно цепляетесь – ваши никчёмные жизни. Я позволю вам убраться с этого места подобру-поздорову, целыми и почти невредимыми. Я вижу, Элла не с вами, так что будь добр, передай ей мои слова. Если увижу хоть кого-то поблизости – уничтожу. И сделаю это так, что ни одна полицейская ищейка не подкопается. Думаю, ты понимаешь, что я на это способна. Отныне да.
И последнее. Те бумаги, что ты швырнул мне в лицо пару недель назад, в вечер нашей последней встречи. Ты, Лёнечка, подпишешь их, оформишь нотариальный отказ от родительских прав или что ты там собирался проделать, чтобы лишить меня материнства. В среду – эту среду, которая будет через два дня, если быть конкретной, – я пришлю к тебе юриста, ему ты передашь всё необходимое. Грамотность заполнения он проверит при тебе. И если ты полагаешь, будто обведёшь меня вокруг пальца, настоятельно рекомендую одуматься сей же час. Коли понадобится, я сама приеду за документами, и, видит Бог, тебе крепко не поздоровится. Не забудь вложить в бумаги мой паспорт и всё то, что тебе не принадлежит.
Считаю, на этом всё. Мажешь садиться обратно в машину, переваривать всё услышанное и наслаждаться благами жизни, которую я тебе сегодня сохранила. От души советую принять верное решение.
И, кстати, я неопасна. Не для тех, кого люблю всем сердцем. Поэтому за сына не переживай. Это больше не твоя забота.
С этими словами Яна развернулась и проследовала к чёрной машине с тонированными стёклами, унося за собой всю магию.
Исчезли путы, сдерживающие мужчину и его спутниц. Растаяли глыбы льда. Исцелились вмятины на асфальте. Возобновилось движение по шоссе, вдохнув в кошмарный день ноту будничности. И всё снова стало как прежде. Проезжающие мимо замершего посреди дороги Шевроле водители ничего не заметили. Некоторые из них, притормаживая, спрашивали, не нужна ли помощь, другие сразу спешили на выручку с аптечками наперевес, третьи безучастно проезжали мимо, пялясь сквозь стёкла, выворачивая головы, высматривая кровь и трупы – любимое зрелище. Но никто не поднял вопроса о свалившихся с неба льдинах размером с быка, никто не поинтересовался, не почувствовали ли они недавно толчков, вроде тех, что бывают во время землетрясения. Никто не расспрашивал о полубезумной и босоногой девице в жёлтом пуховике, сеющей хаос посредством взгляда. Словно ничего не было. Ему всё привиделось. Вот только вместе с Яной, её шикарной машиной и обломками льда испарился и его сын. Бесследно. Безвозвратно. Сам виноват?
Эпилог
Прошло полгода
Цепляясь за материнскую руку, Даня скакал по ступеням вверх и вниз. Ему нравилось подниматься и опускаться, слышать, как звонко бьются деревянные подошвы сандалий о бетонные ступени, нравилась сырая прохлада подъезда и гулкое эхо, оживающее при каждом звуке.
Яна послушно следовала за сыном, получая от его незамысловатой забавы какое-то особое удовлетворение. И хотя двигаться совершенно не хотелось, липкая июньская жара к этому не располагала, она вслед за ребёнком бродила по лестничным пролётам, терзаемая ожиданием и в то же время испытывая восторг в предвкушении бурных эмоций. Они снова поднялись на пятый этаж, Данил по обыкновению попросил посадить его на чердачную лестницу, получил ожидаемый отказ и без слез и споров согласно попрыгал вниз, откуда как раз послышались шаги и мужские голоса.
– Документы в полном порядке. Договор купли-продажи можем оформить на месте. Хозяева передали мне ключи и бумаги наряду с доверенностью на право распоряжения их собственностью, поэтому в сделке я буду выступать от лица продавца. Никаких бюрократических проволочек не предвидится, – голос был незнаком, тогда как второй, звучащий мягко и мелодично, с преобладающими в нем нотками неспешности, рассудительности и комфорта (ну, конечно, комфорта, а как иначе она могла бы отозваться о тембре речи любимого мужчины?), задевал в душе нужные струны.
– Долгов на ней нет? – короткий вопрос, но для девушки он послужил призывом к действию. Нетерпеливо схватив сына на руки, она помчалась вниз, спеша оказаться нс к носу с тем, кого не видела всего пару часов, однако успела так истосковаться, что эта незначительная на сторонний взгляд печаль уже причиняла физический дискомфорт.
– Счета полностью оплачены, как окажемся внутри, покажу вам квитанции за коммунальные услуги, электроэнергию и телефон. Что касаемо ремонта: сделан косметический, как и подобает перед продажей. Ничего помпезного, простенькие обои, линолеум в кухне, кафель в ванной, парке в зале и ковровое покрытие в двух прочих комнатах – всё качественное, новое и не слишком дорогое. Сейчас сами всё увидите. О, это, я так понимаю, ваша супруга?
– Невеста, – поправил Слава, радушно раскрывая объятия для самой сладкой на свете парочки. Даня привычно увернулся от его поцелуя, зато с огромной охотой дал пять большому другу, которого иначе как Сава и не звал.
– Игорь, – представился приятного вида мужчина средних лет, облаченный в жаркий для столь солнечного дня деловой костюм.
– Яна, – в свою очередь назвалась девушка, и всей компанией отправились смотреть квартиру, которая претендовала на звание семейного гнёздышка Григоренко.
Им понравилось абсолютно всё: планировка, метраж комнат, просторная лоджия, окна с видом на парк, обилие света. Казалось, именно в этом месте они мечтали жить, и во грёзы сбываются. Привлекала и цена. Если сложить вместе Славины накопления и ту прибыль, что приносил Янин цветочный магазин всего за полгода своего существования, прибавить к имеющейся сумме полученные при разводе отступные (за Янину половину квартиры), получалось, что им не хватало совсем немного. Можно было взять кредит в банке или одолжить у знакомых. Очень кстати пришлось и то, что все свадебные расходы, в том числе и двухнедельный тур в Египет на троих, взвалили на себя родители в равной мере.
На сей раз Яне несказанно повезло со свекровью и свёкром, более душевных и милых людей, от которых так и веет теплотой и любовью, повстречать сложно. За столь короткий срок она успела по-настоящему полюбить чету Григоренко, столь же искренне, как любила их сына.
Яна и слава так увлеклись обсуждением возможности покупки квартиры (риелтор десять минут назад оставил их наедине, позволив обсудить все нюансы, и вышел на лоджию подышать воздухом), что не заметили, как из поля зрения ускользнул маленький Даня. Вдосталь размяв ножки и набродившись по закоулкам трехкомнатных апартаментов, мальчонка заскучал и не придумал лучшей игры, как поковырять пальчиками низко расположенный выключатель в кухне. Очень быстро он обнаружил, что под белой пластиковой коробочкой находится что-то интересное, тоненький пальчик с легкостью пролез в узкую щель между защитным блоком и стеной. Внутри нашлось что-то холодное и весьма занимательное. Кроха подошел ближе, пальчик провалился глубже, что-то щелкнуло, стало больно. На крик любознательного детёныша слетелись оба, правда, Слава был чуточку проворнее своей невесты. Он же и освободил пухленькую ручку из западни, поцеловал кончик пальца, который неприятно пощипывало, отёр горькие слёзы на розовых упругих щёчках и даже успокоил паникующую маму.
– Давай подуем, чтобы не болело, – предложил Слава, обнимая сорванца, и с усердием принялся дуть на палец. Малыш с удовольствием последовал его примеру, находя эту игру интересной, а после с нежностью, на которую способны лишь дети, прижался к мужскому плечи и отчетливо, громко и ясно сказал всего два слова:
– Папа Сава, – но какой оглушительный успех эта простая фраза имела у взрослых!
Своего родного отца мальчик никогда более не видел и не вспоминал.
КОНЕЦ
Октябрь 2014 – январь 2015
