Текст книги "«Неотложка» вселенского масштаба (СИ)"

Автор книги: Анна Агатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

От высокого двухэтажного дома с редкими освещенными окнами не было слышно ни звука – никто не спешил нам навстречу, никто не торопился принять помощь.

Сильная рука мага отодвинула меня в сторону, раздвинула скрещенные пики, и я, не мешкая, протиснулась в образовавшийся проход. Над головой зазвенела сталь, охранники разом заговорили на повышенных тонах. Чтобы было дальше – не знаю, но нам навстречу из малозаметной боковой двери выбежала служанка.

– Именем госпожи пропустите!.. – выдохнула она, захлёбываясь словами из-за быстрого бега. И металл пик мирно заскрежетал за нашими с Алессем спинами.

– Следуйте за мной! – едва-едва проговорила девушка и развернулась, чтобы бежать обратно.

– Там тоже стража? – я подхватила её под одну руку, а Алессей, будто чувствуя, что именно это сейчас нужно, – под другую.

Говорить она не могла и лишь кивнула. И мы приподняли её над полом, он – потому что был достаточно силён, а я – потому, что мне помогала туника. И так пошли. Быстро, почти побежали. Дорогу мне, как и всегда, подсказывала Всёля, а девушка только бормотала одну и ту же фразу: «Именем госпожи пропустите».

Уже взбегая по последнему лестничному пролёту, уловила ощущение узнавания. Мне знакомо это величественное здание, эти лестницы, это гербы на высоких тяжелых дверях, униформа охранников и ливреи редких в такое позднее время слуг.

К тому моменту, когда мы оказались у дверей покоев принцессы (а в тяжёлом состоянии была именно она), со слов переведшей наконец дыхание служанки мы знали, что девочка болеет давно, но сегодня ей стало хуже – синеет и задыхается. Дворцовый лекарь признал своё бессилие и сказал, что ребёнок обречен.

То же самое повторил он и нам, встретив у порога.

– Она должна умереть, – со скорбным видом прошептал лекарь, загораживая проход к колыбели и смиренно держа руки в замке перед своим тощим животом. – Таков замысел богов.

Сильная рука Алессея отодвинула его с моего пути без лишних разговоров.

– Про волю богов мне решать, – зло пробормотала я и склонилась над девочкой. Быстрый скан – отёк лёгких и, как следствие, отёк мозга, сильная интоксикация.

– Она нужна этому миру. Её дети многое изменят к лучшему. Она сама немало хорошего успеет сделать, если...

Инъектор появился в руке за мгновенье до того, как Всёля окончила фразу, во флаконе воплотились лекарства неотложной помощи. Инъекция. Внутривенная помпа быстро стала на голову малышки. И только первые порции лекарства попали в младенческий организм, как я повернулась к слабо вырывавшемуся из хватки мага лекарю.

В груди поднималась волна гнева – я поняла без дальнейших слов, что значит Всёлино «если» – если девочка выживет.

– Чем ты её лечил?!

– Попрошу быть почтительнее с отпрыском королевской крови! – вздёрнул невежда подбородок, отчего дряблая, морщинистая кожа, красная от сосудистого рисунка, некрасиво дернулась и заколыхалась.

– Быстро отвечай! – я не смогла сдержать рвущуюся наружу злость и ухватила его за горло. Нет, не придавила, хотя и очень хотелось. Просто схватила.

Только лекарь не понял и испугался моей хватки даже сильнее, чем руки Алессея, что продолжал удерживать его за локоть. Худое лицо с продольными морщинами покраснело, глаза выкатились, губы задёргались, и он завизжал, брызгая слюной:

– Чем лечат детскую горячку?! Обертываниями!

Знала я этот варварский способ, когда малыша заворачивали в холодную мокрую простыню – меня в детстве таким тоже «лечили». Это было жестоко, хоть и снимало жар.

Вот только была ли от этого польза? Перепад температур мог повредить ребёнку, особенно маленькому, вызвав шок. Да и не лечение это! Лишь способ борьбы с горячкой.

А состояние ребёнка, кроме картины тяжёлой пневмонии, было ещё и осложнено отравлением.

– Ещё?! Чем ещё ты её лечил? – я чуть сжала пальцы на дряблом горле.

Чтобы бороться с ядом, нужно противоядие. То, что быстрое сканирование показало мне в крови, не могло быть правдой. Ошибка? Надо разобраться. Причём быстро.

Лекарь молчал. Дрожал, глядел с ненавистью, но молчал.

Мои пальцы сжались ещё немного.

Старик затрясся всем телом, и его голос задрожал вместе с ним под моей ладонью.

– Мочевые ванны, – просипел он, приобретая нехорошую тёмную красноту.

– Что?! – и я, и Алессей выдохнули одновременно.

– Да, это всегда помогало в сложных случаях! – заверещал этот шарлатан на какой-то невероятно высокой ноте. – Но здесь не помогло! Значит, таков замысел богов: она должна умереть!

– Ах ты сучий потрох! – я сжала его горло и со всей силы ударила головой о стену. Туника усилила мои движения, и от встречи со стеной глупой головы лекаря получился громкий гул, как от пустого кувшина. – Ты вздумал убить маленькую принцессу?!

Я не понимала, что со мной происходит: злость, ненависть, отвращение, жажда убийства пылали во мне страшным костром, и эмоции выплеснулись резким ударом кулака в тощий живот негодяя, посмевшего называть себя лекарем.

– Я несдержанна. Совсем как Машэ, – мелькнуло в мыслях.

Мышцы ноги уже сократились, чтобы впечатать колено в лицо согнувшегося доктора, рука отпустила дряблое горло.

– Да нет, не Машэ. Как Игорь! Бить ногами – это так по-роомшандски...

Опять Игорь в моих мыслях? Я обернулась – что могло разбудит воспоминания о нём? Пробежала взглядом по пышному убранству комнаты. Это отвлекло и отрезвило меня – нога остановилась, так и не коснувшись лица лекаря.

– С тобой мы позже закончим, – выдохнула.

Сквозь шум крови в ушах до меня донеслось тихий плач. Я нашла источник звука. В кресле, рядом с колыбелью, сидела молодая женщина и отчаянно плакала.

– Королева – поняла я.

– Ваше величество! – я сдала придворный реверанс. – Позвольте.

Я снова раздвинула ладони, растягивая сияющую плоскость сканирования и провела ею через девочку.

– Плохо. Да, плохо. Но не безнадёжно. – Обернулась и осмотрела комнату. – Пусть откроют окна, дайте свежего воздуха.

– Но... она же простудится, – пробормотала королева сквозь слёзы.

– Не простудится. Ей не хватает воздуха, чистого и свежего.

Я оценила то, что увидела в скане. Да и так было заметно, что девочка почти не справляется – одышка нарастает. Пожалуй, просто открытых окон будет мало.

– Всёля, давай-ка кислородную шапку, – скомандовала я, и тут же в руке воплотился колпак с трубкой, которую я подсоединила к непрозрачному флакону, мигом ранее явившемуся у кровати.

Накрыла девочку колпаком, чуть подкрутила вентиль. Вот так, пусть в воздухе, которым дышит малышка, будет побольше кислорода.

Я долго стояла и считала дыхательные движения маленькой груди. Алессей открывал окна, закручивал шторы в тугие жгуты и ругался на пыль и никчемную роскошь места.

Вот и улучшение – одышка, кажется, становится меньше, девочке легче дышать.

– Что это? – королева всё ещё плакала, и с опаской смотрела на помпу, нагнетающую лекарство в организм дочери, на прозрачный колпак, накрывший её почти полностью.

Да, колпак ещё так сяк, а помпа со стороны смотрелась страшновато – флакон в металлическом зажиме, крепящийся на голове младенца. Но неужели молодой матери не было страшно, когда этот шарлатан – я глянула на скрюченного у стены, трясущегося лекаря – купал её дитя в моче?

Где он собирал такое количество? Все слуги, что ли, мочились в детскую купель?

Меня передёрнуло.

– Это такая штука, которая в кровоток принцессы заводит лекарство, ваше величество. Смотрите, ей уже лучше.

Синюшность медленно отступала с лица малышки. Вот розовыми островками проступила на щеках, вот – на лбу, сохраняясь только над верхней губой.

– Мы на верном пути, но победа ещё не достигнута. Лечить принцессу нужно долго.

Молодая мать закрыла глаза и безмолвно затряслась. Королевы тоже женщины, и тоже умеют плакать, когда единственное драгоценное дитя на грани смерти.

– Ваше величество, прикажите сделать уборку в комнате, – я оглянулась ещё раз. – Пусть вымоют полы, уберут всё, где есть пыль, перестелят постель.

– Немедленно! – подстегнул всех Алессей, а сам аккуратно, чтобы не поднять пыль, снимал балдахин над детской кроваткой.

– А малышка?.. – простонала королева.

– Нянька подержит на руках, – я сняла колпак, внимательно наблюдая не появятся ли признаки ухудшения.

Из тени вышла низенькая, круглая женщина, немолодая, но ладная – чистенькая и аккуратная. Она с готовностью взяла девочку, стараясь не сжать слишком сильно и не задеть помпу.

В соседнем помещении, видимо, в комнате няньки, великолепных и пыльных вещей было намного меньше, и дышалось здесь лучше.

– Она же ничего не кушает, – тихо проговорила женщина, не сводя взгляда с маленькой принцессы.

– Куда же ещё и есть, когда жизнь на волоске? Организму не до того, – ответила я на вопрос, который нянька не задала, но имела в виду. – Несколько часов, и ей станет легче. Можно будет покормить. Давайте её пока сюда.

Материализовала плотный матрасик, накрытый чистой тканью. И когда пожилая женщина переложила туда ребёнка, накрыла ладонями маленькие ребра и закрыла глаза – и ненаучные методы хороши, когда речь идёт о жизни младенца.

Дыши, девочка, дыши!

Я чувствовала, с каким трудом двигалась эта маленькая грудная клетка, почти полностью скрывшаяся под моими ладонями, и помогала как могла. Дыши! Живи! Будь здорова!

– Ей лучше! – тихо проговорила женщина, и я открыла глаза.

Да, состояние ребёнка улучшалось – дыхание уже не было надсадным, не втягивался живот. Личико было ещё бледным, а под глазами лежали темные, будто нарисованные, круги, но пугающей синевы уже не наблюдалось.

Я просканировала голову малышки. Здесь тоже улучшение – отёк мозга спадал.

Из детской послышался шум, низкие мужские голоса.

– Где моя дочь? – прогрохотало над моей головой, когда я сделала шаг в ту комнату, где делавшие уборку служанки замерли, низко склонившись к полу.

– Здесь, – сказала я и кивнула на приоткрытую дверь. – Ей лучше.

– Как ты посмела напасть на моего лекаря?!

Алессей стоял, беспомощно приподняв руки, с мечом у горла и косил на меня отчаянным взглядом. Его в кольцо взяли охранники, другое кольцо сомкнулось вокруг короля и плачущей на его груди королевы.

Ещё пять человек с оружием наготове окружали меня.

А я наконец поняла, почему всё здесь казалось мне таким знакомым и почему вдруг вспомнился Игорь – я была в своём родном мире. Молодую королеву я не помнила – не до того мне было, чтобы следить за жизнью в королевском дворце, когда сама в любовном угаре.

Его величество король – совсем другое дело. Это лицо, этот высокий рост, разворот плеч, гневный взгляд часто взирали на меня с портретов в разных домах столицы да и самого дворца тоже.

Да, я бывала в этом замке и даже была представлена однажды королю. Правда, в веренице таких же юных дебютанток, и вряд ли он меня запомнил. Но я-то его помнила хорошо.

– Ваше величество, – присела я в низком реверансе, игнорируя холодную сталь, нацеленную в мою грудь, – ваша дочь была при смерти, и между жизнью этого убогого обманщика и жизнью наследницы с великим будущим я, не раздумывая, выбрала её высочество.

Молчание было довольно долгим, и его прервала юная королева. Особенно молодой она казалась рядом со своим мужем, который был старше её не меньше чем на десять лет.

– Ваше величество, дочери и в самом деле лучше, – тихо проговорила она, и в голосе её слышалась надежда.

– Встань, – приказал король.

Не знаю, мне ли или ещё кому, но я поднялась и глянула ему в лицо. Где-то совсем рядом звякнуло, зашуршало – охрана опустила оружие, отступая от Алессея.

– Великое, говоришь, будущее?

Многое было в его вопросе. Выживет ли дочь? Будет ли что-то значить для королевства? Удержит ли власть? Выстоит ли само королевство?

– Я здесь по велению Мироздания, ваше величество, а оно посылает меня помочь только очень важным людям, без которых ему трудно.

– Значит, опасность миновала? – голос уже не отдавался эхом и не грохотал.

– Почти. Принцессе стало лучше. Но такие болезни не лечатся быстро. И состояние очень запущено. Её не лечили.

– Покажите мне наследницу! – раскатилось громом.

Нянька вошла в комнату, неся на вытянутых руках спящую малышку. Её дыхание всё было учащенным, но разница была заметна даже незнающему человеку.

– Это моё лечение наконец принесло плоды! – взвизгнул лекарь из-за спины короля.

Я медленно повернулась к нему, смотрела в упор и молчала.

– Что это на ней такое? – с отвращением покосился на помпу на головке дочери король. Мне даже показалось, что он слегка отодвинулся.

– Это лекарство, – пояснила я. – Оно поступает сразу в кровь и поэтому лечит быстрее. Видите – девочка успокоилась, лучше дышит, порозовела.

Король долго молчал, рассматривая маленькое личико, трогая крошечные кулачки и круглые розовеющие щёчки.

– Он неверно лечил мою дочь? – спросил, подняв на меня глаза.

Да, уж голосом природа его не обидела.

– Он её вовсе не лечил, он травил её, – сказала, твёрдо глядя на короля.

Рука сжалась в кулак – опять захотелось вцепиться в горло этого профана, снова в мыслях всплыл образ Игоря, его пылающий безумием взгляд, его несоизмеримая событиям жестокость. Наверное, отблески воспоминаний как-то отразились на моём лице, потому что поганый человечишко попятился.

– Ты сможешь вылечить её? – спросил король, в упор глядя нам меня.

– Да, ваше величество, – я поклонилась.

– Хорошо.

Он кивнул мне, осмотрел слуг, что всё так же стояли, согнувшись, кивнул королеве и вышел. Уже из коридора сделал знак охраннику, и тот прихватил лекаря с собой, крепко сжав руку на его плече.

Горделивая осанка, властность, повелительность. Одним словом – король.

Алессей смотрел на меня и молчал. Я пропустила спешащую служанку, сделала к нему два шага и сказала:

– Сейчас закончат уборку, можно будет устроить малышку. И думаю, может, мне стоит остаться до утра?

– Ольга, нет. Уходить вам нужно вместе. И не задерживайтесь.

Алессей, до этого момента задумчиво молчавший, вздёрнул брови – услышал Всёлю и взглядом спросил: «Что?».

– Она говорит, что не стоит оставаться.

Маг только кивнул, наблюдая, как последние служанки уносят лишнее из детской комнаты.

Заплаканная королева смотрела на нас по очереди, в глазах плескалась просьба.

– Всё с принцессой будет хорошо, – я улыбнулась ей, не решаясь подойти слишком близко, всё же королева. – Ей нужен свежий воздух, комнаты нужно проветривать. Вот лекарства, – я провела рукой над ночным столиком, воплощая флаконы и порошки в маленьких бумажных пакетах. – Стеклянные флаконы нужно будет вставлять вместо опустевших, а потом будете давать вот эти порошки, раз в день. И для блага малышки не подпускайте к ней шарлатанов.

Глаза королевы наполнились слезами.

– Но как понять, кто настоящий лекарь, а кто обманщик?!

Я бросила вопросительный взгляд на Алессея. И он, сдержав улыбку, ответил:

– Если лекарь перед осмотром пациента не моет руки, не стоит ему доверять, – глаза королевы расширились. – И, если после осмотра не моет, тоже не доверяйте.

Испуганный взгляд метнулся ко мне.

– Всё верно, – кивнула я.

– А вы? Вы же не мыли?..

Сообразительная. Наблюдательная. Это хорошо.

– А мне не нужно мыть, – и я пустила искру очистки по рукам, – я делаю вот так. А мой ассистент, – вспомнила я Всёлино слово, – ребёнка не трогал. А ещё, ваше величество, знаете такую присказку, что у семи нянек дитя без глазу?

Она замерла с широко открытыми глазами, даже дыхание задержала.

– Когда нянька одна, есть с кого спрашивать. Выберите самую чистоплотную и доверьте ребёнка только ей.

Королева заметно успокоилась.

– Хорошо. Благодарю вас.

Я присела в реверансе и почувствовала легкий толчок в бок. Скосила глаза. Алессей гримасничал, делая какие-то знаки. И когда королева отвернулась, я распрямилась и посмотрела на него с вопросом.

Он разыграл целую пантомиму, из которой я поняла только одно – я что-то сделала не так. Но что? Ладно, выясню позже.

– Ольга, заканчивай. Пора уходить.

– Да, хорошо.

Напоследок я хотела ещё раз просканировать младенца, чтобы убедиться – все идёт правильно. Девочка уже лежала в своей кроватке, избавленной от прекрасных, но совершенно лишних драпировок внутри и снаружи.

Растянула ладони, посмотрела состояние организма. Всё было хорошо – процессы выздоровления двигались в нужном направлении с нужной скоростью. Можно было вздохнуть спокойно.

– Ольга, поторопись.

От прикосновения к локтю обернулась. Алессей одними глазами спрашивал «что?» – он тоже услышал. Я кивнула на дверь, размышляя, в какие бы слова оформить своё пожелание уйти, – королева всё ещё была в комнате. Она сидела в большом кресле с устало лежащими на подлокотниках руками, с закрытыми глазами и выглядела измученной.

– Ваше величество, – обратился к ней Алессей, не задумавшись о том, что так говорить с отдыхающей королевой верх невежества, – позвольте откланяться.

Она открыла глаза, слабо улыбнулась, похлопала ресницами, а потом кивнула. Я опять присела в придворном реверансе, а Алессей просто кивнул и тут же направился к двери.

Уже спускаясь по лестнице, ведомые бегущей впереди служанкой, я тихо спросила:

– Алессей, что это такое было?

– Где? – он обернулся в одну, потом в другую сторону.

– Я про королеву! С венценосными особами первыми не заговаривают! Нельзя так. Это же всё-таки королева.

– Она королева, а ты богиня. Тебе можно.

– Какая я богиня? – кровь ударила в лицо. Мне всегда было неловко, когда меня так называли, а услышать это от Алессея и вовсе было... странно.

– Это мы с тобой знаем, что не богиня. Но они-то нет!

Остальной путь до бокового выхода дворца мы проделали молча.

Что думал Алессей, не знаю, а я, ступая по ступеням, коврам и паркету коридоров, размышляла о том, что он, скорее всего, прав – это я была в своём родном мире и знала придворный этикет (спасибо бабушке). Он – не знал. А королева не знала, что я знаю. И, вероятно, благодарность за спасение дочери была для неё больше желания соблюсти протокол.

Когда мы вышли, на улице уже занимался рассвет – часть неба посветлела и окрасилась розовым, просыпались птицы, несмело посвистывая в саду.

Я обернулась на ходу.

За спиной оставался королевский дворец – темная громада на фоне темного же неба.

Неожиданное движение привлекло моё внимание – из темноты выступила фигура.

– Лё-ля! – услышала я негромкое, но парализовавшее меня, превратившее в каменную глыбу, неподвижную и холодную, с куском застывшего льда вместо сердца.

ГЛАВА 18. Игорь

Он снова стоял передо мной – руки приподняты в жесте щедрости, чуть кривоватая, такая родная ухмылка, вздёрнутая бровь. Фигура слегка подсвечена магически – я и забыла, как он любил такие эффекты, и никогда не жалел на них магии.

Игорь. Игорнай Роом-Шанд, гений смычка и мой любимый мужчина. Когда-то любимый.

А сейчас?..

Сколько ночей, сколько бессонных ночей я рыдала в подушку, вспоминая его ласку и его жестокость, его губы, что умеют так сладко целовать, его руки так виртуозно играющие на скрипке и на моём теле, и так легко делавшие мне больно!

Сердце зашлось в бешеном беге, губы высохли и в горле комок острых колючек.

– Лёля, – он почти шептал, и звуки его голоса, этого проникновенного тона пробирались мелкими острыми колючками под кожу, сливаясь с тихим шелестом сада.

Дрянство!

– Лёля, ты так долго пропадала, – в тоне укор и нежность, – я соскучился.

Соскучился? Он?

Хотелось улыбнуться, но даже оскала не получилось – напряжение было во всем теле такое, будто я держала на плечах небо; закаменело всё, даже то, что каменеть не может – сердце, казалось, перестало биться.

Это страх. Леденящий душу ужас. Потому что в голове билась одна-единственная мысль – а что, если тело предаст, поддастся на его уговоры?

– Всёля! Забери меня отсюда! – мысленно запричитала я, боясь не сладить со своей страстью, со своими чувствами.

Но Всёля, моя лучшая подруга, мой самый умный товарищ и наставник, молчала. Сучок ты недоделанный, Игорь! Как ты этого добился?

– Иди ко мне, Лёля, – опять этот внятный шёпот, от которого у меня встали дыбом все до последнего волоска на теле. – Иди!

И этот небрежный и такой артистичный жест кистями, будто просит оваций или того... того самого, что так увлекало меня когда-то.

Дрянство!

Я сглотнула, и сухое горло отозвалось болью. Жаль, мало. Слишком мала эта незначительная боль, чтобы отрешиться от нахлынувших воспоминаний. А их был целый шквал: его голос, его руки, мои задыхающиеся всхлипы и крики – ему всегда нравилось, что я не сдерживаю чувств.

– Всёля! Помощь!

Но вместо помощи – снова мысли и воспоминания: улыбка, хлыст в руке, удар, боль, крик. Не хочу! Не хочу больше! Нет.

– Ты пришла ко мне сама. Я не просил, ты вспомни. Ещё вспомни, как нам было хорошо вместе.

Да, он не просил убегать из дому, брить висок или оставаться верной ему, несмотря ни на что. Но ни разу, ни единого разу, не отказался. И ни разу не сказал слова ласки или любви. Как я ни спрашивала, как ни просила.

– Мы не можем быть вместе, – хрипло каркнула я.

– Да, у меня обязательства, – чуть поджал губы, будто в сожалении. И снова эта улыбка, чуть кривая, но такая родная и восхитительная.

Я чуть дернула уголком губ, гася ответную улыбку. Только в тот раз это была не радость – мне хотелось не обнять и поцеловать единственного в мире любимого мужчину, нет. Он манипулировал мною, моими чувствами. Моей любовью. И мне хотелось влепить ему с ноги по этой улыбке.

Но кто я против него?..

Дыхание выровнялось, но, чтобы говорить дальше, губы пришлось облизнуть, и Игорь отреагировал на это движение – темная бровь взлетела, а улыбка стала чуть шире.

– Как поживает твоя жена? – спросила и откашлялась.

Вот теперь всё так, как и должно быть – улыбка не улыбка, а хищный оскал.

– Нормально, – прошептал он и успокоился, спрятал зубы.

– У тебя сын или дочь? – продолжила я, уже легко сглатывая комок в горле, комок сожалений, неоправдавшихся ожиданий и боли.

– Сын, – он опять кривовато улыбался, гордо вздёрнул подбородок. Руки сложил на груди.

– Как потенциал? Больше, чем у тебя?

Он пошевелил губами так, будто собирался плюнуть.

– Нормальный потенциал, – процедил сквозь зубы и от улыбки почти ничего не осталось. Опять разозлился? Неужели думал, что после всего я буду преданно его ждать?

Я усмехнулась. Спасибо тебе, Всёля. Всё же ты действительно заботишься о детях своих. Не то чтобы я хотел мести, но... Вселенская справедливость как-то... радует, что ли?

– Это хорошо, – я не скрыла своей радости, хоть и постаралась, чтобы она не раздражала Игоря. – Зачем пришёл?

Действительно, зачем? Жена есть, сын тоже. С потенциалом каким никаким. Если верить, конечно.

И опять кисти в приветственном жесте перед собой, и опять проникновенный шёпот, и опять кривоватая улыбка.

– Лё-ля, – раздельно, тихо, проникновенно. Так, как он знал, заставляло мои ноги слабеть. – Я же сказал: соскучился.

– А я?

Мне не нравилось, что Игорь приближался. Медленно, почти не переступая, больше будто топчась на месте, но всё же двигался ко мне. А за спиной я не чувствовала того, к чему за последнее время привыкла – Алессея.

Обидно. Мне трудно сейчас, а ни его, ни Всёли рядом нет. Обидно, но тоже справедливо – это же мои проблемы, и решать их надо мне. Всёля давно мне говорила, что пора бы разобраться, а всё тянула. Дотянула...

– Ты тоже, – ответил Игорь, криво ухмыляясь. А ещё – взгляд, тот самый, что всегда безошибочно действовал на меня, взгляд исподлобья. Это тайное оружие Игоря, и узнал он об этом случайно.

На том самом балу, когда я последний раз виделась с родителями и призналась, что никогда не вернусь к ним. Он тогда утащил меня к женским уборным, и зажал в какой-то полутёмной нише, закрыл от случайных глаз спиной.

– Лё-о-оль, – протянул с вот этой же полуулыбкой, и бровь вздёрнул.

Я знала, что означает эта пантомима, да и стоял он довольно близко, чтобы почувствовать его вполне однозначный намёк.

– Игорь, – прошептала я, делая большие глаза, – ты с ума сошёл? Здесь же люди.

– Где ты видишь людей? – спросил он тихо, всё так же прижимаясь ко мне… тазом, и наклонил голову, отчего его взгляд встал таким, как сейчас.

Тогда у меня сорвало крышу, и холодная стена, по которой елозила моя спина и стукался затылок, и возможные свидетели того, что произошло дальше, совсем не волновали. И испорченное платье, на котором появились не подобающие случаю замятины и пятна, не огорчило, и то, что пришлось сбегать с бала, чтобы это скрыть. И следы от его сильных пальцев тоже не смущали – синяки, что так долго сходили из-за его отказа подлечить их магией. «Мою девочку заводят опасные взгляды? – насмешничал он, а я прятала глаза и закусывала от смущения губу. – Пусть покрасуются. Будут напоминанием и тебе, и мне».

Но только... та я была другой. Много чего случилось между нами и не между – тоже очень много. И да, я уже была не та.

Игорь снова сделал ко мне движение, даже не шаг, полшага.

– Стоять! – жестко скомандовала я.

И он остановился.

Удивился.

– Подожди, – сказала я мягче и улыбнулась.

Всё же это мой Игорь, мой, такой любимый, такой родной мужчина, ради которого я наплевала на мнение света и порвала с семьёй, обрекая себя на подлое существование, мужчина, который сводил меня с ума один взглядом, мужчина, которому, как я считала, я была нужна как воздух.

– Столько лет ты жил без меня. Я не была нужна тебе, – сказала я примирительно.

Он, напрягшийся было, снова расслабился, и опять переступил с ноги на ногу, снова приблизился ко мне, чуть-чуть, всего на полстопы.

– Но я-то тебе нужен, – и бровь взлетела вопросительно.

Ага. Значит, это он мне нужен? Интересно.

– Для чего?

– Вспомни, как мы сбегали ото всех в кабачок?.. – его улыбка стала чуть более настоящая, та, за которой был виден музыкант, что нежно любил свою скрипку, что кланялся с широкой искренней улыбкой полупьяной публике, сам полупьяный от музыкального экстаза, принимал овации и одобрительные крики.

Да, я помнила.

И слёзы, что катились из глаз от его игры, я тоже помнила.

И что отбивала ладони, аплодируя вместе со всеми.

И что уединялись мы в номере наверху и любили друг друга до одурения – тоже помню.

– А помнишь, какое вино мы пили с тобой «У дядюшки Гоби»?

Я помнила.

И что пьяная наша любовь была очень громкой, и что здесь же, в той же комнате, происходила другая пьяная любовь – дружки Игоря со случайными девками творили невесть что, а я закрывала глаза и стонала громче, чтобы не слышать, того, что делалось вокруг. И всё почему? «Лё-о-оля! – искушающий шёпот. – Надо всё в жизни попробовать. М?» А кто-то на улице кричал под окнами и бросал в наше стекло камни...

– А наши охоты?

Да, охоты я тоже помнила. И кровавую резню, которой они обычно заканчивались, и красные огоньки сумасшествия, что мелькали у Игоря в глазах, когда уже после он наваливался на меня, хорошо, если спереди, и что потом мне приходилось пить настойки, которые как-то тишком давал мне лекарь князя Роом-Шанда, зная натуру одного из своих пациентов.

– А помнишь, как ты утешала меня? Как спасала? Ну? Ты помнишь? – и снова этот взгляд, от которого я схожу с ума.

Должна была сходить.

Сходила.

Сходила раньше, но не сейчас.

И да, я всё помнила.

И то, как насильно напоил меня абортирующей настойкой, а потом болтал, отвлекая. И как я верила, верила, что всё будет хорошо, что чуть он меня отпустит, смогу своей малой магией противостоять этой настойке, нейтрализую её, сберегу дитя, убегу, спрячусь, как-нибудь проживу ради малыша со светлыми кудряшками.

Но...

Всплыло воспоминание о последнем поцелуе, когда волны страсти отхлынули, а дыхание стало успокаиваться. О таком сладком, таком тягучем, как малиновое варенье, поцелуе, который закончился внезапной болью, скрутившей внутренности. Это кулак Игоря впечатался в мой живот, убивая последнюю надежду, сминая все планы и уничтожая моё будущее.

Уничтожая того Игоря, которого я любила.

– Стоять! Ни шагу больше!

Он глянул с прищуром. Не поверил?

– Туника! – гаркнула я.

И белые пластины мелькнули и сомкнулись на плечах, делая меня неуязвимой.

– Всё правильно, девочка, всё правильно, Лёля!

– Где ты была, Всёля?! Я тебя звала!

– Ты должна была выбрать сама...

– Дура ты, хоть и Вселенная, – подумала я и тяжело вздохнула.

Игорь перестал улыбаться, и знакомый красноватый огонёк бешенства загорелся в его глазах, а рука... правая рука стала подниматься.

– Всёля, не подведи! Он маг такой мощи, какую редко встретишь.

– Ольга, вниз!

От неожиданности, от властности, прозвучавшей в этом окрике, от удивления, когда я узнала, кому он принадлежит, я упала ничком и только хлопала глазами, пытаясь сообразить, не показалось ли мне.

Нет, не показалось.

А дальше…

Дальше было страшное: сцепились два смерча, две огненных стихии, выжигая и взрывая всё вокруг, коверкая королевский сад и разбрасывая ошмётки деревьев, комья земли и клочья огня. Мгновения затишья сменялись новыми взрывами, а я только прижимала голову к груди и рефлекторно закрывала её руками.

И плакала.

Я знала, что сила Игоря огромна и, даже если Алессей выживет в этом бою, то погибнет от ран, нанесённых «наследством» его учителя. Так или иначе, но он всё равно погибнет.

И я плакала, прощаясь.

Наступившая вдруг тишина оглушила.

Почему так тихо? Может, у меня отказал слух? Это же центр столицы, королевский дворец. Где стража? Где палачи?!

– Ольга, можешь встать, – ко мне наклонился… Алессей и… Подал руку!

Здоровую, крепкую руку в темной перчатке. Знакомую большую ладонь, такую надёжную, я знала это, такую родную.

Легко опираясь на неё, я поднялась, боясь смотреть туда, где лежал труп Игоря.

– Его нельзя было убивать, – проговорила тихо, сдерживая прыгающие от слёз губы. – Он важный человек... Наследник.

– Ольга, этот человек важен лишь в глазах своего окружения. Ни он, ни его предки, ни потомки не украсят этот мир, – тихо прошептала Вселенная.

А потом показала. Всех тех, кого Игорь, его отец и дед мучили, избивали удовольствия ради, некоторых и убивали. Как прятали концы, чтобы не нести ответа, а иногда и не прятали, хвастая очередным чудовищным «трофеем». Я смотрела быстро сменяющие друг друга картинки и пораженно молчала.

– И это только прошлое. Возможно, то, что ты потеряла вовсе и не потеря? Может, всё сложилось к лучшему?

– Да, Всёленька…

От мысли о том, что мой малыш мог бы вырасти таким же чудовищем, больно сжалась в груди. И я отбросила эти мысли – всё в прошлом, а прошлого его не существует. И я не буду ни о чём жалеть. Хорошо так, как сейчас.

Алессей в слабом неверном рассветном зареве казался неожиданно огромным, таким высоким, что приходилось задирать голову. Он улыбнулся, и в неярком свете я увидела того самого мужчину, что спорил со мной о том, какие занятия – мужские, а какие женские, что выгибался и корчился от боли заживающих ран, что помогал мне делать операции и перевязки, того, что придумал, как помочь Шахруху.