Текст книги "Единственная для принца. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Анна Агатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

    Рефлекторно двинулась на голос – быстро сориентировалась, что искала нужную мне стену не там. Мне было страшно, что Джавад сейчас зайдёт и увидит и меня, и Зиада, и всё поймёт. Нестерпимый жар облил меня с ног до головы, а сердце забилось рваными толчками.

    Да, мне было стыдно. Стыдно и неловко. А ещё я терзалась вопросом: почему не он? Как так случилось, что я поддалась Зиаду?

    И уже рисуя маленькую дверцу на стене у самого пола и приговаривая шепотом считалочку «Дверь, открой-ка путь в стене, это очень нужно мне!», я задала себе другой вопрос: почему мне так стыдно?

    Нужно было думать и волноваться о другом: я ещё никогда не ходила детской магией из комнаты. Всегда – только из коридоров, и поэтому куда сейчас попаду, было не известно, более того – вполне возможно, что и опасно. А если учесть, что одета я была лишь условно – одежда в руках никак не считается надетой, то волноваться всё же стоило, и сильно.

    Но этот вопрос, как ни странно, меня волновал как раз меньше всего. Сейчас меня терзали, рвали на части и грызли вина, досада, стыд, сожаление и… что-то ещё, чему я не знала названия. Вопрос как быстро одеться, чтобы никто не заметил меня в таком, мягко говоря, нетипичном для адептки виде – голой, вылезающей из стены, прижимающей к груди ворох мятой одежды, был второстепенным, хоть и важным.

    Но, видимо, немилосердные боги сегодня отдыхали. Или, что более вероятно, отвлеклись на что-то более интересно, чем одна глупая адептка, а, скорее всего, просто отвернулись, пытаясь сдержать смех. Потому что я вывалилась возле душевых своего этажа за считанные мгновенья до того, как к этому месту подошли спешащие на помывку адептки. Этих кратких мгновений мне вполне хватило, чтобы проскочить в предбанник, пристроить на крючках мятую одежду и сделать вид, что я тут уже давно раздеваюсь и вот как раз иду мыться.

    Ну что ж, господину Хараевскому можно сказать спасибо – реакция у меня улучшилась. К тому моменту, как щебечущая стайка девиц зашла в предбанник, я уже повернулась, чтобы идти к кабинкам, и приветственно махнула рукой. А затем спокойно и даже расслаблено, хоть это было непросто, направилась в самую дальнюю. Мне хотелось уединения, а ещё там вряд ли кто-то заметит, если я буду плакать. А мне очень и очень хотелось прореветься, хотелось выплеснуть ту горькую смесь эмоций, что жгла мне горло и сдавливала грудь, хотя бы с водой поделиться этим и облегчить свою боль.

    Как же мне хотелось, чтобы всё то, что произошло, произошло по-другому! Я открутила пробку, и на меня тоненькой струйкой потекла теплая вода. И я подставила ей лицо и стала спрашивать не знаю у кого – у себя ли, у воды, как же меня угораздило пойти и лечь с Зиадом? «Он красивее брата», – будто шептала мне вода. Я подставляла под теплую струйку затылок и вспоминала, как мне было легко и смешно, как удивительно по-новому я себя ощущала после лечения.

    Да я была будто пьяная!

    «Излишек магического вливания», – тихо, на грани слышимости прошуршала вода. А ведь и в самом деле…

    Я черпнула полужидкого мыла из своего горшочка, который скаредная и подозрительная комендантша выдавала мне с таким видом, будто отрывала от сердца величайшую ценность. Слёзы всё равно накипали на глазах, и мне хотелось укутаться во что-то теплое и мягкое, что меня согреет и успокоит. Жаль, что запах у казенного мыла такой неприятный – какой-то кислый и липкий, мне бы сейчас хвойного чего-то…

    Да, такое лечение может иногда быть с переизбытком магии. Но я не помню, чтобы у меня такое было когда-то раньше. Я глотала горькие слёзы разочарования и продолжала размышлять.

Не такого я ждала, не такого хотела!

    Хотела, чтобы было душевно, ласково, нежно, чтобы по любви. Хотя тут я неправа. Мне было очень хорошо с Зиадом. Я вспомнила, каким он был нежным, как целовал, какие говорил слова.

    Я уперлась в стену кабинки головой. Ну что же за противный запах у мыла! Хочу запах смолистой, разогретой на летнем солнце ели! Он мне так нужен сейчас, просто необходим, чтобы успокоиться. Я прямо почувствовала его, и будто стало легче, будто меня всё же укутало то теплое и мягкое, чего так просила душа.

    Я вспенивала пахнущее наконец нормально мыло в волосах, на руках, на груди, животе, спине и вспомнила, как меня гладил и целовал Зиад. И почему-то слёзы только сильнее катились из глаз. Почему я чувствую вину? Я пошла с ним, а не с его братом, как хотела. Всё, этого уже не изменить.

    Но я и не обещала Джаваду ничего. Он, наверное, даже не догадывался, что мне нравится. «Зиад красивее», – шептала, лопая маленькие, пузырьки пена.

    Хвойный запах расслаблял и убаюкивал. Да, Зиад красивее. Привлекательнее. Он больше мне нравился – надо быть честной хотя бы с самой собой.

    Но я боюсь таких мужчин. Именно потому и боюсь, что они слишком привлекательны. И привлекательны не только для меня одной. Не хочется быть одной из многих его женщин…

    Горечь снова скривила моё лицо в болезненной гримасе. Ещё, ещё хвойного запаха, пены – больше, воды – горячее!

    Наверное, именно поэтому так плохо – я не Джаваду изменила, я изменила себе, той себе, рассудочной и холодной, благодаря которой выживала в последние годы. Опьянение излишком магии смело все барьеры, все доводы разума, оставило… Что? Что оставило? Мою суть – мне нравится не сдержанный, умный и надёжный Джавад, которого я выбрала разумом, мне на самом деле нравился красивый и хищный Зиад.

    Вот она глубина той горькой ямы, в которой прячется вся правда обо мне.

    И этот человек, которому я отдалась, знает мою тайну.

    Ещё не всю, конечно. Но много ли ему потребуется времени, чтобы узнать всё до конца? И не захочет ли он выдать меня бенестарийскому принцу или вовсе моему отцу?

    Я пыталась вымыть пену из волос. И обычно такое не пенное мыло, сегодня сопротивлялось и сопротивлялось, и всё никак не вымывалось.

    Я напрасно изменила себе: моя холодная маска помогла мне выжить тогда, поможет и сейчас.

    Я закрутила пробку на горячей воде, и резко на всю открыла холодную. Ледяной поток окатил меня с головы до ног, и я отскочила от обжигающего холода. Стерев с лица воду, я не глядя потянулась за полотенцем – длинной узкой холстиной, которой тут принято было вытираться. Она быстро промокала, и спасало положение только то, что она была слишком длинной, и всегда можно было найти сухой кусочек, даже когда основная часть уходила на оборачивание головы.

    Уже когда я шла по проходу мимо кабинок в сторону предбанника, одна из адепток окликнула меня:

    – Рада, дай мыла своего. Так пахло, пока ты мылась! Тоже хочу такого!

    Только теперь я осознала, что, когда я заходила в душ, мыла у меня с собой не было. Я же голая ввалилась в душевую. И полотенца тоже не было.

    Я потрогала длинный край холстины, лежавший у меня на плече. Приподняла его и поднесла к глазам – вот оно, полотенце. Я глянула на девушку и закусила губу. Она продолжала вопросительно смотреть на меня.

    – Знаешь, не осталось ничего, всё сегодня израсходовала, – протянула я, соображая, что же такое сейчас произошло.

ГЛАВА 8. Принц и Академия

    «Мой дорогой и единственный! Мой суженый!

    Скучаю! Скучаю без вас, скучаю от одиночества, очень сильно скучаю!

    И это несмотря на то, что Варген, названный при рождении Фойга, уделяет мне много времени, пребывая рядом со мной почти неотлучно. Он очень обходителен и любезен. Почти всё своё свободное время наследник тратит со мной.

    Это настолько лестно, что даже стыдно признаться в этом, мой драгоценный реджи! Не знаю, насколько это прилично для местного общества – такое частое общение с мужчиной, тем более с наследником. Ведь я так и не смогла найти женщину, достаточно благородную, чтобы пообщаться с ней и получше узнать об обычаях местного высшего света. Поэтому остаётся только надеяться, что ничего не нарушаю.

    Наследник сопровождает меня на верховых прогулках, когда позволяет погода. А позволяет она, увы, нечасто.

    О мой реджи! Насколько же здесь холоднее, чем в нашей благословенной Плодородной богиней стране!

    Но хотя бы так я могу осуществить свою мечту, и посмотреть, пусть издали, на жизнь Оландезии. Вижу не много, большей частью архитектуру. Она очень отличается от нашей – здесь нет строений выше двух этажей. Да и эти так редки, что их можно пересчитать по пальцам обеих рук. И находятся в основном вокруг королевского дворца.

    Они очень похожи на какие-то присутственные места, но я не уверена – табличек с названиями, как у нас, на них не имеется, а знаки, которые иногда встречаются вдоль дорог, с надписями, я, к сожалению, разобрать не могу, поскольку не умею читать на оландезском наречии.

    Людей же на улицах так мало, что иногда кажется, что город вымер. Но, как объяснил мне наследник, местная стража готовит нам путь перед прогулкой, чтобы недостойные не могли нам помешать. Это с одной стороны, конечно, льстит, ведь это великая честь, а с другой – не даёт мне узнать что-то интересное о жизни местных жителей.

    И здесь я, наверное, неправа. Когда мы общаемся с наследником, я не успеваю ни о чем думать – столько знаков внимания на меня сыплется. Мне даже некогда расспросить его о его стране.

    Варген, названный при рождении Фойга, проявляет огромный интерес к нашей стране, расспрашивает меня о ней, да с таким рвением, что у меня порой даже ответов нет на его вопросы.

    И именно в такие моменты, мой драгоценный реджи, я вспоминаю ваши мягкие сетования и упрёки мне в том, что я мало и неприлежно училась. Мне стыдно, мой реджи. Вы были абсолютно правы! И обещаю – когда я вернусь, обязательно займусь восполнением пробелов с моём образовании. Нельзя, я только сейчас поняла это, вашей жене быть такой необразованной.

    Многие вечера наследник оландезийской короны проводит со мной. Я рада, что у меня довольно большая гостиная в покоях, в которой могут свободно поместиться и несколько стражников и старая служанка, которая неотлучно находится при мне, и даже спит прямо у двери мой спальни. Она не разговаривает со мной, но я довольна и этим молчаливым соседством, и благодарна заботливым и гостеприимным хозяевам этого замка, поскольку мне было бы очень страшно и совсем одиноко, если бы рядом не было хотя бы этого молчаливого человека. Ночью я хорошо слышу через дверь, что служанка спит совсем рядом, и этот громкий звук подбадривает меня – я не одна.

    Но иногда даже присутствие этой старой женщины не может отогнать непонятно отчего возникающее у меня в душе опасение. Особенно остро оно проявляется, когда мы с Варгеном, названным при рождении Фойга, общаемся в моей гостиной. То ли ветер сильно завывает к каминной трубе, то ли густые вечерние сумерки за окном так влияют на меня, не знаю. Но чувствую себя так, словно рядом притаился хищный зверь – что-то внутри тревожно дрожит и иногда кажется, что и плачет.

    Я очень тревожусь, мой реджи, но вы не думайте об этом! Это просто мои девичьи страхи. И опять я вынуждена сообщить, что сожалею, что мало училась. Думаю, будь я не такой невежественной, причин для моих непонятных страхов было бы меньше.

    От скуки и чтобы отвлечься, я совсем опустилась. Признаюсь в этом только Вам, мой единственный и драгоценный, и надеюсь, что вы никому не сообщите об этом: я недавно случайно услышала песню какой-то служанки. Она чистила камин в моей гостиной, пока я занималась в спальне туалетом. Женщина работала и тихонько напевала.

    Я уже немного понимаю оландезийское наречие, особенно, если оно без каких-то особенных слов, которые так характерны для жителей отдаленных окраин державы. Вот этих слов я не понимаю ни единого! Вообще. А они довольно часто могут мелькать в речи людей, особенно неблагородного происхождения. Хорошо, что я редко прислушиваюсь к словам черни. Но вот эта женщина пела как раз без непонятных слов, и я услышала очень-очень печальную историю, от которой прямо расстроилась.

    В песне пелось о девице-чужестранке, которая служила богатому господину, и что они полюбили друг друга, и что у них родился ребёнок. Только мужчина этот был женат, и быстро разлюбил чужестранку, которая продолжала ему служить и скрывала своего ребенка. И что однажды, выполняя службу и спасая своего любимого господина, погибла.

    Ах, мой реджи! Как же я плакала! Вы знаете, что моё лицо опухает от слёз, и мне в этот день даже пришлось отказать во встрече наследнику, Варгену, названному при рождении Фойга. Боюсь, что вызвала его глубокое недовольство. Но вы сами понимаете, что не могла я показаться на глаза мужчине в неподобающем виде. Я очень надеюсь, что мои добрые хозяева, что так гостеприимно встречают меня, перестанут сердиться на меня, такую глупую девушку.

    Ну что же я так много пишу о себе? Как идет Ваша жизнь, мой единственный? Как продвигается расследование? Как проходит жизнь во дворце? Много ли балов я уже пропустила? Хотя я непозволительно забывчива – какие же балы? Семья в трауре!

    Как ваш брат справляется со своим горем? Надеюсь, их величества сильны здоровьем. Давно ли вы видели мою матушку? Как поживает она? Передавайте ей поклон, как увидитесь. Я, как вы знаете, не имею возможности писать ей и получать письма от неё – наши гостеприимные соседи, к сожалению, не могут пересылать так много почты. Это вызывает глубокое сожаление, но ничего здесь не поделать.

    Кланяюсь, с пожеланиями весны и плодородия, остаюсь ваша нареченная

    Перла Инвиато.

    Вспоминая письмо Перлы, Дамиан кривился – как же, не имеют они возможности пересылать почту! Отправили курьером до границы, там передали к порталу – вот и все затраты. Это всё тот необъяснимый страх Оландезии перед миром, их странное желание закрыться.

    Реджи очень надеялся, что Перла – истинная дочь своего отца, и пока самого посла, судя по всему, задерживают на границе при получении и отправке почты, не теряется одна во королевском дворце Оландезии и действует по плану.

    Вообще задержки были очень в характере оландезцев. Они могли создать очередь или придумать повод для волокиты буквально из ничего. И государственные чины Бенестарии иногда на совещаниях в королевском дворце восхищенно цокали языками, выслушивая редкие доклады послов или доверенных купцов о том, что расстояния, которые в обычных условиях родины можно преодолеть за день или два, в Оландезии преодолевались за неделю. И это не было ещё пределом. Причины для того, чтобы задержать курьеров, купцов или дипломатов, придумывались хоть и не серьезные, но непреодолимые снабегу, требующее вдумчивости и фантазии, чтобы найти и подготовить способ их обойти.

    Поэтому ничего удивительного, что даже с отцом у Перлы встречи редкие, – её загоняют в тоскливое одиночество. Храпящая ночью и молчаливая днём, неотлучно находящаяся рядом старушка – это тоже явное давление на психику. Но Перла молодец, не поддаётся, удачно притворяется простушкой. А вот что такое творит наследник соседнего королевства, было непонятно. И то, что он творит, было бы даже возмутительно, если бы девушка была единственной Дамиана не на словах, а на деле.

    «Надо в ответном письме это учесть, и как-то проявить», – отметил принц.

    Его лошадь шла медленной рысью, и мерное покачивание, как всегда, помогало обдумывать важные вопросы и даже находить интересные варианты решения сложных дел. Вот как сейчас.

    Рассказ о служанке, чистившей камины… Почему-то Дамиана растревожило это известие, о котором писала Перла. Он обернулся к советнику, который должен был рысить рядом, но почему-то оказался далеко позади. Словив его взгляд, Суземский выслал своего коня вперёд и догнал принца со словами:

    – Дамиан, друг мой! Скажи мне, пожалуйста, благодаря какому несвойственному тебе капризу мы не пошли в столицу порталом, а едем верхом, да ещё через лес? У нас есть хороший маг, – советник бросил взгляд назад, на ставшего теперь их постоянным спутником молодое дарование. Молодой человек теперь всегда сопровождал принца в составе отряда личной охраны. – Я понимаю, что модная самоходная карета не пройдёт ни к старому замку, ни тем более здесь, но хотя бы карета?.. Реджи! Обычная карета, запряженная четверкой самых обычных лошадей?..

    Но реджи только отмахнулся от этого вопроса – его мысли были заняты сейчас совсем другим.

    – Зорий, я всё думаю над последним письмом Перлы Инвиато. Ты его помнишь?

    Суземский весело рассмеялся, его лошадь даже дёрнула ухом от резкого звука.

    – Конечно, помню! Она так изящно рассказала, что наследник ухаживает за ней, и в то же время, что она его боится! Мило, очень мило!

    – Да, мило, – рассеянно проговорил Дамиан, бездумно теребя повод, – я о другом. Она не из тех, кто не любит чернь. Я этого не понимаю, но не осуждаю, да и не об этом сейчас речь. Перла, насколько я знаю, легко находила язык с кухарками и горничными. Мне кажется, это не в её обычае вот так подчеркивать отношение к слугам. Как думаешь, что она хотела этим сказать?

    Зорий задумчиво поправил перчатку, похлопал лошадь по шее и только потом заговорил:

    – Если хорошо подумать, то я, друг мой, тоже чернь.

    Дамиан не сдержался и скривился:

    – Не надо себя равнять с другими! Ты – вне всех этих условностей, Зорий! Ты – гений, и ты нужен Короне именно таким, как есть – вместе со своим происхождением, гениальными мозгами и неуёмным жизнелюбием. Ну и потом, о твоей родословной ничего не известно, – Дамиан был недоволен этим разговором: он предпочитал не помнить о происхождении лучшего друга и верного советника. Намного легче предполагать, что Зорий по какой-нибудь чудовищной случайности попал в приют из знатной семьи, чем пытаться изменить своё отношение к простолюдинам. – Так что говори, что думаешь по поводу письма моей «единственной», и не будем отвлекаться.

    Зорий улыбнулся криво и сказал со вздохом:

    – Ох, друг мой, спесь тебе не к лицу. И она тебе ещё аукнется!

    Дамиан смотрел строго вперёд, покачивался в седле и имел при этом такой вид, будто нёс на себе весь мир, и его это очень утомляло. Зорий только хмыкнул и качнул головой.

    – Ну что же, друг мой реджи… Давай про письмо поговорим. Что именно тебя интересует?

    Тон принца сразу стал деловым и более мягким, он тут же развернулся к собеседнику, насколько позволяло седло.

    – Я не могу понять, почему она писала про служанку, которая чистит камины.

    Зорий вновь погладил лошадь, перебрал поводья.

    – Да не про служанку она писала, друг мой, – начал он задумчиво, а потом всё больше оживляясь, продолжил: – Она тебе про историю любви писала. Про иностранку, наёмницу, которая собой пожертвовала ради любимого.

    Дамиан тихо хмыкнул, едва заметно дернул плечом, будто хотел выразить недоумение.

    – Не понимаю…

    Зорий опять заулыбался:

    – Ну подумай, друг мой! Девчонка на задании, пишет тебе шифром, который, она это знает точно, читают её «гостеприимные» хозяева. А это, заметь, те самые замечательные люди, которые её, по сути, заперли в одиночестве в королевском дворце. Так?

– Так, – согласился реджи, не понимая, к чему клонит Суземский.

    – Узнал она какую-то информацию и хочет сообщить тебе. Как она в такой ситуации может её сообщить? При личной встрече – будет поздно, поэтому она спешит это сделать сейчас. Верно? Верно! – увлечённо сам с собой согласился Суземский. – А о чём она хотела бы тебе сообщить как можно скорее? О том, что тебя больше всего сейчас волнует. Верно? Верно! А волнует тебя больше всего что? Поиск принцессы! По сути, она тебе рассказала историю сбежавшей Тойво.

    И Зорий заливисто рассмеялся.

    – Тойво?

    – Точнее – её родителей, друг мой, родителей! И если папаша у нас – король Юзеппи, тогда получается, что наёмница эта была какой-то охранницей при королевском дворе. Понимаешь?

    – Гений ты, Суземский! – не сдержался реджи и сам же себя осадил. – А если ты ошибаешься?

    Тот только хитро улыбнулся:

    – Отдай письмо экспертам, аналитикам, пусть обдумают. Но считаю, что девчонка Инвиато именно о Тойво сообщает.

    – А при чём тут служанка, которая чистит камины?

    – Вот далась тебе эта служанка! – возмутился советник. – А как она по-твоему должна была сообщить тебе об источнике информации? Поболтала тайком с кухаркой или горничной? Так их на следующий день выгонят из дворца. И это в лучшем случае. Могут и на голову укоротить. А девчонка вряд ли хотела источник информации себе перекрыть, как ты думаешь, мой реджи?

    Дамиан только бровью слегка двинул – согласился. И снова оба замолчали, думая каждый о своём под мерное покачивание в седле. Принц очнулся от мыслей, когда услышал:

    – Друг мой, куда ты опять так торопишься?

    Дамиан оглянулся – да, он снова ускорил аллюр своей лошади, и даже не заметил когда и как. Что происходит?

    Принц нахмурился. Что-то внутри тревожило его, что-то гнало… Гнало куда-то, не понять куда. Именно из-за этого его ноги снова и снова сжимали бока лошади, заставляя её ускорять бег. Но что это за тревожное чувство, откуда взялось, реджи не понимал.

    И пока он размышлял над этой странностью, деревья впереди стали реже, а где-то за ними мелькнул контуры домов, большей частью скрытых за ветвями. Вон знакомый ручей… Души Дамиана коснулось лёгкое разочарование, но оно не успело разрастись – мысль о том, что сбежавшая принцесса не кто иная, как незаконная дочь короля Юзеппи, полностью захватила сознание.

    Король Юзеппи был фанатиком в отношении чистоты крови, и при всей ограниченности информации о делах Оландезии, именно эта доходила до Дамиана удивительно объемно и часто. И зная, что король северного соседа предпринимает для того, чтобы знать его страны не смела портить свою благородную кровь, какими методами он пользуется, чтобы подчинить этому требованию всех, принц был уверен, что Юзеппи ни секунды не сомневался в том, убить ли своего бастарда или оставить в живых.

    И то, что принцесса Тойво дожила до своих лет и осталась жива, было просто чем-то удивительным и даже невероятным. Как она выжила? Что могло помешать Юзеппи, названному при рождении Карху, её уничтожить?

    Хотя…

    Это её каменное лицо, эта ровная неподвижная спина, постоянное молчание…

    Призрачная Рука почесала принца за ухом, и Дамиан только вздохнул, взглянув на неё, – каждый выживает, как может. У него вот это есть, а ещё Несносный Мальчишка. Кто знает, что есть у незаконной дочери Юзеппи для выживания?

    Тревожные мысли вертелись в голове: если Оландезия требует выдачи этой девчонки, и не скрывает своего отношения, то Тойво тем более нужна ему живая. Это редкий, почти единственный в своём роде шанс разобраться, хотя бы попытаться что-то понять в странностях северной соседки, а значит, он должен найти принцессу первым. Найти живой и невредимой, и в зависимости от сведений, которые она сможет сообщить, уберечь от её отца. Нетерпение вновь захватывало и гнало принца куда-то.

    – Мой реджи! – услышал слова, приглушенные стуком копыт.

    Обернулся.

    Сопровождавшие его люди были очень далеко сзади. И едва плетущиеся его спутники вызвали глухое недовольство, и Дамиан осадил было лошадь, но тревога, почти паника нахлынула с новой силой, и он махнул на всех и на всё рукой и отдался этому внутреннему чувству, которое, казалось, тянуло его вперёд, и вовсе не на Большую Северную дорогу, а куда-то в сторону, в лес.

    И он уже не обращал внимания на несущееся ему вслед: «Реджи! Реджи! Куда?», на топот копыт, что слышался всё тише, а только погонял и погонял свою лошадь. То, что тревожило его, наконец вырвалось и руководило его действиями, вливая в него удивительную мощь и жажду действия.

    Приходилось то и дело уклоняться от ветвей, нависающих вдоль едва приметной тропки, лавировать между стволами и кустами. И звуки, плохо слышные из-за стука собственного сердца и сбитого дыхания, движений лошади и шума окружающего леса, непонятные, но очень тревожные, приближались. Казалось, что это были голоса, мужские голоса. Но среди них будто иногда проскальзывали и женские придушенные крики. Хотя клясться принц не стал бы.

    Он понял, что не осознавая вытащил новое, совсем недавно подаренное отцом самострельное оружие только тогда, когда услышал выстрел. Реакция была слишком быстрая даже для него самого, но он только порадовался ей.

    Потому что сцена, которую он застал на открывшейся перед ним длинной, но не широкой поляне, не предполагала промедления.

    Несколько мужчин стояли неплотной кучей вокруг двоих. Один, высокий, но тщедушный, прижимал спиной к себе женщину, крепко удерживая её поперёк туловища так, что она не могла ни пошевелить руками, ни вывернуться, а другой… Другой, высокий и широченный, держал у её глаз нож, а другой рукой вцепился ей в подбородок и задрал голову так, что тонкая шея была натянута как струна и ярко белела на фоне темных и растрёпанных волос, неаккуратно свисавших ниже плеч.

    Эта растрепанность и в причёске, и в одежде, и большая ссадина на скуле говорили о том, что женщину били.

    Она смотрела на стоявшего к реджи спиной мужчину полуприкрытыми из-за неудобной позы глазами. А тот что-то злобно говорил ей, когда прозвучал выстрел, ошеломивший и парализовавший всех.

    Принц на секунду замер, бросил взгляд на дымившееся дуло огнестрела в собственной руке, и поблагодарил Плодородную за свою быструю реакцию, потому что только сейчас понял: нож у лица женщины не был ни шуткой, ни угрозой. И если бы не его вмешательство, то…

    А потом секунда ошеломления миновала, и то, что гнало сюда Дамиана, взорвалось бешеной, какой-то звериной яростью, и Несносный Мальчишка вдруг раздулся и побагровел, а реджи соскочил с лошади и ринулся в редкую толпу потрясенно смотрящих на оседающее тело своего, видимо, вожака бандитов. В это же мгновенье на поляну вырвались гарды, сопровождавшие принца, и принялись действовать, быстро и слаженно.

    Первым делом вырвали из рук взбеленившегося принц тело того, кто только-только отпустил испуганную женщину, а самого реджи передали в руки сверх меры удивлённого Суземского, которому пришлось приложить некоторые усилия, и даже немалые, чтобы не дать Дамиану избить ногами лежавший на земле труп. В это же время другая часть отряда охраны быстро разоружила начавших шевелиться и панически суетиться бандитов, с помощью мага обездвижили их и согнали в кучу.

    От отряда уже отделились двое гардов, назначенных для конвоирования перепуганных бандитов, а Дамиан всё рвался к трупу мужчины, которым сейчас занимался маг, сканируя мёртвое тело, чтобы позже попытаться найти его в картотеке. Он ввёл тело в стазис для переправки его в следственные отделы безопасности Короны.

    – Дамиан, друг мой, – тихо и проникновенно спросил Зорий, – что произошло?

    Дамиан на секунду замер, прикрыл глаза, часто дыша. Сделав пару вдохов, взглянул на друга:

    – Я всё ещё хочу его убить… Ещё раз хочу убить, – проговорил, успокаивая дыхание.

    – Почему, реджи? – так же тихо допытывался Суземский и внимательно вглядывался в глаза собеседника.

    Дамиан прищурился, собираясь с мыслями.

    – Это мой лес, – начал он ровно, – это мои земли, – голос взлетел, – это мои люди! И я не позволю всякому отребью хозяйничать там, где хозяин я!

    Последние слова он почти прорычал. Лицо покраснело, глаза широко раскрылись, руки сжались в кулаки. У Суземского потрясённо поднялись брови.

    – Дамиан, я не понимаю твоего негодования. Да, бандиты, да, напали на человека. Это не такое уж необычное событие. Что тебя так разгневало? Может, ты знаком с этой женщиной?

    – Женщина? – принц будто очнулся, едва заметно нахмурил брови. – Женщина…

    Стал оглядываться, повернулся в одну, в другую сторону. Громко спросил у гардов, что построили в колонну по два бандитов и уже погоняли их прочь с поляны:

    – Где та женщина, на которую напали? Куда она делась?

    Все вытянулись по стойке смирно, но ответить не смог никто.

    – Она, видимо, убежала, мой реджи, – ответил маг, как раз закончивший паковать свёрток, в котором предполагалось транспортировать труп застреленного бандита, и поднял его левитацией.

    – Её надо найти и разобраться, что произошло, – сказал, и снова стал наливаться гневом принц, – я должен знать, почему на моих землях гуляют банды, нападающие на беззащитных женщин!

    – Пфф, реджи! – возмутился Суземский. – Она же простолюдинка, успокойся!

    – Да какая разница! – заметно повысил голос и яростно засверкал на него глазами Дамиан. – Она – беззащитная! Женщина!

    Зорий только поцокал языком – таким он Дамиана уже давно не видел. Молодой маг спокойно кивнул:

    – Да, мой реджи, найдём. Здесь поблизости единственное поселение, то, что на пути к Большому Северному тракту. Остальные слишком далеко. Но мы и их проверим, если не найдём женщину в ближайшем. Вы можете её описать?

    – Темные длинные волосы, небольшой рост, – реджи задумался.

    Что он ещё может вспомнить? Ярко голубой, очень светлый на фоне темных волос, глаз, покрасневший, очень испуганный, да ссадина на скуле – вот и всё, что он успел заметить за короткий миг до выстрела. Ему снова стало нехорошо от ярости, поднявшейся в душе, что он поспешил заговорить, чтобы хоть чуть-чуть отвлечься.

    – Глаза светлые. Скорее всего, голубые.

    – И всё?

    Дамиан упёрся недовольным взглядом в молодого мага, процедил:

    – И всё!

    Парень спокойно кивнул:

    – Вас понял, мой реджи! – и вернулся к медленно плывущему по воздуху трупу.

    Гнев, возмущение, недовольство в душе Дамиана требовало каких-то действий, возмездия, раздачи наказаний виновным. И реджи громко произнёс вслед отошедшему магу:

    – И передайте моё распоряжение – все допросные листы бандитов сразу же ко мне на стол! А не то я сам пойду в допросную!

    Маг повернулся, по-военному козырнул и продолжил заниматься своими делами.

    ***

Валери потеряла самообладание, как и последние силы, стоило перешагнуть порог дома. Она толкнула дверь и оперлась о косяк. Сделать ещё шаг уже не было сил.

    На звук к ней обернулась Нюся, невысокая, круглая старушка, что перебирала выстиранное и высохшее бельё прямо здесь, в большой нижней комнате. В глазах её мелькнула паника, чистое тряпьё выпало из рук, и она заголосила на весь дом:

    – Валю убили! У-би-ли! Цук-ка-но-вы дети!

    У Валери не было сил сказать, что она жива. Только и смогла, что поморщиться от громкого звука. И качнулась. Но Нюся, хоть и блажила, но резво подскочила и подставила плечо, подхватила за талию и втащила в дом свою полуживую и обессиленную драгоценность – Валю.