Текст книги "Анжелика. Война в кружевах"
Автор книги: Анн Голон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Жене, что по закону, честно
На ложе мужнее идет,
Должно быть хорошо известно,
Каков бы ни был обиход,
Что муж, ее беря, лишь для себя берет.
Затем свою реплику вставлял Арнольф:
Я после объясню вам этих слов значенье,
Пока читайте сплошь, не прерывая чтенье.
Благоразумная жена
И платье надевать должна,
Какое только муж захочет.
Красива ли жена – оценит муж один…
Анжелика слушала очень рассеянно. Она любила комедии, но близость Филиппа выводила ее из душевного равновесия.
«Если бы это могло быть правдой, – думала она, – если бы он прижал меня к себе вот так, без злобы, без обид, забыв все разногласия».
Ей хотелось повернуться к мужу и сказать: «Филипп, давайте прекратим вести себя как избалованные капризные дети… У нас много общего, много того, что позволило бы нам договориться и, наверное, даже полюбить друг друга. Я это чувствую, я верю в это. Когда-то давно ты был моим старшим кузеном, которым я восхищалась и о котором мечтала».
Она исподтишка взглянула на маркиза. Удивительно, но ее трепет не передавался этому великолепному телу, такому мужественному, несмотря на претенциозные наряды. Досужие сплетники напрасно рассказывали ужасы о маркизе дю Плесси: он не был ни маленьким Месье, ни шевалье де Лорреном – он был богом Марсом, богом Войны, суровым, неумолимым и холодным, как мрамор.
Неужели под этой нарядной оболочкой скрыты настоящие живые чувства мужчины? Казалось, он лишен всех человеческих эмоций! У Анжелики появилось гнетущее ощущение, что Филипп так же реагировал бы на нее, будь она деревянной статуей.
В пьесе «Школа жен» Мольер рассказывал о заурядных мужчинах, каких сотни, неважно, кем они были – мещанами или дворянами. Эти мужчины бесились, когда их обманывали, глупели под взглядом прекрасных глаз и менялись в лице, когда красивая женщина прижималась к ним чуть более томно. Но с Филиппом дю Плесси-Бельером психология великого комедиографа не работала. Чем же его можно пронять?
На сцене Арнольф узнал, что Агнесса не только не любит его, но и пылает страстью к светлокудрому Орасу. Он разразился проклятиями:
Не знаю, для чего я трачу время даром
И не закончу спор хорошеньким ударом.
С ума сведет меня ее насмешек лед,
А хлопну раза два, – и сердце отойдет.
В своей шутовской и одновременно столь человеческой ярости Мольер был великолепен. Все знали, что в жизни он тоже ревнует и терзается из-за излишнего кокетства прелестной Бежар.
О странности любви! Изменницам в угоду
Теряем силу мы и отдаем свободу.
Известно каждому, как много между них
Нелепых выдумщиц и ветрениц пустых;
Коварны мысли их, сердца непостоянны,
В решениях слабы, в желаниях престранны,
Чужда им честь – и все ж их любит целый свет,
Как будто лучше их на свете зверя нет.
– Ха-ха-ха! – заливались зрители.
– Дураки! – вполголоса произнес Филипп. – Они смеются, но среди них не сыскать такого, кто не был бы готов пожертвовать всем на свете ради этих «зверей».
– Потому что у них в жилах течет кровь, а не вода, – ответила Анжелика.
– А в сердцах нет места ничему, кроме глупости!
Нет, полно дерзости мне выносить от вас…
И если речи вас мои не обуздали,
То я вас вытряхну немедленно подале.
Меня отвергли вы, не внемлете добру,
Я в монастырскую упрячу вас дыру!
– кричал Арнольф.
Партер отвечал дружным хохотом.
– Конец пьесы мне скорее понравился, – сообщил Филипп. – А вы что на это скажете, мадам?
Анжелика молчала, и после некоторой паузы маркиз продолжил:
– Этот Мольер – ловкий малый и умный человек, – Спектакль закончился, вся публика через сад направлялась к бальной зале. – Он знает, что сочиняет прежде всего для короля и двора. Именно поэтому он выводит на сцену мещан и мелкий люд. Но из-за того, что он описывает человека вообще, каждый узнает себя и при этом не обижается на автора.
«А Филипп вовсе не глуп», – удивленно подумала Анжелика.
Дю Плесси непринужденно взял руку жены, к чему та отнеслась с некоторым опасением.
– Не бойтесь, я вас не укушу, – сказал он. – Разумеется, я не причиню вам вреда прилюдно: таков основной принцип псовой охоты. Выучка должна проводиться при закрытых дверях, с глазу на глаз. Итак, давайте подведем счет в нашей игре, будете слушать? Тур первый. Первую партию вы выиграли, заставив меня жениться. Я выиграл вторую, подвергнув вас маленькому заслуженному наказанию. Но решающая партия осталась за вами, потому что вопреки моим запретам вы появились в Версале и были приняты при дворе. Я признал себя побежденным, и мы приступили ко второму туру. Я выиграл первую партию, похитив вас, вы выиграли вторую, сбежав из монастыря. Хотел бы я знать, как вам это удалось? Короче, мы вновь оказались на пороге решающей партии. Кому же достанется победа на сей раз?
– Это решит судьба.
– И сила нашего оружия. Возможно, и в этой партии вы выйдете победительницей. У вас большие шансы. Но берегитесь! Предупреждаю: весь турнир выиграю я. У меня репутация человека, который всегда добивается своего, а со временем я обычно укрепляю свои позиции. Готов держать пари, что однажды благодаря моим усилиям вы окажетесь в захолустном монастыре за прялкой и без всякой надежды выйти из заточения. Поспорим?
– А я держу пари, что когда-нибудь вы безумно полюбите меня! Поспорим?
Филипп остановился и сделал глубокий вздох, словно само предположение о подобном исходе дела до глубины души потрясло его.
– Ну так что же? Давайте поспорим, раз вы предложили пари, – с улыбкой продолжила Анжелика. – Если выиграете вы, я передам вам все свое состояние, все торговые предприятия и корабли. К чему мне богатство, если я буду томиться в монастыре, покорная, сломленная, лишенная рассудка от обрушившихся на меня бед?
– Вы смеетесь, – сказал Филипп, глядя на жену, – вы смеетесь, – повторил он, и в его голосе прозвучала угроза.
– А чего вы хотите, нельзя же плакать вечно!
Но ее глаза наполнились непрошеными слезами, а когда Анжелика подняла голову, чтобы взглянуть на мужа, он увидел на основании хрупкой шеи, прямо под ожерельем, которое она надела, чтобы скрыть их, синяки, полученные по его милости.
– Но если выиграю я, Филипп, – прошептала Анжелика, – я требую, чтобы вы подарили мне золотое колье, которым ваша семья владеет с незапамятных времен первых королей и которое каждый старший сын должен надеть на шею своей невесты. Я не помню всех подробностей легенды, связанной с этим украшением, но в нашем краю рассказывали, будто оно обладает особой колдовской силой и дарует женщинам семьи дю Плесси-Бельер исключительное мужество. Со мной вы пренебрегли традицией.
– Потому что вы не нуждались в этом колье, – резко ответил Филипп.
Он оставил супругу и широким шагом пошел из парка ко дворцу.
На следующий день весь королевский двор верхом отправился в лес.
На этот раз охота оказалась удачной. Уже в полдень великолепный олень, увенчанный рогами с десятью отростками, рухнул на зеленый мох. Возвращение в Сен-Жермен планировалось после церемонии раздела добычи.
Анжелика уезжала в Париж в фиакре. Перед отъездом она увидела принца Конде, который издалека дружески махал ей своей тростью. Она подошла поприветствовать старого знакомого и присела в реверансе.
– Монсеньор, – сказала она, – королевский двор – удивительное место. Вы так много знаете об этом странном мире, не могли бы вы дать мне несколько советов?
– Крошка, – ответил Конде, – при дворе важны всего три вещи: хорошо отзываться обо всех и вся, просить любое место, которое оказалось вакантным, и садиться, как только появляется такая возможность!
Глава 10
Возвращение в Париж. Анжелику атакуют просители. – Анжелика в роли мецената. – Знакомство с Савари
ИЗ Версаля в Париж Анжелика возвращалась в фиакре.
Путь показался ей недолгим – настолько она была переполнена впечатлениями. Просто не верилось, что с отъезда прошло всего три дня. Новая придворная жизнь вызывала ощущение беспокойства, возбуждала любопытство и в то же время казалась необыкновенно притягательной. Анжелика была еще слишком далека от того, чтобы разобраться во всех ее хитросплетениях. На сей раз ее покорили не столько блеск и праздничность, сколько кипение страстей в этом совершенно особенном, закрытом мире, регламентированном, как балет, но взрывоопасном, как вулкан.
Она вспомнила свой случайный разговор с графом де Лозеном на какой-то лестнице. Едва не приплясывая от нетерпения, он рассказал невероятно сложную и запутанную историю о монсеньоре герцоге де Мазарини[40]40
Арман Шарль де Ла Порт-Мазарини (1631–1713) – маркиз де Ла Порт, де Ла Мейре, герцог Майенский, герцог Мазарини (Ретелуа-Мазарини), пэр Франции, принц Шато-Порсьен, маркиз де Монкорне, граф де Марль и де Ла Фер. Главный начальник артиллерии с 1646 (1648). – Примеч. ред.
[Закрыть]. После того как герцог причислил себя к благочестивым, принцесса де Арекье заявила, что теперь ему нельзя сохранять за собой сразу три или четыре придворных должности, требующие неустанных забот. Принцесса убедила Мазарини отказаться от одной из этих должностей, потому что такой поступок якобы богоугоден. Госпожа принцесса действовала по просьбе Лозена, который намеревался сам подхватить освободившуюся должность герцога.
Лозена нисколько не интересовало управление Эльзасом, но если он получит эту должность, то сможет перепродать ее мессиру де Лонгвилю, который…
Возбуждение Лозена вмиг пропало, когда он заметил, что в глазах Анжелики танцуют смешинки. Он криво усмехнулся.
– Смейтесь, дорогая, смейтесь до поры, до времени. Вы тоже придете к этому, как и все. При дворе каждый просыпается в заботах о собственных интересах; мы печемся о них утром и вечером, днем и ночью. Королевский дворец – это огромный рынок, где приходится постоянно торговаться и спекулировать, чтобы отстоять собственные интересы и интересы тех, кто тебе близок.
Как бы то ни было, сама Анжелика возвращалась домой с пустыми руками: ведь она не сумела достичь намеченной цели и не нашла себе даже захудалой должности.
Ей так и не удалось встретиться с Лувуа, но сейчас она не жалела об этом, размышляя, что, может быть, лучше заручиться поддержкой господина Кольбера, или маркиза де Лавальера, или того же де Лозена, или Великой Мадемуазель… Нужно что-то придумать. А это дьявольски сложно!
Она надеялась, что покой отеля Ботрейи пойдет ей на пользу. От усталости ломило все тело, но особенно сильно после бесконечных реверансов болели колени. Ей пришло в голову, что, должно быть, придворные сохраняют железные мышцы до самого преклонного возраста. Но Анжелике пока явно не хватало сноровки.
«Горячая ванна, легкий ужин и – в постель! В конце концов, до завтра Филипп не запихнет меня в монастырь. Кто знает – а вдруг приказ короля сделает моего мужа на какое-то время любезным».
К Анжелике вернулся ее природный оптимизм. Она смотрела на Париж и находила его этим вечером слишком серым, особенно в сравнении с блистающим золотом Версалем. Зато вид Парижа действовал на нее умиротворяюще.
Створки массивных ворот в большой парадный двор оказались распахнутыми настежь.
«Придется сделать внушение привратнику. Как он посмел допустить такой беспорядок!» – подумала Анжелика, спрыгивая на землю во время короткой остановки наемного экипажа рядом с привратницкой своего дома. Флипо, по обыкновению более шустрый, чем его хозяйка, лихо выскочил из экипажа, чтобы поддержать край ее плаща.
– Прощения просим, извини, Маркиза, – пробормотал паренек.
Но Анжелика даже не пожурила его за клоунскую выходку – настолько ошеломляющая картина открылась перед ними.
– О Господи, во дворе моего особняка – настоящая деревенская ярмарка!
Каких-нибудь три дня тому назад Анжелика уехала с совершенно пустого двора, но теперь он был битком забит колясками, наемными фиакрами и портшезами. Здесь стояли еще и три кареты – надо признать, довольно скромные, но занявшие самые удобные места.
– По-моему, Маркиза, сюда переселился весь город. Может, они приняли вашу хибару за постоялый двор… не в обиду вам будет сказано?
С пылающим от гнева лицом мадам дю Плесси попыталась пробраться к дому сквозь разношерстную толпу, состоявшую из кучеров и слуг самого низкого положения, так как на большинстве из них не было ни ливрей, ни иных знаков отличия. Никто даже не собирался признавать в ней хозяйку дома.
Какой-то пропахший вином детина с красным носом, ругаясь, загородил Анжелике дорогу.
– Постой, красотка, куда? Здесь и так полно народу, да еще персоны поважнее тебя будут. Даже они ждут с самого утра.
Флипо заорал наглецу, что перед ним – хозяйка особняка. Но тот нисколько не смутился:
– Не пытайся меня надуть. Здешняя хозяйка – знатная дама, она купается в миллионах, и сам король не отходит от нее ни на шаг, вот как люди говорят. Брось врать, она бы не прикатила в этой старой колымаге, да еще в сопровождении такого сопливого лакея, как ты. Сам-то я состою на службе у первого камердинера мессира де Лавальера, так вот этот первый камердинер побогаче, чем твоя так называемая маркиза. Посмотри на его карету вон там, в углу. И вам хватает наглости требовать, чтобы вас приняли раньше его? Нет уж, дудки!
Анжелика оттолкнула грубияна и пошла дальше под улюлюканье и порой даже нескромные выкрики собравшихся.
– Все не так просто, красотка! Разве что ты найдешь с кем поговорить. Хотя маркиза очень несговорчивая, настоящий верблюд!
Стараясь скрыть растущее беспокойство, Анжелика вошла в переднюю, которая тоже была переполнена незнакомыми людьми.
– Тереза! Марион! – позвала она.
Хотя никто из слуг так и не появился, ее окрик заставил «захватчиков» замолчать.
Один из них, облаченный в богатую ливрею с многочисленными бантами, бросился к ней навстречу и склонился в глубоком дворцовом поклоне, словно перед высокородной принцессой.
– Умоляю госпожу маркизу извинить дерзость, которую я себе позволил, – заговорил незнакомец, бледнея и что-то лихорадочно ища за полой сюртука. – Ах! Наконец-то!
Он с облегчением вздохнул, вытаскивая перевязанный шелковой лентой свиток пергамента, и начал читать:
– Я, месье Кармин, первый камердинер мессира де Лавальера, прошу о «привилегии аренды» для карет между Парижем и Марселем…
При виде прошения, составленного каллиграфическим почерком, толпа бедных, но явно принарядившихся к случаю просителей вдруг «расцвела» белыми прямоугольниками. Казалось, будто в комнате вспорхнула стая чаек, но только «птицы» не улетели, а остались на месте.
– У меня тоже прошение: я отставной капитан гвардии Генриха IV. Посмотрите на мою квадратную бороду. Я ходатайствую о получении привилегии по аренде стульев для королевских спектаклей. Вы осчастливите одного из самых старых слуг королевской династии…
Несчастный старик, невзирая на военную выправку, весь трясся так, что на него было жалко смотреть.
Отпихнув дряхлого ветерана, к ногам Анжелики бросилась полная пожилая дама, явно принадлежавшая к старинному дворянскому роду, но в залатанной шали, выдававшей ее бедность.
– Я – баронесса де Водю. Увы, в сложившихся обстоятельствах я не могу позволить себе образ жизни, подобающий моему положению. Добейтесь для меня исключительного права на разгрузку тележек со свежей рыбой в парижском порту, и вы наполните счастьем последние годы моей жизни.
Совершенно сбитая с толку Анжелика с трудом подавила желание прыснуть со смеху и срывающимся голосом спросила:
– Свежая рыба?.. Госпожа баронесса, не могу себе представить, как вы отличите сельдь от макрели…
Почтенная дама поднялась с колен и кинула на мадам дю Плесси сердитый взгляд.
– Фи, дорогая маркиза! Разумеется, я не стану заниматься такой пакостью лично. Найду какого-нибудь старого марсельца и за приличную плату передам ему в пожизненное пользование ту привилегию, которую ваша милость поможет мне получить, заручившись поддержкой нашего всесильного государя. Несколько су за каждую тележку с рыбой, проезжающей через ворота Сен-Дени.
Тут низенький старичок с реденькой бородкой с неожиданной силой ловко оттеснил баронессу.
– Мадам дю Плесси-Бельер, прошу выслушать в первую очередь меня, потому что я явился сюда ради научного открытия. Это совершенно секретные сведения.
– Месье, я с вами не знакома и знакомиться не собираюсь. Обратитесь к месье Кольберу, он интересуется учеными.
Их разговор прервал какой-то верзила весьма добродушного вида, подошедший в сопровождении молодого человека приятной наружности:
– Нечего и говорить об этом скряге суконщике! Он не разбирается ни в изящной словесности, ни в науке. Мадам, не пренебрегайте месье Перро и моей скромной персоной, ведь мы с вами встречались у мадемуазель де Ланкло и у госпожи де Севинье.
– Ах! Я узнала вас, месье де Лафонтен и, если не ошибаюсь, месье Перро[41]41
Перро, Шарль (1628–1703) – французский писатель-сказочник, член Французской академии. Занимал должность секретаря Малой академии.
[Закрыть]. Ведь вы – интендант королевских строений?
– Да, мадам, – ответил молодой человек, краснея.
– Проходите, – пригласила Анжелика и втолкнула литераторов в одну из комнат первого этажа, служившую ей рабочим кабинетом.
«Уф!» – выдохнула Анжелика, когда ей наконец-то удалось закрыть дверь.
В последнюю секунду она заметила, что старик с редкой бородкой, воспользовавшись случаем, тоже просочился в кабинет, но воздержался от участия в разговоре, дабы не быть выставленным вон.
Анжелика прежде не разговаривала с Лафонтеном, но не раз видела этого долговязого господина в поношенном платье и в парике, побитом молью, который вечно съезжал набок. У нее возникло такое ощущение, будто их связывает давнее знакомство. По слухам, Лафонтен занимался изящной словесностью и сочинял стихи. Еще говорили, что он необычайно рассеян и настолько погружен в собственные грезы, что по прошествии трех недель ухитрился забыть о своей недавней женитьбе. Нинон любила его за острый ум и умение развлечь публику. Анжелика Лафонтену симпатизировала, хотя и не одобряла его образ жизни: она считала, что этот королевский пенсионер-прихлебатель изобретает массу хитростей, лишь бы не работать, а довольствоваться своим полунищенским существованием.
– Как и зачем вы очутились среди этого балагана? – строго спросила маркиза. – Разве вы не знали, что я уехала в Версаль?
– Напротив, мы это отлично знали и явились к вам в приемную с самого раннего утра, чтобы не пропустить вашего возвращения из тех благословленных мест. Рассказы о милости, которой вы удостоились…
– Да что это за милость, о которой мне уже все уши прожужжали?! – воскликнула Анжелика. – Черт возьми, я не единственная особа этого города, принятая в Версале! К тому же можно сказать, что я вообще была там впервые.
– Однако это не помешало королю беседовать с вами с глазу на глаз более двух часов.
– С глазу на глаз? В рабочем кабинете Его Величества помимо нас находился месье Кольбер.
– Да, и это намного серьезнее, чем если бы государь принимал вас в своем алькове. Факт редкий, неслыханный: дама в рабочем кабинете Его Величества!
– Если бы вы знали, о чем мы беседовали, то не придумывали бы столько небылиц. Речь шла о… впрочем, вас это не касается.
– Вы совершенно правы, – прошептал Лафонтен и сделал жест, означающий, что негоже простым смертным проникать в тайны богов. – Нам достаточно знать, что Юпитер встретил Венеру, и эта встреча, благословленная Меркурием, не может не всколыхнуть Олимп, ликующий после столь знаменательного события.
Анжелика рухнула на тахту и открыла веер.
– Я – не Венера, и, как бы то ни было, король не показался мне похожим на Юпитера. Что касается месье Кольбера, которого вы нарекли Меркурием, то меня ничуть не удивит, если министр, прослышав об этом, будет взбешен; он решит, что вы насмехаетесь над ним. При всех огромных возможностях этого человека невозможно вообразить, чтобы он прикрепил себе крылья на пятки.
– Я намекал лишь на его небывалую коммерческую смекалку. Вероятно, вы не знаете, что Меркурий слыл прежде всего богом торговли?
– Я этого не знала. И не сомневаюсь, что месье Кольбер тоже не знает. Сколь печально неведение! – усмехнулась Анжелика.
– Так вот почему этот безголовый министр с таким презрением относится к литературе, – кислым тоном протянул Лафонтен.
– Решительно, вы преувеличиваете…
– Но как иначе расценивать акт вандализма, который он совершил, отобрав пенсии у трех четвертей писателей, которых поддерживал Его Величество?!
– Я слышала, будто он намерен тщательно изучить творчество каждого из них, а затем выплачивать многим из людей искусства крупные пособия, разве не так?
– А чем до той поры жить бедному поэту, у которого на все про все осталась только пожетонная плата Литературной академии[42]42
Членам Французской академии за участие в каждом заседании выдавался жетон.
[Закрыть] – тридцать два су в день?
– На тридцать су вы можете купить фунт хорошего масла, двух цыплят, дюжину яиц, кувшинчик сидра и два фунта гороха или бобов. И у вас еще останется несколько монет, чтобы выпить шоколад «У испанской карлицы», – засмеялась Анжелика. Она наконец догадалась, к чему клонит этот столь же практичный, сколь и мечтательный поэт.
Добрейший Лафонтен скорчил такую мину, какой комедиант стал бы изображать на сцене удрученное состояние своего героя.
– Увы! Дорогая маркиза, вы безжалостно точны в своем подсчете, хоть и упускаете из виду некоторые, на первый взгляд, незначительные нюансы. Чтобы получить пожетонную плату в Академии, мы вынуждены торчать там часами напролет, доказывая, что обычно не сидим без дела, как будто труд литератора можно измерить, как локоть сукна! Получается, что чем больше мы работаем, тем больше хотим есть.
Анжелика поднялась и достала из своей шкатулки увесистый кошель.
– Это поможет вам дождаться возвращения королевской пенсии, месье де Лафонтен. А что до милостей, которыми осыпает меня король, то кому, как не вам, знать, что людская молва может превратить в гору даже крошечную песчинку.
На лице поэта отразились живейшие чувства, свидетельствующие о том, что щедрость Анжелики превзошла его ожидания.
– А вы, месье Перро, – маркиза повернулась к молодому человеку, – чего вы желаете?
– Мадам, – подскочил тот, – я ничего… я не знаю… то есть… главное – это ваши желания.
– Замечательно! В таком случае я без обиняков расскажу вам, чего хочу. Я хочу, чтобы меня оставили в покое и чтобы я смогла наконец принять ванну.
– «Купающаяся Сусанна»[43]43
По легенде, двое старцев подглядывали за красивой еврейкой Сусанной во время купания, потом тщетно домогались ее благосклонности и в отместку за отказ обвинили в супружеской неверности. Легенда вдохновляла многих художников, к середине XVII в. свои полотна написали Веронезе, Тинторетто, Ван Дейк, Рембрандт и Рубенс. – Примеч. ред.
[Закрыть], – с жаром воскликнул Лафонтен. – О! Какая дивная картина!
Маркиза направилась к маленькой двери в свои апартаменты, а поэт последовал за ней по пятам.
– Я не Сусанна, – категоричным тоном заявила Анжелика, – а вы – точно уж не старцы, не так ли?
– Отчего же – не так, – произнес вдруг третий посетитель, о котором Анжелика успела забыть.
– Что значит «не так»?
– Я – старец, поскольку вы спросили именно об этом, прекрасная дама. Меня зовут Савари, я аптекарь, и мне необходимо побеседовать с вами наедине, потому что мое дело касается короля, вас, но главным образом – науки.
– О нет! Сжальтесь, – простонала Анжелика. – У меня голова раскалывается, неужели вы не понимаете? И ни музы, ни наука мне не помогут. Вот, возьмите и себе кошелек, но только уйдите!
Казалось, господин с бородкой не видит денег, протянутых Анжеликой. Он подошел к маркизе и сунул ей в рот нечто, что та от изумления тотчас проглотила.
– Мадам, не надо ничего бояться! Эти драже способны укротить самую строптивую головную боль. Секрет их изготовления я узнал на Востоке, ведь я – продавец аптекарских товаров, как я уже имел честь сообщить, а также бывший торговец с Востоком.
– Вы торговец? – удивилась Анжелика, вглядываясь в тщедушную фигуру.
– Я связан с обоими советниками торговых представительств Марселя, и именно через них мне стало известно, что месье Кольбер говорил о вас как о персоне, которая занимается торговлей на море.
Чуть поколебавшись, Анжелика все же заметила, что ее единственный корабль торгует с Вест-Индией, а вовсе не с Востоком.
– Это неважно, – упорствовал аптекарь, – меня совершенно не интересует ваш корабль. Я пришел к вам по делу, которое может заинтересовать особу короля и вас саму.
Анжелика уже была готова послать настырного просителя ко всем чертям, тем более что обе «гордости» Академии наконец-то тихонько удалились через заднюю дверь.
– Моя просьба может показаться вам в высшей степени странной, – продолжал фармацевт, – вы можете счесть ее нескромной и даже нелепой. Тем хуже, потому что я надеюсь только на вас и мне некуда отступать. Буду краток. Вскоре к Его Величеству прибудет один необыкновенный посол, хотя наш государь сам еще не знает о предстоящем визите. В любом случае, этот визит неофициальный. Еще короче. Посланник Его Величества Сулеймана, шахиншаха Персии[44]44
Шах Сулейман (1647–1694) из династии Сефевидов правил в Персии с 1666 г. – Примеч. ред.
[Закрыть], прибудет для ведения переговоров о подписании договора о взаимной помощи и дружбе с королем Франции.
– Может быть, вы и есть тайный посланник персидского шаха? – усмехнулась Анжелика.
Лицо старика потемнело от огорчения, и он стал похож на обиженного ребенка. Со стоном он продолжил:
– Увы! Как бы я хотел быть им! И я бы не хуже других справился с заданием шахиншаха. Я говорю и пишу на персидском, турецком и арабском языках, знаю иврит. Пятнадцать лет я был в рабстве, сначала у турецкого султана в Константинополе, потом попал в Египет, и меня уже собирался купить султан Марокко, наслышанный о моих медицинских познаниях, когда при посредничестве святых отцов один из близких родственников выкупил меня. Но дело не в этом. Я хочу, чтобы в интересах нашего короля, в ваших собственных интересах и в интересах науки вы попытались раздобыть крошечный образец редчайшего продукта, который персидский посол намеревается преподнести нашему монарху. Речь идет о минеральной настойке, которую называют мумиё[45]45
Мумиё – «горная смола», природная смесь веществ органического и неорганического происхождения. – Примеч. ред.
[Закрыть]. Надо отметить, что персы обладают этим веществом в чистом виде, тогда как я смог получить лишь образцы из египетских могил, непосредственно с мумий. Эта субстанция использовалась в составе для бальзамирования.
– И вы заставили меня проглотить эту гадость? – воскликнула Анжелика.
– Разве вам не стало лучше?
Анжелика с удивлением заметила, что мигрень в самом деле исчезла.
– Вы – настоящий волшебник! – заметила она с невольной улыбкой.
– Скорее – ученый, исследователь, мадам. Если бы вы смогли достать образец этого раствора, я бы молился на вас, потому что это безмерно помогло бы в работах, которым я посвятил всю свою жизнь. Но мне ни разу не удалось раздобыть даже капли. Я только видел эту жидкость во флаконе, охраняемом тремя мамелюками. Видел и даже смог вдохнуть ее аромат. Она пахнет так сильно, что запах можно почувствовать за сотню туазов. Отвратительный и в то же время дивный запах. Так пахнут трупы и мускус… Восхитительно! – ликовал аптекарь.
Анжелика начинала подозревать, что имеет дело с умалишенным или с человеком, чей рассудок помутился от старости. «Самое главное – ему нельзя перечить», – решила она. Посетителя следует выпроводить самым вежливым образом. Она пообещала сделать все возможное, хотя и сомневается, что сможет получить доступ к столь ценному подарку.
– Вы можете все! – пылко выкрикнул ученый. – Вы просто обязаны находиться там, когда прибудет посол и станет вручать свой подарок. И если окружение короля и, главным образом, неучи-врачи не оценят всю значимость предмета и совершат кощунство, выбросив его, обещайте мне спасти хотя бы каплю. Умоляю, СПАСИТЕ МОЕ МИНЕРАЛЬНОЕ МУМИЁ!
Анжелика обещала сделать все, что будет в ее силах.
– Спасибо! Тысячу раз спасибо, прекраснейшая дама! Вы дарите мне надежду.
С удивительным проворством ученый опустился на колени и несколько раз коснулся лбом роскошного ковра. Затем убеленный сединами старик поднялся и извинился за восточный обычай, который он перенял, находясь в турецком плену.
Анжелика еще раз повторила свое обещание, незаметно подталкивая собеседника к выходу. При этом она не удержалась и спросила аптекаря, почему вдруг он решил прийти именно к ней вместе со всей разношерстной толпой просителей.
Старик выпрямился и вернулся к действительности. Его взгляд стал острым и внимательным. Он сказал, что, впервые заметив Анжелику, сразу же понял, что она создана, чтобы занимать первое место всюду, где появляется.
– Но где вы могли меня заметить?
– При дворе.
– При дворе? Вы?
– Разве я не говорил вам, что связан с советниками торговых представительств Марселя?
Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, он продолжил:
– По тем же причинам, что вам изложили эти господа из Академии, я не мог не заметить, что ваше положение в обществе упрочилось, а король вам благоволит. Но прежде всего вашу значимость усиливает то обстоятельство, что мадемуазель де Лавальер теряет свои позиции, ей грозит скорая опала.
– Опала? А я считала, что она на пике своей славы, осыпана королевскими милостями.
– Все верно, мадам; однако ученый, коим я являюсь, не может не заметить, что ее падение не за горами, потому что кривая, стремящаяся к своей вершине, названной Декартом «максимумом», затем неминуемо низвергнется к нижней точке, названной «минимумом». Но помимо этих, так сказать, математических прогнозов, существуют явления простые, обыденные, которые помогают мне предвидеть будущее. Скажем так: крысы уже бегут с тонущего корабля. Рядовые люди из окружения мадемуазель де Лавальер, включая ее первого камердинера, дезертировали, чтобы явиться к вам. А в свете последних событий это означает лишь одно: у вас неплохие шансы стать фавориткой Его Величества.
– Что за чепуха! – Анжелика пожала плечами. – Мэтр Савари, для вашего возраста у вас слишком бурное воображение.
– Вот увидите! Вот увидите! – сказал маленький старичок, и его глаза блеснули за стеклами массивных очков.
В конце концов он ушел.
Оставшись одна, Анжелика заметила, что в доме что-то переменилось. Внезапно наступила полная тишина.
Она дернула за шнур звонка, не рискуя выйти в переднюю, и через несколько мгновений послышались шаги дворецкого Роже, который не замедлил появиться в комнате.
– Мадам, ужин подан.
– Ну наконец! Куда пропали все просители?
– Я распустил слух, что вы тайком отбыли в Сен-Жермен, и эти болваны тотчас бросились из особняка в погоню за вами. Пусть госпожа маркиза простит меня, но я не знал, как отразить такое нашествие.
– А должны знать, мэтр Роже, иначе мне придется отказаться от ваших услуг, – резким тоном заявила Анжелика.
Дворецкий согнулся в низком поклоне и заверил хозяйку, что отныне будет самым тщательным образом «отслеживать» всех посетителей.
Анжелика отужинала легким овощным супом, омлетом с ячневой крупой и салатом из побегов капусты, которую называли брокколи. После чего улеглась в кровать и тотчас заснула.
На следующий день, отложив все дела, маркиза уселась за письменный стол и составила послание в Пуату, отцу. Она поручала ему отправить в Париж своих сыновей Флоримона и Кантора, которые уже несколько месяцев находились под присмотром деда. Отправить как можно скорее в сопровождении их прислуги. Она позвонила, чтобы вызвать своего скорохода, но дворецкий напомнил о том, что скороход исчез несколько дней тому назад, когда пропали лошади и все служащие конюшни. Госпожа маркиза отлично знала, что ее каретный двор и конюшня пусты: ни карет, ни лошадей, ни людей, только два забытых портшеза.
