Текст книги "Анжелика. Война в кружевах"
Автор книги: Анн Голон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Воскресенье перекладывала из ладони в ладонь драгоценности, достойные королевы.
– Ну, что надумала?
– Ладно. Только у меня есть идея получше твоей. Подожди, я скоро вернусь.
Она спрятала ожерелье в недрах просторной юбки и вышла. Ее отсутствие показалось Анжелике настоящей вечностью. Наконец запыхавшаяся девица появилась, держа в одной руке кипу одежды, а в другой – медный бидон.
– Мать Ивонна вцепилась в меня как колючка, у-уф! Но ничего, я сумела от нее отделаться. Давай скорее, а то утренняя дойка коров уже скоро закончится. Сейчас на монастырскую ферму со всей округи за молоком приходят крестьянки. Переодевайся, будешь как бы доярка, бери бидон и подушечку. Значит, так: спустишься по лестнице с голубятни – я покажу, где это. Во дворе иди к крестьянкам и вместе с ними выйдешь через черный ход. Только осторожней, тебе придется держать бидон на голове, смотри не расплескай молоко.
План удался. Не прошло и четверти часа, как госпожа маркиза дю Плесси-Бельер в красно-белой полосатой юбке, в черном лифе, с башмаками в руке – они оказались слишком велики – и с опасно раскачивавшимся медным бидоном на голове, который она придерживала другой рукой, уже шла по пыльной дороге, с похвальным упорством устремляясь в Париж, видневшийся в солнечной дымке на горизонте.
Во двор фермы Анжелика вошла одной из последних. Дойка уже закончилась, и святые сестры с послушницами разливали молоко по бидонам крестьянок, которые должны были доставить его в Париж или в пригороды.
Старая монахиня, которая распоряжалась на ферме, с удивлением спросила, откуда взялась незнакомая молочница, но Анжелика напустила на себя самый глупый вид, какой только можно, на все расспросы отвечала лишь на пуатевинском наречии и упорно совала монахиням несколько су, великодушно выданные Воскресеньем. В конце концов ей все же налили молока и отпустили со двора.
Теперь надо было спешить. Анжелика находилась на полпути между Версалем и Парижем. После некоторых раздумий она решила, что отправляться прямиком в Версаль было бы безумием. Немыслимо предстать перед королем и двором в полосатой юбке, какие носят крестьянские девки!
Нужно вернуться в Париж, к своим роскошным нарядам и к карете, привести себя в надлежащий вид и уже тогда мчаться галопом сквозь лес, чтобы присоединиться к охоте.
Хотя Анжелика шла очень быстро, ей казалось, что она еле ползет. Босые ноги болели от колких придорожных камней, но в огромных ботинках она постоянно спотыкалась, а порой они и вовсе спадали. Молоко расплескалось, подушечка соскальзывала.
Наконец на дороге показалась двуколка жестянщика, направлявшаяся в сторону Парижа. Анжелика бросилась вперед и замахала руками.
– Подвезите меня!
– Давай, красотка. За сладкий поцелуй я довезу тебя до самого собора Парижской Богоматери.
– Так не пойдет, поцелуи я берегу для моего суженого. Но я дам горшочек молока для ваших малышей.
– Ну что же, по рукам! Сделка честная. Залезай скорей, целомудренная красотка.
Лошадь шла спорой рысью, так что к десяти часам утра они уже были в Париже. Жестянщик довез Анжелику до самой набережной, и она со всех ног бросилась к своему особняку. Привратник чуть не упал в обморок, узнав хозяйку, наряженную, словно крестьянка из пригорода.
С раннего утра в доме творилось неладное. Сначала слуги с ужасом обнаружили исчезновение госпожи, но каково же было их удивление, когда в отель Ботрейи явился камердинер господина дю Плесси-Бельера, наглый и высокомерный верзила, и забрал лошадей и кареты.
– Все мои лошади! Все мои кареты! – повторяла ошеломленная Анжелика.
– Да, мадам, – подтвердил дворецкий Роже.
Дворецкий не поднимал глаз и казался страшно смущенным, глядя на крестьянские лиф и белый чепец хозяйки, как будто он застал ее обнаженной.
Анжелика была настроена весьма решительно.
– Ничего! Я попрошу о помощи кого-нибудь из друзей. Жавотта, Тереза, поторопитесь, мне нужна ванна. Подготовьте мой охотничий костюм. Пусть мне подадут легкую закуску и бутылку хорошего вина.
Услышав, как каминные часы звонко пробили двенадцать, Анжелика вздрогнула.
«Один Бог знает, что выдумает Филипп на сей раз, объясняя мое отсутствие Его Величеству! Приняла не то лекарство, лежу в постели, меня рвет… Этот подонок способен на все! Как мне попасть в Версаль до заката без кареты и лошадей? Проклятый Филипп!»
Глава 2
Поездка с мадемуазель де Паражонк на королевскую охоту
– ПРОКЛЯТЫЙ Филипп! – повторила Анжелика.
Высунувшись из кареты, она с беспокойством вглядывалась вдаль. Жалкая старая карета с грехом пополам продвигалась по изрытой колеями дороге.
Лес становился все гуще. Торчавшие из земли корни громадных дубов, похожие на гигантских змей, тянулись до самой середины дороги. Но разве можно назвать дорогой эту глину, разбитую копытами многочисленных лошадей и колесами не менее многочисленных экипажей, уже промчавшихся здесь сегодня?
– Мы никогда не доедем, – простонала Анжелика, поворачиваясь к сидящей рядом Филониде де Паражонк.
Престарелая жеманница точным движением веера поправила съехавший набок парик и весело возразила:
– Не теряйте нить здравого смысла, моя дорогая. В конечном счете, все куда-нибудь да приезжают.
– Смотря в каком экипаже ехать, смотря за какое время нужно добраться, – едко ответила Анжелика, чьи нервы окончательно сдали. – Когда цель поездки в том, чтобы присоединиться к королевской псовой охоте, на которой ты должна была быть уже шесть часов тому назад, и когда существует риск явиться туда пешком лишь для того, чтобы услышать, как рога играют отбой, есть отчего злиться. Если король заметил мое отсутствие, он никогда не простит мне этой новой бестактности…
Сильнейший толчок, сопровождавшийся зловещим треском, бросил женщин друг на друга.
– Чума на вашу старую колымагу! – воскликнула Анжелика. – Она хуже, чем бочка для селедки. Только и умеет, что подскакивать!
На сей раз мадемуазель де Паражонк обиделась:
– Трудно не согласиться с вашим утверждением, что мой передвижной кабинет во многом уступает чудесным каретам, заполонявшим ваш каретный двор, но мне кажется, что вы были весьма довольны тем обстоятельством, что получили его в свое распоряжение этим утром, после того как ваш супруг, мессир дю Плесси-Бельер, счел оригинальным переправить всех ваших лошадей в некое таинственное место, о котором известно лишь ему…
Анжелика снова вздохнула. Где-то теперь хлысты из красного дерева, отделанные позолотой и обтянутые алым шелком, с помощью которых управляют ее великолепным экипажем? Как она радовалась, когда узнала, что сможет наконец присутствовать на королевской псовой охоте в Версальском лесу!
В мечтах она уже видела себя подъезжающей к месту встречи почетных гостей в карете, запряженной шестеркой вороных: на подножках трое лакеев в новеньких сияющих ливреях голубых и ярко-желтых цветов, кучер и форейтор[4]4
Один из кучеров, сидящий на передней лошади. – Примеч. ред.
[Закрыть] обуты в сапоги красной кожи, на головах шляпы с плюмажами. Раздается удивленный шепот: «Кому принадлежит этот роскошный экипаж?» – «Той самой маркизе дю Плесси-Бельер». – «Она не часто появляется при дворе. Муж прячет ее – он ревнив, как тигр». – «Как будто, именно о ней уже не раз справлялся Его Величество?»
Анжелика так готовилась к этому знаменательному дню, к решающему бою! Она больше не позволит забыть о себе. Стоит ей оказаться при дворе, и уже никому не по силам будет ее изгнать! Пусть Филипп хоть в лепешку разобьется, ничего у него не выйдет! Своей неповторимой красотой и элегантностью Анжелика завоюет симпатии двора. Она заставит признать себя, проявит упорство, она «зацепится», укоренится, как остальные придворные – эти честолюбивые паразиты, присосавшиеся к короне. И черт с ними – с застенчивостью и скромностью!
Мадемуазель де Паражонк игриво стукнула свою спутницу веером.
– Не надо быть провидицей, чтобы прочесть ваши мысли. Такое лицо у вас бывает перед решительным боем. Какую крепость вы вознамерились штурмовать? Его Величество? Или собственного мужа?
Анжелика пожала плечами.
– Король? Эта крепость уже захвачена, и ее отлично охраняют. У короля есть законная жена, есть официальная фаворитка мадемуазель де Лавальер, и множество других дам. А что касается моего мужа, так с чего вы взяли, будто я заинтересуюсь крепостью, которая уже пала? Можно ли считать – как вы выражаетесь? – «подобающим», если супруги продолжают проявлять взаимный интерес после подписания брачного договора? Это же мещанство!
Старая дева усмехнулась в ответ:
– На мой взгляд, очаровательный маркиз сохраняет к вам интерес, хотя демонстрирует его весьма нетривиальным образом!
Она жадно провела языком по пересохшим губам.
– Изложите мне свою историю еще раз, дорогая. Это один из самых занимательных рассказов, которые мне доводилось когда-либо слышать. Все, что вы рассказали, правда? Утром вы стали собираться в Версаль, но внезапно в ваших конюшнях не оказалось ни одной лошади? А добрая половина слуг куда-то сгинула? Мессир дю Плесси должен был проявить немыслимую щедрость по отношению к вашим людям… И вы ничего не заподозрили, ничего не заметили?.. В прежние времена вы были шустрее, милочка!
Последовал новый толчок. Юная Жавотта, горничная Анжелики, сидевшая напротив хозяйки, не удержалась на своем неудобном откидном сиденье и безнадежно смяла замечательный бант из золотой ткани, который Анжелика завязала у себя на поясе, чтобы прикреплять хлыст для верховой езды. С досады Анжелика отвесила девчонке звонкую пощечину. Та, хныча, снова уселась на свое место. Анжелика едва сдерживалась, чтобы не поднять руку и на Филониду де Паражонк, чье лицо, покрытое толстым слоем белил, напоминало гипсовую маску. Без сомнений, старая дама совсем не сочувствовала Анжелике, попавшей в неприятную ситуацию. Но в отчаянии от разбоя, который учинил Филипп, Анжелика была вынуждена обратиться за помощью к старой жеманнице, своей соседке и хорошей знакомой. Возможности позаимствовать карету у кого-то другого просто не было. Госпожа де Севинье наслаждалась сельской жизнью. Нинон де Ланкло помогла бы своей подруге, но репутация знаменитой куртизанки не позволяла ей бывать при дворе, а экипаж Нинон могли узнать. Среди прочих парижских знакомых Анжелики многие в тот день тоже были приглашены в Версаль – а если не были, то из ревности и зависти никогда не пришли бы на помощь счастливице. Оставалась только мадемуазель де Паражонк.
Анжелике, изнывавшей от нетерпения, пришлось ждать, пока взволнованная старая дева достанет свои самые красивые наряды, давно вышедшие из моды, пока ее служанка распутает локоны самого красивого парика, пока почистят ливрею кучера, отполируют лак убогой кареты.
И вот наконец они выехали на дорогу. Но на какую дорогу!
– Ну и дорога! Ну и дорога… – стонала Анжелика, пытаясь разглядеть хоть какой-нибудь просвет среди массивных деревьев, сомкнувших свои ряды.
– Ничто не должно выводить вас из равновесия, – назидательно вещала мадемуазель де Паражонк. – Вы рискуете испортить цвет лица, что было бы весьма огорчительно. Дорога такова, какой она и должна быть. Вам следует брать пример с нашего сюзерена: ему доставляет удовольствие барахтаться в этой грязи и заставлять нас проделывать то же самое. Мне довелось слышать, что не далее как вчера здесь прогнали очередное стадо быков из Нормандии. Посему эта дорога и носит название Бычьей. Покойный государь Людовик XIII любил охотиться в этих краях, но ему бы в голову не пришло тащить в подобную глушь цвет своего двора. Людовик Целомудренный был человеком простым, справедливым и рассудительным.
Наставления Филониды прервал треск, за которым последовал мощный толчок. Карета накренилась, колесо зацепилось за камень и отвалилось, а пассажирки попадали друг на друга.
Анжелика оказалась в углу, над отвалившимся колесом. Она с отчаянием думала о своем прекрасном костюме амазонки, который придавили сверху мадемуазель де Паражонк и Жавотта. Анжелика боялась пошевельнуться, чтобы выбраться, потому что по всему полу валялись осколки разбитого стекла. Не хватало только порезаться и испачкать кровью свой туалет!
Открылась противоположная дверца кареты, и Флипо, лакей Анжелики, склонил к хозяйке хитрую физиономию.
– Туго, Маркиза? – выдохнул он.
Анжелика была не в том состоянии, чтобы напоминать мальчишке о правильной речи.
– А как наша старая Бастилия, еще держится?
– Держится-держится, – довольно весело ответила Филонида. Она пуще всего на свете любила захватывающие приключения. – Юный наглец, подай мне руку и помоги выбраться.
Флипо изо всех сил потянул старую кокетку за руку. С помощью кучера, которому удалось успокоить и распрячь лошадей, обе дамы и служанка оказались посреди грязной дороги.
Обошлось даже без ссадин, но бедственное положение казалось непоправимым.
Анжелика подавила свой гнев: ругаться было бессмысленно. Увы, теперь все потеряно безвозвратно! Она не сумела присоединиться к королевской псовой охоте и теперь НИКОГДА уже не сможет вернуться ко двору! Король не простит очередного отказа участвовать в светских забавах. Что делать? Может быть, написать письмо, броситься к ногам монарха, упросить мадам де Монтеспан или графа де Лозена похлопотать за нее? Но какие у нее будут оправдания?.. Карета сломалась? В конце концов, это правда, но кто поверит такому ничтожному объяснению! Каждый опоздавший придворный рассказывает, что у него сломалась карета!
Анжелика присела на пень, и горькие размышления настолько охватили ее, что она не заметила приближения небольшого отряда всадников.
– А вот и люди, – тихо сказал Флипо.
В окружавшей тишине можно было расслышать цоканье лошадиных копыт. Кони шли шагом. Мадемуазель де Паражонк прошептала:
– Господь Всевышний, бандиты! Мы пропали!
Глава 3
Спаситель-гасконец. – Охота на оленя в Версальском лесу. – Король беседует с маркизой дю Плесси. – Бунтовщики из Лангедока
АНЖЕЛИКА подняла голову. В самом деле: посреди пустой дороги в наступающих сумерках внешность вновь прибывших не внушала никакого доверия. Высокие худые мужчины, смуглые и темноглазые, с усами и черными бородками, которые вышли из моды уже несколько лет тому назад – в Иль-де-Франсе таких уже и не встретить. Всадники были в непрезентабельных голубых мундирах, изрядно вылинявших, с протертыми и порванными оборками и кружевами. На их шляпах красовались какие-то облезлые перья. Некоторые из прибывших были одеты в широкие потрепанные плащи. При этом у каждого на боку сверкала шпага. Два знаменосца, возглавлявших отряд, держали роскошные, но дырявые флаги – вне всякого сомнения, их не раз трепал горячий ветер сражений.
Несколько пехотинцев, вооруженных пиками и мушкетами, равнодушно прошли мимо опрокинувшейся кареты. Но первый всадник – видимо, глава всего отряда – остановился перед путешественницами и их слугами.
– Тысяча чертей! Сдается мне, прекрасные дамы, что бог Меркурий, покровитель путешественников, самым коварным образом покинул вас!
В отличие от своих товарищей, это был мужчина в теле, хотя свободно болтавшийся жюстокор свидетельствовал, что в былые времена его владелец был куда дороднее. Незнакомец снял шляпу, открыв смуглое жизнерадостное лицо. Певучий акцент безошибочно указывал на его происхождение. Анжелика весело улыбнулась и ответила столь же приветливым тоном:
– Монсеньор, готова поспорить: вы гасконец!
– От вас ничего не утаишь, о прелестнейшая из лесных нимф! Чем мы можем быть вам полезными?
Всадник наклонился к Анжелике, чтобы лучше рассмотреть ее, и ей показалось, что он едва заметно вздрогнул. Вдруг у нее появилось ощущение, что она уже где-то встречала этого человека. Но где?.. Сейчас не время вспоминать. Озабоченная насущными проблемами, Анжелика с живостью заговорила:
– Месье, вы можете оказать нам неоценимую услугу. Мы должны были присоединиться к королевской охоте, но произошел несчастный случай. Не может быть и речи о том, чтобы привести в порядок эту старую карету. Если кто-нибудь из всадников посадит нас, мою подругу и меня, а также мою горничную на крупы своих коней и доставит к перекрестку с Бычьей дорогой, мы будем вам чрезвычайно признательны.
– К перекрестку с Бычьей дорогой? Мы и сами туда направляемся. Черт побери, как все отлично совпало!
Всадникам потребовалось не более четверти часа, чтобы домчать троих сидящих позади них женщин до места.
Поляна у подножия холмов Фос-Репоз была заполнена каретами и лошадьми. Ожидая возвращения хозяев, кучера и лакеи играли в кости или выпивали в придорожной таверне. В прежние времена подобная удача обходила это скромное заведение стороной.
Заметив своего конюха, Анжелика спрыгнула на землю и крикнула ему:
– Жанику, приведи ко мне Цереру!
Слуга бросился к конюшне.
Уже через пару секунд Анжелика была в седле. Она вывела кобылу из толпы, пришпорила ее и поскакала к лесу.
* * *
Церера была прекрасным, грациозным животным. Ее переливчатая золотистая шкура и навела Анжелику на мысль назвать кобылу именем древней богини плодородия, которое приносит с собой лето[5]5
Римская богиня плодородия и земли, в изобразительном искусстве эпохи Просвещения изображалась аллегорией лета. – Примеч. ред.
[Закрыть]. Она любила Цереру прежде всего за ее изысканную красоту: у маркизы было слишком много забот, чтобы привязаться к кобыле и подружиться с ней. Но Церера оказалась необыкновенно деликатным существом, и Анжелика с удовольствием ездила на ней. Она поворотила лошадь с тропинки прямиком к вершине холма. Сначала Церера спотыкалась на толстом ковре из сухих листьев, а потом освоилась и быстро взобралась наверх. Но там росли деревья, и Анжелика не могла оглядеть округу. Тогда она прислушалась и вскоре различила далекий лай собачьей своры. Затем где-то на востоке призывно затрубил рог, ему вторил стройный хор охотничьих рожков. Анжелика узнала сигнал «на воду»[6]6
Bat l'eau – дословно «бить воду», «загонять воду» (фр.). Промежуточный сигнал французской псовой охоты, подается рогом, означает, что животные из своры вышли к воде. – Примеч. пер.
[Закрыть] и улыбнулась.
– Охота еще не закончена. Церера, красавица моя, давай поспешим. Может быть, мы еще сумеем спасти свою честь.
Она пустила кобылу в галоп, вниз по склону. Мимо деревьев, тянущих друг к другу узловатые ветви, покрытые густой листвой, всадница мчалась сквозь чащобы и заросли почти девственного леса, удаленного от человеческого жилья. Лишь редкие охотники да браконьеры с арбалетом за плечом забредали в эти дебри, где нередко находили себе убежище многочисленные разбойники и бандиты. Но Людовик XIII и молодой Людовик XIV вырвали из векового сна старые дубы, помнившие друидов. Гомон блистательного королевского двора разогнал густые туманы, а духи придворных дам смешались с запахами листвы и грибов.
Лай приближался. Должно быть, загнанный олень сумел перебраться через реку. Он не желал признавать себя побежденным и, преследуемый собаками, продолжал бег. Олень бежал в ту сторону, где находилась Анжелика. Вновь запели рога, созывая охотников. Анжелика ехала теперь медленнее, а потом и вовсе остановилась. Глухой галоп лошадей становился все громче, и тогда она выбралась из-под сени деревьев. Зелень перед ней расступилась, и она заметила в низине отблески солнечных бликов, искрившихся на болоте. Сзади стояла темная глухая стена леса, но над головой открылось небо, по которому, освещенные бледным закатом, неслись серые облака. Надвигались сумерки, и весь окрестный пейзаж подернулся туманной дымкой, приглушавшей яркие цвета, в которые лето одело лес. Бесчисленные ручейки несли с холма свежесть в долину.
Неожиданно рядом раздался дружный лай собачьей своры и у опушки леса мелькнула коричневатая тень. Олень был еще очень молодой, его рога даже не начали ветвиться. Он несся галопом по болоту, поднимая вокруг себя облако брызг. За ним бело-рыжей лавиной летели собаки. Тут из лесной чащи выскочила амазонка в красном жюстокоре, а вслед за ней уже со всех сторон на травянистом склоне стали появляться всадники. В мгновенье ока тишина нежного буколического пейзажа была нарушена варварским шумом, в котором смешались лай собак, ржание лошадей, крики охотников, звонкое пение рожков и улюлюканье загонщиков. На фоне темного леса богатая одежда вельмож и благородных дам казалась разноцветным облаком, а золотая и серебряная вышивка, перевязи и плюмажи сверкали и переливались в лучах заходящего солнца.
Последним отчаянным усилием олень сумел разорвать смыкавшийся вокруг него адский круг. Воспользовавшись брешью, он кинулся к спасительной чащобе. Отовсюду раздались крики разочарования. Перепачканные в грязи собаки сбились в свору перед новой погоней.
Анжелика тихонько пришпорила Цереру и спустилась по склону. Похоже, момент был самым удачным, чтобы смешаться с толпой.
– Его бесполезно преследовать, – произнес кто-то у нее за спиной. – Олень скрылся на несколько мгновений; если вы сейчас спуститесь в низину, то лишь перепачкаетесь по самые уши. Поверьте, прекрасная незнакомка, благоразумнее остаться здесь. Я готов держать любое пари, что слуги будут собирать собак именно на этой поляне. Зато мы предстанем перед королем свежими и чистыми…
Анжелика обернулась. Она не знала этого дворянина, остановившегося в нескольких шагах от нее. Огромный парик обрамлял его весьма привлекательное лицо. Одет он был очень изысканно. Всадник снял шляпу с белоснежным плюмажем, чтобы поприветствовать даму.
– Пускай меня черти заберут, но я уже имел счастье встречаться с вами, мадам. Я совершенно уверен, такое лицо невозможно забыть.
– Должно быть, вы видели меня мельком при дворе?
– При дворе? Исключено! – возмущенно возразил он. – Я там буквально живу, мадам! Вы не могли пройти мимо меня незамеченной. Нет-нет, мадам, не пытайтесь ввести меня в заблуждение. Вы никогда не появлялись при дворе.
– Появлялась, месье.
И, немного помолчав, добавила:
– Однажды…
Незнакомец рассмеялся.
– Однажды? Как мило!
Наморщив светлые брови, он задумался.
– Когда же? На последнем балу? Нет, вас там не было. И все-таки… Как ни удивительно, но я не видел вас и нынче утром во время сбора у Фос-Репоз. Готов поспорить!
– Неужели вы всех здесь знаете?
– Да! Всех без исключения! Я убежден, что нужно запоминать людей, чтобы и они помнили тебя. Таков мой принцип с самой ранней молодости. У меня отменная память!
– Великолепно! В таком случае, не станете ли вы моим проводником в высшем обществе, о котором я столь мало осведомлена? Называйте мне имена. Я сгораю от нетерпения узнать, кто эта амазонка в красном, которая появилась сразу же за собаками? Она великолепная наездница, ее не обгонит даже мужчина.
– Вы верно подметили, – смеясь, ответил незнакомец. – Это мадемуазель де Лавальер.
– Фаворитка короля?
– Ха, именно так! Фаворитка, – он согласился с чрезвычайно довольным видом, причину которого Анжелика не смогла разгадать сразу.
– Я не думала, что она такая увлеченная охотница.
– Скорее, она прирожденная наездница. С раннего детства ездила без седла на самых горячих скакунах, причем тут же пускала их в галоп. Малышка перелетала через препятствия, как пуля.
Анжелика с удивлением взглянула на собеседника.
– Похоже, вы необыкновенно близко знакомы с мадемуазель де Лавальер.
– Она моя сестра.
– Неужели?! – воскликнула пораженная Анжелика. – Стало быть, вы…
– Маркиз де Лавальер, к вашим услугам, прекрасная незнакомка.
Он снял шляпу и игриво дотронулся роскошными белыми перьями до носа Анжелики.
Слегка раздосадованная, Анжелика отпрянула назад и поворотила свою кобылу к лощине, которая выходила в низину. Здесь, поднимаясь над лужицами стоячей воды, сгущался туман. Маркиз Лавальер поехал следом.
– Ну, что я вам говорил? – воскликнул он. – Рядом трубят рога, возвещая общий сбор. Охота закончена. Мессир дю Плесси-Бельер возьмет свой большой нож и аккуратно перережет оленю горло. Вы когда-нибудь видели, как исполняет свои обязанности наш главный ловчий?.. Зрелище того стоит. Этот щеголь так красив, элегантен и надушен, что трудно поверить, будто он умеет пользоваться даже перочинным ножом… Но ничуть не бывало! Маркиз так уверенно держит в руках острый тесак, словно он воспитывался среди живодеров на рыночной площади Аппорт-Пари.
– Филипп еще в юности прослыл прекрасным охотником на волков в Ньельском лесу, – с наивной гордостью заявила Анжелика. – Крестьяне дали ему тогда прозвище Fariboul Loupas, на местном наречии что-то вроде «волчья погибель»[7]7
Анжелика переводит с пуатевинского диалекта. Диалекты были распространены во французских провинциях вплоть до XVIII в. – Примеч. ред.
[Закрыть].
– Теперь моя очередь сказать вам, что, кажется, вы необычайно близко знакомы с мессиром дю Плесси.
– Он мой муж.
– Ого! Клянусь святым Губертом[8]8
Святой Губерт, архиепископ Льежа. Считался покровителем охоты и собак. – Примеч. ред.
[Закрыть], вот забавно!
И придворный расхохотался. Он смеялся открыто, и все же чувствовалось, что за его непринужденным смехом кроется тонкий расчет. Жизнерадостный придворный – дорогой гость в каждом доме. Надо полагать, он репетировал свой смех столь же усердно, как репетирует роль актер Бургундского отеля[9]9
Крупнейший драматический театр Парижа в XVII в. и первый стационарный театр Франции, ныне не существующий. – Примеч. пер.
[Закрыть].
Лавальер внезапно прекратил смеяться и озабоченно повторил:
– Ваш муж?.. Значит, вы – маркиза дю Плесси-Бельер?.. Вот как! Я слышал о вас. Так это вы… о небо, стало быть, это вы вызвали неудовольствие короля?
Он смотрел на Анжелику почти с суеверным ужасом.
– Его Величество! – неожиданно воскликнул он.
И, оставив свою собеседницу на поляне, Лавальер поскакал навстречу группе, появившейся в лощине. Среди толпы придворных Анжелика тотчас узнала короля.
Его скромный костюм резко контрастировал с яркими нарядами придворных. Людовик XIV чувствовал себя комфортно только в простой, неброской одежде. Поговаривали, что, облачаясь в роскошные церемониальные наряды, государь спешит избавиться от них сразу же после окончания церемонии. На охоте, благо повод позволял, Людовик отказывался от сковывающих движения кружев и рюшей. В тот день он был в коричневом суконном костюме, скромно расшитом золотой нитью вдоль петлиц и по краю карманов. Огромные черные сапоги для верховой езды плотно облегали его ноги. Король выглядел как обычный мелкопоместный дворянин.
И все же его нельзя было ни с кем спутать. Величие жестов, врожденная грация, гордая осанка и беспристрастное выражение лица – все это придавало ему поистине королевский вид.
В руках он держал короткий деревянный шест, заканчивавшийся кабаньим копытом. Перед началом охоты его торжественно вручил Людовику главный королевский ловчий. Им пользовались в основном для того, чтобы отодвигать ветки, но согласно многовековой традиции он служил символом доблести, почетным атрибутом, игравшим особую роль в церемониале псовой охоты.
Рядом с королем скакала амазонка в красном жюстокоре. От быстрой езды ее худенькое личико оживилось и разрумянилось. Фаворитку нельзя было назвать красивой, но Анжелика разглядела в этой женщине хрупкую привлекательность и почувствовала в глубине души сострадание к ней. Не пытаясь разобраться, откуда возникло это ощущение, Анжелика решила, что хотя мадемуазель де Лавальер и добралась до вершины почестей и благ, она была неспособна защитить себя от придворных интриг. Оглядевшись по сторонам, Анжелика узнала принца Конде, мадам де Монтеспан, де Лозена, Лувуа, Бриенна, Юмьера, мадам де Рур и мадам де Монтозье[10]10
Жюли-Люсин д'Анжен (1607–1671) – дочь хозяйки знаменитого салона мадам де Рамбуйе, в замужестве герцогиня де Монтозье. С 1661 г. фрейлина королевы и воспитательница королевских детей. – Примеч. ред.
[Закрыть], принцессу Арманьяк[11]11
Арманьяк, Катрин де Невиль де Виллерой (1639–1707) – фрейлина Марии-Терезии. – Примеч. ред.
[Закрыть] и герцога Энгиенского. Чуть поодаль стояли Мадам – очаровательная принцесса Генриетта, и, разумеется, Месье – брат короля, в сопровождении неизменного шевалье де Лоррена. Остальных она увидела лишь мельком, но на всех придворных лежала печать роскоши, отменного здоровья и жадности.
Король с нетерпением смотрел на маленькую тропинку, уходившую к лесу. По ней шагом ехали два всадника. Одним из них был Филипп дю Плесси-Бельер, державший в руках позолоченный шест, увенчанный копытом лани. За время охоты его одежда помялась, парик сбился на сторону.
Но и теперь сердце Анжелики сжалось от гнева и сожаления – красив безупречно! Какой будет реакция Филиппа, когда он заметит свою несчастную жену, которую несколько часов тому назад оставил трепещущей в монастыре? Анжелика судорожно сжала поводья. Она достаточно хорошо знала своего супруга, чтобы понимать – перед королем тот не позволит себе никаких вспышек гнева. Но что ждет ее потом?
Филипп придерживал своего белого скакуна, для того чтобы не опередить спутника.
То был старик с резкими чертами лица. Его подбородок по моде прошедших лет украшал клок волос, теперь совсем седых. Он с недовольным видом вытирал пот со лба и вел коня с нарочитой медлительностью, вопреки видимому нетерпению короля.
– Старина Сальнов[12]12
Робер де Сальнов (ум. 1670) начал придворную карьеру еще при короле Генрихе IV. Страстно увлекался охотой, и при королях Людовике XIII и Людовике XIV был главным егерем королевских охотничьих угодий. В 1655 г. издал книгу «Королевская псовая охота», в которой детально описывал организацию псовой охоты, а также разведение и обучение охотничьих собак. Книга была весьма популярна и неоднократно переиздавалась. – Примеч. ред.
[Закрыть] считает, что государь заставляет его слишком долго охотиться, – сказал кто-то рядом с Анжеликой. – На днях он жаловался, что в старые добрые времена Людовик XIII не таскал за собой такое количество бесполезных «скакунов», из-за которых охоту труднее вести, да и продолжается она дольше.
Сальнов был главным ловчим покойного короля. Он преподавал юному Людовику XIV основы увлекательного искусства охоты, и теперь пенял государю, что тот не придерживается традиционных правил. Превратить охоту в развлечение для королевского двора! Черт подери! Король Людовик XIII никогда не «обвешивался юбками», если ему приходила в голову фантазия поездить по лесам. Господин де Сальнов не упускал случая напомнить об этом своему бывшему ученику. Он до сих пор не осознал, что Людовик – уже не тот толстощекий мальчик, которого главный ловчий в незапамятные времена сам сажал на лошадь. Со своей стороны король, из вежливости и отдавая дань старой привязанности, держал слугу отца на прежнем посту. Филипп дю Плесси на деле выполнял обязанности главного ловчего, но не был назначен официально. Что и поспешил продемонстрировать: не дойдя всего нескольких шагов до короля, он вручил маркизу де Сальнову шест с копытом лани – символ почетной должности.
Затем, согласно церемониалу, Его Величество передал Сальнову шест с копытом кабана, который тот вручил королю в начале охоты.
Охота закончилась. Король весьма сухо спросил:
– Сальнов, что собаки? Сильно устали?
Старый маркиз все еще не мог отдышаться. Впрочем, его усталость не была показной. Разбитыми выглядели все, кто принимал активное участие в охоте: и придворные, и загонщики, и слуги.
– Собаки? – Сальнов пожал плечами. – Пожалуй, устали.
– А лошади?
– Думаю, тоже.
– И все ради двух оленей, у которых толком еще и рога не отросли, – раздраженно бросил король.
Он оглядел собравшихся. Анжелике показалось, что его непреклонный, скрывавший подлинные чувства взгляд остановился и на ней, причем король как будто узнал ее. Она немного отступила назад.
– Ну что же, – произнес Его Величество, – мы будем охотиться в среду.
Наступило напряженное молчание. Казалось, все были поражены. Некоторые дамы с ужасом спрашивали себя, успеют ли они оправиться до послезавтрашнего дня.
Король повторил несколько громче:
– Послезавтра мы будем охотиться – вы слышали, Сальнов? И на этот раз мы желаем загнать оленя, на рогах которого будет десять отростков.
– Да, сир, я расслышал с первого раза, – ответил старый маркиз.
