Текст книги "Анжелика. Война в кружевах"
Автор книги: Анн Голон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 1
Ночное похищение. – Неожиданная встреча с Филиппом в монастыре. – Анжелика возвращает себе свободу
АНЖЕЛИКА никак не могла уснуть. В предвкушении завтрашних развлечений она разволновалась, как девочка накануне Рождества. Два раза вскакивала с постели и высекала огонь, чтобы зажечь свечу и полюбоваться разложенными на креслах около кровати нарядами, которые она завтра наденет: один – на королевскую охоту, а другой – на бал. Она была очень довольна своим костюмом для охоты. Анжелика заказала портному бархатный жюстокор жемчужно-серого цвета – костюм из мужского гардероба, который при умелом крое мог выгодно подчеркнуть хрупкость женской фигуры. Каскад снежных страусовых перьев украшал ее огромную ослепительно-белую мушкетерскую шляпу. Но больше всего Анжелика восхищалась своим галстуком. Она надеялась, что это модное дополнение к костюму привлечет внимание придворных дам и вызовет их любопытство. Галстук представлял собой длинную накрахмаленную ленту из линона, изысканно расшитую крошечными жемчужинами. Лента несколько раз обертывалась вокруг шеи и завязывалась прихотливым узлом в форме бабочки. Такая идея осенила Анжелику накануне. Она долго выбирала, переменив перед зеркалом не меньше десятка самых прекрасных галстуков, которые ей доставили из галантерейной лавки «Золотая приманка», и наконец остановилась на банте под названием «всадница», который завязала более пышно, чем это предполагалось для мужского наряда. Анжелика рассудила, что тонкое женское лицо будет плохо смотреться в обрамлении жесткого воротника охотничьего жюстокора, тогда как пенная белизна под подбородком придаст костюму недостающую ему женственность.
Анжелика снова улеглась в постель и снова стала вертеться с боку на бок. Она подумала было позвонить горничной, чтобы та принесла успокоительный отвар вербены. Нужно поспать хоть несколько часов, ведь предстоит утомительный день. Сбор охотников назначен к полудню в лесу Фос-Репоз, на Бычьем перекрестке. Но чтобы в условленное время встретиться с версальскими экипажами, тем приглашенным короля, которые отправятся из Парижа, придется выехать спозаранку. В глубине леса располагались конюшни, куда самые приближенные из королевской свиты заранее переправляли своих верховых лошадей, чтобы во время травли оленя их кони были совсем свежими. Анжелика еще днем послала двух лакеев, чтобы те доставили в конюшню ее чистокровную испанскую кобылу – великолепную Цереру, которая обошлась в тысячу пистолей.
Анжелика в который раз встала и зажгла свечу. Да, бальное платье великолепно. Пламенеющий розовый атлас, шлейф цвета утренней зари, пластрон, затканный изящными цветами из розового перламутра. Из украшений Анжелика выбрала розовый жемчуг: серьги в виде виноградной грозди, ожерелье в три нити на шею и грудь и диадему в форме полумесяца. Анжелика купила гарнитур у ювелира, зачарованная его рассказами о теплых морях, где добыли эти жемчуга, о долгих торгах и скрупулезных осмотрах, о далеких странствиях, в которых побывали запрятанные в шелковые мешочки драгоценные бусины, переходя от арабских купцов к греческим или венецианским. Ювелир набивал цену, расхваливая свой товар; он говорил, что каждая жемчужина – это настоящее сокровище, похищенное из райских садов. И хотя Анжелике пришлось выложить целое состояние, чтобы купить драгоценный гарнитур, она не испытывала сейчас ни малейших угрызений совести, которые обычно следуют за столь неразумными тратами. Она восхищенно любовалась жемчужинами, которые переливались на белом бархате футляра, лежавшего на прикроватном столике.
Такие изысканные и дорогие безделушки она высоко ценила. Потребность обладать ими стала своеобразным реваншем за нищету, которой Анжелика хлебнула в прошлом. Какое счастье, что она добилась всего, пока еще не стало слишком поздно! Именно сейчас лучшая пора, чтобы украшать себя самыми прекрасными драгоценностями, носить самые роскошные платья, быть окруженной великолепной мебелью, гобеленами и другими вещами, выполненными руками известных мастеров.
Анжелика покупала очень дорогие вещи и тщательно выбирала их, руководствуясь своим изысканным вкусом опытной, но не пресыщенной женщины.
Ее способность радоваться жизни нисколько не угасла. Порой Анжелика изумлялась этому и втайне благодарила небеса за то, что с честью преодолела ниспосланные испытания. Ее ум остался острым и молодым, зато было куда больше опыта, чем у многих ровесниц, и меньше иллюзий. Анжелика научилась радоваться жизни так, как ей радуются дети, получать удовольствие от каждой мелочи. Можно ли, никогда не познав настоящего голода, испытывать наслаждение от вкуса горячего хлеба? Когда-то ты бродила босиком по парижским улицам, а в один прекрасный день стала обладательницей таких жемчугов – разве это не достаточный повод считать себя самой счастливой женщиной на свете?
Анжелика опять задула свечу и завернулась в тонкую простыню, благоухавшую ирисами. Она потянулась и подумала: «Как хорошо быть богатой, красивой и молодой!»
Но, вспомнив о Филиппе, она не добавила: «желанной», и вся ее радость потухла, исчезнув, как солнце за черной тучей.
Она тяжело вздохнула:
«Филипп!»
Как же он ее презирал! Анжелика перебирала в памяти два месяца, прожитые в браке с маркизом дю Плесси-Бельером, и размышляла о нелепой ситуации, в которой оказалась по своей собственной вине. На следующий день после того, как Анжелику приняли в Версале, королевский двор вернулся в Сен-Жермен, а ей ничего не оставалось, как отправиться в Париж. Казалось естественным, чтобы новоиспеченная маркиза перебралась в особняк мужа на улице Фобур Сент-Антуан, но когда после долгих колебаний Анжелика отправилась туда, то очутилась перед закрытой дверью. Привратник заявил, что его господин находится при дворе короля и никаких распоряжений насчет мадам он не оставлял. Анжелике пришлось вернуться в свой отель Ботрейи. Там она и жила в ожидании нового приглашения короля, которое позволило бы ей появиться при дворе. Но приглашения не поступало, и Анжелика беспокоилась все сильнее, пока однажды у Нинон не встретила мадам де Монтеспан. Атенаис обратилась к ней со словами:
– Что с вами, дорогая, вы потеряли рассудок? Пренебрегаете уже третьим приглашением короля. То у вас случилась сильнейшая лихорадка, то желудочное расстройство, потом на носу вскочил прыщ, испортивший вашу красоту настолько, что вы не осмелились предстать при дворе. Какие жалкие отговорки! Король их не оценит, потому что до ужаса боится больных. Не выводите его из себя.
Так Анжелика узнала, что ее муж, через которого король не раз передавал ей приглашения на разные празднества, не только не сообщал ей об этом, но еще и выставлял ее перед государем в неприглядном свете.
– В любом случае, я вас предупредила, – закончила мадам де Монтеспан. – Я собственными ушами слышала, как король сказал маркизу дю Плесси, что он желает видеть вас в среду на охоте. «И постарайтесь устроить так, чтобы на сей раз здоровье мадам дю Плесси-Бельер не помешало ей прийти, – раздраженно добавил Его Величество, – ибо если маркиза вновь пренебрежет нашим вниманием, я лично порекомендую ей письмом вернуться в провинцию». Это значит, что вы всего в шаге от королевской немилости.
Ошеломленная, а затем взбешенная, Анжелика быстро составила план, который позволил бы ей достойно выйти из щекотливой ситуации. Она отправится на охоту и поставит Филиппа перед свершившимся фактом. А если король начнет задавать вопросы – что ж, она скажет правду. Филипп не сможет не покориться королевской воле. В строжайшей тайне Анжелика заказала себе новые туалеты, организовала отправку лошади и подготовила карету, в которую она сядет на рассвете следующего дня. Но рассвет уже близок, а она еще не сомкнула глаз. Анжелика заставила себя смежить веки, ни о чем не думать и потихоньку начала соскальзывать в сон.
Вдруг Хризантема, ее маленькая собачка, свернувшаяся клубком под стеганым одеялом, вздрогнула, рывком вскочила и залилась лаем. Анжелика схватила любимицу и сунула под одеяло, строго приказав замолчать.
Когда Анжелика переехала в отель Ботрейи, друзья убедили ее в необходимости завести себе, следуя последней моде, крохотную собачку, которую во время прогулок можно носить на руках, а зимой даже прятать в муфту. Так у Анжелики появился белый мальтийский грифон, которого она назвала в честь экзотического цветка, такого же растрепанного, как сама Хризантема. Собачка была очень спокойная и никогда не лаяла по пустякам. Зная ее характер, Анжелика встревожилась. Почему ее скромница так настойчиво лает?
Собачонка, дрожа, продолжала рычать. Она успокоилась на несколько секунд, а затем опять вскочила с пронзительным тявканьем.
– Что случилось, Хризантема? – раздраженно спросила хозяйка. – В чем дело? Там мышка пробежала?
Анжелика придержала рукой собачью пасть и прислушалась, стараясь понять, что же так взволновало грифона. Вдруг до ее слуха долетел какой-то странный, едва различимый звук. Будто кто-то царапал чем-то твердым по гладкой поверхности. Хризантема зарычала.
– Спокойно, малышка, спокойно!
Так никогда не заснуть! Анжелика закрыла глаза. Неожиданным видением перед ней промелькнуло смутное воспоминание: вязкий ночной мрак, темные, грязные, шершавые руки парижских воров… ложатся на поверхность стекла… проводят острым, почти невидимым алмазом…
Она вскочила мгновенно. Точно! Звук шел именно от окна. Это грабители!
Сердце неистово билось, так что теперь она слышала лишь его глухие и частые удары. Хризантема высвободилась и снова пронзительно залаяла. Анжелика схватила ее в охапку и едва не придушила, заставив замолчать. Она снова прислушалась и почувствовала, что в комнате кто-то есть. Вот хлопнуло окно: «они» забрались внутрь.
– Кто здесь? – крикнула Анжелика, чуть живая от страха.
Ответа не было, но шаги приблизились к алькову.
«Жемчуг!» – подумала Анжелика.
Она схватила со столика пригоршню драгоценностей, и почти в ту же секунду ее накрыло тяжелое покрывало. Кто-то грубо схватил ее и пытался связать веревкой. Она извивалась, как угорь, хрипя под толщей ткани. Ей удалось высвободиться, и, набрав воздуха, Анжелика закричала:
– На помощь! Спаси…
Узловатые пальцы сдавили горло, заглушив крик о помощи. Анжелика задыхалась. Ей казалось, что у нее перед глазами вспыхивают ослепительные красные молнии. Истеричное тявканье собаки становилось все тише и тише…
«Я умираю, – пронеслось у нее в голове, – я умираю, этот вор меня сейчас задушит… как глупо… Филипп… Филипп!»
И она потеряла сознание.
* * *
Очнувшись, Анжелика почувствовала, как что-то выскользнуло из ее пальцев и упало на плиточный пол. Послышался стук падения бусин.
«Мой жемчуг!»
Анжелика с трудом перегнулась через край соломенного тюфяка и увидела на полу нитку розового жемчуга. Должно быть, пока ее похищали и перевозили сюда, она держала бусы в крепко сжатом кулаке. Анжелика растерянно огляделась. Она находилась в комнате, напоминавшей келью. Через небольшое стрельчатое окно, забранное решеткой, медленно проникала рассветная дымка, заглушая желтый свет стоявшей в укромной нише масляной лампы. Из мебели в комнате имелись лишь грубо сколоченный стол, трехногая табуретка да отвратительная кровать, устроенная из деревянной рамы и брошенного поверх нее тюфяка.
«Где я? Кто меня похитил? Чего от меня хотят?»
Жемчуг у нее не забрали. Веревки сняли, но на нее по-прежнему было наброшено покрывало, а под ним лишь легкая ночная сорочка из розового шелка. Анжелика наклонилась, подняла ожерелье и машинально надела его на шею. Одумавшись, она все-таки сняла жемчуг и спрятала его под валик в изголовье.
Снаружи раздался серебряный звон колокола, ему вторил другой колокол. Взгляд Анжелики остановился на маленьком распятии из черного дерева, висевшем на беленой стене. Распятие украшала веточка самшита.
«Монастырь! Я в монастыре…»
Прислушавшись, она уловила далекое эхо органа и пение псалмов.
«Что все это значит? Боже мой, как болит шея!»
Несколько минут обессиленная Анжелика все еще оставалась в полубессознательном состоянии. Ее мысли путались. Она старалась убедить себя в том, что ей просто привиделся дурной сон и сейчас она наконец проснется и избавится от абсурдного кошмара.
Шаги, раздавшиеся в коридоре, заставили ее приподняться на постели. Мужские шаги.
Похититель? Ха! Ему это даром не пройдет, он за все поплатится. Анжелика не боялась бандитов. Если нужно, она напомнит, что сам король преступного мира, Деревянный Зад, числится среди ее друзей.
Мужчина остановился у двери. В замке повернулся ключ, и похититель вошел в комнату. Анжелика замерла от изумления.
– Филипп?!
Меньше всего она ожидала увидеть мужа. Своего мужа Филиппа, который не соизволил ни разу за два месяца, что она прожила в Париже, навестить ее хотя бы с простым визитом вежливости, вспомнить о том, что у него существует жена.
– Филипп! – повторила Анжелика. – Ах! Филипп, какое счастье! Вы пришли мне на помощь?
Что-то необычное, какая-то холодность в его взгляде остановила порыв, который уже было бросил ее к супругу.
Он стоял у порога в высоких сапогах из белой кожи великолепной выделки, неотразимый в своем расшитом серебром сером замшевом жюстокоре, с воротником из тончайшего венецианского кружева. Тщательно завитые кудри его светлого парика ниспадали на плечи. Шляпа из серого бархата была украшена белыми перьями.
– Как вы себя чувствуете, мадам? – спросил дю Плесси. – Вы здоровы?
Можно было подумать, что они встретились в модном салоне.
– Я… я не знаю, что со мной случилось, Филипп, – в полном смятении пробормотала Анжелика. – На меня напали прямо в спальне… похитили и привезли сюда. Вы можете сказать, какой негодяй совершил это злодеяние?
– С удовольствием. Вас похитил Ла Виолетт, мой камердинер.
Анжелика онемела от неожиданности.
– По моему приказу, – с деланной любезностью добавил Филипп.
Она содрогнулась. Правда была очевидна.
В ночной рубашке, босиком она бросилась по холодным плитам прямо к окну и вцепилась в железные прутья решетки. Вставало солнце, начинался чудесный летний день – день, когда король и весь его двор отправятся охотиться на оленя в лесу Фос-Репоз. Но маркиза дю Плесси-Бельер не будет присутствовать на этой охоте. Вне себя от гнева Анжелика повернулась к мужу.
– Вы сделали это, чтобы я не смогла появиться на королевской охоте?!
– Как вы догадливы!
– А вы знаете, что Его Величество никогда не простит мне эту вопиющую бестактность, что он отошлет меня в провинцию?
– Именно этого я и добиваюсь.
– О! Вы не человек, вы – дьявол.
– Неужели? Так знайте, что вы – не первая женщина, которая делает мне столь лестный комплимент.
Филипп рассмеялся. Гнев жены даже сделал его разговорчивым.
– Если разобраться, то во мне не так много дьявольского, – продолжил он. – Ведь я поместил вас в монастырь, чтобы вы смогли духовно возродиться, предаваясь молитвам и покаяниям. Сам Всевышний не стал бы меня порицать.
– И сколько же я должна буду каяться?
– Посмотрим!.. Я подумаю. Самое меньшее – несколько дней.
– Филипп, я… я вас ненавижу.
Дю Плесси засмеялся еще громче, его губы растянулись, обнажая в жестоком оскале великолепные белые зубы.
– Ваша реакция просто восхитительна. Только ради этого стоило потратить усилия, чтобы запихнуть вас сюда.
– Потратить усилия!.. Вы называете свои действия потраченными усилиями? Да это настоящий разбой! Похищение! А я-то звала вас на помощь, когда этот зверь чуть не задушил меня…
Филипп прекратил смеяться и нахмурил брови. Он подошел, чтобы взглянуть на синяки на шее жены.
– Черт возьми! Парень перестарался. Впрочем, подозреваю, что вы доставили ему массу хлопот, а мой камердинер всегда выполняет приказы. Я приказал ему провести всю операцию как можно тише, чтобы не привлекать внимания ваших людей. Он проник в дом через дверь в глубине вашей оранжереи. Ладно, в следующий раз я распоряжусь, чтобы он постарался избежать насилия.
– Что? Вы планируете еще и «следующий раз»?
– Пока вы не будете укрощены – да. Пока не образумитесь, пока будете гордо держать свою упрямую голову, пока будете отвечать мне с такой же дерзостью, пока будете пытаться меня ослушаться. Я – главный королевский ловчий и отлично умею дрессировать злобных сук. В конце концов они всегда начинают лизать мне руки.
– Я лучше умру! – в отчаянии воскликнула Анжелика. – Вам придется убить меня.
– Зачем? Я предпочитаю видеть вас прирученной.
Холодные голубые глаза не отрываясь смотрели на Анжелику, и ей пришлось первой отвести взгляд. Им предстояла долгая и жестокая дуэль, но Анжелика уже не в первый раз участвовала в подобных сражениях. Она бросила вызывающим тоном:
– Полагаю, вы слишком самоуверенны, месье. Мне было бы любопытно узнать, каким образом вы собираетесь добиться цели?
– О! У меня широкий выбор средств, – с брезгливой гримасой заявил дю Плесси. – Могу посадить вас под замок. Как насчет того, чтобы провести несколько месяцев здесь? Или вот еще… Могу разлучить вас с сыновьями.
– Вы не сделаете этого!
– Почему бы и нет? Я могу лишить вас всех средств к существованию, могу держать на голодном пайке или заставить вас вымаливать у меня кусок хлеба…
– Вы говорите глупости, дорогой. Мое состояние принадлежит мне.
– Ну, это легко уладить. Вы – моя жена, а вся власть в семье сосредоточена в руках мужа. Я не настолько глуп, чтобы не придумать, как перевести ваши деньги на мое имя.
– Я буду защищаться.
– И кто же станет вас слушать? Я не могу не признать: вы достаточно пронырливая особа, и вам удалось завоевать расположение короля. Но после сегодняшней бестактности можете не рассчитывать на покровительство Его Величества. Засим разрешите откланяться, оставляю вас наедине с вашими молитвами, так как я не могу позволить себе пропустить момент, когда спустят свору. Думаю, вам больше нечего мне сказать?
– Только одно! Я ненавижу вас от всей души!
– Ну, это пустяки. Когда-нибудь вы начнете мечтать о смерти, лишь бы избавиться от меня.
– И что вы от этого выиграете?
– Я получу наслаждение от мести. Вы смертельно оскорбили меня, зато я увижу, как вы рыдаете, просите пощады, станете жалкой, опустившейся, полубезумной женщиной.
Анжелика пожала плечами.
– Какая заманчивая картина! А почему бы не камера пыток, раскаленное железо, прижигающее ноги, почему не дыба и переломанные кости?
– Нет, так далеко я не зайду. Оказалось, что ваше прекрасное тело в определенной мере привлекает меня.
– Надо же? Ни за что бы не подумала. Вы это умело скрываете.
Филипп, который уже стоял у порога, резко повернулся и сощурил глаза.
– Вы сетуете на мое невнимание, дорогая? Какой приятный сюрприз! Вам меня не хватает? Вы находите, что я принес недостаточно жертв на алтарь вашей привлекательности? Вам мало поклонения, которым окружили вас ваши любовники, и вы требуете того же от мужа? Мне показалось, что во время нашей первой брачной ночи вы не слишком охотно выполняли свои супружеские обязанности, но, возможно, я ошибся…
– Оставьте меня, – прошептала Анжелика, охваченная дурным предчувствием. Она почувствовала себя обнаженной и безоружной в своей тонкой ночной рубашке.
– Чем дольше я смотрю на вас, тем меньше хочу вас оставлять, – процедил Филипп.
Он прижал ее к себе. Анжелика вздрогнула, почувствовав, как к горлу подступили рыдания.
– Оставьте меня! Умоляю, оставьте меня!
– Я обожаю, когда вы умоляете.
Он поднял ее, словно пушинку, и бросил на монастырский тюфяк.
– Филипп, одумайтесь, мы же в монастыре!
– Ну и что? Неужели всего за два часа пребывания в этом святом месте вы успели принести обет целомудрия? Впрочем, меня это не остановит. Я всегда получал огромное удовольствие, насилуя монашенок.
– Вы самый омерзительный из всех мужчин, кого я знаю!
– Когда речь заходит о любви, ваш словарный запас иссякает. Где ваша нежность? – маркиз отстегивал перевязь. – Вам следует почаще посещать салон красавицы Нинон. Хватит притворяться, мадам. По счастью, вы сами напомнили мне, что у меня есть определенные обязанности, касающиеся вас, и я намерен их выполнить.
Анжелика закрыла глаза. Она прекратила сопротивление, по опыту зная, к чему оно может привести. Пассивная, безразличная, она подчинилась тягостным объятиям, принимая их как наказание. Остается только притворяться, сказала она себе; женщины, несчастные в замужестве, – а Бог свидетель, имя им легион, – поступают именно так, и во время супружеских утех вспоминают своих любовников или шепчут молитвы, отдаваясь пузатым пятидесятилетним мужчинам, с которыми их связала воля отцов, заинтересованных в браке. Конечно, у них с Филиппом все обстоит не совсем так. Ее муж не был ни пятидесятилетним, ни пузатым, и именно она, Анжелика, сама настояла на этом браке, и вот сегодня ей действительно впору локти кусать. Хотя уже поздно. Ей нужно получше узнать «хозяина», которого она сама себе навязала. Грубое животное, для него женщина – всего лишь вещь, способная без лишних изысков удовлетворить его физические потребности. Да, он был животным, но животным сильным и гибким, и так трудно было сопротивляться ему, оставаться безразличной и читать «Отче Наш». Филипп действовал напористо, он сразу же «пустился в галоп», ведомый одним лишь желанием, как истинный воин, который в пылу жестоких боев отвык оставлять место чувствам.
Но перед тем как отпустить ее, Филипп позволил себе легкий жест, который позже Анжелика не раз вспоминала. Может быть, ей всего лишь показалось, как он дотронулся до ее шеи, нежно коснувшись синяков, оставленных цепкими пальцами слуги, и на долю секунды задержал руку для едва заметной ласки.
Через мгновение он уже стоял, глядя на жену зло и насмешливо.
– Итак, красавица моя, кажется, вы уже стали покорнее. Не сомневаюсь – скоро вы начнете ползать передо мной на коленях. А пока желаю вам приятного пребывания в этих неприступных стенах. Вы можете плакать, выть и проклинать судьбу. Вас никто не услышит. Монахиням приказано вас кормить, но они не должны выпускать вас за порог кельи. У здешних монахинь репутация отменных тюремщиц. Вы – не единственная особа, которую держат в заключении в этом монастыре. Приятного времяпровождения, мадам! Возможно, вечером вы услышите, как трубят рога королевской охоты. Я лично протрублю рог, специально для вас.
Выходя из кельи, Филипп издевательски хохотал, и его смех был отвратительным. Он умел смеяться, лишь упиваясь чувством мести.
После ухода Филиппа Анжелика еще долго лежала без движения, завернувшись в грубое покрывало, впитавшее в себя мужской запах, в котором можно было различить аромат жасминового масла и кожи. Она была совершенно разбита и измучена. К ужасу, пережитому ночью, добавилось раздражение от ссоры с мужем, а учиненное им физическое насилие окончательно лишило ее мужества. У отчаявшейся женщины не осталось никаких сил, она погружалась в оцепенение, близкое к полной отрешенности. Вдруг к ее горлу подступила тошнота, а на висках выступил пот. Несколько мгновений Анжелика боролась с позывами рвоты. Откинувшись на тюфяк, она почувствовала себя совершенно подавленной. Этот приступ тошноты и слабости лишь подтвердил симптомы, которые Анжелика не желала замечать весь последний месяц. Но теперь следовало признать очевидное. Страшная свадебная ночь в замке Плесси-Бельер, о которой она до сих пор не могла вспоминать без стыда, принесла свои плоды. Анжелика была беременна. Она носила ребенка, ребенка от Филиппа – мужчины, который ее ненавидел и который поклялся ей отомстить. От мужчины, который собирался мучить ее до тех пор, пока она не сойдет с ума.
На какую-то долю секунды Анжелика почувствовала себя сломленной, ей захотелось позволить событиям идти своим чередом, отказаться от борьбы. Ее одолевал сон. Спать, только спать! Когда-нибудь потом она опять наберется сил и отваги… Но сейчас неподходящее время для сна! Потом будет слишком поздно. Если не предотвратить гнев короля, ей угрожает вечное изгнание из Версаля и даже из Парижа.
Анжелика вскочила, подбежала к массивной деревянной двери и принялась молотить по ней кулаками, сдирая кожу. Она кричала, выла:
– Откройте! Выпустите меня отсюда!
Солнце уже залило светом келью. Сейчас королевские экипажи собираются в парадном дворе Версаля, а кареты приглашенных парижан минуют ворота Сент-Оноре. В условленном месте не будет только Анжелики.
«Я должна там быть! Должна! Если я навлеку на себя гнев короля, то я пропала. Только король может заставить Филиппа повиноваться. Во что бы то ни стало я должна появиться на королевской псовой охоте! Филипп говорил, что из этой тюрьмы я смогу услышать, как трубят охотничьи рога… значит, монастырь где-то в окрестностях Версаля! О Господи! Мне необходимо выбраться отсюда».
Но ее метания от стены к стене были бесплодны. Наконец в коридоре послышался стук тяжелых сабо. Появился проблеск надежды. Анжелика вернулась к своему убогому ложу и улеглась на нем с самым смиренным видом. В замке повернулся тяжелый ключ, и вошла женщина. Это была не монахиня, а служанка в перкалевом чепце и бумазейном платье. В руках она держала поднос.
Служанка буркнула «здрасьте» и начала расставлять на столе содержимое подноса. Оно оказалось небогатым: кувшин воды, миска, от которой исходил запах чечевичной похлебки с салом, круглый хлеб.
Анжелика с любопытством наблюдала за служанкой. Наверное, это единственная ниточка, связывающая ее с внешним миром, и другой возможности сегодня не представится. Нужно пользоваться случаем. Девушка нисколько не походила на грубую крестьянку, каких обычно монастыри нанимали для уборки. Скорее красивая, с большими черными глазами, сверкавшими от злобы, служанка призывно покачивала бедрами, скрытыми под бумазейными юбками, что недвусмысленно свидетельствовало о ее былой деятельности. Наметанный глаз Анжелики не мог ошибиться, и ее догадку подтвердило ругательство, сорвавшееся с губ девушки, случайно уронившей с подноса ложку. Несомненно, в прошлом красотка была одной из самых преданных подданных Его Величества Великого Кесаря, короля преступного мира.
– Привет, сестренка, – прошептала Анжелика.
Служанка резко повернулась и удивленно вытаращила глаза, когда увидела, как Анжелика скрестила пальцы, подавая знак, принятый между представителями парижского дна.
– Ничего себе! – воскликнула девица, немного оправившись от изумления. – Нет, ну ничего себе! Вот уж не ожидала… а мне сказали, что ты самая настоящая маркиза. Эх, бедная подружка, ты тоже попалась в силки мерзавцев из Общества Святого Причастия? Тогда пиши пропало! Эти стервятники никому не дают работать спокойно!
Она уселась на соломенный тюфяк в ногах узницы и поправила серую шерстяную косынку, прикрывавшую ее роскошную грудь.
– Уже целых шесть месяцев, как я торчу в этой дыре. Представь, какая тоска! Просто счастье, что я встретила тебя. Так хоть будет повеселее. Ты в каком квартале работала?
Анжелика сделала неопределенный жест рукой:
– Везде понемножку.
– А кто твой кот[3]3
Кот (barbillon) – сутенер (жарг.). – Примеч. ред.
[Закрыть]?
– Деревянный Зад.
– Великий Кесарь! Везет, подружка, о тебе неплохо заботятся. Для новенькой ты вообще отлично устроилась. Ты ведь новенькая, это точно. Я тебя раньше не видела. Как звать-то?
– Прекрасная Анжела.
– Ну а я – Воскресенье. Меня так прозвали из-за привычки работать только по воскресеньям. Я так надумала, потому что хотела быть непохожей на всех остальных, и можешь мне поверить, это была отличная идея. Я все чудесно устроила. Меня можно было встретить только на церковной паперти. И, черт возьми, те же самые мужчины, нерешительные у входа в собор, совсем переменяются, стоит им немного поразмыслить во время молитв. Красивая девушка после хорошей мессы – почему бы и нет? Да у меня было больше клиентов, чем я могла обслужить. Но какой гвалт подняли эти добродетельные тихони и благочестивые! Можно подумать, будто весь Париж пропускал из-за меня воскресную мессу! Ха! Они из кожи вон лезли, чтобы меня арестовали! Даже до Парламента дошли, все требовали моего наказания. Эти благочестивые – сами они приспешники ада! А только ничего не поделаешь, сила-то на их стороне. И вот я здесь, у августинок из Бельвю. Пришел мой черед псалмы распевать. Ну а с тобой что случилось?
– Один любовник хотел держать меня взаперти, только для себя. Уж я заставила его попрыгать, пришлось ему здорово раскошелиться! А потом оставила его с носом. Не вышло у него меня вернуть! Но он решил отомстить и запер в монастырь, чтобы я тут сидела, пока не передумаю.
– Все-таки наш мир проклят! – вздохнула Воскресенье, поднимая глаза к небу. – А твой дружок точно жмот. Я слышала, как он торговался с матерью настоятельницей насчет платы за твое содержание. Двадцать экю и не больше, как за меня, – столько платит Общество Святого Причастия, чтобы меня держали под замком. При таком раскладе ты можешь рассчитывать только на горох да бобы.
– Сволочь! – последнее заявление служанки задело Анжелику за живое.
Ну и подлец этот Филипп! Да и скупердяй к тому же. Торгуется, как последняя галантерейщица!
Анжелика схватила девицу за запястье.
– Послушай! Ты должна помочь мне выбраться отсюда. У меня есть идея. Дай мне свою одежду и покажи, куда надо идти, чтобы попасть к воротам, которые выходят на дорогу к деревне.
Служанка фыркнула:
– Только и всего?! И как же я помогу тебе выбраться отсюда, если сама не могу сбежать?
– Это совсем другое дело. Монашенки тебя хорошо знают и тут же схватят. А меня-то никто толком не видел, кроме матери настоятельницы. Если по дороге на меня кто-нибудь наткнется, я найду что соврать.
– Тут ты права, – согласилась Воскресенье. – Тебя привезли связанную, как колбасу, еще ночью, впотьмах. И поволокли прямо сюда.
– Вот видишь! У меня есть шанс сбежать. Давай-ка мне поскорей свою юбку.
– Тише, маркиза, тише, – проворчала девица, злобно покосившись на Анжелику. – «Все – мне, а другим – шиш»? Выходит, у тебя такой девиз? А что получит бедная Воскресенье, несчастная узница, о которой все позабыли? Кучу неприятностей – уж будьте уверены, а чего доброго, еще и в тюрьму засадят.
– Ты получишь вот это, – сказала Анжелика, проворно доставая из-под валика в изголовье нить розового жемчуга.
Увидев великолепные жемчужины, переливавшиеся нежными оттенками рассветного неба, Воскресенье потеряла дар речи и только протяжно свистнула от восхищения.
– Подделка, да, сестренка? – растерянно спросила она.
– Нет. Возьми в руку и взвесь. На, бери. Если ты мне поможешь, эти бусы – твои.
– А не шутишь?
– Клянусь. С этими цацками, когда выйдешь отсюда, разоденешься, как принцесса, еще и прикупишь себе кое-какого барахла.